В гарнизоне начался страшный переполох –  срочно подкрашивали строения, полосочки на плацу, выпуклые звёзды на железных воротах, ведущих в закрытую для посторонних зону, выцветшие буквы ЛЕНИН на памятнике основателю Советского государства, смывали следы жизнедеятельности птиц с непокрытой головы вождя мирового пролетариата (кепку он, как всегда, держал в указующей путь к светлому будущему руке), не забыли, конечно, и о траве – на  подвытоптанные участки газона около солдатской столовой и обеих казарм пересадили выкопанный в поле дёрн и тщательно постригли его портновскими ножницами. В общем, готовились очень серьёзно – для инспектирования выброски десанта ожидался  сам маршал – командующий Военно-транспортной авиации. Он принадлежал к уходящей когорте военачальников, дослужившихся до своих высоких званий во время войны. Простым красноармейцем участвовал ещё в Гражданской войне, затем пересел  с коня на самолёт и начал делать головокружительную карьеру в авиации.

Правда, объяснить его стремительное восхождение то ли от майора, то ли от подполковника в тридцать восьмом году до маршала авиации в сорок четвёртом никто толком не мог – пик репрессий, когда вакансии появлялись каждый день, к тому времени уже прошёл, а во время войны никаких заметных успехов части под его командованием не достигли. Напротив, в штабах знали о том, как бездарно были потеряны тяжёлые бомбардировщики его корпуса в первые дни войны. Молодой и вроде бы перспективный командир авиасоединения не смог воспротивиться безрассудным приказам сверху. В дневное время, без прикрытия наших истребителей, тяжёлые и неповоротливые ТБ-3 послали бомбить колонны немецких танков и мотопехоты на временных, но хорошо защищённых от ударов с воздуха, переправах через Березину и Днепр.  Результат оказался плачевным – остановить врага не смогли, а его зенитная артиллерия и, особенно, юркие воздушные хищники «Мессершмидты» делали из устаревших тихоходов огненное решето. Этот трагический эпизод блестяще описал Константин Симонов в «Живых и мёртвых», не пропустили картину падающих друг за другом краснозвёздных бомбовозов и авторы одноимённого фильма, который, как раз накануне проверки, успела в очередной раз посмотреть вся страна.

Казалось бы, тут и карьере конец, ничего подобного! Вскоре будущий маршал снова пошёл в гору и в начале следующего, сорок второго, года стал заместителем командующего Авиации дальнего действия. Но всегда оставался на втором плане, редко руководил крупными операциями. А если приходилось, то далеко не всегда удачно. Одну он вообще образцово-показательно провалил: осенью 1943-го для помощи форсировавшим Днепр войскам решили высадить воздушный десант, а нашего героя назначили координировать действия авиации. Но слаженных действий-то как раз и не получилось! Важная операция провалилась – десантников разбросали не в намеченных точках, а неточно и далеко друг от друга, поэтому их, болтающихся на лямках парашютов, немцы начали расстреливать чуть ли не в воздухе, и большая часть погибла или попала в плен. Однако это не помешало молодому генералу продолжить карьерный рост и получить в следующем году звание маршала авиации.

Нынешняя высокая должность маршала, осведомлённые люди в погонах знали, была, скорее всего, последней в его жизни перед переводом в Группу генеральных инспекторов – в Советской Армии маршалы не уходили на пенсию. Они получали этакую синекуру с соответствующими рангу зарплатой и привилегиями. Тем больше пугала проверка – большой начальник, которому нечего терять, может выкинуть любой фортель. Ведь в нашей армии до последнего времени (а, может, и сейчас) начальства боялись больше, чем врага. Начальник – он вот тут, перед тобой, и может в должности и звании понизить, отдать под суд, расстрелять на месте в военное время, а до боя с противником ещё дожить надо.  Поэтому прибегнули к обычному ходу – решили ублажать высокого гостя всеми возможными и невозможными способами.

Для начала строго проинструктировали всех офицеров: обращаться к маршалу не только по званию, но и «Товарищ Главком» – командующий военно-транспортной авиацией любил, когда его так называли, хотя главкомом был его непосредственный начальник, главнокомандующий всеми Военно-воздушными силами. Но почему не ублажить старика? Ради общего блага, так сказать! «И самое главное, товарищи офицеры, – добавил комполка на построении, – никаких сапогов гармошкой! У кого худые ноги следите, чтобы сапоги не сползали! Только ровный, прямой сапог!»  Маршал на всю жизнь сохранил старую кавалерийскую привычку к гладким голенищам и от подчинённых требовал того же. И не дай Бог попасться ему на глаза в непотребного вида сапогах, за такое прегрешение престарелый полководец легко раздавал по пять суток ареста направо и налево!

Подумали, конечно, и о жилищных условиях – при содействии областных парторганов его поселили в самом лучшем секторе самой лучшей в городе гостиницы – там в каждом номере даже свой санузел имелся, и постояльцам не нужно было идти в общий, куда-то в конец коридора. Маршалу выделили  просторный двухкомнатый люкс. Все знали, что главком с годами приобрёл привычку к комфорту.  В офицерской столовой кормили его отдельно, для чего изменили график питания лётно-технического состава, кушал маршал по самому высшему разряду,  кормился деликатесами, полученными из обкомовского распределителя. Маршал, щедрой души человек и большой любитель даже за едой по-отечески учить подчинённых уму-разуму, в основном при помощи назидательных историй из своей богатой биографии, приглашал к столу не только свою свиту, но и командира полка с заместителями. Те, скрепя сердце, шли, сконфуженно улыбаясь – выделенных разносолов могло не хватить на всю ораву. Выезды главкома и его спутников обеспечивала горкомовская «Волга» и «газики» полкового начальства, для чего, дабы не создавать длинную цепь временных изъятий машин, в пользу командиров, пожертвовавших маршалу свою технику, лишили транспорта самое нижнее звено обладателей служебных автомобилей –  двух командиров эскадрилий. Комэску-3, повезло больше, его видавший виды «козелок» часто ломался, и на него никто не претендовал.

Боевому маршалу даже баню с женщиной организовали. Хоть и был он по тогдашним меркам  совсем старик – давно разменял седьмой десяток, но выглядел наш герой бодро и, надо сказать, ещё два десятка лет после этого случая продолжал нелёгкую службу в когорте полуотставных пенсионеров-маршалов и даже мемуары написал, понятное дело, не о бане в описываемом гарнизоне.  Нравственность в полку была, без всякой тени иронии, на высоте, свободных женщин практически не имелось, а супружеские измены, вопреки широко распространённым представлениям, случались чрезвычайно редко. Да и как там уйти налево, когда в военном городке все у всех на виду, а многие жёны, матери и тёщи защитников Родины, приезжавшие помогать с детьми, не работали и значительную часть времени в тёплое время года точили лясы на деревянных скамеечках перед подъездами. В столовых, в общественной бане, в магазине и прочих окологарнизонных заведениях трудились те же жёны офицеров и сверхсрочников, и подговорить их на измену мужу в интересах полка, пусть даже таких важных, оказалось невыполнимой задачей – в гарнизоне потом пальцами показывать будут. Короче, поиски женского тела для маршала проходили тяжело, но, в конце концов, за какие-то реальные, совсем не мифические, блага согласилась пожертвовать собой одна вольнонаёмная. Она жила не в военном городке, ездила в часть на автобусе, поэтому пересудов не боялась. Что там у них с маршалом произошло, как она ему спинку потёрла или он ей, история умалчивает, поскольку никто свечку не держал, а партнёрше главкома строго-настрого велели держать язык за зубами, ведь личная жизнь маршалов в СССР относилась к разряду военной тайны. Может, и не было ничего, вдруг маршал весь жизненный путь хранил верность своей единственной и неповторимой и, обернув полотенцем бёдра, стыдливо просидел всю банную процедуру бок о бок с завёрнутой в простыню гарнизонной красоткой. Ложное, но широко распространённое представление о мужском, как говорится, достоинстве – мол, что о нём подумает вся военно-транспортная авиация, если откажется, вполне могло сыграть такую шутку. Но тайна сия великая есть.

Инспекцией самого полка маршал остался доволен – домики аккуратные, газон пострижен, солдатики с песнями шагают в столовую правильными колоннами, развод караулов осуществляется согласно требованиям Устава. Работа командного состава части проверяющего тоже вполне устроила – в штабе всё расписано, как положено, боевая подготовка организована, регулярно совершаются учебные полёты, в том числе в ночное время. Теперь предстояло проверить главное – точность выброски десанта на небольшом полигоне в условиях, приближённых к боевым. В этой части, маршал, как мы помним, был крупным специалистом ещё со времён войны.

На полигоне и случился первый казус. Офицеры, генералы и даже маршалы ведь тоже люди, и, как всем представителям рода человеческого, им свойственно отправление естественных надобностей. Но в местах десантирования «крылатой пехоты» водопровода и канализации нет, даже вечно воняющих биотуалетов, привычных современному посетителю мероприятий под открытым небом, в шестидесятые годы в СССР тоже ещё не придумали, поэтому как справляются с этой важной потребностью организма простые солдатики, кроме них самих, одному Богу известно, хотя, в общем-то, всем понятно. А вот начальству, наблюдающему за ходом учений, такой способ, ясное дело, уже не подходит. Ну как вы себе представляете старших офицеров и генералов, прячущих свои дородные тела в жидких кустиках? Лесов и садово-парковых зон на полигонах для десантирования не водится. Поэтому около наблюдательного пункта для командного состава года за два до описываемых событий сколотили туалет деревенско-ямочного типа на несколько мест. Но для комфорта московского гостя такой расклад, естественно, не годился. Разве можно допустить толчковое соседство желторотого лейтенанта-связиста и заслуженного маршала, прошедшего две войны? Тут требовалось подойти к вопросу творчески.

И подчинённые маршала не подкачали, проявили настоящую солдатскую смекалку – посовещавшись с командиром дивизии, тоже прибывшим на полевые учения (раз уж сам маршал из Москвы пожаловал, то грех  комдиву пред ясны очи не предстать, ему-то ближе из соседней области), решили обеспечить главкома личным туалетом. В полковой столярке сколотили одноочковую дощатую конструкцию для маршала, потом специально выделенный для этой миссии МАЗ отвёз персональный сортир на полигон. Там его установили в сторонке от заведения общего пользования (дабы никто не позарился), забив дверь гвоздём-соткой, а то, не дай Бог, кто-нибудь случайно  использует по назначению сие сооружение раньше высокого начальника.

В тот день главком хорошо выспался, что ему далеко не всегда удавалось в последние годы, крепко позавтракал в ресторане гостиницы и в хорошем настроении прикатил на полигон заблаговременно, до появления первого Ан-12 с десантниками оставалось ещё полчаса. Всё местное начальство тоже было на месте – комдив, комполка, замполит, заместитель по лётной части, начальник штаба и даже особист, на всякий случай решивший засветиться перед маршалом. А тот осмотрел наблюдательный пункт, оптические приборы, всем остался доволен и вышел на воздух. Дышалось хорошо, было не жарко, хотя стоял самый разгар лета, солнце висело высоко в зените, на соседнем поле колхозный трактор косил высокую траву, в небе щебетали маленькие птички, где-то рядом шумела порожистая река. Обычная деревенская идиллия.

Подышав свежим воздухом, главком почувствовал необходимость посетить туалет типа сортир. Он было уже  двинулся в сторону одиноко возвышавшейся постройки для комсоствава, но на подходе к заведению он услышал чьи-то догонявшие его шаги. Обернулся – так и есть, замполит полка и один из  помощников маршала бежали к нему, явно желая что-то сообщить.

– Товарищ главком! – офицер сделал на лице подобострастную улыбочку.

– Что у тебя? – недовольно произнёс маршал – он не любил, когда его останавливали  в важных начинаниях.

– Товарищ главком, Вам не туда, для вас отдельный сделали, – замполит не решался произнести слово «туалет» применительно к постройке для такого важного гостя.

– Вон там, товарищ маршал, – добавил помощник, указывая рукой в нужном направлении, а замполит незаметно махнул рукой начхозу полка – маршальский туалет-то был заколочен.

– А, ну это правильно, молодцы! – похвалил маршал.

Главком, довольный предупредительностью подчинённых, двинулся к персональному сортиру. Скромное сооружение из свежевыструганных досок находилось между наблюдательным пунктом и сенокосом, оно, повторюсь, было специально построено немного в стороне, дабы ничто не могло мешать размышлениям маршала в редкие минуты уединения.

Казалось, всё идёт как нельзя хорошо, до настоящего момента главком всем оставался доволен, даже наличие личного туалета явно оценил, оставалась сущая ерунда – выброска десанта. Но эту операцию лётчики отрабатывали уже бесчисленное количество раз и вряд ли могли ошибиться на родном полигоне в хорошую погоду. Десантники тоже постарались, по просьбе авиаторов они отправили на разгрузку угля для котельной и в наряды  по кухне и по территории всех способных завалить важное мероприятие – десантирование проводилось в непосредственной близости от реки, утонуть в ней никто не мог по причине небольшой глубины, но опозориться – запросто.

Продумали всё, но подвела малюсенькая деталь. В последний момент выяснилось, что начхоз забыл плоскогубцы, гвоздь в дверь он забивал сам, на совесть, поэтому знал точно – без инструмента не обойтись. Конечно, у любого из скучавших метрах в ста шофёров имелось всё необходимое, но маршал с каждой секундой неумолимо приближался к одинокому строению. Счёт шёл на секунды. Надвигался страшный конфуз, почти катастрофа, все старания, вся напряжённая работа по приёму такого важного гостя, всё могло в одночасье пойти прахом. Тогда замполит, мужчина решительный и крупногабаритный, вытащив из земли ближайший штырь штабной палатки, быстро бросился за маршалом, чтобы хоть этим нестандартным, но, как он надеялся, действенным орудием распечатать перед маршалом индивидуальную уборную. Однако случилось непредвиденное – когда маршал уже мысленно предвкушал предстоящее действо, дверь заколоченного отхожего места неожиданно отворилась изнутри, и из персонального маршальского туалета вышел, на ходу поправляя свою нехитрую амуницию, молодой, крепко сложенный солдатик. От неожиданности оба оторопели, главком – от коварного подвоха в виде юнца, воспользовавшегося его личным местом для медитаций, а юный воин – от того, что впервые в жизни увидел, да не просто увидел, а столкнулся нос к носу, с таким важным начальником, к тому же в маршальских погонах. Ладно бы полковник, ну пусть генерал-майор, а тут маршал! Оба пользователя туалета, замерев, стояли без движения несколько мгновений, первым нашёлся солдатик. Он отодвинулся в сторону, освобождая дорогу начальству, и вежливо приоткрыл дверь:

– Пожалуйста, товарищ маршал! –  забыв отдать честь, выпалил боец таким голосом, каким обычно кричат «Служу Советскому Союзу!»

Маршал медлил, посещение туалета пошло совсем не по заранее продуманному штабом плану, к тому же наш герой чуть не продырявил новенький сапог вырванным с  мясом предохранительным гвоздём, чьё острие торчало из невысокой травы. Видимо, не заметил импровизированную пломбу солдатик, дёрнув пару раз жилистой крестьянской рукой за ручку.  Воцарившееся молчание нарушил налетевший на солдата замполит полка:

– Ты кто такой? И что тут делаешь! – заорал он, мгновенно осознав всю беспредельную  глупость своего вопроса.

– Рядовой Карпенко из караульного взвода, товарищ подполковник! – несчастный Карпенко начинал понимать, что влип в какую-то неприятную историю, как бы ещё пару-тройку нарядов вне очереди схлопотать.

– Марш отсюда, и чтобы больше духу твоего в этом месте не было!

Провинившийся не заставил себя ждать и быстрым-быстрым шагом, почти бегом, поспешил удалиться от туалета и от взбешённого почему-то начальства.

– Пожалуйста, товарищ маршал, туалет в Вашем распоряжении!

– Да уж, спасибо, подполковник, – медленно произнёс главком, открывая захлопнувшуюся дверь, и недовольно потянув носом воздух, добавил, – а насчёт его духа  ты поздновато сказал.

Происшедшее испортило настроение не только маршалу, но и всем офицерам, так тщательно готовившим приезд главкома. Столько стараний, столько усилий, и всё пошло прахом из-за какого-то недотёпы. К счастью, неприятное впечатление от непредвиденного инцидента сгладил удачный ход учений. Лётчики не подвели, точно рассчитав точку десантирования. Не подкачала и крылатая пехота – почти все приземлились на допустимом нормативами расстоянии от места сбора парашютистов, только пару десантников внезапный порыв ветра унёс немного дальше, но главком мог их и не заметить.

Командир полка доложил маршалу об успешном окончании выброски, на что услышал в ответ:

– Сам вижу, а те двое далеко улетели? К противнику в плен?

«Всё разглядел, старый чёрт!» – подумал про себя полковник.

– Да нет, товарищ главком, аккурат, на берегу реки приземлились, даже ноги не замочили!

– Ну ладно, раз так, будем считать, что десантирование произведено успешно!

Все с облегчением вздохнули, командир полка приказал сворачивать лагерь. Началась обычная для такого дела рутина –  демонтировали шатровые навесы, оптические приборы, складывали имущество в грузовик. Пора бы начальству покинуть полигон, но главком не торопился, похаживая с сомкнутыми за спиной руками вокруг суетившихся солдат. Не могли раньше высокого начальства разъехаться и остальные офицеры. Тем более, что на лице главного действующего лица учений, а им, как правило, всегда является проверяющий, особого удовлетворения от прошедшего мероприятия не прочитывалось. Свита и местные командиры иногда перекидывались друг с другом многозначительными взглядами, в которых без труда читалось: «Не угодили маршалу!» Срочно требовалось что-нибудь предпринять. Но на этот случай у командования полка имелась домашняя заготовка.

– Товарищ главком, – это замполит взял в свои руки управление ситуацией, – дело сделано, лётчики и парашютисты поработали на славу, может, пора пропустить по пятьдесят за нашу славную военно-транспортную авиацию и не менее славные ВДВ!

– Ну что ж, можно! – маршал оценил проницательность офицера.

В мгновение ока перед проверяющим развернули самодельный походный столик, гордость начальника хозяйственной части полка. Он же  лично сервировал стол. Армянский коньяк в количестве трёх бутылок, телескопические металлические стопки (отдельное спасибо местным умельцам), заблаговременно нарезанное  копчёное мясо и колбаса из обкомовского магазина, лучшие консервы из полкового военторга, никогда не поступавшие в свободную продажу, ароматный, ещё тёплый (опять же главный хозяйственник постарался) пшеничный хлеб – это импровизированное застолье могло успешно конкурировать с  областного уровня протокольным приёмом гостей из стран народной демократии.

Маршалу налили первому, он, чокнувшись со всеми присутствующими, одним залпом осушил стопку и, крякнув от удовольствия, поставил её на место. Подчинённые главкома последовали его примеру, но приступить к трапезе не решались, они ждали более внятной реакции маршала, а он, постояв немного в обстановке всеобщей тишины, не закусывая,  молча протянул сосуд распоряжавшемуся за столом замполиту. Тот сообразил мгновенно и лично наполнил его маршалу. Главком опять без лишних слов влил в себя очередную порцию коньяка и, повернувшись спиной к окружающим, двинулся в сторону поля, что-то мурлыча себе под нос.

– Доволен, – сказал один из его помощников, и, как будто это короткое слово было  сигналом, все присутствующие дружно накинулись на еду, не забывая при этом о коньяке. Лишь осторожный замполит, закинув в рот вслед за содержимым стопки кусочек финской колбасы с диковинным названием салями, продолжал внимательно следить за действиями маршала. А главком, на которого выпитый коньяк произвёл совершенно благостное и умиротворяющее воздействие, остановился метрах в двадцати от компании офицеров и медленно вдыхал в себя чистый деревенский воздух, смакуя запах скошенной утром и уже слегка подсохшей травы.

– Ах, как хорошо пахнет сеном, – не очень громко, но вполне достаточно  для того, чтобы внимательное ухо заместителя по политчасти полка что-то расслышало, – произнёс главком.

Замполит, накидав в армейскую миску закуски, отделился от группы набивавших желудок офицеров и немного приблизился к маршалу, то же самое сделал самый бдительный помощник главкома.

– Товарищ маршал, не желаете ли ещё финской салями! Или коньячку!

– Коньячку! Пожалуй, – согласился высокий гость.

И тут же, по кивку замполита, майор-начальник АХЧ подлетел к маршалу с бутылкой высококачественного отечественного напитка.

Гость опять одним залпом опустошил свой сосуд, снова крякнул и медленным шагом продолжил  путь к какой-то понятной только для него точке.  Уничтожавшие запасы деликатесов полка командиры замедлили темпы поглощения пищи, каждый старался понять какой теперь порядок действий – продолжать ли наворачивать дефицитные продукты или пора оставить стол  и следовать потихоньку за удалявшимся  маршалом? Пока все думали, майор с коньяком, которому для пущего сходства с официантом из приличного ресторана не хватало только гладкого белого полотенца, перекинутого через руку, проницательный замполит и помощник главкома вереницей двинулись за маршалом, сохраняя при этом почтительную дистанцию, дабы не мешать полководцу оставаться наедине с родной природой.

– Боже, как пахнет сееееном! – повторил с ударением на последнем слове главком, вдыхая в себя неповторимый запах русского поля.

Майор с коньяком чётко расслышал только последнее слово и замер от неожиданности, на его лице читалось определённое разочарование.

– Ты что?  Чего стоишь? – пытался понять догнавший его  замполит.

– Вроде как сена хочет, – отказываясь признать поражение идеи с коньяком, невнятно проговорил майор.

– Чего? Сена? – замполит пытался прислушаться к словам маршала, резко замедлившего движение.

А тот остановился и, глубоко вдыхая воздух, закрыл глаза и вспомнил себя, молодого красноармейца, растянувшегося на сеновале вместе с десятком боевых товарищей. Они тогда уморились после длительного перехода и, вкусив импровизированный обед с чаркой забористого деревенского самогона и горячей, ещё дымившейся в чугунке, картошкой, с наслажденьем растянулись на мягкой подстилке – несказанное блаженство для усталых солдат.  Бойцов быстро разморило и вскоре они дружно провалились в царство Морфея. А впереди их ожидала жестокая рубка с белоказаками Мамонтова, из которой живыми и невредимыми вышли лишь немногие. В деревенском детстве своём будущему главкому частенько приходилось спать на сене, но этот последний раз на всю жизнь навсегда отпечатался в его памяти.

– Эх, сейчас бы вздремнуть на сене!

– Опять что-то про сено, – услышал майор.

– Надо сена принести что ли? – размышлял вслух замполит.

– Да что там думать, – помощник побежал назад к столу, – сена, маршал хочет!

– Сена, – недоумённо пробормотал комдив, – зачем?

– Не знаю, хочет сена! – раздражённо повторил помощник, – маршал хочет сена, чего тут непонятного!

Тон его был совершенно неприемлем по отношению к старшему на два звания комдиву, но особам, приближённым к высокому начальству, прощалось и не такое.

– Давай, Пётр Иванович, – вступил в разговор комполка, – организуй маршалу копёнку!

Начальник штаба не заставил себя просить дважды, и минут через пять шесть солдат уже несли шесть охапок душистого сена, а начштаба и подбежавший к нему замполит руководили операцией.

– Аккуратней ребятки, не рассыпать! – командовал замполит.

Процессия подошла к главкому, тот недоумённо уставился на солдат со странной ношей.

– Это что? – наконец произнёс он, обращаясь к замполиту.

– Сено, товарищ маршал! – ответил подполковник, – Вы просили с-сена, – губы его начали нервно подрагивать, он уже понял всю абсурдность возникшей ситуации.

– Я вам что, корова, чтоб сено жрать! – рассердился маршал, – Коньяку налей, – только и сказал главком, повернувшись к майору.

 

******

Больше в тот день ничего заметного не случилось, только напряжённое молчание висело в воздухе, никто и не пытался рассеять его разговорами или, тем паче, какими-нибудь армейскими байками. Солдаты продолжали грузить полковое имущество. Майор, отвернувшись в сторону от маршала, хлебнул коньяк прямо из горлышка и пустил остаток бутылки по кругу,  а сам приступил к сбору недоеденного дефицита. Офицеры, забыв о стопках, выпили ещё по глотку, и пошли размещаться в автомобилях.

Маршал тоже не промолвил больше ни слова, кроме самых необходимых: «машину», «в гостиницу»; и уехал. Из Москвы вскоре  сообщили, что проверка прошла нормально, все участвовавшие в ней части получили хорошие оценки. Но пока наш герой оставался главкомом, никто из присутствовавших на полигоне офицеров ни на йоту не продвинулся по служебной лестнице и не получил очередное звание.