Какое-то время Долов всматривался в промежуток стёкол рамы тамбура. «И как это они немцы скрепляют? рейку из стали и деревянную планку, шурупов не видно, неужели клеят, а если нужно вставить стекло, на лаке пыль, значит негерметично”. Между тем небо посерело, снаружи надвигался холод, травинки, видимо, ёжась, клонились к земле, а прохлада, окутав траву, по коре подбиралась к листве. Просветы крон съежились, и казалось, состав забрёл в дремучий лес. К полотну, вслед щебню и дикой, вдавленной пылью травы, примыкали заросли осоки, мертвые стебли, клонясь, торчали из черной воды. В заболоченной низине, с редкими кривыми березами, утыкались в ил засохшими ветками их погодки, и лишь белевшая под сломом береста, подтверждала породу.
Впереди возник скелет высоковольтной опоры буквой “Т”. Массивные провода провисали, пересекая пути. Вскоре показалось предыдущее звено, удалявшееся тупым углом от колеи. “Если увижу четное число опор, – загадал Долов, Осипов уговорит Филимонова, а будет нечётное, возможно придётся менять работу, там посмотрим”. Вагон проскочил просеку, она шла изгибом, даже четвёртую опору загораживал пригорок. Следя за оставшейся позади линией, он выглянул в коридор. ”Всего семь.., опоздал,,”
Оставаясь в дверях, Долов прислушался к аргументам спорящих.
-Отгородиться от соседей “железным занавесом”- это что, правильно? Вот мы 70 лет везде искали врагов, мол, окружены, помогло? Сколько уехало, едва появилась возможность, а приехало сколько, почему никого приличного к нам не тянет?
-Зачем нам эти прибалты или Молдавия, кормить? Была великая страна, не только ракеты, лучшие самолёты, метро, гидроэлектростанции, атомоходы, даже балет. От братьев-демократов благодарности не дождёшься. Ещё царь, Александр III говорил: у России друзей двое, армия и флот.
-Да мы уже пробовали искать свой, особый путь,- возразил Долов, мол, Европа нам не указ, сами с усами. Едва не стали частью Речи Посполитой. До Петра даже к морям выхода не имели, ни к Черному, ни к Балтике, шведов и турок не могли одолеть, ни ружей, ни пушек своих не было. Недавно читал, в стране нет строений старше 300 лет, кроме Кремля во Владимире, Новгороде и Пскове. Ну, храм Василия Блаженного. А в Испании, Англии, Венеции, не говорю про Грецию и Рим. Что у нас? Китай-город. Что там техника, возьмём искусство, назови хоть одного композитора или художника конца 18 века. Скажешь, Андрей Рублёв был ещё при татарах. На иконах у него лики, а у Джотто и Дюрера ещё в 13 веке уже холсты, там библейские сюжеты полные драматизма, десятки перекошенных лиц. У Рублева тоже есть Страшный суд, правда фигуры застывшие, всё равно, нужно было перенимать у соседей, чего сами не смогли достичь, а не отращивать бороды.
-Я человек военный, -парировал отставник, в бога верить не положено, в церкви был несколько раз, на отпевании. Про Рублева кино видел, да и экскурсовод рассказывала, он расписывал потолок и вводы, в фильме показывали Владимирский собор, там грешники и блаженные по разные стороны, а враги внизу, лев, шакал, леопард или барс, поляки, немцы, татары. Черти, они свою работу выполняют, что палач, такой же человек, подневольный. Вот Черепанов изобрел паровоз, были и у нас умельцы, знаю, а Ломоносов. В музее стоит этот паровоз, в Тагиле. Это 30ые годы прошлого века, медную руду от карьера везли на подводах, вереница лошадей. А Демидов услышал, что в Англии построили паровоз, заменяет сразу десяток подвод. Черепанов был механиком, хозяин ценил его. Послал на разведку в Англию. Может идея и не наша, у них вперёд, они топили углем, а у нас на дровах, лес кругом вырубили, зато он мог ездить задом, ведь и Левша блоху подковал. У нас разве помогут, наоборот, специально мешали, извозчики потеряли заработок, прямо как частники и таксисты. Taм, впервые, паровоз кого-то задавил. Какой-то господин вздумал перебежать пути, надеясь, что паровоз, как лошадь, сможет затормозить. А скорость была раза в два больше, чем у лошади, да и вагончики сзади, тормозные колодки тогда ещё не изобрели. Может, поскользнулся или за шпалу зацепился, засмотрелся, из трубы пар валит, ноги от испуга ватные.. -Да,-отозвался Долов, не повезло, что там говорить… -Я тоже согласна с ним,- кивнула Алевтина в сторону отставника, не надо себя принижать. Сейчас, правда, такая мода, выдавать себя за иностранцев, мол, 3 года прожил в Америке, теперь не вам чета. -Точно, -поддержал отставник, все эти Гайдары, Чубайсы, нахватались слов: залоговый аукцион, биржа, ваучер. Для них наша история -70 лет, одна ругань. Ну ладно иностранцы, они нас всегда не любили, старались как-нибудь опорочить. -Они и то, что нам дорого, -подхватила соседка, готовы превратить в водевиль. Недавно прочла в “Огоньке “ про оперу” Пётр Великий”. Написал её бельгийский композитор на Г.. не помню как, Гремер, Грене, она посмотрела на Долова. -Григ…,Гендель.., Глюк.. –Нет, другой, времен Наполеона.., он у нас известен по “Пиковой даме”, его песенку напевает старая графиня. Петр поехал в Голландию узнать, как строить корабли, посмотреть на их обычаи, ему Лефорт порассказал. У нас был фильм” Юность Петра “, царь и несколько подручных работали на верфи плотниками. -Не было тогда у нас своего флота, были баржи, купцы, вон Афанасий Никитин ездил за три моря продавать жеребца. Церковь всё, шагу не давала ступить, да и татары-300 лет ига, они отобрали наши земли у Черного моря. -Учили по истории, Петр стремился получить выход к Балтийскому морю, чтобы торговать с Англией, Данией, раньше приходилось плавать к ним через Архангельск, огибать. Это было ещё до Полтавы, побережье принадлежало Швеции. По либретто оперы Петр скрыл, кто он и нанялся простым плотником, привёз из России бригаду к хозяину верфи и они строили судно с нуля, пилили брёвна, смолили доски. Вместе с царем был Лефорт, его друг и помощник, такой же здоровяк. Он старше, долго жил в Европе, есть, что рассказать царю, заинтересовать. У мастера верфи, как и полагается в мыльной опере дочь, Катарина, горожанка среднего сословия, будущая царица Екатерина, управляет прачечной, ежедневно посещает церковь. Она приглянулась Петру и он сватается к ней. Необходимо согласие отца на брак, Катарина согласна, но просит Петра уговорить мастера разрешить замужество ещё и своей подруги, её жених –другой плотник, беден. В это время из Москвы приезжает гонец, в столице бунт. Петр срочно уезжает, Катарина решает, что её бросили и рыдает. Петр подавив бунт, возвращается. Все узнают, что он русский царь. Катарина говорит, что она Петру не ровня и просит передумать, в ответ он возражает, что они, главное, равны по добродетели. Играют две свадьбы, счастливый мастер передаёт ему верфь. -Я давно видел, нов фильме рассказано про Великое посольство, царя принимают короли в Англии, ещё где-то,- потерев лоб, прервал затянувшийся пересказ отставник, Петр плотничал всего один день, чтобы перенять навык, они везли дары, меха, камни, искали подружиться, Россия никогда с войной не идёт. -Тогда как раз готовились воевать с Швецией,- возразил Долов, они не пускали к Балтике, к морю, своей армии не было, стрельцы поддерживали Софью. Против шведов были поляки, мы искали союзников, Петр надеялся на англичан, у них был флот, он вообще первый царь, поехавший за рубеж. Как воевать без поддержки, мечтали навалиться ватагой, но после Нарвы стало понятно, надеяться нужно только на себя, такие друзья подведут в любой момент. Шведов всего миллиона три жителей, но как их победить без пушек, с новобранцами ”сено-солома”, и командиры –сплошь иностранцы, у них учились всему. Уже после Полтавы,всего лет через семь, Петр пригласил пленных шведских генералов, налили вина и их благодарил: ”Спасибо вам за то, что научили нас воевать”. Петр для нас вершитель истории, для них –просто залихватский малый. Отставник хотел возразить, но, видимо, желая передохнуть от затянувшегося спора, только небрежно махнул рукой. Все замолчали, рыжеволосый отложил журнал, Долов, посчитав, что тому нужно приподнять сиденье, решил на минуту выйти.
Тут вагон дёрнуло, послышался глухой звук и слабый вскрик «Ой». Повернув голову, он увидел неподалеку, потерявшую равновесие пассажирку в синем кримпленовом платье и узлом стянутых гребнем волос. Опираясь на раму и держа выпавший из гнезда штырь с занавеской, она пыталась вставить его в пазы, затем перевела взгляд на Долова, намеренно изобразив удивление.
-Вот, чудом не упала,- пожаловалась она, когда он посмотрел нa неё вопросительно, признав в ней наблюдательницу из-за занавески соседнего вагона..
-Ирина, ты, вы,- вырвалось у него. Видя, что он подходит, она могла чуть подвинуться, но не сделала этого, продолжая крутить поручень, и ему пришлось встать у двери. Она тряхнула головой, откинув сползшую на лоб прядь, и он сразу признал в этом её школьную привычку. “Сколько лет, а привычка та же, вроде мелочь, но как раз мелочи и рисуют людей”.
Он вспомнил, как вечером, накануне отъезда, дочь сказала ему мимоходом, он в это время копался в ящике стола: «Папа, ты там с чужими женщинами не ходи», и, не дожидаясь реакции, вышла, прикрыв дверь. Хотя, по-видимому, это был шутливый прикол, фразу она заготовила заранее. Скрывая замешательство, он не стал отнекиваться, чтобы не углубляться в такую щекотливую тему, зная, что дочь примет сторону матери, если события поставят её перед выбором. Родители могут стареть, приобретать дурные привычки, разочаровываться друг в друге, но всё равно остаются для детей незаменимыми и категорически возражают против появления новой “мамы-модели” вокруг которой хлопочет отец. Наташка была там, за дверью, а он, в который раз механически прочитывая в газете всё тот же абзац, гадал, что дочь имела в виду.
