Перевод с узбекского Лиры Пиржановой
1
Он читает стихи. Наизусть. Стоя во весь рост, иногда покачивая головой, гордо выпятив грудь, порой закрывая глаза, поворачиваясь всем телом к окнам, откуда пробивались яркие лучи солнца, по-гусиному вытянув шею и поднимая вверх руку, сомкнутую в кулак:
В этом беспечном мире я кому-то друг, а кому враг,
Дайте испить мне полную чашу,
Хижина моих друзей мне дороже хором,
На этом большом базаре под названием жизнь, я и покупатель,и продавец.
Его резкий и глубокий голос взволнованно и трепетно раздается во всех частях величественного дворца. Другого звука здесь нет и не слышно. Вниманием всего дворца и людей в нем завладела поэзия: кто-то слушает, откинувшись на спинку сиденья, другие опираясь на подбородок, некоторыеуставившись в потолок, а еще кто-то, покачиваясь в такт голосу поэта, девушки, положив головы на плечи друг друга иприкусывая губы от волнения… В эти загадочные и волшебные минуты, не знаю, откуда мне пришло в голову подозрительно осмотреться вокруг: нет ли в зале равнодушных к поэзии людей? Я бегло оглядываюсьпо сторонам и вижу зачарованных голосом со сцены людей. Мои глаза бегают по рядам, выискивая заскучавших, вздремнувших или нетерпеливых зрителей. “Неужели?” — думаю я со вздохом, не найдя таковых. В то время, когда люди чуть ли не спали на скучных собраниях и совещаниях, тут около восьмисот человек сидели молча, как пригвожденные, не отпуская Поэта и выкрикивая после каждого стихотворения: “Читайте! Прочтите еще!”… “Утверждение, что все думают о своем желудке— ложь! — говорю я себе. — Общество меняется, преобразовывается общественный строй, люди претерпевают изменения, возникают особые молчаливые отношения, но интерес у людей к чарующей поэзии, строкам с глубоким смыслом все тот же, возможно, он даже возрастает, но никак не уменьшается!”.
Не называй день половиной, ведь вместе с ночью он цел,
Сон беспечности прошел, я мучаюсь от бессонницы посреди ночи.
Поэт пленяет зал своим четким произношением каждого слова, ставя ударение на каждом фразе. Вспыхивая от волнения, он громко и от души читает и голос его приближается как лавина:
Это мир и арена рухнут мне будет нипочём.
Я снова победитель.
Зал аплодировал стоя. Встряхнув густой копной волос, он с еле заметной улыбкой свысока посмотрел на своих поклонников. Глядя на эту сцену, я вспомнил, как в одном стихотворении он писал:
“Сказать ли это взгляд орла или сказать, что сокола…”.
“Когда было написано это стихотворение?Нет, лучше вспомнить, когда я его впервыеуслышал?” – думал я, думал и не вспомнил. Во всяком случае, много лет назад, может быть, десять, а может, двадцать или тридцать лет назад… Мои мысли запутались.
Мы тогда были молоды и не могли усидеть на месте. Группами ходили на вечеринки или свадьбы. Мы вплоть до деталей знали извилистые тропинки, кривые тополя, низкие и высокие холмыв деревнях друг друга, его односельчане были моими друзьями, а мои ровесники и друзья детства его приятелями. В тот день, когда я впервые услышал это стихотворение, на обратном пути из Кашкадарьи мы остановились в моемродном Ургуте. Рядом были Эргаш Мухаммад, Асад Дилмурод, ургутский поэт Файзи Хайдар, ученый и писатель Абдурашид Абдурахмонов и еще другие, всех поименно не могу вспомнить. Однако среди них был еще один тип, который на тот момент числился у меня в друзьях, а затем во всей красе показал свое истинное лицо, неожиданно подставив меня. Но сейчас я не хотел бы вспоминать обэтом грязномлицемере. К сожалению, многие ошибаются при выборе настоящих друзей, готовых подставить плечо в трудную минуту. Но я обязательно расскажу об этом “друг”е, когда представится случай. Недавно я встретил его на улице. Заметив меня, он сразу опустил глаза и уставился в землю, как будто искал потерянную вещь. Его тусклые глаза ввалились и зияли как пуговицы, упавшие в дырку, веки почернели, как у женщины, которую избил муж. И голова у него была плешивая. У меня сердце заныло от жалости к нему. Он,сгорбившись, прошел мимо, словно, боясь упасть лицом вниз, не в силах взглянуть на меня. В этот момент я вспомнил слова талантливого поэта и писателя Мухаммада Исмоила об этом отвратительном типе, как нельзя кстати: “Он слеп. Таких Бог наказывает!”. А печальные строки Абдуллы Арипова, которые я помнил еще со студенческих лет, обожгли мне горло: “Я сегодня лишился друга, я потерял его, но он еще живой”. Стихотворение заканчивается так: “Ах, если бы, если бы… Нашлось кладбище, куда б я мог его похоронить”. Смерть дружбы настолько мучительна, что от нее нельзя ни убежать, ни похоронить… (не дай Бог никому испытать такое чувство). Почему в этот радостный день я вспомнил этого типа? Дело в том, что в тот день Поэт высказал одну мысль, но тогда я не обратил особого внимания на его слова. Зато позже пришлось часто их повторять: “Сегодня рядом со мной сидит мой друг. Что, если он окажетсязавтра врагом?!”. Да, именно так он сказал тогда! Позже даже включил эту фразу в свою книгу. А еще позжеэта цитата превратилась в чудесное стихотворение. “Кто я? Я птица, доверяющая своим крыльям, Я победитель разумом, Я бессознательный умом. Я жил недолго, но повидал многое: впереди он друг, а позадион враг”. Каждый раз, вспоминая эту историю, я восклицаю: “Вой-во-йей[1]! Вы ведь сказали мудрость святых! Или на тот момент, когда вам еще не стукнуло тридцать, вы уже успели испытать предательство “друзей”? Иначе бы вы не смогли такое сказать! Ну, конечно же, вы ошиблись в друзьях, пожалели об этом, и глубоко страдали… Да, ладно, это уже другая тема, я, кажется, отвлекся от главной цели…
Словом, мы пересекли Гисарский хребет и приехали в Ургут. Стояла самая, что ни на есть, летняя чилля[2]. При съезде с Тахтакорачи[3] мы остановились в Омонкутан[4]е (да, да, это то самое место, которое называют “Ургутской Швейцарией”!). Нас было около десяти человек на даче одного из друзей, окруженной большими, густыми, высокими деревьями, где из-под огромных валунов протекал ручей. Местечко называлось Шоходжа (вероятно, Шахходжа). Я явно помню, как сейчас перед глазами: сначала, сидя на коленях, он мелодично прочитал древние нуратинские песни:
Ветви сливы извилистые,
Не крути слова, как волосы.
Даже если твой отец шах
Не проси у него трона.
Помню еще одно:
Вершины скал резные,
Мой край изрезанный.
Моя голова не грешна,
Это язык мой согрешил.
Затем, прочитав еще несколько народных песен, он перешел к длинному стихотворению: “Руки огрубели как кесак[5], помассируй их. Неужели, жизнь моя на исходе, как она коротка, ты только посмотри!”. Это стихотворение называлось “Смерть охотника Кадыра”. Оно было написано так страстно и искренне с душой, что могло растопить любоеобледеневшее сердце. Старый охотник, застреливший за свою жизнь немало оленей, волков и тигров и с удовольствием наблюдавший за тем, как они трясутся в агонии, все же признает храбрость орла. Известно, что орлы никогда не умирают под ногами. Эта птица-воин, когда чувствует близость смерти,бросается с высоты и разбивается о скалы. Увидев это, старый охотник, восхищенный орлом, застреливается…
Прочитав еще несколько строк, он рывком ловко взобрался на валун и как лев, оглядывая окрестности вершин, во весь голос задекламировал:
– Орел – мой предок,
Что такое смерть?
Нет, нет, мое потомство
Никогда не будет дрожать!
– По-моему в него забрался Демон, — прошептал Эргаш Мухаммад, не в силах оторвать от него взгляд.
Поэт продолжил:
–Смотреть враждебно,
Смотреть отважно
Мне присмотреться?
Смотреть по-орлиному?
Зарычать как медведь?
Заштормить как море?
Или плакать, как туча? –
Как я могу позабыть?!
— Ребята, это… ведь это невероятно! Какая сила!– воскликнул Асад Дилмурод. – В него точно бес вселился, это же безумие!
Состояние поэта в этот момент было действительно устрашающим: руки раскинуты, как орлиные крылья, спина сгорблена, глаза сверкают – он какгорный орел, готов был к полету! Его тело, полное сил, энергии и чувств, каждый раз, когда он тряс рукой, готово было воспарить над землей…
Я испытал точно такое же волнение, будучи студентом Ташкентского государственного педагогического института (ныне университет) имени Низами, когда в огромном зале вуза Абдулла Арипов читал свои стихи. Абдулла ака запомнился мне не обычным человеком и не обладателем таланта, а загадочной натуры и божественной силы великим святым, поэзию которого я до сих пор обожаю. Как же так получилось, что я не знал, что друг, с которым я дружу уже столько лет и прошел вместе долгий путь, обладаетнеимовернойсилой, заставляющей трепетать… Неужели не знал? Чтобы узнать об этом, неужто нужно было пересечь горы и приехать в далекий Омонкутан, к одному из друзей в Шахходже?! Хочется воскликнуть: “Ай!”, дрожа от таких непонятных игр Вселенной. Наверное, у других тоже так. Иначе бы покойный писатель и учитель Саид Ахмад[6] не стал бы писать о своем дорогом ученике Уткире Хашимове[7], которого он опекал чуть ли не как своего сына, следующее: “Качества твоего друга, которого ты видишь каждый день и с которым часто общаешься, становятся для тебя обычным явлением. Ты не обращаешь внимания на его великодушие, скупость, терпимость, вспыльчивость, преданность друзьям, умение сопереживать и т.д.Ты начинаешь думать, что так и должно быть, что это присуще всем”.
2
Он читает стихи.
Девушка в белом легком платье, словно фея, выбежала из зала и подарила Поэту букет цветов. Запыхавшись, он смотрел то на цветы,то на девушку, и наконец, собравшись с духом, посмотрел на девушку как богатырь из народных эпосов, и сказал:
Это девушка, вах- вах, как листик на ветке,
Если проглотишь, по вкусу будет напоминать белый тутовник.
Все засмеялись. Что касается меня, то я начал задаваться вопросом:когда мы с ним познакомились? Когда? Где? Как? В дороге, на свадьбе, дома или на собрании? Мы сами познакомились или кто-то нас представил друг другу? Однажды во время разговора я спросил его об этом. Ответ был такой:
— Ургутские горы, Нуратинские горы, Ургутские родники, Нуратинские родники, царь-рыбы, плавающие в этих родниках, настолько древние и похожи между собой! А люди? Разве можно их отделить друг от друга? Мы тоже разрослись, смешавшись как сорняки. Я знаю вас сто лет, брат! Однако есть поговорка: два родственника ненавидят друг друга. Слышали об этом? А друзья обычно не обращают друг на друга особого внимания.
— И это, по-твоему, хорошо?
— Кажется, человек от природы таков. Пока ты осознаешь ценность речки, протекающей перед домом, столько воды утекает. Поэтому мы должны быть внимательными друг к другу, брат.
Да, кстати, он старше меня на два года, но всегда обращается ко мне не иначе как ака, то есть брат. Так повелось с тех пор, как мы познакомились (тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!). Два-три раза я просил его, не называть так, потому что неудобно. А он сказал, что это невозможно, потому что уже привык. Словом, вот уже много лет мы друг другу братья? Он для меня ака, и я для него ака. Как я уже упоминал выше, мы с братом вместе побывали во многих поездках, каждая из которыхотдельная история.
Давайте, расскажу вам об одной из них, то есть о нашей первой поездке в деревню Поэта.
…Семидесятые годы прошлого века. Я вкалывал в газете, которая сегодня называется “Тонг юлдузи”, а мой брат[8] – в издательстве имени Гафура Гуляма.
Это было время, когда за два года подряд вышли две его книги “Мое небо” и “Удар” (В те годы издавать по книге каждый год было очень трудно. Таким преимуществом обладали только писатели-орденоносцы, а для других это было редкое счастье). Он был на коне, на литературных вечерах громогласно читал свои стихи. Более того, хоким Нуратинского района Ходжикул Худойкулов (да упокоится он на небесах) с большими надеждами на молодого поэта (даже удивляешься, что на свете есть такие поклонники поэзии!) подарил ему от имени трудящихся района абсолютно новенький “Жигули”. Поэт не мог усидеть на месте, что ни день он в командировках или на встречах где-нибудь. Однажды он как ночной сель без предупреждения ворвался в мой кабинет и с ходу начал наезжать:
— Сидите? Ну, сидите, сидите, скоро заплесневеете! Не скучайте по родителям! Как давно вы не видели своего отца? Есть у вас, вообще, чувство милосердия?! Надо же получатьблагословение старейшин. Вставайте, я сам вас отвезу!
—Да? И откуда же показалось солнце?– ответил я с иронией
— Как только хочешь позаботиться, они начинают насмехаться, –продолжил он. – Сначала поедем в Нурату, потом в Ургут. Увидимся со своими родителями, братьями, потусуемся со сверстниками. Карета с меня, а извозчиком будете вы. Пойдет?!
—Золотые слова! Еще как!
В то время у большинства наших ровесников из творческойсреды не было даже велосипеда, и я заметил, что емуне терпелось похвастаться перед друзьями. Другая причина такой доброты была в том, что у Поэта есть телега, но нет навыков вождения! Поэтому он не мог двинуться без водителя.
Утром я поехал в Юнусабад, в девятиэтажный дом, где жил поэт. На площадке между высотными домами сиял ярко-красный “Жигули”. Поэт, одетый по последней моде, стоял подбоченившись возле машины.
— Смогли же вывезти из гаража, а говорите, что не можете водить?
— У меня нет гаража, мой гараж — вот эта пустая площадка.
— Не боитесь, что угонят?! Будете стоять аплодировать и говорить, что вашего любимого ребенка насмерть забодала коза?
— Э-э! О чем вы? То, что Бог дал поэту, не отберет никто. Трогай!
Мы поехали.
На дворе стояло лето. Воздух прогрелся, как только выехали из города. После переправы через Сырдарью, мы остановилисьна обочине, напротив круглосуточно работавшей столовой “Гульчехра”, расположенной на противоположной стороне дороги вдоль продолговатого пруда. Поэт вышел оттуда с двумя бутылками воды, бутылкойводки и колбасой, завернутой в бумагу. В бардачке машины лежала пара белых пиалушек.
— Жару можно снять только жарой, — сказал он и, откусив крышку водки, наполнилпиалушку. — Ну, с Богом! А извозчикам терпения!
В воздухе душно, дышать нечем. Неприятный, сухой и жаркий гармсиль, врывался в открытое окно, перекрывалвоздух и обжигалгрудь. Даже выпить нельзя, потому что вода теплая и вызывает тошноту. Остановившись по пути еще в двух-трех местах, в полдень мы пересекли городок Наримонов в Паярыкском районе и доехали до речки. Как только остановились, поэт вышел из машины, снял рубашку и штаны, окунулся в воду, затем лег на песок и начал резвиться, кувыркаясь, как верблюжонок.
Я вымыл руки и лицо и наблюдал за тем, как он плещется в воде и визжит во весь голос, как маленький ребенок:
— Мой Накуртсай, моя родниковая вода! Как я скучал по тебе, милая! — кричал он.
Вода, спускавшаяся с далеких гор, темно-коричневые вершины которых касались неба, была кристально чистой, прозрачнойи ледяной.
—А теперь посмотрим, насколько вы хороший водитель, — сказал он после того, как вытерся и оделся. — Далее дорога идет по этой воде, можно сказать, поедем по дну этой речки.
— Не шутите…
— Другого пути нет.
Да, вода не глубокая, широкая и текучая, но ехать на новенькой машине через ручей, полный камней, больших и малых, размером с Мирзачульские дыни[9]… было бы кощунством.
— Как насчет того, чтобы пойти пешком? Или на ослах…
Поэт громко расхохотался:
— Зачем мы тогда приехали на машине, если дальше поедем на ослах! Я знал, что вы трус. Дайте мне ключ…
Он сел за руль и нажал на газ. Машина не двигалась. Он нажал еще раз, что ребра “Жигулей” задрожали, но машина не сдвинулась с места.
— Почему не едет?!
—Говорит, что вода холодная.
—Шутки в сторону! Ты не сломал ее?
— Отпустите ручной тормоз и муфту, водительака.
— Где эта ваша мупта?
— Под ногами. Вы удерживаете ее левой ногой.
—Э-йй! Надо же пораньше говорить!
Едем на второй скорости по воде. Поэт крепко держится за руль обеими руками. Вода, спускающаяся с холма, ослепляет глаза на солнце. Машина со стоном ползет, как черепаха. Когда колеса проваливаются в выбоины и выскакивают из них, прозрачные капли разбрызгиваются по стеклу, а крупные камни ударяются о дно автомобиля и трясут его, словно пытаясь опрокинуть.
Таким образом мы проехали две или три деревни. Остались позади низкие домики из глины и соломы, сады, тянувшиеся к горам, пастбища и холмы, покрытые пожелтевшей травой, бегущая рядом детвора и лающие собаки. Наконец, мы приблизились к горам и увидели огромное ореховое дерево,раскинувшиеся ветви которого касались ручья. Далее, свернув направо, вышли на ровную поверхность. Белый пар облаком поднялся из двигателя “Жигулей”, Поэт был весь мокрый от пота.
—Ну, как?! — сказал он, переведя дыхание, как будто свалил с плеч огромный груз.
—Машина безнадежно испорчена.
— Да что вы говорите, это же родной мотор! Если понадобится, она поднимется на вершину Бешбармокота[10], да!
Место, где мы стояли, представляло собой большой двор, окруженный с трех сторон двумя рядами стен из глины и соломы. В глубине двора стоял ряд глинобитных домиков, а еще одно ореховое дерево в центре закрывал собой половину двора от солнца. Подорешником супа[11] высотой по колено, на ней тюк с убранной курпачой[12], а кругом цветет базилик. Чуть дальше, у подножья горы длинная конюшня, кладовка, наполненная до потолка навозом коров, на колоннах висит конское снаряжение: седла, подпруги, поводья… Слева навес с низким потолком, который удерживали почерневшие опоры. В них расположились тандыр[13] и очаг, где равномерно кипела шурпа в казане. В этот момент из зарослей позади домов с лаем выскочила огромная как бык черная собака. Увидев Поэта, она сразу замолкла, немного порычала на меня и, растянувшись на земле, стала стучать хвостом.
—Бурибосар[14] мой, узнаешь меня? Эй, ну-ка, вставай, давай обнимемся, — Поэт наклонился, погладил собаку и обнял ее. Пес, понюхав, лизнул ему руки. — Я скучал по тебе, Бурибосар! А ты, ты тоже скучал по мне, скучал ведь…
Это было очень искреннее, удивительное зрелище. Говоря словами Абдуллы Арипова, “Пример, описанный в тех книгах”.
Над нами, среди ветвей, раздался радостный голос мальчика:
—Эна[15]! —Брат приехал! Эна!
—Эй! Что ты делаешь на дереве? Там в дупле же змея живет! — сказал Поэт, глядя вверх. — Спускайся!
На пороге настежь открытой двери дома появилась женщина лет шестидесяти-шестидесяти пяти. Из-за спешки ее ноги не влезли в калоши и она тихо побежала навстречу к сыну босая, размахивая рукавами платья. Молодаяженщина позади нее, посмотрела на нас, поприветствовала нас “Ассалом алейкум, ака” и побежала за дом, окликая отца. Еще трое или четверо детей выбежали из сада, радостно выкрикивая: “Брат приехал, брат”. А со стороны зарослей, откуда только что выбежала собака, появился пожилой мужчина, накинув на плечи яктак[16] серебристого цвета.
Я сразу смекнул, что этот человек со смуглым цветом лица и седой бородой, украшавшей его лицо,был отец поэта —мулла Олим-бобо, отец поэта. Мулла Олим-бобо (видимо, только что совершил омовение), отложив офтобу[17] в сторону, подошел к нам. В одно мгновение поэта окружила родня: кто-то обнимал его, кто-то целовал, кто-то тянул к себе… Эту сцену я никогда не забуду. Когда я вспоминаю эту встречу, перед моими глазами предстают мои родители и братья. Когда мои родители были живы, меня тоже встречали шумно и радостно. О! Те дни, те прекрасные дни… Когда вспоминаю то время, хочется плакать,…
На супе под ореховым деревом постелилипалас, по четырем сторонам — курпачи. Быстро накрыли дастархан[18]: изюм, грецкие орехи, фисташки, джида, сладости, яблоки и абрикосы. Молодая сноха поэтапринесла в фарфоровых касушках айран[19]с базиликом, который мы залпом выпили по одной. Затем последовала горячая шурпа.
— Не вините, сынок, это мы готовили для себя, — смущенно прокомментировала мать и тут же заботливо спросила сына: — Сынок, что ты хочешь есть? Тебе нравился гилминди[20], хочешь сейчас приготовлю? Или может быть жупка[21], или куртова[22]…
— Старушка, оставь на завтра своигилминди и жупка, — вместо сына ответил отец. — Лучше приготовь сегодня плов с большим количеством курдючного жира. Вот увидишь, как узнают, прибегут сюда его друзья. Всех надо будет накормить.
Старушка:
— Ну, тогда я примусь за приготовление плова, — встала она с места.
Поэт снова представил меня своему отцу:
— Отец, этот человек мой самый близкий друг из тех, кого я нашел в Ташкенте. Он из Ургута. Его деревня похожа на наш родной Накурт. Его отец похож на вас.
—Родители живы-здоровы? Слышал, что Ургут – это горная местность.
— Я как-нибудь познакомлю вас, отец. Будем дружить семьями, — продолжал он представлять.—Мой друг писатель, поэт и руководитель самой популярной газеты в Узбекистане, а также мой водитель,— сказал он, делая особый акцент на последнем слове. Когда он сказал это с детской непосредственностьюи хвастовством, мулла Олим-бобо, который в этот момент двумя руками ломал большой кусок лепешки над касушкой шурпы, исподтишка смущенно улыбнулся. Я же был рад за Поэта. В общем, не знаю почему, но я всегда хотел видеть его радостным, счастливым и гордым.
Он подмигнул мне, как бы говоря: “Ну, как я сказал?”.
—Папа, вы даже не поздравили меня с машиной, — сказал он обиженно. —Ходжикул ака сам лично подарил ее мне! Сказал: “Сначала покажи это отцу, возьми его благословение”. Это ваша машина, отец. Теперь больше не будете ездить на ишаке. Я сам вас буду возить, куда бы вы не захотели поехать.
Мулла Олим-бобо повернул голову и посмотрел на машину. Затем спокойно продолжил:
— Пусть благодарствует, Ходжикул ака. Конь или машина красят мужчину. Поэтому езжай осторожно, не садись за руль уставшим и выпившим, — сказал отец Поэта. —Пусть Господь вознаградит тех, кто уважает тебя. — Отец отпил чая, выпрямил спину и тихо кашлянул, прочищая горло. Поглаживая бороду, он внимательно посмотрел на нас обоих, и его лицо стало еще более серьезным. — Мой покойный отец говорил, что ячмень и пшеница пригодятся однажды, а верный товарищ будет полезен до самой смерти, — начал четко произноситьмулла Олим-бобо, как будто преподавал нам урок. — Настоящий друг подобен родному брату и лучше сотни родственников. Дерево защищают корни, рыбу — вода, а человека — друг. Вдали от дома даже если потеряете счет деньгам, не теряйте друзей. Друг согревает сердце, как солнце согревает воздух. Твой дедушка любил говорить: “Прежде чем выйти в путь, найди себе путника”. Дело в том, что хороший путникпокажет дорогу, а плохой — бросит врагам. Берегите друг друга. Неосторожная птица теряет крылья. Думайте, прежде чем говорить. Не забывайте, что у дня есть глаза, а у ночи уши, — с этими словами мулла Олим-бобо встал, опираясь на правую руку, как бы говоря: “Все. Я доволен тобой”. — Вы пока отдыхайте, а мне надо помолиться.
Не успел отец отойти, как Поэт наклонился ко мне и выразил свое недовольство:
— Почему молчите? Я и про машину сказал и про вас.
— Что сказать?
—Ну, ты лох! Родители, если вы знаете, беспокоятся за детей, когда они в чужом городе. Чтобы их успокоить, надо их хвалить, если нужно приукрашивать. Напрасно ли я притворяюсь богатым, имеющим тысячу овец? Когда я хвалюсь, вы тоже присоединяйтесь к похвалам, а то сидите так, будто насвай[23] во рту держите!
—Вы ничем не хуже богачей с тысячами овец.
— Скажите это моему отцу, а не мне. Так он будет спокоен за меня. Понятно?
Хотя тогда меня это рассмешило, но со временем я понял, что в этом есть определенная мудрость.
О приезде Поэта на малую родину вскоре узнала вся деревня. Первым примчался друг детства Алтыбай. После него один за другим явились и другие сверстники. Супа наполнилась гостями. Наша тусовка продолжалась до полуночи.
На рассвете, когда на восходе покраснело небо, с гор подул прохладный и легкий ветер. Замычали коровы, заблеяли овцы, запели петухи. Послышались приглушенные, короткие возгласылюдей. Мы умылись в ледяной воде ручья. Во время завтраказаржала лошадь. Над стеной показалась голова Алтыбая, который был сам на коне и еще держал двух лошадей под уздцы. Накрошив лепешкув сладкий чай с козьим молоком, мы выпили, сели на лошадей и поскакали в Бешбармокота.
Мы, трое всадников, ехали рядышком. Позади оставались деревья, овраги, речки, заросли.
Поэт болтал без умолку.
— Основной период моего детства, отрочества и юности прошел среди этих гор и холмов. Я был первым и желанным ребенком, которого мой отец вымолил у Бога в возрасте сорока лет. Отец всегда и всюду брал меня с собой. Моего отца — сына зажиточного, а позже раскулаченного человека, насильно заставляли пасти стадо. Словом, мне с рождения судьбой предназначено бродить по полям и степям. С отцом днем и ночью мы ходили по Нуратинским горам. Никогда не забуду, как долгими вечерами пастухи собирались вместе, садились вокруг пылающего костра, пели песни и танцевали с палками. Так, с пяти-шести лет я слушал загадочные рассказы и легенды пастухов, бахши, всадников, охотников, лесорубов и путешественников. Их странныебеседы с использованием легко запоминающихся народных поговорок завораживали меня, и я по-своему даже пытался сочинять стихи. От любопытства или умения запоминать, словом, я выучил наизусть некоторые дастаны[24]. Со временем на таких сборах меня стали выталкивать в центр круга, чтобы я спел. Видимо, народные поэмы устами младенца слышались как-то забавно, но взрослым это нравилось, и они аплодировали от души.
Тонкий как провод ручей,
Как небо ясное ручей
Пробивается через камни.
Это могучий ручей.
— Он даже пел на свадьбах! —поддержал его Алтыбай. —Однажды в деревне в низовье была свадьба, да такая большая, что народу было море. На одной стороне певцы, на другой борцы, на третьей красноречивые бахши[25]. Там были такие словесные состязания! Вспомнил?
—Ну-ка, напомни…
—В самый разгар свадьбы, дядя взял Азимбая за руку и вывел его в центр круга. “Эй, народ! — крикнул он во весь голос. — Этот мальчик — мой племянник, ему шесть лет, он знает наизусть все народные песни и эпосы. Ну, кто готов состязаться с моим племянником-бахши?!”. В этот момент все замолкли, как будто окатили всех водой. Никто не решался выйти помериться силами. Молчание еще больше раззадорило дядю: “Мы можем соревноваться исо старшими. Ну, есть, кто смелый?!” — кричал он с азартом.
Наконец, нашелся смельчак. Это был подросток лет пятнадцати, с большой круглой головой, короткими бровями, среднего роста. Он вышел со своей думбирой[26]. И тут началось словесное состязание. Это было настоящее зрелище! Паренек оказался не из робких. Знал, зачем вышел на арену: то играл на думбире, то сам пританцовывал, хлопая в ладоши. С нашей стороны Азимбай не давал ему спуску, то пел резким взволнованнымголосом, то играл на думбире, поглаживая ее как котенка и подергивая струны:
Огонь не выйдет из дымохода
Сокол не сядет на софу.
А у глупого пастуха
Волки задушили овец.
— Ну, скажи, кто тогда выиграл состязание, а? Скажи! —перебил он Алтыбая и, не дожидаясь его ответа, продолжил: — Тогда я впервые в жизни получил приз, меня с ног до головы завалили подарками: фуражка, чапан[27], пояс.
В этот момент мы ехали рядом с подстриженным тутовым деревом, оставив позади извилистую речку, протекавшую меж двумя стен скал. Сквозь траву виднелись толстые корнитутовника, проникавшие в землю сквозь камни. Вокруг на колючих ветках пеликеклики и щебетали иволги.
— Боже мой! Посмотрите на это! —воскликнул Поэт, натягивая поводья лошади. — Здесь же не было родника!
— Я тоже вижу впервые, — удивленно сказал Алтыбай. — Месяц назад здесь проезжал, ничего подобного не было.
Мы слезли с лошадей и подошли к вырывавшемуся сквозь траву роднику. Поэт поклонился и поприветствовал его:
—Здравствуй, родничок! Мой родной нуратинский родничок! Родник моего Накурта!
Я присел на корточки, чтобы набрать воды в ладони и напиться, Поэт схватил меня за плечо:
— Не торопитесь, у родника есть хозяин, давайте сначала попросим у него разрешение.
Он взболталплеткойручей. Ио… Боже! В воде показалась змея, толщиной с большой палец. Подняв передо мной головку на несколько футов, она прорвалась сквозь траву и, шурша,исчезла?
—Бог сжалился над вами! — сказал Алтыбай.
—Говоришь, что ты с гор, что ты горец. Разве не знаешь эту примету? —усмехнулсяПоэт. —Наши горы не терпят шуток, брат. Здесь сотни видов различных рептилий, а растений бесчисленное количество. Птиц и животных, насекомых и пресмыкающихся не сосчитать. В этих горах неудивительно появление из ниоткудаснежных барсов или очковых змей рядом где-нибудь в ущелье. — Он на мгновение задумался и, сильно радуясь пришедшей в голову мысли, сказал: —Вы стали первым гостем нового родника. С сегодняшнего дня назовем его”РодникАбдусаида”! — торжественно объявил Поэт.
—Верно! — подтвердил Алтыбай.
—Объявишь это на всю деревню, Алтыбай?
Я воспринял эти слова как шутку и не придал этому значения. Однако с того дня, оказывается, жители Накурта стали называть источник “Родником Абдусаида”. В общем, с тех пор, все, кто ездит из Ташкента в Накурт, при возвращении просят у меня суюнчи[28]. “Видели мы ваш источник, кипит прям. Нет слов”, — говорят они… И еще два слова о чуде природы: по словам Поэта, десятки родников вокрестностях высохли, а мойвсе еще бьет ключом из-под земли…
(Таким образом, жизнь, как говорится, удалась. Потому что в честь меня назвали родник! Единственный в мире родник, названный в мою честь!)
Мы снова прыгнули на лошадей. Поэт рассказывал о кустах, растениях, цветах и птицах, которых мы встречалипо дороге. Я тогда более глубже понял значение названий таких птиц, как “Кулкунтой”, “Гукипиш”, “тратра”, а также слов “джирна”, “газа”, “татум”, “бакай”, “козигул”, “ширач”, “нозбой”, “бозбош”. Пожалуй, нет на свете человека, который бы не любил природу. Мы наслаждаемся ее чистым воздухом и красотой. Однако не все знают о бесценных качествах растений на лоне природы. Надо признать, что Поэту нет равных в этом вопросе. Я еще раз убедился, что не зря он пишет о прекрасных родниках и ручьях, травах и цветах, соколах и орлах, соловьях и горлицах.
3
Спустя четверть века справедливость вновь восторжествовала: руководитель нашей страны Ислам Каримов назвал его “Поэтом-лесником”, дав его творчеству особую оценку. Молодой человек, работавший когда-то рядовым корректором в издательстве, ныне известный поэт страны –автор ряда книг, его стихи переведены на турецкий, английский, арабский, русский, китайский, таджикский, кыргызский, корейский, немецкий и другие языки; он объездил полмира, член Всемирной академии культуры и искусств, главный редактор старейшей газеты республики “Ўзбекистон овози” (“Голос Узбекистана”), депутат Олий Мажлис[29]а, человек, который активно участвовал в написании законов. Однажды он с трибуны парламента страны высказал свое мнение о сути закона о лесах. Выслушав его выступление,президент Ислам Каримов с довольной улыбкой сказал: “Поэт Суюн-лесник”. Смех и звуки аплодисментов наполнили роскошный зал. Ведь не всем дано получить такое признание от главы государства!
Так о чем я говорил? Да, мы ехали в поисках Бешбармокота. Трава у подножий гор уже пожелтела и засохла, а здесь вся округа еще в зелени. На склонах словно ивы висели ветки ковуля, на распускающихся цветках гулхайри и оккуврая прыгали бабочки, кусты гармалы, пшеничные камыши, лайлакбош, мингбош, туякорин, туятавон[30], верблюжья колючка, э-хе, чего здесь только нет! Поэт с упоительным восхищением знакомит меня с природой родного края:
— Вон то растение называется мингдевона, оно ядовитое, а вот ферула – лекарственное. Это отличное лекарство, хорошо помогает при солнечном ударе. Боль как рукой снимет, если помыться его отваром. А из расторопши получают белую жевачку. Из дардкесара[31] вяжут веники. Ух! Смотри кавсар! Очень полезное растение. Если его прикрепить на мордускакуна, он будет летать как конь Алпомыша! Когда мы с отцом пасли стадо, мы жевали листьятакалов и такасокола, а мама при приготовлении вареников использовала некоторые из них в качестве начинки. Здесь навалом всяких растений. Кто-то хвалит море, кто-то океан, говорят, что они полны несметного богатства. Может быть, так оно и есть. Но ничто не может сравниться с горами, скажу я вам. Горы – это сокровище неиссякаемое, чаша полная золота, бесконечное чудо. Горыуважают тех, кто из знает изаботится о них как мать.
По мере подъема зеленый пейзаж редел и по пути все больше появлялись темно-коричневого цвета камни. Ущелье сужалось. Осколки разбившихся скал, упавших с высоты,мешали лошадям идти. Наконец, мы остановились перед огромным валуном, преграждавшим дорогу.
—Видите вершину, сияющую как пять кинжалов?— спросил Поэт, опираясь ногами на стремена, привстал в седле и,протягивая руку, указал на далекие скалы, вершины которых скрывались в белых облаках. Это и есть Бешбармокота. А тот рядом —Парандозота. Между ними проходит узкая дорога, которая ведет к деревнеУхум на другом склоне горы. В 1888 году бухарский поэт по имени Жоний проезжал по этой дороге и нарисовал ее карту. Мой дед мулла Суюн родился в год, когда в Накурт приехал этот поэт. Мой дедушка был образованным человеком. Он окончил медресе Мирараб в Бухаре. Люди его очень уважали. Долгими зимними ночами,в потемневшем от дыма доме моего дедушки, постоянно принимали гостей. В каменном очаге посреди дома пылали дрова. Мой дед читал гостям газели и мудрые цитаты Бедиля, Машраба, Хувайдо, Суфи Аллаяра, Ахмеда Яссави[32], а люди тихо слушали его, обхватив руками ноги.
Мы сошли с лошадей, сняли седла и сбрую, положили их в ряд на камне и выпустили жеребцов на свободу. Поэт взял в руку винтовку, прикрепленную кседлу, и ласково еепогладил.
— Это память от моего деда, — грустно вздохнул он. Он был профессиональным охотником. Прицеливался и с точностью до миллиметра попадал в глаз оленя. У него был приятель один, русский,по имени Кондрат, который привозил ему все, что нужно для охоты.
— Значит, охота тоже перешла к вам по генам? —польстил я ему, хотя никогда не видел его за охотой.
—Охота – это моя любовь! Нет ни пещеры, ни ущелья,ни тропы,которые бы я не видел. Если бы я не поехал в Ташкент, то обязательно стал бы охотником.
Восхождение в горы – это не шуточное дело. Быстро устаешь, поясница и ноги не подчиняются. Тут Поэт показал, что он настоящий горец. Он одним махом взобрался на высоту и шел далеко впереди нас.
— Он гибкий как ель, — восхищенно произнес Алтыбай, глядя вслед другу. — Даже живя в городе, он не разленился. Приедет в деревнюи бежит в горы, как волк к овцам, не может дома усидеть. Он же сумасшедший, горный безумец. Я тоже как дурак следую за ним. Но он добрый, чист душой. Хоть и носит винтовку, но никогда не стреляет. Он не способен обидеть даже муравья.
— Я видел в его кабинете волчью шкуру на полу. Он сказал, что сам его застрелил, — снова попытался я разговорить Алтыбая.
— Вы делайте вид, что поверили, — захихикал он, подергивая плечами. Затем он вдохнул полной грудью и произнес задумчиво:— Знаете, почему ему нравятся горы? Потому что он пишет стихи. С виду,думаешь, охотится, а на самом деле он сочиняет стихи в это время. Я поражаюсь тому, как он лазит по горам и кайфует, сочиняя стихи. Большинство его творений созданывот в таких поездках. Я сам свидетель. Если не верите, прочтите.
Алтыбай физически был крупнее нас обоих: плечи громадные как шкаф, руки большие как ветки толстые, ладони как лопаты. Он ходит, как медведь, качаясь из стороны в сторону, но движения его удивительно легкие и ловкие, как у кролика. Десять вместе взятых поэтов не сравнятся с ним. А сейчас ониз-за меня идет медленно, чтобы я не отстал. Хотя я сказал Поэту, что я с гор, на самом деле это не так. Между нашим селом и горными хребтамирасположены три деревни: Санчикул, Бешкал и Зинак. Однако и толстяком себя не считаю, поскольку могу быстро взобраться на достаточно высокие холмы и скалы. Как назло, эти горы оказались крутыми, так что идти было трудно и под ногами мелкие камешки мешали ходить.От усталости я чуть не задохнулся. Увидев мое состояние, Алтыбай остановился, сел на камень и указал на место рядом с собой.
— Отдохнем немного. Не обращайте внимания на горного безумца, у него внутри засел джинн, —сказал Алтыбай, указывая в сторону, куда направился Поэт. —Его распирает энергия. Зимой он даже в одной рубашке может ходить, прорубает лед и купается как белые медведи. А может, все поэты такие?
Я не успел ответить: сверху раздался раскатистый крик Поэта:
Я что-то забываю здесь
Кричу, то плачу и смеюсь.
Измучила меня душа,
Однажды я умру в горах…
Его грохочущий голос ударился о скалы и превратился в эхо, заглушая ущелья грохотом. Он стоял намного выше нас, на огромной скале, раскинув руки как крылья орла и глядел на вершины гор, упиравшихся в небо.
В этот момент мне вспомнились слова французского философа Гельвеция: “Стихи рождаются либо на высоких вершинах, либо в пещерах”.
Алтыбай посмотрел на меня, я — на Алтыбая, и… мы одновременно засмеялись. Затем ползком добрались до Поэта. Он сидел неподвижно, обняв ноги руками и положив голову на колени, будто слушал эхо.
—Алтыбай, помнишь, как мы заблудились в погоне за архаром? — сказал он, как толькомы приземлилисьрядом с ним.Затем, не дожидаясь ответа, он повернулся ко мне и продолжил: —В погоне за архаром мы оказались в неизвестном ущелье, а у него след простыл. В горах же много пещер. Архары хорошо знаюттакие укромные места, о которых охотники не знают. Наверное, он юркнул в одну из них! Кругом камни, а перед нами глубокая яма. Тьма быстро спускалась как ночной сель. Мы тогда не на шутку перепугались, да?
—Ты тогда чуть не упал в ров…
—Это из-за того, что ты закричал истошно… Ты помнишь, что тогда сказал?
Алтыбай, сидевший, свесив ноги с камня, повернулся ко мне:
— Когда я посмотрел на него, он весь дрожал и отступал назад — прямо в ров. Он просто испугался. На его месте любой точно также повел бы себя. Я закричал: “Не оглядывайся назад!”…
— Да, верно! Вот именно это ты и сказал! — Поэт перебил Алтыбая. — Ты сказал: “Не оглядывайся назад, если оглянешься, у тебя закружится голова и ты упадешь в яму. Лучше посмотри на вершину, тогда ничего с тобой не случится!”. Я никогда не забуду эти твои слова. Все время рассказываю об этом случае своим друзьям-поэтам. И себе тоже иногда твержу: “Мы должны смотреть вперед, а не назад, и стремиться только вперед!”.
Мы тогда не дошли до Бешбармокота, но в любом случае достигли ее подножья. Потому что, когда мы смотрели наверх, тюбетейка скатывалась с головы. Уставшие до полуобморочного состояния, мы вернулись в деревню, когда стемнело. Вчерашняя супа была полна гостей: четыре его брата, старейшины деревни, директор школы, учителя, родственники, одноклассники… На их лицах была неподдельная гордость за односельчанина, который стал большим поэтом.
Первым делом гостям подали кесканош[33], следом гильминди[34]. По-моему, каждый съел по семь-восемь кусков этого удивительно вкусного блюда, замоченных в кипящем сливочном масле с большим количеством мучной похлебки…
4
Давайте на этом прекратим рассказы про гильминди и вернемся к началу нашей истории – величественному дворцу, где Поэт читал стихи. Один из профессороподобных преподавателей задал очень интересный вопрос – о генеалогическом древе.Послушайте, что тогда сказал Поэт:
— Мой отец Олим, отца Алима звали Суюн, отца Суюна —Мирзабай, отца Мирзабая —Нарбай, отца Нарбая —Куйгельды, отцы Куйгельды— Аллаяр, отца Аллаяра —Акад, отца Акада —Аширмат, отца Аширмата —Суюшходжа, отца Суюшходжи —Чурагай мирза, отца Чурагаймирзы —Шоманмирза, отца Шоман мирзы —Бегихира, отца Бегихиры —Холмат, отца Холмата Чуянкалтак, отца Чуянкалтака — Кирошар! Наш самый далекий прапрапрадед, которого звали Узгон, своей родословной восходил к одному из пророков!
Дворец разразился аплодисментами. Браво! Молодец! — послышались восхищенные возгласы. Поэт, будто не обращая внимания на аплодисменты, продолжал громким голосом: — Каждая живая душа, которая считает себя узбеком, должна знать роды и племена, составляющие 92 ветки узбекского народа. Есть народная поговорка: “Рабом называют того человека, который не знает свою родословную до седьмого колена”. Родина, прежде всего, начинается с хижины, где человек родился и вырос. Надо знать родину, родные просторы, свой род, дальних родственников, ну и, конечно же, историю своей семьи. Узбек, не знающий своей родословной, это не узбек! Кто не знает свое генеалогическое древо, тот не знает себя! Кто не знает себя, тот не знает своей страны, кто не знает своей страны, тот не знает своей Родины! А кто не знает своей Родины, тот не любит свой народ, родню и друзей! Скажите, разве бессердечного человека можно назвать человеком?!
Возможно, на свете нет более любопытных людей, чем студенты. Теперь послушайте следующий вопрос:
— Где вам дольше всех аплодировали?
— В Туве! —не задумываясь ответил Поэт, словно, ждал этот вопрос. —Не в Куве, а в Туве. В России есть такой маленький край, который называется Тува. Он расположен в верховьях реки большогоЕнисея между глубокими ручьями и высокими горами. Население его составляет около трехсот-четырехсот тысяч человек. Коренное население происходит от наших же тюрков. Язык тоже очень близок: правду они называют “шин”, то есть чин, а водку “араха”. Географически эту местность называют “Центром Азии”, поскольку она находится в самом сердце Азии. В городе Кызыл на южном берегу реки Енисей в живописной аллее установлен обелиск “Центр Азии”, на котором высечена надпись: “Эта земля есть дно Азии”, то есть имеется в виду центр. Словом, во времена бывшего Союзаздесь проходил международный слет молодых поэтов-писателей. Во Дворце культуры проходил вечер поэзии. Известные поэты со всего мира читали стихи. Люди аплодировали по-всякому, в зависимости от симпатии к выступавшему. Вдруг объявили мое имя и в этот момент в зале начались аплодисменты еще до того, как я вышел на трибуну! Не говоря уже о знаменитостях, я сам был в шоке. “Боже мой! —шепчу я. — Откуда они меня знают?!”. В общем, эти аплодисменты были еще цветочками по сравнению с теми, которые прозвучали после того, как я прочитал стихи. Публика громко хлопала в ладоши, зрители восхищенно свистели и топали ногами, зал буквально разрывался от шума и аплодисментов… Потом я узнал, что девяносто процентов присутствовавших в зале были наши узбекские ребята, работавшие на так называемом БАМе, огромном строительстве того времени — Байкало-Амурской магистрали… — Снова смех в зале. — Что касается меня, то я в тот день стал народным поэтом Тувы. Глава Автономной Республики Тыва встал и объявил, что ятеперь народный поэт Тувы!
— Было ли у вас еще более интересное событие в жизни, чем этот случай? — спросил другой студент.
— Было. В Алмате. Расхохочетесь, когда услышите это. Мы поехали в Казахстан в восьмидесятые годы прошлого века. У меня много друзей-казахов. Каждый день мы пили кумыс[35]и бузу[36]. В общем, сидим в отличном ресторане. Настроение супер. Я болтаю без умолку. За столом рядом с нами сидели четыре девушки -казашки. Должно быть, я очень сильно хвастался, потому что меня хлопнул по плечу приятель—поэт по имени Тынышбай:
—Если ты такой крутой, попробуй подцепить вот этих красавиц?!
Ах, молодость, молодость! Я и не заметил, как встал и подошел к девушкам. Подойти-то я подошел, но растерялся и не знал, что им сказать. А мои казахи сзади внимательно наблюдают за мной. Словом, я рискнул и положил руки на спинки стульев двух девушек и наклонился.
“Вы меня знаете?”— сказал я с гордостью.
Девушки, повернувшись ко мне, как птички, уставились на меня с изумлением. Все они были прекрасны, нет слов. Я заговорил и меня невозможно было остановить:
— Сегодня у казахов есть два великих акына, подобно Абаю. Один из них Олжас Сулейменов, пишет по-русски, второй — я (я назвал свое имя) — пишу по-узбекски. Когда к вам подходит такой известный поэт, почему вы не встаете и не здороваетесь?!
Смелость часто приносит хорошие результаты, ребята. Неожиданно девушки зашептались и встали, одна из них принесла свободный стул, другая налила мне красное вино. Мои приятели, которые с нетерпением ждали бесплатного зрелища, думая, что казахские девушки сейчас проучат меня— “сарта”, раскрыли рты от удивления!
— Вы когда-нибудь оказывались в неловком положении после лжи? —задали вопрос.
До того, как ответить, поэт расхохотался:
— Э-э! Было такое. Очень неловко себя чувствовал. Видимо, год был високосный. Я пригласил друга на обед. Он постился в это время. Я не помнил, когда начался месяц Рамадан. Чтобы про меня не подумали, что я из числа неверных, три дня я держал пост. За это время желудок успел испортить. Видимо, у меня была язва. Сходил к врачу, онпосоветовал мне есть почаще. По неосторожности я проговорился, что из-за проблем со здоровьем был вынужден притворяться. И тут мой друг говорит: “Сегодня же первый день месяца Рамадан. Выходит, вы начали поститься за три дня до начала священного месяца!”.
Снова смех в зале… Смех бывает заразительным, поэтому я вспомнил еще один смешной случай.
У меня есть друг в Ургуте по имени Куддус Аскаров. Многие годы он заведовал районным отделом образования. Он любит литературу, юмор. В общем, этот друг женился. Между Ташкентом и Ургутом большое же расстояние, и когда мы приехали, свадьба уже началась. Впереди журналист Мирзаахмад Алимов, Поэт посередине, я сзади заходили в свадебный зал, когда, пританцовывая, подпрыгивая и делая круги в зале, к нам подкатила красивая танцовщица и, подмигивая бровью, поприветствовала Поэта. Мы дошли до предназначенного нам стола, а танцовщица никак не отстает. В зале сидели мои односельчане и родственники, поэтому мне было очень неловко. Аксакал, — прошептал я ему на ухо, — скажитеэтой даме, пусть подальше от нас делает свои компрометирующие выходки. – Я ее не знаю, — спокойно ответил Поэт. А танцовщица тем временем доставала нас, как назойливая муха! Поэт отвел взгляд от танцовщицы и взволнованно прошептал: «Ей Богу, я не знаю ее. В первый раз ее вижу. Но, имейте в виду, что феи узнают великих поэтов по глазам, да, именно по глазам, брат!»
5
У меня много историй, которые все хочется передать на бумаге. Одна интереснее другой! Некоторые я видел своими глазами, некоторые услышал. В общем, каков Поэт, таков и его характер. Иногда он кажется очень простым, наивным, равнодушным ко всему, ему “море по колено”, а порой он взвинченный, он как река, которая течет то спокойно, то бешено поднимает глину со дна, не вмещаясь в свое русло… Но в любом случае на него невозможно держать обиду, он близок тебе по духу, ты с ним на одной волне, он с первого взгляда нравится тебе и ты понимаешь, что он, прежде всего, человек, человек высоких нравов, Однажды услышав его речь, ты становишься его другом на всю жизнь – настоящим другом, что, если не видишь его, то скучаешь по нему. Те, кто его не знают, считают его заносчивым человеком, с гонором. А для близких он скромный, немногословный, умеющий держать слово, простой и искренний человек. Разве можно не любить такого человека, который уважает собеседника, не перебивает, не отвлекает и не делает ему замечания, пока не выслушает до конца? А как он к месту использует примеры устного народного творчества! Его изысканные фразы нашли свое более отчетливое отражение в его последних двух книгах: “Эй, друг” и “Времена года на Родине”. Ох! Какие там замысловатые обороты речи”! Особенно в книге “Эй, друг”! Это было стилистическое новаторствов поэзии. Профессор Казакбай Юлдаш дал точную оценку его оборотам, появившимся как продукт творчества вследствие оптимистических чувств Поэта: “Он открыл так называемый жанр “оборотов в речи”, удобный для поэтического выражения мыслей и чувств, который означает нечто, дошедшее до совершенства, труд, действие, поступок и т.д. С помощью этих оборотов Поэт, повидавший в жизни многое, запечатлел свои философские наблюдения. И даже некоторые слова-рассказы Поэта тоже превращаются в обороты. Он умел находить общий язык со всеми, уважал окружающих, поддерживал беседу, исходя из круга общения, он говорил со взрослыми по-взрослому, с детьми по-детски, с дехканами на их языке, с учеными-по-ученому… Где-то, забыл точное место, спор зашел о силе простого слова. Поэт выразил свое мнение всего одним примером:
— Давайте подробнее разберемся со словом “непонимание”. Если бы все были честны и чисты, заботились и поддерживали друг друга, то не было бы конфликтов, воровства, грабежей, мошенничества, предательства, лицемерия, войн, споров из-за дома или собственности, не было бы необходимости боротьсяза государство и власть. В таком случае, ряд существующих ныне систем и организаций ушли бы в небытие: полиция, юстиция, прокуратура, в общем, в этом бренном мире само государство было бы уже не нужно. Смысл простого слова “непонимание” настолько широк и глубок, что, если бы некоторые люди понимали, чего не следует делать и что делать, мир стал бы намного лучше.
Знаете, в чем главная добродетель Поэта? Это не мудрость его и не нелюдимость! Все дело в том, что он Поэт! Что выделяет его среди других? У тех, кто знает его стихи, ответ на этот вопрос готов: ПУБЛИЧНОСТЬ! Следующий —ПОСВЯЩЕННОСТЬ. В одной из своих статей профессор Казакбай Юлдаш высказал такое мнение об истоках творчества Поэта: “Он последний из поэтов-могикан в плане отражения духа народа в формате фольклора”. Молодец, брат, подобрал нужные слова! “Последний поэтический могикан!”. Действительно, у кого есть такие искренние строки, написанные простым народным языком? Когда читаешь книги некоторых поэтов-писателей, поражаешься их скудному словарному запасу, который не превышает более одной тетради с двенадцатью страницами. Однако шесть столетий назад наш великий предок Навои доказал, чтонаш родной узбекский язык является самым богатым и разнообразным языком в мире. Хочу сказать, что еще одно преимущество в творчестве моего брата – это его богатый лексикон. Он тонко чувствует звучание слов, бережно относится к нему, использует жадно, ищет и находит всеобъемлющие и красноречивые фразы, которые на грани исчезновения, и находит им удачное применение. Удивляют содержательные выражения, которые в его произведениях плавно переходят в мудрость, очарование поэтических образов, душевное волнение, искренние переживания, бушующие, как океан, и глубокие мысли на дне этих красот. Острый взгляд поэта, богатство эмоций, впечатляющие духовные образы, яркость символов вызывают в сердце нежные чувства. Беспокойное сердце, которое бьется с мечтой увидеть людей совершенными… наполняет волнением и вашу душу. Простые, понятные, жизненные, интересные, ироничные, содержательные строки, впечатляющая выразительность в стихах, естественные переживания, нелепые противоречия и извивы в человеческой психике побуждают много думать, глубоко размышлять, делать разные выводы. Несомненно, эти качества основаны на трудолюбии и многолетнем жизненном опыте Поэта. Не могу забыть однуего фразу, сказанную им в одном из наших бесед: “Прежде чем что-то писать, надо его прожить. Независимо от того, кто он, поэт, писатель или художник, прежде чем сесть на коня, он должен пройти определенный путь и иметь жизненный опыт. Вода, бьющая из источника, вкусна потому, что она проходит столь трудный путь, пробиваясь сквозь камни!”. А вот еще одна его крылатая цитата: “Чтобы хлеб был вкусным и красивым, тесто не спеша настаивают. Произведение тоже надо доводить до совершенства, а потом подавать на стол читателя”. Он и сам четко следует этому правилу. Может быть, поэтому нас восхищает безграничная красота, глубокая философия, эстетическая привлекательность и прекрасные художественные открытияв его творчестве. Читая его стихи, живо представляешь перед глазами шелест листьев, чувствуешь запах после дождя, слышишь, как звенит ручей, паришьв небе над снежными вершинами вместе с горными орлами. Он завораживает читателя. Он не льстит, он благоговеет пред поэзией. Потому что поэзия – его судьба!
…На одной из встреч в Джизаке студент, который писал “Дипломную работу” по его творчеству, спросил, в чем причина того, что он никому не подражает. Поэт ответил на это полушутя: “Абдулла Арипов сказал, что подражание похоже на то, как кто-то носит чапан старейшины, которого знает вся махалля. Но знайте, что нет подражателя, который бы превзошел меня. Я подражаю себе с того дня, как беру в руки карандаш и пишу стихи”.
Так ли это? Неужели, в его работах не чувствуется подражание кому-либо? Об этом лучше знают литературоведы. – Определить это, скорее, дело литературоведов, чем нас. Однако в его пронзительном крике и декламировании есть явноеподражание! Это подражание природе, звуку грома и молнии! Гром и молния существуют испокон веков. А крик? О, Боже! Крик… однажды тоже стареет ислабеет… Где сейчас Гафур Гулям, который читал свои стихи во весь голос?!
Нет более жестокой силы, чем человеческое воображение. Иначе откуда в этот момент, когда Поэт громогласно читает стихи в роскошном дворце, оно подползает на ум, как гремучая змея. Увы и ах!..Голос Поэта, действительно, не так уже громко звучит, как раньше. В этом и вся беда! Жестокое время не пощадилои силу его голоса. Однажды его крик души переместится в книги и отзовется эхом в его поэзии. Но это будет уже другой крик. Это будет совершенно другой мир…
Когда думаешь об этом, тело ноет, наступает панический страх. Но это простая и старая как мир истина: всему живому когда-нибудь приходит конец! Это понятно как дважды два. Мы это знаем и понимаем, но делаем вид, что не знаем и не понимаем. Но хуже всего то, что вместо того, чтобы понимать и заботиться друг о друге, мы причиняем близким боль, унижаем их и давим. Кому нужна похвала после смерти?! Вот перед нами стоит уважаемый узбекский поэт и читает стихи. Он был когда-то высоким, стройным, с гордым характером, присущим горцам, с черными, как смоль, волосами, спадавшими на лоб. Его шаги были тяжелыми, его рык был подобен львиному – в его голосе веяла “божественная сила”. Даже поэты восхищались им, когда он читал стихи. Он как ураган выходил на публику. С его появлением люди оживлялись. Он не умел спокойно сидеть, съежившись в углу, любил сразуи сходу привлекатьк себе всеобщее внимание, бурно ввязывался в споры. У-ух! Где его густые, растрепанные волосы?! Они сегодня поредели и поседели… Длинные и короткие морщины образовались на лбу, когда-то прикрытом под волосами. И крик его уже не тот. Теперь его голос будет тончать, попробуй нарушить закон природы! Что ему нужно в такие минуты, кроме ласковыхи добрыхслов?! Слова, похожие на зеленую траву и цветы в поле! Добрые слова поддержки, которые не купишь на деньги. Говорили ли вы ему эти слова? Смогли ли поддержать его словом?! Если да, то низкий вам поклон!..
Читая этот текст, ради Бога, не подумайте, что “бедногоПоэтане ценили в свое время…”. Он не причинял вреда даже мухам, но и в обиду себя им не давал. Он в полной мере наслаждается любовью и уважением как народа, так и власти, которыми Творецможет наделить своеголюбимого раба. В начале рассказа я упомянул, что он объездил чуть ли не полмира, несколько лет руководил газетами “Ўзбекистон овози” и “Голос Узбекистана”, избирался депутатом Олий Мажлиса Республики Узбекистан, удостоился высокого звания “Заслуженный работник культуры Узбекистана”, является почетным членом многих престижных обществ и международных организаций и он все еще в седле – главный редактор известного журнала “Гулистон”. Его дом полная чаша: дети, зятья, невестки, сваты, друзья и приятели. В прошлом году соотечественники уважили его как святого: вСамаркандском государственном театре оперы и балетасостоялся литературный вечер, посвященный его 60-летию. Сам хоким области заказалдля него вышитыйбухарскими мастерамичапан и подарил изящного скакуна! Словом, это Поэт, которого любит и Господь, и народ. Он всего добился честным трудом.
Эх! Как бы то ни было, но браво тем, кто ценит крик во время крика!
Поэт кричит и читает стихи. Закройте глаза, опуститесь рядом. Слушайте. Поэт декламирует:
—Эй, друг!
Моя душа всегда на небесах, а тело на земле,
Мой друг орел, парящий против молнии.
Мой дед Суюн, отец Олим, меня зовут АЗИМ.
20 мая 2009 г.
АЗИМ СУЮН:
Родился 22 февраля 1948 года в деревне Накурт у подножия Нуратинских гор. После окончания средней школы учился на факультете журналистики Ташкентского государственного университета. Работал на различных должностях в издательстве литературы и искусства им.Гафура Гуляма, Государственном комитете по печати, Союзе писателей Узбекистана, газете “Халқ сўзи” (“Народное слово”). Газету “Голос Узбекистана” он возглавлял почти десять лет, затем стал главным редактором журнала “Гулистон”.
Азим Суюн автор книг:
“Мое небо”, “Удар”, “Судьба земли”, “Мечты”, “Сияние дороги”,”Наказание”, “Далекие утренние зори”, “Любящие и любимые”, “Твои черные глаза”, “Сарбадары”, “О самом себе”, “Восточная мудрость”, “Эй, друг”, “Времена года на Родине” и другие книги.
Заслуженный деятель культуры Узбекистана, член Всемирной академии культуры и искусств Азим Суюн скончался 9 марта 2020 года в Ташкенте.
[1] Восхищенное восклицание
[2]В Узбекистане так называют 40 дней жары летом с 25 июня по 5 августа. Бывает и зимняя чилля.
[3] Название местности
[4] Название местности
[5]Затвердевшая гончарная глина
[6] Народный писатель Узбекистана
[7] Народный писатель Узбекистана
[8] имеется ввиду А.Суюн
[9] Большие дыни сорта “Торпеда”
[10] Название горной местности
[11] топчан
[12] ватный матрас
[13] печь для приготовления лепешек
[14] Волкодав, кличка собаки
[15] Мама- на местном диалекте
[16] Легкая, восточная, мужская накидка
[17]Кувшин с тазиком для умывания
[18] Скатерть
[19] Холодный, обезжиренный, жидкий кефир
[20] Национальное блюдо
[21] Названия национальных блюд
[22] Названия национальных блюд
[23]вещество вроде табака
[24] Эпосы
[25] Народные сказители
[26] Национальный струнный музыкальный инструмент
[27] восточный мужской халат
[28] Вознаграждение за хорошую весть
[29]высший представительный и законодательный орган власти
[30] названия растений
[31] растение
[32] Поэты и мыслители
[33] Лапша
[34] Национальное блюдо
[35] Кумыс – кисломолочный напиток, который готовится из кобыльего молока путем брожения.
[36]Буза – напиток. Раньше, когда не было готовых овсяных хлопьев, хозяйки готовили его из цельного зерна.