Узник, неподвижно, застыв как каменное изваяние, сидел возле зарешеченного окна, уставившись пустым взором на море. Оно было ребристо-черным и злым, и периодически озарялось вспышками молний, на таком же черном небе. Ему почему – то пришло на ум сравнение про необработанные глыбы черного мрамора, а змеистые молнии — это трещины, возникающие на нём, после каждого удара божественного молота.

Ужасная ночь.

Нет, прекрасная ночь! Действительно прекрасная… Для побега.

Сколько он уже сидит в этом каменном мешке: месяц, год или больше? Каждый день, всё одно и тоже: миска бобовой похлёбки, несколько кружек воды и ломоть серого хлеба, под мерное капание сырости с потолка. Из мебели – два мешка: один набитый тем, что когда-то было соломой, а второй что-то вроде одеяла, если залезть вовнутрь, то можно чуть – чуть согреться.

Иногда ему приносили кусок соленой сушеной рыбы или десяток маслин, после этого всегда хотелось так пить… Чтобы быстрее разогнать кровь по жилам узник махал руками, приседал, толкал каменную стену. Однажды, и он был в этом уверен, накопленная в мышцах сила ему пригодится.

Мужчина почесал густую бороду. Точно, не месяц. Ведь такая борода за месяц не может вырасти… А сидит он здесь в ожидании решения королевского суда. От усталости, голода и холода, узник начал забывать своё настоящее имя. Но мучительней всего была подлая неизвестность, хотя кого он обманывает?!

Его, капитана корвета “Черная Изабелла”, вздернут на виселице за пиратство… Другого решения не будет, даже, если он просидит в этой темнице сто тысяч лет.

Кажется, пару дней назад, ставя очередную миску похлёбки, толстый надзиратель с презрением бросил ему:

– Для тебя, подлый пират Санчо Мендоса, выход только один… На небо, через петлю. А уж мы постараемся, чтобы это было больно и долго.

Вот значит, как его зовут… Только этот жирный кусок стареющего мяса с алебардой забыл приставку “де”.  Ведь он, никакой-то там трактирщик или лавочник, а кастильский дворянин, благородный идальго, дон Санчо де Мендоса. Его мать донья Изабелла умерла при родах. Яков воспитывал сына сам.  Вместе с отцом, Санчо принял христианство, отказавшись покрытого мхом иудаизма, и что же? Не прошло и десяти лет, как явились эти мерзкие монахи, чтобы отобрать родовой замок и вообще изгнать их с родной земли. Отец и сын решили не сдаваться без боя, вместе со слугами они почти месяц выдерживали осаду.

Сначала слуг было около сотни, и дрались они отчаянно, как дьяволы, но с каждым днём их становилось всё меньше и меньше.

Отец был убит, а сыну с горсткой из пятнадцати слуг, под командованием бывшего старого одноногого моряка Родригеса удалось бежать, после того как они подожгли замок. Потом Санчо купил у богатого мавра за фамильный перстень с огромным изумрудом, корабль и вышел в море, подняв черный парус. Эта горстка из пятнадцати смельчаков и стала его первой командой, под началом боцмана Родригеса. За пять лет он стал настоящим ужасом здешних мест.

Немало испанских и английских судов потопил его корвет “Черная Изабелла”, но счастье, особенно пиратское, переменчиво.

Однажды, когда он обсуждал с двумя другими капитанами план будущих действий на корабле “Мститель из Арагона”, их окружило шесть кораблей испанского королевского флота, и они вынуждены принять бой. После пяти часов ожесточенного боя три испанских корабля отправились кормить рыб, но и “Мститель из Арагона” и “Красный корсар” были потоплены, удалось уйти только “Черной Изабелле”. Сам, раненный в трёх местах, Санчо вместе с несколькими пиратами был выловлен среди обломков “Мстителя из Арагона” и отправлен гнить в мрачную крепость на скалистом морском берегу.

Бывший идальго совсем уже отчаялся, когда неожиданно какая-то молодая рыбачка из небольшой деревушки рядом с тюрьмой, принесла ему каравай хлеба. Внутри его был спрятан нож и записка:

“Мы не забыли тебя, капитан! Ты знаешь, что делать. Будем ждать тебя на рейде в течение 10 дней. Верный тебе Хосе и команда “Черной Изабеллы”.

У Санчо был припасён кусочек мыла и вот через три дня голодовки, засунув его в рот, он закричал:

– О, Боже, я умираю!

Узник с пеной у рта, рухнул на пол и забился в страшных конвульсиях.

Вбежал растерянный надзиратель, но как только он нагнулся над заключенным, умирающий вонзил ему нож в горло. Быстро переодевшись в форму стражника и подобрав с пола алебарду, Санчо запер камеру и двинулся по темному коридору.

Следующий стражник, только и успел его спросить:

– Что там за шум?

Получив чудовищной силы удар алебардой в лицо, охранник молча рухнул наземь, заливаясь кровью. Еще двоих стражей удалось заколоть шпагой, но сломалась. Когда белец выбрался наружу, была уже поднята тревога и в ночи заметались огненными светляками факелы. Увидев силуэт корабля на фоне зигзагов молний, Санчо прыгнул в бушующее море. С крепости выстрелили две пушки, и тяжелая соленая волна накрыла беглеца с головой. Утром к воротам крепости испуганные рыбаки притащили к воротам крепости похожее на тряпичную куклу тело пирата.

Тюремный врач, состоявший на службе, при крепости послушав слабое и прерывистое дыхание, бросил двум стражникам:

– Живучий попался… Тащите его в каземат. И горе вам, если он умрет без пыток.

 

******

 

    Пациент, неподвижно, застыв как каменное изваяние, сидел возле зарешеченного окна, уставившись пустым взором на больничный двор.

Возле него стояли два врача: пожилой и молодой.

–   Вот, коллега, взгляните. Интереснейший случай, не так часто встречающийся в наше время. Пациент, находится у нас уже почти две недели. Он полностью оторван от внешнего мира, вот так вот сидит неподвижно целую как статуя.  В старину психиатры описывали это как восковая гибкость. То есть его фигуре можно придать любую даже самую вычурную позу, а больной этого даже не заметит. Мы  же просто посадили его на стул, чтобы он был перед глазами каждой смены медперсонала.  Пару раз в день его поднимаем, смотрим, чтобы не было пролежней.  Наш больной не реагирует ни на голос, ни на прикосновение. Ходит под себя.  Практически не реагирует на лечение. Вводим растворы капельно, меняем дважды в день подгузники.  Вот так, пожалуй, и выглядит тяжёлый случай кататонической шизофрении.

– Несчастный человек, – покачал сочувственно головой молодой врач.

–  Как знать, коллега, как знать… Ведь кто-то из великих психиатров сказал: “Аутизм при шизофрении, похож на полуразрушенный старый замок, за высокими стенами которого, идут пышные пиры и балы, которые скрыты от посторонних глаз.”

– Похоже его пир, будет продолжаться ещё очень долго…- согласился молодой доктор.  удрученно

 

25.12.23