(случайная комедия)

Действующие лица:

1. Эдуард Винтиков, коммерсант средней руки, 33-х лет.
2. Егор, инженер, работающий по комплектации производства, 29 лет.
3. Виола, очень симпатичная, молодая, уверенная в себе, дамочка.
4. Елена, девушка обыкновенной красоты.
5. Горничная.
6. Пожилая горничная.
7. Пожилой мужчина, Пётр Сергеевич.
8. Варвара, очень большая жена Эдуарда, 36 лет.
9. Александр, летчик, 35 лет, любовник Виолы.
10. Сонечка, 27 лет любовница Эдуарда.
11. Степан, 34 лет, безработный, муж Сонечки.
12. Мужчина с розами.
13. Музыкант исполняющий песню.

 

Картина первая.

(номер гостиницы; Егор лежит в одежде на кровати поверх одеяла; появляется новый постоялец, Эдуард)

Эдуард. (бодро) Приветствую! Не разбудил?

Егор. Привет,  не сплю, просто задумался.

Эдуард. Задумался! Разве можно задумываться, когда ты в столице и свободен хоть миг! В мае месяце!

Егор. То есть, задумываться нельзя?

Эдуард. Ни в коем случае! Задумчивость – это болезнь провинций.

Егор. (поглядев на новенького) А что делать?

Эдуард.  Жить!

Егор. А-а!  Но, кажется, жить можно в деревне, а в Москве для этого нужны деньги. Не мой вариант.

Эдуард. Разве проблема?

2.

Егор. Ну, вот второй раз  в этом месяце в командировке, так что деньги

только на неизбежно необходимое.

Эдуард. Но что может быть необходимей  одноразовой жизни!

Егор. Прости, я устал от философии:  только час назад с поезда. Подобралась та ещё компания: виртуальные министры.   Мыслители!

Объясняли друг другу, как правильно вывести страну на уровень процветания. Экономистам  всего-то надо бы их послушать.

Эдуард. Эдуард.

Егор. Просто, Егор.

Эдуард. Тонко. Но, уж такое моё имя. Ладно, отдыхай пока, разберёмся. Кстати, в сороковом номере потрясающие две тёлки. Пальчики оближешь! Надо обмозговать, как ошибиться номером. Но после… я в душ.  Но тёлки…!

Просто замирание мгновений! Только, чур, моя постарше. Люблю, покруглей: как-то ощутимей.  Не возражаешь?

Егор. Мне всё равно, я их не видел.

Эдуард. Тогда разберёмся…. Вот сполоснусь.

(уходит; Егор, лежа, чего-то рисует в блокнотик)

Эдуард. (выходит; с любопытством заглядывает в блокнотик) Ба, да у тебя что-то от Пикассо: он в такой же манере сделал портрет Ахматовой. Ты Пикассо?

Егор. Гораздо хуже: заводской инженер, работаю в отделе комплектации. Вот, мотаюсь по командировкам.

Эдуард. Не женат?

Егор. Нет.

Эдуард. ( страстно) И не женись! Потеряешь океан возможностей!

Егор. А как у тебя с  океаном?

Эдуард. Увы.

Егор. Отчего  так траурно?

Эдуард. Легкомысленно допустил девушку до беременности. Её огромные братья… , словом, кручусь.

Егор. То есть, у тебя ребёнок?

Эдуард. Четверо!

Егор. Допустил?

3.

Эдуард. Уж так устроена эта суровая женщина. Ну, ничего, своего не упустим. Ты надолго?

Егор. Минимум, на пять дней. Жду оформления документов. Приехал, а всё не так.

Эдуард. А я немного промахнулся с любовницей: пораньше слинял из Германии,  чтобы здесь с ней покувыркаться с недельку, а её задерживают на

службе или догадывается ейный муж.  Однажды, он как каменный гость придёт ко мне с топором.

Егор. А риск оправдан?     Всё-таки, с топором…

Эдуард. Ну…

Егор. Понимаю: гормоны сильнее разума.

Эдуард. Понимаешь, если бы я не вляпался с теперешней женой, я бы, кажется, женился бы на ней, возможно, добровольно.  Я с ней уже столько кручусь. Сейчас трудней: её муж потерял работу. Пасёт жену в свободном режиме.

Егор. Стало быть, она его не любит?

Эдуард. Егор, какая любовь – двадцать первый век! Сколько всего!  Ну, ничего, отдохну пока от любовницы, для дальнейшего увеличения аппетита. А кого ты так великолепно изобразил? Стоп? Я понял – женщину на вахте. Да, ты и впрямь Пикассо.

Егор.  Её.  Она колоритна, так и просится изобразиться.

Эдуард. А почему ты не художник, в смысле работы?

Егор. Живу в мелком городе, родился в безденежной семье. В мелком городе стать настоящим художником невозможно, ещё хорошо, что пристроился инженером.

Эдуард. Ну, не будем тратить на печаль драгоценное время. Давай сразу обсудим, как окрутить тех сладких тёлок. Чувствую, опыт в основном у меня?

Егор. Полностью у тебя.

Эдуард. Тогда первое правило: никогда не представляйся тем, кто ты есть – это скучно, пошло и некрасиво. И, чаще всего, мелко. Например, я сегодня режиссёр,  ты мой коллега.

 

4.

Егор. Слушай, Эдик,  режиссер, это, конечно, оригинально, но какой  кинематограф: я же, не знаю ни одного видного имени.

Эдуард. Боже, чем ты занимался до сегодняшнего дня? Учил глупый сопромат!

Егор. Предок по сопромату делил всех людей на две категории: на тех, которые могут сдать зачёт по сопромату, и на остальных.

Эдуард. Бери пример с меня: я не учился нигде, потому что учился сразу всему!   И вот, меня есть деньги, а у тебя, извини. Ладно, берем другую версию: ты художник.  Своих-то,  хоть знаешь?

Егор. Не очень многих.

Эдуард. Тогда предстанешь молчаливым, а пиздеть обо всём буду я. И вот, идея: ты мечтаешь их увековечить  сначала в рисунке, а потом… рисунок, как я понял, ты можешь сварганить сходу.

Егор.  Могу.

Эдуард. А врать, можешь? Непринуждённо. Иначе врать нет смысла. Чего-то сомневаюсь. Ладно, выкрутимся.

Егор. Как у тебя всё просто.

Эдуард. Я же, говорю: кругозор, опыт, и немного фантазии – и все бабы твои, если ты не урод, что к нам не относится. Нет, представь: не явился бы я, и у тебя неделя скуки, потому, что на ресторан нет денег, а на авантюру ты не рассчитан.

Егор. Кстати, у меня действительно, на ресторан нет денег, а заводить баб без ресторана не логично.

Эдуард. За деньги не парься. А мне всё равно нужен напарник – их две.

Егор. Не думаю, что я хорош, как напарник, но уж, ради приключения…

Эдуард. Мыслишь правильно.

Егор. Нет, мысли тоже сам: лично я не представляю,  даже как подойти к их двери.

Эдуард. Запомни правильную мысль…

Егор. Даже так.  Какую?

Эдуард. Мозг дан человеку, чтобы соображать, а ум – чтобы не думать!  Ну, не париться. Тем более, что всё просто.  Так что, бери свой блокнотик – наш выход, маэстро!

5.

Егор.(почти испуганно) Прямо сейчас?

Эдуард.  А чего тянуть?  Счастливый случай – продукт скоропортящийся.

Егор. А вдруг, он не очень счастливый?

Эдуард. Очень прошу: вот этого мне не надо. А надо приветствовать любой случай, несущий новизну ощущений! Вперед!

Егор. (почти уныло) Ну, вперёд, так вперёд.

( стук в дверь; с извинением входит горничная: это молодая, сочная девица, но с не очень выразительным лицом)

Горничная. Мальчики, прошу прошения, не успели  до вас убрать ваш номер.

Егор. Да, вроде, всё чисто.

Эдуард. (делает ему сердитый знак) Нет. Пожалуйста, убирайте, вы нам ничуть не мешаете, даже наоборот.

Горничная. Спасибо. (начинает увлажнённой тряпицей на «лентяйке» собирать невидимую пыль нагибаясь к кроватям; Эдуард, замерев вначале, стал перемещаться синхронно с девушкой, держась сзади. Его лицо возгоралось, руками, он с восторгом описывал  аппетитные контуры горничной, и  беззвучно цокал языком; Егор, улыбаясь, наблюдает за ним: она выпрямилась)

Эдуард. Богиня!  Свободны ли вы, сегодня вечером?

Горничная. Сегодня, нет.

Эдуард. Но, быть может, вы не убьёте мою надежду на другие дни?

Горничная. Не убью, на всякий случай.  Отдыхайте. (выходит)

Эдуард.  Видал, какие здесь стимуляторы! Горничные. (обводит в воздухе контур)   Надо не упустить.

Егор. Но ты же, собирался в сороковую.

Эдуард. Одно другому не мешает, а даже придаёт новые ноты. Одна женщина, на фоне другой – это контрапункт, если в понятиях музыки.  Игра!

Егор. А ведь можно и проиграть.

Эдуард.  Наплевать. Я за процесс. Это философия.

Егор.  Скорее, это бешенство разума.

Эдуард. (победоносно) Ха! И что нам этот жалкий разум!

Егор. Однако…

Эдуард. Положись на меня.

Картина вторая.

(Они осторожно стучат в дверь сорокового номера;  им отвечают разрешением, дверь не заперта; входят; в руках фрукты, цветы, шоколад)

Эдуард. Девочки, два килограмма извинений, но неизбежный случай: моего друга, художника, пронзили ваши видения, и он мечтает о позволении, хотя

бы карандашом оставить себе вашу божественность на бумаге. (Егору) скажи!

Егор. (кивая головой) Угу.

Виола. (насмешливо, к Егору)   То есть, вы мечтаете нас нарисовать?

Егор. (кивает головой) Угу.

Эдуард.  Видите – безусловно!

Виола. Входите. Очень интересно: меня в этом месяце ещё никто не рисовал.

А скажите, вы известный художник?

Егор. Я известен более чем, не всем.

Эдуард. (спешит на помощь) Но учитель его учителя чрезвычайно знаменит.

Виола. Кто учитель его учителя?

Эдуард. Пикассо.

Виола. В таком случае, как звать проученика гения?

Эдуард.  Его – Егор. Но я бы звал его более весомым именем. Лично я – Эдуард.

Виола. Мою подругу зовут Еленой, меня, Виолой.

Эдуард. Вы не шутите? Ваше имя кружит голову! Создаёт вихрь ощущений, неподвластных рассудку.

Виола. В таком случае, зовите меня проще, без головокружений – Викой.

Эдуард. Ни в коем случае!  Виола – это поэзия единственная в жизни.  Я предчувствовал когда-нибудь услышать такое имя!

Елена. (Егору) Ваш друг поэт?

Егор. Сами слышите, что творит.

Елена. Вы вправду желаете нарисовать меня?

Егор. Если вы не против этого,  я  бы начал прямо сейчас.

Елена. Что ж, кажется остальная часть нашей компании, сошлись в беседе.

Егор. Тогда, отсядем от них в уголок.

Елена. Давайте.

(они отдаляются и располагаются; он достаёт блокнот и пристально смотрит на девушку)

Егор. Конечно, мне бы хотелось что-нибудь от вас узнать для образа.

Елена. А говорят, что художник видит больше, чем слышит.

Егор. Очевидно, я недостаточно одарён для этих свойств.

Елена. А можно взглянуть в ваш блокнот: ведь там уже что-то есть.

Егор. Вот, сегодня рисовал женщину, которая сидит на вахте. (показывает)

Елена. ( она искренне поражена) Да, вы гений!

Егор. Пожалуйста, больше никогда так не говорите, особенно вслух.

Елена. Но, почему?

Егор. Потому что, я работаю мелким инженером, на мелком заводе, в мелком городе.

Елена. Егор, я понимаю: я тоже живу в мелком городе; вот приехала послушать шум Москвы, но не сразу, как пригласила подруга. И мы разъехались. (она вдруг взяла его руку) Я сочувствую, но сочувствую гению.

Егор. Нет, так больше не говорите.

(они сидели молча; он внезапно изменил выражение глаз и стал касаться бумаги карандашом.  Она не шевелилась,  но было очевидно, что она полна чувств).

Виола. (Эдуарду) Тише! не надо говорить: я поняла, что вы полны блестящих остроумий.  Но не будем им мешать.  Грех мешать такому чуду – уходим.

Эдуард. Надо же, как!    Хапнул  девочку молча! Вот, это школа!

Виола.  Уходим.

Эдуард. Но в надежде на моральную компенсацию! (уходят)

(Когда Егор закончил набросок, она посмотрела и поцеловала его в щёку; он как-то напряжённо замер)

Елена. Прости, если тебе причинила неприятность.

Егор. Знаешь, меня ещё никто не целовал в щёку, только два раза в лоб.

Елена. А мама?

Егор.  Мачеха, считала меня лишним.

Елена. (она стремительно покрыла его лицо поцелуями) Это тебе, чтобы больше так не говорил.

 

(он взял её руку и прижал к лицу; они долго сидят молча; тихо звучит музыка, саксофон)

Егор. Надо же, я не должен был ехать, собирался другой, но развернулась странная цепь событий.

Елена.  А я. Я не поехала сразу, что гораздо логичней.

Егор. Значит…

Елена. Может быть… но даже не верится.

Егор. Иначе, зачем…

Елена. Молчи!  Вспугнёшь судьбу.

Егор. Молчу, но не убирай руку.

Елена. Не уберу ни за что!

Егор. Никогда?

Елена. Никогда.

( они замерли, не меняя положение тел)

 

Картина третья.

(мужчины в своём номере одетыми лежат на кроватях; Эдуард придаётся блаженным воспоминаниям)

Эдуард. Ну, и блядь, моя девушка! Так набросилась на меня!  Боялся – откусит  всю поэзию. Прав Александр Сергеевич: Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей.  Закон природы. И первый пример, ты: надо же, тихой сапой отхватил бабу с хатой. А мне пришлось искать место в парке. Хорошо нашли такой парк, там крайние скамейки заросли высоченной травой. Вот где интим! Блуждание тел. Акт забвения. Она, вообще-то, ждала прилёта своего лётчика, а ему, на моё счастье, изменили курс. Хвасталась, что он настолько от неё без ума, что уходит сразу от трёх жён: в Курске, в Белгороде, и в Саратове. Ну, о чём так каменно молчишь – хвались.

Егор. Чем? С твоей точки зрения нечем – не ложились в постель. Просидели всю ночь,  прижавшись друг к другу.

Эдуард. (привстал от удивления)  Зачем?!

Егор. Нам было хорошо.

Эдуард. А-а-а. (его душит хохот) Прости брат, но ты, что-то этакое. Неожиданное в природе.  Упустить такой случай!

9.

Егор. Мне никогда не было так хорошо.

Эдуард.  (прекращает смех) Постой, ты, сдуру, не влюбился?

Егор. Почему сдуру? Со всего ума – она меня пронзила!

Эдуард.  Э-э! Не дури!

Егор. Не дурю.

Эдуард.  Со всего ума, говоришь?  И чему только в институтах учат! Послушай меня: я эту жизнь прошёл до середины. Я о привычке людей

жениться добровольно.  Так, те, кто это делает без особой любви, держатся в этой обузе дольше и бодрее, а вот кто, по велению чувств, те несчастные люди. Так что, влюбиться, это хуже, чем подхватить сифилис.

Егор. (смеётся) Прошу логических обоснований.

Эдуард. Да, изволь: любовь, явление сезонное, мелькнёт, и нет, а обида, что тебя не поняли и обманули, неисцелима. Отсюда драмы, трагедии,

мучительные разводы. Так что, выкинь всё из головы и больше к ней не суйся: дня через три всё пройдёт, а если правильно подобрать жаркую бабу, то через сутки.   Кстати, мне в этом смысле как бы повезло: я жену ненавижу с первой секунды, так сказать, свободен сердцем, или чем там ещё.

Егор. Нет, думать о ней, уже счастье.

Эдуард. (вскакивает) Дело серьёзней, пойми: ты сейчас невменяем, но поверь умному человеку: это опасность номер один. Ну, ничего, есть у меня здесь

знакомый гипнотизёр, он снимет эту хмарь. Вставай! Нет, это надо же, так сказать: счастье – думать о бабе! Думать!  К гипнотизёру!

Егор. Успокойся, мне нравится моя невменяемость: вменяемость мне так  уже надоела.

(стук в дверь)

Голос: Горничная. Уборка.

(Эдуард мгновенно и радостно преобразился)

Эдуард.   Просим!  (мечтая, он расплылся в предварительной улыбке. Вошла старуха)

Старуха. Прибраться надо у вас.

Эдуард.  (он несколько секунд не может прийти в себя) Нет, нет, у нас всё  исключительно чисто!

 

10.

Старуха. Чистота меня не интересует, я исполняю инструкцию, по которой, уборка ежедневно.

(разочарованный Эдуард рухнул в кровать; Егор хохочет)

Старуха. ( к Эдуарду) С чего он хохочет?

Эдуард.  Дурак, не обращайте внимания.

Старуха. (настороженно) Совсем?

Эдуард.  У него приступы, скоро пройдёт.

Стараха. Ладно, я смотрю у вас чисто. (поспешно выходит)

(Егор разражается новым хохотом; открывется дверь, в их трёхкоечный номер входит пожилой мужчина)

Мужчина.  Здравствуйте.

Эдуард.  Здорово, папаша.  Тоже приехал оторваться в столице по полной?

Мужчина. (строго) Меня зовут Пётр Сергеевич, я понимаю, у нас разные возрастные  уровни эмоциональности, но вежливость предполагает коррективы.

Эдуард. Я Эдуард, во мне много всяких уровней, а вот, тот, который у окна, Егор, у него вообще беда с уровнями. Слышали, как хохочет? Так что, располагайтесь.

Пётр Сергеевич. (ставит огромную сумку на пол, хочет втолкнуть её под кровать, но останавливается) Кстати, ребята, помогите мне что-нибудь

съесть. Дело в том, что приехал к сыну, раньше, чем семья вернулась из отпуска, а жена столько всего наворотила, накоптила, напарила, еле пёр.

Эдуард. Поможем, не вопрос, мы даже к этому особенно предрасположены.

П.С. Это хорошо.

Егор. Я схожу за напитками.

П.С. И напитки есть, даже горячий чай в термосе.

(молодые дружно организовывают столик; рассаживаются; начинают кушать)

Эдуард. Никогда не думал, что назову курицу божественной.

П.С. Это вы ещё не пробовали её орехово-шоколадный торт, многие кулинары бесполезно пытались повторить. Вот такая у меня жена.

Когда поженились, я не понравился теще, и она наказала жене не кормить меня вкусным, не приучать, а она, умница, приучала.

11.

Эдуард. Пётр Сергеевич, исходя из вашего уровня восторженности, хочется послушать, что вы думаете про любовь?

П.С. Давно не думаю.

Эдуард. ( довольный, Егору) ВОТ! Обрати внимание на бывалого человека.

Никто в здравом уме не думает про любовь!

П.С. Не думаю. Просто люблю её лет сорок, и всё.

Егор. (Эдуарду) Вот! Обрати внимание на счастливого человека.

Эдуард. Ну, бывают исключения.

П.С. Так любовь и есть исключение – из всего остального.

Егор. (радостно, Эдуарду) Вот! А ты – к гипнотизёру!

П.С. К гипнотизёру?

Егор. Хочет меня вылечить от любви.

П.С.  Тогда больной – это он. Он не прав.

Эдуард. Я прав, пока молод! У молодости другие истины. Потому что другие признаки жизни!

Егор. Какая мысль! Институты не подозревают.

 

Картина четвёртая.

(три дня спустя; оба лежат одетые на кроватях; Егор встает, включает кипятильник, заваривает чай)

Эдуард. И ты сразу вздумал жениться, увезти её с собой в глухомань. И там  синхронно умереть, предварительно обыкновенно сгнив.

Егор. Хотелось бы, если она согласится сгнить рядом со мной.

Эдуард. Балбес, если уже что-то пообещал. Или ещё, не балбес?

Егор. Балбес, если это обозначает уровень радости.

Эдуард. Да, я не встречал случая ужасней.  И ни одной умственной верёвочки, чтобы тебя спасти. Несчастный, ты слеп!  Впрочем, подозреваю,

что счастье, следствие ограниченности кругозора.   Вот и ты, ничего не замечаешь вокруг, где ещё столько женщин!  Ты слеп.  Ты умрёшь на одной бабе. Ты слеп!

Егор. Но не настолько, чтобы не замечать изменений на твоём теле.

Эдуард. (настороженно) Ты тоже это заметил?

 

12.

Егор. Вчера стеснялся тебя спросить, но смотрю, сегодня твоя кожа ещё сильнее покраснела, и чего-то там с ней ещё.

Эдуард. Не знаю, по телу, вообще пошли волдыри. Питаемся с тобой одинаково, значит, не от пищи… у тебя точно ничего подобного?

Егор. У меня, ничего.

Эдуард. (напряженно) Это вопрос.

Егор. Или, уже ответ?

Эдуард. Это ещё хуже.

Егор. Пожалуй.

Эдуард. А что если лётчик наградил её какой-нибудь экзотикой?  А она – меня!

Егор. Сегодня встречаетесь?

Эдуард. Нет. Сказала, что недомогает.

Егор. Интересно, как выглядит её недомогание. Как бы она не заразила  Ленку.

Эдуард. А ты сегодня с Ленкой встретишься?

Егор. Конечно, как можно не встречаться: я умру.

Эдуард. Не преувеличивай: влюблённость, всего лишь иллюзия.  Как бы мне не умереть от обратного, то есть, от реальности.

Егор. Врача?

Эдуард. Подождём, дадим болезни показать себя полностью, а то наставят диагнозов, а мне лечись. Ты, вот что, поговорил бы со своей Ленкой,  выяснил бы чего-нибудь прямо сейчас.

Егор. Я уже сам хотел, вот попью чаю.

Эдуард. Пей скорее!

Егор. Так горячий.

Эдуард. Дался тебе этот чай: тут разрыв ума.

Егор. Ладно, чай потом. Ухожу.  (уходит)

Эдуард. Ну, сейчас, пока они …. А ведь я предохранялся! Если так, любовница бросит, жена убьёт, партнёрши пренебрегут, братья, вообще оторвут голову. Что в остатке?  Кажется, у меня температура.

( стучится и входит молодая горничная)

Горничная. Я только протру пыль.

(он обречённо глядит на  её фигуру, но натура берёт своё)

Эдуард. (со слабой развязностью) Мадам, а вечером вы свободны?

Горничная.  Желаете провести вечер со мной?

Эдуард. Как можно отказываться от счастья? Я бы даже пришёл к вам, умирая.

Горничная. (подозрительно поглядев) А ты не умираешь? Что-то ты не выглядишь.

Эдуард. Для тебя я могу остановить даже смерть.

Горничная. Тогда не умирай,  тяни до семи, в семь зайду за тобой: я здесь сегодня до семи.

Эдуард.  Превосходно. О перспективах — потом.

Горничная. Тогда, до вечера. (воздушный поцелуй, уходит)

Эдуард. Что я делаю? Впрочем, думать поздно. А когда видишь такое тело, думать невозможно.  Так  когда – думать?  По-моему, природа не предусмотрела такой процесс, мешающий размножению.

(появляется Егор, он мрачноват)

Егор. Кажется, меняется погода.

Эдуард. (нетерпеливо) Не тяни!

Егор. У неё тоже сыпь.

Эдуард.  Ну, а что они думают или говорят?

Егор. Виола  предполагает, что это ты её заразил.

Эдуард.  Она  предполагает, сука!

Егор. Это ещё не всё: сюда летит её воздушный хахаль!

Эдуард. Ну, к нам едет ревизор!  Да, мне похуй!  Сучка не захочет…

Егор. Логично.

Эдуард. У тебя есть, что-нибудь от температуры?

Егор. Схожу, внизу аптека.

Эдуард. А знаешь, какая у меня сегодня будет баба. Персик!

Егор. От температуры?

Эдуард. Да от всего. Мечта поэта,  средних веков.

Егор. Горничная?

Эдуард. Ты угадал.

Егор. А кто у нас сегодня дежурный по сумасшествию?

14.

Эдуард. Сумасшедший, всё равно, ты!

Егор. А вдруг, это агония?

Эдуард. Не нагнетай!  Всё – мимолётность!

Егор. Нет, я за бесконечность  чувств.

Эдуард. Это от неопытности.

Егор. А воспаление кожи, волдыри, — от опыта?

Эдуард. Всего лишь мелкие неприятности.

Егор. От мимолётности.

Эдуард. Ты тоже думаешь, что нами правит разум?

Егор. А что?

Эдуард. Гормоны! Вот почему кавардак в правящих кругах. Их так же сводят с ума женщины, только ещё сильней. У них же такие возможности!

Егор. Стало быть, разум не вариант?

Эдуард. Ну, если только лет после шестидесяти. И то если есть возрастные недомогания.

Егор.  А что, пожалуй, это многое объясняет.

Эдуард. А то!  Однако, как-то мне сегодня неуютно. Чего-то не хватает.

Егор. Чего ещё?

Эдуард. Отсутствие высокого статуса. Представляешь, сколько бы у меня было баб, будь я депутатом  государственной ДУМЫ!

Егор. Не представляю. Уж, извини.

Эдуард. Если бы я раньше знал, как живут депутаты! Я бы порвал соперников. У меня бы был гарем. Небольшой, средний, чтобы не зацикливаться только на гареме. Если бы не эти огромные братья!

Что ж, был неосторожен. Каюсь!

Картина пятая.

(Елена с Егором за столиком кафе «Мороженое»)

Егор. Прости, что пригласил тебя не в ресторан.

Елена. Во-первых, я терпеть не могу рестораны, где официант разглядывает тебя через твой рот, во-вторых, это моё любимое заведение, в-третьих, ты командированный, а я знаю, что это такое.

Егор. Ну, просто глупо такой девушке не попытаться сделать предложение.

Елена. Я должна сделать вид, что не понимаю, о чём речь?

Егор. Да, делай хоть какой вид, я тебе говорил, что люблю тебя.

Елена. Как-то было, но может, погорячился?

Егор. (тихо от волнения) Предлагаю стать моей женой.

Елена. Предлагаю, считать ответ положительным. (Целуются)

Егор. Сможешь, неотрывно от меня, поехать прямо отсюда в мой город?

Елена. За слова: «неотрывно от меня» — куда угодно.

Егор. Завтра будут готовы документы.

Елена. Завтра, так завтра.

(музыканты разбирают инструменты)

Егор. Они собираются играть, послушаем. И кажется, петь.

Елена. Послушаем. (один из музыкантов берёт микрофон, поёт)

 

Жизнь случайна, как лёгкая птица:

То бессильно парит в синеве,

То внезапно у ног приземлится,

То теряется звуком в траве.

 

Никогда её путь не предскажешь,

Никогда не поймёшь её нрав.

То для сердца безрадостна даже,

То открыта к игре для забав.

 

Ты себя умным планом не мучай,

Всё одно ей: что быть, что не быть.

Но любви если выдался случай:

Знай, что случай нельзя повторить.

 

Это может быть высшая тайна,

Ты к чему свои дни ни готовь,

Но любовь возникает случайно,

Хоть совсем не случайна любовь.

 

Егор. Мне кажется, это они в нашу честь.

16.

Елена. Мне кажется, теперь всё в нашу честь.

(звучат, саксофон, гитара, скрипка, неуловимо ударные)

Елена. Когда я думаю о тебе, я удивляюсь: как тебе удаётся выразить всё одной линией?

Егор. Не знаю, я тогда отключаюсь от всего.

Елена. Как мы, в любви.

Егор. Как мы, в любви.

( вырывается саксофон, и звучит, и звучит)

Елена. Как невероятно то, что мы встретились: ведь это такая  случайность.

Егор. Думаю, это судьба. Я вдруг так захотел уехать в командировку, как никогда. Хотя мне надоели гостиные.

Елена. А я, вообще, сначала отказалась, а спустя время, неожиданно поехала.

Егор. Слышишь, саксофон всё понимает?

Елена. Нас?

Егор. Нас.

(слушают музыку)

Елена. А что нас ждёт?

Егор.  Жизнь, которая без тебя была невыносимой.

Елена. Но ты же, как-то жил.

Егор. Но я ещё не знал, что жизнь без тебя невыносима.

Елена. Как быстро всё сразу переменилось! Я тоже не знала… я даже по-другому слышу музыку. Раньше, она мне так много не говорила.

Егор. А  я, вообще, всё по-другому. (обнимаются)

( К ним подходит мужчина с корзиной роз)

Мужчина. (Егору)   Розы для прекрасной…

Егор. Елены.

Мужчина. О, как совпало! За это скидка.

Егор. А тогда можно в кредит?

Мужчина. (печально смотрит на Егора) Понимаю.

Егор. Я серьёзно, я вышлю. (достаёт паспорт) Вот, паспортные данные.

Мужчина. Я всё вижу. Вот берите самую красивую розу и любите вечно!

Егор. Благодарю. Мы так и хотим. Вечно.

Мужчина. Мне приятно за вас обрадоваться. Будьте счастливы. (уходит)

17.

Егор.   Какая красивая роза: она, как ты!

Елена. Ну, не пугай такими словами.

Егор. Вот, подожди: я напишу тебя акварелью.

(слышится саксафон)

Картина шестая.

(оба приятеля в своём номере)
Егор. Ну, как так температура, спадает?

Эдуард. А который час?

Егор. Почти половина седьмого.

Эдуард. Всё. Температурный параметр уже не имеет значения. Скоро за мной зайдёт она: девушка моих мимолётных грёз.

Егор. Лучше сказать, девушка твоего сегодняшнего вожделения.

Эдуард. Пожалуй, ты прав. Меня удивляет, как ты стал разговаривать, почти как я.

Егор. Это всего лишь слова.

Эдуард. Однако. Сознайся это моё влияние?

Егор.  Бери крупнее, с твоей подачи, я везу домой невесту.

Эдуард. Вот, этого ты потом мне не простишь, но что теперь делать.

Егор. Прощу.

Эдуард. А, сейчас, сколько времени?

Егор. Ты же, спрашивал три минуты назад.

Эдуард. А у тебя точно ходят часы, не сбились, не отстают?

Егор. Даже опережают на сорок секунд.

Эдуард. Это хорошо, а то бывает, что отстают.

Егор. Бывает.

Эдуард. Вот у меня раньше всё отставали, так я их всегда подводил вперёд, чтобы не опоздать. До того доподводил, что опередил время на два  часа. А сейчас, сколько?

Егор. Тридцать четыре минуты.

Эдуард. Какого?

Егор. Седьмого.  Я же, говорил.

Эдуард. Ну, да. Я понимаю. Ещё ждать целых двадцать шесть минут!

(отворяется дверь, входит крепкий мужик в лётной форме; это Александр)

18.

Александр.  (оглядев присутствующих) Ну, и кто из вас, Эдуард Винтиков?

Эдуард.  А вы, по какому вопросу?

Александр. А что, от этого зависит, кто из вас кто?

Эдуард. От этого может зависеть многое.

Александр. Уже догадываюсь, что это ты. (подходит к Эдуарду, бьёт его ладонью по лицу)  это вступление.

Егор. Мужик, что за варварство!  Без предъявы!

Александр. Этот  подонок мою женщину заразил. Я для неё своим лучшим самолётом поменялся, чтобы сюда лететь.

Эдуард. Я-то предохранялся! Это ты где-то подхватил экзотику.

Александр. Ну, это исключено, я в Африке не был уже как полгода.

Егор. Как врач, говорю, что некоторые, особенно африканские вирусы, имеют скрытный период до восьми – десяти месяцев. Причём, их особенность в том,  что некоторые организмы их только переносят.

Александр. (он остановился, внимательно посмотрел на Егора))  А какая, по-вашему, это болезнь?

Егор. Это не мой профиль, я рентгенолог.

Александр.  Тогда (усмехнулся), рентгенолог, не мешай мне бить эту морду.

Егор. Слушай мужик, а чем его  физиономия виновата больше твоей? Почему, собственно, он должен был отказаться от страстного предложения дамы в твою пользу? Возможно, он даже не подозревал о твоём существовании, и, тем не менее, считаешь, что он должен был заботиться именно о тебе? Причём, в такой ускоренный момент, когда о себе некогда думать.

Александр. Что ты там сказал?

Егор. А какие слова тебе не понятны? Вы оба идентичны, как бабники, и на его месте ты радостно поступил бы точно так же, как он. Ну, представь!

Александр. Я самолёт променял!

Егор. Подумаешь, самолёт. А что если это она его заразила? Или святая? Может, он тебя спас?

Эдуард. Я предохранялся!

Александр. Увы, не бить, как-то не по-мужски.

(наносит пощёчину; в этот момент входит горничная)

Горничная. (почти с визгом)  Не смей трогать моего парня!

Александр. (остановился в удивлении) Так это, твой парень?

Горничная. Сегодня, да.

Александр.  Я вас поздравляю, он заразил мою подругу, а сегодня, значит, собирался заразить вас. Взгляните на его шею! На руки!

Горничная.  (с ужасом) Подонок! (бьёт Эдуарда по щекам)

Александр. О! Тогда работайте за меня. Мне он противен. Прошу.

( горничная увлеченно лупит кавалера по щекам, в эти секунды появляется Сонечка)

Сонечка. Что такое?! (кидается между ними)

Горничная. (холодно останавливается) Этот всех заражает венерической болезнью, сегодня он назначил мне свидание, чтобы заразить меня.

Сонечка. (поворачивается к нему) Подлюга! ( бьёт его руками, пинает ногами, плачет; тут появляется Варвара! Все замирают под властным,  надменным взглядом огромной женщины)

Варвара. (Сонечке) Ну, что теперь скажешь, моя дорогуша: думала – не выслежу.  Милуетесь при всех.

Сонечка. Да сама милуйся с ним, кому он нужен, заражает всех, может даже, сифилисом. Посмотри на его кожу.

Варвара. (оторопела) Что? Как? Кого?

Александр. Мою подругу заразил, фраер. (пытается ударить его по лицу, но жена, легко отодвигая Александра…)

Варвара. Сама! (наносит мощный удар, Эдуард, падая с ног, залетает под кровать…)

Егор. Вы же,  убьёте! Вот что теперь с ним?

Варвара. С ним? А что со мной? Меня кто утешит?

Александр. (оглядев её)  Но это даже теоретически….  Как войти в штопор.

(входит Степан)

Варвара.  Поздно, Степа, я ничего тебе не оставила: сегодня ему оттуда не выбраться.

Степан. Да, нужен он мне, я помогал её выследить, чтобы  доказательно сказать этой суке: адью! Из-за дочки её терпел, но теперь сомневаюсь: моя

 

20.

ли,  дочь? Здесь остаюсь, работу определил. А она пусть катится с кем и куда хочет. Не представляешь Варя, какое это мне теперь облегчение!

Варвара. (кричит мужу под кровать) Пока не вылечишься, чтобы на версту к дому не подходил. А вылечишься, приезжай: братья давно тебя ждут, открутить голову.

 

Картина седьмая.

( Утро следующего дня, они в номере, лежат на кроватях)

Егор.  Как самочувствие?

Эдуард.  Не, поверишь, лучше. И голова какая-то непривычно пустая, как погасшая лампочка. И, кажется, волдыри уменьшаются. Но кости болят.

Егор. Лена сказала, что к Виоле врач приезжал. Взяли кровь на анализы.

Эдуард. Узнаешь?

Егор. Так, анализы ещё не готовы, как только будут, Лена сообщит. Думаю, скоро.

Эдуард. А который час?

Егор. Зачем тебе? Обед я заказал в номер.

Эдуард. Спасибо, только сам не рассчитывайся. Ты же планировал отбыть сегодня.

Егор. Не получилось: они опять какую-то форму не ту заполнили. Бюрократия бессмертна. Раньше в бухгалтерии сидело четыре человека, теперь с   электроникой – сорок два. Выдумали на каждый запрос заполнять три основные формы и несколько проверочных. Классные специалисты бегут.

Эдуард. Ты когда собираешься к Ленке?

Егор. Ну, пообедаем. Обед заказал на два часа.

Эдуард. А сейчас?

Егор. Пять минут второго.

Эдуард. Так ещё почти час! Можно с ума сойти.

Егор. Но с ума ты уже где-то раньше сошёл.

Эдуард. Спасибо за комментарий. Уже учишь меня жить?

Егор. Но где мне учить: у меня никого кобелиного опыта.

Эдуард. Как думаешь, лётчик  отбыл?

21.

Егор. Не знаю?

Эдуард. Но он же, зачем зря прилетал? Чего ему теперь здесь делать? Узнай.

Надеюсь, улетучился! Убрал конкурента!

Егор. Ладно, примешь обед, пойду, узнаю. (уходит; почти тут же, появляется Пётр Сергеевич)

П. С. Здравствуй!

Эдуард. Здравствуйте, Пётр Сергеевич, как съездили к другу?

П.С. Замечательно. Вот, привёз домашнее вино, копчёную курицу. Правда этой курице до той, что готовит моя жена, как избирателю до депутата.

Никакого таланта: тут просто коптят. А куда ринулся Егор, только поздоровались.

Эдуард. К возлюбленной, но должен вернуться.

П.С. Вернуться от возлюбленной, без необходимости?

Эдуард. Ему надо.

П.С. А что это ты, не такой как прежде. Когда я приехал, ты гляделся боевым петухом. Аж, подпрыгивал!

Эдуард. Петухом?

П. С. Ну, фейерверком. Чего погас?

Эдуард. Увы, несколько неосторожных движений навстречу счастью!

П.С.  Постой,  дай-ка мне, посмотреть твою руку, шею…

(Эдуард подаёт обнаженную до локтя руку)

Эдуард. Чего-то покраснела, волдыри, горит, температура…

П.С. Да, дело плохо.

Эдуард. Плохо?!

П.С. Тяжёлый случай.

Эдуард. (отчаянно) Тяжёлый!

П.С.  Чрезвычайно неприятная штука, это беда.

Эдуард. (испугано) Беда? Не смертельно?

П.С. Говорят, бывает, но не знаю.

Эдуард. (испуган) Что мне  делать?

П.С. Даже не знаю, но поразительно, где в Москве, можно было так обжечься, борщевиком? Причём так сильно.  Страшное, свирепое растение.

Эдуард. Борщевиком?

П.С. Ну, да.

Эдуард. Точно?

П.С. Точнее не бывает. Воюем с ним не первый год. Всем селом от него плачем.

Эдуард. ( радостно вскакивает) Это в парке, по дурости, я же не знал.  То есть, это ожог растением?

П.С.  Борщевиком.   Страшная штука.

Эдуард.  (радостно) Только и всего!

П.С. Никогда не встречал, чтоб так радовались от тяжёлого ожёга. У вас (показывает на голову) здесь нормально?

Эдуард. Теперь, да!  (порывисто выбегает) Я скоро!

П.С.  Кажется, первый раз, чего-то сильно не понимаю.

 

Картина восьмая.

( сороковой номер, куда влетает Эдуард)

Эдуард. Всем шампанское!

Егор. (растерянно) Так быстро!  Он только что был нормальным.

Виола. Боже, что меня ждёт!

Эдуард. Нас с тобой ждёт радость! С меня шампунь!

Егор. Есть какая-то логика?

Эдуард. (захлёбываясь) В парке та скамейка заросла борщевиком. Это ожог!

Виола. (Эдуарду) Ты, хоть понимаешь, как ты меня подставил?

Эдуард. Я всё-таки надеялся, что радость от того, что у нас не венерическое заболевание, перекроет всё остальное. Хуже всего, конечно, лётчику, ему придётся вернуться назад сразу к трём жёнам.

Виола. Кавалер- романтик: май, луна, травы.(вдруг, расхохоталась) А я-то, дура, тронулась. (все засмеялись).

Эдуард. Я всё же, хочу обратить внимание на необыкновенно положительный момент.

Виола. На какой, из двух?

Эдуард. А на  такой, что душа, скажем так, живёт дольше тела, и потом ей надо чем-то жить из воспоминаний. А парк с борщевиком в Москве, ей не забыть ни за что!

23.

Виола. Все слышали, как выкрутился. Впрочем, подозреваю, это сложный план по устранению соперника.

Эдуард. Мы бы могли поменяться жильцами номеров, но вернулся Пётр Сергеевич с вином и курицей. А сам он, думаю, послан Богом в утешение.

Егор. Так прошу немедленно в наш номер, туда, через минуту принесут обед.

Эдуард. Егор ты с Еленой иди, а мы чуток потолкуем.

Егор. Ладно, толкуйте, только без экстремальности. Напоминаю, утром вы провожаете нас на поезд. (выходят)

Виола. Ну, что ж, ты испортил мою жизнь, а я, косвенно, твою.

Эдуард. Прямо было что портить!

Виола. Ещё немного, и будет поздно родить ребёнка и смысла заводить семью.

Эдуард. А семья, прямо, рай. Например, моя.

Виола. Ты не женщина.

Эдуард. Ну, да, где мне понять тонкую, женскую ахинею.  У тебя есть загранпаспорт?

Виола. Есть.

Эдуард. А поедем в Германию, у меня там своё дело.

Виола. Ты знаешь про меня всё.

Эдуард. Как и ты про меня. Минус на минус даёт плюс.

Виола. У тебя чего-то не то с математикой: плюс, это когда умножаешь, а мы складываем.  Это двойной минус. Будем двойной бякой  для благовоспитанных окружающих.

Эдуард.  Зато не надо будет изо всех сил притворяться конфеткой.

Виола. Что ж, это, пожалуй, плюс.

Эдуард.  И моральная свобода.

Виола. Скажи, как при такой умственной  подвижности, изворотливости и  любви к прекрасному, твоей женой стала такая несуразная,

огромная, отвратительная  бабища?  Я её наблюдала с ужасом, хоть и издалека.

Эдуард. (разводит руками, грустно вздыхает) Чего ты от меня хочешь, я же мужчина. (снова вздыхает)

Виола. Тем более, загадка: как такой успешный мужчина…

24.

Эдуард. Видишь ли, она, какая- никакая, а всё-таки женщина.

Виола. Недопоняла…

Эдуард. А каждая женщина, всё-таки, — вариант очарования.

 

Конец.