***

Я человек, в котором заперт свет.
Он рвётся из меня, стремглав, наружу.
Уже чуть больше, чем полсотни лет,
Я тьму сердечную стихом утюжу.

Ленюсь читать Толстого и Басё.
Мои пространства в звёзды не обуты.
Я – мир, в котором нет меня, и всё.
Ни вздоха, ни одной моей минуты.

Я песню о себе затёр до дыр.
Живу под крышей солнечного дома.
В любом краю вселенной слово Мiръ
Понятно до последнего бинома.

Я завещаю прошлое беречь.
Играть в судьбу по правилам театра.
Вам оставляю жизнь свою и речь,
Чтоб вы не заблудились в вашем завтра.

 

***

Всё начинается с меня.
Я – мера времени и счёта.
Казалось бы, всего лишь йота,
Один кирпич в стене Кремля.

Всё начинается с меня.
Во мне самом и суть, и дело.
Я каждый шаг чеканю смело,
И жизнь растёт день ото дня

И ширится, ревёт ревмя…
Мне не нужны ни смерть, ни треба.
Земля моя и это небо –
Всё начинается с меня.

 

* * *

Стихи озаряют и снова
В душе оставляют свой след.
Священно в поэзии слово.
Сакрален ритмический свет.

Поэзия – лезвие, бритва…
А может быть, даже острей.
Поэзия – та же молитва,
А может быть, даже сильней.

Она – неусыпное бденье.
Стихи, как светила в веках.
А звёздное в небе скопленье,
Лишь пыль на её каблуках.

 

* * *

Я в стихи про любовь не играю,
Я их пестую в недрах души
И шагаю по самому краю,
По дороге безмолвья в тиши.

Я уйду, и дотронется ветер,
И погладит прозрачной рукой
Те стихи, где мы порознь на свете,
И стихи – где мы вместе с тобой.

Боже мой, как тепло и отрадно!
Луч закатный на землю прилёг.
И порхает над облаком складно
Чернокрылая ночь-мотылёк.

Может быть, хорошо, может – плохо,
Рифма, милая, не прекословь!
Я пишу до последнего вздоха –
Не играю в стихи про любовь!

 

ПИСЬМА В СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК

Мои письма в серебряный век.
Запах ладана, воска и пыли.
Февралём отутюженный снег.
Вьюги в ящик почтовый набили
Мои письма в серебряный век.
Футуристы в лиловых штиблетах…
Там, в Калуге, глухой человек
Пишет мне при свечах о ракетах.
Мои письма в серебряный век.
Серый войлок солдатской шинели…
Дней весенних бурливый разбег…
Грохот пушек и посвист шрапнели…
Мои письма в серебряный век:
Бездорожье берёзовой воли,
Половодье стремительных рек.
Льды трещат и страдают от боли…
Мои письма в серебряный век.
Ровный почерк взрывного столетья,
Неизвестный поэт имярек,
Что ни строчка – одни междометья!
Февралём отутюженный снег.
Дней весенних бурливый разбег.
Половодье стремительных рек.
Мои письма в серебряный век.

 

* * *

Не бросай меня, Русь, в канаву,
На обочине не забудь.
Буду петь твою мощь и славу,
На твою припадая грудь.

Не нужна похвала и злато,
Ничего не спрошу взамен.
Будь красива, живи богато,
Подними мой народ с колен.

Днём с огнём не отыщешь неба,
Если будешь в тревогах дня…
А на сердце одна потреба:
Ты живого люби меня.

 

* * *

Густо с неба дожди потекли.
Мне, пожалуй, теперь не добраться
До заброшенной русской земли,
До священного русского братства.

Хоть шаром покати – я один
В чистом поле, и пахарь, и воин.
Я дожил до преклонных годин.
Я глубоких морщин удостоен.

Путь-дорога моя впереди:
Обрету долгожданную сушу.
Просто хлынули с неба дожди.
Затопили – по самую душу.

 

УЛИТКА

Всё лучшее останется. Не лгу!
В душе когда-то грусть-тоска жила.
Я шар земной таскаю на горбу
Ух, как же эта ноша тяжела!

Нет. С этим небом не разлучен…я –
Улитка. Медленно ползёт луна.
Путь млечный – это только тень меня.
Небесная и хрупкая она.

Кто я все эти миллионы лет?
Улитка! Этот жребий выпал мне.
Я оставляю в небе млечный след.
Я шар земной таскаю на спине.

 

* * *

У гениев разницы в возрасте нет.
Земные столетья и вечность – порука.
Роднится Чайковского радужный цвет
С есенинской лирою чистого звука.

Царь Пётр, ступая гранитной ногой,
Шёл гоголем. Плотником был и матросом.
Да разве он думал, что Гоголь другой,
Чуть позже оставит пол-Питера с носом.

Мечтал Достоевский – несчастный игрок.
Бедняга, за деньги закладывал строчки.
И пушкинский гений преследовал рок.
Некрасов проигрывал всё, до сорочки.

Творил Ломоносов миры для наук.
Он был Леонардо славянского дела.
Как много дано, для одних только рук.
Жизнь в этих руках для России кипела.

Меж гениев разницы, в сущности, нет.
Служение их – строить Храм мирозданья.
Поэты, художники – титульный свет.
Как будто бы с совестью нашей свиданья.