Оглядываясь, Вадим понимал, что верно выбрал день для прогулки. Начало июня выдалось прохладным, но потом дни начали становиться всё теплее и теплее. И вот теперь он сидел на траве в одной футболке, джинсовая куртка была небрежно отброшена в сторону. Мысль о том, чтобы повязать её на пояс, дабы потом не забыть, мелькнула и растворилась – так было хорошо.

В бледно-голубом прозрачном небе не было ни облачка, тонкая рябинка, затесавшаяся в негустой кустарник, стояла, не шевелясь. Её ягоды, которые должны были принять сперва канареечно-жёлтый, а потом алый цвет, ещё сливались по цвету с мелкой овальной листвой. Сладко пахло сухой тёплой землей и густыми травами, что вошли в полный рост и теперь блестели на ярком солнце изумрудно-зеленым. Вадим пропускал их сквозь пальцы, словно волосы, и ощущал, насколько они сочные и свежие. Надломи одну, даже самую маленькую и тоненькую травинку – на сломе выступит сверкающая капелька прозрачного сока. Он был не знаток ботаники, и мог узнать только кудрявый мягкий спорыш, одуванчик и клевер, что занимал целую делянку своими звездчатыми листиками и цветами, похожими на клубочки сиреневой и белой шерсти.

Глаза Вадима зацепились за растущие тройкой листья с зазубринками. Земляника! Он хотел было приглядеться, не ли где созревших уже ягодок… или не сел ли он на них?!

– Пастушья сумка!

Вадим вздрогнул и посмотрел на Виктора. Он склонялся к нему, улыбаясь. В руках он держал стебель с мелкими белыми цветочками на конце. Крохотные листочки на стебле были сердцевидной формы.

– Это пастушья сумка. – повторил Виктор. – Тут растет столько разных трав! Клевер, колокольчик луговой, ромашка, подмаренник жёлтый, подорожник, тысячелистник! А вон кипрей, иначе говоря, иван-чай! – он показал рукой в сторону, где в самом деле стояли, вытянувшись, как солдаты в сиреневых высоких шапках, стебли иван-чая. – Очень полезное растение.

– Значит, тебе здесь нравится?

– Здесь чудесно. А вам нравится?

– Конечно. Потому-то я и привел тебя сюда.

Виктор склонил голову набок и улыбнулся.

Это был юноша среднего роста с чётко очерченным овальным лицом и крупными чертами. На лоб спадали густые пряди тёмно-русых волос, карие глаза весело искрились, а правую щёку украшало три бледные веснушки. Он был одет в тонкие летние джинсы и футболку – так же, как и Вадим.

– Присядь. Давай погреемся на солнышке. А потом, если хочешь, соберем букетик.

– …его можно будет поставить в воду, чтобы он дольше простоял! – закончил Виктор.

– Совершенно верно.

Виктор удобно устроился рядом с Вадимом. Он обнял колени и сощурился, подставив солнцу лицо. Потом он снова посмотрел на юношу и улыбнулся.

– Здесь чудесно. – снова сказал он и засмеялся. Вслед за ним засмеялся Вадим, снова обрадовавшись, что они одни. Одни провели спокойное утро в их уединенной квартире, одни уехали за город на вонючем бензиновом автобусе, и вернутся одни, и проведут наедине ещё два дня.

Отец уже третий месяц сидел на Луне с другими геологами, добывая гелий-3. То и дело он слал потрясающие виды Земли и Моря кризисов, где стояла их база. Влад и сам не мог на них налюбоваться, но всё-таки счел нужным намекнуть отцу, что это очень большая нагрузка для электронной почты, и что можно слать по сотне фотографий не каждый день, а хотя бы через день… отец обиделся.

Сестра Вера уехала в спортивный лагерь для теннисистов. Словно соревнуясь с отцом, тоже забрасывала электронную почту снимками себя и друзей на корте. Мать же отбыла на психиатрическую конференцию.

Мать не хотела оставлять сына наедине с Виктором. Она уже даже собиралась подать заявку на дистанционное участие, чтобы  первые три дня, не вставая, сидеть у ноутбука, а на четвертый день начать кричать в динамик, дабы даже на задних рядах смогли расслышать её доклад о способах медикаментозной реставрации синапсов при шизофрении.  Но Вадим заверил, что она должна поехать. Пусть посмотрит Казань, пусть привезет им всем по тюбетейке и попробует чак-чак – а он отлично справится сам, а если что-то будет не то… или ему даже покажется, что намечаются какие-то проблемы, он позвонит.

Дело было, конечно, не в тюбетейках. Вадиму просто хотелось первому по-настоящему сблизиться с Виктором. А то у него друзей совсем не было. Школьные приятели давно растворились в прошлом, даже выпускной альбом растворился где-то среди толстых медицинских энциклопедий, детективных антологий и старинного собрания «Библиотеки приключений», доставшегося по наследству. В то же время в медицинском университете (мать чуть не плакала от счастья, когда сын решил пойти по её стопам) была слишком серьёзная нагрузка, чтобы ещё и друзей заводить… А между тем Вадим хотел иметь друзей. Часто по вечерам, выучив всё, что полагалось, и глядя на горящие окна соседних корпусов, он жалел, что ему не к кому пойти, не с кем посмотреть кино под попкорн и шипучку, не с кем даже созвониться, чтобы поболтать: как что? как твои? а вот я видел девчонку, которая – ух ты! хочу татуировку сделать, такую… повыше локтя! какие книжки читал в последнее время?

Стоял тишина, нарушаемая лишь треском одинокого кузнечика, щебетом воробьев, что-то клевавших в траве, да лёгкими вздохами ветряков, стоящих за густым леском на краю поля. Вадим показал на него рукой:

– Видишь вон там деревья? Осенью мы туда ходим собирать грибы, маслята и подберезовики. Иногда даже попадаются белые грибы.

– А вы возьмете меня, когда снова настанет осень? – спросил Виктор. – Я вам помогу. Я смогу точно определить, ядовит гриб или нет.

– Конечно, возьмем! Купим тебе резиновые сапоги и новый свитер. За грибами полагается ходить в резиновых сапогах и свитерах.

– В самом деле? – Виктор приподнял тёмные брови. – А в другой одежде производить сбор грибов нельзя?

– А!! Гм… да не то чтобы нельзя, просто… просто это у нас такая семейная традиция. Можно, конечно, и другую обувь надеть, главное, чтобы не открытую, и не свитер, а, например, кофту или куртку, но как-то так сложилось… когда мы идем по грибы, мы надеваем резиновые сапоги и свитера. У каждого из нас есть свой особый свитер, который мы называем «грибной». Мы и тебе такой купим, ведь ты теперь часть нашей семьи.

– Приятно слышать. – отозвался Виктор, причем в его голосе прозвучало нечто очень похожее на недоверие. Но юноша не стал ни в чем его уверять – подобные заявления доказываются временем, поступками, и поступками на протяжении времени. Может, и в первый раз этого говорить не стоило.

Подавленный, Вадим вздохнул. И Виктор тут же заметил:

– У вас грустное лицо. Вы не огорчены? – он подался вперед, заглядывая Вадиму в лицо и делая сочувственный жест правой рукой.

У Вадима тут же потеплело на сердце.

– Нет, нет, дружище, что ты. Я просто… нет, нет, неважно.

– Ладно. – покладисто ответил Виктор и снова улыбнулся. У него была мягкая, сердечная улыбка, которая окончательно успокоила Вадима. И он снова забылся, убаюканный атмосферой глубокого покоя, что царила на лугу.

Можно было подумать, что они очень далеко от цивилизации, от школ, больниц, почтамтов, отделений «Сбербанка» и магазинов – а на самом деле они проехали всего три остановки на вонючем бензиновом автобусе и сошли на остановке «Дачи». Только вместо того, чтобы отправиться по широкой дороге с двумя глубокими колеями, они свернули на едва заметную тропинку среди берез, осин, редких сосен и густых сорных кустов. В итоге спустя всего десять минут они оказались на лугу, на котором каждый июль, словно грибы, вырастали мольберты – ученики художественной школы ходили туда на плэнер во время летних занятий. Они усаживались на складные табуретки, ставили перед собой мольберты и писали. И главное было – не заглядывать им через плечо, и уж тем более – не стоять над душой! Могло и прилететь по голове палитрой с окисью хрома и краплаком красным, причем обе краски плохо отстирываются… Вадим до сих пор помнил, как мать ругалась. Тогда ему было и жутко, и стыдно – сперва расстроил художницу, которая так хорошо передала золотые солнечные блики на траве, а потом мать. А теперь, на траве, в ароматном ветерке, под прохладной высью голубого неба это казалось смешными курьёзами.

«Говорят, море смывает человеческие горести. – подумал Вадим. – Какой-то древний грек сказал… А луг что, хуже? Нет, он лучше. Хотя бы потому, что он совершенно безопасен. В воде можно утонуть, с гор можно упасть, в лесу заблудиться… а на лугу? Споткнуться о камень? Взгляд отдыхает на лугу, словно лежит. Воздуха много-много! А вокруг бабочки летают, трава колышется…»

Он медленно лёг и вздохнул.

Виктор с интересом наблюдал за ним, склонив голову на бок. Такая у него появилась привычка. Наконец он спросил всё с той же заботой:

– Всё в порядке? Вы не устали?

– Нет-нет, что ты. Я просто думал о том, что мне очень нравится на лугу. Гораздо больше, чем в горах или на море.

– Но мы ведь побываем и там, и там, даже если не сейчас? Я хотел бы взглянуть на них – в голосе Виктор послышалось волнение.

И снова колыхнулся в юноше тот трепет, который в каждом человеке вызывает власть. Он осознавал, что если бы грозно заявил: «Нет, никакого моря и гор!», Виктору бы оставалось с этим просто смириться.

 

***

В первый раз Вадим ощутил эту власть, когда Виктор впервые проснулся (Вадим предпочитал называть так. Мать в беседе с коллегой с работы говорила, что Виктора «включили на их глазах»). Это было три недели назад.

В тот день – восьмого июня – они встали так рано, словно собирались делать анализ крови. В электронном письме и последовавшем звонке им было велено приехать к восьми утра, так что пришлось завести будильники на 6.45. Вадим боялся, что проспит, но ничего подобного не случилось. Ночью он то и дело просыпался и выглядывал в окно, где в небе приветливо светился Летний треугольник, и мягкий бриз перебирал березовые листья. Обычно летом этот шелест успокаивал Вадима, но теперь он юношу нервировал. В 6.15 Вадим решил, что с него хватит, отключил будильник и встал. На кухне он нашёл полностью одетую мать, что пила кофе без сахара, глядя перед собой. На ней был чёрный жакет, чёрная узкая юбка, а на груди мерцала брошь из перламутра с жемчугом. Когда-то маме подарили её на окончание школы, и с тех пор она надевала её всего три раза – на свадьбу и юбилеи сорока и пятидесяти лет. Эта брошь Вадима добила.

Он наклонился к матери, сжал ей плечо и сказал:

– Дыши глубоко, старайся расслабиться. Мы ведь его и продать сможем… мало ли что! Акции могут упасть в цене, и нам понадобятся средства… особенно если отца по состоянию здоровья сместят с должности, и он будет работать только на Земле.

Тогда мать подняла голову, улыбнулась, и погладила руку сына на своём плече. Он явно ни капельки её не успокоил, но женщине было очень приятно его участие. Когда Вадим тоже напился кофе, они сели в машину. Дорога шла на восток, и их машина, казалось, едет прямиком в тёмно-розовый с рыжими прожилками рассвет.

 

Сервисный центр находился вне города, слишком уж он был большой – титаническое бело-голубое здание, чьи панели приветливо мерцали в скупом утреннем свете. В нем было четыре наземных этажа, и ещё несколько располагалось под землей. Официально их было три, но слухи увеличивали их число до десяти. Десять воображаемых этажей маячили у Вадима перед глазами, пока они с матерью выбирали место на титанической парковке и шли ко входу.

Холл сервисного центра одновременно на вокзал и на Парфенон. Белые гладкие колонны уходили вдаль, под потолком висела люстра из тонких стеклянных полосок, а на ресепшене сидело минимум двадцать человек. Посетители могли подождать своей очереди на низких твёрдых диванах, возле которых стояли журнальные столики с бумажными журналами и газетами. На стенах висели табло, которые просили клиента с номером бирки С-1840 пройти с окну А-16, клиента с номером бирки С-1832 – в кабинет 723 «Профилактика»… По холлу расхаживали ассистенты в бело-голубой форме, что готовы были провести человека к нужному кабинету, например, к кабинету 723.

Им с матерью тоже понадобился ассистент. Правда, ему они продемонстрировали не выданную автоматом бирку, а номер договора. И он, улыбаясь выверенной улыбкой, повел их по коридорам.

Масштабы продолжали поражать воображение. Пока ассистент шагал впереди, держа под мышкой папку с документами, Вадим выдумывал шутку про размеры здания: «Сколько людей уже пропало в этих лабиринтах?», «Наверное, потерянные становятся котлетами в кафетерии?», или хотя бы «Вам следовало бы каждому выдавать навигаторы», но так ни на что и не решился. Кроме того, его то и дело отвлекали какие-то мелочи – вазочка с искусственными цветами, не то флоксами, не то фрезиями, инструкция по пожарной эвакуации, реклама фитнес-клубов и незамысловатые виды из окон. Его сознание цеплялось за них, как цепляются дети за мебель, когда их тащат купаться. А потом они пересекли длинный коридор, вымощенный белой плиткой, и вошли в  небольшую комнату с панорамными окнами. На полу лежал чёрный ковролин, у стены стоял простой белый диван.

– Этот диван из «ИКЕА»? – вдруг спросил Вадим вместо шутки.

Улыбка ассистента слегка померкла:

– Прошу прощения?

– Диван. Дизайн на икеевский похож.

Возможно, ассистент что-то и ответил на это содержательное замечание, но Вадим его не услышал – он отвлекся на контейнер размером со старинный гардероб, что стоял у стены. Было видно, что стена не капитальная, и её можно убрать, как дверь гаража. Видимо, так контейнер и доставили – в дверь бы он никак не вошел.

 

Воровато оглядываясь, ассистент сперва что-то набрал на приборной доске впереди контейнера, а потом приложил указательный палец к окошку-сканеру. И передняя панель контейнера вместе с приборной доской начала медленно отъезжать.

Вадим помнил, как мать побледнела и напряглась. На семейном совете они все проголосовали «за» такое вложение, но всё же рука матери была вытянута не столь решительно, как, например, рука Веры. А теперь Вадим почти слышал её мысли – ей хотелось отказаться от этой затеи, выбежать из этой комнаты, пронестись по всем коридорам, скатиться вниз по лестнице, броситься прочь из титанического здания и уехать назад в город…

И всё же она не сдвинулась с места. А потом показалось содержимое контейнера, и Вадим уже больше не смотрел на мать.

Робот стоял в выямке, имевшей форму его тела – Вадиму невольно вспомнился пенопласт, в котором недавно прибыл их новый картридж. На нём было что-то вроде сине-зеленой пижамы и теннисных тапочек. На переднем кармане рубашки была вышита эмблема компании «AndroTech» – вписанный в круг человеческий силуэт. Глаза робота были закрыты. Казалось, он крепко спит.

Ассистент взял в руки планшет и стал над ним колдовать. Длилось это долго. Вадим уже хотел спросить, всё ли в порядке, как вдруг робот открыл глаза. Более того, он моргнул.

– Процесс пошел. – весело сказал ассистент. – Пожалуйста, вы уже можете с ним взаимодействовать.

Мать не сдвинулась с места. Она сидела, стиснув руки, губы были крепко сжаты.

Да что там, Вадим сам был в шоке. Впервые он увидел робота по телевизору – темноволосая красавица в платье с красным пояском сидела в холле швейцарского НИИ Кибернетики и отвечала на вопросы, дружелюбно улыбаясь. Это было семь лет назад. С тех пор человекоподобные роботы медленно, но верно входили в жизнь общества, как когда-то компьютеры. Но Вадим продолжал удивляться, видя их по телевизору. А теперь робот оказался на расстоянии одной руки от него! И он пойдёт с ними! И скоро окажется с ними в одном доме – причем навсегда!

Это было потрясение.

Робот тем временем стал оглядываться, и на лице его отразилось нечто очень похожее на растерянность.

Тогда Вадим пересилил себя. Он промаршировал к контейнеру, протянул роботу руку и с улыбкой сказал:

– Привет! Здравствуй!

И робот улыбнулся в ответ. Взяв Влада за руку – у него оказались прохладные пальцы, как у озябшего человека – и, сделав шаг, он вышел из контейнера.

– Вы имя ему придумали? – спросил ассистент.

– Да. – пискнула мать. – Коллегиально.

– Виктор. – сказал Влад. – Ты – Виктор.

– Здравствуйте. – мягким, но в то же время каким-то дрожащим тенором сказал робот. – Меня зовут Виктор. Модель А8D1.

– А его связки… – чуть увереннее сказала мать и даже пошевелилась, – они…

– Скоро разработаются. – сказал ассистент. – Скажи-ка, Виктор, как показатели систем?

– Всё в норме. – отозвался робот уже абсолютно нормальным голосом и улыбнулся снова.

– Ну-с, что скажете? Надо будет дооформить ещё кое-какие документы, но мы их пошлем вам с курьером. А пока… в принципе, можете ехать. Вы свободны. Проводить вас наружу?

– Да, пожалуйста. А то мы потеряемся. – сказал он. Ассистент двинулся наружу, а за ним пошла мать. Шествие замыкали Виктор и Вадим, который продолжал держать руку робота в своей.

И робот послушно шёл подле него, только тапочки его поскрипывали на натёртом полу. На длинном пути к выходу Вадим украдкой проделал несколько экспериментов – замедлял шаг, убыстрял, уходил налево, направо, а раз даже приостановился возле кафетерия, будто бы жутко заинтересованный ценами на эспрессо.

Робот всё повторял за ним. Он шел медленнее, быстрее, отклонялся налево и направо, и остановился с ним возле кофейни. И чувствовалось, что побеги Вадим, или вернись назад, или даже усади его за столик в кафе и уйди – Виктор послушается, тоже побежит, тоже вернется, или же будет сидеть за столиком как пришитый.

Тогда-то Вадим ощутил этот трепет власти. Отчасти это было волнение, отчасти страх, отчасти любопытство, и ещё масса разных эмоций, которые юноша не взялся бы назвать.

Искоса Вадим взглянул на Виктор – и тот, поймав его взгляд, радостно улыбнулся. Так улыбаются дети, которых наконец-то прощают родители.

А потом робот его удивил. Он наклонил к нему голову и шепнул:

– Послушайте, а кто эта дама в черном костюме, примерно пятидесяти двух лет?

– Это моя мама. И твоя хозяйка.

– Она ничего мне не сказала в той комнате. А ведь Дмитрий разрешил.

– Какой Дмитрий?

– Ассистент-технолог. У него на куртке бейдж с именем.

А Вадим-то бейджика не заметил…

– Она нервничает. – сказал юноша. – Она прежде не общалась с роботами.

И Виктор словно бы оживился! Он понимающе кивнул:

– Да. Многие люди не сразу привыкают к обществу человекоподобных машин. Как правило, период адаптации занимает одну-две недели. А вы, как вижу, уже чувствуете себя вполне комфортно.

– Ну… почти. – подтвердил Вадим и вдруг добавил: – Это я придумал завести робота.

И тут Виктор его снова удивил. Он слегка сжал ему руку и прошептал:

– Спасибо вам.

 

***

К тому времени, как они достигли первого этажа, любопытство матери пересилило страх, и она тоже заговорила с Виктором. И робот был так внимателен, вежлив и предупредителен, что она вскоре успокоилась – не вполне, но настолько, чтобы почувствовать голод. Когда они садились в машину – Виктор на заднем сиденье, Вадим впереди, она ведет – женщина объявила, что после столь хлопотливо проведенного утра они заслужили основательный завтрак.

– Мне хочется яичницу с беконом, бисквит, каких-нибудь фруктов и чайник хорошего черного чая… – вслух говорила она. – Виктор, не составишь нам компанию?

– Нет, сударыня. – робот улыбнулся. – Я не нуждаюсь в пище. Моя батарея в брюшном отделе рассчитана на четыре года при условии стандартных нагрузок. Мне нужна только смазка для бионических деталей, которая вводится через порт в шее. Неужели Дмитрий вам не сказал?

– Сказал, конечно! Только я думала… ну, мало ли! Кстати, откуда у тебя брюшная полость, если ты не ешь?

– Я сказал «брюшная полость», чтобы вы поняли, о каком месте на моём теле я говорю. Если бы я сказал «сектор Q2», как значится на карте изделия, боюсь, вам было бы неясно.

– Нет слов. – пробормотала женщина.

– Как – нет? Вы ведь говорите!

Вадим расхохотался.

 

У них в городе был любимый торговый центр – «Кедр». Когда они оставили автомобиль на парковке и вошли, Вадим ощутил, как его океанской волной окатывает облегчение. «Кедр» тоже был зданием внушительных размеров, но всё же не таким исчадием мегаломании, как сервисный центр «AndroTech». Вадим даже порадовался, что они так быстро оттуда уехали. А ещё он порадовался тому, что робот уехал вместе с ним, а не остался в недрах этих жутких коридоров. Эта мысль была новой и странной, но Вадим скоро с ней смирился.

 

Внутри «Кедра» всё было отделано нарядной блестящей плиткой, за каждым углом журчали фонтаны в зеленой эмали, рожки с ванильным мороженым шли по полцены, а в витринах красовались купальники из новой коллекции – ведь вот-вот обещал начаться пляжный сезон. Игорь, которого Вадим продолжал держать за руку, вертел головой туда-сюда, словно на теннисном матче. На лице у него был написан шок.

– Не слишком много информации? – оборачиваясь, спросил Вадим. – Не перегружаешься?

Робот покачал головой:

– О нет, я на это рассчитан, не беспокойтесь. Мне очень здесь нравится.

– А где лучше – в сервисном центре или в этом магазине? – вдруг спросил юноша.

Это был настолько странный вопрос, что мать, углубившаяся было в карту «Кедра», подняла голову от рекламного проспекта и уставилась на сына и андроида.

А Игорь подумал мгновение и сказал:

– Здесь. Здесь ощущается соразмерность моих масштабов с масштабами здания. О сервисном центре такого не скажешь.

– И я так думаю. – ахнул Вадим.

– Правда? – робот улыбнулся почти застенчиво. – Вот забавно.

 

В кафе после десятиминутных размышлений и напряженных переговоров мать заказала яичницу с беконом, как и хотела, кекс с изюмом и чайник черного чая (правда, пришлось обойтись без фруктов). Вадим попросил три сырника с брусничным вареньем и какао.

– Как же мне тебя жалко, Виктор! – вдруг сказала мать, когда официантка отошла. – Мне кажется, мы тебя тут голодом морим…

– Ваше впечатление обманчиво. – любезно возражал Виктор. – Уверяю вас, я не испытываю голода… если не считать информационного. Но именно сейчас я его утоляю.

– Изучаешь кафе?

– Совершенно верно. Кафе. Улицу за окном. Вас, моих хозяев. Я хотел бы побольше узнать о вас. Ведь это важно.

Сердце Вадима пропустило удар. Всего через неполных два часа после запуска их робот озвучил своё первое желание. И он понятия не имел, хорошо это или плохо. А потом им принесли их еду, и всё ушло на второй план. Оказалось, с вечера он оголодал как волк.

Пока они ели, Виктор смотрел на них, слегка улыбаясь. Юноша вглядывался в эту улыбку, пытаясь найти в ней нечто недоброе, холодное, может быть, даже глумливое… но нет, там ничего такого не было. Наконец робот заметил, как Вадим таращится на него, и спросил, тревожно клонясь вперед:

– Всё в порядке? У вас очень напряженный взгляд.

– Да нет, дружище. – Вадим издал нервный смешок. – Всё в порядке.

Когда они дожёвывали последние кусочки, мать вдруг взмахнула вилкой:

– Знаю!

– Что знаете, сударыня? – вежливо спросил робот.

– О сем ты, мамф? – с набитым ртом осведомился Вадим.

– Мы сейчас пойдём купим тебе одежду. – продолжая жестикулировать, сказала мать семейства. – Как я сразу не сообразила! Не можешь же ты ходить в этой пижамке! Или, может, она тебе нравится?

Виктор нахмурился и оглядел себя. Юноша невольно задал себе вопрос, что повлекло за собой смущение: вопрос об одежде или сама категория «нравится/не нравится»?

А потом робот сказал:

– Я был бы рад получить какую-нибудь ещё одежду, ведь я буду бывать во многих местах на протяжении дня, смогу запачкаться, а ходить без одежды, пока этот комплект стирается, неприемлимо.

– И ты снова совершенно прав. Доедаем и отправляемся за покупками.

 

Выбирать вещи для Виктора оказалось сплошным удовольствием. На него оказалось очень легко подобрать одежду, словно на манекен. И ему было очень легко угодить. На всякую вещь – джинсы, белые и голубые, матерчатые брюки, спортивные штаны, шорты, рубашки, футболки и ботинки – он смотрел с трогательным удивлением, мерил без устали, и был готов бесконечно созерцать себя в зеркало раздевалки.

– Да он, оказывается, шмоточник! – со смехом шепнул Вадим матери. Та только отмахнулась. Она продолжала опасаться Игоря, но в то же время едва удерживалась от того, чтобы спустить все деньги в своём кошельке на его гардероб. А вокруг суетились продавщицы. Вадим подспудно ожидал, что хоть какая-нибудь из них заметит порт в шее Игоря, и начнется… а что начнется? но нет. Все до единой просто радовались, что им удается столько продать.

Только в последнем магазине продавец понял, кто перед ним. Это был рослый светловолосый парень с плохой кожей на лице – она ярко розовела и шелушилась на подбородке. Он наклонился было к Виктору с предупредительной миной, типичной для продавца… и тут увидел порт, выглядывавший из-за воротничка новой жёлтой рубашки робота.

– Простите… – прошептал он Вадиму, что стоял рядом с ним. – Это… это же андроид?

– Да. – так же тихо ответил Вадим. – А вы чего шепчете?

– Не знаю… По-моему, так вежливее. Буду вежливым – меня во время восстания машин убьют последним. – продавец хохотнул и, не дожидаясь ответа, сказал: – Их, я смотрю, становится больше. У нас тоже андроид есть. Вернее, гиноид. Служит продавщицей.

– В самом деле? – Вадим взглянул на кассу. За ней стояла девушка с короткими рыжими волосами, которая спокойно пробивала целую партию шерстяных стелек для зимних сапог.

– Да, она. Её зовут Лиза.

– Гм… и как ощущения? Не боишься, что заменят?

– Кого?

– Да тебя! И вообще людей из всех областей труда.

– А вы не слыхали? – продавец безмятежно смотрел на Вадима. – Собираются сохранять процентарную норму. Чтобы на сто трудоспособных было не больше десяти трудящихся андроидов.

– Гм. И вы верите. что её будут соблюдать?

– А почему бы нет? Кроме того, делать андроидов не так уж и просто и дешево. Невозможно так разогнать производство, чтобы роботы начали активно людей вытеснять.

Вадим хотел было ему объяснить, что всё несколько (а вообще-то совсем) иначе, и что, для начала, производство андроидов ежедневно ускоряется и упрощается… но потом Виктор с матерью встали, взяв в руки по обувной коробке, и они двинулись к кассе.

Юноша внимательно посмотрел на Виктора и, как оказалось, не зря. Едва робот столкнулся глазами с кассиршей, он вздрогнул и посмотрел ей прямо в глаза. Кассирша аккуратно положила руки на витрину и тоже раскрыла глаза пошире. Это длилось примерно пять секунд, а потом Виктор опустил глаза. Казалось, между ними произошел какой-то молчаливый диалог.

Юноша ожидал, что либо Виктор, либо кассирша что-нибудь скажут, но оба хранили молчание. Гиноид просто вручила пакет с двумя коробками, и они втроём вышли из магазина, так же молча.

Только спустя несколько минут Вадим осмелился спросить:

– Это был робот… ты ведь это заметил?

– Конечно. – улыбаясь, сказал Виктор.

– А что вы… делали?

– Установили связь, но я пока не привязан к вашему счету. Так что произвести оплату не получилось. – ответил робот и рассмеялся.

– А помимо того… вы не общались.

Виктор склонил голову набок. Именно тогда это случилось в первый раз.

– Мне, конечно, хотелось бы перемолвиться с ней словом, но ведь она была на работе… Нельзя отвлекать личность от рабочего процесса.

– «Личность»… – отозвался Вадим. – Это ты хорошо сказал.

– Наш Виктор всё хорошо говорит. – сказала мать и нервно погладила робота по плечу. Так они сели в машину и вернулись домой.

 

***

Семья жила в новом трёхэтажном корпусе на втором этаже в квартире 217. Это был замечательный новый район, построенный на месте некогда стоявших там брежневок (здания стояли там до победного конца, пока там не стали трескаться стенки). Он состоял из шести оштукатуренных корпусов с игровыми площадками для детишек и футбольным полем.

Виктор вошёл и неловко положил пакеты на пол, настороженно оглядываясь.

– Заходи смело. – пригласил Вадим. – Я покажу тебе твоё местечко.

Сразу же было решено выделить для андроида свой уголок гостиной возле окна – книжную полку и глубокое кресло, где Виктор мог бы отдыхать по ночам. Этот уголок даже отделили длинной тумбочкой, чтобы возникала иллюзия приватности.

– Это… если для тебя это слишком открыто, то просто скажи. – пробормотал Вадим. – У меня в комнате есть диван, я могу укладывать тебя там.

– Нет-нет, что вы! – воскликнул Виктор. – Я пока не знаю, как и где проводят часы стазиса (юноша быстро понял, что это означает «сон») роботы, но я уверен, что такие уютные уголки есть не у всех.

Тут Вадима кольнуло ещё одно новое чувство – неловкость.

В этом уголке Виктор оставил все свои покупки – их скопилось довольно много, особенно учитывая большие обувные коробки – и отправился на осмотр дома.

 

Тут манеры матери обрели уверенность. Мало того, что она снова была у себя, в любимом доме, так ей ещё и выпал шанс им похвастаться. А потому голос у неё стал громче, она принялась жестикулировать и улыбаться, слегка вздергивая верхнюю губу. Они зашли в супружескую спальню, где стояла двуспальная кровать, огромный старинный шкаф из потемневшего дубового тёса и её рабочий стол, заваленный бумагами. Над ним, грозя рухнуть вниз, висела полка, уставленная томами по психиатрии. Они некоторое время пробыли у Вадима – ему принадлежала большая  угловая комната, которую он старался держать в чистоте. Кровать была аккуратно накрыта синим покрывалом, на стене висело несколько старых плакатов, вырванных в незапамятные времена из журналов, на подоконнике по-прежнему красовался замок из «Лего». Стол Вадима, так же, как материнский, был почти полностью скрыт бумагами.

– Ты уверен, что не хочешь занять мой диван? – спросил Вадим, указывая на матерчатый диван у стены. Виктор снова заверил его, что всё в порядке.

Они довольно долго пробыли в гостиной, где стоял широкий плюшевый диван с двумя вышитыми подушечками, телевизор, огромный книжный шкаф и этажерка с разными безделушками вроде фарфоровых птичек, коллекции свечек в виде фруктов и стеклянного шара со снегом, который сыпался на миниатюрный домик с красной крышей. Юноша встряхнул этот шар и вручил его Виктору.

Лицо робота буквально вспыхнуло:

– О!! О, это… это что же такое?

– Сувенир. Ты ведь знаешь, что это?

– А… да, да, правильно. Сувенир. Какой хороший сувенир.

– Так бери его.

Кровь отлила от лица Виктор:

– Что?! Нет! Я не это имел ввиду…

– Мы просто поставим его на твою полочку. Ты будешь встряхивать его, когда тебе захочется. И давать иногда нам.

И на полке Виктора появился первый предмет – сувенир в виде шара со снегом.

В комнату Веры им зайти не удалось, потому что своевольная девчонка, уезжая, заперла её и ключ увезла.

Потом мать решила сделать перерыв и принесла себе чашку чаю. Вадиму ещё не хотелось.

– Ну, какая комната тебе больше всего понравилась? – спросила она.

Робот помолчал, медленно перебирая пальцами, а потом с очаровательной улыбкой сказал:

– Мне, честное слово, нравятся все комнаты до одной, но больше всего – мой уголок. Потому что он мой.

Мать задумчиво посмотрела в чашку с эрл-греем.

– Так… Вот мы вроде бы добрались до дома. Всё сделали. Всё нормально. Только…

И тут она вздрогнула:

– Точно! Рано мы уселись за чай. Надо же позвонить. Вере и отцу. Игорь, готов увидеть ещё двух своих хозяев?

– А как же! – Игорь закивал.

Они уселись на диван перед ноутбуком, и мать включила «Колл-пал». Номера отца и Веры были первыми в списке абонентов. Но по большей части список состоял из коллег матери и отца, медиков и космогеологов. Ещё было две-три верины подружки. Хотя она была удивительно общительной и резвой (если не сказать резкой), но друзьями обрастала медленно.

– Кому нам позвонить первым, Игорь? – спросил Вадим. – Как-никак, мы собираемся представлять тебя.

И, подумав, робот сказал:

– Тогда позвоните хозяину. Маленькой хозяйке там не скучно, а он, думаю, будет рад меня увидеть.

– Если он сейчас, конечно, на станции. Мог и выйти на лунную поверхность. – сказала мать, но щелкнула на имя «Муж».

С полминуты шли гудки, которые раздавались на всю комнату. Три пары глаз напряженно следили за подрагивающей на экране иконкой трубки.

И тут экран вспыхнул белым. На них глядела чья-то заспанная физиономия:

– Антон! – воскликнула мать. – А где же Венька?

– Венька? М-м… вы меня разбудили. – коллега отца показал большим пальцем назад, где у стены виднелась разобранная кровать.

– А вам что, полагается сейчас спать? Сейчас время на Луне… – мать заглянула в приложение. – Половина четвертого дня.

– У меня перерыв, так что можно.

– Так где Вениамин?

– В лаборатории. Гм… привет, Вадим. Привет… а ты кто?

– Здравствуйте, меня зовут Виктор. Я андроид серии А8C1.

С мужчины мигом слетел весь сон.

– Да ну?!! Черт, я бы ни в жисть… слушай, а докажи, а?

И послушный Виктор повернулся к экрану ноутбука спиной и отогнул воротничок новой жёлтой рубашки.

Комнату заполонил приглушенный стон:

– М-м… ух… н-да. Да, это Веньке надо увидеть. Погодите пять секунд.

И вскоре перед экраном появился крепкий румяный мужчина с добрыми карими глазами и глубокой проседью в русых волосах. Эта проседь делала отца намного старше его пятидесяти трёх лет, но он отказывался идти к парикмахеру или даже пользоваться подкрашивающим шампунем. И возраст красит, говаривал он, если им умеючи пользоваться. А ты, значит, умеючи пользуешься? – саркастически спрашивала мать. Конечно. – совершенно серьёзно отвечал отец.

– Надюшка! – обрадовался он. – Вадик! И… а ты, дружок? Уж не Виктор ли?

– Правильно, вы угадали! – радостно подтвердил робот. – Я андроид серии А8С1. Очень, очень рад с вами познакомиться.

– Как тебе твой новый дом? И вообще… всё? Ты же, считай, только родился.

– Пока всё замечательно, сударь.

– «Пока»! – отец рассмеялся. – Зришь в корень, дружок. Гляди, береги там всех домашних. Ты ведь у нас умница, а?

– Мой коэффициент интеллекта – 110 пунктов. – подумав, ответил робот.

– Я вообще не о том говорил, а… ладно, это трудно объяснить. Не видел ещё мои фотографии?

– Пока нет.

– Ты-то, думаю, их оценишь.

– Пап, ну ради бога! – взревел Вадим. – Я просто хотел сказать, что они много весят, и не надо отправлять их такими грудами, наша почта начинает лагать…

– Ладно, ладно. – мужчина добродушно сощурился. – Я буду дома через 36 дней. Вычеркиваю клеточки в календаре. Целую, Надюшка.

– Целую, милый. – отозвалась мать с затаенной грустью в глазах. Вадим едва сдержал улыбку. Одной из больших радостей в его жизни было видеть, что чувства отца и матери в браке не потухли. Раз вспыхнув в их юности, они продолжали гореть ровно и сильно, как огонек на газовой плите.

– До встречи, Виктор.

– До свиданья, сударь. – серьёзно кивнул робот.

– Вадик, гляди, веди себя хорошо.

Так отец говорил на прощанье всю его жизнь – да так и не перестал, хотя Вадиму исполнилось в мае 22 года.

Дозвониться Вере оказалось намного труднее. Тот факт, что портативный ноутбук, на который они звонили, находился в комнате с четырьмя гиперактивными  девицами пубертатного возраста, говорил сам за себя. Первые три звонка были сброшены (Вадик готов был поклясться, что слышит доносящиеся издалека взрывы смеха), четвертый продлился всего три секунды. На экране при этом не было ничего, кроме помех, явно вызванным тем, что ноутбук ходил по рукам. А потом им позвонили самостоятельно, и на экране появилась Верина тонкая талина и ноги – остальная часть Веры кого-то усердно отталкивала и при этом вопила:

– Заткнитесь вы, дуры…

Демонстративные крики.

– Это мои…

Хохот.

– Вик, я…

Громкий хохот.

– Оставь мои… Нет…

Визг.

– Это моя мама и брат, не…

Демонстративные стоны.

Мать сидела, совершенно онемев. На робота Вадим предпочел не смотреть. Вместо этого он решил взять дело в свои руки и рявкнул:

– А ну тихо!!

И настала почти полная тишина, прерываемая уже машинальными смешками и бормотанием. Вера, растрепанная, красная брюнетка, уселась перед ноутбуком и обняла колени.

– Спасибо, Вадьк. – начала было она и снова вскочила:

– Это… это не…

– Да, это Виктор.

– Какой Виктор? – спросил один из голосов на заднем плане.

В другой момент Вера бы сдержалась, но сейчас ей хотелось поделиться своим восторгом, а потому она честно крикнула:

– Это андроид! Наш андроид! Теперь он будет наш!! Ой, какой хорошенький!

Мгновение царило ошеломленное молчание, которое потом сменилось такими криками, по сравнению с которыми предыдущий шум показался шёпотом – Вадим от греха подальше нажал на разъединение.

Сразу после этого зазвонил материнский мобильник:

– Ну зачем ты бросила? Я даже его не рассмотрела! Мама, дай ему, пожалуйста, телефон, я с ним поговорить хочу… – жалобно тянула Вера.

Мать семейства, не на шутку разозленная, хотела было высказать дочери всё, что думает – но Виктор уже с улыбкой протянул руку. Смартфон очутился-таки у него, и следующие десять минут Вадим слушал сестринское воркование, на которое робот отвечал так, как следовало отвечать: по-доброму и вежливо, но не подавая никаких особенных надежд. Это могло явно могло длиться и двадцать минут, и сорок, если бы мать решительно не забрала у Виктора мобильник.

Потом Вадим, слегка заикаясь, сказал:

– Ты не д-думай, Вера совершенно н-нормальная. Просто сам понимаешь, одна девочка – это девочка, а много девочек – это стадо, которое друг при друге дичает…

Робот понял шутку и рассмеялся.

 

Остаток дня все провели порознь. Мать была рада вернуться к своей привычной работе – она писала уже шестую статью о обсессивно-компульсивном расстройстве – а Вадим засел за домашние задания. Виктор же примостился в своём уголке. Казалось, он хотел его обжить. Из рук он не выпускал свой стеклянный шар со снегом.

Под вечер же мама, сын и робот решили выйти и посидеть в садике у подъезда.

Садики у корпусов придумали разбивать ради очистки воздуха и дабы смягчить грубоватые линии зданий – при планировке учитывали эстетический фактор. Жильцы их возделывали так же коллективно, как платили за газ, а за порчу цветов был предусмотрен серьёзный штраф.

В итоге сад выглядел чудесно. Там цвели хрупкие ирисы, лилии, анютины глазки, похожие на сощуренные мордашки, и кусты мелких чайных роз, а так же ромашки, гвоздики, звездчатая турецкая гвоздика и лилейник. Под сенью старых узловатых яблонь прятались скамейки. Вадим уселся на такую и задумчиво посмотрел на небо. Оно приняло воздушно-лазурный оттенок, с одного края подсвеченный розоватым. В его глубине с протяжными криками носились ласточки.

Вадим вздохнул. Очень часто в вечерний час на него накатывала довольно детская печаль – что время заканчивать дела и забавы, прощаться, выключать, дописывать, досматривать, что день кончился и больше уже никогда не повторится. Он взглянул на своих соседей. Мать продолжала следить за полетом ласточек, и её густые тёмно-русые волосы слегка трогал ветер. А вот Виктор, сидевший рядом с ним, тревожно смотрел ему в лицо. Будто что-то понял и уловил.

Юноша ободряюще улыбнулся ему, словно говоря: «Всё в порядке, ничего серьёзного»

И Виктор несмело улыбнулся ему в ответ.

Так прошел их первый день.

 

На следующее утро к ним пришел слесарь-газовщик. Он являлся уже полгода с тех пор, как газовая система дома начала барахлить. Он утверждал, что всю систему сбивает одна плита в одной квартире, но никак не мог определить, в чьей именно. Вадим хорошо знал его в бледное щетинистое лицо и пропустил, когда он явился заново.

Путь в кухню лежал через гостиную, где сидел Виктор и смотрел кино. Увидев новое лицо, он привстал и кивнул. Слесарь на это ничего не ответил. Только потом, на кухне, спустя добрых пять минут он бросил:

– Что там у вас? Новый жилец?

– Да. – сказал Вадим, глядя, как газовщик простукивает конфорку. – Андроид.

– Поди… не пытался ещё вас убить?

– Нет. Он замечательный. Как в книгах, не как в кино. – Вадим сглотнул и вдруг признался: – У меня до него не было друзей, и поговорить не с кем было по вечерам, а теперь вот он появился. И мне больше не одиноко.

Слесарь помолчал, глядя на чёрную крышечку конфорки…. а потом хмуро сказал:

– Но ты же понимаешь…

– Что?

– «Что-что»! – передразнил слесарь. – Я, конечно, рад, что теперь тебе есть с кем говорить вечером, или как ты там сказал… только это не совсем взаправду. Ты же понимаешь, да? Он запрограммирован на то, чтобы добрым быть. Это не то же самое, что с живым человеком отношения устраивать. Может, для начала и ничего, для разгона… но я тебе советую подумать об этом. С вашей плитой всё в порядке.

Углубившись в свои мысли, Вадим даже не понял, к чему относится последнее предложение.

Юноша был неглуп и отнюдь не сентиментален. Он понимал, что в словах газовика может быть рациональное зерно. Но он смотрел на Виктора, следил за ним буквально круглыми сутками, как следит врач-диагност за пациентом в реанимации, и терялся.

Вау-эффект от каждого его действия, в том числе от желаний, мнений и действий неминуемо исчезал, но Вадим не переставал ему удивляться. Тому, как быстро развивается его личность. Виктор обретал привычки и манеры. У него появлялись черты характера – дружелюбие, внимательность, открытость, любопытство и серьёзность. Среди немногих дурных его черт можно было назвать самонадеянность – Виктор полагал, что у него будет всё получаться сразу, потому что он робот, в том числе и готовка. В итоге он сильно обжег себе ладонь – пришлось гуглить, чем заклеивать.

 

Так они и стали жить. После того, как мать уехала на свою конференцию, они устроили дома генеральную уборку – в качестве сюрприза. Причем Вадим настоял на разделении обязанностей. Робот пытался было возразить – разве не для помощи людям он сделан? Но Вадим весьма чётко объяснил, что они тут не крепостники, никогда ими не были и не будут. Что такое «крепостное право», долгих объяснений не потребовало. Убираться Вадиму было весело, как никогда. Даже самое глупое и скучное дело может стать интересным, если ты в хорошей компании.

 

***

Ветер усилился. Он тронул верхушку тонкой рябины, пошелестел травой, из-за чего она ещё ярче засверкала изумрудным, и принялся качать березы и осины леска. А тихие звуки ветряков, это монотонное, задумчивое в-в-вуш-ш, в-в-вуш-ш стало намного лучше слышно.

Виктор по-прежнему сидел рядом с Вадимом, подставив бледное лицо солнцу. Юноша смотрел на него и слегка улыбался. Полностью счастливым ему мешала быть его реплика, которую он сказал матери: «Мы ведь его и продать можем, мало ли что!». С каждым днём стыд становился всё сильнее. С каждым днём Вадим всё четче и четче понимал, что это невозможно.

Дабы развеяться, юноша встал и сказал:

– Я малость проголодался. Пошли домой? Можем потом ещё сюда прийти, если тебе тут нравится.

– Да, Вадим, мне очень тут нравится. – незамедлительно отозвался Виктор. – Тут чудесно.

Скрывая от робота лицо, Вадим двинулся было к тропинке… как вдруг затормозил и обернулся, чтобы увидеть Виктора. Тот держал в руках куртку Вадима.

– Я взял вашу куртку. – улыбаясь, проговорил робот. – Вы её забыли.