Петров умер… Поскольку до этого Петров никогда не умирал, он немного нервничал… Петров где-то слышал, что, когда умирают, то несутся по какому-то тоннелю, в конце которого яркий свет и, в зависимости от того какого цвета свет, ты можешь примерно определить, куда тебя несет – в ад или в рай…

«Хорошо, что я Петров, – подумал Петров. – Если на воротах в рай стоит апостол Петр, то, возможно, это как-то поможет…»

Света и тоннеля всё не было. Петров попытался открыть глаза, но не получилось. Потом Петров вспомнил, что он умер и окончательно успокоился, что глаза не работают:

«Наверное, медсестра глаза закрыла, если меня из больницы взяли, или друзья по домино, если во дворе сковырнулся.  Короче, положено закрывать глаза у покойников» – решил он…

Петров представил, как Михалыч наклоняется к нему, закрывает мозолистой рукой глаза и говорит:

– Кончился Петров…  Васька, доиграй за него, или ты карты видел, падла?..

Трясло…  Слышался шум мотора и какой-то разговор, но слов было не разобрать… На кочках швыряло прямо невмоготу.  Петров катался от борта к борту в каком-то грузовичке и пытался представить, что там снаружи…

«Видимо к тоннелю на “буханке” подвозят, а потом уже кантуют как-то к отверстию…  – думал Петров. – А может тоннель только для праведников, а грешников грузовиками возят и высыпают где-нибудь, на кладбище в канаву… на верхнем или на нижнем… чего с ними возиться?» …

Хотелось спать…

«Оказывается после смерти люди тоже спят», – сделал вывод Петров и уснул…

Как только Петров уснул, к нему подошёл Василий Иванович Чапаев в самолетном шлеме и подал ему саблю.

– Держи, – говорит, – а то рулить мешает…  цепляется за всё, зараза… Сейчас в разведку полетим. Ты самолет-то водить умеешь?..

Рядом стоял «кукурузник» и прогревал мотор.

– Умею чуть-чуть, – соврал Петров, который подумал, что это какое-то испытание, типа тест, на предмет окончательного решения – в ад или в рай…

– Ладно, – сказал Чапаев, – я начну, а там посмотрим. Если меня по ходу убьют, ты руль перехватишь… Не забудь, когда за рулем будешь, меня сразу наружу вытолкнуть, «кукурузнику» легче будет, и экономия топлива опять же… Саблю потом в оружейку сдашь, она именная, её, скорее всего, в музей возьмут…

Полетели. Петров смотрел вниз, где был бой. Бойцы скакали на лошадях и рубились саблями. Те, у кого в бою терялась лошадь, от нечего делать ложились на землю и стреляли по кукурузнику.  Пули свистели со всех сторон. Петров нагнулся от страха и спрятался за Чапаева…

– Не бзди, – сказал Чапаев, – ты же уже умерший, а два раза не умирают… Это мне надо опасаться…

Какое-то время Чапаев ловко уклонялся на кукурузнике от стрельбы, но недолго…

Пуля пробила огромный орден на груди у командарма, прошла насквозь и упала Петрову под ноги… Петров, как договаривались, выкинул Чапаева из самолета, по ходу содрав с него шлем, и ухватился за руль. Кукурузник пикировал к земле, пытаясь догнать Чапаева. Чапаев летел быстрее. В последний момент командир рухнул на чью-то лишнюю лошадь и поскакал к реке…

– Вот черт, – подумал Петров, – сабля-то у меня осталась. Как он без оружия? – И резко взял штурвал на себя…

Кукурузник вышел из пике и по инерции сделал петлю Нестерова…

Когда Петров выровнял машину, он оказался над какой-то деревней. Деревня была пустая. Видимо, все мужики были на войне, а бабы, как положено, рожали новых солдат…

Кукурузник неожиданно замолк и парил молча.

«Керосин кончился», – догадался Петров и пошел на посадку…

Приземлился на центральной улице имени, конечно, Ленина. Сам Ленин в виде памятника стоял напротив большого пустого здания.

– Извините, – спросил Петров у Ленина, – а не это ли музей имени Чапаева? Мне тут кое-какие вещи надо бы передать…

– Какой, на хер, Чапаев? Это музей имени меня…  – сказал Ленин, – Чего за вещи у тебя?

– Вот, – сказал Петров, — сабля и шлем от самолёта…

– А кепки нету?

– Кепки нету…

– Если кепка попадётся, то неси… Обед с часу до двух…

Петров пошёл дальше в надежде встретить кого-нибудь поприветливей. Скоро нашел парк. В парке была обшарпанная пивная без продавщицы, типа самообслуживание. На скамейке сидела бабка с бородавкой на левой щеке и пила пиво из большой кружки при помощи коктейльной трубочки. Иногда она дула в трубочку в обратную сторону и получались как бы мыльные шарики. Ветер уносил шарики в небо…

– Извините, бабушка, – вежливо обратился Петров к женщине, – я вот тут умер, а у меня вещи чужие… Сабля и шлем от самолёта… Вы не можете передать руководству? А то получается я, как дурак, – в раю и с саблей… Там могут не понять…

– Какая я тебе бабушка, Петров? Я Кома Исааковна… Я в этой больнице Завзал… Считай, само руководство и есть… Сабля острая?

– Не знаю, – ответил Петров и подал оружие Коме.

Кома Исааковна взяла саблю, выдрала из своей головы несколько волосинок и ловко обрезала их на лету…

– Да, – сказала она, – умели раньше делать… Сейчас металл не тот… А ты с чего решил, Петров, что тебя рай ждёт? Я пока не подписывала ещё ничего…

– Так везут же меня куда-то… И потом, я, конечно, извиняюсь… Хоть Вы и Завзал, Кома Исаковна, на воротах, однако, апостол Петр решает…

– Кома Исааковна с двумя “а”, если что…  – сказала Завзал, – тоже придумал – охранник Петька раем банкует… Его дело воротами махать… А кого куда – «комсилиум» определяет… Иди… Да, забыла сказать, если в “буханке” буянить будешь – свяжем…  Саблю не забудь… Там за углом китайцам на лом сдашь… Отменили Чапаева в прошлом году… Теперь музей Чубайса будет…

– Так он же живой пока…

– Вот то-то и оно что пока… «Комсилиум» решает медленно, но неотвратимо, – сказала Кома Исааковна и пустила на ветер пивной пузырь…

 

Мертвый Петров проснулся. Трясти перестало. Видимо, «буханка» остановилась. Опять послышались голоса, но уже четче:

– Его как, головой вперед или ногами?

– Ты чё, новенький?

– Да…

– Какая, в пень, разница – задом наперед или передом назад… Тащи его за ногу… «Комсилиум» разберется, и печать на лоб поставит…

Петров снова испугался и уснул. Он уже не понимал, где сон, где явь, где жизнь, а где смерть…

Проснулся Петров в двухэтажной комнате на втором этаже. Петров лежал на полу возле больничной кровати и смотрел вниз на первый этаж. На первом этаже ходили какие-то люди в белой одежде. Видно было плохо, потому что темнело или электричество кончилось. Петров подполз к краю пола, чтобы было удобней смотреть на первый этаж, и прицелился глазом на предметы и людей… Глаз работал мутно…

– Санитары! – крикнула появившаяся откуда-то Кома Исааковна, – поднимите Петрова на кровать и привяжите руки и ноги к спинкам кровати… И следите за ним! Он буйный!.. И ваты ему в рот напихайте, чтобы не ныл тут…

Пришли санитары и стали ворочать Петрова. От санитаров вкусно пахло водкой.

– Ничего себе, – подумал мертвый Петров с ватой во рту, – оказывается после смерти и запахи остаются…

Петров молча наблюдал за происходящим, стараясь не выдавать себя шумом, потому что подозревал что-то неладное…

– Я сегодня дежурю, – послышался голос Комы Исааковны с первого этажа, – санитары, приготовьте операционную…

– А почему мы? – спросили санитары, – Пусть медсестры готовят!

– Медсестры заняты, они спирт принимают… У нас ни капли спирта не осталось…

– Наконец-то! – сказали санитары и начали развешивать на втором этаже лампады, примерно по четыре на каждый квадратный метр потолка…

Две молоденькие медсестрички принесли баклажки со спиртом, передали санитарам и ушли. Санитары стали наливать спирт в лампады. Если наливалось с верхом, они отпивали по чуть-чуть…. Было ощущение, что они нарочно переливают спирт выше краев лампад, чтобы отпивать. Постепенно санитары забрызгали спиртом весь второй этаж. Спиртом пахло невыносимо… Даже слегка подташнивало…

«Оказывается, после смерти печень тоже работает!» – сделал заключение Петров…

Заскрипела лестница и наверх поднялись медсестрички и Кома Исааковна. Они поправили лампадки,  построились возле кровати Петрова и замолчали…

«Сейчас меня отпевать будут или на органы четвертовать…», – догадался Петров и напрягся.

Кома объявила:

– Уважаемые коллеги… Ну, и Петров… Сейчас будем шабашить. Ночь…  Нас никто не поймает… Будем рвать зубы. Там очередь за дверью. За ночь на месячную зарплату надергаем. У Петрова рот с кляпом, он нас не заложит… А вы, молодежь, не дай бог ляпнете кому, спирта лишу! Заводите первого…

Зашла бледная от страха тетка. Санитары положили её на зубное кресло и ухватили за толстые ляжки…

– Гражданка, – спросила Кома, — у вас на лидокаин аллергии нету или есть?

Гражданка молчала…

– Крепче держите её, – скомандовала Кома санитарам, – а то клещи соскользнут в этой темноте и вместо больного пару здоровых прихвачу… Петров, ты куришь?..

Петров вспомнил, что с момента смерти ни разу не курил и помотал головой.

– Ну хотя бы спички-то есть?

– Зачем? –  спросил Петров…

– Как зачем, дуболом…  Если в раю заблудишься, как без спичек костер разведёшь?.. Санитары, обыщите его насчет спичек…

Санитары стали шарить у Петрова по карманам в поисках спичек. Петров ворочался, чтобы им было удобнее. Запах спирта от санитаров усилился. Было очевидно, что весь воздух на втором этаже был наполнен спиртом. Даже глаза резало и хотелось закусить…

Когда спички нашли, Кома скомандовала:

– Электричества нету – не беда. На фронте хуже было, и то ничего…. Зажигайте лампады и с богом начнем рвать…  250 рублей зуб… Пенсионерам и матросам скидка десять процентов…  Вырванные складывайте в утку, потом пересчитаем. Не дай бог хоть один потеряете, из вашего рта вырву… Зажигайте!

“Ой, – вдруг догадался Петров, –   весь воздух в спирту, только чиркнешь и рванет все кругом!..”

Он выплюнул вату изо рта и закричал:

–  Полундра, братва! Пожар на подходе!!!….

Но было поздно. В комнате рвануло и Петров потерял сознание…

Когда Петров очухался вокруг была суета:

– Раненых куда? – орали санитары, – Кровати кончились! Кома Исааковна, раненых куда?!

– На пол кладите или по двое на кровать…  Куда деваться, весь морг полный… Что за день такой – не в манту, не в красную армию…  Петров, сука, операционную спалил со своими спичками… Все слышали?!! Это Петров виноват!!!  Завтра с утра устроим Петрову «Комсилиум!!!»… Свалился нам, сволочь, на голову!!!   – командовала Кома…

Санитары принесли какого-то мужика или бабу в бинтах. Определить точно было невозможно, из незабинтованного был только правый глаз и полрта.  Глаз с любопытством наблюдал действительность…

Петрову стало тесно. Он сделал движение тазом и сосед, или соседка, соскользнул на пол…

Петров думал: “ Как же так получилось, что все обгорели, а я, Кома Исааковна и санитары хоть бы что?..”

– Не думай, Петров, не трать мозг, – послышалось с пола, – кто не обгоревший – это покойники… Им все пожары по барабану. Которые в аду – они привычные, а которые в раю – тех все пакости минуют…

– Ты кто? —спросил Петров…

– Не узнал, собака, руководителя революции! С кровати столкнул… Ленин я!

– Так ты… Ой, Вы, стало быть, живой?! – удивился Петров.

– Ленин всегда живой, дурень! —сказал Ленин.

– Так вы извините, Владимир Ильич, что я Вас вытолкнул! Полезайте сюда, я подвинусь, – сказал Петров.

Ленин, кряхтя, поднялся с пола, развязал Петрова, лег рядом и отпихнул Петрова к стенке. Стало тесно.

– Я в мавзолее был, – с обидой сказал Петров, — там Вы маленький и худенький…

– Это двойник мой в мавзолее… На самом деле я большой и рыжий… —сказал Ленин полртом…

– Чубайс, что ли? – догадался Петров…

– Тихо! – сказал Чубайс. — Это я сам в бинты замотался, чтобы народ на фантики не порвал… Ты знаешь, сколько я бабок скоммуниздил? То-то… Десять лет считаю, никак сосчитать не могу… Сбиваюсь на пятом триллионе…

– А здесь-то, как оказались?

– Инкогнито… Кома Исааковна тётка моя… По знакомству в «Комсилиум» записала…

– Я совсем запутался, – сказал Петров, — если ты… Вы… живой, то Вы должны быть  в реанимации… А если Вы покойник, то в газетах должны были написать… А только потом в «Комсилиум»…

– Не бери в голову, – сказал Чубайс, – есть же исключения в правилах жизни… Вот я исключение… Закурить есть?

– Нет. Я бросил вчера. Да и «Комсилиум», боюсь, не одобрит… Завтра по мне решать будут…

– Не ссы! Решим по знакомству, – успокоил Чубайс и крикнул под кровать, –  Иваныч, у тебя курить есть?

– У меня махра только, – ответило из-под кровати, – махру будешь?..

– Буду, что теперь делать? Крути давай… И вообще, ложись с нами вальтом, чего ты там пыль собираешь?

Чапаев вылез и устроился между Чубайсом и Петровым «валетом».

– Это Петров, – сказал Чубайс.

– Знаю, – сказал, Чапаев, – мы с ним в гражданскую ваших били.

– Кого это ваших? – спросил Чубайс.

– Буржуев, Толик, буржуев… Видишь, у меня сабля на боку вся мокрая… Это она по твоей башке плачет…

Чапаев достал из кармана кисет с махрой и газету «Правда». Он аккуратно оторвал от «Правды» квадратный кусочек и стал крутить самокрут…

– Я тебя в «Комсилиум» устроил, а ты на меня саблю точишь? «Не по-пацански будет»… —обиженно заметил Чубайс.

– А ты чё, Толян, пацан что-ли? В газете вот пишут, что гей?

Чапаев курнул самокрут и передал бычок Чубайсу… Чубайс задумчиво стал курить…

Василий Иванович достал из кармана пенсне, развернул «Правду» и стал читать:

– Вот… Завтрашняя… Некролог: “На сто восемьдесят пятом году жизни в районной больнице ПГТ “Рублёвка” завтра вечером скончается видный политический деятель, вор-карманник, Чубайс Анатолий… Вынос тела состоится послезавтра… Кто желает помочь дотащить до погоста, тому родственники и администрация дают по тысяче фунтов стерлингов … требуется шесть человек» …

– Я! – сказал Петров…

– Что – я? – спросил Чапаев.

– Я могу дотащить! – сказал Петров и тут же спросил, – а если один дотащу, то все шесть мне?

Помолчали…

– Ты чего меня – за ногу по грунту, что ли, тащить будешь за мои шесть тысяч? – спросил Чубайс

– Могу и по грунту, если такие бабки… Это как «Комсилиум» решит…

Чапай докурил пяточку и швырнул бычок на первый этаж…

– Эх, Толик, Толик! На смертном одре и то бабки считаешь…

– Свои считаю, не твои…

– Были ваши – стали наши! – пошутил Петров…

Помолчали… Василий Иванович повернулся набок и поцарапал Петрова саблей.

– Ой, – сказал Петров, – опять сабли везде…  я же её китайцам на лом сдал…

– Не заморачивайся, – ответил Чапай, – у меня этих саблев в каждом музее охапка…

– Сколько выручил у китайцев? – спросил Чубайс

– Стольник, – ответил Петров

– Вот, стольник и есть твоя цена…  За стольник деревянных вместе с гробом меня по грунту поволочёшь!

– Щас! – сказал Петров. – Всё брошу и буду тебе лопаточку делать!

– Зачем лопаточку? – спросил Чубайс

– Как зачем? – ответил Чапаев, – а могилу рыть когтями, что ли, будешь?

– Так что, я и могилу себе сам должен рыть?

– Я могу, – сказал Петров, – тогда будет в кучу двенадцать тысяч фунтов… По рукам?

– Не жидись, Толян. Не жидись, Петров.  У покойников карманов нету, – подбодрил Чубайса и Петрова Чапаев.

– Карманы есть везде, – сказал Чубайс, – Чапай за старшего…

И захрапел…

– Так я не понял, – сказал Петров, – и яму сам будешь рыть, и в яму сам спустишься, жадина?

Чубайс молчал…

– Да ну вас всех… – обиделся Петров, повернулся спиной к Чубайсу, уткнулся носом в саблю и тоже заснул.

– Сопите, – сказал Чапай, – я за старшего, пока Комы нет…

Петрову снился сон, будто уже утро и солнце вышло из-за занавески… Санитары принесли кушетку, на которой ночью рвали зубы, и застелили её кумачовой скатертью. На скатерть поставили большой графин то ли со спиртом, то ли с водой, и шесть граненых стаканов.… Из закуски был только нашатырь на ватке…  Вокруг стола стояли шесть слегка обгоревших пластмассовых стульев…

– Кома Исааковна! –  крикнул один из санитаров. – Всё готово! Подсудимого тащить?

– Сам пусть идёт, симулянт! – крикнул кто-то снизу.

– Петров, вставай, – сказали санитары, – «Комсилиум» у тебя… Руки назад сделай, мы тебя свяжем…

– А так нельзя?.. Я уже сутки не брыкаюсь… Или хотя бы вяжите помягче. а то кровь по организму плохо ходит…

– Поучи нас… —сказали санитары и запеленали Петрова.

– Готово! – крикнули санитары вниз. – Мы курить пошли… Петров, спички есть?

– Есть, – сказал Петров…

– Не надо, – сказали санитары, – это мы так, у нас зажигалка…

И пошли на чердак…

Пришла Кома Исааковна в новом халате с иголочки.

– Петров, – спросила Кома, – у тебя очки на плюс или на минус?

– А вам какие надо? —спросил услужливый Петров…

– Никакие, –  ответила Кома, –  это я так… у меня свои…

Она вытащила очки из кармана, сказала:

– Вот, теперь всех вижу…

…И тут же заполнились все стулья. Справа от Комы пристроился Чубайс, который снова превратился в Ленина, слева Чапаев с саблей, потом две медсестры из вчерашнего сна, которые сразу же начали разливать и… и всё…

– А седьмой где? –  спросила Кома. – При голосовании должно быть нечетное число, а то, может быть ничья и тогда нужно бить пенальти… Или я неправильно считаю, хоть и завзал?

– Больше в этом рассказе нету никого… Только мы с Петькой, – сказали вернувшиеся с перекура санитары… –  Но нас нельзя, будет снова чётное число, если Кома Исааковна правильно посчитала, и потом нам ещё гроб таскать, если что…

– Предлагаю перекличку! – вступил активный Петров…

– Первый, – сказала Кома,

– Второй, – сказал Ленин,

– Третий, – сказал Чапаев,

– Четвертые и пятые, – сказали медсестрички и начали разливать по второй…

– Ну, вот, я же говорила, что седьмого нет…  но, однако, как не крути, нечётное число получилось… только один стул пустой, — сказала Кома Исааковна и занюхала нашатырём…  – Что-то при подготовке не додумали…  Беда с этим школьным образованием по математике, стулья подсчитать не можем, то ли дело при коммунистах…

– И стаканов, получается шесть, «товагищи»… «Погучается», один лишний, – ободрился образованный больше других в математике Владимир Ильич…

– Предлагаю, – присоединился к дискуссии гуманный больше других Чапаев, – стул и лишний стакан отдать подсудимому… Петров, ты неразведенный спирт без закуси будешь?

– Не помню, – ответил Петров.

– Что и тгебовалось доказать, – добавил Владимир Ильич, – санитагы, подать Петрову стул и стакан!

– Газвязать Петгову одну гуку для стакана! – распорядился гуманный Василий Иванович…

– Дгазнишься, босяк? Я всегда подозгевал, что ты пгедатель пагтии!  – отреагировал Ленин.

– Чего вы тут раскомандовались, атеисты беспартийные… А демократически голосовать? – строго икнула Кома Исааковна… – кто за то, чтобы?..

– Поздно, – сказали санитары, – он и стакан уже “махнул” и на стул сел…

– Подготовка ни к черту! – гавкнула Кома на сестричек, – предлагаю голосовать за перенос заседания на завтра…

– Поздно, – сказали сестрички, – графин уже отпитый наполовину, списать не сможем…

Кома Исааковна, кряхтя, нагнулась под стол, достала бутыль из-под кулера, долила в графин доверху, сказала по-ленински, – чегт с вами!.. – и вода превратилась в спирт…

Все взяли стаканы…

– Слово предоставляется председателю «Комсилиума»  Коме Исааковне Туманд! – сказали сестрички хором…

– Ну, – сказала Кома Исааковна, поднимая стакан, – за справедливость!..

Пригубила до дна… и упала головой на стол…

– Товагисчи! – сказал Владимир Ильич, – мы коммунисты или хген собачий?

– Хген собачий! – сказали члены консилиума.

– Тогда, –  сказал Чапаев,  – я предлагаю наградить Петрова моей именной саблей за проявленную в боях  несногсшибаемость и преданность делу партии до рези в паху… Держи Петров!.. Как тебя звать-то… а, впрочем, какая разница…

Чапаев присел и положил голову на плечо Владимира Ильича. Ильич брезгливо стряхнул голову Чапаева на пол. Голова покатилась по полу, докатилась до лестницы и потукала на первый этаж по ступенькам…

– Прикольно! – сказали сестрички и заплакали…

Петров хотел тоже сказать какой-то тост, но ничего не смог придумать и вырубился…

Сквозь сон, или что-то похожее на сон, Петров услышал голос жены:

– Ты не обижайся, Петров, что я не дождалась хотя бы полгода после тебя. Просто боюсь, что потеряю его… сам знаешь, тёток-то полно у нас в столовой, увести могут за рога, не успеешь и вставной челюстью клацнуть…

Петров очнулся и увидел свою жену. Жена сидела спиной к нему на низенькой табуретке и разговаривала с кем-то, лежащим на кровати. Тот, кто лежал, был один в один сам Петров.

– Клава! – окликнул жену Петров. –  Я тута… Тута я, поворотись, дура, тот на кровати – это не я…

Жена не обращала внимания и продолжала что-то рассказывать двойнику, который лежал возле неё с прозрачной трубкой во рту…

– Сам понимаешь, Петров, мне тридцать восемь скоро, так и жизнь пролетит, не заметишь… Нюрка как замуж выскочила и не заходила ни разу… Стесняется, наверное, что мамка на мойке работает…

Петров огляделся вокруг и обнаружил себя в воздухе. Он, как бескрылый ангел, парил под потолком и стукался головой о лампады…

Жена продолжала:

– А Анатолий, как мы, простой, хоть и экспедитор…   только пьёт меньше… Примерно через день… Получается, у меня в жизни так-то и не поменяется ничего…

Двойник глубоко вздохнул и выплюнул трубочку на пол. Жена подобрала её с пола, вытерла о подол и воткнула назад…

– Ну, получается вот так, – продолжала она…

Петрову было немного неприятно. Выходило, что, вроде, он подслушивает… Но, с другой стороны, он же не нарочно. Просто так получилось по жизни… кто-то в кровати на смертном одре…  Кто-то ангел, кто-то чёрт, и оба летают…

–  А друзья твои доминошные помнят тебя… Деньги на похороны собрали, водки ящиками накупили, ждут не дождутся…  Ругают тебя сволочью… Дескать, устроился сволочь Петров возле спиртика и косит под дурика… Они хорошие… Ходят к тебе… Ждут… Сейчас в коридоре стоят… Тут мешками не пускают… Только по одному…

“Можно, конечно, попробовать крикнуть со всей силы” – подумал Петров…  Но потом передумал: “ Бесполезно… Наверное, это сон такой смертельный, дурной, что нас двое, я в воздухе и я же на кровати” – решил он…  – «Я как бы душа, а тот тело…»

– Говорят, надо с тобой разговаривать больше, как бы с живым, – продолжала жена, – я говорю, но чувствую зря воздух трачу… Или уже смирилась?..  Да и Анатолия жалко… Ему же надо внимание уделять… Запуталась я между вами… Хоть бы ты отпустил меня? Схожу к Исааковне… Хотя? Ладно, пойду домой… Борщ надо разогреть… Скоро экспедитор с работы придёт…

Жена вынула изо рта двойника трубку и чмокнула его в бледную щеку…

Как только жена ушла, Петров снова оказался на кровати. Рядом лежал Чапаев.

– Я так-то молчаливый, – говорил Чапаев голосом Михалыча, — только по пьяне меня тянет на поговорить… Даже не знаю, чего тебе и сказать… Пока нету никого, скажу тебе правду… Ты, Петров, жлоб… Всё норовишь на халяву проскочить… Когда наливаешь, то прям ровно-ровно… Даже противно смотреть…

Чапаев-Михалыч помолчал и продолжил:

– Ты знаешь, почему Кома тост за справедливость подняла? Это специально для тебя, чтобы ты отреагировал… Но пойми – не только в справедливости счастье, а в простоте… Проще надо быть… Ну, ходишь ты к Нинке по четвергам… Думаешь Клавка не знает? Да не то, что Клавка… Весь двор знает, и Клавка знает, что весь двор знает… А мне так вообще насрать… Кстати, а как ты по большому ходишь тут… Или “Мертвые срама не имут” … Чего молчишь?

– Я узнал тебя, Михалыч, – сказал Петров, – у вас с Чапаем голоса одинаковые… Ты что, библию курил?.. Откуда про «срам» знаешь?..

Михалыч сделал паузу:

– Молчишь, паскуда? Замучил всех… Васька тут и Лениным притворялся и Чубайсом, когда по двое пускали, старался к тебе на связь выйти…  тебе всё по барабану… А люди мне и Клавке деньги несут, могилу вырыли…  Спрашивают, когда поминки?.. Чего отвечать?.. Молчишь опять? Вот, то-то и оно…  У меня от этих похоронных денег, что в кармане, все яйца вспотели… Вроде бы деньги, а не пропьёшь, не прогуляешь… Давай так, даю тебе, сука, ещё сутки и выдерну из розетки…  Зараза такой…

Михалыч встал, постоял немного над кроватью, плюнул Петрову в лицо и ушел…

Петров молчал и думал. Ему надоело быть духом. Он где-то читал, что дух витает над поверхностью после смерти человека целых девять дней… Получается, ещё неделю терпеть издевательства с михалычевым плевком на роже…

– Охренеть! – сказал Петров и заплакал…

Слёзы смешались с плевком Михалыча. Стало совсем невыносимо…

– Охренеть!  – заорал Петров со всей силы. – Охрене-еть!!!…

– Что? –  спросил кто-то рядом тревожным голосом…

– Вытрите слюни со щеки!  – прохрипел Петров и стал снова умирать…

Умирать не давали… Кто-то тряс за плечи… Кто-то кричал истошным голосом:

– Кома Исааковна! Что делать, Петров всех матом кроет, а у них за двое суток не плочено???

– Молчать всем! –  услышал Петров громкий голос бабки с бородавкой и успокоился…

Бабка не унималась:

– Нашатырь несите!  – орала она сначала громко, потом все тише и тише, и тише, – Нашатырь… нашатырь… нашатырь…

Петров проснулся утром.  Кто-то передвигал его вместе с кроватью и шуровал шваброй.

– Проснулся, дурик? – спросила сестричка или санитарка. – Я сейчас… утку сменю и уйду…

– Почему дурик? –  спросил Петров

– Так ты всю ночь нам рассказывал, как с Чапаевым в гражданскую Ленина защищал…

– Кому вам?..

– Как кому?  Дежурным врачам и санитарам с медсестрами… Доказывал, что тебя можно развязать…

– Развязали?.. – спросил Петров

– Тебя и не завязывали… Ты потом стихи читал и руками размахивал…

– А чего читал? – спросил Петров…

– Не помню, —сказала сестра, – что-то про тигров… Ой, здрасьте…

В палату вошла уверенная женщина, как и раньше, в белом халате с иголочки и запахла дорогими духами…

– Не про тигров, а про барсов… Лермонтов… Мцыри, – сказала она.

Петров узнал голос и спросил:

– У Вас, Кома Исааковна, бородавка куда-то делась… Вырезали?

– Ну, – сказала врач, – во-первых, у меня никогда не было бородавки, что Исааковна, верно, а с именем вы чего-то чудите, товарищ поэт… Зовите тогда уж меня Аденома, а не Кома… Кома у Вас слава богу прошла, а аденома предстательной железы таки покидать вас не собирается… Но с этим позже…

Аденома достала из кармана резиновый молоток и стала махать молотком у Петрова перед носом…

– Та-а-а-к, – приговаривала врач, – следите за молотком … головой не ворочайте, только глазами…

Перед глазами Петрова летали молотки. Петров сначала пытался их считать, потом перестал…

– А теперь, смотрите на меня… Смотрите на меня, говорю… Сколько пальцев? – врачиха скрутила дулю и сунула Петрову под нос…

– Дуля, – ответил Петров и спросил, – а сегодня можно выписаться, раз я не умер?.. Или умер?..

– Аналогично дуля, – ответила Аденома, – неделю минимум ещё покапаем, а потом посмотрим на МРТ – умер или не умер… Это же тебе не шуточки!

Через неделю Аденома пришла с какими-то бумагами и встала перед глазами Петрова…

– М-да,  – сказала она, – две МРТы делали… Даже следов кровоизлияния не осталось… Как будто и не было инсульта… Видать, много людей за тебя молилось, а, Петров?..

– А как же, – сказал откуда-то взявшийся Михалыч, – вот мы все… как всегда в строю. Можно, доктор?

– Что с вами сделаешь? – ответила Аденома…

– Заходи ребята! – гаркнул Михалыч…

Зашли сначала санитары, потом медсестрички, потом Чапаев с Лениным, потом доминошники, красноармейцы с саблями, тетка, которой зубы рвали, участковый, который, как всегда, приходит только на поминки, потом чьи-то дети или внуки, потом ещё кто-то, которых Петров не узнал… Последней зашла Клава и села у Петрова в ногах…

Михалыч кашлянул, вызывая тишину. Тишина пришла.

– Петров, – сказал, Михалыч, –   молились за тебя – это само собой, Василий Иванович может подтвердить… Даже Ильич ко кресту приложился…

Михалыч грозно взглянул на Ленина. Ленин нехотя кивнул и сделал за спиной пальцы крестиком

– Но это не главное, – продолжил Михалыч, – деньги-то на твои похорона уже собраны, не отдавать же взад, раз ты такой подлец… Но не радуйся, симулянт, молились   не зря… Повезло нам… Анатолия, экспедитора нашего, вчера Васька на самокате насмерть укатал…  Участковый может подтвердить, что нечаянно… Вот и у нас предложение… Давай его на твои деньги зароем и помянем под баян. Ты не против? Тем более, никто не пострадал… Клава, вы с Петровым не против?..

Клава молчала и плакала, то-ли от радости, то-ли от горя…

–  Ну, молчание знак согласия… – заключил Михалыч.

– А теперь, если позволите, – сказала Аденома Исааковна, – позвольте вручить выздоравливающему Петрову выписку под ваши аплодисменты!..

Все захлопали….

Аденома вручила Петрову выписку, под аплодисменты….

– Так чё, можно идти? – спросил Петров…

– Отчего же нет… пожалуйте за дверь, – сказала Аденома, – Вас проводить?

– Нет спасибо… не надо – ответил Петров, открыл дверь шкафа и уверенно шагнул внутрь…

 

Петрова выписали через десять дней. Дали бумажку с упражнениями, как восстановить зрение, и еще некоторые необходимые для следующей жизни вещи… Сейчас на эту бумажку Клава ставит сковороду, чтобы клеёнку не прожигала…

Похороны и поминки экспедитора   Анатолия, спразднованные на его деньги, Петров пропустил, но сильно от этого не переживал… Дескать, не было денег и не надо…

Клава иногда говорит:

– Надо бы к Анатолию на твою бывшую могилку сходить, а то неудобно как-то…

-Щас! Неудобно ей! – отвечает Петров. – У нас на обоих кладбищах     нахоронено…  За день не обойдешь…

Вот так и живём…