Уже около месяца Роман практически не появлялся на улице днём, а только с наступлением сумерек или ночью, блуждая во тьме в прямом и в переносном смысле. Он словно мчался по пустой трассе за мглой от ушедшего солнца, пока дни недели, время и дата не превратились в бесчисленные дорожные столбы, что едва касаются  периферического зрения, присутствуя и отсутствуя одновременно.

Достижения, амбиции и хорошая физическая форма не помогли Роману избежать внутреннего разложения, вызванного чёрной тоской. С каждым вздохом она забирала его жизненные силы, лишая дальнейшее существование смысла.

К счастью для Романа его проблемы внезапно разрешились сами собой. Этой ночью он бродил по дощатой мостовой, вдоль покосившихся, но жилых бараков. Мимо лающих дворняг. Мимо пропахшей мочой и окурками круглосуточной забегаловки, где у входа в заведение багровые от злости и хмеля мужики на повышенных тонах выясняли между собой отношения. Запах сырой земли и жухлой травы пьянили Романа под шелест опадающей листвы, как вдруг окровавленная рука схватила его за растрёпанные каштановые волосы. Спустя мгновение лунный свет промелькнул в серрейторном клинке Spyderco «Civilian‎» S-образной формы. Нож с лёгкостью распорол горло Романа, сыграв фатальный аккорд…

Скользящим поперечным движением пучок конских волос врезается в металлические жилы контрабаса, чей трепет разливается по эфам, рождая агонизирующий стон наступившей осени.
Душа человека мерцает и меняет цвета на протяжении всей его жизни — она проявляется медленно и также медленно блекнет, вне зависимости от рождения или кончины. Ничто кроме предсмертия не способно наградить нас истинным безразличием, что испытал Роман перед потерей сознания.
Лёжа в грязи с перерезанным горлом, он издавал бурлящие хрипы, пока его дыхательные пути наполнялись то ли кровью, то ли чёрной желчью.

Смычок впивается в голосовые связки контрабаса… Смерть наступает мгновенно только в эпицентре ядерного взрыва — в остальных случаях агония неизбежна. Если бы чёрная тоска не забирала у Романа жизненные силы, возможно, его борьба за жизнь не ограничилась лишь физиологической формой сопротивления.
Будучи неконфликтным человеком, Роман навряд ли мог заслужить столь жестокое и беспричинное умерщвление. Порой обстоятельства складываются таким образом, что ради сохранения собственной жизни иной раз приходится забрать чужую…

Роман постоянно ожидал «Завтра» — ему было невыносимо пребывать в «Здесь и Сейчас». Однако «Завтра» избегало его каждый день. «Завтра» — это призрак надежды; тусклый свет луны в пыли чердака, что невозможно поймать руками.
Незавершённые дела и обязанности напоминали о себе приступами тревоги — она обрушивалась на него раскатистым громом, порождая чувство человеческой беспомощности перед стихией. Наличие тревоги говорит о силах, кои не успели исчерпаться. О борьбе утопленника в чьи планы не входила гибель в сточных водах тоски. Очень скоро нерешённые проблемы затянули Романа на илистое дно немой скорби.

Роман залез в долги и серьёзно испортил свою кредитную историю. Данная мелочь ни в коем случае не могла повлиять на причину его жестокого убийства — с мёртвого человека нечего взять. После смерти заёмщика, его кредитные обязательства становятся проблемой ближайших родственников.

— А страховка обязательна?

— Она существенно увеличивает вероятность одобрения, предостерегая Вас от несчастного случая

— Мы отказываемся

— Хорошо, тогда придётся отправить заявку повторно — Роман озвучивает заученные скрипты, сидя в отделении банка, неестественно-учтивым тоном — Внимательно изучив вашу кредитную историю, служба безопасности одобрила двести тысяч рублей на полгода со страховкой в двадцать тысяч рублей, что будет включена в тело кредита и распределена по аннуитетным платежам

— Что ж поделать? Давайте со страховкой. Нам нужно похоронами заниматься, а не по банкам бегать — отвечает женщина средних лет. Издав печальный вздох, она закуталась в павлопасадский платок, пока её муж молчаливо смотрел в пустоту отсутствующим взглядом.

«Увы, но в перечне нашего прайс-листа ‎соучастное сочувствие никак не упоминается, поэтому о данной услуге не может быть и речи»
У Романа была возможность оформить кредит без страховки, но его зарплата напрямую зависила от продаж банковских услуг, среди которых страхование является одним из ключевых допродажных продуктов.
Сомнительная необходимость данной услуги заключается в погашении банком кредитного тела почившего должника. На начисленные проценты и пени она не распространяется. Смерть на фоне ВИЧ-инфекции, опьянения алкоголем или наркотическими препаратами; от самоубийства или тяжёлой болезни, что была выявлена ещё до оформления кредита, — не является страховым случаем, в связи с чем долги превращаются в наследственное бремя.

Чёрный низ, белый верх или пиджак поверх рубашки…
Роман был похож на пингвина, который должен быть одинаково услужливым с физлицами, предпринимателями, пьяными хамами и сумасшедшими. Даже в случае неизбежного отказа в его обязанности входили сбор данных, озвучка продуктов банка и отправка заявки на рассмотрение службе безопасности. С кем только Роман не виделся по долгу своей службы: наивные дропы; профессора; проститутки; режиссёры; биполярщики в маниакальной фазе; бандиты, караулящие зашуганных и трясущихся клиентов банка; капитаны дальнего плавания; опустившиеся на дно преступные авторитеты; холодные судмедэксперты с тёмными кругами под глазами, даже с подростком с бородой из ваты и краденным паспортом деда…

Со временем Роман научился не реагировать на провокации клиентов, и не отвечать агрессией на агрессию. Со временем Роман стал равнодушным и чёрствым к нуждам других — он будто находился за стеклом по другую сторону аквариума, где люди плавают в собственных проблемах; в собственном дерьме, словно декоративные рыбки.

Панические атаки и тремор всё чаще стали преследовать молодого человека в рабочее время. Он пытался их сдерживать, от чего их проявление становилось хуже. Роман то смущённо улыбался, источая глазами страх, то дёргал руками и ногами, сидя в офисном кресле, будто картонный паяц. На протяжнии нескольких месяцев Роман не закрывал план, работая за скудный оклад. В итоге ему предложили уволиться по собственному желанию, пообещав оставить хорошую рекомендацию.

Смычок перерезает горло Романа, вызывая бурлящее рычание, переходящее в жадные всхлипы умирающего лета и наступившей осени, едва задев сонную артерию и ярёмную вену, чья герметичность не нарушилась достаточно, для быстрой кончины от воздушной эмболии. Каких-то два миллиметра отделяли щитовидную железу от фатального повреждения. Затянутая агония… Гнев, страх и недоумение сменяются абсолютным безразличием под звуки стенающей игры на контрабасе и шелеста опадающей листвы. Его убийство так и не попало в поле зрения правоохранительных органов…

Уставший разум Романа обесценивал всевозможные достижения человечества: цивилизация, научные открытия, культура, государство, религия и социальные институты, не говоря о пресловутой морали. Нынешняя картина мира Романа — это копоть на стенах остывшего очага. Силы Романа иссякали задолго до момента пробуждения: желая вновь утонуть в объятиях Морфея, словно навязчивый любовник, он долго и тщетно стучался во врата его царства.
Роман не заметил плавного исчезновения либидо. Утро, день, вечер или ночь? — время суток уже безразлично. Краски жизни Романа беспорядочно смешались, превратившись в непонятный цвет грязи похожий на ту, что оставляют маленькие дети в палитре.
Лёжа немытым на затхлых простынях, Роман ожидал наступления сна — наркотика, что невозможно запретить, но стоит обложить акцизом.
Лишь необходимость в приёме, потерявшей вкус, пищи и посещении сортира -, что он откладывал до наступления крайней немоготы -, заставляли Романа подняться с постели.

Весь период бодорствования Роман мариновался в выделениях своей земной оболочки. Бесполезные подкасты на фоне создавали ощущение присутствия. Некогда здоровое и сбалансированное питание сменила вредная пища — готовая или полуготовая. Роману пришлось смириться с пронзительной и обжигающей болью от гастродуоденита, который он запустил. Его лицо покрывалось прыщами; появились болезненные нарывы в паху и подмышками.

Друзья навещали Романа всё реже, не чувствуя инициативы к общению с его стороны. Их тоже можно понять — кто захочет возиться со взрослым человеком, который не удосуживается отвечать на телефонные звонки или сообщения в мессенджере? Роман не испытывал иных чувств, кроме тоски и раздражения. Роман пребывал в пелене вязкого тумана: каждое движение давалось ему с трудом; каждое слово выходило из уст с подступающей тошнотой; каждая клеточка тела изнывала от отвращения, и всякий звук отдавал в голове тяжестью. Он желал смерти, но боялся агонии…

«Вот бы бросить эту оболочку, растворившись во тьме и пустоте… На гранитной плите мелькают титры, а в зале резко включается свет. Зрители бросают мусор на пол, критикуя бесполезную драму; сетуют на потраченные зря время и деньги, пока хмурая уборщица оттирает липкое пятно газировки. Память о человеке тяжело, но стирается, подобно липкому пятну газировки. Память о человеке отражается в других бесконечными комбинациями калейдоскопа, где в роли цветного стекла выступают действия, чувства, события и следствия»

Роман не заметил, как начал привыкать к нищете, довольствуясь малым. Смартфон с разбитым экраном, протёртые между ног джинсы, рваные кеды «вэнс» – что уже не один месяц должны колыхаться на проводах -, поеденные молью свитера, капающий смеситель в ванной и внушительный слой пригоревшего жира на кухонной плите…

В тёмном камерном зале при свете луны, что пробивается из стрельчатых окон, смычок скрипки впивается в запястье; серрейторный клинок S-образной формы из стали VG-10 режет струны виолончели под хруст, ломающихся о клавиши рояля пальцев, прокажённого пианиста; истошный вопль, обезумевшей от горя, матери декламирует восьмой такт «Реквием»:

Lacrimosa dies illa,

Полон слёз тот день,

Qua resurget ex favilla

Когда восстанет из праха

Judicandus homo reus.

Чтобы быть осужденным, человек.

Huic ergo parce, Deus,

Так пощади его, Боже,

Pie Jesu Domine,

Милостивый Господи Иисусе,

Dona eis requiem. Amen.

Даруй им покой. Аминь.

Внутри Романа плодились колонии ядовитого отвращения, чьи ферменты превращали его кровь в жёлто-зелёный гной, что лениво качало забитое опарышами сердце. В нём во всю бурлила меланхолия: Романа буквально рвало в ведро чёрной желчью с рычанием и надрывом голосовых связок. В совокупности с ретроградным сокращением перистальтики из него выжимался сероводородный смрад в разгаре очередного позыва.

Роману осточертела прокуренная комната, полная мусора и заплесневелых объедков — жалость к себе сменила ненависть, которая дала ему силы, чтобы встать с кровати и подойти к зеркалу. На часах было 01:12 ночи.
Потрёпанный молодой мужчина с неухоженной бородой и растрёпанными каштановыми волосами смотрел на своё отражение сквозь тёмные круги вокруг пустых глаз. Мышечная масса практически исчезла: «Доктор Робинсон, для Вас откопан новый препарат!‎» — язвительно подумал Роман.
Он хотел убежать от увиденного образа — без разницы куда.

Роман вышел в прихожую за верхней одеждой, не заметив, что его отражение застыло в зеркале. Едва он провернул, и, вытащил ключ из закрытой по ту сторону входной двери, как некогда застывшее отражение начало бить зеркало изнутри косыми ударами, разрезая об осколки кулаки. Отражение – Roman – выползло из амальгамы, которая, оставшись неповреждённой, отделилась от битого стекла. На отражении проявился длинный ритуальный балахон чёрного цвета с острым капюшоном. Roman покинул квартиру, оставив входную дверь открытой настежь…

Уже около месяца Роман практически не появлялся на улице днём, а только с наступлением сумерек или ночью, блуждая во тьме в прямом и в переносном смысле… Запах сырой земли и жухлой травы пьянили его под шелест опадающей листвы, как вдруг окровавленная рука схватила его за растрёпанные каштановые волосы. Спустя мгновение лунный свет промелькнул в серрейторном клинке Spyderco «Civilian‎» S-образной формы. Нож с лёгкостью распорол горло Романа, сыграв фатальный аккорд…

Бесполезно указывать человеку на его жалость к себе, пока он её не проживёт; пока он её не осознает, вспыхнув отрезвляющей ненавистью — здоровая аутоодиумная реакция. Любой душе необходимо окунуться в чёрный омут безразличия, признав свою уязвимость перед миром. Перед самим собой… Мёд сладок и горек, подобно нашему бытию, где счастье и печаль всегда сменяемы. В одну и ту же реку невозможно войти дважды, как и остаться в ней навсегда — даже утопленники имеют свойство всплывать и следовать течению.
Чёрная повязка меланхолии дарует беспристрастие Фемиды и свободу от тревоги, перезапуская восприятие. На этом свете можно обесценить всё, включая человеческую жизнь. Однако не стоит обесценивать время — это условная единица человеческого существования: в отличии от рождения и смерти оно необратимо абсолютно.

Луна покрыла ртутью осеннюю грязь и опавшие мокрые листья. На последнем издохе Роман пришёл в сознание, пока его душа отделялась от тела. Он умирал вместе с летом под вязкое и хриплое завывание контрабаса. Он умирал под концовку первой части «Moderato‎» сочинения №58 Азархина Родиона Михайловича, когда нота «Do‎» вознеслась с трепетом раненой голубки и плавно ниспала, словно кудри поседевшей вдовы над могильной плитой супруга. Прежде чем окончательно испустить дух, Романа пробила судорога: Inter feces et urinam nascimur — in feces et urina morimur (Мы рождаемся между мочой и нечистотами (Аврелий Августин Иппонийский) — в моче и нечистотах умираем (дополнение автора).

Тело Романа стало развеиваться густым дымом во тьме. Он смешался с голосами осени: с шелестом деревьев на ветру, со стуком моросящего дождя -,бьющим опавшую листву -, со стоном контрабаса…

Убив Романа, Roman даровал ему исцеление. Жизнь — это не только источник удовольствий и страданий, но и целый спектр чувств и различного опыта, по которым изголодался Roman, пребывая за гранью земного бытия. Радость за Романа ослепила бдительность его близких: они так и не заметили подмены…
Овладев чужой жизнью, Roman дорожил каждым её мгновением только по началу — со временем любое благо становится привычкой. Ровно два года спустя Roman’a настигло его же отражение. Он был жестоко зарезан на том же самом месте. Точь в точь таким же образом…