Моей школьной любви посвящается

Заведующая родильным отделением Белла Аркадьевна внимательно выслушала акушера-гинеколога. У него была явная проблема с роженицей из 5-й палаты. Поступила она два дня назад с уже отошедшими водами, но схватки все не начинались – то есть была угроза потери ребенка. И она согласилась, что роженице нужна стимуляция родовой деятельности. Однако это еще было не все. Плод был несоразмерно большим по сравнению с весом и телосложением женщины, и та была уверена, что сама родить не сможет, просила сделать кесарево сечение. Однако ведущий ее врач – опытный специалист с очень приличным стажем работы – был категорически против и уверял, что все пройдет хорошо. Белла Аркадьевна не склонна была потакать капризам рожениц и полностью положилась на оценку врача.

Однако к полудню к ней в кабинет вбежала акушерка с испуганными глазами  и прямо-таки потребовала ее в родилку.

Вокруг стола, где корчилась от болей роженица, уже стоял весь медперсонал в полном составе. Схватки после стимуляции хоть и начались, но малыш упорно не хотел показываться на белый свет. И понятно почему. Бледный врач скороговоркой доложил, что у плода четыре обвития пуповиной и положение его «ногами вперед» успеха не увеличивало. Врач предлагал сделать разворот плода вручную. Белла Аркадьевна дала добро. А дальше… Малыша просто «выдавливали» из мамы, но он упирался.

— Щипцы! – скомандовал доктор. Услышав это страшное слово, роженица завопила «нет, не позволю, мне не нужен дефективный ребенок!»

— Не будет никакого, если не вмешаемся, — отрезала Белла Аркадьевна.

Но роженица на этот шантаж не поддалась.

— Она очень уважает свекра… Ну или боится, не знаю, — произнёс врач.

— Нас оба варианта устраивают, — одними уголками губ улыбнулась заведующая.

— Давайте его спросим, — продолжил врач. – Они с сыном там, внизу, под окнами.  Я схожу…

Белла Аркадьевна кивнула. Веселого было мало. Вся родовая патология, которую они изучали в институте, была налицо. Тяжелые роды встречались в ее практике, но вот так, чтобы «рожали» всем отделением… Надо было делать кесарево! Страхи роженицы оказались не напрасными. Но теперь уже поздно…

Она подошла к окну. Двое мужчин – пожилой и молодой — меряли шагами территорию перед роддомом. Оба курили. Через пару минут к ним почти бегом подошел врач. Диалог был кратким. На всякий случай, доктор спросил, кого спасать – маму или ребенка. На что оба мужчины ответили – маму! Вернувшись, он с порога заявил роженице:

— Шихали Гаджиевич  велел вас не слушать, а делать то, что спасет и вас, и ребенка. Не переживайте – я возьму легкие шипцы и подложу прокладки, чтоб не повредить ребенку головку.

Когда младенца вытащили, он был чернильного цвета, а закричал только на третьей минуте.

— Легкая асфиксия, — констатировала Белла Аркадьевна. – Но главное, живы оба. – Сообщите, будьте добры, свекру и мужу, а то они, небось, совсем уже извелись, — попросила она коллегу. – Как вы сказали его зовут?

— Шихали Гаджиевич.

— А фамилия молодой мамочки?

— Агафендиева.

Белла Аркадьевна вскинула голову:

— Не увлекайтесь там деталями, вам ее еще шить часа два. Похоже, этот бандит всю матку ей разорвал – вон кровотечение не останавливается .

Когда коллега удалился, она вновь подошла к окну.

Мужчин было видно не очень хорошо, но пока они слушали врача, она все же смогла разглядеть пожилого благообразного свекра с густой седой шевелюрой. «Неужели он?» — пронеслось в ее голове. Однако имя и фамилия были не из распространенных, значит, точно он! Алеша…

 

В их большом районе большого южного города были и «итальянские дворики», и многоэтажки, и частные дома. Белла жила во дворике. С наступлением летних каникул на проезжей части перед их двором каждый вечер кипели турниры в бадминтон. Приходили ребята из соседних домов и не очень. На их тихой улочке движение было не слишком оживленным, поэтому молодежь гоняла волан практически без помех. А набегавшись и напрыгавшись до темноты, всей компанией шла прогуливаться по улице от ее начала до конца и обратно. Расходились не раньше одиннадцати вечера.

Сколько ей тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Она только помнила, что в этой шумной и веселой компании была самой младшей. С какого-то момента во время турнира на тротуаре появлялись две фигуры, одна повыше, другая пониже. Эти двое парней были из их района, но не с их улицы. Жили они довольно далеко, аж на четыре улицы выше. Одним из них был Алеша, а вторым – его закадычный друг Валька Разин. Неспешным шагом они фланировали мимо сначала в одну сторону, а примерно через полчаса – в обратную. Это повторялось каждый вечер. Никто не придавал этим прогулкам особого значения, удивляла лишь их регулярность – прям как на работу ходили. Алеша учился в той же школе, что и Белка, как и его старший брат и младшая сестра. Сам он был на пару лет старше Белки, а его сестра – ее ровесницей и училась в параллельном классе. Был ли он красив? На этот вопрос она ответа не знала, но считала его обычным симпатичным мальчишкой.

С чего же все началось? Наверное, со взглядов Алешиных жгучих глаз из-под длинной густой челки. Эти взгляды Белка ловила на себе каждый раз, как они сталкивались в школе. Но ни слова сказано не было. А однажды… Он взял ее за руку и улыбнулся. Это был их первый и единственный физический контакт. Но после этого вдруг, ни с того ни с сего сказал ее однокласснику и лучшему другу Сашке: «Передай ей, что она за мной бегает, а мне на нее наплевать». Белку как кипятком обдали!

Намного позже, по прошествии лет, она поняла, что это было такое детское выражение любви, но тогда… Тогда она твердо решила даже не смотреть в его сторону. Но что-то в нем вызывало ее неудержимый интерес. Чтобы побольше о нем разузнать, а, может, и познакомиться поближе, она стала приваживать его сестренку, под любым предлогом зазывая Зибейду к себе. И разузнала. Что все звали его на русский манер Алешей, когда настоящее его имя было  Шихали. Зибейду же называли Зиной. Что они лакцы, что живут в собственном доме, и даже номер его выяснила. И что отец их нефтяник, то есть представитель самой уважаемой профессии в их городе.

Как-то она прокралась в учительскую и порывшись в пачке тетрадей по русскому языку Алешиного класса, нашла его тетрадь и прочла сочинение на извечную школьную тему: «Как я провел лето». Поразил Белку его почерк – стройный, крупный, в общем, красивый. Чего от мальчишки обычно не ждешь. Была и одна особенность: вопреки чистописанию, Алеша писал две буквы алфавита по-своему, и Белке так понравилось, как они выглядели, что с тех пор и по сей день она писала их на Алешин манер. Но главное, он оказался довольно грамотным. Писал Алеша о том, как ездил на лето к бабушке в Дагестан, на реку Сулак. Покопавшись в литературе, Белка узнала, что лакцы – один из древних народов Дагестана. А от Зины узнала и об увлечении своей симпатии – Алеша занимался в яхт-клубе, греблей на каноэ. С тех пор, бывая на бульваре, она внимательно вглядывалась в лодки у пирса, надеясь высмотреть на одной из них Алешу.

Потом ей захотелось увидеть дом Агафендиевых. И она поднялась по горе на четыре улицы вверх и неспешно по ней прошлась. Дом она нашла. Это был двухэтажный добротный каменный дом. Главной же удачей было то, что она не столкнулась нос к носу возле него с самим Алешей – вот тогда у него появился бы веский аргумент за то, что она «за ним бегает». Но все обошлось.

На следующий год они с бабушкой поехали в Пятигорск, куда уезжали практические каждое лето, причем, надолго. Когда Белка вернулась, ее друг Сашка рассказал, что как-то, проходя мимо ее дома, увидел сидящего напротив Агафендиева. Подошел, спросил, чего он тут высиживает. Алешка был пьян, как утверждал Сашка, а на вопрос ответил вопросом: «Где она?» Сашка объяснил. «А тебе-то зачем?» — «Я ее люблю», — услышал Сашка. Вот так – ни больше, ни меньше!

Понимал ли Алеша глубокое значение своих слов? Да и кто из них тогда понимал? Что было с этим делать, Белка не знала, не допрашивать же его с пристрастием. Опять заявит, что она за ним бегает. А Алеша так и не решился сказать ей ни слова.

А потом случилась «толстая Оля» (все ее так и называли) – школьный народец судачил о том, что Агафендиев с ней «ходит». При этом понимающе улыбаясь.  «Толстая Оля» слыла доступной девицей, это, наверное, и привлекло Алешу. Училась она в той же школе, что и Алешин друг Валька. И однажды Белка действительно увидела их вместе: они шествовали по ее улице в обнимку – Алешина рука покоилась на ее жирных бедрах. С того дня интерес Белки к нему мгновенно угас.

После восьмого класса она поступила в медицинский техникум, окончив, уехала в Ленинград получать высшее медицинское образование. Там же вышла замуж, родила сына и вернулась в родной город спустя много времени. Про Алешу она даже не вспоминала. А вот совсем на старости лет он вдруг ей приснился. Раз, второй, третий… И она воскресила в памяти их романтическую историю, которая закончилась, так и не начавшись. Воспоминания эти были теплыми и светлыми, потому что в той истории были наивность и невинность. Белле Аркадьевне приятно было о нем думать, но вот того, что она его увидит и тем паче поможет появиться на свет его внуку, она и предположить не могла. Сейчас у нее появилась возможность с ним встретиться, но зачем? Прошло полвека. Вряд ли он ее даже помнит. И что общего эта старая уставшая женщина имеет с той скачущей с ракеткой девчонкой? Только  биографию.

Алеша же после школы собрался не в институт, о чем грезили родители, а в армию. В те времена служба в армии была почетной обязанностью каждого юноши, поэтому родители не возражали. С «толстой Олей» он распрощался, как только Белка покинула школу. Нужна она ему была затем, чтобы позлить эту гордячку. И, похоже, он достиг цели.

Вернувшись из армии, Алеша навел справки и узнал, что Белка уехала учиться в Ленинград. Ну, значит, так тому и быть. Теперь-то он осознавал, что вел себя с ней глупо, по-детски, но исправить это судьба ему шанса не дала.

Женился он поздно. Поначалу Алеша подсознательно пытался найти в каждой встречной хоть что-то, отдаленно напоминающее Белку. С возрастом вкус его стал более взыскательным, поэтому только к тридцати годам Алеша встретил ту, что завоевала его сердце и душу.

… Белла Аркадьева с облегчением выдохнула после тяжелого дня и решила, что состояние новорожденного она будет контролировать лично – щипцы все же! Хоть и легкие.