(Письмо кому-нибудь или демократия в действии).

Работы много.

   Это вам не беляши кушать, не имея ножниц зубами выгрызать из клейкой части конверта, украденного на «ресепшен», маленькие кусочки, писать на них русские буковки, а потом клеить поверх нерусских. Всю клавиатуру облизал…

    Печатаю и не знаю, смогу ли отправить письмо. Большой, похожий на холодильник компьютер с гордым названием Пентиум-1, который  стоит у меня в номере, считает, что он здесь хозяин и морщит на меня брови:

– Что это Вы, батенька, на халяву всё норовите. Тащитесь в холл и за 500 форинтов отправляйте свои поганые письма, как все.

Но я тычу в него упорно, как советует мне знакомый компьютерщик-надомник товарищ Пустовалов:

– Вы тычьте … Тычьте… Когда-нибудь ему надоест, и он откроется…

Прав, гад! Открывается!

 Появляется нужное мне «окошко», как башка утопленника над водой, и пока набирает воздуху – я сую ему в пасть это письмо:

 

 

«Здравствуйте всем, кому делать нечего или кто в очереди за требухой мою книжку открыл.

Это хорошо, что дядька Сорос нет-нет, да и взлохматит чуб американскому президенту на стодолларовой купюре, нюхнет левой ноздрёй воздух свободы в Нью-Йорке на Уолстрит и выдохнет правой чистые деньги… Но уже в Будапеште…

Вот вам, дескать, немножечко долларов денег, потому что вы моя родина, и для демократии мне ничего не жалко, чтобы коммунистов жизни переучивать, пока не померли все, а то жить неинтересно.

Дядька Сорос при больших деньгах и поэтому, думаю, чудит. Мне один рассказывал, некоторые дядьки имеют страшно большое количество денег – их реально невозможно иначе потратить. Много их. Их, говорит, тратишь, а на утро встал – ещё больше в тумбочке лежит. Хоть не вставай…  Ну и швыряют по сторонам. Кто бомбы покупает, чтобы повеселится жутким образом. А этот наоборот – народ против бомб возмущает с детства, чтобы дружба навсегда. Я как раз, где против бомб и за дружбу попал. То, что нужно. Я не люблю этих страшил, если честно…

Короче, собрали со всех концов света из области образования тех, кто пахнет получше и в пьянстве не особо замечен. Программу сляпали понепонятней, мудростей из Интернета понатырили… Живет рота свободы и коммуникации!..

Меня тоже пригласили. Вызвали на третий этаж, где начальники живут, и бумаги дали. Как путевку на курорт.

-Вот, – говорят, – собака, беспокоимся о повышении твоей творческой потенции в сторону демократии, чтобы студентов воспитывать. Думаем о тебе вечно, как будто больше и думать не о чем… Куда пошел? А благодарность во взгляде?.. То-то…

Короче, я поехал. Тем более с едой и проживанием. Тем более ни разу не был на международных семинарах, а только слышал, что ещё всякие блокнотики дают и ручки с папочками. А дома что делать? Я уже сделал все … И сам дом, и дерево, и дочек числом две, что равняется, как известно, одному пацану…

Приехал. Устроился хорошо. Номер дали однокомнатный с кухней. Есть телевизор. Первый канал русский. Весь день визжит разными голосами красивый юноша-отличник. Почти как дома, только в Европе.   Я ж говорил – я раньше за границей, а особенно в Европе, не был. Поэтому наблюдаю внимательно…

Что греха таить. Впечатление производит. Чисто, как в бане утром, пока грязные мыться не пришли. Листьями пахнет и водой из ручья.

На первом этаже здания, где живём, помещение для демократического охмурёжа…

– Так, – говорят, – давайте познакомимся, а заодно кофе, если кто в номере не успел.

– Ну, что ж, – говорим…

Набуровили себе покрепче и послаще. Пирожков и тарталеток всяких, как бы нехотя, наметали в одноразовую посуду. Сидим. Хорошо на семинаре. Всю бы жизнь на семинаре жил с перерывом на продолжительный сон…

Вышли две тетки иностранного вида и стали говорить по-английски и по очереди. В наушниках что-то жужжит, якобы перевод на все языки. Понятно, что чему-то учат, а чему пока неясно.

Я думал, отъезжая, что свою литературу под шумок попишу. Куда там. Литературу писать некогда.  Дали книгу 600 страниц на английском языке. Сказали срочно прочитать и высказаться.

Сидим куча разных народов, как в Ноевом ковчеге – «всякой твари по паре». Слева прогрессивная грузинская девушка, потом три сердитых афганца демократического вида, потом палестинцы, потом ещё какие-то загорелые (так и не узнал, откуда – они молчали всё время), а по левую сторону русские тётки мешком. Человек десять.

Дуемся на текст. Нервно поглядываем на часы, потому что по расписанию через час обед и надо быть на этот момент в желудочной форме.

Один палестинец спрашивает:

– А можно я выскажусь, а потом прочитаю?

Ему сказали:

– Конечно…

Им хорошо, палестинцам. Они всё знают и всех учат. Им знание, через святую землю прямиком прёт…

– Ты, – говорит, – откуда?

– Из Киргизстана.

– А, Азербайджан!? Как у вас?

– Ничего, только 80 процентов горы…

– Между горами, – говорит, – надо поставить мосты и по ним ходить за товарами – пенькой, джутом и пряностями…

Умнейший человек. Всех американцев и англичан зашугал. Сидит рядом со мной и все время спит. Как только просыпается, сразу начинает что-то говорить по-английски. Я понимаю всех кроме него.   Когда он набирает воздуху, чтобы продолжить, ведущая умудрятся сказать: «хороший вопрос» и продолжает свою тему. Сосед засыпает. Он самый активный из нас.

Я не такой нахальный и поэтому читаю выданный манускрипт. Понимаю мало, потому что мысли где-то в разных местах. Разбегаются на частности. Не дают сосредоточиться на главном. На демократии.

А вообще пользы много. Как-то интегрируем. Хотя по нашей работе мы обогнали их всех лет на пять и уже думаем о космосе. Это просто конторские люди. Некоторые приехали поупражняться в английском языке, чтоб он пропал, и задают дурацкие вопросы во всяких инфинитивах.   Только русские и «загорелые» молчат и смотрят сквозь ресницы, как из танков.

На переменах русские звонят в Иркутск и докладывают. А может «Иркутск» – это позывной?..

– Иркутск? – орёт в телефон, – Иркутск?..

А потом рукой прикроет трубку у рта и начинает шифровки диктовать:

– Как там Данилка?.. А кору дуба давали?.. А пирамидон?.. Значит записывайте…

С этими словами уходит под лестницу, откуда не слышно. Преследовать как-то неудобно, и я поворачиваюсь со своей чашкой к прогрессивной грузинке…

– У нас, – говорит, – по безопасности полный коммунизм, извиняюсь за выражение. Хожу без паспорта хоть всю ночь, и никто мне ни в рожу, ни пинка… Потому что закон, как в Америке вместо повсеместной коррупции…

Во втором тайме одна из двух наших ведущих отлепилась от стула и стала повсюду расклеивать большие листы бумаги. Народу хоть какое-то развлечение. Стали на неё смотреть. Мучается бедная – листы большие, а скотч китайский…

Вообще, китайцы – молодцы. Всякой дряни понаделали, без которой уже мы себе и жизни не представляем. Вот, например, тот же скотч. Он у них липкий, как учительница начальных классов и у него никогда нет конца. Такой круглый «кубик-рубик» для убийства времени.  Есть некоторые, особенно женщины, которые как-то ногтем могут этот невидимый конец подцепить, но их мало. Американка, которая расклеивала листы, такой скотч видела в первый раз. Было очень интересно смотреть, как она с ним воевала, пока её подруга создавала шумовое оформление.

За что я люблю американцев, так это за упорство. Даже больше, чем китайцев за изобретательность. За полчаса тетка растерзала, где зубами, где ногтями несколько мотков этой липкой сволочи и таки присобачила листы к стенам. Некоторые участники даже зааплодировали и разбудили тех счастливчиков, которые умеют спать с открытыми глазами. Этим я особенно завидую. Таращатся гады на тебя, даже иногда головой подмахивают в знак полного согласия и понимания вопроса, а сами спят с легким храпом…

Потом мы что-то писали на этих листах, переходя от одного к другому. В чем была фишка я, честно говоря, не понял, потому что мы до конца дня не успели, а ужин — это святое…

На другой день обнаружилось, что уборщица наши листы вместе со скотчем содрала со стен, а стены злобно помыла каким-то специальным средством от китайского скотча.

– Ладно, – сказали ведущие, – тогда перерыв, раз свободное время. Можете позвонить домой из холла – один звонок бесплатный, а потом платные пойдут (сейчас!).

Русские пошли звонить резиденту на халяву. Я тоже решил воспользоваться. Остальные двинули на улицу фотографироваться возле зелёного мужика на зелёной лошади. Наверное, знаменитый человек, раз медный памятник поставили…

– Алё! Иркутск?.. Записывайте: фуразалидон три раза в день по одной, рис на медленном огне тридцать минут… Режим… Повторяю – режим постельный… Поняли меня?.. Нет не со своего звоню… Поняла, диктуйте я запомню… Так, тридцать шесть, сорок восемь, пятьдесят два – два… Пятьдесят два-два, или два только разного цвета? Не поймёшь вас… Всё… Пишите на почту я не запомню столько… До связи…

Вот чувствую, кодировка какая-то, а понять не могу. Да и не моё это дело.   Это же спецом халявный звонок дали. Отслеживают. Кому надо разберутся.   Сам думаю: кому позвонить, прохалявить по мелочи? Решил таксисту знакомому, чтобы понял, кого возит, и увеличил уровень сервиса. А то молотит шоферня под культурного. Очки купил, хотя зрение нормальное, тряпочку вырезал из старой шторы. Он ей   туфли и очки вытирает. Сейчас позвоню, скажу – «Привет из Европы, шушара мазутная, как там погода на Родине?..»

– Да?

– Алё, это Николай беспокоит…

– А, писатель сраный… Не могу сегодня подвезти. Женюсь я со дня на день. Готовлюсь…

– Да я по другому вопросу…

– Жениться надо так и так…

– Ты хоть знаешь, откуда я звоню?..

– Старую бабу мне ни к чему, я сам старый. Стало быть, надо искать молодую…

– Подожди, а Евгения?

– А что Евгения? Да. Она любит у меня мыть полы, готовить и встречать меня с работы. Так я же уже дал ей это счастье пять лет. Мы в расчёте… К тому же у неё мужское имя.

– А она знает?

– Что мужское имя? Наверное, догадывается.

– Нет, о том, что ты собираешься жениться?

– Пока нет. Но это очень просто. Когда я ухожу в запой, она тоже уходит к маме. Когда мне становится совсем плохо, я её зову… А тут не позову…

– Ну, тогда конечно… А я-то сейчас знаешь где?..

– Пи-пи-пи-пи…

Обидно. Не успел я передать свою «шифровку». Оказывается, только по одной минуте давали. Лучше бы пошел, сфотографировался с конем…

Другие дни были похожи на первый и второй. Мы, сообща с нашими «мародёраторами», делали вид, что дружим за демократию и улучшали свои познания в английском языке, пытаясь понять моего палестинского соседа…

В последний день палестинец пришел с огромным мешком фруктов и овощей, которые он купил на местном рынке.

— Вот, – говорит, – Ешьте. Всё мытое. Только семена и косточки складывайте в пакетики. Попробую на святой земле посадить. У меня там сад и все удивляются изобилию флоры, когда вода есть…

Мы ели и складывали косточки в пакетики.

На прощание американки сказали:

– Если бы мы захотели придумать, как закончить этот семинар, мы бы не придумали лучше, чем этот человек со сложной фамилией. Это глубоко символично. Как бы на землю Палестины едут семена демократии. Давайте поаплодируем, мы закончили.

Мы поаплодировали…

Загорелые, как всегда, молча, ушли по номерам пересчитывать бомбы.    Афганцы окружили наших учительниц демократии и стали допытываться, зачем они прочитали 600 страниц текста. Грузинка просто сидела и о чем-то думала.  Палестинец сосредоточенно сортировал семена и косточки, и записывал на пакетиках чего-то справа налево.    Я оказался лишний и пошел пересчитывать сэкономленную валюту, потому что я ничего не покупал. У меня всё есть.

Возле лифта меня окружили представители великого мусорного, родного до сердечной боли государства.    Самая бойкая шпионка сказала, строго глядя мне в глаза через темные очки с диоптриями:

– Ты вроде мордой подходишь, на русского похож, хоть и стеснительный… Короче, отметить надо. Конец, всё-таки.

– Справедливо, – говорю.

–  Встречаемся через пять минут, на восьмом этаже возле лифта, и у каждого по флакону или не встречаемся?

– Встречаемся, – говорю.

Чего не соврать представителям тоталитарного режима.

– Смотри не опаздывай. Ждать никто не будет. Это тебе не семинар тут. У нас настоящие профессора из Новосибирска обещали подъехать…

Ну, их. Десять баб и у каждой по бутылке в руках. Порвут на шарфики. Я не пошёл.

Я хоть и родился где-то возле Ленинграда, но это была другая земля. Мы её с Гагариным из космоса видели. Она оттуда красивая. А так, полное говно, кроме нашей деревни Дмитриевское, где прошло детство, а значит и жизнь…

В семь часов ко мне постучали в дверь. На пороге стояла грузинка с плетёной бутылкой.

– Здесь никто не пьёт, а с русскими у нас война. Я подумала, может Вы…

– Я тоже русский.

– Вы ненастоящий.

– Хорошо, заходите…

Бутылка была большая. Я пил её до утра. Прогрессивная грузинка не пила совсем и что-то мне рассказывала, то на русском, то на английском языке про демократию и светлое будущее…

Утром она собрала мои вещи в сумку, дотащила их до аэропорта и посадила меня в самолёт, потому что сам я очень сильно поглупел и не мог ничего найти. Я ей что-то пообещал на прощание, а что не помню… Вот, собственно и всё…»

 

PS (а как без ПэСэ?)

 

Перечитал. В моём письме, как и во всей этой заварушке, остаётся какая-то непонятка и недосказанность. Как в демократии. Значит, попал в тон.

   А если серьёзно, д. Сорос потратил деньги не зря. Он помог мне написать вот этот рассказ. Если попрёт мой литературный бизнес, я ему зашлю долю…

  Сейчас сижу в Стамбуле на пересадке и борюсь с желанием посетить бар.

  Подарков не ждите. Я сам подарок.