Как всегда на всех вокзалах, ничейный женский голос без определенного места нахождения, неясного возраста и таинственной внешности объявил посадку на фирменный поезд в Москву.
Совсем не старый, но и немолодой человек неспешно двинулся к подземному переходу, на платформу, к своему поезду. Истинному возрасту Николая Петровича в точности соответствовала его прическа, про такую говорят: «Режь, все равно плешь». Возрасту пассажира соответствовал и его статус. Однако пенсионеру явно недоставало бородки, шаркающей походки, шепелявой речи, провалов памяти и многих других старческих признаков. Потому что пенсионером он был молодым и вполне еще трудоспособным. Среди прочего излишними для возраста Николая Петровича были, возможно, все чаще всплывающие воспоминания детства, проведенного на северах, и студенческой юности, прошедшей в 60-е годы на юге Украины. А тут и отпуск подоспел, самое время навестить места своей детской и юношеской славы.
Сказать, что одному в дороге весело, будет неправда. Николай Петрович звал с собой супругу. Повезло ему, в зрелом уже возрасте встретил любимую женщину. С ней вырастили двоих детей, дождались внуков, отметили уже не один юбилей брачного союза. Но здесь ничего лучшего верная подруга жизни не придумала:
– Что за отдых такой? Это места не славы, а хулиганского детства, дурацких похождений, твоего первого брака, – такими серьезно-шуточными словами она отказала туристу составить компанию и скрасить его одиночество.
Однако в дорогу мужа собрала, пожелала счастливого пути и скорого возвращения. Николай Петрович еще раз перечитал восстановленную совсем недавно переписку с другом детства – журналистом, и бывшим однокурсником, теперь уже военным пенсионером. Один звал его на север встретиться с одноклассниками, другой – в южный приморский город навестить альма-матер. Напоследок Николай Петрович перелистал и отложил на конец отпуска неоконченную рукопись своей повести о дурацких похождениях, на этом сборы и закончились.
Путь вдоль состава к своему вагону не стал счастливым, как того желала супруга, – неблизкая дорога, с несколькими пересадками, еще впереди. «Счастливым путь, наверное, будет позже», – Николай Петрович был в предчувствии встречи с постаревшими друзьями, но что возвращение окажется таким скорым, никак не ожидал.
Свое нижнее место Николай Петрович нашел в купе, где свои места осваивали попутчики.
– Добрый вечер, – приветствовал пассажиров Николай Петрович.
– Добрый вечер, точнее, доброй ночи, – вразброд, но почти дуэтом ответили юноша, лет чуть за двадцать, и миловидная женщина чуть постарше. За ней спрятался еще один маленький пассажир. На миг Николаю Петровичу показалось, что он встретился со своим прошлым. Из-за маминой юбки выглядывало его детство, в юноше он увидел себя в студенческие годы, попутчица была похожа на его первую жену лет тридцать назад.
– Вы не поможете мне достать матрац?
Безадресная просьба прозвучала как вопрос, на который напрашивался такой же по форме ответ: «Не поможете?» – «Нет». На вопрос: «Поможете?», скорее всего, прозвучало бы «Да».
– Конечно, – после двух-трех ловких движений матрац тут же оказался внизу.
Молодой человек с радостью выполнил эти легкие для него движения. Николай Петрович и сам с удовольствием помог бы женщине, но помешали философские раздумья.
По всему видно, молодые люди тоже оказались случайными попутчиками. Старшинство среди соседей накладывало некие обязательства взять инициативу и разрядить обстановку в компании незнакомых людей: «Надо бы представиться, познакомиться, может быть, рассказать какую-нибудь историю, а то так и будем молча ехать, каждый сам по себе. Но ведь время позднее, какие истории?…», – подумал Николай Петрович, и протянул руку для приветствия к самому младшему:
– Привет, путешественник, тебя как звать?
– Аркаша, – за привычным вопросом немедленно последовал привычный ответ.
Вроде к месту вспомнился давний анекдот о таких же двух попутчиках в поезде: взрослом мужике и мальчике с пионерским галстуком на шее: Как тебя звать? – Аркаша. – О, и я алкаша. Ты откуда едешь? – Из лагеря. – Так и я из лагеря. Тебе сколько лет? – Десять. – Надо же, и мне десять. Ты куда едешь? – К бабе. – Надо же, и я к бабе…
Нет, такой анекдот не разрядит обстановку, – решил Николай Петрович и продолжил разговор:
– Давай, я тебя буду по-взрослому называть: Аркадий.
– Ладно.
– А меня звать Николай Петрович, дядя Коля, – и тут же, вспомнив своих внуков, поправился, – дед Коля. Куда же ты едешь, Аркадий?
– В Москву, к папе, – для уверенности в своем ответе он посмотрел на маму.
Взгляд Николая Петровича последовал туда же, но на мамином лице не увидел радости. Скорее, наоборот. Мелькнула мысль: «Ну вот, опять какие-то житейские разборки…».
Женщина, однако, быстро поддержала взаимное знакомство:
– Таня.
А меня Сергей звать, я тоже в Москву, – в разговор включился еще один сосед. Официальная часть на этом закончилась.
– Ну и хорошо, – подытожил знакомство Николай Петрович. – Как говорится, утро вечера мудреней. Давайте располагаться на ночь, а там видно будет. Таня, занимайте внизу мое место, а мы с Сергеем, по-молодецки, на верхних полках. Пойдем, Сергей, в коридор. Аркадий, и ты с нами, пока мама тут устроится.
Поезд набирал ход. За темными окнами проплывали то гуще, то реже огни пристанционных и окраинных построек, свет проезжающих машин. Мост, опять быстрее, темная степь, опять огни, чуть медленнее, постройки, огни чаще, ярче, реже, дальше, снова степь… Сотни человеческих судеб мчались к каким-то новым поворотам, к новым проблемам, к их решениям. Через полчаса-час вагон притих, каждая судьба расположилась на своем месте, поезд уверенно вез их к надеждам на лучшее.
Николай Петрович не страдал бессонницей. Место на верхней полке тоже было привычным. Сколько проезжено за долгую жизнь? Он мысленно пересек бывший Союз от северных до южных морей, от Прибалтики через всю Сибирь до Японского моря. Посчитать, сколько километров и часов проезжено, просто невозможно. Да и зачем? Жизнь состоялась. Тогда куда и зачем с другими мчится его судьба?
…В темноте купе Николаю Петровичу вдруг почудилось, что Аркадия в поезде оставили одного, и он никак не может уснуть. Сплошная поначалу темень сменилась видениями. Верхние полки превратились в страшных мохнатых зверей, светильники на потолке – в огромных хищных птиц. Контуры этих животных меняли форму, перемещались с места на место. Выход один – закрыть глаза. Тоже плохо. В голове мальчишки вдруг всплыли совсем непонятные картинки – холодный деревянный барак, снег, голод, неряшливые плачущие дети, строгие тети. Опять свет, темно, зверь, птицы, закрыть глаза, барак, голод, дети. Среди вереницы этих видений вдалеке вдруг появилось родное, улыбающееся лицо мамы Тани. И Аркадий спрашивает ее:
– Ну почему, зачем ты уехала и бросила меня?
Наступили тепло и сон. Новое утро все поставило на свои прежние места, мама была рядом…
Проснувшись, Николай Петрович понял, что ему приснился его же давний-давний детский сон, перемешанный с событиями вчерашнего дня. Это позже, ближе к совершеннолетию, Николай Петрович узнал, что на далеком севере в послевоенные годы он был в доме ребенка, пока его не взяли в приемную семью. Отсюда и страшные детские сны, которых не пожелаешь благополучному Аркадию. Соседи еще спали и, дай Бог, видели приятные сны. За целый день и еще одну ночь до Москвы много чего хорошего может присниться.
Дорожный завтрак с домашними заготовками и казенным кипятком прошел в дружеской обстановке.
– Я вспомнил одну бабулю. – Начал Николай Петрович. – Это было на Украине, сейчас говорят «в Украине». Так вот, старушка из далекого хутора впервые приехала в большой город, увидела толпу народа и громко удивилась: «Чё цэ людэй стики? Хай, я к дитям та онукам прыихала, а воны куды?». А теперь, ребятки, про себя. Хай, то есть ладно, я в отпуске, еду в давно знакомые мне места проведать друзей, которых много лет не видел. А вы-то куда?
За расспросами, кто, куда и зачем, начались рассказы, продолжение которых намечалось на весь оставшийся путь.
Странным кажется, многие сокровенные мысли люди прячут от соседей, сослуживцев, даже близких людей. Малознакомым людям в мимолетных встречах на вокзалах, в поездах, в больничных палатах, на отдыхе человек готов поделиться наболевшим. Скорее не сочувствия ради, а чтобы выговориться, чтобы душе стало легче, чтобы уверовать себя в правоте своей и ошибках других.
Пока сын занялся чтением букв и разглядыванием картинок, Таня призналась новым знакомым, что едет оформлять развод.
– Знаете, в пятнадцать девчонке влюбиться, это как в книжках. Сплошная романтика. Тем более, если парень на пять лет старше тебя.
Продолжение Таниных откровений Николай Петрович воспринял, может быть, немного по-своему и примерно так:
…Теплое-теплое лето, раннее утро, солнце чуть взошло над горизонтом. Таких приятных рассветов и дней всего бывает раз в жизни. Двое слегка покачиваются в причаленной у берега чьей-то рыбацкой лодке, солнышко нежно и ласково пригревает лицо, плечи, руки. Так же нежны и ласковы прикосновения. Нежны и ласковы их мечты, беспорядочной вереницей мчащиеся друг за другом.
В нарисованной яркими красками светлой картине на безграничном холсте проглядывались и слышны были горячие обещания: «Давай поженимся». «Родители? Мне же скоро семнадцать, нас и так распишут». «Где жить? Мы уедем в другой город». «Квартиру снимем. Я буду работать, а ты будешь учиться». «Хорошо, и я буду учиться, заочно». «Дети? Нет, сначала у нас детей не будет». «Конечно, люблю». «Правда? И ты тоже?». «Конечно, навсегда». «Только тебя»…
Сквозь раздумья Николай Петрович услышал прозаическое окончание Таниного рассказа:
– Книжная романтика сменилась буднями. Поженились, расписались, уехали, сняли квартиру. Он остался учиться, а я к родителям через полгода уехала. Родился Аркаша, Аркадий то есть. Может быть, муж и любил. Но, как оказалось, не навсегда. У него давно другие женщины. Все надеялась, как-то сложится, одумается. Оказалось, зря. Он просит развод, теперь я уже согласна, все равно семьи не получилось.
Все это Таня рассказала без печали и радости, смирившись с давно созревшим решением. Сергея, похоже, история тронула, у него-то по жизни все еще впереди. Возможно, его интересовали в этой истории какие-то детали. Может быть, он сам хотел что-то рассказать, но удерживал себя. Наступила неловкая пауза, которую пришлось заполнить Николаю Петровичу:
– Танюша, твоя история напомнила мне мои юношеские годы. Только там все произошло с точностью до наоборот. Слова, которые говорил тебе твой избранник, и я говорил сорок лет назад своей девушке. И так же мечтали, женились, уехали, разъехались. Не выдержала молодая жена разлуки, неверной вернулась к мужу с маленькой дочкой, когда было где и на что жить. Только жизнь-то все равно, как ты говоришь, не сложилась, через десять лет мы развелись. Правда, я давно понял: что ни делается, все к лучшему. Новый брак по любви и по сознательному уже, взрослому расчету выдержал проверку временем, оказался прочным и нерушимым. Эх, зря супруга не поехала со мной.
Тут и Сергей набрался смелости, включился в разговор:
– Таня, вы так привлекательны, молоды, у вас такой чудный сын. Уверен, не может вам не встретиться достойный человек. Жизнь-то еще только начинается.
– За добрые слова, Сергей, спасибо. Да, я думаю, мы с Аркашей и сами хорошо справляемся, мы люди самостоятельные. Правда, Аркаша?
– Не Аркаша, а Аркадий, – поправил маму сын и с надеждой посмотрел на Николая Петровича.
– Ну, правильно, ты ведь у меня взрослый, – согласилась мать.
Как-то само собой Таня переключилась на сына, затеяла с ним бытовые разговоры, детские игры, в которых нам с Сергеем не было места. Мы вышли из купе.
Степные просторы за окном сменились пейзажами средне-волжской растительности.
– Таня, правда, симпатичная женщина, – по-мужски согласился с Сергеем Николай Петрович, – с сыном у нее хорошие отношения. Жаль, что парень без отца останется.
– Сколько таких брошенных на свете? Я тоже рос без отца, даже не помню его. Тяжело было матери, но она вырастила нас двоих. У сестры своя семья. И мне пора определяться. Институт уже закончил, работа у меня перспективная, сейчас в Москву еду заключать контракт новый.
– Институт закончил, а избранницы нет?
– Да, это целая история. Я тоже влюбился лет в семнадцать…
Сергей не успел продолжить тему, из купе выглянул Аркадий:
– Дед Коля, можно с вами?
– Иди, посмотрим в окошко.
Аркадий ловко устроился между двух взрослых рук, встал на невысокий приступок вдоль вагона и спиной уперся Николаю Петровичу в грудь. Теперь в окошко было смотреть и разговаривать удобней.
– Хочешь увидеть наш поезд? – спросил Николай Петрович.
– Да, да, – маленькое тельце затрепетало от желания увидеть необычное.
Николай Петрович посмотрел вдоль состава. Поезд шел по прямому участку, головы и хвоста поезда было не видно. Жаль, придется подождать поворота. Вспомнилось одно из многих давних путешествий с родителями.
…Мы молча смотрели, и каждый видел в окошке свое. Мать предложила:
– Хочешь увидеть наш паровоз?
Тут не требовалось ответа. Конечно, это интересно. Дождавшись поворота поезда, мать приблизила меня к окошку и сказала:
– Смотри туда.
Я увидел летящий вперед паровоз и за ним несколько вагонов нашего поезда. Из паровозной трубы вдоль поезда стелился дым, он быстро рассеивался по сторонам. Тогда я и понял, откуда взялись полоски дыма напротив нашего вагона. Поворот закончился, паровоз исчез…
– Деда Коля, ну деда Коля, где наш поезд?
Нетерпение мальчишки понятно, терпение в конце концов было вознаграждено, начался поворот. Полосок дыма, конечно, не было, но электровоз и первые вагоны поезда Аркадий увидел.
Еще немного поговорив о детском и дедском, пара разновозрастных собеседников вернулась в купе. Похоже, возвращение прервало мирное общение другой пары, Сергея и Тани. Николай Петрович вроде как бы одобрил продолжение беседы и вроде как бы с загадочной улыбкой прервал ее:
– Ладно, наговоритесь еще. Давайте перекусим, дело к обеду.
– Может, мы в ресторан сходим, он всего через два вагона. – Со всей очевидностью с этим предложением Сергей обратился только к Тане. – Николай Петрович, Вам принести из ресторана чего-нибудь?
– Нет, спасибо, Сергей.
Таня от приглашения сначала, как и положено девушке, отказалась.
– Вы побудете с Аркашей? – Спросила она Николая Петровича.
Сыну дала указание:
– Аркадий, а ты почитай немного, полежи. Может быть, уснешь. Я тебе принесу шоколадку, водички.
– Мама, а можно мне на верхнюю полку?
– Давай, лезь на мое место, только не упади, – предложил Сергей. Помогая Аркадию, снова обратился к Николаю Петровичу:
– Может пива бутылочку?
– Пива?… Пива?… – Николай Петрович задумался. – Пива? Да я не совсем чтобы трезвенник, но нет, не надо, спасибо.
Пока Аркадий устраивался на верхней полке, а мирное общение Сергея и Тани перемещалось в вагон-ресторан, Николай Петрович опять вспоминал прошлое.
…Пиво, пиво. Когда же последний раз я был на севере? Жил там до семнадцати. Да, встреча школьных друзей, летом, через двадцать лет. Плюс, минус, долой, на ум пошло… В общем, давно. На встречу тогда не пришел мой близкий кореш. Через старшего брата, известного в городе врача, нашел-таки дружка на дальней окраине. Слесарь ЖЭК в запущенной донельзя комнатенке среди хлама, железок и труб был нетрезв и потягивал во время обеденного перерыва пиво. Я назвался, друг проявил интерес на уровне протянутой ко мне начатой кружки:
– Будъш?
– Нет, спасибо. Как поживаешь, старина?
– Ничё. А ты?
– Терпимо. Ну, ладно, будь здоров.
– Привет.
Больше говорить нам, в то время без малого сорокалетним мужикам, было не о чем.
Уезжая вечером в Москву, я долго стоял в коридоре вагона, сидел у окошка в купе и вглядывался в контуры удаляющегося города, любовался северными пейзажами, завидовал рыбакам, которые до глубокой светлой ночи терпеливо занимаются своим любимым делом. Вспоминал детство, далекие годы, которые отстали уже на два десятка лет…
Из ресторана вернулись Сергей и Таня. Свои воспоминания Николай Петрович стал быстро сворачивать в комок мыслей.
…Нет, теперь уже не на двадцать, намного больше. Тогда с бывшей уже давно и никак не ладилось. Со мной на север не поехала, она в это время отдыхала на море с новым ухажером. После отпуска встретились и, наконец, разошлись навсегда…
Комок сжался и превратился в «ничто».
Обещанное мамой Таней легло на стол дожидаться пробуждения уснувшего на верхней полке Аркаши. Сергей все же принес пиво:
– Угощайтесь, Николай Петрович.
– Ой, ребятки, разбалуете старика. Дорога все-таки, не отдых.
Николай Петрович ожидал комплимента примерно «Да какой же вы старик?», и желательно от Тани. И ответ заготовил: «Конечно, старик. У меня дети старше вас». Молодежь оказалась умнее и практичнее:
– Да на Вас еще пахать можно.
– Покрепче, может, предложить надо было?
Пахать и покрепче Николай Петрович отказался, а пиво, спасибо Сергею, пригубил:
– Ну, что там, скоро Москва?
Все дружно глянули в окошко. По всему видно, похоже на Россию, приближающуюся к Подмосковью. Как столичные жители видят страну? Внутри Москва, а дальше все в километрах от МКАД, кольцевой автодороги: до 30 км ближнее Подмосковье, потом дальнее Подмосковье, за 400 км – остальная Россия. Пассажиры то же самое измеряют в часах. Нам оставалось примерно часов пять России, часа три дальнего и час ближнего Подмосковья. Короче, вечер скоротать да ночь не доспать, поезд приходит в Москву рано утром.
– Николай Петрович, расскажите о себе немного.
– Правда, кто вы, чем занимаетесь?
– Кто я и чем занимаюсь, не очень интересно. Я вам расскажу про то, что, как в песне поется, «в жизни раз бывает».
Про свои восемнадцать? – Заинтригованно спросила Таня.
…Я тогда студентом был. Одно время жил как на даче – далеко, на окраине города. Окна в съемной квартире выходили на откос, и где-то внизу под откосом железная дорога. Поезда шумят, но их не видно. В первый же выходной день вышел я на самый край откоса. Впереди пейзажи, слева панорама большого города, упирающегося в море, внизу уходящий вправо на Москву поезд. Вид – словами не пересказать, а брать краски, холст и писать картину. Или блаженствовать, радуясь самому началу жизни. Там и тогда, пожалуй, впервые и всерьез я мечтал не столько о любви, сколько о подвигах, открытиях, известности, бессмертии.
Вы, конечно, скажете: «Все ваши мечты остались несбывшимися». Это не так.
Мой подвиг, моя известность, мое бессмертие в том, что я вырастил детей. В том, что остались мои ученики, труды, книги. В том, что у меня есть внуки. В том, что я долгие годы был и сейчас нужен своей любимой, премилой супруге. Мое главное открытие в том, что, оказывается, юношеские мечты с годами лишь меняют форму и обретают новые очертания, превращаются в реальные дела человека сначала молодого, потом взрослого, зрелого. Я не только открытия, закон человеческой природы вывел: «Не изменяйте мечтам, и они сбудутся»…
Сергею показалось, что Николай Петрович будто прочитал заключительную лекцию в вузовской аудитории или монолог с артистической сцены:
– Да это и не рассказ даже, а какое-то напутствие нам, молодым.
– По-вашему выходит, что мечтам изменять нельзя, а любви, другу, семье можно? – Этим вопросом Таня вдруг начала обсуждение услышанного.
– Честно говоря, я не собирался устраивать дискуссию. Вы люди взрослые, думайте сами. – Может быть, и не деликатно, Николай Петрович на этом свои откровения завершил. – Сергей, а ты нам что расскажешь о себе?
– Я Тане уже много чего наговорил. Давайте я подумаю еще немного и завтра утром расскажу, – так же не очень деликатно Сергей отказал Николаю Петровичу в его просьбе.
– Когда же завтра? Поезд в Москву приходит в шесть, вставать в пять.
– Это, скорее всего, будет короткая история.
За окном еще светло, но время вечернее. На границе России и дальнего Подмосковья попутчики угомонились, завтра Москва.
«Как ловко мне удалось подвести итог жизни», – подумал Николай Петрович, вспоминая свой рассказ. – «Коротко, с пафосом. А ведь на самом деле столько разных поворотов в жизни случалось. Побольше, чем у любого поезда. И покруче».
…Послевоенные годы, дом ребенка, поворот: приемные родители, приемная семья. Школа, пионерское детство, комсомол, первый вроде бы самостоятельный выбор – техникум. Поворот: тракторист в колхозе, сутки через сутки. Слесарь на заводе, грязная работа, вечерний институт… Поворот: ранний брак, ребенок, поворот: с отличной зачеткой не в столичный вуз. Первые статьи, книги. Защита кандидатской, партийный билет, служебная карьера. Сплошные повороты: развод, новая семья. Развал Союза, дефолт, работа, дети, внуки…Новые статьи, книги, ученики. Переписка с давними друзьями, поезд, отпуск, сон, стук…
Стук вагонным ключом в дверь купе – это проводник, через час Москва.
В суете, сборах какие тут еще истории, рассказы? Осталось десяток минут. Домодедово…, Булатниково… Вот она, МКАД, Нижние Котлы, Южный речной вокзал… Поезд медленно-медленно упирается в станцию Москва-Павелецкая. Как обычно, попутчики распрощались, пожелав друг другу удачи, Николай Петрович подхватил свою нехитрую поклажу и оказался на перроне в потоке спешащих на метро людей. Ему тоже в метро, на Комсомольскую, на Ярославский вокзал. А может быть, сначала на Киевский?
В раздумье он замедлил шаг, остановился. Увидел Аркашу, рядом налегке мама Таня. Где же их вещи? А вот и Сергей, тоже с ними и нагруженный вещами. Поравнявшись с Николаем Петровичем, Аркаша подбежал, радостно хлопнул его по ладошке: «Привет!».
Сергей и Таня, проходя мимо, молча глазами, улыбками и жестами обменялись с Николаем Петровичем, по всему видно, теплыми приветствиями и прощаниями. И вместе, подозрительно близко рядом, пошли дальше. Николай Петрович в задумчивости и растерянности остался стоять на перроне.
«Так вот она, история Сергея. Это даже не история, а только самое ее начало», – отметил он про себя с пребольшим удовлетворением.
Та же задумчивость привела его к выходу в город, на площадь Павелецкого вокзала. Впереди шуршало Садовое кольцо, слева напротив через подземный переход – метро «Павелецкая-кольцевая». А там куда? На Комсомольскую или Киевскую? Север или юг? Школа или институт? К журналисту или военному?
Вокруг спуска в подземный переход, издалека видно, опять грандиозный ремонт. Свалка мусора, техники, машин, людей, вечно строящаяся Москва.
Тот же ничейный женский голос беспрерывно вещал о прибытии, посадке на поезда, о расположении касс, комнат отдыха на вокзале. Вдруг голос изменился и показался до боли знакомым.
…Уважаемые пассажиры, прибывшие в санатории и дома отдыха нашего города. Вас встречает курортный агент при выходе в город…
И, после короткой паузы:
…Шановни пассажиры, прыбувшие у санатории та будынки видпочинку нашого миста. Вас зустричае курортный ахгент пры выходи у мисто…
Что за бред? Это же Москва, причем тут курортный агент? Кто тут кого встречает? Опять это из далекого прошлого, из южного приморского города, где прошли студенческие годы.
Через несколько минут раздумий Николай Петрович оказался в здании вокзала, среди десятков окошек, наконец, нашел вывеску: «Возврат билетов». Еще через два часа поезд мчал его обратно, в сегодняшнее настоящее. Прошлое навсегда осталось позади.