– Курица. Желтый глаз. Смотрит в окно, клюет. Я врать не буду, Ваня, ты же меня знаешь!

Он вскочил и сделал два шага к окну:

 

– Смотри! Вот, вот, трещины идут. Говорю же, клюнула прямо в стекло.

 

В стекле и правда были трещины. За грязным окном сырел колодец двора.

 

– У тебя второй этаж, Вася. Какая курица, какой глаз?

 

Я шагнул к нему.

 

– Пойдем. Посидишь немного. Соседи жалуются, – я старался, чтобы мой тон не казался извиняющимся, но получалось плохо.

 

Он непонимающе посмотрел на меня снизу вверх. Снова обернулся к окну, потом ко мне. протянул руки.

 

– Посадить меня хочешь? На, сажай.

 

– Брось, – сказал я, – посидишь у нас там ночь, завтра вернешься. А то хуже будут. Позвонят в прокуратуру, еще куда-нибудь настучат…

 

Он кивнул, молча прошел мимо меня, хрустя разбитой посудой.

 

– Куртку возьми! – крикнул я и пошел следом. Почти сразу же догнал его. Покинув разгромленную квартиру, Вася потерял всякую решимость. Когда я его настиг, он спустился вниз на три ступеньки. На выходе из парадного меня задержала соседка. От Васи она отшатнулась, а мне преградила путь.

 

– Забираешь его?

 

Я кивнул.

 

– Наконец. Сил больше нет. Громыхает там, орет. Скоро на людей бросаться начнет…

 

***

 

Ненадолго выглянуло солнце. Вода в канале поднялась почти до самого верха. То и дело раздавался треск льда. Вася, ссутулившись, шел впереди меня, постоянно оглядываясь. Его, кажется, трясло.

 

– Климат… – он остановился, указывая на канал, по которому шли льдины. – Нет, ты посмотри на это. Что вообще делается? Сейчас же не май месяц.

 

Я не ответил. Через пару минут мы были у отделения. Я кивнул дежурному и мы прошли вертушку. Васю забирали уже не первый раз, а потому он безошибочно направился к камерам. Обернулся:

 

– Ну что, бумажки там какие-нибудь писать будем?

– Не будем, – сказал я. – Да и не пишем мы уже бумажек. В компьютере все.

 

Вася повеселел, будто принял на грудь. И я понял, почему. Здесь не будет курицы и ее глаза. Во всяком случае, он так решил. Я тоже понадеялся на это: окон в обезьяннике не было. Помещение пустовало. Я пустил его внутрь, и он сразу же опустился на лавку.

 

– Слышь, а ватник какой-нибудь есть? Лежать жестко.

 

***

 

Мы вышли покурить на крыльцо. Февральское солнце уже было совсем весенним.

 

– Мне парень из тринадцатого рассказал… – начал Лопухин, – нашли у них там в парке труп. Бомж какой-то. Голова раздолбана, как будто клювом клевали.

 

– Серийный?

 

– Вроде нет. Больше ничего такого не было. Пока что.

 

***

 

Ночью меня разбудил треск. Казалось, что он идет изнутри головы, но это было не так. Я спустил ноги с кровати и они погрузились в холодную воду. Разбитое окно было освещено бледным светом месяца, но нижнюю его часть перегораживало что-то темное. Я протянул руку и коснулся шершавой поверхности. Это была лодка. Она разбила стекло, внутрь заливалась холодная вода. Снова раздался треск и громыхание – лодку вытащило из проема и унесло. Вода все прибывала. Я стоял в ней и думал, что все это мне снится, что сейчас в зазубренном квадрате окна появится куриный глаз и я проснусь. Но я не просыпался, а вода все поднималась. В коридоре глухо звонил оставленный в куртке телефон.

 

***

 

Лопухин – дежурный – стоял на крыльце отделения. Вода уже схлынула, вернувшись в канал, хотя под ногами все еще было мокро. Внезапно начало холодать, и эта грязь превращалась в гололед. По стене, примерно в метре от земли, шла темная полоса. В остальном почти никаких повреждений я не заметил. Я заглянул в нижние – подвальные окна – там чернела оставшаяся после наводнения вода. По ее поверхности стелился мусор и листы бумаги. Тысячи каких-то уже никому не нужных папок и дел. Я разглядел наклонившийся, как будто его рвало, шкаф с открытыми дверцами, накренившийся стол, разбросанные стулья, выступающие из воды.

 

Лопухин протянул мне руку:

 

– Не нашли мы его. Хорошо, что не оформляли. Правильно.

 

– Как не нашли, куда он мог деться?

 

Лопухин пожал плечами и попытался бросить окурок в урну, но ее не было – унесло. Он просто отбросил остатки сигареты подальше и пошел внутрь. Мы спустились к обезьяннику, внутри которого плавало что-то темное.

 

– Сам лезь. Я только ботинки высушил, – сказал Лопухин. Помедлив, я наступил в воду и подошел к двери камеры – она была заперта. Внутри лежал набухший ватник, который я вчера принес Васе. Большая его часть погрузилась под воду, но один из рукавов остался на поверхности и слегка шевелился вместе с другим плавающим мусором. Я обшарил всю камеру, но она была пуста. Я знал, что в ней ничего нет (никого нет), но так было нужно. Не знаю, кому и зачем. Но. Так. Было. Нужно.

 

***

 

Квартира Васи тоже была пуста. Я это чувствовал. Не заглядывая в комнаты, я сразу пошел в кухню, переступая через разбитую мебель. Под ногами хрустел паркет. Я снова увидел радиальные трещины на окне (это просто кто-то швырнул снизу булыжник). Заглянул в кухонный шкафчик – едва ли единственный не разломанный предмет интерьера. Нужную банку я нашел сразу же. В ней лежали запасные ключи. Не решаясь поворачиваться к окну спиной, я боком выбрался из кухни. Погасив свет, вышел из квартиры и запер дверь на все замки.

 

 

Ноябрь – декабрь 2018