Была осень.
«Осень – это всё-таки не зима», – подумал мужчина, выйдя за ворота дома для престарелых. Заметив возле ограды сложенные три кирпича, он присел на них и стал пристально вглядываться в дорогу, по которой должен был прибыть автобус.
Боль в коленях и пояснице всё не отпускала, но внимание мужчины отвлёк на себя одинокий воробей, беспокойно прохаживающий по голым веткам высохшего дерева.
«Что, птица, тоскливо, да?» – мужчина вдруг вспомнил, что в тот день, когда дочка привела его в этот дом, ему показалось, что он присутствует на собственных похоронах.
Узнав, что он бывший актёр, две удивительно похожие друг на друга дамы, иногда заглядывая к нему в комнату, даже дарили ему полевые цветы, и тогда он целовал женщинам ручки и читал что-нибудь из Шекспира.
К дереву подлетел ещё один воробей, но почему-то решил держаться от первого на некотором расстоянии.
Не желая смущать птичек, мужчина отвернулся, достал из просторного кармана куртки термос с кипятком и, поставив его между ног, плотно сжал колени.
Рядом кто-то проговорил:
– Волнуетесь?
Мужчина обернулся. Госпожа Хольцман была в белой шапочке с зелёным помпоном, и её недоумённый взгляд нацелился на термос.
– Жду внука, – сказал мужчина. – А вы?
Госпожа Хольцман не ответила.
«Ей, наверно, лет триста, – подумал мужчина. – Или чуть больше…»
– За ограду я выхожу взглянуть на приезжающих, – внезапно проговорила она. – Лица всё же…Голоса…Платья…Вы понимаете?
Мужчина кивнул. Потом сказал:
– Одному скверно!
– Да уж…
– А у меня сегодня, так сказать, бенефис, – проговорил мужчина. – И ещё внук приезжает…
Госпожа Хольцман безотрывно разглядывала термос.
– Зачем вы держите его там? – спросила она.
Мужчина улыбнулся.
– Чтобы не остыл!
– Термос?
– А то что же ещё?
– Понятно! – сказала госпожа Хольцман.
Они помолчали.
– Хорошо, когда понятно, – вдруг сказал мужчина.
– Иногда гораздо лучше, когда не понятно, чем тогда, когда понятно.
Мужчина покачал головой.
– Отличная мысль! – заметил он.
– Отличная жизнь рождает отличные мысли, – махнув рукой, пояснила госпожа Хольцман.
Мужчина посмотрел, как удаляется белая шапочка с зелёным помпоном, а потом подумал о своём выступлении с монологами из «Короля Лира» перед публикой дома для престарелых. «Поживу ещё!» – решил он, убеждая себя в том, что чувство, которое он сейчас испытывает, на самом деле и есть Жизнь.
Автобус с внуком прибыл через четверть часа.
– Ваше Величество, – внук помахал спортивной сумкой, в которой уместились плащ из плотной голубой бумаги и картонная корона, обклеенная серебряными обёртками от шоколадных конфет, – придворные, я думаю, ждут Вашего выхода! Вы готовы?
– Вроде бы…- задумчиво повертев в руках термос, ответил мужчина.
Потом они прошли через весь двор к зданию столовой, где их уже дожидалась толпа зрителей.
– Принц, ты поможешь мне? – торопливо проговорил мужчина.
– Разумеется! – внук помог королю взобраться на два вместе составленных стола.
Мужчина выпрямился, потрогал на голове корону и вдруг с тоской подумал об оставленном в кармане куртки термосе.
Публика замерла в ожидании.
«Господи, помоги!» – мысленно попросил мужчина и вдруг, встряхнув головой и высоко вскинув кверху руку, стал королём Лиром:
…мне с этих пор
Останется лишь королевский титул,
А пользование выгодами, власть,
Доход с земель и воинскую силу
Предоставляю вам, в залог чего
Даю вам разделить мою корону.
Выждав паузу, король снял с головы корону и, как это требовала пьеса, проговорил: «Берите же!»
Старик с плохо подстриженными усами приподнялся со своего стульчика и возбуждённо прокричал: «Оставь себе!»
Несколько голосов умоляюще просили: «Оставь! Оставь себе!»
Одна из пожилых дам, прихрамывая, подошла к составленным столам и потребовала: «Чтоб ты был нам здоров!»
«И счастлив!» – добавил старик с плохо подстриженными усами.
Мужчина послушно вернул корону на голову и снова поднял руку:
Чтобы поймать счастье, надо уметь бегать.
Прыг, прыг, прыг…
Мужчина немного попрыгал.
И вдруг упал.
Наклонившись над мужчиной, его сосед по комнате, господин Лем, спросил:
– Ты как?
– Больно! – признался мужчина.
– Значит, жив! – сказал господин Лем. – Мёртвым не больно…
Мужчина подозвал к себе внука:
– Скажи им, чтобы не расходились…Я ещё…Я сыграю ещё…
– Молодец, ваше Величество! – одобрил внук. – Между прочим, великий Гёте требовал: «Умри, но живи!»
– Ну, да…- шептал мужчина. – Ну, да…
Публика стояла, а мужчина лежал.
Наконец, король поднял руку, медленно заговорил:
Я пленник? Да, судьба играет мной,
Не делайте вреда мне. Будет выкуп.
Я попрошу врача. Я ранен в мозг.
Мужчина остановился – липкая боль, пробежав по левой ноге, вновь скрутила поясницу.
По толпе пробежал недоумённый шёпот.
И тогда король продолжил:
О, я умру без жалоб,
Как юноша! Не надо унывать.
Да, да. Ведь я король, не забывайте!
Вы помните ли это, господа?
«Ты король!» – разом прокричали две пожилые дамы, а стоящая в дверях прачка Сильвия громко всхлипнула.
Подавляя в себе боль, мужчина улыбнулся.
Кто-то выкрикнул: «Браво!»
Толпа дружно аплодировала.
Мужчина приподнялся на локте. «Ну, вот, мы все ищем чуда, а чудо – вот оно!..» – решил он и в благодарном поклоне опустил голову.
Да, да. Ведь я король, не забывайте!
Вы помните ли это, господа?
«Ты король!» – разом прокричали две пожилые дамы, а стоящая в дверях прачка Сильвия громко всхлипнула.
Подавляя в себе боль, мужчина улыбнулся.
Кто-то выкрикнул: «Браво!»
Толпа дружно аплодировала.
Мужчина приподнялся на локте. «Ну, вот, мы все ищем чуда, а чудо – вот оно!..» – решил он и в благодарном поклоне опустил голову.
Лично для меня бессмыслица.
Оставляет ощущение недосказанности, персонажи не прописаны никак. При чем тут термос? Ну не только для пошлой шутки в диалоге с белой шапочкой с зеленым помпоном… Термос никак не выстрелил, а должен был выстрелить в третьем акте. Замах был, а где удар? Вот если бы он (термос) “выпал из внезапно обессилевшей руки, металлическая крышка, противно дребезжа, отлетела под ноги сидящим в первом ряду, а осколки выскользнувшей стеклянной колбы разлетелись по импровизированной сцене, и, отразившись в них, на противоположной от окна стене, выкрашенной холодной голубой краской, вдруг весело заплясали беззаботные солнечные зайчики” — тогда как бы да. А так — как бы нет. Где трагедия? Нет трагедии. А надо. Герой должен умереть на сцене, а публика должна этого не заметить и аплодировать. И только внук догадался и стоял рыдал за сценой (тогда ясно, зачем он здесь вообще). А разбитый термос в данном случае — понятный символ “разбитого сосуда”. А у героя поясницу свело. И где драма? радикулит, конечно, тоже не подарок, но не тот накал страстей, не тот. Можно сделать хороший рассказ. Только надо переписать.