Лотерею устроили как новогоднее развлечение. Ещё – как средство собрать деньги на новые стеллажи. Менеджер Игорь Степанович клялся, что их всё не хватает. Борис на это не велся. Он отлично понимал, что денег не хватает только менеджеру. Участвовать он не собирался.

Но потом в курилке он услыхал, что среди ножниц, блокнотов и салфеток будут довольно хорошие вещи – варежки, несколько книг, будильник. А главный приз – это швейцарский армейский нож. Костик утверждал, что Игорь Степанович  купил его в дюти-фри во время командировки. Что ножик сделан из дамасской стали, что в нём двенадцать лезвий, включая зубную щетку и маникюрные ножницы. Тут Борис почувствовал жадность и решил рискнуть, отдав кровные 300 рублей.

Потом, сидя в своей съёмной комнатёнке в общежитии, Борис удивлялся – зачем он это сделал? 300 рублей лишними совсем не были. Особенно для полунищего, вроде него.

Борис  был одним из тысяч студентов-бедняков, хотевших ценой любых жертв осесть в столице. Ему казалось, что он-то этого заслуживает. Он работал без продыху, не издавал ни слова жалобы, и соблюдал строжайший аскетизм. Строгостью своей жизни он гордился.

Многие парни в том же положении творили черт-те что. Пили без просыху. Курили, и не только сигареты, но и всякую новомодную дрянь. В кино ходили. На такси ездили. Девушек заводили!! Психопаты. Порой и Борису на улице подмигивала какая-нибудь девица из новых. Он отворачивался. Нет, никаким тёлкам было его не соблазнить.

Он питался гречневой кашей и картошкой, ел дешёвую рыбу и субпродукты. Фрукты он покупал от силы раз в месяц, а на лакомства и вовсе не смотрел. Хотелось ли ему? Ещё бы. Но он терпел.

Иной раз он думал, что согласился бы пропустить обед или ужин, лишь бы съесть хоть какое-нибудь из пирожных с витрины кондитерской «Ваниль» на  Невском проспекте – он заметил эту лавку чудес на третий день после приезда, и с тех пор ни на минуту о ней не забывал. Но очень скоро он брал себя в руки и возвращался к гречневой каше. А после ужина он раскрывал взятые в библиотеки книги и попадал, как теперь говорится, в зону комфорта. Книжки были лучше кино, девочек и сигарет. Из коридора тянуло запахом клозета, от пола отставал линолеум, от окна дуло, но Борис ничего не замечал. Он был в другом, лучшем мире.

***

В пятницу вечером все собрались в маленьком холодном конференц-зале с экраном для презентаций, где на столе стояли две коробки – одна, маленькая, с бумажками, а другая, побольше – с призами.

Бориса от голода мутило. Он пропустил обед. Лотерея его уже не волновала. Он бы ушел, но 300 рублей — три сотки! – было жаль. Ему до смерти хотелось пойти домой и сварить себе пару картофелин. Опустившись на стул, он тупо уставился вперед. Другие сотрудники фирмы садиться не стали – они бродили взад-вперед, ждали  главного менеджера и таращились коробки с бантиками.

Тут в зал вошел менеджер и поздоровался. Борис с плохо скрываемым отвращением посмотрел на него. У Игоря Степановича были хитрые глаза, гибкие пальцы и чудесный голос. Голос, прямо созданный для того, чтобы отвечать на требования увеличить зарплату стажёрам и раздавать несбыточные обещания клиентам так, чтобы они воспринимались как совершенно реальные Вообще же он походил на  Дэвида Мискевиджа, лидера сайентологов. От него шёл тот же флер социопата.

– Мои дорогие друзья! – воскликнул Игорь Степанович таким тоном, будто все присутствующие были действительно его дорогими друзьями. – Сейчас начнём нашу игру. Подойдите поближе.

Борис не имел никакого желания вставать. Но таково было обаяние главного менеджера, что он встал и подошёл ближе.

– Сперва разыграем вот этот чудесный набор канцтоваров. – пропел Игорь Степанович  и вытащил футляр с ручками и карандашами. – И его получит… – он порылся во второй коробке с бумажками: –   номер 48!

Номер 48 принадлежал бухгалтеру, пожилому мужчине с обвисшими усами и в мятом свитере. Борис даже имени его не помнил. Он забрал свой приз с вполне довольным видом, а когда открыл коробочку и заглянул внутрь, словно бы обрадовался ещё больше. Борис тоже улыбнулся. Люди, которых легко обрадовать –  приятное зрелище.

Тем же образом разыграли ежедневник, коробку конфет, книгу с рассказами Кристиану Мунчжиу. Борис напрягся… но книга досталась не ему, а парню из другого отдела, всего на пару лет старше. Разочарованный Борис плюхнулся на стул, стискивая в кулаке билетик и уже не слушая, что говорят.

–…12! Номер 12! – крикнул менеджер, с притворной озабоченностью оглядывая толпу. Борис машинально покосился на билетик и увидел искомые цифры.

– Я! – крикнул он, и в ответ раздались смешки. Борис покраснел.

– Идите, идите сюда, господин Полянский! – позвал менеджер. –  Возьмите свой выигрыш, самый юный и самый старательный наш стажёр! Похлопаем же ему, друзья мои!

Смешки стали громче и смешались с жидкими аплодисментами.

«Сукин сын.» – подумал Борис, но не смог не оскалиться в ответ на улыбку менеджера, забирая свой выигрыш — белый конверт. Он неловко затолкал его в карман, подхватил сумку и бросился прочь — при этом на его лице так и оставался оскал.

На улице мело, и Борис в поношенном пальто спешил в своё общежитие со всех ног. Дорогой он размышлял о менеджере.

«И живут же такие на свете! Тому, кто выше, будут льстить. Чашечку поднесут. Обед закажут. Пальто повесят. А тому, кто ниже? Зарплату снизят. Премии лишат. В самую грязь заткнут! Или подшутят. Весело так! Но с намеком. Чтоб ты не забывал, кто ты есть. А ведь быть ему замдиректором, это бесспорно.

А может, это издержки должности? Может, со мной то же случится? Два-три шага вверх по карьерной лестнице – и я тоже стану моральным уродом? Дерьмо.»

Так он добежал до общежития. Там он вымыл руки в горячей воде, согрелся и повеселел. А когда сварил картошки и поел, то ему стало совсем хорошо. Завтра выходные. Можно выспаться, дочитать «Кольцо вокруг солнца» Саймака и взяться за «Бойцовский клуб». Давно надо прочесть.

Он уже хотел идти спать, когда вспомнил про конверт. Он так и не посмотрел, что там внутри. Небось сертификат в парикмахерскую или набор открыток «Днепрострой». Борис достал его из сумки и осторожно разорвал. На колени выпал билет из глянцевой бумаге. В рамке из хвои красовалась надпись:

«Антонин Васнецов

Концерт-попурри

ДК Юбилейный

26 декабря, 18:00»

А сбоку была приписка: «Загадай желание».

Борис был озадачен. Имя было ему совершенно незнакомо. Он никогда не ходил на концерты – школьные не в счет –  и не знал, что и думать. Но ни имя, ни название ничего страшного не сулили, так что Борис в итоге успокоился. Он порадовался возможности провести вечер где-нибудь бесплатно и достал свежую рубашку –  двадцать шестое было завтра.

 

 

«Юбилейный» из всех тридцати столичных домов культуры был, наверное, самым старым и неказистым. Он  напоминал картонную коробку, которую бросили на площади и забыли убрать. Положение не спасали грубые барельефы на коричневом фасаде. Борис зашёл внутрь и огляделся. Геометрическая мозаика на стенах была бы симпатичной, если бы её сподобились подновить, вставить выбитые плиточки и вымыть те, что уцелели. Тут и там стояли расшатанные деревянные скамейки, половина ламп не работала. На этом фоне ряд игровых автоматов походил на пластиковые цветы в кладбищенской вазочке. Всего в «Юбилейном» было два этажа. Концертный зал располагался на первом этаже, вместе с гардеробной, буфетом и теми самыми игровыми автоматами.

Борис явился за пол-часа, надеясь, что вход в зал будет уже открыт –  и его ожидания не оправдались. Он походил немножко, рассматривая объявления о приёме в кружок мягкой игрушки, рисования и народных танцев, о грядущей выставке какого-то проезжего художника и о ярмарке поделок из камня, но это всё ни капли его не интересовало.  Рассматривая последнюю афишу, Борис думал ни о чём и обо всём сразу. Менеджер, недочитанная книжка, открытка отца, на которую ему так не хотелось отвечать, университетские товарищи — всё смешалось.

Тяжёлая деревянная дверь в концертный зал наконец открылась, и пожилая консьержка в синтетическом жилете встала у входа. Борис тут же вручил   билет, который она пробила компостером, и вошёл внутрь.

Концертный зал имел не такой жалкий вид — на железных стойках у самого потолка красовались новые колонки, у противоположной от сцены стены поблёскивал бутылками и зеркалом бар. Вместо рядов сидений стояли столики, накрытые чистыми белыми скатертями. Борис, вдруг заволновавшись, занял тот, что стоял ближе к сцене.

– Вы позволите? – рядом выросла какая-то барышня с синим шарфом на шее и в очках. За столиком было два места.

Борис с самым равнодушным видом кивнул и уставился на стену. Девушка уселась, пригладила волосы и заговорила:

–  Вы тут уже бывали? Здесь очень мило.

–  Да?

– Красивые мозайки на стенах в холле, правда?

– М-м.

–  Вы не видели тут официанта? Я бы хотела выпить.

Борис уже почувствовал раздражение, но лампы вдруг погасли, сцена осветилась несколькими жёлтыми софитами, и на неё вышел Антонин Васнецов.

Это был привлекательный мужчина лет тридцати в плохо сидящем смокинге с бутоньеркой. Короткие русые волосы были зачесаны назад, уши чуть топырились.

– Здравствуйте, друзья мои! – воскликнул он с сердечной улыбкой, настоящей, а не как у менеджера. – Спасибо, что пришли. Поздравляю вас с наступающим! Надеюсь, у вас уже есть новогоднее настроение, что вы купили яблок и корицы для пирогов… Я очень рад, что сумел-таки покорить Петроград –  лучший город на земле… это большое для меня достижение. Сегодня у нас концерт из самых моих любимых песен, очень старых и совсем новых. В конце концов, неважно, когда песня написана – главное, что она говорила уму и сердцу. Итак, для вас и для начала – «Голубка».

Из колонок полилась фонограмма, и Антонин Васнецов запел.

Борис сразу же заметил, что голос его немножко похож на голос Элвиса Пресли. Не столь гибкий, не тёплый, не столь глубокий, однако… свеча мало похожа на факел, но и то, и то — огонь. Кроме того, Антонин умел кое-что очень важное.

Борис несколько лет назад смотрел телевизионный конкурс начинающих оперных певцов и певиц. Ему особенно запомнилась одна кудрявая красавица семнадцати лет, настолько талантливая, что даже ничего не смысливший в музыке Борис это понял. Она сразила и судей, один из которых всё призывал её: «Глазами пой, глазами!»

Так вот — Антонин Васнецов пел глазами, он действительно играл песню как артист, а не только работал горлом и связками. Исполняя «Голубку», он ходил взад-вперед, смотрел с мольбой куда-то под потолок, будто там действительно порхала птица, а на его лице отражались восторг и надежда. Когда он запел «Катарину», он словно видел соблазнительницу Катарину перед собой. А когда он принялся за нежную романтическую балладу «Вижу блеск в глазах твоих», его взгляд стал проникновенным, серьёзным и ласковым.

Песня следовала за песней, Антонин Васнецов совсем втянулся и оглядывался на публику редко, но участливо, словно чтобы проверить, следует ли она за ним.

Неожиданно он завёл что-то в ритме вальса, снова про любовь. Все тут же, к большому удивлению Бориса, встали и стали танцевать. Синий шарфик заискивающе улыбнулась, но Борис досадливо дёрнул плечом –  ему было не до танцев; глядя на Васнецова, он думал. Внезапно певец перехватил его взгляд и с улыбкой перебросил куда-то налево от себя –  то естьна Синий шарфик. Борис поджал губы и опустил глаза. Когда он их поднял, Антонин Васнецов смотрел уже мимо.

Время шло, голос Антонина Васнецова парил под потолком, хотя уже был не такой звонкий – всё-таки певец устал. По расчетам Бориса, было уже как минимум восемь. И в своих расчетах он не ошибся. Окончив петь «Как провожают пароходы» – конечно, не Хиль, но проникновенно – Васнецов проговорил:

– Наша чудесная встреча подходит к концу. Я надеюсь, вам понравилось, и вы хорошо провели время. Как вы знаете, Новый год – пора чудес. Поэтому теперь я предлагаю вам загадать своё особое, заветное желание, пока я завершаю концерт. Музыка – это волшебство; она исполнит ваши желания, как исполнила моё.

Антонин набрал побольше воздуха в грудь и запел «Желаю счастливых святок». Борис слушал его хороший голос, смотрел во вдохновенное весёлое лицо, переводил глаза на жалкую сцену, скверный смокинг и мрачнел. Тут Борис вспомнил надпись на билете «Загадай желание».

Концерт кончился. Вспыхнули лампы, все встали и долго аплодировали, в том числе и  Борис. Антонин Васнецов стоял и кланялся с сияющей улыбкой, на лбу у него блестели пота. К сцене подошли две пожилые женщины, старик и один мужчина средних лет. Они долго раскланивались, вручали букеты и благодарили; Антонин жал им руки и тщательно расписывался в блокнотах.

Наконец он поклонился в последний раз, снова поднялся на сцену и удалился. Последние зрители встали из-за столиков и повалили к выходу (в том числе и Синий шарфик, явно обиженная). Борис тоже было встал, сделал несколько шагов к дверям, но неожиданно для себя замешкался.

Слева от сцены была арка, она явно вела в актёрские уборные. Вокруг уже никого не было. Борис оглянулся ещё раз и быстрым шагом последовал туда.

В арке он нашёл неприглядный коридор с низким потолком, в котором пахло цементом, а стены были выкрашены масляной краской. С потолка свисала одинокая лампочка, и в её тусклом свете виднелось три двери, одна из которых была приоткрыта. Борис осторожно заглянул туда и увидел Антонина Васнецова в маленькой каморке. Там, помимо вешалки, дивана и столика с гримом лежала ещё целая груда пластиковых стульев, коробки из-под бумаги, доски и почему-то старая пишущая машинка. Певец же сидел на стуле перед зеркалом и жадно пил дымящийся чай из большой чашки. Перед ним лежали его три букета.

Борис тихонько постучал.

– Входи, Николай, входи! – пробормотал певец, не отрываясь от чая.

– Прошу прощенья, это не Николай. – сказал Борис.

Антонин обернулся:

– Ах, это вы! Что же вы не пошли танцевать? – спросил он с приветливой улыбкой. –  С вами сидела такая милая девушка…

–  Да мне было в тот момент не до танцев… Я думал.

• Что? Заходите, заходите!

Борис вздохнул и продолжил:

–  Понимаете… вы вкладываете в своё творчество сердце и душу. Вы артист. Я это вижу, хотя и музыкальный имбецил. Но где вы в итоге? В какой-то гнусной дыре, в этом дурном смокинге, который вам велик…

–  Разве?

–  Вот даже в школе, когда нам говорили про «второстепенных» писателей, я думал: «Они, может, трудились, выкладывались, излагали сокровенные мысли — и всё равно попали во «второстепенные», стали последней строчкой в обобщающем параграфе». Я думал: «Зачем вообще они это делали, если их творчество никто не оценил?» А вот теперь я встретил такого человека, который старается безо всякого отклика, и решил спросить  – как говорится, «Каково вам, поручик?» Не обидно?

Антонин Васнецов сделал ещё один глоток чаю, улыбнулся и покачал головой.

– Нет, не обидно. Для творческого человека, каковым я себя почитаю, главное – само творчество, а не отклик, честное слово. Нет, приятно, когда тобой восторгаются, просят расписаться, фотографируют, но и без того… Да и вообще, нельзя сказать, что я стараюсь безо всякого отклика. Он есть, не так велик. Я вижу блестящие глаза, слышу искренние аплодисменты, люди слушают меня с удовольствием… пусть не стадионами, пусть залами в домах культуры! Не в том дело. И потом, друг мой – ну что было бы хорошего, если бы я был эдаким «суперстаром»? За мной бы следили эти проклятущие журналисты,  приходилось бы давать дурацкие интервью для газет, у меня бы просто не осталось личной жизни… А что хорошего, если бы я выступал в гнусных новогодних передачах на Главном? Я среди увядших знаменитостей, пошлых шуток про политику, женщин и иностранцев, на меня падает мишура, а я держу в руках бокал с шампанским и улыбаюсь так, что у меня, того и гляди, лицо треснет!

Борис не выдержал и усмехнулся – он много видел этих передач, и все они отдавали гнильцой.

– Более того, – продолжил Антонин Васнецов, –  есть ещё одно важное преимущество в том, что у тебя немного фанатов — ты их всех ценишь! Бережно относишься к их цветам, открыткам, подаркам… а если у тебя тысячи и тысячи фанатов, ты уже не в состоянии уделять им должное внимания, букеты – певец бросил ласковый взгляд на пучок гвоздик –  скапливаются в кучи…

–  Ну… а деньги? Я сомневаюсь, что вы достаточно зарабатываете.

Антонин Васнецов кротко улыбнулся.

–  Не так уж мало для меня одного.

Помедлив, Борис кивнул.

–  Понятно. В таком случае я пойду. Спасибо, что всё растолковали.

–  Нет-нет, погодите! Вы действительно думаете, что мой смокинг сидит плохо?

–  Боюсь, что да. Широк в плечах и слишком длинен.

Антонин Васнецов забавно улыбнулся:

–  Вот досада! Надо будет всё-таки сшить себе на заказ костюм, хотя это и недёшево.

–  Видите! –  не удержался Борис. –  А будь вы знамениты, вы бы об этом и не думали. Кстати, Васнецов –  это ваша настоящая фамилия?

Тут в дверь постучали, и вошёл плюгавый мужчина с небритыми щеками и недовольным видом.

–  Антон, гонорар тебе пришлют прямо в Обь. Пятнадцать процентов себе ДК заберёт… –  начал было он, но, заметив Бориса, удивлённо замолк.

–  Это мой поклонник, э-э… а как вас зовут?

–  Борис… Борис Полянский.

–  Так вот, мы с Борисом имели тут увлекательный разговор об искусстве, а теперь, думаю, вместе отужинаем. Как вы на это смотрите, Борис?

Борис оторопело посмотрел на певца.

–  Позволите угостить вас? – повторил Антонин Васнецов.

–  Хм… да. –  перед глазами у Бориса встали те блюда, которые обычно подают в ресторанах, в том числе и вожделенные пирожные, но он постарался повести себя по-взрослому, и серьёзно, почти нехотя кивнул. –  Буду весьма рад.

–  Вот и хорошо! –  обрадовался певец. –  Тогда я поскорей переоденусь… Николай, возьми в бухгалтерии расписки.

–  Хорошо. –  буркнул Николай и скрылся в темноте коридора. Борис кивнул и вышел вслед. Минут через пять Антонин Васнецов крикнул: «Зайдите, Боря!», и тот послушался.  Певец был уже в других брюках и тёплом синем свитере с высоким горлом.

–  Ах да, Боря, вы же спросили! –  вдруг спохватился он. – Моя настоящая фамилия – Хрулёв, но её сочли неблагозвучной, вот и заменили.

– Могу я ещё кое-что спросить? –  полюбопытствовал Борис, вдохновлённый такой откровенностью.

–  Да, спрашивайте, конечно. – сказал Антонин, собиравший в сумочку свой грим.

–  А почему Вы меня на ужин пригласили?

–  Почему? Да как сказать… Вот Николай… он прекрасный человек, простой, честный, ответственный, серьёзный… но никогда не задумывается о чём-нибудь глобальном, искусством тоже не интересуется. По сути, ему всё равно, заведовать ли делами провинциального певца или сидеть в дирекции концертного зала «Краснодар», где он раньше работал. С ним не поговорить. А вот вы, я уже вижу, человек внимательный, и об искусстве тревожитесь…  и хочется с вами потолковать о том, о сём. Затем  и пригласил на ужин. А можем на «ты»?  Сколько вам лет-то, Боря? Вы же ещё совсем юный!

–  Да, давайте меня на «ты». И мне двадцать четыре года.

–  А мне тридцать два. И зови меня тоже на «ты», Боря, договорились? Антоном.

–  Да… хорошо, Антон.

–  Вот и договорились! –  Антон снял с вешалки, стоявшей в углу, пальто и шарф и принялся одеваться.

–  А! Про своё пальто-то я и забыл. –  сказал Борис. –  Пойду возьму.

–  Погоди, я с тобой! –  воскликнул певец, быстро застегивая пуговицы. –  Вот, всё… Пойдёмте!

Борис оделся, и они вышли вместе через парадный вход.

До ресторана «Метрополь» их довезло такси.  Отделка в нём была белой с золотом. Столик Бориса и Антонина Васнецова оказался у окна; глядя наружу, в сказочную пёструю тьму, Борис представлял себя астронавтом в космическом корабле.

–  Выбирай, что тебе хочется. –  отвлёк его от мыслей певец, вручив    толстое  меню. –  Но уговор — не гляди на цену!

–  Ни в коем случае. –  с притворной жадностью ухмыльнулся Борис и открыл меню. Названия блюд там были похожи на стихи. Читая, Борис заметил ещё и десертную карту, лежавшую на краю столика.

«Не буду брать его, –  решил он, –  нечего позориться. Только если Антон сам будет себе десерт выбирать… тогда и…»

–  Возьму бифштекс с грибами. –  сказал Борис вслух.

–  А салат? – спросил певец. –  Гарнир? Закатим пир горой!

–  Тогда ещё салат с креветками.

–  И про десерт не забудь! –  улыбнулся Антон и подвинул к Борису  карту.

Борис открыл её и сглотнул.

– Кру…круассан с ванильным кремом, пожалуйста.

–  Звучит неплохо! Дай-ка и мне, пожалуйста, карту. Между нами говоря — до смерти люблю сладкое… И давай я закажу большой чайник чая, хорошо?

–  Да, конечно.

Васнецов подозвал официанта, сообщил ему заказ Бориса и свой (фаршированные помидоры, картофель ломтиками и кусок орехового торта), а потом снова повернулся с собеседнику.

–  А кем ты работаешь, друг мой? Или на кого учишься? Может, на рисовальщика? Или архитектора?

–  Рисовальщика? Архитектора? –  Борис усмехнулся. –  Ни одной минуты. Я младший секретарь в юридической фирме. Едва окончил университет.

–  И как, нравится тебе ремесло юриста?

–  Ничего, нормально. Заниматься своими делами не мешает, а деньги всё равно капают.

Антон задумчиво кивнул.

–  Ты из такого расчёта решил юристом стать?

–  Не только… – и вдруг признался: – Юристам общежитие давали бесплатное. А мне не хотелось у отца деньги брать.

Антон снова кивнул. Борис поднял глаза и увидел, что певец внимательно слушает и хочет узнать об этом подробнее,  и тем не менее специально не спрашивает дальше, даёт возможность промолчать, если Борису не хочется говорить об этом. Это обезоруживало. А может, сработал эффект случайного попутчика. Борис уже давно ни с кем не говорил по душам.

– Отец бы, пожалуй, дал, но как дал!… Надо так давать, чтобы взять можно было. Отец меня не выносит.

–  Отчего же? –  тихо поинтересовался Антон.

–  Он думает, что я ему не родной. –  Борис сглотнул. – Ну, может, так и должно быть. С чего бы человеку любить чужого ребёнка? И своих-то не всегда получатся.

–  Да разве он не воспитывал тебя? Разве не был с тобой вместе?!

– Ну, воспитывал, ну был… Можно подумать, это что-то меняет. Сплошное «Не ходи туда, иди сюда; ешь это, не ешь то; ложись, вставай» –  и так далее до сознательного возраста. Я со временем, конечно, женюсь, и дети будут, как без них, но не обольщаюсь мыслью, что это будет каким-то особенным счастьем.

Помолчав, Антон вздохнул:

–  Очень надеюсь, Боря, что ты изменишь понятия до того, как это произойдёт.  По-моему, ребёнку очень вредит, если с ним общаются без любви.

Борис пожал плечами, он жалел, что разговор зашёл на такую скользкую тему, да и есть хотелось всё больше.

–  Ну, а чем же тебе не мешает заниматься ремесло юриста?

–  Да знаешь… вообще. Книги читать хотя бы.

–  Книги и я люблю! Ну, а что ты читаешь?

–  Всё фантастику да детективы.

–  А классику?

–  С классикой не в ладах. –  Борис принуждённо улыбнулся. –  А стихов в принципе не понимаю.

–  Почему же? –  огорчился певец. –  Стихи ведь так похожи на музыку.

–  Вам они, видимо, понятнее. Я же не певец.

Тут им наконец-то принесли еду, и Борис тут же позабыл и про отца, и про стихи. Почти мыча от удовольствия, принялся поглощать еду.

– …Вкусно? –  сквозь пелену удовольствия пробился голос Антона.

–  Безумно!

–  Оголодал, дружок? Денег мало?

Борис кивнул. В конце-концов, этот мужчина уже узнал о нём почти всё, помимо резус-фактора.

–  Ничерта не платят на работе. –  буркнул Борис. –  Наш менеджер, Игорь Степанович –  тот ещё субъект. Скользкий. Молодец против овец, а против молодца –  сам овца…

Борис болтал, что придётся к слову, не желая отрываться от еды. Васнецов в итоге оставил его в покое, и оба принялись поедать свои блюда в молчании. Потом им принесли десерт, и Борису снова захотелось мычать от восторга. Потом они пили чай.

–  Кстати, не забыл загадать желание? –  вдруг спросил Васнецов после второй чашки.

–  Забыл. – признался Борис.

–  Так загадай сейчас! В день концерта я — волшебник, так что постараюсь исполнить его.

–  Если честно, нет у меня таких желаний, которые загадывают. А вот просьба есть.

–  Просьба? Говори.

– Дай твой адрес. – проговорил Борис. – Я хочу писать письма.

– Письма!! – Васнецов всплеснул руками. – Замечательно, как ты только до такого додумался! Я буду счастлив с тобой переписываться, Боря!

–  Если так оно и есть — хорошо. – скрывая улыбку, Борис отодвинул блюдце с чашкой. –  Мне уже пора обратно в общежитие.

–  Ну хорошо, пойдём. – кивнул Васнецов, вложил в книжку с чеком деньги, и они пошли к выходу.

В фойе певец достал из кармана записную книжку, написал на последней страничке адрес, вырвал и вручил Борису.

–  Спасибо. – сказал Борис. Ему очень хотелось сказать это как можно проще и небрежней, но вышло так, как вышло — тихо и радостно.

–  Пожалуйста, Боря. – улыбаясь, проговорил Васнецов. Эта улыбка не была заразно-завлекающей, на неё можно было не отвечать, если не хотелось, но Борис улыбнулся по своей воле. –  Я тоже очень рад, что мы теперь с тобой знакомы. У меня в половине первого поезд, я еду в следующий город.

– А куда?

–  В Тулу… Пиши скорей! До свидания!

Тут Антонин Васнецов крепко обнял Бориса и отправился прочь — Борис едва успел крикнуть в ответ «До свиданья!»

Он ехал в общежитие на автобусе. Было тепло, его клонило в сон, но он не засыпал. Ему было радостно. Он хорошо провёл вечер, был сыт, он получил ответы на несколько вопросов, а главное — нашёл друга. Прежде у него не было друзей.