МНЕ БУДЕТ БОЛЬНО
Я никогда к тебе не притронусь больше — я просто не хочу умирать… Мне не хватает смысла, во мне не хватает смысла, но я не хочу умирать! я никогда к тебе больше не притронусь, я тебя ненавижу — мне не нравится дым…
«Не думай про белых обезьян и станешь бессмертным»
— И с тех пор я всю свою жизнь думал о белых обезьянах…
— Как твое имя?
— Зачем оно тебе? Я завтра все равно уеду и мы больше никогда не увидим друг друга.
— Но у меня останется твое имя. Со мной останется твое имя. Во мне останется твое имя. Навсегда. Я буду о тебе вспоминать.
— Не надо… Я буду кричать… Мне будет больно… Тебе будет больно…
— Нам будет больно!
— Я просто не хочу провести эту ночь! Хочется раствориться в свете и никогда не быть здесь, в этой тьме… Когда утро? Я не переживу, не переживу эту ночь!
— День не придет, утра не будет… Завтра пойдет дождь… Как твое имя?
— Я люблю дождь. Мне нравятся тучи, нравится небо…
— Здесь нету неба — сплошные тучи. А еще тут всегда ночь…
— Странные края…
— Тут существует два мира: верхнее для туч, а нижнее для дыма… Дыши! Дыши глубже! Ты должна пережить эту ночь и уехать завтра… И сказать свое имя…
— Ты все равно забудешь…
— Нет.
— Ты разочаруешь меня, как и другие люди, которые мне дороги… Не надо… Не смотри на меня, не запоминай меня…
— Нет…
— Ты ведь не хочешь сделать мне больно… и себе…
— Нет.
— Я сейчас уйду, уйду куда-то далеко-далеко и никогда, никогда не вернусь.
— Так нельзя… Не поступай так со мной!
— Я пойду… Ну… Я пошла… А мне… случайно не знаешь, где тут отель поблизости? Мне просто… На одну ночь — мне завтра улетать. Не думай обо мне. Пусть боль утихнет. Пусть она уйдет и никто о ней не вспомнит… Никто обо мне не вспомнит… Ты только не думай обо мне, хорошо? Пообещай?
— Ты ведь хочешь, чтобы я о тебе думал, чтобы я помог тебе пережить эту ночь! Зачем ты это скрываешь, зачем прикидываешься? Не прикидывайся злой и слепой!
— Я… Я видела все…
— Посмотри в мои глаза — что ты там видишь?
— Зрачки. Такое еще красивое пятнышко цвета стали…
— Ты ничего не видишь?! Ты прикидываешься?!
— Я все вижу.
— Что ты видишь? Ты меня мучаешь, ты скрываешь от меня свое имя!
— Оно не красивое, у тебя, думаю, на много лучше… И я все вижу, я всех вижу, я просто не могу избавиться от этих видений!
— Холодные у тебя глаза, остывшие, совсем не мои… Ничего ты не видишь…
— Я не хочу, не хочу ничего видеть!!!
— Ты завтра уедешь… улетишь… бросишь меня, оставишь меня одного под дождем, одного среди дыма, но я всегда буду с тобою рядом, в глазах твоих, зеленых или карих… Не моих… У тебя ужасные глаза. Непонятные. Мне не нравятся…
— Все будет очень плохо, если мы будем вместе…
— Не будем мы вместе… Но я буду рядом!
— В твоих глазах мотыльки.
— Твое имя? Назови свое имя!
— А как зовут тебя?!
— А я — Хиросима… Твой Хиросима… Я — Хиросима…
Дым рассеивался и в темноте можно было увидеть плывущих по небу белых обезьян с длинными, как щупальца, хвостами, несущих свои тела в неизбежность…
ОСКОЛКИ
@
— Почему ты грустишь из-за человека, которому всё равно? — обратилась она к себе.
И ничего не стало… Солнце исчезло, вокруг потемнело, облака превратились в огромные небесные пятна, а ночь вовсе не спешила… Да и зачем ей спешить? Куда? Пусть целую вечность продолжается предвечерье, пусть ветер нежно колышет волосы постоянно куда — то спешащей девице и разговаривает с людьми на языке, только ему понятном, но прекрасном…
— Ну почему? — спрашивала себя она, рыдая, и ее лицо казалось ужасной, не оригинальной гримасой.
@
Одним залпом поглотив бокал никому неизвестной жидкости, девушка повеселела. Подошла к окну, посмотрела на улицу.
— Какая неяркая и неснежная нынче зима — сказала она себе, и добавила — Снова… впрочем — всё как всегда.
Прошло, наверное, около часа. Снег, не смотря на жалобы девушки, не пошел. А ветер усилился.
@
Замерзшие руки, казалось, согреть было невозможно: подноси к батарее, не подноси — холодно, очень холодно, пальцы красные; нос и щеки приятного розового цвета, а в глазах… угар… уголь… только изредка в них можно заметить, похоже, предновогодние огоньки, а намного чаще — слёзы.
— Нет. Нет… Нет… — повторяла девушка, сидя на кровати и комкая одеяло — Нет… Не будет ничего…
@
Очень грустной оказалась книга, купленная в магазине из-за яркой обложки. Девушка, прочитав только первую главу, сразу отложила роман в сторону, размышляя о вреде чтения.
@
После вечернего контрастного душа наступил момент лентяйства и безделья, который вскоре сменился чтением книги. Той самой — яркой, неинтересной, скучной.
Прошло минут сорок. По девичьему лицу катилась слеза, которая ни застывать, ни испаряться не хотела.
— В жизни все не так — прошептала девушка и вспомнила, что от книжек один только вред…
@
Музыка играла громко, видимость была нулевая, толпа -взбесившаяся. Девушка пыталась вклиниться в общий человеческий клин, сотканный из множества тел…
…Неожиданно к ней, танцующий не в замысловатый ритм, подошёл Он. Чего — то сказал, что — то заметил, и в конце концов, нехотя извинился. Как же она обрадовалась, наконец глаза её загорелись!
— Нет — как — то аккуратно и вежливо сказала она и, повернувшись спиной к любимому, громко прибавила — Собака.
И ей стало легко, как никогда…
СИМПТОМАТИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ
— Я буду ждать… я буду ждать тебя всегда. Понимаешь?
— Зачем?
— Я без тебя завяну, как те цветы у тебя дома…
— Не цветы — просто ромашки.
— Ты вернешься… Я верю… Ой, что я говорю! ты же еще не ушла!
— Ну ничего, еще чуть-чуть и уйду… за справкой.
— Я не об этом. Ну, правда, справка мне тоже нужна. Но ты нужнее… Я так люблю тебя! Так люблю, что ты тоже меня обязательно полюбишь… когда- то.
— А ты, к сожалению, не будешь мне мерещиться в каждой проходящей фигуре, да и фигур я видеть скоро больше не буду…
— А от чего ты умрешь?
— Ну там… Неинтересная такая история, думаю, курить просто меньше надо.
— А если я умру… Ты будешь плакать?
— Мне будет больно, но я не буду плакать…
— Не ври мне! Не будешь!
— Мертвые не плачут, мертвые молча сочувствуют, а ты, думаю, проживешь до ста… Ты же такой правильный, не куришь… А трудно быть богом?
— Безумно.
— Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь… Вот помню, я с какой- то девкой в парке болтал, она мне кивала, улыбалась… Иностранкой оказалась, ничего не поняла, ушла… Я так по ней скучаю… Такая близость у нас была…
— А ты разговариваешь с незнакомцами?
— А что?
— Нет, ничего. Это я такой социафоб.
— Та не социофоб… Просто людей ненавидишь.
— Да. Другое дело- собаки, их и погладить можно…
— Так животных ты любишь?
— Ну не обобщай… Как можно любить всех? Это так… противоестественно и жестоко по отношению к своей самооценке.
— Умная ты, но ничего не понимаешь. Понимаешь хоть кого-то?
— Ну… Ваню, друга твоего… может быть… немного…
— Так его хрен поймешь- он астрофизик!
— Ну, ничего, бывает. Я науку люблю.
— Я тебя люблю.
— Тоже бывает. Причем- часто такое бывает.
— Если ты умрешь- я не переживу- сойду с ума!
— Это наша медецина сойдет с ума, если я выживу.
— Злая ты, никого не любишь… Несчастная.
— Любовь когда- то проходит все равно. Так что — я просто страхуюсь. И несчастной себя не считаю… Что ты так смотришь на меня?
— Ничего… Там это… Ногти красные тебе очень к лицу.
— Ну спасибо, что ногти, а не глаза.
— Злая… Несчастная… Ты когда- то изменишься?
— Нет, я не изменчивая. Справку принесу завтра. Пока.
— Прощай… Я буду тебя ждать… Я буду ждать тебя всегда…
ИХ БЫЛО ДВА СОСЕДА
Серая тень долго стояла с тряпками и петлями в руках на подоконнике. И тишина царила повсюду, и казалось, что не прервется она уже никогда…
— Я, друг мой дорогой, выбираю жизнь!
— Ну, довольно! Слазь уже с подоконника!
— А как же шторы?
— Какие шторы? Скажешь жене, что они тебе не понравились и ты решил пока их не вешать… Давай, спрыгивай, дружок.
— Спасибо, что не Шарик… Нашёл себе… Д -Руж-Ка.
Серое «нечто» спрыгнуло с огромного подоконника на старый, давно не крашеный пол и бросило взгляд на тоненькую паутину, висящую в самом углу комнаты.
— И что ты мне хочешь сказать? Чего звал?
Серое нечто скорчилось, с недоумением поглядело на своего собеседника.
— Вот так всегда: ноль уважения к человеку, ноль интереса к ходу дел, ужасно, ужасно…
— Что тебе не нравится?
«Многое-подумало Нечто-никакого отношения к человеку, а ведь ты можешь видеть его в последний раз… Люди-кАзлы… Уж жалко потратить минуту своего времени ради других… ради меня, в конце-концов…»
— Давай скорее, я спешу.
— Куда?
— Я в твои дела лезу? Вот и не лезь в мои… Впрочем… Выпить есть?
— Конечно — усмехнулось Нечто. Оно хорошо изучило все людские повадки и знало, чего людям нужно…
…Прошло, наверно, полчаса драгоценного времени.
— Вася, слушай, а твоя жена не против, что мы тут с тобой… того?
— Какая жена? А, жена… Ну… Кто её знает?
— Действительно, что у них на уме? Бабы! Вот моя…
Нечто ушло в себя и перестало слушать своего «нового друга».
— …Не так ли, Вась? Да… А давно к нам приехал, сосед? -доносился голос собеседника.
«Сам ты базарная баба, безмозглая и копеечная… -рассуждало Нечто, глядя, как Предмет, именуемый как Цель, зажигает сигару, явно забыв попросить на это разрешение хозяина- Как только жена тебя терпит? Любит, дура? Пора уж полюбить ей, хоть немножечко, себя, а то скоро и за ней придут…»
— А квартира у тебя ничего, Вась… А сколько стоит, откуда деньги?
— Какое тебе дело?
— Нет, ты же первый общаться полез, не так ли?
— Так, так, конечно- не возрожало своему Предмету Нечто, подливая в чашку собеседника ещё чуть-чуть алкоголя- Конечно…
— Ну вот… О чем это я…А! В кредит квартиру брал, да?
— Весь этот дом снести давно пора… Разве можно вообще ЗДЕСЬ что-то брать в кредит? На что денег хватило, то и купили…
— Ну да, ну да… Вообще власть ни о чем не думает…
«Причём тут власть? Что за НУ ДА?» — стало ломать голову Нечто, если таковая у него, конечно имелась…
А время шло…
Пьянка… Точнее, беседа продолжалась.
— Твоя семья тебя любит, а ты её бесишь…
— Чаво?
— Таво- ехидно, как никогда, усмехнулось Нечто.
— Так я же люблю этих… жену… и балбеса…
— Ты их не ценишь, не уважаешь… Что говорить в таком случае о любви? Люди вообще не ценят других, но хотят, чтобы другие их ценили…
— Откуда ты это знаешь, Вася? Ты у нас самый умный и тебе больше всех надо?
— Нет… Скажем так: я образованный и проинформирыванный… И мне не наплевать…
— Наглый, жестокий, хам, алкоголик!
— Но мне не наплевать… И я говорю правду… К тому же, заметьте, ВАС я не спаивал.
— А мне абсолютно, даже очень плевать… тьху на тебя, Вася!
— А вы, однако, по уши в… Эгэ, дорогой сосед… Да, да… в нем…
— Да что вы про меня знаете!
— Вокруг много чужих людей и они все всё друг о дружке знают.
— А что же я думаю? Никто не знает!
— Вы совсем не думаете, мой дорогой, в этом и дело… а иногда стоит… Попробуйте выработать в себе такую привычку — думать! Стойте, куда вы пошли? Ещё и нетрезвым…
Но соседа, казалось, было не остановить: он быстрым шагом, почти вприпрыжку покинул квартиру, затем подъезд, вышел из дома, пнул собаку, лежащую посреди дороги, стал курить. Клубни дыма покрыли его с ног до головы… Клубни дыма, казалось, были не сигаретные… Да и курил он не сигареты, а папироски… Поезд ехал, из трубы валил пар… Труба играла сарабанду… Нечто подошло к нему сзади, взяло за руку… А поезд ехал… Дым валил… Труба играла… Били барабаны… Фальшивил оркестр -похорон, как ни как… Нечто расползалось в улыбке… На заборе яркими буквами горели неприличные фразы… Их почти не было видно из-за дыма… Дым валил… Сосед все ещё задыхался, хоть и давно бросил на пол свою папироску… На земле росли цветы… Все в дыму…
— Это жестоко… Вы очень жестоки… И без предупреждения…
— Как без предупреждения? Я же вам не Гитлер! Я же с вами целый час на кухне выпивал! Забыли?
— Такое забудешь… Страшно…
— Умирать не страшно-страшно жить.
— Кому как… Все -таки могли бы и предупредить!
— Да… Ужасно, когда очень плохо живёшь и в один момент умираешь… Умираешь несчастным, одиноким, без чувств, без людей, без любви.
— Я не люблю людей… И вообще не люблю…
— А себя?
— Ненавижу!
— Несчастный человек… Глупый человек! Скажи, почему?
— Потому.
— Неужели так сложно выбрать жизнь, стоя на подоконнике?
— Очень.
— Дурак … — Нечто стало расплываться, вместо его серой фигуры стали появляться сотни разных образов.
— Чего ты хочешь? Что ты делаешь?
— Будь счастлив. — сказало Нечто, перевоплотившись Прекрасную Даму — Будь счастлив…
…Прекрасная Дама поцеловала Несчастного и их обоих не стало…
…А где-то далеко все так же звучала сарабанда…
…Где — то совсем рядом на ветке сидел голубь и делал вид, что размышляет, вглядываясь в солнце…
…Солнце светило… всем… без исключения…
ПИСЬМО
Здравствуй, Бог.
Я — Саша, я не верю в деда мороза, но верю в тебя… ой, в Тебя… Ты же не обиделся? Я знаю, что Ты добрый — мне бабушка говорила. Она прошла войну, ходила на первые в нашей стране выборы и в прошлом году умерла. Я плакал, потому что она была молодая – бабе Соне даже не было ста, а еще баба Соня после похорон мне приснилась, сказала, чтобы я не плакал и никогда не расстраивался… Но я ее не послушал — мне Митя вчера сломал самолетик и я очень обиделся и даже очень расстроился, и поэтому мне стыдно перед бабой Соней… А ты мне подаришь новый самолетик? Или тебя не отвлекать по мелочам? Я думаю, что лучше не надо… Поэтому сделай так, чтобы у меня и у моей семьи все было хорошо. И у Мити и его семьи чтобы все было хорошо. Пожалуйста. Почему – то компьютер пишет ПОЖАЛУЙСТА, но я хотел написать ПАЖАЛУСТА, я не знаю, зачем он изменяет слово… Ты только не обижайся. Я Тебя люблю, правда, очень сильно.
А можно еще попросить, чтобы не было у меня больше канапушек? Просто мне они не нравятся — неужели на моей душе есть такие же пятна? И что оно такое — душа? И зачем жить, если потом умрешь, как баба Соня, все равно? Или я не умру?
Люблю тебя!
И
я жду от Тебя ответа. Пока.
Твой Саша
СЕРДЦЕ НА ВОЛОСКЕ
— Чего ты так боишься? Чего бояться? Это ведь даже не больно!
— Ну, я не знаю, что — то внутри прям все сжимается и разжимается, и чувство такое…
— Сердце?
— …Эйфории… Что? Нет, просто волнительно, на сердце не жалуюсь. Никогда такого не было.
— Эйфории?
— Я сейчас про сердце. Внимательно слушай! Понимаешь? Совсем меня не слушаешь.
— Слушаю…
— Но говорим то мы о разном.
— Но суть то разговора не меняется.
— Хватит! Сейчас не попробую — никогда не попробую. -Может не надо — вредно же.
— Вредно — не смертельно. И не больно — сама говорила.
— Так я это… Вот такая я подруга!
— Нет, ты очень хорошая подруга, просто ты очень… непостоянная, несмышленая… Давай уже — давно хотела научиться нервно курить.
— А если ты умрешь от рака мертвых?
— Смерти все равно.
— Мне то не все равно… Может, просто, покричишь, поругаешься по — старинке, а потом простишь его.
— Нет уж. Уже Нет. Давай.
З. дает Р. сигарету, та ее сначала кропотливо осматривает со всех сторон, потом берет в рот.
— Тебе не будет плохо, Р.?
— Нет. Поджигай. Или как вы там говорите.
З. подносит зажигалку к сигарете.
— Знаешь… Это по началу нервно куришь, а потом годы проходят, нервы тоже, а сигареты, сволочи, остаются. Р. закашляла и бросила сигарету на пол.
— Ну что? Нервы? Эйфория? Довольна?
Р. молчит.
— Не пугай меня!
— Я и не пугаю.
— Что ты?
— Что — то сердце болит…
БЕЖАТЬ
— Я рисовал твоё имя рукой на стекле, разбивал эти стёкла, затем снова их ставил…
— Зачем?
— Не знаю.
— Но разве так может быть? Всему должно быть объяснение.
— Прости, но не знаю… Я больше не могу… того… совсем не могу…
— Тогда иди отсюда.
Он посмотрел прямо в лицо своей собеседнице, ожидая, что та, как минимум, укажет направление, но безрезультатно.
— У бездорожья тропы становятся шире — сказал Он себе и все таки ушёл, не дождавшись нужных слов.
Ходил долго. Почти целый час, пытаясь ловить улыбки грустных людей. В городе, однако, не было другого места, куда можно было пойти- только назад, а если назад, то это НАЗАД — обязательно что -то надоевшее или наболевшее, а иногда- и то, и другое, вместе. Но все же идти боле было некуда…
— Зачем ты вернулся? — спокойный женский голос застал его у входной двери.
Молчание было самым хорошим ответом в сложившейся ситуации.
— А все таки! — теперь этот голос звучал то ли испуганно, то ли оттенял покатившуюся по лицу слезу.
— Мне не хватает… -промямлил Он.
— Чего?
— Ничего… Что — то, словно, вырезали… Или опухоль… или душу… А вообще… Я люблю тебя. Веришь?
Каждый раз, уходя, человек хочет обогнуть земной шар, а обогнув его — он возвращается туда, откуда не так давно ушел, точнее, туда, откуда вышел на раздорожье, не подозревая, что от самого себя никуда не уйти…
КОРАБЛИ ИДУТ КО ДНУ, А ГОЛУБИ ЦЕЛУЮТСЯ
…Солнце светило неярко, словно, нехотя, расслабившись, захотев отдохнуть. Но лучи его все же поблескивали в огромной луже, находившейся прямо посреди тротуара, который сотни раз на день проклинали люди, спешащие по делам. После обеда на этом месте стало довольно пусто, человеческий поток был где угодно: дома, на работе, в метро. Только не на улице. «Оно и хорошо!» — думал маленький мальчик, чудом оказавшийся не в детском саду, а на огромном пути, который какой-то чудак назвал тротуаром, чтобы дети себе язык ломали…
«Какая большая лужа!» — скорее всего, именно эта мысль пришла в голову мальчугану, держащему в руках бумажный кораблик. Ещё минута раздумий — и вот она, идея фикс! Мальчик подошёл к луже и… пустил туда свой кораблик, почему-то улыбаясь и чему — то радуясь.
…Он не плакал — немного всплакнул, сербнул носом и куда-то побежал. Вскоре вернулся, уже с новым бумажным корабликом, готовым пуститься в морское путешествие. Но и Второй Флот Мальчика по какой-то причине пошёл ко дну.
Заплаканный ребенок долго стоял возле коварной лужи и обещал ей вернуться. И ни один человек, проходящий мимо, не догадался спросить мальчишку, что он делает она улице один, о чем грустит — все, видимо, куда-то спешили. А возле лужи, с правой стороны от тротуара, стояло старое дерево, (посаженное так много лет назад, что никто даже не осмелился его срубить), а на ветвях его сидели голуби и, похоже, целовались, время от времени поглядывая на мальчика и проходящих мимо людей.
НОЧЬ
Как только ночь превратила весь мир в одно большое чёрное месиво, Анна решила от нечего делать подойти к окну. Или не так, возможно, повод был, и даже очень серьёзный, а вообще — не понятно, что на уме у этой бедной девушки, и не ясно, почему лицо она закрыла руками, а в ушах ещё звучат целые фразы:
— Возьми меня с собой.- слышит Анна собственный голос.
— Как я тебя возьму? — откуда ни возьмись мужской сарказм.
— За руку…
Смешок. Второй смешок. Через мгновенье третий. Ну, давайте, насмехайтесь над несчастной девушкой, одетой в неприметное серое платьице, издевайтесь над Анной- она вам всем ещё покажет, да покажет! Ой… Кто – то идёт по лестнице, стуча каблуком… Шаги… Анна все ещё закрывает лицо руками, словно, собирается играть в прятки. Вот кто – то уже подходит, совсем близко, вот, сейчас кто -то прикоснется к Анне. Ещё мгновенье и …никого.
Вдруг смешок. Опять смешок! Анна смотрит в окно, вглядывается в темноту; время течёт, как песок, ночь продолжается.
Как прекрасна ночь! Как прекрасна осенняя прохлада!
Кто — то перебирает Анины локоны, пересчитывает волосинки, и делает это очень нежно — такой он, ветер! Сначала притворяется милым ветерком, а потом превращается в ураган! Ещё мгновенье — ветер приподнимает Анну, ещё секунда- она летит! Такие они, ведьмы. А ночью быть ведьмой гораздо проще, легче и слиться воедино со стихией, на то ночь и ночь, все объединяет, не думая о последствиях…
…Вскоре форточка была закрыта, и Анна попрощалась с ветром, но продолжала терпеть чьи — то насмешки и смотреть в окно.
Звонок в дверь.
Анна открывает — никого.
Смешок.
Анна прикрывает лицо руками и плачет.
…Утро. Смешок. Это Анна смеётся над шуткой, при этом перемешывая сахар на дне кружки.
Через час вместе с каким – то мужчиной она едет на мотоцикле, не обращая внимания на редкие порывы ветра.
