Юрий Рубцов. Вали и карамат (сказка)

Предисловие.
Есть такое понятие в философии суфизма, как вали. Это одновременно и
святость, и сила. Еще это и человек, воплощающий в себе что-то близкое,
дорогое людям, и великое. Когда сила творит чудеса – это уже карамат. Вместе
они – дар Бога людям. Но сила, не способная на великие
дела, просто никому не нужна. А чудеса без силы – досужий вымысел
старого сказочника. Пустые мечты. Только соединившись, они принесут
счастье.
Есть в исламе еще понятие удхия – жертва. Ее приносят в Курбан-байрам
в память о Аврааме, отце многих народов, и его сыне, Исааке. Ягненок
тогда заменил в обряде человеческую жертву.

Стриж трепетал в струе еще горячего вечернего воздуха. Крылышки его
мелко и часто дрожали. Стриж пронзительно звенел. Белое облачко одиноко
плавало в бледно-синем небе. Солнце золотило верхушки далеких западных
гор. И звонкая песня возносилась к нему. В мире царил покой.
Но налетел откуда-то ветер, незваный гость. И погнал облачко,
встряхнул и взбил его, словно новый пуховик.
Стриж дернулся и нырнул вниз, весь затрепыхался и выпорхнул, купаясь в
свежей струе, как в быстрой реке.
Ветер усилился, облачко разрослось, потемнело и закрыло палящее
солнце. А с запада появилось еще одно облако, похожее на простыню –
такое большое и белое. Ему предстояло покрыть мир и дать ему отдохнуть
от дневной жары.
Ветер рванулся к земле, согнул в поклоне молодые тополя. А с ними упал
вниз и стриж. Тревожный звон его разлетелся в порыве ветра. И слабая
птичка заметалась в вихре. Пронзительный возмущенный вскрик ее упал в
заросли вейника, запутался в его сухом шорохе и вознесся к мягкому
шелесту молодой тополиной листвы.
Стриж нашел пристанище в развилке тополиных, тесно сплетенных ветвей.
Ветер набирал силу. Но много отваги теплилось в крохотном сердце
стрижа. Отчаянно зазвенев, он разжал свои слабые лапки сорвался с
дружественной ветки и опрометью ринулся в бурный воздушный поток,
завертелся в нем, и перья у него встали дыбом, разрываемые ветром.
Но стриж звенел радостно и гордо.
И побежденный ветер утих, лег на землю вместе с песком и пылью.
Остатки его растворились в синей глубине. Солнце снова явилось в своем
пылающим ореоле. И крохотная птичка вознеслась к нему, звеня хвалу на
весь мир.
Девушка отложила флейту на курпачу, легко соскочила с тахты, взбежала
на айван, замерла, ступив на дощатый пол, хлопнула в ладоши и
закружилась, быстро переступая босыми маленькими ножками. Руки ее
извивались, как лозы. Она была тоненькая, почти прозрачная, в
стареньком платье из яркого маргиланского шелка, которое она достала
еще из свадебного сундука своей матери и носила уже третий сезон.
Она закончила первый курс колледжа искусств и считалась там восходящей звездой.
Стриженные мелкие кудряшки разлетались во все стороны. Голос ее
звенел. Она напевала себе без слов ту самую мелодию, что она играла на
флейте, вдохновленная полетом стрижа. У нее была удивительная
музыкальная память и музыкальный слух. Она буквально за минуты
сочинила музыку и теперь подбирала к ней танец.
Вот ее кудряшки, взлетев, опали. Девушка присела, извиваясь, словно
травинка под ветром, и стремительно вскочила, застыв в напряжении.
Руки ее остались приподнятыми, а глаза испуганно расширились: в
раскрытую калитку вошел мужчина в коричневом костюме без галстука. Был
он приземистый и плотный, грубый и прочный, как глиняная супа в
дедовском кишлаке.
– Валижон-ака! – девушка заметалась по айвану, поправила занавеску,
выбивающуюся из открытого окна, кинулась к мужчине, на бегу свернула,
отряхнула курпачу на тахте, бросилась к другому ее краю, но резко
отпрянула, и побежала к воротам.
– Ты что, не слышала, как я подъехал? Чем ты занималась таким, скажи
мне, что даже уши забыла! Все вертишься, из себя великую музыкантшу
корчишь. Уйди из-под колес, нечего теперь суетиться. Я сам могу для
себя все сделать.
Девушка испуганно отпрянула и нервно скомкала платье на животе.
– Ну что вы сердитесь все время, братец. Я музыку для ашулы придумала,
танец к ней, осталось только слова подобрать. На вашей свадьбе хочу
гостей порадовать. Не злитесь, пожалуйста.
– Велика радость, слушать маленькую дуру. Вот женюсь, моя Мукаддамхон
приучит тебя к порядку. Она тебе покажет, как нужно за домом смотреть
и старших слушаться. А то распустил я тебя, добрый слишком.
Мукаддамхон тебя перевоспитает, – говоря это не громко и ворчливо,
Валижон раскрыл створки ворот, вышел и сел за руль новенькой
«Captiva», на которую только неделю назад получил номер.
– Не правда, – сдвинув брови, крикнула ему вслед девушка. –
Мукаддамхон-опа добрая, она любит меня, я знаю! Меня все любят, кроме
вас! Почему вы такой сердитый!
Машина чуть не сбила ее, она резко отпрыгнула, прижимая к себе подол
широкого платья.
– Чтоб ты пропала, – заорал Валижон, отворяя дверцу и высовываясь.
Чтоб у тебя ноги отвалились.
– Ой!
– Что ты все время под колеса лезешь, несчастье на мою голову. Чтоб
твои мозги чирьями покрылись. И зачем только я забрал тебя от деда,
лучше бы ты в кишлаке осталась. Долго мне еще тебя терпеть в моем
доме! – Валиджон тяжело вылез из машины, взял тряпку и долго тер секла
и блестящую поверхность, наводя лоск.
– Разрешите, я протру, – начала девушка, чтобы услужить.
– Сам протру. Мне не нужна помощь. Хоть бы ты скорее замуж вышла.
Подумать, какого жениха я нашел ей. Сын самого Байхожаева, Раим,
захотел стать ее мужем, а она привередничает. Да он завтра может
породниться с самим президентом.
– Нет, – девушка рывком отбросила вниз подол платья и выпрямилась,
откинув руки назад. – Раим-ака любит меня, да, любит. И он будет
ждать!
У Валижона сегодня был трудный день. У него сорвалась торговая сделка,
ему выписали штраф санинспекторы, дергали нервы в хакимияте. Поэтому
он срочно искал сливной бак, в который мог бы выплеснуть все
скопившиеся негативные эмоции. Младшая сестра всегда была готова
принять на себя весь этот слив.
– Да кто плевать хотел на тебя, – продолжал, накручивая себя, старший
брат. – Вбила в голову, что все ее любят! Кому ты нужна, дрянная
девчонка. Это все негодная Хуршида-опа всем все уши заполнила словами
о том, что ты умница-разумница, и у тебя есть большой дар. Играет она,
видите ли, лучше всех и музыку душой чувствует. Сумасшедшая тетка
глупости наболтала, а ты и поверила. Только знаешь, сколько мышь не
корми, с барана не вырастет. Да я, может быть, в твои годы лучше тебя
играл, слышишь, ты, недоделанная Ванесса Мэй нашей махалли. Посмотри
на меня. Я вот тружусь на благо семьи. Думаешь, на нас с неба блага
сыпятся? А тоже
мог бы песенки сочинять, да спать полдня. Мне даже никто спасибо
никогда не сказал, что я тебя воспитываю. Неблагодарная! Я ведь стал
тебе и отцом, и матерью после смерти наших родителей. А чем ты мне
платишь? Даже ворота открыть старшему брату не можешь. Вымой машину!
Что, мне после целого дня тяжелой работы еще и за тряпку браться?
Девушка, потеряв дар речи, молча уставилась на него. Весь вид ее был
воплощением одного единственного чувства – удивления, безграничного и
полного.
– Что уставилась, негодная! – Валижон срыву, в сердцах бросил тряпку на капот
Девушка со слезами на глазах кинулась к дому, к сараю.
– Эй, безголовая, кричал ей брат, когда она показалась с пластиковым
ведром и тряпкой. – Принеси мне чаю сначала, или я по твоей милости
должен умереть от жажды?
Выронив ведро, девушка остановилась посреди двора, съежилась и
помчалась к кухне.
– А обед сготовила? Или голодом меня уморить хочешь?
Из рук девушки выпала чашка и с грохотом разбилась.
– Но у меня же все готово. Я только вас ждала. Зачем вы ругаетесь?
Брат ее пошел к умывальнику.
– Неси на тахту дастархон. О. Господь, когда же в моем доме появится
настоящая хозяйка. Ты разбила мою любимую пиалу? Я слышал, что ты
что-то разбила! Дрянная девчонка, когда же я избавлюсь от тебя!
Девушка испуганно присела и стала собирать осколки. Дрожащими пальцами
она приставила один черепок к другому, надеясь на чудо. Но нет. Грубый
окрик брата заставил девушку вздрогнуть, и она выронила осколки в
подол.
– Эй ты, негодная девчонка, тебя долго ждать? Покажи, что ты разбила.
Я только сел, но видно, мне придется подняться. Нет в этом доме покоя
честному труженику. Приходишь усталый, и дома творится аралаш… Да это
что такое? Да чтоб ты пропала со своей зурной.
Девушка выскочила из кухни, держа в подоле осколки. Конец подола
выскользнул из ее рук, осколки рассыпались по настилу. Она, птицей
слетев с крыльца, бросилась к зурне.
– Отдайте мне ее, братец. Я буду убирать ее, честное слово. Я просто
не успела. Я отнесу ее в комнату. Дайте, – взмолилась она.
Брат раздумывал, как ему поступить, крутя флейту в руках. Это
показалось девушки благоприятным знаком.
– Пожалуйста, братец, – она протянула руки. – Я знаю, вы любите меня.
Не ругайтесь и я сыграю вам песню стрижа, которую я сочинила. Ну же…
Но брат ее уже «вошел с огнем в камыши» и не мог остановиться.
– Безмозглая. Да кому нужно слушать тебя и твои песенки. Пятилетний
ребенок дудит на дудке для слуха приятнее. Не умеешь, не бери в руки
инструмент!
– Я умею.
– Дерзишь? Вот тебе! – брат поднял флейту над головой, сжимая руками
оба ее конца.
– Нет. Братец!
Валижон ударил флейтой себя по колену, переломил и, размахнувшись,
швырнул обломки через дувал.
Сестра его замерла на полуслове. Лицо ее, вытянутое от ожидания,
исказила боль, она слабо вскрикнула и стремительно вылетела в калитку.
Валижон и сам был смущен. Он любил музыку и никогда раньше не стал бы
ломать инструмент. Он лишь крякнул, сказал «ишак» и вошел в дом. У
него все валилось из рук. Он бросал вещь, нужную ему и хватал
ненужную, вертел в руках и тоже бросал. В отношениях с сестрой он
давно уже ходил по грани, а сегодня ее тупо перешел. Ну что поделаешь.
Он сел в кресло с ногами и включил телевизор.
За окном темнело. Про ужин он не хотел и думать. Чувство вины у него
понемногу сменилось раздражением, раздражение – ненавистью. Это
негодная девчонка всегда портила ему жизнь. И если до этого он еще
терпел ее, то сейчас чаша терпения переполнилась. Завтра же он
отправит ее в кишлак, пусть там выдают ее поскорее замуж. Завтра. Но
сегодня… Сегодня пусть она лучше не попадается ему на глаза.
Сестра не появлялась.
Не выдержав ожидания, Валижон выключил телевизор и вышел на крыльцо.
Первая яркая звезда светилась в бархатном небе. В детстве бабушка
рассказывала, что это Зухра, девушка, влюбленная в Тахира, ищет с
высоты своего возлюбленного.
Даже воспоминание о детских каникулах, проведенных в кишлаке не
смирили раздражение.
В наше время множество поводов для молоденькой девушки возвращаться
домой поздно. Но сейчас не было никакой уважительной причины для
поздней прогулки. Девушка, замеченная в позднем бесцельном мотылянии
рискует остаться на шее старшего брата всю жизнь.
Валижон, почти не владея собой от ярости, вышел за калитку. Лицо его
медленно наливалось кровью. Если эта девчонка хнычет где-то
поблизости…
За воротами не было ни души. Улица была пустынна. Только лаяла где-то
собака и доносился издали шум машин. Постояв минут пять и
прислушавшись, Валижон вернулся во двор, потом, раздраженный еще
больше, прошел в дом. Потом довольно долго хватался за телефон и
швырял его на диван, пока не решился. Плюнув на палас под ногами, он
быстро вышел за порог, обулся и пошел к машине. О, Господь, сколько
еще волнений и позора лягут на его голову из-за никудышной девчонки.

Но на следующий день пришел конец всему: и неизвестности, и позору.
Позвонив в первую же больницу, Валижон узнал, что к ним была
доставлена неизвестная девушка 15-17 лет, сбитая машиной. Когда он
приехал туда, то девушка уже скончалась от многочисленных травм. Ему
осталось только опознать в покойной свою сестру, Караматхон Нажатову.
Вечером Валижон похоронил сестру, а утром следующего дня уехал в
родной кишлак. У деда с бабушкой он пробыл неделю.

Тяжело переступать порог дома, где побывало горе. Гости, входя друг за
другом в открытую калитку, заранее начали вздыхать и охать.
– Ой, Господи, – затянула тетя его невесты, закрываясь краем большого,
наброшенного на голову платка.
Валижон в домашней рубашке поднялся с тахты навстречу гостям. Начались
объятия, ритуальные вопросы о здоровье.
– Как чувствуют себя ваши уважаемые дедушка с бабушкой? – стеная на
каждом слове, говорила тетя Макаддам, похлопывая Валижона по спине. –
Здоровы ли? Какое ужасное несчастье, о, Господи.
Она сокрушенно покачала головой, расправила концы платка и пошла
первой к айвану.
Муж ее обнялся с хозяином, сестра мужа легонько коснулась его рукава,
и все вошли в дом. На кухне тетя Мукаддам стала развязывать узлы и
разбирать сумки, вытаскивая на дастархан лепешки, ляган с мантами, не
успевшими остыть за дорогу, вареную баранину и множество домашних
лакомств. Сладости уютно устроились в середине лепешки. Хрустящее
тесто сыпалось на край скатерти. Все в доме наполнилось жизнью, словно
большая семья поселилась в пустых комнатах. Мужчины курили на айване.
Женщины по-хозяйски хлопотали в доме. Ведь Мукаддам была почти что
женой хозяина, а они – ее родственницы. Только несчастье отсрочило
свадьбу.
Смешивался сигаретный дым и аромат из кухни, жужжали осы под потолком
и мерно перекатывались звуки музыки, а голос певицы тосковал о
прошедшей любви.
Вот женщины вынесли на тахту угощение. Легко и спокойно стало на
сердце у Валижона. Хорошую он выбрал себе невесту, хоть и вдову, но
достойную спутницу жизни.
Мужчины налили себе в пиалы немного коньяку, выпили. Потом
присоединились к общей трапезе.
Все сейчас было вопреки обычаю. И будущие родственники сидели на одной
стороне тахте, подогретый дорогим алкоголем.
– Простите, сынок, что задеваю вашу рану, – сказал гость. – Неужели
так и не нашли того негодяя, который совершил такое злодейство.
– Нет, – буркнул Валижон, и сердце его почему-то забилось чаще.
– Пулат-ака сказал, что бедняжку сбил «Lacetti».
Валижон неожиданно для себя заерзал на месте, словно устраиваясь удобнее.
– Пулат-ака сказал, что виновного упорно ищут.
– Почему вы мне это рассказываете? – неожиданно резко оборвал
рассказчика Валижон. – Может быть вы думаете, что я сам не
разговаривал с нашим прокурором? Что вы на меня так смотрите? Или
думаете, что это я сбил мою сестренку? У меня не «Lacetti». У меня
«Captiva». Вон стоит. Идите проверьте вмятины.
Молчание повисло над тахтой подобно грозовой тучи. Гость осторожно
поставил на дастархан пиалу с чаем.
Тут Валижон побагровел, посерел, затравленно огляделся и, вскочив со
своего места бросился бежать.
Конечно, они считают, что он повинен во всем. Все обвиняют только его.
И даже родственники, даже дед. Все думают, что он желал ей смерти. Это
неправда! Он заботился о ней. Он, а никто другой. Он кормил ее,
одевал, давал ей образования. Он нашел ей прекрасного жениха.
Валижон и не заметил, как выбежал за ворота и свернул в переулок. И
как они могли только подумать такое.
Давно он не ходил вот так, пешком, один, по староташкенским улицам.
Возле одного магазина он увидел, как продавали бочковой квас. Из-за
жары за холодным напитком собралась очередь. Люди там были разные:
мужчины и женщины, идущие с работы, идущие с детьми из детских садов.
Они останавливались, покупали ледяной пенистый напиток цвета жидкого
меда и пили с наслаждением, мелкими глотками.
Давно уже Валижон не толкался среди таких людей. Его в этом районе не
знали, и он, одинокий, стоял и слушал разговоры в чужой толпе. Иногда
он улыбался, словно сам себе, иногда же н слова стоявших рядом людей.
Перед ним две женщины говорили об убийстве в соседнем доме, сзади
несколько мужчин обсуждали, когда им дадут зарплату, а то уже жить не
на что. Валижон кивал и им. Даже заметил, что вряд ли, потому что в
банке денег нет. И тут же осекся на полуслове. Женщина впереди
рассказывала подробности убийства: брат зарезал сестру из-за
наследства.
Валижон застыл на месте. Почему они говорят об этом? Почему они
говорят об этом при нем? Он, стараясь не показывать вида и не
привлекать внимания, выбрался из очереди, да так незаметно, что многие
оглянулись ему вслед, и полезли в сумки и карманы, проверять кошельки.
Люди приняли его за вора.
Беспокойство Валижона усилилось. Он и раньше испытывал стыд за
поступки, которые не совершал. Еще с детства в автобусе он спешил
скрыться, если кто-то терял кошелек. Когда случился скандал в колледже
из-за забеременевшей студентки в их общежитии, Валижон страшно боялся,
что подумают на него, хотя сам в то время еще не коснулся ни одной
девушки.
Смеркалось. Он шел обратно по улице и успокаивал себя тем, что любой
интеллигентный человек чувствует вину за чужие поступки. Но сам же не
верил в это.
Разве мог он убить свою родную сестру!
Дома он застал лишь дядю своей невесты, холодно поблагодарил его, что
он покараулил дом в его отсутствие и поспешил избавиться от гостя.
Но то, что тот ушел быстро, насторожило его Валижона. Почему? Люди уже
начали избегать его? Словно он и правда был убийцей. И те, кто рад был
раньше породниться с ним – тоже. Все теперь против него.
Он допивал коньяк из бутылки и плакал навзрыд, причитая: О, сестренка
моя, моя Караматхон.
Он не помнил, как заснул. Снилось ему что-то бредовое. А проснулся он
с одной ясной мыслью – это он убил свою сестру.
В тот вечер он вывел машину со двора, объездил всех ближайших
девчонок, подружек своей ненаглядной сестры и собирался ехать уже на
Чиланзар к Хуршиде-опе, где часто бывала Карамат и куда убегала обычно
после их ссор.
Эта Хуршида-опа всегда сбивала Карамат с пути правильного, выводя ее
из-под влияния старшего брата на ее собственный путь, не прямой и
весьма туманный.
Так получилось и в тот день, когда пришли сваты. Девушка сбежала к
своей разлюбезной Хуршиде-опе. И что уж та наговорила отцу
предполагаемого жениха, ведает один Бог, но те согласились ждать все
годы, пока девушка получает образование, а их сын, восемнадцатилетний
балбес Раим, тот вообще сошел с ума, писал ей стихи, пел песни и готов
был сдувать с нее пыль, словно с хрусталя.
Да, негодная девчонка в одном была права: ее любили все. Только за
что? Валижон не понимал этого. Он и тогда вечером думал об этом,
выводя машину из узкого переулка старого города.
Было темно. И только одинокий фонарь впереди освещал поворот вправо.
Под фонарем стояла женщина, нет девушка в простеньком свободном
платье. Стояла Караматхон, его сестренка.
Валижон нажал на тормоз. Караматхон знакомым жестом сжала на животе
платье. И шагнула навстречу машине.
Словно рассудок помутился тогда в голове Валижона, и он, не помня
себя, прибавил газ. Теперь, лежа в постели, один во всем доме, он всем
телом почувствовал, как машина толкнула что-то мягкое. Его слегка
тряхнуло. Тогда он не обратил внимание на это и даже не оглянулся. Он
вернулся домой, уже остывший от злости. Но ему и в голову не пришло,
что он убил свою родную сестренку. Лучше бы ему умереть в неведении.
Валижон едва дождался утра и поехал на работу разбитый. Прохожие на
тротуаре оглядывались на него, переходящие улицу шарахались от его
машины, а проезжающие машины старались держаться от него подальше –
так ему казалось. Люди знали про его грех. Убийца – было написано на
нем. Инспектор поднял свой жезл, отходя от обочины. У Валижона
потемнело в глазах.
Он рывком остановил машину и бессильно навалился на руль. Как и все
порядочные люди, он боялся тюрьмы больше смерти. Инспектор не
наставлял на него револьвер и не тряс наручниками. Он вежливо стучал в
опущенное стекло. Валижон не едва понял, что его дверца закрыта.
Оказывается, он просто превысил скорость.
Сердце Валижона, еще секунду назад остановившееся от страха, забилось
так часто, что во рту появился привкус крови. Бледный, он побледнел
еще больше, потом покраснел, излишне многословно поблагодарил
инспектора и начал рыться в бардачке в поисках документов.
Удивленный инспектор спутался, забыл составить протокол, извинился и
предложил странному водителю продолжать свой путь. Валижон лепетал
слова благодарности, прикладывал руку к сердцу и называл «ака»
мальчишку, которому было немногим больше двадцати лет.
До своей конторы в центре города, Валижон доехал со скоростью 30 км/ч.
И не было в мире силы, заставившей бы его снова сесть за руль.
Работа его основывалась на трезвом расчете и человеческом обаянии. Ни
того ни другого у него не осталось. Валижон вздрагивал от стука в
дверь. С посетителями был то груб, то почти заискивался. Все время
что-то забывал и ссылался на головную боль. В итоге голова его
разболелась на самом деле. Он решил после обеда на работу не
возвращаться.
Мысль, что придется сесть за руль вызвала в нем дрожь. Пришлось
просить курьера отвезти себя домой Он вышел в вестибюль и остановился
у двери в ожидании. Тут его тихо окликнули, и он вздрогнул. Это была
Хуршида Касимова, преподаватель из колледжа, где училась его сестра.
Ее разлюбимая учительница. Валижон побледнел.
– Мир вам, Валижон-ака, – торопливо заговорила Хуршида, нервно
растягивая в руках ремешок своей маленькой сумочки. – Я знаю, горе
ваше велико, я сама очень любила несчастную девочку. Но что значит моя
любовь по сравнению с вашей. Ведь она была вам сестрой и росла в вашем
доме. Простите, что я причиняю вам боль. Я знаю, что виновата перед
вами.
Мимо проходили люди, Хуршида нервно на них оглядывалась.
– Почему я не позвонила тогда вам. Я просто не думала, что может
случиться такое несчастье.
– О чем вы говорите – нервно перебил Валижон. – Идите, я спешу на совещание.
– Выслушайте, прошу вас. Если я не расскажу вам, кто снимет груз с моей души.
«А кто подумает о моей душе», – мелькнуло у Валижона.
Ему следовало бы уйти, а он не мог. Его тянуло слушать о сестре, как
любого убийцу тянет на место преступление. При этой мысли Валижон
сразу представил себе поворот на шоссе и крайний недостроенный дом за
низким дувалом. Но что это?
– Я даже испугалась, Валижон-ака. Двенадцать часов ночи и ваша сестра
на моем пороге. Она сказала, что поссорилась с вами и хочет
переночевать у меня. Она знала, что я рада ей и не откажу. Но я
подумала, что вы ищете ее и хотела позвонить вам. Она попросила меня
не делать этого. Я положила ее на диван, а утром, когда проснулась, ее
уже не было. Она, наверное, ушла рано утром, и захлопнула за собой
дверь. Валижон-ака, вы, наверное, сильно обидели девочку. Я знаю, как
вам тяжело теперь, вы ведь так ее любили. Она мне всегда говорила об
этом.
– Что?!
– Что? Я вам говорю, что она…
– Она пришла к вам после… Моя сестра пришла к вам ночью? И переночевала?
– Да, то есть нет… Ну было часов одиннадцать, двенадцатый. Пока мы поговорили…
– О. Аллах! Что же вы мне раньше не рассказали? А потом?
– Я хотела ее утром отвезти к вам. И вот…
Хуршида расплакалась и полезла в сумку за платком.
Валижон стоял и переваривал информацию. Входила она в него туго.
Двенадцать часов ночи, он в это время уже вернулся домой.
– Но вы могли позвонить мне, – слегка растерянный, пробормотал он. –
Вы ведь знали мой телефон.
Женщина едва кивала, всхлипывая.
Валижон потащил ее к выходу. У крыльца уже стояла его машина.
– Спасибо, братишка, – сказал он юноше, сидевшему на месте водителя. –
Я сам сяду за руль. Ты иди. Свободен. Садитесь, сестра, успокойтесь.
Когда подъезжали к музыкальному колледжу, Хуршида, успокаиваясь, спросила:
– Я вообще-то пришла к вам, Валижон-ака, вот по какому делу. У меня
остались ноты Караматхон, написанной ею музыки. Прошу вас, если вам
они особенно не нужны, оставить их мне. В память о нашей девочки.
Пожалуйста.
– Оставьте.
Валижон с трудом сдерживал радость, и навязчивость преподавательницы
раздражала его.
Он н был невольным убийцей сестры. Сейчас он поедет в прокуратуру и
все им выскажет. Он не виноват. Это кто-то другой, пусть лучше ищут,
чем валить на него. Им бы только закрыть дело, виновный или невиновный
пострадает, им наплевать.
Валижон даже забыл, что его никто не обвиняет, он думал только одно:
он не виноват, это кто-то другой сбил его сестру на утренней дороге.
Политый из поливалок асфальт такой скользкий.
Валижон вздрогнул и, поворачивая руль, нажал на тормоза.
Что делал он в ту ночь?
Машина, подскочив на чем-то, что он посчитал от страха телом сестры, –
безумец, – вывернула на шоссе Он направлялся к массиву Карасу. Как
часто он находил усладу в одном из его домов, какие жаркие часы он
проводил в маленькой квартире многоэтажного дома. Но в тот раз его не
ждали.
А потом? Что было потом? Он устроил сцену, грозил, свирепел. Она
уговаривала его, потому что он был завидный любовник: с деньгами и
щедрый.
Потом у нее лопнуло терпение, и они поменялись ролями. Она указала ему
на дверь, он стал искать путь к примирению, потому что она была
потрясающей любовницей: опытной и прекрасной. Потом он пил валерьянку,
жаловался на переутомление. А она заботливо ухаживала за ним. Его
уговорили, успокоили и приласкали. Он сдался. Под утро, после душа,
снова разгорелась его ревность, он холодно простился и ушел раньше,
чем рассчитывал.
Потом он ехал по медленно просыпающемуся городу. Было время ложного
утра, и он гнул машину по пустынной улице.
А потом…
Какая-то тень метнулась под колеса его машины. Видел ли он ее или ему
показалось… Неужели его сестра? Любимая, маленькая Караматхон, частица
его печени.
Валижон схватился руками за голову, отнял руки и огляделся. Машина его
стояла перед новым пятиэтажным зданием, чудом из стекла и бетона, а
вокруг был пустырь.
Как он сюда попал, где свернул с прямой дороги. Открыв дверцу и
медленно выходя, Валижон увидел, что по небольшому, выложенном
плиткой, крыльцу быстро спускаются сначала один человек, потом второй.
И они оба направляются к нему. Зачем? Валижон оперся о дверцу и
выпрямился.
Что все-таки нужно им от него?
Он стоял, пошатываясь и со страхом смотрел на приближающихся мужчин.
Зачем они бегут? Запрещающего знака нет, можно стоять на обочине.
Машина. Что-то с ней не так. Там должна быть кровь. Кровь после той
ночи. Он же не смыл ее. Валижон резко обернулся. Машина его упиралась
бампером в столб и была помята.
У Валижона потемнело в глазах, и он хрипло закричал. Подбежавшие
мужчины успели подхватить его.
– …когда он в столб вписался, думал, перевернется машина.
– Чудом в арык не съехал….
– Юрий Викторович, вас зовут.
– Сейчас. Алик, побудь с ним… Сейчас принесу валерьянки, там у меня в аптечке.
Валижон выпрямился и потер виски. Он сидел один в просторном
вестибюле. А с верху доносилась музыка, тихая, как мечта. Валижон
поднялся со стула и пошел к широко раскрытой стеклянной двери. Как во
сне он переступил порог, тяжело навалился на перила и стал медленно
спускаться по ступенькам. Музыка тянулась за ним, преследуя,
спускалась вниз, миновала выложенную плиткой площадку. Это пела флейта
и мелодия называлась: «Сон девушки». Валижон покрылся испариной. Весь
дрожа, он вошел в открытую дверь. Множество рядов сидевших людей
скрывали от него сцену. Валижон шагнул к проходу и замер.
Музыка, взвилась к высокому давящему потолку, скрывшему, словно
куполом, небо, и резко оборвалась. Музыкантша поднялась со своего
простого канцелярского стула.
Валижон похолодел. Караматхон стояла на краю сцены в длинном
простеньком платьице, смятом на животе и держала в опущенных руках
флейту.
– Караматхон, – простонал Валижон. – Сестра моя!
Девушка грустно улыбнулась и пошла к занавесу.
– Не уходи, Караматхон, – кричал ей вслед Валижон. – Не оставляй меня несчастным
Зрители обернулись со своих мест. Валижон с горящими безумными глазами
на сером лице шагнул вперед, зашатался и рухнул в проходе между
сидениями. Люди вскочили и окружили его.

– Вот вы и пришли в себя, – сказал, склонившись над Валижоном
толстенький человечек в белом халате. – И даже повеселели. А то лицо
совсем серым было. Ну, улыбнитесь же, улыбнитесь. Вот так, хорошо. У
вас было небольшое сотрясение, отягощенное сердечным приступом. Это со
всеми могло случиться. Вы молоды, организм не изношен. Все у вас будет
хорошо. Проживете сто лет, поверьте мне. Лежите, отдыхайте. Я
приписываю вам полный покой. Через пять дней выпишем вас и
долечивайтесь дома, в кругу семьи. Если пожелаете, к вам сестричка
наша походит, поколет.
Валижон бессильно опустил синие веки. Сон. Ему нужен был сон.

Утром Валижон проснулась, вышел из дома.
Стриж носился над чисто выметенным двором, спускался к небольшому
водоему с колонкой и хватал на лету капельку воды. Он звенел
пронзительно, напряженные крылья его дрожали мелко и часто.
Валижон посмотрел на него и пошел к тахте. Сев с ногами, он сунул руку
под курпачу, достал флейту и приложил к губам.
Резкий пронзительный звук вырвался из всех ее отверстий, возносясь к
слепящей небесной сини.

Круговорот завершился. Вали и карамат теперь стали едины. Мир
продолжил существование, и к кому-то на этой земле пришло чудо. Но не
к брату, похоронившему сестру.
Кто-то же должен быть жертвой. Отныне имя его стало – Курбан.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.