Константин Комаровских. Душегуб, или беспутная жизнь Евсейки Кукушкина (роман, часть 15)

Они вышли во двор. Крепкий морозец и яркие звезды встретили их сразу за дверью.

– Иди, иди, варнак, – беззлобно ворчал урядник. Изба, куда был назначен Евсейка, находилась совсем недалеко от тюрьмы. В окне горел свет.

Урядник открыл дверь:

– Эй, Степан, Сосман, принимайте гостя! Ну, ты тут устраивайся. Кандалы завтра снимем, сегодня неохота с ними возиться, спать хочу,- сладко зевнул урядник. Евсейка остановился у двери, вглядываясь вглубь избы. Состояла она из одной комнаты. Слева от двери печь, в которой еще не прогорели дрова. За печью небольшой столик, над ним полка с посудой и несколькими книгами. Дальше около этой же стены топчан, на котором полулежал большой черный человек с кудрявой головой, немного напоминающий цыгана, только много выше ростом. Справа вдоль стены ещё два топчана. На одном из них сидел невысокий лысоватый человек в исподнем. Другой топчан был свободен. Какие – то грязные тряпки на нём, должны были, видимо, играть роль постельного белья.

– Здравствуйте, – поздоровался Евсейка, не зная, как обращаться к хозяевам.

– Здравствуй, господин кандальник, – весело приветствовал его лысый. – Проходи к столу, чаем напоим. Устал в дороге – то?

Евсейка молчал, все еще ничего не понимая.

– Язык что ли проглотил? – опять со смехом спросил лысый.

– Благодарствую.

Евсейка снял с себя полушубок, шагнул к столу.

– Садись, садись, не стесняйся. Кандалы – то с тебя и не сняли. Видно, серьёзные у тебя дела. Но тогда почему тебя определили к нам? Мы – исправляющиеся! Ха – ха – ха! Вот Сосман так исправился, что из гориллы превратился в орангутанга! Правда, Сосман?

– Я тебя сейчас как тресну по твоей лысой башке, – пробурчал чёрный человек, которого лысый назвал Сосманом.

– Ты не обращай на его слова внимания. Он хоть и обитал в горах Сванетии в образе обезьяны, но теперь уже почти человек. Так что, не совсем прав был Чарльз Дарвин. Он говорил, что на превращение обезьяны в человека потребовались многие тысячелетия. А тут в течение одной жизни произошла такая метаморфоза.

Евсейка смотрел на своих новых соседей, ничего не понимая. Похожих речей ему никогда не приходилось слышать.

– Ладно, пей чай. Вот тут есть немного хлеба и каши перловой, правда, без масла. Но это не ресторан «Метрополь». Бывал в ресторанах когда – нибудь?

Евсейка и слова – то такого не слышал.

– Не бывал, наверное. А знаешь, что это такое?

– Не – а.

– Это такое красивое место, где вкусно кормят и угощают вином.

– Вино это – «Фрага» называется?

Читайте журнал «Новая Литература»

– Ну, вот. И «Фрагу» знаешь. А говоришь, не бывал.

– Это я у цыган пробовал.

– Да ты и цыган знаешь! Они – то, можно сказать, в ресторанах самое главное веселье.

– Поют они хорошо.

– Что верно, то верно. Нодар наш тоже хорошо поёт, особенно, когда выпьет. «Фраги», правда, здесь нет, а вот водочка иногда появляется. Но тебе я не советую в эти дела вмешиваться. Водку пробовал?

– Не – а.

– Что ты заладил одно – не – а, да не – а? Откуда ты родом?

– Из Тамбовской губернии, из Степановки.

– И что ты там в своей богом забытой Степановке такого натворил, что определили тебя сюда, за тридевять земель от твоей родимой Тамбовщины?

– Да вроде и ничего особенного – хотел у барина жеребца увести да собаку при этом зарезал.

– Да ну?! За собаку – и на каторгу?

– Собака эта необычная, она как зверь. Меделяном называется.

– А что, жеребец – то дорогой был?

– Говорят, дороже не бывает. Аглицких кровей.

– Ну – ну. За это, может, и стоит. Но всё расскажешь потом. Время у нас ещё будет. А теперь ложись спать. Да и нам не мешало бы отдохнуть. А то устали мы в последнее время. Правда, Сосман? – со смехом лысый обратился к чёрному человеку. Тот промычал в ответ что – то нечленораздельное. Топчан, сколоченный из толстых нестроганых досок, оказался очень жёстким. Но не чувствовало усталое молодое тело этой жёсткости, как и не чувствовало пока оно ещё всей жёсткости каторги. По – прежнему рассудок Евсейки не вышел полностью из тумана, который окутал его ещё в Степановке. Хотя этот туман уже не был таким густым, как тогда. Евсейка уснул мёртвым сном.

Утром его разбудил лысый:

– Вставай, утро уже. Работы пока никакой, очень уж холодно. Градусов под пятьдесят, наверное. Горный инженер человек хороший, не разрешает работать в такие холода. Да и не получается работа – даже в шахте земля смерзлась в камень. А теперь ступай на улицу. Нодар, покажи ему, где отхожее место.

– Пошли, – поднялся с лежанки чёрный человек. При вставании он едва не уперся головой в низкий потолок избы. Евсейка тоже был не мал ростом, но до чёрного не дотягивал.

– А теперь надо в тюрьму на перекличку. Мы с Сосманом уже давно не ходим, а вот тебе надо обязательно.

Снова в нос ударил неустранимый никаким проветриванием тлетворный запах, к которому обитатели тюрьмы уже давно привыкли. А Евсейке он казался чем – то абсолютно жутким. Пока именно этот противный непереносимый запах был для него олицетворением каторги. Пожалуй, даже кандалы, к которым он уже успел привыкнуть, не так досаждали ему, как этот страшный запах. Сейчас он смог получше рассмотреть внутренности тюрьмы. Они были омерзительны даже для него, неизбалованного хорошими условиями жизни. Особенно отвратительным был пол – грязный, холодный и мокрый, пальца на два покрытый какой – то зловонной слизью, по которой скользили ноги. Арестанты, одетые кто во что, стояли в узких проходах между нарами, пока шла перекличка. Когда надзиратель назвал его фамилию, раздался почему – то громкий хохот. Причину этого хохота Евсейка выяснил позже. Оказалось, что говорили про бежавших из тюрьмы – бежит к генералу Кукушкину на вести. Почему так говорили, не знал даже лысый, который, по Евсейкиному разумению, знал всё. Евсейку так и прозвали – генерал Кукушкин. Иногда называли просто генералом. Самые же страшные варнаки, прикованные цепями к стене, звали его презрительно – Кукушонок. Евсейка, к которому почти полностью вернулся рассудок, понимал, что обижаться бесполезно. Драться за обиду здесь нельзя – просто пришибут или воткнут жулика, как назывался здесь нож.

После переклички Евсейку повели в кузницу, где кузнец несколькими ударами молотка освободил его от железа, уже вроде бы и привычного, но сильно мешающего жизни. Евсейка с большим вниманием и даже с каким – то восторгом смотрел на настоящую кузницу. Это насторожило кузнеца:

– Что так глядишь? Или кумекаешь что – то в нашем кузнечном деле?

– Так, мало – мало.

– Работал что ли в кузне когда?

– В такой – нет. А с цыганом работал маленько.

– Вон оно что. С цыганом, говоришь? Ну, и чему ты у него научился?

– Коня могу подковать,- он немного помолчал и добавил, почувствовав вдруг какое – то расположение к кузнецу, – ножик могу сделать.

– Ну, про ножик ты забудь, а то добавят тебе еще сколько – то лет к тому, что тебе назначено.

– Как добавят?

– А вот так. Запрещено изготовление жуликов. Хотя…- кузнец умолк, будто что – то вспоминая. – Умудряются как – то и их делать. Но это к слову, – он снова умолк. И вдруг неожиданно предложил:

– А хочешь ко мне в помощники? Скоро начнется ремонт решёток, работы будет много. Правда, я мог бы и не спрашивать твоего желания – здесь его особо не спрашивают. Но ты мне чем – то приглянулся. Сейчас мой Федька тоже, наверно, такой вырос, – дрогнувшим голосом сказал кузнец.

– Дык я не против. Как тебя мне называть?

– Андрей Михеич я. Зови меня просто Михеич. Значит, договорились. Но это дело начнётся, когда будет мало – мало тепло. Я поговорю с надзирателем. Думаю, он согласится. Ко мне тут начальство относится уважительно. А пока отдыхай. Тебя устроили вместе с грузином и артистом?

– А я не знаю, кто они. Один чёрный, здоровый такой, другой лысый, небольшой.

– Тебе здорово повезло. Не знаю уж, почему. Обычно в избу переводят через несколько лет, да и то не всех. И люди тебе там попались хорошие. Особенно артист. Ты не гляди, что он все с шутками – прибаутками. Человек он добрый, да и башковитый. Политический, одним словом.

– А это какой такой?

– Против царя он замыслил пойти.

– Это как же можно – против царя – то?

– Э – э, паря, тебе пока этого не понять. Вот поживёшь с ними, поговоришь – тогда, может, что – то и поймёшь. Ладно, иди. Дорогу – то найдёшь?

Жизнь Евсейки, как и прочих каторжников, всю зиму мучительно медленно текла в полном безделье. Он уже стал привыкать к местным порядкам. С одной стороны, эти порядки были установлены начальством тюрьмы, с другой – были и неписаные порядки, которым тоже надо было подчиняться не менее, чем писаным. Евсейка узнал, что было в тюрьме одно интересное место, называемое майданом. Одни из нар очищались от грязи, на них производилась игра в карты, в кости, в юлку.

– Талан на майдан, – желали игроку его товарищи.

– Шайтан на майдан, – шутливо отвечал тот.

Однако сам Евсейка не играл. Во – первых, потому, что не умел, во – вторых, что быстро понял, посмотрев несколько раз игру – выиграть почти невозможно, а вот проиграться в пух и прах – это очень даже просто. Да и артист ему кое – что объяснил.

– Не хочешь потерять свои деньжонки – не вздумай играть. Тут такие специалисты, что и не заметишь, как останешься без штанов. Ты лучше почитай, вот тут у нас кое – какие книжки имеются. Грамотный?

– Учился два года. Барин в нашей деревне школу открыл, научили кой – кого из нас маленько грамоте. Только после школы я и не читал ничего, забыл, наверно, всё.

– А ты попробуй. Вот тебе для начала Пушкин. Почитай его сказку о попе. Был у вас в деревне поп?

– Ну, а как же без попа – то?

– Вот почитаешь, потом мне скажешь, похож был поп из сказки на вашего попа или нет.

Вспомнить грамоту оказалось не так то и просто. Евсейке было стыдно перед умным артистом, что он даже читать толком не умеет. Артист же, как видно, понимал его смущение. Он его постоянно подбадривал:

– Не бойся, не стесняйся. Вот, Сосман вообще не умел читать, да и по – русски почти не говорил, а научился не только читать, но и писать. А теперь говорит уже почти как ведущий артист художественного театра. Ха – ха – ха. Он на меня не обижается, хоть и издеваюсь я над ним постоянно. Правда, Сосман, не обижаешься? А ведь из обиды он насколько человек зарезал, за что и определили его сюда.

– Всего трёх, разве это много? – спокойно как бы возразил чёрный человек.

– Да и как их было не зарезать? На то у грузина и кинжал, чтобы мстить за обиду.

– А что такое – грузин? Это как цыган?

– Ну, и тёмный ты, однако, – расхохотался, как всегда, артист. – Ты думаешь, кроме русских и цыган, никого больше и нет на белом свете? Свет велик, и множество разных народов в нём живет. Я даже и не могу тебе точно сказать, сколько. Ведь на одном только Кавказе толи тридцать, толи пятьдесят народов. Сколько, Сосман?

– Да только в Дагестане больше тридцати, наверное. А есть еще чеченцы, балкарцы, армяне… В общем, много.

– Вот, видишь. А Кавказ – лишь малая доля России. Кроме России, существует ещё Франция, Германия, Испания…

– Болгария еще есть.

– Вот, а Болгарию откуда знаешь?

– Отец мой там воевал. Рассказывал, что сады там уж больно хорошие.

– А вот здесь садов нет. Поэтому есть цынга.

– Где она, я что – то её не видел.

– А её вроде как сначала и не видно. Но когда она приходит, тут её и увидишь.

– Не понимаю я чтой – то.

– А вот потому, что нет садов и огородов, начинают шататься и выпадать зубы, кровь идёт из десен. Одно спасение – отвар хвои. Вон, видишь, у нас в бутылке стоит. Надо её каждый день понемногу пить. Понял теперь?

Евсейка налил в ложку тёмно – зелёной жидкости из бутылки и едва смог проглотить –

настолько противной она ему показалась.

– Не понравилось? А ты привыкай, если хочешь остаться с зубами. Помогает в этом деле ещё лук и чеснок, но его почти нет. Да и покупать его надо за деньги.

Неделю Евсейка мужественно читал сказку про попа. Сначала вслух по складам, но постепенно грамота стала ему поддаваться, и он уже только шевелил губами при чтении. И смысл прочитанного уже стал хорошо понимать. Наконец, он осилил чтение и расхохотался.

– Ну, вот, видишь, а ты боялся. Похож ваш деревенский поп на этого попа?

– Не – а. Не похож. А вот в Ивановке который – тот похож маленько, такой же жадный. Наш – то добрый. Старенький уже совсем, все его так и звали – старичок.

При этих словах воспоминания волной нахлынули на Евсейку, стало как – то не по себе. Да тут еще артист, который до этого ни о чём особо не расспрашивал, вдруг решил выяснить подробности его преступления. Евсейка чуть не плача рассказал, как мог, о том, что случилось тогда, в ту летнюю роковую для него ночь. Рассказал и про цыган, и про свою любовь.

– Ну, что ж. Любовь – двигатель жизни. Вот, научишься получше читать, узнаешь из книжек кое – что про это дело. Много глупостей страшных делают люди из – за любви. Сосман вот тоже из – за любви оказался здесь. Что, Сосман, расскажешь Евсею о своих делах, почему ты сейчас в этих горах, а не в горах Кавказа? Понимаю, не очень хочется тебе всё это вспоминать, но уж коли он всё рассказал, то и тебе надо.

– Ты знаешь, батоно Степан, как я тебя уважаю. Поэтому расскажу. Ведь, кроме как тебе, я никому не рассказывал. Слушай, кацо.

 

Рассказ Сосмана

– Родился я и вырос в горах Сванетии.

– Чтой – то я опять не понимаю. Ты ведь грузин, значит, должен жить в Грузинии.

– Ну, и смешной ты. Не Грузиния, а Грузия. И состоит она из разных частей. Вот Сванетия – это часть Грузии. Горы у нас огромные, больше, чем здесь.

– И золото там тоже копают?

– Может, когда и копали. А сейчас золото есть только у богатых князей.

– А что, есть князья и бедные?

– Князей у нас много. Есть и бедные. Видишь, земли у нас плодородной мало. И сыну князя иногда уже ничего не достаётся. А земли нет – нет винограда, нет пшеницы, нет денег. Вот я из таких бедных князей. Но я – князь. И имею право носить старинный кинжал.

Сосман замолчал, лицо его стало мрачным, как тёмная туча перед бурей. И, если бы Евсейка был поопытнее в жизни, он бы понял, сколько страстей скрывается под этой чёрной шапкой густых кудрей.

– Молодой я тогда был, горячий. Жила у нас в деревне одна девушка. Мананой ее звали. Полюбил я ее сильно. И она меня. Дело шло к свадьбе. Но я был беден, ни земли, ни коня своего. Хоть и князем назывался. А был в соседней деревне настоящий богатый князь – Вахтанг Асатиани. Он был уже немолодой, хромой и страшный на лицо. Оспа была у него в детстве, с тех пор лицо его казалось как горохом побитое. Наверно, поэтому и не женился до сих пор. И вдруг он решил перейти мне дорогу. Отец же Мананы должен был ему какие – то большие деньги. За что – не знаю. Только он поставил отцу условие – отдашь за меня Манану, прощу весь долг. Не отдашь – пеняй на себя. И сроку дал две недели. Сильно опечалился старый Джемал. Не хотел он портить жизнь любимой дочери, но и против воли Вахтанга пойти не мог. Тот, чего доброго, и в тюрьму мог его засадить за долги – все власти были с ним в дружбе. И передо мной неудобно ему было – согласие своё он мне уже дал на свадьбу. Призвал он меня для серьёзного разговора.

– Ты пойми, Сосман, выхода у меня нет – или Манану ему отдать, или в тюрьму идти. А у меня их ещё четверо, – показал он рукой на детей, присмиревших при этом серьёзном разговоре.

– Есть выход, – сказал я. И на следующий день со своими тремя друзьями мы вошли в дом Вахтанга.

– Батоно Вахтанг, – умолял я, – зачем тебе эта молодая девка? Не любит ведь она тебя. Меня она любит, и ты об этом знаешь. И любить будет всю жизнь, поклялась она мне на святом образе. Как же ты будешь жить с женой, которая тебя не любит?

Засмеялся он в ответ:

– Ну, и пусть не любит. Зато жить будет в богатстве, не то, что с тобой, голодранцем.

Вскипела при этих словах во мне кровь. Выхватил я кинжал и вонзил Вахтангу в грудь. На меня бросились его слуги. Двух из них задержали мои друзья, а двое насели на меня, хотели скрутить. Но не получилось у них ничего. Опять сработал мой кинжал – и вот я здесь, – грустно закончил Сосман свой рассказ.

Все трое немного помолчали, думая каждый о своём. Евсейке давно хотелось выяснить, почему здесь оказался артист, как его все называли. И что такое – артист, и как это можно – против царя? Но он всё время стеснялся расспрашивать этого умного и, как казалось Евсейке, недоступного человека. Вот и жил он с ним в одном доме, и кашу ту же ел – а другой это был человек, как другим человеком был барин или Шульц. Но сейчас он решил, что пришло время всё узнать. Но он никак не мог определиться, на ты или на вы обращаться к Степану Михалычу, как уважительно звали его почти все каторжники. Вообще – то, все здесь говорят друг другу «ты», но ведь не мог же он сказать «ты» барину или Шульцу! Преодолев смущение, он все – таки спросил:

– Степан Михайлович! – он специально полностью выговорил отчество, как выговаривал его Сосман. И вдруг умолк – решимость его иссякла. Артист однако понял, о чём он хочет его спросить.

– Ты хочешь, чтобы и я рассказал, как я сюда попал? Попал так же, как ты, одной дорогой нас везли, потому что другой нет, – весело засмеялся артист, будто речь шла о загородном пикнике. – А вот почему – это я тебе попозже расскажу, не созрел ты ещё для того, чтобы всё понять. Вот прочитаешь все эти книжки, поживёшь с нами – тогда, может, и созреешь.

Опять подивился Евсейка мудрёным речам артиста. Как это – не созрел? Да он ростом много больше, чем этот артист, а «не созрел»! Но говорить ничего не стал.

Постепенно Евсейка научился хорошо читать про себя. Он уже даже не шевелил при чтении губами. В тюрьме имелась своя библиотека, пользоваться которой разрешалось однако только политическим. А политических на тот момент на Каре было раз два – и обчёлся. Евсейка узнал, что для политических была устроена отдельная тюрьма – в Акатуе. А сюда, на Кару, они изредка переводились в основном уже на поселение. Так было и с артистом. Но всё это он узнал от других людей. Сам же артист пока ничего о своей судьбе не рассказывал, видно, всё еще считал Евсейку незрелым. Иногда арестантов привлекали на работы – они чистили снег, готовили дрова. Работать заставляли только уголовников. Но артист работал сам, по доброй воле, объясняя, как всегда, весело:

– Двигаться надо, господа. Организм должен работать. Репетиции должны быть обязательно.

– А что такое – репетиции? – спросил как – то вечером у него Евсейка.

– Как тебе это объяснить? Есть такая штука – театр называется. Там играют артисты для публики.

– Это как на майдане в карты или в юлку?

– Нет, дорогой, это совсем другое. Вот почитай у Пушкина «Бориса Годунова». Потом я тебе расскажу, что такое театр. И при репетиции тоже расскажу.

Евсейка постепенно пристрастился к чтению. «Бориса Годунова» он полностью не понял, однако книга произвела на него большое впечатление. До него постепенно стало доходить, что есть ещё и другая жизнь, кроме той, ему знакомой. Ему страшно захотелось побольше узнать об этой незнакомой жизни. И он постоянно мучил артиста всевозможными вопросами. Словоохотливый артист даже с какой – то радостью удовлетворял его примитивное на первых порах любопытство. Он рассказал, что такое театр, что такое репетиции. И даже проиграл какую – то маленькую сценку из «Недоросля». Евсейка и Нодар, который тоже ничего не знал о театре, были в неописуемом восторге. Хорошо сложились отношения у Евсейки и с Сосманом. Фамилия у него была какая – то странная – Барлиани. Евсейке привычно было – Фокин, Мокин, Орехов, как у артиста. Помог разобраться опять же артист:

– Мы же с тобой говорили, что народов на земле великое множество. Поэтому языки у них разные и фамилии тоже разные.

– А, вот у нас был Шульц. Что, он тоже не русский?

– Это чисто немецкая фамилия. Но я тебе уже рассказывал, что в России живут самые разные народы. А в данном случае это, конечно, не народ (немецкий народ живёт в Германии), а представитель этого народа.

Опять подивился Евсейка мудрёному объяснению артиста, не поняв его полностью, но расспрашивать было стыдно. Он как – то стал стесняться своей необразованности. Поэтому старался побольше читать, пытаясь узнать и понять то, что другие люди знали с детства. А с Сосманом ему было проще, чем с артистом. Тот, хоть и называл себя князем, был самым настоящим мужиком. И от него много узнал Евсейка. Рассказывал Сосман, как живут люди в Грузии. И похожа была их жизнь на привычную для Евсейки степановскую жизнь, и не похожа одновременно. Как – то Сосман предложил:

– Хочешь, научу я тебя грузинской борьбе? Чидаоба называется.

– Да я и так умею бороться.

– А давай попробуем.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.