Людмила Котлярова. Роман “Совершенство”. Глава 5

5.

Всю ночь Кристина очень плохо спала. В её голове вихрем носились мысли, она пыталась отключить их, переложить на потом, но что-то, глубоко на подсознании чувствовавшее их неотложность, не давало ей этого сделать. Она закрывала глаза и пыталась услышать издали тихое посвистывание ветра, обычно так успокаивавшее её, но вместо него слышала лишь печальные мотивы тишины; она взывала к энергии солнца в поисках того, что удерживало её на плаву, но была уже ночь, и она тонула под тяжестью свои мыслей, все глубже и глубже опускаясь под воду, пока не оказалась на дне. Там она уже не могла ни дышать, ни чувствовать.
Утро следующего дня выдалось тихим и спокойным. Нового снега не выпало, и, слегка приподнявшись над горизонтом, сдержанно светило желтое зимнее солнце, еще не способное дарить тепло. Кристина проснулась вместе с зарей, точно от какого-то кошмара, и быстро поднялась в постели, желая как можно быстрее вернуться к реальности. Но её новая реальность была немногим легче содержания ночных видений: в ней она задумывалась над тем, что раньше её не волновало, и ставила под вопрос свои былые убеждения.
Встав с постели, Кристина набросила на себя легкий утренний пеньюар и подошла к зеркалу. Её лицо, в противовес рассудку, выглядело свежим и отдохнувшим и нисколько не отражало груза вопросов, не перестававших её мучить. Был ли прав этот человек? Известно ли ему действительно больше, чем ей, и насколько это было применимо к ней? Через что он пришел к осознанию того, в чем видел правду жизни? И хотела ли она большего от своей жизни?
После завтрака было решено отправиться на охоту. К югу от Лиона лежали леса, достаточно густые в любое другое время года и поредевшие в зиму. Пара сотен гектаров таких лесов принадлежала графу д’Оноре и представляла отличную возможность для охоты. Поэтому, покончив с трапезой, мужчины почти сразу же вышли во двор, чтобы заняться приготовлениями. Планировалось устроить чисто мужское мероприятие, которое позабавило бы и гостя, и самих хозяев, а самое главное – позволило бы старому графу окончательно определиться со своим мнением о де Грамоне. Ему, как и дочери, не хватало однозначности.
Кристина, в свою очередь, решила после завтрака прогуляться по саду, находившемуся в задней части двора: уже целых два дня из-за погоды она не выходила на улицу и испытывала острую потребность в прогулке. Никто и не догадывался о том, как ужасно ей хотелось отправиться на охоту вместе с мужчинами. Будучи хорошей наездницей, она также жаждала разнообразия своих зимних занятий. Но мать бы ни за что не пустила ее после вчерашнего: с нее хватило своенравия дочери – и теперь ей совершенно необходимо было оставаться женщиной, далекой от всего мужского. Во всяком случае, молодой девушке не было места в мужской компании, это могло лишь все испортить, к тому же всем известно, что растрепанные волосы и красные щеки никого не красят. Она знала, что отец разрешил бы ей поехать, попроси она его как следует, и, вопреки матери, она сделала бы это. Но ее девичья скромность не позволяла ей бросить вызов мужчинам. А разум противился становлению очевидцем мужской беспощадности.
Оставив позади половину парка, она решила заглянуть в конюшню, где приготавливали лошадей. Обменявшись парой фраз с отцом, она прошла в оранжерею – к брату, внимательно осматривавшему выбранное для охоты оружие. Неподалеку стояли две служанки, дожидаясь приказаний.

– Вы просто жестоки, брат, – весело отметила Кристина, подойдя к Дориану. – Иначе не держали бы на холоде этих бедных девушек. Посмотрите на них, они же дрожат.

– Тьфу… я же сказал им, что мне больше ничего не потребуется. Сдается мне, они здесь по собственной воле, сестрица, и вы зря называете меня жестоким.

– Девушки, возвращайтесь к своим делам. Вас позовут, если будет необходимо – распорядилась Кристина и, обратившись уже к брату, спросила, – Вы скоро отправляетесь?

– Да, совсем скоро. Отец в конюшне. Вы, должно быть, видели его.

– Да, видела. А ваш друг – где же он? Я что-то его не вижу.

– Он ушел в дом. Знаете ли Вы, Кристина, какая замечательная коллекция английского оружия у него есть? Кое-что он взял с собой и собирается предложить нам в пользование во время охоты. Вот эти ружья тоже неплохи, но куда меньшей ценности, чем у него. Сейчас сами все увидите.

– Вы знаете, брат, я не люблю оружие, как и все, что несет смерть, и вряд ли смогу оценить то, что у Вас, мужчин, способно вызвать столько восхищения. Как можно восхищаться тем, что убивает?

– Вы не понимаете, сестра. Смысл в том, чтобы обладать такими предметами – совсем не обязательно ими пользоваться. Они символизируют силу, использовать которую можно по своему усмотрению. Вдобавок ко всему, они могут быть выполнены очень качественно и выглядеть красиво.

– Так ваш друг тоже любит обладать, не пользуясь?

– Мне известно лишь, что очень метко стреляет, Кристина, и я уж не знаю, как он этого добился. Но могу предположить, что это как раз та способность, которую поддерживают произвольно или намеренно, но не используют ее. Он эстет в отношении вещей и идеалист в отношении себя самого. И это потрясающе, я считаю.

– Интересный человек наш гость…и Вы, похоже, прямо-таки боготворите его.

– Не то, чтобы я боготворил его, но я к нему очень привязан, это правда. Он благороднейший из людей, Кристина, и он помогает мне с того самого момента, как.. Вы не выдадите мою тайну, если я ее Вам расскажу? Родителям совершенно не обязательно знать реальные подробности нашего знакомства.

– Мне Вы можете доверять, Дориан. Вы обижаете меня, полагая, что я могу кому-то рассказать то, что Вы сами бы не рассказали.

– Простите, дорогая. Ну так вот. Это произошло около трех лет назад в одном из парижских домов, который принадлежал нашему капитану. В один из летних вечеров всех командиров взводов пригласили на торжество по случаю его Дня Рождения, но не представили его жене, и в итоге они практически были предоставлены самим себе. Это был огромный особняк, и гости могли разгуливать по нему, как хотели. Так я поднялся на второй этаж, где и встретил ее. Она была прекрасна, как вечерняя роза, и очень молода, моложе меня. Мы разговорились, и уж не знаю, как это произошло, но страсть вскипела во мне, и она была не против. Она сказала мне, что пришла на этот вечер вместе со своим дядюшкой, и я даже не удосужился проверить это. Мы уединились в одной из комнат, где все и произошло. Но совсем скоро в дверь постучали. Я испугался как черт, можете себе представить. Стучавший сказал мне, что я должен как можно скорее убраться из этой чертовой комнаты, если мне дорога голова. Голос звучал грозно и, несмотря на то что был мне незнаком, каким-то образом внушал доверие. Я отреагировал на него мгновенно, как будто это был приказ. Позже я узнал, кто именно мне помог – этот человек, тогда еще советник дипломатической миссии, избавил меня от разборок, которые могли как минимум лишить меня места в роте. Ему откуда-то стало известно, что хозяин дома в этот момент искал свою жену и был близок к нашему разоблачению. Если бы он застал нас, известно, чем бы все закончилось. Сейчас я признаю, что это была величайшая глупость, допущенная мною когда-либо, но граф, совершенно не зная меня, почему-то захотел позволить мне избежать расплаты за нее. Как женщине Вам наверняка неприятно слышать такое, но наше общество куда свободнее и безнравственнее, чем кажется, и Вы должны это знать. Как его часть мы сами порой оправдываем это. Но с тех пор мне удается придерживаться несколько другой линии поведения, и во многом благодаря графу, которого я горд назвать своим другом. Надеюсь, этот рассказ не испортит Ваше ко мне отношение.

– Теперь я вижу, что ваша дружба была бы невозможна без доброты графа и что случай свел Вас с ним не напрасно. Учитывая, что он весьма далек от военной службы.

– О нет, он вовсе не далек от нее. До совершеннолетия он обучался в военном училище и весьма серьезно готовился к армии. На тот вечер он попал по приглашению нашего общего знакомого – своего бывшего однокурсника, продолжившего военную службу. И каким-то образом заметил меня, дав мне право на второй шанс.

– За который Вы ему, несомненно, очень благодарны.

– Так и есть, дорогая. Но вот и он, – сказал Дориан, заметив спускавшегося по лестнице друга.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Удачного дня, господин охотник, – хитро улыбнувшись, пожелала Кристина, направившись к лестнице.

Поравнявшись с Альбером, несшим достаточно крупный черный футляр, обхватив его кистью правой руки по всей ширине, она слегка поклонилась в знак признательности и, всячески стараясь прогнать мысли о его содержимом, решилась на вопрос:

– Вы любите охоту, граф?

– Я один из тех, кто воспринимает ее как неплохое развлечение, сударыня, – коротко ответил Альбер.

– Но разве честно убивать зверей ради развлечения?

– Звери умирали всегда, и поверьте, им совершенно безразлично, быть им убитыми или съеденными другими. Если человеку не вмешиваться в их экосистему постоянно, она не изменится.

– Но а как же само ощущение? Когда выстреливаешь, чувствуешь себя убийцей…

– Все люди – убийцы, мадемуазель. Во время азарта они не задумываются над этим.

– Но ведь лучше быть пассивным убийцей, чем активным. Пообещайте мне, что вы никого не убьете сегодня. Пожалуйста, – дрожащим голосом попросила девушка. Она начала замерзать: пора было возвращаться в дом.

– Почему я должен обещать это? Я еду туда не за тем. Неужели Вы хотите, чтобы ваш отец счел меня за труса, не умеющего доводить дело до конца?

– О нет, он никогда не подумает о Вас в таком ключе. Я прошу Вас об этом, потому что мне хочется верить, что Вы никогда не убьете ради развлечения.

– Я польщен вашей верой в меня, но не могу вам этого обещать. Охота без добычи теряет всякий смысл.

– Смысл в том, чтобы, настигая свою жертву, сохранять ей жизнь. Высшая ценность охоты, на мой взгляд, – держа в своих руках судьбу несчастного животного, выбирать жизнь, а не смерть. Это чувство выше любого трофея.

– Но стреляют не для того, чтобы промахнуться. Это было бы слишком просто, мадемуазель. – усмехнулся Альбер.

– Но ведь можно и не стрелять. Мы имеем право оценивать, но не судить.

– Так считаете Вы, мадемуазель. Но смерть животного не тождественна смерти человека. Здесь действуют другие законы. Так или иначе, сегодня без нее не обойтись в любом случае.

– Тогда оставьте это другим. Разве вы не имели в виду, что корень добра должен начинать свой рост с отдельного человека? Разве это уже не добро?

– До встречи, мадемуазель, – оборвал ее граф. Он не хотел разговаривать на эту тему. – Нам пора ехать.

Внезапное безразличие должно было ранить девушку, но она не чувствовала обиды. И хотя чем дальше она узнавала этого человека, тем больше противоречий в их мировоззрениях обнаруживалось, они уже не могли изменить того, что она чувствовала: скрытое восхищение, подпитываемое его особой позицией. Она то принимала ее, то оспаривала. Но даже тогда она не успокаивалась, потому что не могла не ставить себя на его место и задаваться вопросами, почему, будучи чрезвычайно внимательным и необычайно чутким, он оставался совершенно непокорным и неподвластным ей.

Ближе к обеду потеплело, но пасмурная погода по-прежнему сохранялась. Солнце, прячась за облаками, распространяло рассеянный свет, смешанный с каким-то едва красноватым дымом. В лесу было тихо; особая жизнь царила в нем, из года в год, из столетия в столетие поддерживались одни и те же естественные процессы, и казалось, сама природа что угодно отдала бы за то, чтобы защитить свое царство от рук самого безжалостного из своих творений, перед которым она была почти бессильна.
Со стуком лошадиных копыт все всполошилось: животные, не залегшие на зиму в спячку, заерзали в панике, разбегаясь по своим норам в надежде как можно быстрее спрятаться от опасного шума. Маленький олененок, потерявший своих родителей, по глупости своей судорожно пытался найти тропинку, которая привела бы его в безопасное место. Вместо того чтобы срезать путь, он бежал по наиболее обозримому участку леса, чем еще больше обрекал себя на неизбежность. Несколько гончих собак гнались за ним, пока не загнали его на опушку леса, где уже негде было спрятаться. Было решено, что самого первого зверя застрелит гость: таким образом должна была быть продемонстрирована гостеприимность принимающей стороны. Альберу ничто не составляло труда выстрелить: дистанция была небольшая, траектория полета пули легко определяемая. Нужно было лишь вздернуть курок.
Остановив лошадь, он быстро прицелился. Солнце, внезапно выйдя из-за облаков, залило светом всю опушку леса, ослепляя Альбера. Моргнув, он приготовился стрелять. Добыча сбавила темп и почти остановилась, дрожа, как осиновый листок. Ослепленный отражением солнечных лучей от снега, олененок отвернулся и посмотрел на своего преследователя. Альберу показалось, что он мог видеть все, что отражали его маленькие, как пуговки, черные глаза.
«Мне хочется верить, что Вы никогда не убьете ради развлечения». Проклятие.

– Мы можем упустить его – послышался сзади недовольный голос старого графа. Олененок сорвался с места и пустился прочь вниз по оврагу. Воспользовавшись бездействием друга, Дориан бросился вслед за зверем. – Пожалуй, твой граф не такой уж и хороший стрелок, – безадресно вырвалось у д’Оноре.

Заметив над собой на высоте около полумили птицу, Альбер за мгновение секунды прицелился и, стиснув зубы, хладнокровно выстрелил. Не прошло и десяти секунд, как тело ворона свалилось на землю в ста метрах от старого графа. Не оборачиваясь, Альбер взял коня за уздцы и поскакал вперед, за своим другом.
Догнав его, он убедился, что его добыче не удалось убежать.

– Почему Вы не выстрелили? – удивленно спросил Дориан, прикладывая в этот момент веточку хвои к месту прохождения пули.

– Вам не стоило уступать ему, граф: мой сын должен четко осознавать, что никто не уступит ему в жизни,- вставил подоспевший хозяин, – Дориан, подведи слуг, пусть подберут тело бедного животного.

– Я способен разграничивать ситуации, отец, – вежливо ответил сын, вскочил на коня и развернул в его в направлении леса, – Я скоро, господа!

– Здесь нет уступки, граф, – ответил Альбер, как только его друг оставил их, – Я не выстрелил, потому что не захотел, и у меня были на то свои причины. Прошу Вас, не считайте, что я намеренно пренебрег возможностью, благосклонно предоставленной Вами. Я упустил ее, и это показало, что возможность, упущенная одним, может восприниматься как шанс для другого. Вам не в чем упрекнуть ни сына, ни кого бы то ни было еще.

– Помнится, Ваш отец был того же мнения. Он никогда не пренебрегал шансами, которые ему предоставлялись. И считал, что на войне все средства хороши. Быть может, Вы тоже разделяете эту позицию?

– Я предпочитаю дипломатию войне, граф, но если войны не избежать, то я выберу самозащиту без утраты собственного лица. В честном бою судят по чести.

– Но иначе судят тех, для кого это понятие не действует или напрочь отсутствует. В нашей жизни, увы, встречаются и редкостные подлецы.

– И какого мнения придерживаетесь Вы в этом вопросе?

– Я предпочитаю избегать таких людей. Не иметь с ними никакого дела, – с довольным видом ответил д’Оноре.

– Если бы не одна проблема, граф. Нечестивец не выдаст себя сразу, а подлецом может оказаться и самый достойнейший из людей.

– Именно поэтому армия лучше политики, граф: в ней больше действуют, чем говорят. В ней сразу видно, кто есть кто.

– Некоторых действий, как и людей, лучше избегать, – ненавязчиво подытожил Альбер.
Совсем скоро вернулся младший д’Оноре: на его лице читался юношеский задор и желание продолжить начатое.

– В нашем лесу еще водятся кабаны, отец?

– Должны быть, но шансы встретить их зимой не сильно велики.

– Но мы можем попытать счастье, натравив наших собак. К тому же за нашим гостем еще есть право на одну добычу.

– Боюсь, граф не расположен воспользоваться им сегодня. Быть может, в следующий раз? – доброжелательно спросил д’Оноре. Несмотря на расхожесть во мнениях, он начинал чувствовать искреннее расположение к своему гостю.

– Быть может, в следующий, – подтвердил Альбер, пожимая протянутую руку.

Через два часа охота была окончена.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.