Старик

Мальчик бродил по длинным коридорам какого-то тёмного лабиринта, мимо закрытых шкафов, которые были такими же, как в школьных физкультурных раздевалках, только выше и окрашены они были в тёмный цвет. Попробовав открыть дверцу одной из них, Олежка увидел силуэт висящего комбинезона. Поглядев наверх, туда, где был капюшон, он увидел, как на месте капюшона вылезает голова, бледная, неживая голова с морщинами и закрытые глаза вдруг резко открываются.

Он падал в пропасть. Перед ним мелькало что-то зелёное, сон был цветным, то ли кусты, то ли лианы, то ли бесконечное зелёное дерево. Он уже начал задыхаться от прыжка, руки пытались схватить хотя бы тонкие ветви из колодца, но вдруг их пронзил свет, и он увидел лицо старика. Он висел напротив него, а тот глядел испытывающим взглядом. Потом спросил:

– Тебе понравилось падать?

– Нет, это долго и неинтересно?

– А если я спрошу по-другому, Цокто? Тебя ведь так зовут?

– Нет, я Олег.

Старик улыбнулся лукаво.

– Ладно, пускай Олег. А если ты не падал всё это время, а летел вверх? И эта зелень вокруг – не зелень, а время, бесконечность?

– Я не понимаю.

– Ну, ну, Цокто. Ты ПОКА не понимаешь. Твой разум пока спит. Скоро будет всё по-другому. Ты должен спасти мир. Это кажется странным, но каждому человеку дано его спасти, и он спасает, как может… Так тебе понравилось бы, если бы ты узнал, что летишь в бесконечность? Бесконечность начинается с тебя и тобой заканчивается. Это просто. Это проще, чем кажется. Она в тебе начинается и в тебе заканчивается, а твой путь – полёт. И ты должен прилететь по твоему назначению.

Олежка проснулся, понял, что он в своей комнате. Радостный, потопал к отцу на кухню. И тут раздался звонок.

– Олег, открой дверь, – крикнул Денис из кухни своему десятилетнему сыну.

Услышав незнакомые голоса, подумал: «Кого несёт в такую рань?». Отхлебнув налитый дымящийся кофе, прошлёпал по плитке коридора и увидел озадаченного Олежку, глядящего в дверной проём…

Пустота и Шекспир

…Стояло солнечное июньское утро 2008 года. Денис Башманов, лысеющий архитектор, сидел дома и занимался фрилансом. Настроение было бодро-лирическим. Пустота внутри съедала по причине занятий вялотекущими проектами, а лето было тёплое и дачных дел набралось… В общем, одолевала тоска по природе, даче и свободе. А главное, отлучиться куда-нибудь надолго не было никакой возможности: постоянно звонили коллеги, начальство, устраивались выезды к заказчикам. Откупорив бутылку холодной Колы, Денис прошёл мимо старого коридорного книжного шкафа с двумя замызганными гипсовыми головами и взглянул на любимые школьные книжки, с которых лет пять не стиралась пыль. «Здравствуйте, старые книги. Когда-то я собирался выбросить вас, но вы лежите здесь ненужным грузом, напоминая мне о моих старых школьных увлечениях. Сколько раз Регинка (жена) хотела заказать для вас катафалк и отвезти на растопку нашей бани! Сколько раз я в юности трепетной рукой гладил ваши пожелтевшие переплеты! Сколько раз я перечитывал эти страницы! Вот она моя былая гордость – теоретическая физика Ландау-Лифшиц в десяти томах. Где вы мои юные годы, где моя былая стать?»  Позируя, подошел к зеркалу, увидел свое легкое брюшко, выпрямил спину, согнул руку в локте: «Вот он бицепс-то, еще играет!» Выйдя на балкон, предался ностальгии и лёгким мечтаниям: «Поступил бы тогда в МИФИ, глядишь, выбился бы в учёные, уехал за границу, в любимый Берлин или в Барселону, на худой конец. Да, наверное, там этого добра, как он, хватает. Ладно, БИМ-специалист и архитектор тоже звучит неплохо, к тому же учусь на программиста, что добавляет знаний и эмоций в этот нелёгкий период, литературку научную почитывать не забываем, что тоже – плюс в копилке, так что совершенствуем себя. Главное, чтобы мозг не кипел, надо знать середину».

Открыв книжный шкаф, Денис вытащил лежавшие над «Теоретической физикой» свои пожелтевшие школьные тетрадки. Усевшись на кухонный диван, стал их разбирать. Да, много водички утекло, но он как сейчас вспоминал те школьные деньки. Легкие облачка над балконом парили в небе, летние колеса машин мягко шуршали по нагретому асфальту рядом с домом. Шипучка в руках и журавль в небе несли его в воспоминания. Воспоминания касались его десятого класса, последнего и решающего в его судьбе.

Молодая учительница физики, Ольга Николаевна, подтянутая строгая дама, не любила баловать учеников-разгильдяев и любимчиков, хотя для последних это было редкостью. Однажды, после радостной пятерки на ее уроке, она решила подготовить для своего фаворита засаду. Её фаворит и всезнайка решил расслабиться и не выучил домашнее задание по следующему параграфу. Промямлив, после долгой паузы что-то несуразное про Ньютона, яблоко и силу тяжести, получил «два».

А ещё он вспомнил, как она, Ольга Николаевна, принесла на урок научную статью своего знакомого профессора с кафедры МИФИ, где она преподавала до школы, и попросила заинтересовавшихся прочитать её. Он тогда был в шоке от прочитанного, целый месяц ходил под гипнозом этой статьи, даже написал реферат. Вот он, кстати. Наивно и смешно, ничего не скажешь. Сплошная утопия и название до дури фундаментальное – «Волновая модель Вселенной». Ну-ка, вот она, вся в пыли, на томах Достоевского. А ведь когда-то эта тетрадочка наделала шума в классе, да и не только. Ну надо же было ей, учительнице, отнести его убогость на кафедру МИФИ! Его даже пригласили туда с докладом как юное дарование, подающее надежды. Там, на кафедре, сидел тот профессор, автор статьи и ему было так же неудобно, как окуню на сковородке. Но, вроде как его похвалили, пожелали успехов и под жидкие аплодисменты проводили до двери. Потом Ольга Николаевна подошла к нему в коридоре, смутившаяся и слегка покрасневшая, пожала руку, в общем, сделала хорошую мину при плохой игре, и он понял, что публику реферат не зацепил.

Сладостным воспоминаниям о реферате не суждено было завершиться, раздался звонок в дверь и опущенные в истоме глаза резко открылись. Чашка дымящегося, только налитого кофе, дрогнула в руке. Денис почувствовал по звуку звонка, что это кто-то чужой. Он прозвучал в это время необычно громко. Здесь была какая-то азбука Морзе – один длинный с паузой и сразу два коротких.

– Олег, открой дверь…

…За дверным проёмом стояли сосед, Андрей, и два незнакомца с постными лицами. Глаза Андрея широко и наивно, как всегда, глядели через окуляры очков, а на лице, обрамлённом полуседой рыжей шевелюрой, горел обычный для него лёгкий румянец.

– Денис, привет, я уезжаю ненадолго, – как-то сумбурно начал он, – Ключ вот возьми, на всякий случай, мало ли… Я тут кота завёл. Поухаживай за ним, а? С меня коньяк. Только не забудь, ладно? Я уезжаю ненадолго, дня на два. Пашку, наверное, привезу. У него проблемы там… В общем, потом расскажу.

Незнакомцы переминались с ноги на ногу в искусственно-расслабленной позе. С первого взгляда бросилось, что они, как два молодца из ларца: небольшая разница в росте компенсировалась одинаковыми костюмами и короткими стрижками.

– Ну в общем пока, – замялся Андрей и протянул ключ, – Ах да, Шекспира, кота покорми.

– Ты, вроде, не любил кошачьих и не было их у тебя, – неуверенно произнес Денис.

-… Да, вот. Не было, а сейчас появился. С дачи приблудного взяли. Покормишь?

– Покормлю. Лады. А это кто, друзья?

– Да, от Пашки. Друзья его приехали из Пскова. Ну ладно, спешим, пока.

– Подожди, а друзья здесь

при чем, ты что, сам не можешь доехать?

Тут один из них, что поменьше, взял Андрея за руку и подтолкнул в приехавший лифт. Второй, с близко посаженными глазами, посмотрел куда-то поверх головы Дениса и сухо отчеканил:

– Мы отвезём его к брату, а ты покормишь кота. И не волнуйся. Скоро Андрей приедет. Мы его отвезём на нашей машине, и он вернётся как огурец через пару дней.

С этими словами он попятился к лифту и слегка кивнул перед затворившимися дверьми.

«А почему я должен волноваться?», – подумал Денис.

Андрей Мещеряков жил в трешке на соседней лестничной клетке. Когда-то там жила средняя по размерам московская семья интеллигентов. Братья: Андрей, старше Дениса на десять лет, Павел, ровесник Дениса и их родители, ныне покойные: отец – дядя Слава и мама – тётя Инна. Денис, когда был мальчишкой, частенько бегал к ним в гости. У них была огромная библиотека. Книжные шкафы стояли везде: в гостиной, коридоре, родительской спальной, даже у них в маленькой детской висели восемь полок забитых доверху книгами. Денис сидел сейчас у них в квартире и соображал: «Пашка, наверное, должен приехать. Сто лет его не видел. Наверное, приедет, если Андрея там мурыжить не будут.»

«О как скучна, печальна, холодна

Постель, когда ты ночь проводишь»

Шекспир в восьми томах издания пятьдесят седьмого года лежал на верхней незастекленной полке в спальне Андрея. В отличие от других книг на полке, эти не были покрыты пылью и казались только что сошедшими с печатного станка. «Так, что нам скажет Шекспир», – он открыл первый попавшийся том. В нем лежала закладкой записка с какой-то длинной химической формулой. И внизу мелко надпись: «Основа. Открой шкаф в сортире, термос там».

«Странно, – подумал Денис, – какие-то формулы люди по книжкам раскладывают. Кстати, довольно длинная формула… Любопытно. Денис вглядывался в ровный почерк и тут ему внезапно пришла мысль. А что, если я Киселёву позвоню, этому ботану-однокласснику? Заодно, узнаю, как он, давно не звонил.

Долгие гудки.

– Да, – бодрый, как показалось, голос Алексея.

– Привет, старик, это Башманов. Как дела, как жизнь? Чего не звонишь?

– Привет, Ден. Рад слышать.

– Давно не виделись. Ты где сейчас?

– Науку вот грызу, в РАН зовут на постоянную основу. Но там копейки, а в нашей лаборатории худо-бедно платят.

– Я тебе по делу. Тут у меня формула одна есть, посмотришь?

– Формула?

– Да, сосед дал. Она у него от предков. Начал вот в старых книгах копаться…

– С каких это пор ты стал химией интересоваться?.. Ладно, давай, высылай.

После отправки сообщения со сканом Денис ждал минут пять. Потом не вытерпел, позвонил сам:

• Ну ты что молчишь, получил?

– Получил. Вот думаю, ЧТО ЭТО. Аморфный изотоп или что-то близкое к семейству циклоалканов, а как это все получить и что это такое ВООБЩЕ, понятия не имею. Передай соседу, что тот, кто её написал, был или шизофреник, или гений… Может быть, всё в одном лице.

– А что по существу? Можно простым языком?

– Если грубо и по существу, то это летучее соединение, которое меняет химические свойства. И, судя по всему, легко их меняет. Как перчатки. Теоретически это получить невозможно… Ну, или пока невозможно.

– А как это можно использовать?

– Ну, старик, ты задаёшь слишком много вопросов! Как я тебе могу сказать, как его можно использовать, когда я понятия не имею, ЧТО ЭТО? Вот разберусь немного, позвоню. Время у соседа терпит?

– Терпит.

– Ну, тогда на связи.

Положив книгу на полку, вышел в коридор и заглянул в сортир. Не любил он ходить по чужим сортирам, тем более без нужды, но любопытство взяло верх. Сортир холостого Андрея представлял убогое зрелище, но был относительно чист и в меру скромен. «Да, с таким сортиром приличную даму не приведёшь, хотя, холостяк-холостяку рознь», – с этими мыслями он открыл шкаф и среди разной мелкой рухляди увидел термос, точнее термосок для напитков: маленький, китайский, купленный еще во времена его юности. Пройдя на кухню, он открыл его. Термос был наполовину залит мутноватой белой жидкостью. Он понюхал. «Прозрачная жидкость без запаха. Что за дерьмо он здесь хранит, и почему я должен об этом заботится? Бедный Андрюха, он последнее время нигде не работал. Вид был у него взъерошенный какой-то, как у алкаша, ищущего заначку. И при чём здесь кот и его странные друзья?.. Так-так, что-то не то здесь с друзьями и котами. Если это друзья, зачем врать про кота? А если это не друзья, то кто?»

Он вспомнил, как долговязый посмотрел поверх него. Что-то странное было в его глазах. Обычно, когда обращаются к собеседнику, смотрят в глаза, ну, или на лицо. Но тот смотрел мимо, как будто проверял, есть ли кто ещё в его квартире. «Нет, нет, это бред воспалённого воображения», – подумал Денис и повернул ключ, запирая квартиру Андрея.

 

Лев Борисович

Осень в Киеве 1939 года выдалась холодная и сухая. Шуршали под ногами наметенные с множества аллей и парков вороха разноцветных листьев, продавцы мороженного начинали ежиться на тротуарах, трамвайные звонки резче звучали в холодном воздухе. После событий сентября, когда фашисты напали на Польшу, в атмосфере витала напряженность. В газетных киосках выстраивались очереди за свежей прессой, люди активно обсуждали и делились прочитанным.

Как-то в конце этой осени, а точнее в начале ноября Лев Борисович Бауэр, младший научный сотрудник института Востоковедения, шёл рано утром на свою работу. В свои двадцать три года, он легко перепрыгивал через лужи и напевал что-то весёлое про себя. На углу Крещатика его неожиданно остановили двое в серых пальто и, предъявив удостоверения сотрудников НКВД, попросили проехать с ними на служебной машине. Ехали они недолго, по тому же Крещатику, затем свернули в переулок и подъехали к невысокому двухэтажному зданию. Там вошли в парадную дверь, спустились в подвал.

Полчаса его допрашивали на предмет лояльности к Социалистическому строю, Коммунистической партии, товарищу Сталину, зачитывали фрагменты его биографии с момента поступления в институт, сверяли что-то, записывали. Потом один из них, младший по званию, с грустным лицом, подошел вплотную и сел на принесённую им табуретку.

– У нас к вам несколько вопросов. Ваши сотрудники говорят, что Вы сотрудничаете с Поляками. У нас есть показания Миры Абрамовны Акивисон, – с этими отчеканенными словами он впился в Лёвушкино лицо. – Вы можете с ними ознакомиться, кстати. При желании.

Мира Абрамовна, лаборантка Мирочка, которая ему так нравилась, и которая ему улыбалась при каждой встрече. Не может быть, это абсурд! Минут пять он, слегка сощурившись, непонимающе бегал глазами по бумаге. Да, вот «Неоднократно выражал несогласие с линией партии по вопросу присоединения Польши с Советскому Союзу…» но это не совсем то, а вот: «Сотрудничал с Польскими оппортунистами и врагами польского народа. Была свидетелем разговора с польским гражданином, из которого сделала вывод о гнусных и провокационных намерениях…»

– Но, товарищ, я никогда не общался с поляками, то есть с польскими гражданами, я и польский то не знаю. Знаю китайский, хинди, санскрит, ну, восточные языки. Нет, товарищи, это недоразумение какое-то.

– Недоразумение? – спросил старший, вихрастый блондин с выпуклыми глазами, сидевший за столом, – А если этот поляк по-русски говорил, он же шпион, а? Зачем шпиону на родном польском говорить? Сами подумайте.

– Но товарищи, граждане, это ошибка – вскочил ошарашенный Лев Борисович, – я всегда был за Советскую власть и сам готов перегрызть горло, так сказать врагам народа. У меня диссертация, мне ее сдавать скоро. Да что я говорю… Разберитесь пожалуйста, это ошибка, я уверяю вас!

– Ошибка говорите. Ладно, с этим мы разберемся… – растягивая слова, сказал старший, – Мы разберёмся, только если Вы будете сотрудничать, разумеется.

– Да, да, все что угодно, – с радостью пролепетал Левочка. Его сутулая фигура распрямилась.

– К нам просочились слухи, что среди ваших коллег, в частности, – он вынул из папки нужную бумажку, – младший научный сотрудник Шепитько, старший сотрудник Павлюченко участились случаи выражения недовольства линией партии по вопросам международной политики и лично товарищем Сталиным. Это так?

– Нееет… Нет, товарищи, это тоже ошибка. Они отличные ребята, комсомольцы, вообще золотые головы.

– Значит, Вы не хотите нам помочь.

– Таким образом не хочу, – твердо сказал Лев Борисович, снимая очки.

– А теперь слушай, сученок, и наматывай на ус, – к нему подошел младший, – если не подпишешь, вся семейка твоя по статье о Госизмене пойдет. Понял? – с этими словами он коротко замахнулся и ударил Левушку под ребро. Тот тихо сполз со стула, выронив на холодный пол очки.

– Ну! Не слышу?

– Понял, – задыхаясь, прохрипел тот. Потом, отхаркавшись, через минуту, – Но не подпишу…

…Дни в камере тянулись долго. Как-то после завтрака, дверь камеры открылась. Вошли те же двое, что допрашивали его первый раз.

– Переодевайтесь, времени у нас мало, – приказал блондин.

Вышли во двор. Глаза Левушки ослепли от выпавшего снега. Ехали они достаточно долго, пока не приехали на берег Днепра к красивому белому зданию с колоннами, упрятанному за высоким каменным забором в тиши загородной жизни. Его провели на второй этаж по широкой парадной лестнице с красными ковровыми дорожками, распахнулась могучая дверь и впереди, за широким столом его встретили двое.

– Здравствуйте, товарищ. Надеюсь, меня представлять Вам не надо, – произнес первый, глядя хитрым прищуром

– Здравствуйте, Ни… кита Сергеевич.

– Это Корнийец Леонид Романович, – кивнул он на другого. – У нас к Вам дело государственной важности. Сначала слушайте. Вопросы будут потом. Начну с того, что обстановка в мире сейчас непростая и мы на грани войны с фашистской Германией. Немцы подошли к нашим границам, Польша захвачена. Вы, как сознательный комсомолец, должны понимать, что мы не можем оставить без ответа этот вопиющий факт. Чтобы там немцы не готовили, мы должны их вот здесь держать, – он собрал в кулак растопыренные перед Львом Борисовичем толстые пальцы. – Не упускать из виду их агрессивные намерения. Вы комсомолец, впереди Вас ждет прекрасное будущее. И мы хотим Вам поручить важное комсомольское задание. А выполните его, я Вас лично рекомендую в Коммунистическую партию! Вопросы есть? Ах, да, инструкции получите. Уведите его, – кивнул он стоящим у двери конвоирам, и ошарашенного Льва Борисовича увели вниз.

Прошло полгода…

Дверь гостиной старого киевского дома дореволюционной постройки выходила на балкон. Занавески играли отсветами майского солнечного утра. В гостиной мельтешили люди. Пуская сигаретный дым, на диване примостился глава семейства – Борис Натанович Бауэр. Читая «Правду», он покручивал буденовские усы и с негодованием восклицал:

– Нет, вы посмотрите на этих немцев! Стоят у нас тут под боком, и мы даже не колышемся! И все у нас хорошо и все весело!

– Боренька, хватит дымить, на балкон иди. Левушка, Левушка, – полная полуседая женщина, в нарядном цветастом платье с фонариками по тогдашней довоенной моде бегала из кухни в гостиную, таская закуску, тарелки, блюда, – скоро гости придут, а у тебя еще галстук не завязан. Софушка, да завяжи ты ему галстук, наконец, а то перед людьми уже будет неприлично!

Гостиная, где бегала мама Льва Борисовича, располагалась в квартире его родителей, на улице Кирова. Был жаркий май, но комнаты, выходящие на тенистый фасад и затененные вдобавок растущими напротив липами, дарили прохладу и душевный комфорт. Лева должен был к двум часам сесть на поезд. Он был одет во фланелевый пиджак, просторную белую рубаху с воротником и широкие парусиновые штаны. Из радио неслась песня про вольный ветер, который обшарил все на свете и жизнь казалась сладким медовым пряником. В перспективе, после экспедиции, ему было обещано хорошее место и повышение до старшего научного сотрудника. Подпевая радио, насвистывая знакомый мотив, он стоял перед зеркалом. Софья Борисовна, его сестра, затягивала узел на непослушном галстуке.

– Ну что, братик, завидую я тебе, страну нашу большую посмотришь. Писать часто будешь?

– Софочка, ну как мне писать часто? Я же не на курорт еду. У меня ответственная работа. Потом я не люблю сантиментов, все по существу люблю. Что толку в этих письмах, приеду, все расскажу. Кстати, муж твой когда явится? Уже почти одиннадцать.

Гости собрались через полчаса. Набралось немало: родственники, сотрудники с женами. Тост провозгласил профессор Онищенко:

–  Друзья мои! Сегодня мы провожаем самого молодого из нас, самого талантливого! Пусть этот день, двадцать второго мая тысяча девятьсот сорокового года станет для этого молодого человека отправной точкой его, понимаете ли, пути в науку. Кто знает, с какими препятствиями и трудностями столкнется сей горячий юноша? Пожелаем ему оставаться всегда задорным, жизнерадостным, трудолюбивым и настойчивым в науке! Давайте поднимем тост за его молодой энтузиазм ученого, за то, чтобы он никогда не сбивался со своего пути! Ура, товарищи!

– Урааа!!! – грянуло со всех сторон.

У поезда собралось много провожающих. Гудел паровозный гудок, возвещающий о скором отправлении поезда. Духовой оркестр играл «Амурские волны». На небольшой, обшитой красным ситцем, сбитой из досок трибуне, стояло несколько представительных персон. Одна из них, низкий полноватый немолодой человек в белой широкой кепке, крякнув и откашлявшись, взялся за рупор. Музыка замолчала. Поднеся рупор ко рту, он пронзительно начал:

– Сегодня мы провожаем в далекую экспедицию наших сынов! Все они комсомольцы, партийные люди, цвет нашей интеллигенции и рабочего класса! Пожелаем им не уронить в далеких восточных землях честь нашей Родины, на совесть трудится в нелегких условиях, быть примером мужества и стойкости для граждан Востока! Пронести наше красное знамя с гордостью. Чтобы… – голос тонул в паровозных гудках, говора толпы, – Ура, товарищи! Слава коммунистической партии и товарищу Сталину! Ураааа!!!

Раздался пронзительный свист паровоза и гудок к отправлению. Снова заиграл оркестр. На этот раз «Прощание славянки».

– Левушка, пиши, родной, пиши, как сможешь! – София бежала за поездом, рядом с ней вприпрыжку бежал ее долговязый муж, Иван Федорович Мещеряков. – Если не будешь писать, я на тебя нажалуюсь в партийные органы, чтобы тебя вернули! Приезжай поскорей, родной! До свидания…яяя…!

Левушка махал букетом свежих роз, был по-хорошему счастлив и верил в торжество идей марксизма-ленинизма.

Пароход

Лето в этом году стояло умеренно жаркое, запах цветущих лип витал во влажном воздухе после пролившегося после обеда ливня. Раскидистые деревья парка в предвечерний час прятали толпы гуляющих и жаждущих побыть в тиши мегаполиса. Желающих с комфортом поваляться на жаре, на мокрых солнечных полянах, было немного. Круглов с Ириной взяли по бутылочке их любимого пива, уселись в тени верхней палубы и приготовились плыть на теплоходе, который уже с полчаса стоял на пристани в Коломенском. Круглов, невысокий спортивного вида человек с коротким тёмным ёжиком густых волос, был почти на голову ниже своей пассии, голубоглазой привлекательной блондинки.

– Вот смотри – есть пробка, – он грациозно провел ладонью перед бутылкой.

– И нет ее, – опередила его Ирина, – этому фокусу сто лет. Ты её заранее открыл.

– Все она знает, эта девушка, – вздохнул он, –  Только не знает, что меня начальство пасет с какой-то командировкой в Штаты.

– Слушай, я обидеться могу, у нас же свадьба на следующей неделе.

– ЗАГС есть ЗАГС. Это святое. Туда я успею, – твердо, но с улыбкой сказал он.

Она обиженно молчала.

– Ладно, мамой клянусь.

Опять молчание.

– Хорошо. Я, Валерий Никифорович Круглов, торжественно клянусь выйти замуж…

– Жениться, балбес.

– Да, жениться балбес. Ну то, что балбес – это правда. Надо же всем рассылать приглашение, звонить, туда-сюда по рынкам ездить, еду заказывать. А, забыл, ресторан еду заказывает. Ну, мальчишники там разные намечать…

– Я тебе дам мальчишники, – перебила его Ирина, – я тебе такие мальчишники покажу! Дуралею уже сорок пять лет, а все мальчишники!

– Не скажи, дуралей – дуралею рознь.

На пароходике взревел, стартуя, мотор, отчалили трапы. Собор Вознесения, верхушкой выглядывающий из прибрежной зелени, поплыл за бортом. Толпы отдыхающих, рассыпанные по берегу, пестрили разношёрстной толпой. Было хорошо, легкий речной бриз дул навстречу, встречные пароходики и катера давали короткие приветственные гудки. Гулко тарахтел, покачиваясь на волнах катер и кричали пролетающие мимо чайки. Майор ФСБ, Круглов конечно же был в шоке от предстоящего ему задания, относился к нему с иронией, хотя понимал, что ирония в этом виделась пока ему. Когда его пригласили в кабинет к шефу, там сидели три серьезных лица, включая его прямого начальника, полковника Левчука. Ему посоветовали тогда сменить игривый тон на деловой и относиться к поставленной задаче как к государственно важной. Но суть этого задания так его рассмешила, что он тогда еле сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. «Ну блин, ослы, идиоты. Они что школу все прогуливали, азы физики не знают?». Его мысли перебила Ирина.

– А что у тебя за дела в Штатах? – спросила Ирина, – Военная тайна?

– Военная.

«И да, и нет, – подумал он, – Как такое вообще возможно? Они что там, рехнулись все? Это же бред, научная фантастика! И ради этого дерьма он должен ехать. Но, с другой стороны, интересно. Никогда он еще не занимался таким делом. Это какой-то сюрреализм.»

– А я сейчас безо всякого порошка летаю, – ответила Ира и он вздрогнул – но левитация, конечно штука ненадежная. Взлетит человек, порошок закончится и… привет, долетался.

Валерий дернулся: «Подожди, как она догадалась?»

– При чем здесь порошок?

– Какой порошок, ты о чем? – спросила она

– Ну ты про порошок сейчас какой-то говорила.

– Да нет, ушами надо слушать. Правда, здесь мотор шумит, – почти прокричала она, – Я говорила о подарках на свадьбу.

– Нет, подожди. Какие подарки? – никак не мог угомониться Круглов и продолжил, тщательно выговаривая каждое слово, – Ты мне сейчас говорила про левитацию. Так?

Глаза Ирины округлились.

– Какая левитация? Ты о чём?

– Так, извини… Просто показалось, – начал оправдываться он, – действительно, шум в ушах от мотора.

Она хмыкнула и повернулась к мосту, под которым они проплывали.

– Левитация – это хорошо, – мечтательно произнесла Ирина, – Только это из раздела фантастики. Видеоролик на ютубе есть, там йог один летает. Вот бы так научиться! Улететь куда-нибудь подальше в Таиланд к морю…

– Да, неплохо бы, – согласился Круглов, задумчиво глядя на рыжую волну, игриво пробегающую за бортом, – Ты знаешь, мне всегда казалось, что люди неспроста летают во сне. Странно, но мне часто снятся такие сны, где я летаю. Даже сейчас, когда детство уже прошло. Даже кажется иногда, когда просыпаешься, что ты раньше умел летать… Тьфу, блин, несу банальщину! Остапа понесло, не обращай внимание. Всё в этом мире просто и никак иначе. Законы физики, как и законы общества незыблемы. Если ты весишь тяжелее воздуха, то хрен куда полетишь!

После этих слов его взгляд поднялся в небо, где таяла над облачком полоска пролетевшего по летней идиллии самолёта. Он вздохнул и продолжил:

– Если ты, конечно, не самолёт.

Он подумал, что неплохо быть сиддхом и полетать часок другой, ну, а если серьёзно… Одна из его версий была связана с психокинезом и с одной любопытной находкой из архива. Три дня он убил на то, чтобы ознакомиться с материалами закрытого дела. Был там один любопытный случай до войны, касавшийся одной лаборатории в Киеве. Но все концы в той истории заканчивались на дате 22 июня 1941 года. Два тома с сопровождающими документами он проштудировал как мог, досконально. Но, по сути, это была единственная зацепка. Результатами исследований были опытные образцы, которые так и не успели вывезти во время суматохи отступления из Киева. Описания опытов показались ему наивными, хотя их писал, скорее, несведущий в этом энкавэдэшник. Вся документация и образцы сгорели, а писульки эти остались. Толку в них почти не было никакого, все фигуранты сгинули в то непростое время при эвакуации или… Может быть, не все? Надо бы проверить, посидеть пару недель в архиве, но время поджимало. Хотя… Неделя у него всё-таки оставалась.

На следующий день Круглов встал, как обычно, в шесть, собрался, сел на свою «Тойоту Хайлэндер» и поехал на службу. Припарковавшись на служебной парковке, вышел, слегка поморщившись отраженному от стеклянных дверей солнцу, показал служебное удостоверение. На этаже, пройдясь по почти пустому коридору зашел к себе в кабинет. Тут же зазвонил служебный звонок по внутреннему: «Да, товарищ полковник, сейчас буду».

– Разрешите?

– Входи, входи.

В конце длинного стола сидел сутуловатый, плотного телосложения человек. Полковник Левчук был ненамного его старше. Плотно подогнанный мундир сидел на нем тесновато. Раньше, когда он еще занимался теннисом, тот же форменный китель сидел на нем свободно. Но когда он развелся с женой, все поехало под откос, теннис был брошен, фигура стала полнеть. А тут еще мать умерла и все тридцать три несчастья…

– Слушай, тут непонятки какие-то происходят. Вчера звонили из полиции, какого-то майора нашего разыскивают по фамилии Головко. У них труп с его удостоверением.  Удостоверение, возможно, подделано. Разберись, там все может серьезней оказаться. Вот тебе телефон, кстати тоже майор из полиции. Позвони, выясни.

– Хорошо Леонид Егорович, сейчас займусь.

«Головко, Головко. Как-то ты брат непонятно работаешь. Где ты засветился со своим удостоверением? Ладно, разберемся сейчас». Войдя в кабинет, он сделал запрос по компьютеру в отдел кадров по особой форме и ему выдали информацию. Работал такой Головко, майором в соседнем отделе. «Ну ладно, – подумал Круглов, – Раз есть такой, значит все в порядке.» Лезть в чужой отдел ему не хотелось, не по субординации это, но он решил позвонить. Что-то во всем этом было много загадочного и наводило на мысль о недопустимой неряшливости в наших рядах, если не сказать больше.

– Мне Головко пожалуйста, – попросил он, услышав ответ дежурного.

– Соединяю, – мгновенно отреагировал тот.

– Майор Головко?

– Да.

– Майор Круглов из соседнего отдела. Мне надо с вами встретиться. Мы пересеклись по одному делу, и надо понять почему.

– Что за дело?

– Приходите в двести седьмой кабинет, расскажу.

– Хорошо.

Сев за стол, закурил.

«Мысленно извинился за свой поступок, посмотрев на фото Ирины. Ладно, ладно, брошу. До свадьбы обещал. Сдержу».

Он чувствовал во всем случившемся какой-то неожиданный подвох. Кто-то убирает людей с поддельными удостоверениями. Какой смысл? Вряд ли криминал, те следов не оставляют. Хотя… кто его знает. Может быть, по каким-то делам служебным проходил этот Головко или дорогу кому перешел у своих. Не исключено, что на госизмену мог тянуть. Надо бы его, конечно, по форме допросить, а то получится так, что разговор этот ни о чём сейчас будет. Спрячется как страус башкой в песок этот Головко и сиди потом, жди, когда он яйцо золотое снесёт. Ладно, это потом, как потом к шефу идти, пускай добро дает на связь с их отделом. Там тоже надо пару человек с ним работавших допросить. Но, это потом.

Через десять минут постучали в кабинет. Вошел рыжий долговязый человек с близко посаженными глазами.

– Майор Круглов?

– Да, садитесь, – Валерий сел в своё служебное кресло и указал Головко на такое же кресло напротив, – Тут одна история нехорошая произошла.

– С кем?

– С Вами… Точнее, с вашим удостоверением, – Круглов решил не раскрывать свои карты, – Оно у вас при себе, кстати?

– Конечно при себе. Странный вопрос. А при ком оно ещё должно быть?

– Ну-ну, не кипятитесь, я хотел вас подготовить. Ваше удостоверение нашли и нашли его не у вас. Им кто-то воспользовался.

Головко, до этого стоявший как часовой, опустился в кресло. Задумавшись на секунду, спросил:

– Мне грозит служебное расследование?

– Видимо, грозит… Но, для начала попробуйте хотя бы вспомнить, с кем вы контачили из посторонних.

– Вы думаете, я – критин! – Головко заёрзал на стуле, – Вы думаете я – идиот, и не знаю инструкций? Ни с кем я не контактировал и тем более не признавался, что я майор контрразведки. Я работаю в ведомстве пятнадцать лет и ни разу ни одного прокола. Вам характеристику принести?

– Нет, не надо. Я верю. Я задал риторический вопрос для того, чтобы вы могли также риторически на него ответить. Зачем лезть на рожон? Я же вас ни в чём не обвиняю.

– Да, да, простите, – слегка стушевался собеседник, – Просто, я сегодня не в духе. Знаю. Мне уже доложили о трупе.

– Ну, раз вы уже всё знаете, – задумчиво проговорил Круглов, – может быть у вас есть какие-то версии случившегося или соображения?

– Какие соображения? – холодные глаза без ресниц смотрели недоверчиво и зло на Круглова, – Какие могут быть у меня соображения, если я ещё даже не был на месте преступления.

– Ладно, идите, – Круглов понял, что беседа зашла в тупик, – Через десять минут садимся в служебный автомобиль и едем на место происшествия.

Когда Головко вышел, Валерий потянулся за телефон.

– Майор Семенов? Здравия желаю. Это майор ФСБ Вас беспокоит по фамилии Круглов. Мне тут доложили, что вы человека с нашим удостоверением нашли… Ну да, да, конечно. А как он выглядит, можете описать?.. Что?! Да нет, ничего… Спасибо, до встречи. Едем.

Полковника Левчука Валерий знал давно и научился угадывать все его взгляды. Сейчас он холодно смотрел своими серыми глазами сквозь него.

– Неужели рыжий? – спросил он, щурясь.

– И долговязый.

В Мытищи он приехал к обеду. Пока беседовал с криминалистами, выяснял подробности, ходил по квартире в поисках «особых» улик, прошло еще часа два. Трупы к тому времени, как он приехал, увезли. Как ему сообщили, они лежали напротив друг друга, на кафельном полу кухни. Били чем-то тупым и тяжелым с расчетом, что обычная теменная кость не выдержит. Удар был настолько сильным и точным, что смерть наступила почти мгновенно. На столе стояла бутылка дешевого виски и три стакана. Кто был третьим и выясняли два человека, находящиеся в квартире, помимо него. Один был следователь убойного отдела, второй был его помощник – стажер, молодой младший лейтенант, только что окончивший Высшую школу милиции. Капитан, низенький человек с крупными чертами лица, диктовал:

– …Пиши: удар был нанесен тяжелым тупым предметом в район теменной кости. Орудие убийство на месте преступления не обнаружено. Исходя из траектории падения, в момент нанесения удара тела находились в сидячем положении…

После длительных минут формальных процедур, он обратился к Круглову:

– Личность третьего установили, это некто Мещеряков. Их засекла камера у подъезда. Естественно, патруль выехал по адресу главного подозреваемого, Мещерякова Андрея Львовича, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения. Расспросили соседей, один из них сообщил, что в среду видел Мещерякова с двумя незнакомцами. Он также говорил, что те хотели отвезти его к брату куда-то в Псковскую область.

«Да, вот так, – предался размышлениям Круглов, – Мебель, посуда, стаканы стоят себе, виски пахнет, а людей уже нет. Только что смотрели на все это, трогали руками, теплом своим согревая этот мир. Какой-то момент, отделяющий жизнь от смерти, один шаг, дуновение ветерка – и жизнь улетает, а уже ненужная груда вещей остаётся… Почему же ненужная? А вещдоки? А цепочка, по которой они расположены так или иначе? Нет, все взаимосвязано в этом мире и все входит в строгую систему взаимодействия. Но вот зачем убийце надо было скрывать своё орудие, кулак же вряд ли на это способен? Боялся оставить отпечатки или боялся, что не будет времени их смыть? Спешил? Ладно, допустим… Скорее всего, это был молоток или что- то вроде. Ну, молоток и молоток, зачем скрывать-то?»

Два удостоверения. Одно удостоверение Головко поддельного, другое – сотрудника, уволенного год назад, некто Смоктуновича. “Зачем весь этот маскарад: двойники, удостоверения, загадочные лица, которых нужно выуживать из квартир?.. Какая- то околесица, чушь собачья. Нет ни мотивов, ни улик. Один подозреваемый, скрывшийся в неизвестном направлении. А почему собственно в неизвестном? У подозреваемого есть брат в Псковской области. Ну, хоть одна зацепка.”

Размышления прервал звонок в дверь.

– Не опоздал, товарищ майор, – сверху на него смотрел дежурный взгляд посаженных близко глаз.

– Нет, – Круглов пропустил Головко в темный коридорчик, – Заходи, садись вот. Что думаешь по нашей проблеме? Откуда у них наши данные? Что это за люди?

Головко прошёл на кухню, поздоровался с полицейскими, сел, закурил. Стажёр-следователь, младший летёха, наивно улыбнулся при виде Головко:

– Как две капли воды с трупом, – обратился он ко всем, – Не верю в переселение душ, но уже начал задумываться.

– Господа, реально смотрим на вещи. У нас с вами приземлённые профессии. Вы ищете убийц, мы – шпионов, – отпарировал Валерий.

– Реальность мира? А вы знаете, что Эйнштейн говорил о реальности мира? – иронически произнес младший лейтенант.

– Ну и что он говорил?

– Мир как реальность не зависит от человеческого разума.

– Товарищ майор, на два слова, – Головко заговорщицки прошептал Круглову. Выйдя в другую комнату, сказал, – Товарищ майор, для Вас есть небольшие инструкции из нашего отдела, тут накладка вышла. Сейчас Вам должны позвонить…

У Круглова заиграл мобильник. Это был шеф.

– Слушай, Круглов, тут такое дело. Ты там ничего не предпринимай, езжай сюда. У нас тут совещание через час будет. Тут все узнаешь.

 

Минеральная вода

Денис вспоминал визит следователя, короткостриженого младшего лейтенанта. Странно, но он не удивился ему. Было предчувствие, что с Андреем что- то не так и вот, всё это нашло подтверждение. Он, этот следователь, совсем не был похож на типаж следака из его воображения. Напротив, возрастом и манерами этот юный следопыт походил на студента- первокурсника, который ищет по институту нужную аудиторию и теребит глупыми вопросами старшекурсников. Задав несколько вопросов про Андрея, он вдруг спросил:

• А почему он позвонил вам перед исчезновением? Почему именно вам?
• Хотел оставить ключ. Понимаете, у него кот. Ну, Андрей так сказал тогда и попросил присмотреть…
• Но можно было позвонить какой-нибудь бабульке. Вон, сколько их у вашего подъезда сидит.
• Александр… Игоревич, он спешил.
• То есть, эти двое и ваш сосед, спешили, – младший лейтенант, не меняя ровной интонации, слегка прищурился, – Но, в таком случае, почему вы сразу согласились на его просьбу? Она вас не смутила?
• Почему, смутила. Он никогда не держал кошек, насколько помню. Я… просто хотел выручить Андрея. Ну, по-соседски.
• Хм, тогда получается, что он от вас хотел чего- то ещё? Ведь никакого кота не было.
• Не знаю.
• Вы ничего не скрываете? Может быть, впомните что- то, что вам показалось странным?
• Да нет, больше ничего. Только те двое.
• Да, вы мне их описали… А Андрей… Он нервничал?
• Нет, вроде.
• А говорите ничего странного.

Денис тогда ничего не ответил. Он был удивлён тем, что Андрея, этого тихоню- очкарика ищут по каким- то другим причинам, не связанным с его исчезновением. Ещё он удивился тому, что не обратил внимание тогда на то, что Андрей не нервничал.

На следующий день они с Регинкой собирались на дачу. Тёща с сыном Олегом, гостившим у неё в летний период, должна была вот-вот подъехать, и они все вместе сядут в просторный видавший время Паджерик и рванут по пробкам в сторону Каширы. Денис, потянувшись в постели, встал, пробежался, как всегда, босиком в туалет, обул после этого тапки и вышел на кухню. «Так, надо кофе сварить, и в термосок наш остатки налить в дорогу», – подумал он и через секунду хлопнул себя по лбу. Семейный термос они забыли на даче. Его расстроенный взгляд упал на полку и Денис увидел андрюхин термос, непонятно для чего взятый им с собой. Теперь он понял для чего. «Я гений! Я взял его потому, что Андрей сам намекнул ему об этом. Он сказал, чтобы он покормил кота. Но никакого кота у Андрея он не нашёл. Следовательно, там, где висел Шекспир, то есть его изображение в сортире, было что-то, что было ему дорого. Значит, он попросил его, Дениса, забрать эту вещь к себе домой, потому что сам… Что сам? Нет… Вообще никакой логики. Для чего мне этот старый термос, в конце концов? Может быть он хотел мне оставить его на память? Ну, в принципе, жили они не так богато. Термос, конечно, хлам, но раритетный. Хватит рассуждать, возьму вместо нашего на дачу.»

Достав его, открутил крышку, понюхал содержимое. Странно, но сейчас вода ничем не пахла. Он хотел вылить её в раковину, но, увидев пустой стакан на столе, налил в него содержимое термоса, сполоснул его и начал варить кофе.

Разлив себе и жене в чашки, пошёл чистить зубы. Регина не любила горячий кофе, а он хотел сделать ей сегодня приятное и с чистыми зубами и свежим дыханием отнести любимой кофе в постель. Сделав свои дела, вышел из ванной.

Регина во всей красе стояла в своём пятнистом в горошек халате с чашкой кофе на кухне. Из-под чёлки смотрели её сияющие светло-карие глаза:

– Как мило. Ты сделал мне мой любимый кофе по-турецки с минеральной водой. Я давно не пила такую вкусную воду. Что это за вода?

– Да так… Гм… Не знал, что она тебе понравится.

Она приблизилась к нему, обняла за плечи, зелёные её глаза, такие близкие, полузакрылись и он обнял её… Но в тот момент, когда их губы почти сблизились, она вдруг широко раскрыла глаза и прошептала:

– Подожди…

– Что, что с тобой, Регин?

Его руки внезапно… ухватили пустоту. Он опешил, внезапно увидев через неё часть кухни… Он хватал её, но она ускользала.

– Эй, эй, Регин, кончай фокусы!

Денис оторопело смотрел через прозрачный исчезающий силуэт. Этот силуэт вдруг исчез и… она пропала.

– Регина! – он пробежал по квартире, – Регин, что за цирк! Тьфу ты! Хватит от меня прятаться!

«Так, так, спокойно. Это галлюцинация, обычная галлюцинация. Сейчас я присяду, успокоюсь, включу комп и она пройдёт», – эти внутренние посылы пока мало успокаивали.

Он осмотрел все две комнаты, посмотрел под кровать, на всякий случай, открыл дверь в ванную и случайно взглянул на себя в зеркало. На него смотрел полусумасшедший взъерошенный молодой человек с бледным искривленным лицом. Глядя на свое отражение, он неожиданно засмеялся. «Ну, ты лопух! Что, придурок, доигрался? Для чего ей водичку свою на столе оставил?» – спрашивал его чей-то голос. Он потряс головой, как будто отряхаясь от навязчивых мыслей, вышел из ванной, сел на диван и обхватил голову руками. Так он сидел минут пятнадцать, потом взял свой айфон и набрал телефон спасателей.

– Служба спасения слушает, – ответил ему вежливый женский голос, – расскажите, что с вами произошло.

Он пытался что-то проговорить, но понял, что разговор с оператором, по меньшей мере, нелеп и ограничился вопросом:

– П… простите, а что делать, если человек исчез?

– Вы хотите заявить о пропаже человека?

– Нет, то есть да… Я просто хотел бы… сначала подумать, проверить, а потом… возможно…

– Вы себя хорошо чувствуете, может быть вам нужна скорая или психологическая помощь?

– Нет, спасибо. Со мной все хорошо… У меня жена пропала, передо мной сидела и пропала. Я не знаю, как это объяснить, – он начал говорить быстро, не совсем понимая смысла сказанного, но ему было наплевать, – Понимаете, я абсолютно трезв и абсолютно вменяем… Но я не могу этого объяснить. Передо мной сидела жена, она выпила какую-то неизвестную жидкость и исчезла, ну, понимаете, как в кино, как у Нетфликса. Был человек и растворился, ну как этот… ну, как его, доктор Стрэндж.

– Хм, действительно что-то странное. Вы это можете повторить нашим специалистам?

– Да, конечно…

– Сейчас вы успокоились?

– Абсолютно. Так вы приедете?

– Хорошо, – подумав немного, отозвался голос, – Ждите. Вызываю наряд, диктуйте адрес.

Вошедшие к Денису двое спасателей, среди которых был врач, не сразу поняли, что произошло. Поначалу они ходили по комнатам, спрашивали Дениса Алексеевича о местоположении жены в момент исчезновения, в каком состоянии оба были и другие, казалось, незначительные вещи. Врач посоветовал ему выпить «корвалольчику» и еще раз попросил рассказать о происшествии, и, только убедившись в его вменяемости, в растерянности сел на диван. Скоро приехали полицейские, почти одновременно с тёщей и Олегом. Один из них сказал, что спасать некого и, судя по выражению его лица, не поверив рассказу Дениса, посоветовал ему попросить оперативников проверить содержимое стакана. Оперативники, приехав сразу после спасателей, долго звонили по разным номерам. В конце концов, приехал совсем молодой медэксперт, как показалось Денису, взял на пробу содержимое стакана, отпечатки пальцев и уехал. Так ничего не прояснив, уехали все. Следователь посоветовал Денису никуда не отлучаться во время следствия. С тоскою и печалью в глазах Денис уселся на балконе. Тёща, попричитав и поплакав, наконец немного успокоилась после увещеваний следователя, а Олег с грустной улыбкой сидел на кухне. Услышав звонок своего айфона, Башманов взял трубку:

– Алле?

– Денис Алексеевич Башманов?

– Да, я слушаю.

– Майор Круглов, фээсбэ. Сидите дома, сейчас я к Вам приеду. Ничего не трогайте, не пейте сомнительные жидкости и ведите себя спокойно до моего прихода, – спокойный тембр успокаивал и внушал оптимизм.

– Хорошо, я буду дома. Когда приедете?

– Через полчасика. До свидания.

Башманов открыл дверь. На пороге стоял улыбающийся Круглов с раскрытым удостоверением.

– Ну, привет, – с этими словами, не дожидаясь приглашения, он прошел на кухню, – Так-так, хоромы не царские. Где у нас стаканчик? А, вот он. А, вот и термосок… Молодец, не пил… Хм, там уже пусто…

Походив с пустым термосом по квартире, Валерий заглянул во все комнаты, прошёл опять на кухню, сел и печально посмотрел на Дениса.

– Так, молодой человек. Давайте договоримся, что вы работаете теперь только со мной, ну, кроме полиции. Я подчёркиваю, только со мной. Никаких журналистов, психологов, врачей не должно быть в этом деле.

– Но… Но я, – начал было Денис, но Круглов перебил.

– Да, друзей поставить в известность можно. Но! – Валерий поднял палец вверх, – О друзьях я должен знать всё. И если ты (давай на ты, если ты не против) уже проболтался, даёшь мне список друзей. Это первое… Второе. Ты им всем сейчас звонишь и говоришь, что она нашлась и просто решила так подшутить. Да, лучше начни со второго. Паники быть не должно.

Начало экспедиции

В экспедицию отправилось двадцать пять человек: руководитель, его помощник, три старших научных сотрудника, семь младших, рабочие, врач, повар и три сотрудника НКВД для охраны. Людей подбирали тщательно: все кандидаты должны были обладать хорошим здоровьем, крепки, выносливы и, естественно, быть хорошими специалистами в своих областях. Они должны были пройти от Лхасы вдоль Брахмапутры и Непальского хребта и выйти к Дели. Там самолетами их планировалось перебросить обратно, в СССР.

«До Пекина ехали весело, почти без простоев. Полуторок до Лхасы ждали почти две недели. Цистерны с горючим при налете японцев взорвались, а когда придут новые никто не знал. Изнывая от бездействия, сидели в маленькой гостинице при железной дороге. Слоняясь по коридорам, заходили друг к другу, общались. Купили на рынке подержанный граммофон с джазовыми пластинками, заводили его по вечерам, слушали, танцевали. Кто-то читал. Научные сотрудники частенько собирались вместе, спорили за чашкой чая. Было весело.» – писал в своем журнале Лев Борисович

О том, что экспедиция следует по заданному маршруту, никто не знал. Официально они все ехали в северную Монголию на раскопки курганов. Пресса сфотографировала их на фоне монгольских степей, взяла у них интервью и в спешном порядке уехала на полуторках, сопровождаемая красноармейцами.

В один из жарких и пыльных дней июля приехали, наконец, пять полуторок, две из которых были предназначены для оборудования и топлива, одна тянула полевую кухню. Погрузились по-военному быстро и тронулись в путь по каменистым пыльным дорогам. К западу от Пекина потянулись горные районы, чередовавшиеся с плато, на которых ютились рассыпанные везде деревеньки. По пути встречались частые подводы с низенькими лошадьми, пешие крестьяне, солдаты, неровным строем, идущие на передовую, полуторки с ранеными. Пару раз пролетали японские разведывательные самолеты, резко снижались над колоннами, но очередей не давали. Дни в дороге тянулись долго. Наконец, после долгого пути на юго-восток, потянулись предгорья Тибета. Воздух становился прозрачнее, и вечерами казалось, что таинственная синяя пелена окутывает гористую местность до горизонта. Вдали виднелись белые шапки высоких гор. Начинали появляться частые пагоды, проехали несколько монастырей, живописными остроконечными крышами дополнявшие местный ландшафт.

Остановились в местечке Дагдзе, недалеко от Лхасы. Разбили палаточный лагерь. После семи дней пути, случайных ночевок в крестьянских хижинах, палатки показались раем. Рядом, в трех километрах причудливыми строениями пестрел среди скал монастырь Ганден.

Поужинав под навесом столовой, Лев Борисович уселся на небольшом камне наблюдать закат. Солнце, бросив прощальный луч на одно из строений монастыря, осветило фигурки монахов, загудел барабан, и эхом ответили далекие синие горы.

Профессор Зеленцов Игорь Владимирович был назначен руководителем экспедиции за два дня до отъезда вместо заболевшего академика Птанько. Был он сухощав, невысок ростом, с прямой осанкой, не присущей пожилым людям. Его веселый и задорный нрав был по сердцу всем членам команды, но он, по большей части был вынужден его скрывать из-за ответственности, возложенной на него. Его козлиная бородка всегда выпячивалась перед тем, как он собирался сказать что-нибудь важное, и это важное соприкасалось иногда с его человеческой потребностью пошутить, приободрить людей. Ему было шестьдесят лет, но здоровье у него было на тот момент великолепное. Он увидел мечтающего Льва Борисовича и подошел к нему.

– Что батенька, Лев Борисович, мечтать изволите?

Левушка спрыгнул с камня:

– Да вот, Игорь Владимирович, сижу, монастырь разглядываю.

– Ну и как он Вам, хорош, правда? А Вы знаете, что там скульптура Бодхисаттвы Манджушри высотой семь метров есть? А кто этот Манджушри, знаете?

– Один из Бодхисаттв, царевич на льве с мечом в правой руке и с лотосом в левой.

– Браво, браво! – искренне похвалил профессор Левушку. – А чем он особо знаменит?

– Знаю, что здесь его особо почитают. Ну а так, этих Бодхисаттв было около пятисот, профессор. У каждого были свои достоинства.

– Да, да, вы совершенно правы, мой друг. Но главной отличительной особенностью Манджушри является мудрость. Именно меч – символ этой мудрости как борьбы с неведением. Заметьте, не в знании сила, а в Мудрости, и меч его спасает всех от страданий неведения. А еще он был знаком с самим Буддой и как-то мальчишкой подарил ему хрустальные четки. Представляете, мальчишка – воплощение мудрости! Это же немыслимо с точки зрения житейской философии! А с точки зрения тибетской философии это трактуется так: только тот, кто молод духом, способен познать тайны человечества, только так! Стремитесь к этому, мой юный друг. У Вас глаза добрые и умные, и я в Вас вижу свет зарождающегося ученого. Но… я могу и сглазить, чур меня, чур. А вообще у меня есть к Вам предложение, молодой человек. Не желаете ли завтра поутру перед отъездом в горы прогуляться до монастыря?

– С удовольствием, Игорь Владимирович, – ответил Лев Борисович.

Настало утро. После завтрака они бодрым шагом отправились в монастырь. Дойдя до небольшой площади перед лестницей, ведущей к постройкам монастыря, они огляделись. Среди монахов, одетых в бордовые кашаи и разношерстной толпы торговцев и крестьян, по дороге навстречу двигалась группа альпинистов в светло-серых комбинезонах.

– Halt, erholen, (Стой, отдыхаем – нем.) – произнес старший в главе колонны, – Alle haben den Platz erreicht? Alles ist gut? (Все добрались до места? Всё хорошо? – нем.)

– Ja, alles ist vorhanden! (Да, все добрались! – нем.) – раздались возгласы в ответ.

Игорь Владимирович посмотрел тревожно на Левушку.

– Это, видимо, те, о ком нас предупреждали в НКВД. Вот что, мой юный друг, давай-ка не дожидаться милостей от судьбы, полезли по лестнице. У нас с Вами еще много дел, – он схватил за руку Льва Борисовича, и они пошли по каменным ступенькам наверх.

Пройдя по монастырскому дворику, обойдя кхоры, молитвенные барабаны, они вошли в высокое пространство перед молитвенным залом. Сквозь полотнища тканей, занавешенных сверху окон проникал слабый свет, и где-то в тишине сумрака слышны были стройные голоса монахов, поющих мантры.

– Профессор, куда мы идем и зачем так спешим?

– Видишь ли, Лёвочка, мы здесь не одни охотимся за ценными экспонатами, помимо нас есть еще группа лиц, – полушепотом проговорил профессор, – Отойдем-ка в сторону, мой юный друг. У этих стен есть уши. Хотите услышать страшную тайну?

– Какая у Вас может быть тайна, Игорь Владимирович?

– Есть, есть тайна мой друг. Она большая и важная как… В общем я Вам могу довериться. Я знаю, что эти упыри проверяли Вас. Вы же почти месяц якобы болели. Но я знаю, я там тоже сидел, меня проверяли, как и Вас. Только били меня, старика. Думали – не выдержу, а после этого чуть не на руках носили. Мне один мой знакомый про Вас сказал, когда меня выпускали. Они, наверное, всех держали у себя. Но я не знаю почему я Вам сказал это! – с какой-то досадой прошептал он, – Наверное, у Вас глаза честные, я им верю. Но ладно, так Вы готовы выслушать тайну?

– Да, готов, – с напускной серьезностью проговорил Лев Борисович.

– Ну, тогда идем, – с этими словами профессор отодвинул кусок старой плотной ткани, и они вошли в узкий коридор, освещенный только несколькими свечами у входа. Дальше он казался бесконечным, хотя, если присмотреться, был заметен в конце его слабый отсвет, видимо второго выхода.

Лев Борисович с профессором бежали по коридорам, узким лабиринтам светлых и темных помещений. Испуганные лица монахов, крики немцев сзади. Вдруг он увидел, что профессор Зеленцов куда-то резко свернул. Он огляделся, но времени не было. Грянут громкий хлопок выстрела, он машинально дернулся в сторону и провалился, не найдя опору под ногами. Пролетев кубарем несколько метров, он приземлился на что-то мягкое, пытался оглядеться впотьмах, в это время приоткрылась тканевая занавеска с тхангкой, и улыбающееся лицо произнесло:

– Hallo, mein junger Freund. Du wirst Abwer nicht verlassen. (Здравствуй, мой юный друг. Ты не уйдешь от Абвера. – нем.)

И с этой же улыбкой, но с осоловевшими глазами, опустился на землю. Над ним стояла фигура Анатолия, одного из энкаведэшников, приставленных к экспедиции. Вытирая платком рукоять нагана, он произнес:

– От нашей разведки тоже. Пошли, бегом, давай руку.

Он помог Левушке подняться, и они побежали дальше. Остановились передохнуть у входа в одно из помещений монастыря, судя по украшенному резному портику, это был вход в один из храмов.

– Как Вы здесь оказались? – отдышавшись, спросил Лёва.

– Некогда сейчас объяснять. На, держи наган. Если что, стреляй, как учили. Побегу за профессором. Жди, – и он исчез за углом портика.

Отступив назад, Левушка почувствовал чей-то взгляд за спиной. Оглянувшись, увидел пронзительный и лучезарный взгляд маленького мальчика, на вид которому было лет десять. За ним стояли трое монахов в пурпурных кашаях.

– Кто ты? – спросил он у него на лхасском диалекте.

– Я лама. Я знаю кто ты. Я знал, что ты придешь. Следуй за мной, – повелительный и серьезный тон его сильно контрастировал с доброй улыбкой на лице. Замешкавшись, Лев решил пойти за ним. «Оправдаюсь, если что» – подумал он.

Пройдя торжественный Зал Собраний с огромной скульптурой Цонкапы, великого йогина и основателя монастыря, они поднялись на второй этаж, прошли по нарядным полутемным коридорам и вошли в небольшую комнату, обставленную небольшими скульптурами архатов, служителей Вишну, Брахмы и Шиву. По стенам были расставлены множество книг, висели миниатюры на сюжеты из буддийских сказаний. Почти по центру комнаты стоял большой стул, мальчик вскарабкался на него и с торжественным лицом произнес:

– Ты пришел к нам из мятущегося мира. Он на грани исчезновения. Мы должны спасти его. Ты – один из нас. Ты нам поможешь. Возьми это, – он кивнул головой одному из монахов и тот, вытащив маленький горшочек из рукава, подошел к мальчику, поклонился и передал горшочек Льву Борисовичу.

– Ты будешь знать, что с ним делать. Не открывай его раньше времени. Открой только тогда, когда получишь знак свыше, – с этими словами он слез со стула, подошел ко Льву и долго посмотрев ему в глаза сказал, – если почувствуешь приближение смерти, выпей часть содержимого и не о чем не жалей. Твой дух и сознание подскажет тебе что делать. А теперь иди. Мои люди проводят тебя.

Лев Борисович вышел из пантеона и, озираясь, пошел в сторону, указанной монахами. Горшочек он нес в подаренной монахами большой тканевой сумке, набитой, ко всему прочему, монастырской едой и горшочками со снадобьями и лекарствами. Пестрые красно-белые каменные строения вели его своими коридорами к той лестнице, откуда они с профессором поднялись в храмовый комплекс. Перед лестницей, где из-за угла двухэтажного строения открывалась панорама далеких гор, он столкнулся с тремя альпинистами в серых комбинезонах. Он попытался вытянуть наган из карманов своих широких походных штанов, но крепкие руки схватили его сзади.

– Мой юный друг, – обратился к нему неожиданно на русском один из них, – Какая неожиданная встреча! Вам уже не надо никуда спешить, пройдемте с нами. Ваши друзья уже заждались Вас.

Пройдя переулку, они вышли к невысокому строению, вошли в него, обойдя с тыльной стороны, прошли по темному коридору. Один из них отворил закрытую на засов деревянную дверь и легко толкнул Левушку внутрь. В полной темноте при свете догорающей свечи, он заметил две тени в углу.

– Лев Борисович, это Вы, – одной из них оказался профессор, – проходите к нам, друг мой. Даа… дела. Я даже не знаю, что здесь происходит. Разбой просто какой то, нарушение всех конвенций и соглашений с Германией. Это бандитизм чистой воды!.. Ну ладно, садитесь на пол, у нас тут постелено. Кстати, они Вас не били?

– Нет профессор.

– Ну и славно, а вот Анатолию от них досталось.

Анатолий с перевязанной окровавленной тряпкой головой лежал в углу.

– Ну ничего, ничего. Мы разберемся. Мы это так не оставим. Это произвол чистой воды! Вот здесь садитесь, вот на край этой дерюжки. Я, когда Вас оставил, столкнулся с монахами. Они мне сказали, что Вы сейчас у Ламы и скоро выйдете. Вы встречались с Ламой?

– Да, профессор. Он совсем еще мальчик.

– Знаю, знаю, я его видел. Он Вам передавал что-нибудь? Я ведь знал, что они должны были Вам что-то передать, для этого я и привел Вас сюда.

– О боже! – вдруг вскрикнул он, неожиданно перейдя на шепот, – Зачем я Вам это говорю, они ведь все это слышат. Они как демоны хитрые, эти немцы. Один из них переводчик, из русских. Очень хорошо говорит по-немецки. Они нас специально здесь вместе держат, чтобы разузнать про нас побольше. Вы знаете, что у нас в экспедиции два физика? Нет? В том то и дело, что именно так. Я об этом узнал уже в Пекине. Они очень испугались, когда я их вывел на чистую воду и просили никому не говорить о моих догадках. Так вот, именно они мне поведали, что мы на самом деле не за раскопками едем, вовсе нет. А знаете, что мы ищем в этих горах? Грааль! Самый настоящий Грааль, как в приключенческих книжках!

– Но это же невозможно, профессор, это антинаучная утопия, это даже школьники знают.

– Да, мой друг, Вы абсолютно правы. Но, что самое интересное, не одни мы такие идиоты, этот Грааль тоже ищут наши знакомые немцы. И они уверены, что он есть! А немцы, мой друг, так просто искать ничего не будут, вот в чем парадокс! А я их знаю, я с ними в одной экспедиции работал на Кавказе будучи молодым человеком, и уверен, если они задумали что-то раскопать, они это сделают! Но, к делу, – и совсем тихо Игорь Владимирович спросил, – Что они Вам дали? Какой-то сосуд, да?

– Да, профессор, – так же тихо ответил Лев Борисович.

– Вы знаете, я уверен, что пока нас не расстреляли, надо попробовать его содержимое и как можно быстрее. Доставайте!

Лев Борисович судорожно нашел и распаковал горшочек…

– Von der Scheiße! Wo sind sie verschwunden?! (Вот дерьмо! Куда они исчезли?! – нем.) – заорал немец, открывший дверь.

На его крик сбежались остальные. Один из них, в просвете двери подошел к рогожке, на которой было рассыпано содержимое сумки Льва Борисовича. Увидев пустой горшочек, он внимательно осмотрел его, поднес на свет и понюхал. Заглянув внутрь, медленно произнес:

– Ich glaube, hier ist etwas,( Я верю, что здесь что-то есть – нем.) – и добавил по-русски, – и, возможно то, что мы ищем.

 

Останкинская башня

Просторная комната с жалюзийными решётками и высоким белым потолком. К ней подошёл человек в белом халате с бородкой и улыбнулся. Потом заговорил по-английски:

• Меня зовут Бен, Бен Дженкинс. Как зовут вас?
• Извините, я не говорю по английски, – ответила она по-русски.
• Сейчас, подождите. Сэм, подойди, поговори с ней сам.

К ним подошёл высокий черноволосый человек в очках. У него был крупный нос и добрые голубые глаза:

• Не волнуйтесь, сейчас вы всё узнаете. Но не всё, конечно…. Всё вам знать нельзя, к сожалению. Вы попали в ловушку, – сказал он по-русски.
• Ловушка? – она подняла голову с подушки, – Что это всё? Где я?
• Лежите, вам нельзя волноваться, иначе вы опять вернётесь туда.
• Куда?
• Откуда мы вас вытащили, из пятого измерения. Вы пили что- нибудь?
• Да, по-моему кофе.
• Кофе? – Сэм в сомнении покачал головой, – Больше ничего?
• Кажется я запивала водой.
• Какой водой? – Оживился Сэм.
• Обыкновенной.
• Да, обыкновенной… Но вся беда в том, что вы не должны были её пить. Вместо вас её должен был выпить другой. Мы вам приносим свои извинения и скоро вы будете дома. А сегодня вы наберётесь сил и завтра отправитесь к мужу.
• Подождите, я хотела спросить. Какое пятое измерение? Это не шутка?
• Хорошо, скажу вам кое-что интересное из области уже не фантастики. Вы сейчас в Соединённых штатах, в спецклинике ЦРУ. Мы проводим научные опыты над одним веществом, которое вы выпили. Как оно попало к вам, мы почти выяснили. Пятое измерение реально. Мы вас вернём обратно так же, как вы попали сюда. Через шлюз.

Сэм подошёл к окну и открыл жалюзи. В закрытый двор въехал чёрный Бьюик и из него вышел сутуловатый пожилой человек в клетчатой кепке и плаще. Закрыв дверцу машины, он прошёлся короткими шажками до входа и через минуту открыл дверь. Он был в просторном свитере и широких твидовых брюках от Тома Брауна, чёрная крашенная шевелюра густых волос окаймляла морщинистое лицо.

• Меня зовут Алекс. Алекс Абель. Я – ведущий научный сотрудник… этого отдела, – сказал вошедший по-русски с лёгким акцентом, – Мне нужно поговорить с вами. Вы не очень устали?

Его холодные глаза и тон звучали безапелляционно. Регина кивнула.

• Итак, вы – Регина, Регина Ивановна Башманова. Вы живёте по соседству с Андреем Мещеряковым. Вы не припомните, он пропадал когда-нибудь надолго?
• Не знаю, не помню…. Я мало его знала. Мой муж…
• Да, а ваш муж, кстати, – перебил он её, – Он что-нибудь рассказывал про соседа?
• Не помню… Хотя, кажется, он говорил, что Андрей любит путешествовать и увлекается востоком.

Алекс поднялся со своего места, пожав ей руку, попрощался и вышел с Сэмом в коридор.

• Я думаю, Сэм, ей нужно почистить память. Давай так, она ещё полежит здесь пару дней. За это время мы поработаем над её легендой и отправим вместе с этим русским обратно в Москву. Окей, Сэм?

Похлопав своего визави по плечу, он вышел. Сэм Арнтгольц, набросив пальто на ходу вышел вслед за ним, сел в машину и, проехав квартал, завернул в подземную автостоянку. Поднявшись на седьмой этаж, вышел в просторный холл, свернул в коридор и вошёл в первую дверь.

• Прошу прощение за опоздание, – бросил он пятерым, сидевшим за столом.

Один из них, седой, крепкий человек, сидящий во главе стола, недовольно прервал речь, приветственно кивнул и продолжил:

• Это уже второй случай за полгода! За полгода! Вы всё должны понимать, что это почти провал, – его красное широкое лицо кипело негодованием, – Мы тратим бюджетные средства впустую, их просто скоро не останется! Сэм, ты сказал, что есть след.
• Да, сэр. Сейчас проверяют на подлинность. Запись скоро будет у нас. Там ничего особенного. Мещеряков от имени таинственного пришельца угрожает нам расправой.

Дэниел Макдэвид откинулся на спинку кресла, и его красное лицо постепенно стало приобретать привычный оттенок. Он улыбнулся.

• Русские начали шутить. Это мне нравиться. Демонстрируют свой характер, думают поводить нас за нос.
• Сэр, но это не так легко.
• Да, Сэм, тот русский шпион у нас почти в кармане. Я думаю, ему нелегко будет выкрутиться. Думаю, Мещеряков где-то рядом. Попробуем поймать его на живца.

Арнтгольц покачал головой:

• Алекс будет недоволен, шеф. Он хочет выслать шпиона и юную леди вместе, но не через шлюз. Он хочет обменять их на двойников.

Макдэвид почесал затылок и нахмурил брови. Достал сигарету и задымил.

• У него своя игра, у этого лиса. Он хочет получить пальму первенства за свой старый провал с отцом Мещерякова. Ладно. Русского пока не брать, пускай погуляет по городу. Адамс и О’Брайан, башкой своей отвечаете за него. Если увидите с ним рядом Мещерякова, сразу не брать. Датчики стоят в номере русского?
• Сэр, – ответил светловолосый плечистый О’Брайан, – Он выписался из номера и снял квартиру. Мы, естественно, поставили там прослушку. По соседству дежурят сразу трое.
• Отлично, я надеюсь на вас, парни.

Круглов должен был встретиться с Андреем на Пятой Авеню напротив магазина Найк. Круглов стоял уже десять минут, как к нему подъехало такси. Мексиканец, сидевший за рулём, махнул из открытого окна рукой:

• Привет, Амиго. Садись подвезу к другу. Он тебя ждёт недалеко отсюда.

Валерий распахнул дверцу рядом с водилой и сел. Только он плюхнулся в свое сиденье, как в затылок ему упёрлось что- то холодное и твёрдое, и кто-то сзади сказал:

• Потерпи дружок, сейчас ты встретишься со своим другом.

Дальше он уже ничего не помнил, так как в следующий момент его мозг отключился и его голова безвольно упала на грудь.

Очнулся он в просторной, абсолютно белой комнате, стоя на ногах. Пройдя несколько шагов до стены, протянул к ней руку, но она беспрепятственно прошла сквозь стену. Заинтересовавшись, он ступил дальше, за неё. Она оказалось муляжом, просто пространственной оболочкой, за которой была такая же комната. Он ходил по комнатам, пока чей- то голос рядом с ним не сказал: “Пройдите пожалуйста в лифт и ждите.”

Под ногами у него пунктиром осветилась дорожка и он прошёл по ней до конца и остановился. Вокруг были всё те же белые, как будто полуосвещённые рассеянным холодным светом стены. Вдруг эти стены стали приближаться, обступать его со всех сторон, образовывать вокруг одну сложную круглую стену, в центре которой стоял он. Потрогав их, он ощутил их материальность и испугался, эти стены приближались, сдавливали пространство, закрутились, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Он закрыл глаза, готовясь к худшему, но тут чьи- то крепкие руки схватили его за плечи и вытолкнули куда- то вбок.

Валерий Круглов увидел на миг чёрную мглу вокруг себя, затем неожиданно яркий свет и человека по державшего его за плечи.

• Ну вот и свиделись, – сказал он, – Я должен был встретить тебя на пятой авеню.
• Ты Мещеряков?
• Он.
• А где мы сейчас?
• Да, кстати, давай зайдём в сортир на секунду. Только держись за мою руку, иначе быть беде.

Они вошли по начинающему проявляться пространству коридора в мужской туалет, каждый вошёл в свою кабинку.

• Эй, гражданин Круглов!
• Да, – Валерий отозвался из соседней кабинки.
• Отлично, вы здесь. Выходим.

Выйдя из кабинок, Мещеряков предложил пройти по коридору, и они вышли в банкетный зал. Круглов кивнул на полукруглые панорамные окна.

• Седьмое небо?
• Да, – кивнул Мещеряков, у нас здесь столик заказан. Сядем.

Оба сели за столик, Андрей поднял меню, позвал официанта.

• Вам водку можно?
• Нужно, – ответил Круглов.

Они заказали небольшой набор блюд, водки, и беседа началась.

• Вас Левчук послал?
• Гм… Левчук. А вы с ним знакомы?
• Да. Я знаком даже с Головко и Смоктуновичем. Собственно говоря, я их и пришил… Естественно, не их самих, а двойников.
• Как пришили?
• Силой заклятья…. Шучу, молотком, конечно, – Андрей улыбнулся простодушной улыбкой, – Ну что мне, видеть, как американцы нас за дураков считают! Хвати с них…
• Кого это нас?
• А вас разве не посвятили?
• Ну, да. Левчук сказал, что мы встретимся на Бродвее, а остальное при встрече.
• Вот и встретились на Бродвее, – Андрей опрокинул стопку и потянулся за жульеном, – По-моему, здесь даже лучше, хотя это дело вкуса.
• Ну, так что я должен знать?

Мещеряков откинулся на спинку стула. Из-под густых бровей на Круглова смотрели добрые светло-серые глаза, пряди жёлто-седых жирных волос падали на сутулые плечи. Валерий смотрел на этого неряшливого человека в дешёвой курточке и потёртых джинсах и думал про себя, как типажи социалистического прошлого призраками всплывают в реалиях сегодняшнего дня.

• Всё, всё очень грустно. У них там целая лаборатория по разведению двойников. А мы и наша наука… остатки былой роскоши. Социалистической.
• Ты свободный художник?
• Да, типа того. Засекреченный агент, скорее. Неважно, поймёшь в процессе.
• Значит, в Америке о тебе знают.
• Кому надо, знают. Мне достаточно, что обо мне всё ещё знают здесь, – Андрей заёрзал на стуле, – Пока обо мне здесь знают, дело выглядит не слишком кисло…

Минут на пять зависла небольшая пауза, в течении которой оба собеседника кушали, наслаждались водкой из запотевшего графинчика и осматривали Москву с высоты птичьего полёта. Валерий прервал затянувшуюся паузу:

– Кстати, я проделал большую работу, прежде чем вышел на тебя. В архивах почти ничего не было, кроме Киева.

• Ну да. Все архивы после Берии должны были уничтожить.
• А ты почему это знаешь?
• Я много чего знаю.
• Стало быть, знаете всё и через стены проходить умеете?
• Не только. То, что ты сейчас видел… это шлюз. Майор, я должен заключить с вами сделку, если ты не против. Ты, чтобы не накосячить, делаешь всё по моей инструкции. Договорились?
• А гарантии?
• Никаких, кроме честного пионерского.

Возвращение экспедиции

Возвращение экспедиции затянулось. После происшествия с немцами, палатки свернули и в спешном порядке пошли по горному маршруту в сторону Индии, на юго-запад. Пройдя Шигадзе, углубились в горы с задачей перейти через перевалы Непальский хребет. Шли по горам с навьюченными лошадьми по скользким узким тропкам. При спуске с одной вершины, с которой были видны белоснежные отроги главного непальского хребта, случилось несчастье. Лошадь, везущая палатки, оступилась о скользкий камень и, рванув вперед, сбила двух человек. Один из них упал в пропасть вместе с лошадью, а другого пришлось нести на руках до привала. На привале было решено часть оборудования нести на руках, а раненого с переломанными ребрами посадить на освободившуюся лошадь. Это было первое и не последнее несчастие, преследующее экспедицию. По мере движения высоко в горах у многих начинались проблемы с дыханием из-за разреженности воздуха. Не было сил идти, часто устраивались привалы. В связи с ухудшившейся погодой, начались болезни. Еще троих, серьезно заболевших, спасти не удалось. У многих сдавали нервы. Женщин и больных решено было оставить в селении Гамба до весны, дальше их вести было тяжело и не имело смысла.

Итак, оставшиеся девять человек двинулись затем на перевал. Справа, в хорошую погоду, в легкой дымке маячил Эверест. Профессор Зеленцов, шедший впереди, мурлыкал гимн Авиаторов, Лев Борисович с чекистом шли немного сзади. Был объявлен перевал и профессор подошел ко Льву Борисовичу.

– Давно хотел поговорить с Вами, дорогой Левушка… Как Вы относитесь к схоластике? Ну, конечно, не в том виде, в каком нам ее обрисовывают в наших так сказать… учебных заведениях.

– Вы знаете, профессор, – неуверенно произнес Левушка, – в последнее время я к ней стал относиться неплохо и, скорее всего, поменяю к ней отношение.

Возникла небольшая пауза.

– А что Вы имеете в виду, сказав, что поменяете к ней отношение? – спросил Зеленский.

– Я остерегаюсь сейчас делать какие-то научные выводы из нашей истории, но у меня появилось желание разобраться, так сказать, с фактами. Ведь все то, что произошло, не укладывается ни в одну мыслимую теорию, ну я имею в виду материалистическую.

– Да, да, Вы здесь совершенно правы. Ну а нематериалистическую? – с хитрецой подмигнул профессор.

– Нематериалистическую я бы сформулировал вкратце, пока нас никто не слышит. И основана она была бы на полном или частичном отрицании всех законов физики, диалектики. Это была бы некая конспирологическая теория, даже нет, скорее метафизическая. Вы знаете, профессор, здесь ведь шаманство чистой воды. Я и сам не понимаю, как это у нас все получилось. Анатолий, конечно, обязан будет доложить все своему начальству. Нас ведь арестуют и расстреляют наверняка, дорогой Игорь Владимирович! Что же нам делать?

– Не знаю, не знаю, дорогой Лев Борисович. Но все-таки, как Вы думаете, что с нами произошло на самом деле? Ведь это уму непостижимо, я вдруг слился со стеной, понимаете? Я стал другим объектом! Мои так сказать физические свойства как биологического тела вдруг были заменены на совсем другие свойства, нематериального объекта! Это же чистой воды схоластика!

– Профессор, я подозреваю, что наши с Вами свойства были изменены на другом, если можно так сказать, повышенном уровне взаимодействия элементарных частиц. Понимаете?

– Ну-ка, ну-ка, продолжайте, – с нетерпением проговорил профессор.

– Дело в том, что мы в лице этого горшочка приобрели нечто, что способно переносить наше сознание в другой, может быть даже параллельный мир. У Эйнштейна есть спекуляции по поводу неэвклидовой геометрии, зависящей от гравитации. Так вот, я думаю, что наше тело на миг потеряло свойство гравитационного тела, и мы попали в волны другой реальности и эти волны повлияли на нашу материальную оболочку, заставив ее принять другие свойства. Мы на какое-то время перестали быть осязаемы материально! Мы стали призраками, понимаете! – глаза Льва Борисовича горели.

– Но что, что тогда в этом несчастном горшке! Это же просто вода на вкус и на цвет! – воскликнул Зеленский.

И тут из-за камня за ними вдруг появилось серьезное лицо Анатолия. Он вышел из-за камня, деловито отряхнулся и тихо спросил:

– Так товарищи, это мы тут о чем шептались? Совсем, понимаешь, от рук отбились? Какие-то теории тут сочиняете? Да, я обязан буду доложить, – неуверенно сказал он. Потом, весело. – Но братцы мои, вы же мне жизнь вроде как спасли, – Тут он взялся за повязанную голову, – Не совсем, правда, частично. Поэтому я тоже частично предлагаю вам вот что. Я, конечно, обязан буду доложить и вас, конечно, потом расстреляют, как и меня. А зачем Родине три трупа, а? Правильно, три трупа ей не нужны. Поэтому я предлагаю пока обо всем помалкивать, поняли? Рот на замке и никому ни гугу! Договор? – и он заговорщицки подмигнул обоим.

– Ни гугу! – хором ответили оба.

– Ну а то, что вы там об этом все думаете, я оставлю при себе. И я тоже никому ни гугу. Это я вам обещаю товарищи, я, Анатолий Кузнецов!

…Долгих три месяца они шли через горные перевалы Непала. Потеряли по разным причинам почти весь состав экспедиции. Часть людей пришлось оставить в горных селениях, кто-то сорвался в пропасть, кого-то унесли болезни. Оставшиеся несколько человек, в том числе Кузнецов, Зеленский и Бауэр добрались до лагеря, где их ждал самолет на родину.

Прилетев в Киев, они они втроем стояли навытяжку перед товарищем Корнийцом. В кабинет вошли еще трое сотрудника в штатском. Леонид Романович вышел навстречу и, подойдя к каждому, пожал руку.

– Молодцы, товарищи! В целом, с задачей, поставленной партией и правительством, справились. Теперь мы будем изучать привезенные вашей экспедицией материалы. Всем выдадим по ордену Красной Звезды. Да, есть за что! Тут такое с вашими материалами произошло, в академию наук доставили и теперь они в секретной лаборатории изучаются. Так что, товарищи, спасибо вам всем, молодцы! Отметим все это широко, по-советски, ну а потом за работу, за работу! Некогда нам отдыхать. Ну а сейчас я вам представлю наших специалистов, – с этими словами он повернулся к троим в штатском, – Это ваши коллеги, ученые. Двое из них – физики, другой – специалист по оккультным наукам. Ну, в общем, не пугайтесь, товарищи, не пугайтесь. Это простой советский человек, но по профессии – медиум. Я вам дам еще возможность пообщаться, вы расскажете им подробно, что с вами произошло и так далее. Главное, чтобы на выходе у нас получилось то же самое, что и вашем горшочке. Будем готовить раствор для производства в промышленных масштабах. Вот у меня и все. Задача у вас есть. Прошу приступить к работе. Сроки у вас – до середины лета этого года.

Этот разговор случился за день до войны, двадцать первого июня, тысяча девятьсот сорок первого года, за день перед тем, как на Киев обрушились первые бомбы войны, которая навсегда поменяла их планы.

За «бугром»

– Сэмюэл, зачем ты взял с собой этот паршивый галстук, он тебе так не идет? А если уж взял, то я тебе его завяжу, потому что никто в этом доме, кроме меня не завяжет тебе галстук, – Софья Борисовна Арнтгольц или бабушка Софа подошла к своему внуку с этими словами и быстрыми движениями рук, не смотря на свой преклонный возраст, завязала галстук.

– Спасибо, бабуль, ты у меня золото, – он поцеловал бабушку и выбежал из дома на крыльцо, рядом с которым его ждала машина. Сев рядом с водителем, он кивнул ему, поприветствовав.

– В лабораторию, сэр? – спросил водитель.

– Да, Джо, только сначала отвези меня на Брайтон Бич, ты знаешь куда.

– Хорошо, сэр.

Проехав несколько сот метров, водитель остановил машину напротив закусочной. Пройдя столики с посетителями, Сэм вошёл в служебный коридор и быстро вбежал вверх по лестнице, затем, пройдя длинный дурно пахнущий коридор с мухами, встал напротив обшарпанной двери. Постучав три раза, услышал бодрое:

– Входи, Сэм.

За столом в кресле, обдуваемый кондиционером, сидел постаревший Лев Борисович Бауэр. На его коленках лежал ноутбук и Лев Борисович что-то быстро печатал. Прервавшись, он весело поглядел на Сэма:

– Я вижу ты сегодня при параде? Как бабушка?

– Спасибо, дедушка Лёва, она хорошо. Как Вы? Напечатали, что я просил?

– Да, почти, садись, сейчас закончу, немного осталось. Про экспедицию я почти закончил, здесь всё хорошо, по-моему. То есть, я имел в виду, что нормальные люди меня поймут. А вот потом начинается полная фантастика и мистика. Это получается почти то же самое, что я на Лубянке строчил, только более художественно. Сейчас, подожди ещё десять минут, пойду сварю кофе и отдохну заодно.

– Можно я прочту?

– Валяй.

Сэм Арнтгольц сел за столик Льва Борисовича и продолжил чтение с того момента, где он закончил в прошлый раз. В свой отдел он ещё успеет, а сейчас нужно было отделить зерна от плевел. По этим бумагам лаборатория приносила свои плоды, но оставалось много вопросов. Тогда она только зарождалась, и всё сулило большие перспективы. Немцам удалось добыть кое-какие материалы по результатам опытов, но необходим был главный ингредиент. Ингредиент, которого они не знали. Материя расщеплялась на отдельные потоки, но вектор её движения в разные моменты времени не удавалось синхронизировать с биополями. Коридор, который открывался биополям после пробивания бреши пространственных заглушек, мог работать около секунды под действием искусственного геомагнитного поля. Но его приходилось долго настраивать и стабилизировать. Сейчас им это удалось, и с квантовыми двойниками было в порядке. Выглядели как настоящие, да так, что мама не отличит. Так почему же они не проходят препятствия? У немцев же они проходили или у Абеля есть вторая, секретная? Что не работало, где был прокол? На немецкой плёнке узник Брайтенау проходил сквозь бетонную стену толщиной в десять дюймов и хоть бы хны. За час до появления союзников почти все материалы были сожжены. Всё, что осталось, было захвачено в последний момент у немецкого штурмбанфюрера, садившегося в последний самолёт в Аргентину. При допросе он настаивал на том, что все опытные образцы были отправлены заблаговременно и выражал уверенность, что разработки велись параллельно с Советами. То, что у них было, как он утверждал, было добыто в Киеве, в сорок втором. Лев Борисович подробно описывал это в мемуарах, но там не было главного, не было научного изложения теории.

– Деда Лёва, вот вы описываете здесь эксперимент по левитации. А как звали тех людей, с которыми вы работали?

– Знаешь, Сэм, – дедушка Лёва называл внука всегда по имени, – я бы рад тебе их назвать… Но я не помню по фамилиям. Меня долго держали в гестапо, и я стал слаб на память после этого на фамилии и даты. Но имена я, конечно, помню.

– Вы лукавите, дед, – Сэмюэль улыбнулся, – ваша забывчивость распространяется только на фамилии и имена, нужные мне. А вот на остальное, как погляжу, ваша память работает на все сто. Помните, как вы рассказывали о своём первом эксперименте? Детали этого рассказа описаны так живо, что вашей памяти можно только позавидовать.

– Я рассказываю тебе ровно столько, сколько нужно вам. Всё остальное – ваших рук дело. Если вы закопались, то вините себя самих, ваши тупые американские головы. А я живу до сих пор там, в Киеве, в моей далекой родине, которой я благодарен за многие счастливые минуты моей жизни.

– Ладно, ладно, дедушка, это я переусердствовал со своим любопытством, прошу прощения. Но вы же добровольно взялись мне помочь.

– Помочь, именно помочь. Ради науки, ради святого. А то, что у вас там происходит, а я чувствую, что происходит что-то мерзкое, меня не касается. И не вмешивай меня в свою работу, Сэм.

– Хорошо, хорошо, как скажете. Ну ладно, я возьму ваши записи?

– Бери и проваливай, – с еле заметным раздражением сказал Лев Борисович, – а мне ёще до Мити одессита дойти надо, повидаться кое с кем.

– Спасибо, дед! – застёгивая на ходу пальто, поблагодарил его Сэм.

Сейчас у него должно быть заседание, точнее через два часа. Было время ещё прогуляться вдоль надземки. Он прошёлся до кафе на углу Кони-Айленд, зашёл в него, сел за свободный столик.

«Давай Сэм, анализируй. Шеф сейчас начнёт выпытывать, куда подевались двое агентов, два испытуемых. Те два идиота, которых скопировали с русских фээсбэшников. Они уже как два дня не выходили на связь, ни слуху, ни духу. Они забрали объект, вывели его, привели на конспиративную квартиру, поговорили с ним, дали ему зелье. Всё шло по плану, пока… Что могло случиться, что? Анализируй Сэм, ты же – голова. Ты возглавляешь отдел не просто так, тебе доверяют там, наверху. Думай, думай». Подошла смазливая официантка.

– Шо таки будете заказывать? – по-русски, лениво спросила она. В кафе было немного народу и она с любопытством рассматривала нового посетителя, – Вы не с Брайтона, сэр? А то у вас прикид не местный, такие щеголи в нас не заходят.

– Мне кофе, дорогуша. Я из родственников местных.

– Ааа, ну, ну, как скажете. А то я сижу тут целыми днями и таких красавцев по пальцам считаю. Правда, тут заходил один новенький вчера, тоже не с привоза, москаль… Ты не оттуда, не из ихней Москвы случайно?

– Нет, не оттуда.

– Во-во, он мне так же ответил. У нас прям не кафе, а шпиёнский сходняк какой-то, поговорить не с кем, – с лёгкой досадой произнесла она и пошла за заказом.

Зазвонил телефон.

– Да, шеф.

– Срочно двигай в отдел, Сэм, у нас плохие новости.

Подъехав к офису ЦРУ на Гудзон-стрит, Сэм Арнтгольц расплатился с таксистом, вошел через центральный холл, поднялся на свой этаж. В отделе за перегородками шла бойкая беседа, шеф, Райан Макдэвид, кого-то распекал. За перегородкой, помимо него, оказались Адамс и О’Брайан.

– Сэм, мы упустили русского. Эти засранцы вели его от кафе на Брайтоне до Пятой авеню. Потом он как сквозь землю провалился. Они что-то знают, эти русские. Наши двойники вышли из игры, они в ауте! А объект пропал. Что вообще на хрен происходит? Эти ублюдки, русские, чувствуют себя здесь как дома, а мы даже не знаем, что происходит в Москве!

– Сэр, как в ауте? Что случилось?

– Вот их последний привет. На, полюбуйся. Никакого четвёртого не было. Он имитирует присутствие четвёртого, снимает всё на селфи. Ему нужно было время и он его получил.

На камере замаячили Мещеряков, Головко и Смоктунович, Мещеряков испуганно глядел в камеру, двое других лежали на полу. Потом Мещеряков заговорил, глядя поверх камеры на снимавшего: “Меня просили Вам передать, что… Да, да, я понял… Перестаньте делать двойников. Это антигуманно и нарушает всеобщий закон равновесия. Двойники будут уничтожаться. Если не одумаетесь, очередь дойдёт до их создателей… Вот. Всё.”

– Адамс, Сэм, что всё это значит? Начнём с тебя Сэм, – продолжал Макдэвид.

– Сэр, я не знаю, как это объяснить. Они прошли все испытания перед отправкой.

– Что тогда? Что могло произойти? Как этот Мещеряков сумел нас оболванить?! Один человек целый отдел!

Сэмюэль потёр рыжий щетинистый подбородок и озадаченно посмотрел на коллег.

– Остаётся только одно, сэр, – неуверенно сказал он.

– Этот Мещеряков и есть тот самый русский мачо-невидимка?

– Вероятно.

 

Сорок первый

Лёвушка трясся в головной полуторке на просёлочной дороге, ведущей от киевского шоссе к западу от Харькова. За ними ехали пять уцелевших машин из большой колонны институтских, эвакуированных в последний момент из Киева. Только что они проскочили Полтаву и оставили на дороге пятнадцать разбомблённых машин и три автобуса. Подводы с лабораторной техникой остались отрезанными в котле. Сплошной поток, состоящий из толпы беженцев, подвод, гудящих машин не давал двигаться по шоссе из-за постоянных пробок, и огромная, кишащая биомассой гусеница в клубах пыли двигалась по обочине. Донёсся слух, что впереди видели колонну немецких танков и части этой гусеницы стали расползаться вбок, по просёлочным дорогам, в сторону Ахтырки. В кузове ехали три оставшихся конвоира-красноармейца и Анатолий Кузнецов, старый знакомы Лёвушки. Он сидел в своем штатском костюме рядом с кабиной и развеивал иногда скуку, играя на губной гармошке. Профессор Зеленцов ехал за ними, во второй полуторке. За поворотом они вылетели на хуторок. Поехали медленнее. Поднявшись на холм, к богатой хате, услыхали далёкий гул и тарахтенье моторов. Они остановились. И вдруг из хаты выбежали двое немцев, один с пистолетом, другой – с карабином.

– Хальт! – заорал первый.

На дороге внизу показались мотоциклы. Сверху, с кузова Левушкиной полуторки раздались выстрелы. Высокий немец, видимо офицер, схватился ха живот и упал, второй побежал с криками к хате, из которой высыпало дюжина немцев. Машина, взревев, развернулась и понеслась назад, к остальным, которые стояли под холмом метрах в пятидесяти. Рядом бухнула граната, шофёр схватился за висок и повалился на руль. Машина приостановилась. Мимо неё протарахтели мотоциклы, подбежали несколько немцев.

– Хэнде хох! Выходи, Иван!

После допроса их всех повезли обратно в Киев, точнее в Сырецкий концентрационный лагерь. Профессор Зеленский умер через месяц, Анатолий поселили в том же бараке, что и Льва Борисовича. Он долго болел, но каким-то чудом поправился, хотя и не до конца. То и дело в бараке раздавался его хриплый кашель, сопровождаемый кашлем десятков заключённых. Больных в бараке было много и каждый день среди узников концлагеря собирали богатый урожай трупов. Судьба Лёвушки тоже была бы незавидной, если не одно обстоятельство. Формировали новую группу для отправки в Германию. Необходимо было вывести несколько сотен здоровых и крепких мужчин. В барак, где томился Лев Борисович вошли два немца. Один из них, поморщившись, зажал нос рукой.

–  Nicht zu glauben! Wie kann man hier sein? (Невероятно! Как здесь можно находиться?) – изумился первый вошедший, крепыш среднего роста. Его блуждающий взгляд остановился на Лёвушке. Холодный взгляд впился в худого измождённого интеллигента с трясущимися руками.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Заключённый номер сто двадцать двести сорок…

– Стой! Как тебя зовут, я спросить? Разве я спросить твой номер?

– Меня зовут Лев Бауэр.

– Юде? Еврей?

– Да.

Немец повернулся к своему напарнику, толстому и рыжему ротенфюреру.

– Почему он ещё не расстрелян? – спросил он его по-немецки.

– Не могу знать, господин оберштурмбанфюрер, – быстро мигая выпалил тот, – У меня не было чётких указаний на его счёт от командования. Господин штурмбанфюрер приказал не трогать его до личного распоряжения.

– Хорошо, я переговорю с ним и заодно проверим списки. Проводите меня к нему.

На следующий день, вечером, после ужина заключённых и переклички в барак вошёл рыжий ротенфюрер Ридер.

– Одевай верхнюю одежду и марш на выход. С тобой будут говорить, – приказал офицер, потом подойдя к Кузнецову, спросил: – Заключенный номер…

– Восемьдесят семь пятьсот сорок пять, – встав, произнес Кузнецов.

– Ты тоже на выход.

Лёвушка надел на себя потёртое осеннее пальто, Анатолий одёл протёртый до дыр пиджак, и они направились к выходу. Войдя в служебное помещение охраны, стряхнули снег и уставились на двух холёных немцев, пьющих коньяк. Один из них был начальником лагеря, штурмбанфюрер Радомски, а второй, его недавний знакомый оберштурмбанфюрер. Посмотрев на Льва Борисовича и Анатолия мутным взглядом, он улыбнулся. Выпив коньяк из рюмки, он обратился к Лёвушке:

– Я не любить евреев и русских, но ты вызываешь вопросы. Мы думать, что ты должен служить великой Германии. Ты учёный? Чем заниматься твоя наука?

– Я востоковед, господин…

– Тиссен, Ганс Тиссен. Востоковед… это что-то… писать? Это как гуманитарий? Знаю, знаю. Ничего конкретного. Чепуха! Это так, по-русски? – он рассмеялся, – Ладно, ладно. Что-то мне говорить, что ты не простой учёный. Хорошо. Что делать твой институт?

– Изучали Китай, Тибет, Ближневосточные страны, Иран…

– Так, так, хорошо, хорошо. Иран – это хорошо… Скажи, мой друг. Если я тебя сейчас отвезу в Германию, ты будешь верно служить фюреру?

– Я не могу верно служить фюреру, господин Тиссен. Я служу своей стране.

– Так. А если я спросить тебя о другом. Ты жить хочешь? Хочешь работать за жизнь?

– Да, хочу, – твёрдо ответил Лев Борисович.

– Это хороший ответ. А ты и твой друг из энкавэдэ были когда-нибудь в экспедиции? – он вперил вдруг свой холодный взгляд в бегающие глаза Лёвушки, – Ну, там, как его… в Тибете?

– Да, мы изучали там… местные диалекты и культуру тибетских народностей.

– Да, ты похож на Еврей, но не совсем… Я подумать, – он повернулся к рыжему ротенфюреру и приказал по-немецки, – Включить их в специальную группу. Завтра они должны быть готов к отправке. У них в досье есть интересный эпизод, ими должен заняться вермахт. И найдите мне его сестру, если её не расстреляли. Она мне пригодится…

…Лёв Борисович Бауэр, Анатолий и Софья Борисовна Мещерякова ехали в разных товарных вагонах с остальными узниками. Недалеко от Бреста их пересортировали в отдельные вагоны. Но брату и сестре удалось поговорить. Он стоял рядом с ней, когда их построили перед отправлением в шеренги на перроне. Софья спросила у Льва:

– Лёва, зачем нас не расстреляли, ты не знаешь?

– Нет, Софа. Пути наши с тобой сошлись не зря. Помнишь, я говорил тебе о нашем исследовании?

– Это о том, о чём ты должен молчать?

– Да, о нём. Слушай меня внимательно. Это очень важно. Если ты выживешь, обещай сберечь одну вещь. Она очень важна для меня. Ты обещаешь?

– Обещаю, Лёва.

– У нас на антресоли, ну, знаешь, там, где папа свои заначки прятал?

– Да, да.

– Так вот. Там стоит термос, который я из экспедиции привёз. Ты его сбереги и отдай нашим учёным или органам. Это всё равно. Там вода. Но это не совсем вода. Это опасная вода, но она… Вкратце так. Если её выпить, то ты пройдёшь сквозь стены или улетишь, как захочешь.

Зрачки у Софьи Борисовны расширились и её огромные глаза смотрели на него с испугом.

– Только не думай, пожалуйста, что это бред. Это не бред, Софа. Это то, ради чего я живу.

Через два дня вся троица сидела у штурмбанфюрера Абеля. Он ходил взад-вперёд по кабинету и посматривал на ссутулившуюся фигуру Льва Борисовича. Потом резко подошёл к нему, снял с себя пенсне и поднёс его к лицу Лёвушки. Рядом с Абелем сидел переводчик, русский перебежчик, который синхронно переводил разговор. Абель нагнул голову и внимательно посмотрел на Льва Борисовича.

– Да, так я и думал, – сказал он, – Это вы, тот самый потешный молодой учёный из русской экспедиции. Я узнал вас. В этом мне помог ваш коллега, – он кивнул на Кузнецова, – Этого я сразу узнал.

– Я вас тоже узнал, – Кузнецов выпрямился, – вы один из тех немцев, кто был в экспедиции.

– Да, мой друг. И вы тогда от нас удрали. Теперь вы понимаете, что сделали это зря? – с победной улыбкой произнёс штурмбанфюрер, – И сейчас вы не в том положении затаившегося охотника и нагана у вас нет.

Он подошёл вплотную ко Льву Борисовичу.

– Вы знаете Абвер, ведь правда, Лев Борисович. И вы понимаете, что если вы не отдадите мне то, что нас интересует, вы со своей фрау сестрёнкой тут же переведётесь в гестапо. А там вы отдадите всё, чтобы только выйти оттуда живым… или вперёд ногами. Ну так что, вы сейчас будете говорить или дать вам время? Но учтите, что его у нас мало… Пожалейте хотя бы вашу сестру, если себя не жалко. Ведь она не в том положении, чтобы отправлять её в гестапо…

Лев Борисович с грустью посмотрел на всех, потом, улыбнувшись виновато, на Софью. Затем внезапно поперхнулся и закашлял.

– Я, я скажу, – неожиданно заговорил Анатолий, – Я слышал, как они переговаривались в вагоне. Я знаю, где тайник.

– Ах ты сволочь… – сквозь зубы процедил Лёвушка.

– Так где же?  – перебил его Абель.

– У них на антресоли. Я бывал у них дома и могу показать это место, вы не найдёте. Если вы меня возьмёте с ней, – он кивнул на Софью, – Я вам ещё кое-что покажу. Канистры опытных образцов спрятаны мной лично в подвале лаборатории. Они замурованы в стальном шкафу, шифр знаю только я.

– Похвально, похвально, молодой человек. Хм, честно говоря, я не ожидал от вас такой прыти.

Звонок Киселёва

Денис каждый день звонил по номеру, который ему дали в полиции и всё время получал один и тот же ответ: “Ждите, пока новостей нет. Ищем”. Успокаивал тёщу, которая сидела на успокоительных, одолевала звонками и общался с частным детективом, нанятым ей за баснословные для него деньги.

Но вот в понедельник позвонил Алексей:

– Привет, Ден, это я. Сможешь приехать ко мне в лабораторию? Это важно

–  Смогу. Адрес эсэмэской сбрось.

К условленным трём часам Денис подъехал к лаборатории Киселёва. Она располагалась на Малой Дмитровке, в двух шагах от Пушкинской площади. Лаборантка проводила до рабочего места Алексея. В дальнем углу маячила длинная фигура, разглядывающего что-то в окуляр микроскопа.

– Привет.

– Привет. Сейчас, погоди минутку, сигареты возьму. Пойдём к чёрному ходу на лестницу, – предложил Андрей, – Там тет-а-тет.

Они вышли в коридор, прошли несколько дверей, вышли в тёмный высокий тамбур старого дореволюционного дома, вышли на лестничную клетку. В высоком окне с открытой форточкой открывался вид на тесный двор, где лениво тусовались офисные служащие из соседних контор и стояло множество припаркованных машин.

– Для начала хотелось бы прояснить. Откуда у тебя вообще всё это взялось? – спросил Киселёв.

– Не переживай, это земного происхождения.

– Ты пока с шутками своими повремени. Отвечай.

– В общем, эта жидкость была у Мещерякова, моего соседа. Его два каких-то хмурых урода утром увели, а он мне… намекнул, что нужно что-то забрать в одном месте у него в квартире. Я забрал. Это оказалась вода в термосе. Регина выпила её и … В общем пропала она.

– Как это пропала?

• Растворилась в воздухе при невыясненных обстоятельствах.

Киселёв с удивлением посмотрел на Дениса поверх очков.

– Я думаю, что у твоего соседа бомба. Это реальная бомба, понимаешь! Это открытие, способное перевернуть научный мир. Я и не догадывался о свойствах этого вещества. Ты принёс хоть каплю?

– Нет, всё забрали фээсбэшники.

– Понятно. Им там не до открытий. Интересно, кого они привлекут?.. Да, уплыла от меня малина.

– Тебе удалось выяснить её состав?

– Немного. Там есть гуанин, там есть изопротеренол, который изменяет днк. В общем, чтобы тебе стало понятно, рассказываю. Эта жидкость способна изменять свойства твоего днк и поддерживать его в возбуждённом состоянии. При этом каким-то образом она воздействует на всю молекулярную структуру. Если бы у меня был образец, я бы изучил поподробнее.

– Подожди, а может у Мещерякова ещё где-нибудь эта вода стоит? Ну- Ка, поехали к нему! Вот я, балбес, не догадался.

По дороге, сидя в метро, Алексей рассказывал:

– Наука пока очень мало знает об этих веществах и само явление малоизучено. В конце тридцатых годов в руки учёным попал хамелеон из Мадагаскара. Начали изучать его молекулярные структуры, чтобы выяснить механизм изменения цвета в коже. Электронный микроскоп показал, что там есть гуаниновые кристаллы, которые меняют своё расположение в возбуждённом состоянии. После этого синтезировали производное адреналина и назвали его изопротенеролом. Как оказалось, это протеиновые молекулы, встроенные в клеточную оболочку. Сейчас кто только не использует это открытие. Но биохимики здесь первые. Они даже биороботов создают. Но мы пока видим их использование в создании тканей и одежды, меняющих цвет в зависимости от состояния человека. А это было бы прикольно, согласись.

– Да, прикольно. Но при чём тут невесомость? Или ты хочешь сказать, что эти твои гуанины могут человека в воздух поднять?

– Ну как ты не поймёшь, что это частный случай. Мы же ещё не знаем на что они способны в соединении с другими веществами.

– Гуанины, хамелеоны… А на вкус вода как вода. Да, я тебе ещё о сне своём не рассказывал, когда я летал.

– Брат, сны меня мало волнуют. Сны – это ненаучная субстанция, извини.

Поднявшись к Денису, они увидели на лестничной клетке Андрея Мещерякова. Он стоял, и, как ни в чём не бывало ждал лифта.

– Ну вот ты где! – радостно воскликнул он, – А я тебя уже полтора часа дожидаюсь. Сначала у подъезда сидел, потом подумал и решил, что лучше не светиться особо перед домом.

– Здорово! – воскликнул Денис, – Тебя где носило, дружище? Тут столько всего!

– Да, долго рассказывать, –  махнул рукой Андрей, – У тебя всё в порядке?

– Какой всё! У меня жена из- за твоей воды пропала!

Андрей нахмурился, потом улыбнулся:

• Если это шутка, то дурацкая… Хотя… Ты термос брал?!
• Ну да, это из него вода-то была!

Мещеряков сделался мрачнее ночи.

• Так, – сказал он, – Видимо, я должен тебе всё рассказать и лучше без свидетелей.
• Можешь нам обоим, – Денис кивнул на Киселёва, – Он знает.
• Хорошо. Тогда поехали.

Через полчаса они тряслись в электричке с Савёловского вокзала по направлению к даче Андрея. В послеобеденной электричке народу было немного, они откупорил купленное на вокзале пиво и достали пирожки.

• Я сделал глупость, Денис, прости меня, – серо-водянистые глаза Андрея смотрели куда- то прямо, не мигая, – Хотел перестраховался, а вышло… как вышло. Тут всё слишком переплетено. Я думал, что эти двое – приманка, отвлекающий манёвр, сигнал для других, которые войдут в пустую квартиру. Блин, ты сделал всё правильно, но я не думал, что ты его откроешь так быстро. То, что они ищут, это и есть термос с водой. Точнее, не с водой. Это Грааль.

– Подожди, Андрей. Кто такие ОНИ?

– Они?.. Ну да, хорошо. Давай сначала… Мой дед, а потом отец занимался изучением Грааля, который нашёл в Тибете шурин деда. Там было целое приключение. Этот шурин, Лев Борисович, вернулся с этим Граалем и ему поручили вести научные изыскания. Они работали в Киеве и в сорок первом, при отступлении, оставили немцам опытные образцы. Но там, в этих образцах была масса недоработок. В общем, удалось спасти кое-что из документации, лаборатория обосновалась в Москве… После смерти Лаврентия Павловича лабораторию прикрыли, но отец сумел сохранить оборудование. Мы как раз едем к нам на дачу и там… Там вы всё сами увидите… Вот… А есть ещё конкуренты, которые работают над этой проблемой. Ну, о них позже.

– Америкосы?

– Не только.

До дачи доехали автобусом из Дмитрова. Это была довольно большая деревянная постройка на краю заброшенного СНТ недалеко от Волги. Дом окружали сосны и кусты орешника, вплотную подходившие к забору. На участке было лёгкое запустение, было видно, что сюда редко наведывались в последнее время.

Все трое уселись на веранде, выходившую на задний заросший двор. Андрей положил на журнальный столик толстую потрёпанную книгу и начал что-то искать в неё, наклонив косматую голову над пожелтевшими страницами.

– Ага, вот, – наконец сказал он торжественно, – Просьба ко всем хранить молчание.

Он нагнулся над книгой и начал что-то нашёптывать, выпучивая и вращая глазами. Со стороны казалось, что он одержим пляской святого Вита или игрой на гитаре забойного рифа. Подбородок его вздрагивал, волосы метались по лицу. Наконец, он закончил, успокоился немного и сказал:

– Господа, это небольшая прелюдия. Очищение, так сказать… Понимаете, в другое измерение надо входить с чистой душой. Я пытаюсь жить в чистоте, в духовной. Мой отец мне завещал так жить, и я вот, живу. Иначе невозможно будет понять всё ЭТО и войти.

Андрей встал с кресла и пригласил всех в гостиную. Подойдя к огромному книжному шкафу в углу гостиной, он открыл маленькую дверцу выступающего комода и вошёл боком в темноту. За ним, наклонив голову, вошёл Алексей и, застывший перед входом на секунду, Денис.

Побег

Ранним мартовским утром военного сорок второго по Киеву ехал грузовик со взводом патрульных. Рядом с водителем, обер-ефрейтором, ехал оберштурмфюрер СС Макс Дитрих. Впереди ехал служебный мерседес штурмбанфюрера Радомски, в котором сидели он и штурмбанфюрер Генрих Абель, позади их машины в конвойном грузовике, помимо охраны, тряслись Софья Борисовна Мещерякова и Анатолий Иванович Кузнецов. Они проехали Крещатик и свернули на улицу Кирова. Когда они подъехали к дому, Макс выбежал первым и приказал оцепить дом, часть людей вбежало во двор, пятеро подошли к конвойной машине. Он подошел к задней дверце Мерседеса и открыл переднюю пассажирскую дверь. Из неё вышел сияющий Генрих Абель.

– Ну что, оберштурмфюрер, как дела, как настроение? – осведомился он у Макса.

– Отличное, господин штурмбанфюрер! – выпалил Макс.

– Я смотрю у вас новенький крест. Это за какие заслуги, позвольте спросить?

– Охотно отвечу, господин штурмбанфюрер. За Смоленск, за взятие Смоленска.

– Отлично! Я думаю, если мы сегодня с вами провернём это дельце, вы получите ещё один. Ну что, у вас всё готово?

– Всё готово, господин штурмбанфюрер!

– Ааа… Вот и мои друзья. Анатолий, как настроение? Если мы сегодня получим Его, я похлопочу перед начальством и вас, возможно, устроят в моё хозяйство под Кёльном, где вы будете забивать свиней для солдат Рейха. Не грустите, мой друг, у вас ещё всё впереди. Ведите нас, Софья, к своему тайнику. Пошли, господа!

Пятеро автоматчиков вбежали первыми и протопали на этаж выше, трое остались внизу, пятнадцать оцепили дом со стороны улицы и на заднем дворе было ещё пятеро. «Отлично, – подумал Макс, – Не пролетит ни один вальдшнеп!». На своих людей он мог рассчитывать. Их взвод в срочном порядке вызвали из-под Вязьмы. Они прошли вместе немало километров и понюхали немало пороху. За ними он чувствовал себя как за каменной стеной.

Заранее приготовленными ключами он открыл дверь, и они вошли в квартиру. Вчера он здесь был и, на всякий случай, смазал замок и дверные петли, оглядел обстановку на предмет возможных опасных вещей. Все колюще-режущие и другие предметы, которые могли использовать враги для того, чтобы попытаться вооружить себя, он убрал. Пройдя в гостиную, он убедился в том, что автоматы его людей направлены на окна. «Всё хорошо! – подумал про себя он, – Это небольшое задание я выполню хорошо и получу ещё один крест. Ещё мне обещали отпуск, и поеду к своей Грете с двумя крестами! Вот она обрадуется!»

Оберштурмфюрер СС Макс Дитрих был лучшим спортсменом в его батальоне. По служебной лестнице его продвинул тесть, который был близок к окружению Гиммлера. Однажды Гиммлер со своей свитой пришёл на чемпионат по боксу среди подразделений СС, где участвовал Макс. Тогда он выключил нокаутом лучшего боксёра СС в финале соревнования и Борман обратил на молодого спортсмена внимание. Тогда же унтершарфюрер Дитрих, выпускник военного училища, был повышен в звании и стал обершарфюрером СС. Он неплохо орудовал кулаками и не прочь был нокаутировать каждого, кто посмел бы с ним тягаться. В батальоне он отвечал за физическую выучку новобранцев, и они считали его своим Гуру. Сейчас он стоял на балконе и осматривал своих бойцов. «Вот они, лучшие сыны Великой Германии! Орлы, которые готовы умереть по приказу своего командира».

Но что это, что за возня там в прихожей. Дитрих привычным движением расстегнул кобуру, быстро вышел из гостиной в длинный коридор. Справа, в конце коридора мелькнула тень. Макс с Вальтером наизготовку по-кошачьи прокрался в конец коридора, и, резко повернувшись, на миг увидел прислонённые к стене тела Абеля с Радомски и мелькнувший перед его лицом кулак. Отлетев, ударившись затылком о стену, успел всё-таки отскочить в сторону перед выросшим силуэтом Анатолия. Вальтер отлетел в гостиную. Увернуться от следующего удара теперь не составляло труда, главное стоять на ногах, понял он. Метнувшись из коридора в гостиную, он увидел на полу свой Вальтер. В это время цепкие руки врага повалили его на пол и стали душить. Он захрипел. Силы уже начали покидать его, когда резко распахнулась входная дверь, и в комнату вбежал солдат СС. Выхватив нож, он крикнул остальным: «Ком, шнель!» и бросился на помощь своему командиру. Анатолий, получив удар ножом, схватился за бок и осел. Перед тем, как закрыть глаза, он прохрипел: «Уходи… Взорви канистры… Лёве скажи, он знает».

Софья сделала три быстрых глотка и хваткие руки гитлеровцев схватили её было за плечи, но затем провалились в пустоту и судорожно замаячили на месте растворяющегося в воздухе тела.

Софушка летела куда-то вниз, потом её остановил необычайно яркий свет откуда-то сбоку, она увидела знакомые очертания кухонной двери, коридор, умирающего Кузнецова, бегающих и кричащих немцев. Она стояла как бы за прозрачной стеной коридора и наблюдала за происходящим. Она прикоснулась к себе и почувствовала прикосновение, всё было осязаемым, кроме окружающего, оно было другим, не пугающим, а, скорее, забавным, всё происходило как за огромным окуляром «рыбьего глаза». Можно было повернуться, и бегающие немцы оказались бы за спиной. Огромный шар, в котором она оказалась, стал уменьшаться и окутал её со всех сторон, защищая её от внешнего мира.

Состояние эйфории быстро прошло, и она вспомнила о Лёвушке. «Как же я, его же спасать надо!» – подумала она и побежала. Она бежала так быстро, что картинки вокруг неё мелькали так быстро, что она еле успевала их рассмотреть. Вот мелькнула дорога, тюрьма, откуда её везли, тюремный коридор, по которому ходят охранники. На своём шаре она вбегала в каждую камеру, пока не нашла его.

– Лева! Ты как?

Его глаза, огромные на похудевшем лице смотрели на неё, выступившую из стены.

– Софочка, душа моя! – его подбородок дрожал, а глаза увлажнились, – Но как? Как ты смогла это сделать?

– Левушка, наш Толя – герой! Толя пожертвовал собой ради меня и тебя! Ты понимаешь?! Он задушил одного немца, но они навалились и зарезали его. А я, вот, пока они там возились с ним… Горе ты моё, Лёвушка…

Она заплакала и прижалась к нему. Так они просидели с минуту, пока не услышали звук защёлки в тяжёлой камерной двери. Они вскочили.

– На, пей, живо! – она протянула ему термос, и он успел дрожащими пальцами открыть его и сделать пару глотков, оставив вбежавших охранников с удивлением рассматривать пустые стены одиночной камеры.

Лаборатория

Андрей включил свет, и все увидели, что они находятся в небольшом помещении с пустыми стенами, заклеенными выцветшими советскими обоями. Посередине стоял обычный деревянный доисторический стул.

– Вот наша лаборатория, – с невозмутимым видом сказал Андрей, – Это точка входа. Точка выхода в Останкинской телебашне. Там стоит мой передатчик, который ловит вот эту антенну.

Он достал из пиджака ручку и нажал на неё. Потом подошёл к стене и постучал три раза. Из стены вылезла рука, плечо и показался сам человек. Перед ними стоял устало улыбающийся Круглов.

– Вот тебе и встреча, – сказал он, – Удивлены?.. Да, я тоже немного. Уже немного… Ну, давайте знакомиться с кем незнаком. Я – майор ФСБ, Круглов Валерий.

– Алексей, Алексей Киселёв. Друг Дениса, зав химической лабораторией.

– Ну как, нарыли что-нибудь существенное? Ведь Денис вам передал кое-что.

– Денис?.. А откуда вы…

– Да, я всё обо всех знаю, – он махнул рукой с обречённым видом, – Ну, или почти всё. Профессия такая, положено.

– Ну, – промямлил Денис, – Я ему рассказал немного о тебе, вот и всё.

Все четверо улыбнулись. Круглов подошёл к стене и дотронулся рукой до еле заметного выступа. Раздался лёгкий гул, а затем щелчок.

– Вот, научился, – Валерий посмотрел на Андрея, – Теперь ты сам продолжишь…

Мещеряков сел на стул, закрыл глаза на секунду и начал говорить.

– Это поле, небольшое магнитное поле. Точнее, для нас оно – магнитное, а для пятого измерения – гравитационное. Дело в том, что гравитация, магнетизм, свет – это абстрактные понятия, которые человечество разделило по полкам и расставило, как подобает простому ученику, не зная, правильно оно сделало или нет. На первый взгляд, да. То есть, то, что очевидно, то и вероятно. И также сделало с точными науками. Но там, – Андрей махнул рукой куда-то в сторону стены, – Там, в другом измерении, все законы физики и химии работают по-другому.

Он встал со стула, подошёл к стене и спросил, обращаясь к Денису и Алексею:

– Ну что, пошли?

Они вчетвером встали напротив стены и, почти синхронно, шагнули сквозь неё.

– Уф! Щекотно! – вырвалось было у Алексея, когда они вошли ТУДА.

С изумлением и восхищением Денис с Алексеем рассматривали огромное белое пространство вокруг них. Когда глаза привыкли к рассеянному белому свету, они различили на небольшом расстоянии от них что-то наподобие белых шкафов, выстроившихся двумя параллельными линиями по обе стороны.

– Вот, как видите, здесь всё просто. Как на блюдце. Все равны перед природой.

Он вышел вперед и повернулся ко всем.

– Только руками здесь ничего не трогать! Поле удерживает вас вместе, пока работает генератор. Если его выключить, разлетитесь по астралу, костей не соберёшь. Кстати, свет тоже держится за счёт этого. А стоим мы потому, что… это нам кажется. На самом деле, это иллюзия. Мы сейчас как проекция на стене, только эта проекция бесконечна в пространстве. Не будет стены, не будет и нас. Ну, если грубо всё описывать.

– Андрей, а что в шкафчиках? – Денис подошёл к одному из них.

– Вода, но не совсем, правда. Вот, смотрите.

Мещеряков открыл одну створку, и все увидели стоявший на полке, на уровне груди, термос.

– Ух ты, такой же, какой был у меня! – воскликнул Денис, но потом поправился, – Точнее, как у тебя, в шкафу.

– По составу и плотности, это вещество напоминает воду. Но пить её просто так не рекомендуется.

– А поточнее можно? Почему не рекомендуется и что это? – спросил Алексей.

– Объясняю. Это волоконная антигравитационная структура или ВАС. Свойства воды приобретает после открытия в обычном измерении. После взаимодействия с гравитационным полем земли и воздухом превращается в жидкость, по вкусовым ощущениям похожую на воду. Получена здесь путём фильтрации магмы.

– Чего-чего? – Алексей вылупился на Мещерякова.

– Магмы. Но, на самом деле это не магма. Это вещество с аморфной структурой… Плоды трудов целого секретного НИИ. Это всего лишь попытка имитация той жидкости, что была в термосе.

– Кстати, говорят американцы получили его тоже, – вступил в разговор Круглов, – Они, конечно, хорошо продвинулись в плане технологий. Да, Андрей?

– Да, они не починали на лаврах. Вся беда ещё в том, что они хотят стать монополистами и забрать у нас лабораторию. На её след они напали. Двоих засланных казачков подослали, но неудачно.

– Вот поэтому эти шпионы и предатели везде свой нос суют, – Валерий недовольно ухмыльнулся, – Смоктуновичи разные, будь они не ладны. За деньги мать родную готовы продать. Эти американцы изгаляются уже как могут. Стали двойников штамповать, эксперименты по днк делать со своим раствором. Ещё немного и на промышленный масштаб выйдут.

– А мы что? – спросил Денис.

– Пока ничего… Сопротивляемся, как можем.

– Но это же, блин, прорыв! Мечта человечества, – не унимался Денис, – так ведь можно и в космосе путешествовать и во времени.

– Нет, – с сожалением произнёс Андрей, – На это пока мощностей не хватает по расчётам. Даже для ближнего космоса маловато будет.

«Всё это хорошо и замечательно, – думал Денис, – Человечество там, теории разные, то да сё. Но сколько же можно топтаться на месте! Это же сколько времени прошло с войны, а лаборатория эта как давало чудесную воду, так и даёт. Никакого прогресса… Какой нафиг прогресс! Мне, блин, жену спасать надо, а я тут философствую!»

– Андрей, а как-нибудь можно Регину отыскать? Ты не знаешь, где она?

– Догадываюсь, конечно… Скорее всего, она в ловушку попалась, – Мещеряков в раздумье взялся за подбородок, – Я так думаю неспроста, сам пару раз попадался. Америкосы каким-то образом выискивают аномалии в гравитационных потоках и ставят заглушки… Я придумал как их обходить. Одними мантрами здесь не отделаешься.

Он расстегнул рубашку, и все увидели под ней тонкий светящийся квадратный брелок на цепочке с какой-то выгравированной символикой.

– Это мантра Цонкапы. С этим брелком и надписью мы попробуем отыскать Регину в Америке. Ты должен выучить её. Она несложная, – Андрей полуприкрыл глаза и прочитал, – Мигме дзеве терчен ченрези диме кенбе вангпо джампелян ганчен кенбе дзугьен Цонкапа лобсан дакпе щавла солвадеп…

Подойдя к ящичку, Андрей взял что-то оттуда и подошёл к Денису.

– Вот, надень, – с этими словами он протянул цепочку с квадратом, – Это тебе поможет, когда там будем. Это амулет. Антинаучно, но работает.

– Бред какой! И мне уж давай, заодно, – сказал Алексей, – Как три мушкетёра с Д’Артаньяном. Я тоже с вами.

– Зачем вам это, Алексей, – вступил в разговор Круглов, – Там может быть опасно.

– Надоела пресная жизнь, – ответил Киселёв, – А потом… Какой учёный не любит экспериментов.

– Так, небольшая инструкция, – Андрей собрал всех в кружок и начал речь, – Сейчас, друзья мои, держитесь крепко за руки. Мы встанем в кружок, как в детском саду вокруг ёлки. Да, вот так. Энергии гравитационного поля будет недостаточно, чтобы мы быстро переместились, поэтому мы поймаем их поле. Только крепче держитесь за руки, там невесомость.

Они взялись за руки, Андрей стоял напротив Валерия, Денис – напротив Алексея.  До этого Мещеряков понажимал какие-то кнопки и белый свет вокруг них начал тускнеть, пока не стало темно. Потом подул какой-то слабый ветер… или это был не ветер, а что-то совсем лёгкое и неосязаемое пронеслось между ними. Им почудилось журчание родника, легкий гул чего-то огромного вдалеке, как будто родник превращался в поток, и этот поток нёс их далеко, туда, где должен быть свет, через пустое безликое пространство небытия. Они были в невесомости, ощущая необыкновенную лёгкость, перестав чувствовать давление воздуха. В этом пространственной среде не было ничего, ни воздуха, ни воды, ни света. Лишь далёкая белая точка в конце…

Свет пронзил их стрелой. Они пошатнулись от прикосновения с землёй, Андрей и Денис упали, остальным удалось устоять. Это был подземный гараж в центре Манхэттена. Рядом стояли Линкольны, Бьюики, Доджи. Они прошли до лифта, поднялись наверх, вышли и очутились на Пятой авеню.

Родник

Сидящий на корточках человек перед родником протянул руку к воде. Она текла, огибая его пальцы, колола холодом недавно растаявшего льда и убегала вниз, туда, где соединялась с горной рекой. Человек протянул вторую руку, налил в ладони воды и поднёс к лицу. «Как ты прекрасен, человек и как прекрасен твой мир! Я люблю тебя, ручей, гора, с которой ты бежишь, небо, которое в тебе отражается. Это ты, мой прекрасный мир, родился вместе со мной и течёшь, как родник, в бурные воды людской жизни. Сохрани же свою чистоту и любовь! Неси свою любовь, как несёт эти воды родник горной реке. Ведь река будет сухой без твоей воды, её полноводье зависит от сотен таких, как ты. Беги, мой друг, я люблю тебя. И ты меня любишь, и весь мир любит меня, ведь он рождён для этого.»

Его кашайя намокла, но это радовало его. Зачерпнув воды ещё раз в ладошки, умылся, намочил свою бритую голову и засмеялся. Ему было всего пятнадцать лет и его совсем недавно посвятили в монахи, так что мир теперь был открыт для него. Он собирался в Лхасу.

Перепрыгнув через ручей, молодой монах пошёл вверх по тропинке, где белела вдали Канченджанга. Там, за ней, простирался Тибет, его великая родина. Там он постигал учение Бодхисаттвы и дал обет совершенствовать шесть парамид, к которым стремился с детства. Путешествуя, он постигал всё то, что положено решившему посвятить себя практике высочайшей Дхармы: искусство медитации, йоги, сочинения тантр, погружения в нирвану. Как и все, кто выбрал свой путь к постижению божественной мудрости, он совершал иногда ошибки, каялся и боролся с житейскими страстями. Но он хотел совершить всегда что-то необычное, то, что дало бы ему право на это посвящение, внутреннюю решимость окончательно встать на этот путь.

Приучив своё тело и дух к испытаниям, а душу к созерцанию мудрости, он обладал спокойным и рассудительным нравом, никогда не терял присутствия духа в сложных ситуациях, а взгляд его был почти всегда бодр и весел. Научившись быстро залезать на деревья, и, обладая крепким и выносливым телом, он без труда добывал себе живой корм в глухих лесах Гималаев. Встречавшие его крестьяне заглядывались на крепкого юношу и предлагали ему работу. Он редко отказывался – работа приносила ему еду, а путь был долог и опасен. В общении он никогда не хвастался своими знаниями, был прост и внимателен к собеседнику и люди, видя в нём его искренность и доброту, отвечали ему тем же.

Перейдя небольшое селение, по тропинке углубился в лес, перешёл небольшую реку и услышал резкий порыв ветерка с шелестом ветвей. Где-то вдалеке прозвучал грохот приближающегося грома. Гималайские тучи налетели с посвистом ветра и широким фронтом грянул ливень. Он успел добежать до нависшей скалы, но промок насквозь. Трясясь от холода, он бросил взгляд на соседнюю скалу, сбоку. Там он заметил небольшую расщелину и поспешил туда.

Сняв мокрые сандалии, уселся, скрестив ноги на сухой камень. Перед ним стеной стояла дождевая завеса, через которую едва можно было различить ближайшие камни, гром громыхал так, что он вздрагивал, трясясь от холода в мокрой одежде. И вдруг он почувствовал чей-то взгляд за собой. Обернувшись, он вскочил и вскрикнул от ужаса. Сзади него бесшумно разворачивались и переплетались кольца гадюк. Одна из них, на которую он наступил случайно, зашипев, молнией ткнулась в его босую ногу. Резкая колющая боль пронзила тело, как будто длинное и тонкое копьё пронзило икру и вышло дальше вверх, к бедру. Он схватился за ногу и повалился набок. «Ты, наверное, спасаешь своих детей. Тебе неприятен чужак и ты видишь в нём врага. Что же, я сам виноват, непрошенный гость. Прости меня, хозяйка пещеры.» Прильнув к месту укуса, он попытался высосать яд, но остальные змеи ползли к нему, и он выбежал. Ковыляя из пещеры и дойдя до навеса соседней скалы, он присел и повторно попытался высосать яд.

Дождь продолжал лить, но сила его убавилась. Ковыляя, он двигался вверх по тропинке, пока не почувствовал, что всё тело внизу начинает неметь. Жжение прошло, было лишь ощущение тяжести и усталости. Спазмы сдавливали грудь, появилась отдышка. Остановившись, он присел на камень и взглянул на свою ногу. Она была опухшей, почти полностью посиневшей до бедра. «Ом мане падме хум, – пел он, покрываясь потом, – Я иду к тебе с чистым сердцем». Глаза его закрылись, и он лёг в высокую сочную траву рядом с родником, текущим с Канченджанги.

Лёгкий ветерок с горы зашелестел на ветках, пробежал по траве, погладил высохшую одежду юноши, его длинные ресницы. Он открыл глаза. Стоял яркий солнечный день, а рядом, по тропинке шли люди. Они улыбались, глядя на него. Один из них, старик в длинной кашайе, подошёл к нему и протянул горшочек.

– Ты долго шёл, слишком долго шёл, мой мальчик, – улыбаясь и качая головой, сказал он, – Так долго, что не заметил черту, за которой надо остановиться. Попей воды и отдохни. Вот тебе горшок, набери туда воду из родника и выпей.

Он поблагодарил старика и нагнулся за водой. Вдруг он увидел своё отражение и отпрянул. На него смотрел тот же старик, который давал ему напиться. Он оглянулся, но того уже не было. Зачерпнув воды, он сделал глоток и почувствовал необычайную лёгкость в теле. Толпа людей, шедших по тропинке начала убывать и последний уходящий человек помахал ему рукой. «Эй ты, быстрее, а то опоздаешь!» – крикнул он.

«Куда опоздаю? – думал он, – Ах, да. Мне же надо идти. Вставай же, ну, быстрей». Но ноги, тяжёлые и неповоротливые, приросли к земле. Он посмотрел на них и с удивлением заметил, что ноги превратились в огромные корни, а руки – в ветви огромного дерева, голова вылезла на верхушку и он увидел перед собой поляну, на которой сидели брахманы.  Их было трое. Один из них, в синей рубашке и газельей шкуре, сказал:

– Я никогда не видел такого светлого и чистого юношу. Он вселял надежды, но его карма настигла его в самый неподходящий момент.

– Да, – с сожалением добавил второй, в белой одежде, – я знал его с детства. Прилежный был ребёнок. Хотел познать мир… Они все начинают с этого.

– Кто они? – спросил третий, в чёрной одежде.

– Ученики, – произнёс брахман в белой одежде, – Они не понимают того, что ученики всегда обречены быть учениками.

– Ваджра, – обратился брахман в чёрной одежде к белому, – А разве ты не учился?

– Понимаешь, Индала, – ответил тот, – Ученье ученью рознь. Иногда лучше ничему не учиться вовсе. Иногда лучший твой учитель – это ты сам. Учителя нынче учат устаревшим наукам. Время идёт. Время – вот наш великий учитель. Чтобы познать истину, надо учиться у времени.

– Зачем же мы дали ему так мало времени? – спросил первый, в синей рубашке.

– Я ещё не сказал всего, Сантхила, – сказал Ваджра, – Я ещё не до конца решил его судьбу. Он должен ещё кое-что совершить. Его поступки должны решить его карму.

Он посмотрел наверх, туда, где среди ветвей маячила голова юноши.

– Ты попил воды, монах? – спросил он у головы, – Что ты молчишь?.. Как тебя зовут?

– Цокто.

– Ааа… Ну, живи, раз живой*, (Цокто – «живой» в переводе с тибетского) – Ваджра поднёс голове чашку с напитком, – Пей, Цокто. Это Баиль, он исцелит тебя.

Голова жадно припала к чашке и, сделав несколько жадных глотков, срослась с телом. «Теперь тебя звать Трилистник, Цокто», – летели вдогонку слова тихим эхом с гор.

 

Родственники

– Так, Сэм, вот они, – темнокожий Адамс ткнул пальцем в монитор служебного Мерседеса, – Только их четверо.

– Вызывай подмогу, – бросил на ходу Сэм, вылезая из машины, – Копов, наших, всех, кто рядом. Но, я надеюсь, они будут благоразумны.

Сэмюэль перебежал на другую сторону улицы и вышел им навстречу. Когда они остановились перед ним, он вынул из кармана костюма свой серебряный жетон.

– Стоп, господа, – он сказал это по-русски, – Сейчас вы спокойно проследуете со мной, иначе я применю оружие.

Адамс выбежал им навстречу и распахнул заднюю дверцу просторной машины.

– Вы двое, – он кивнул в сторону Круглова и Мещерякова, – Сюда. Остальные пока ждут рядом.

Через минуту завыли сирены. Адамс захлопнул дверь и вытащил из поясной сумки наручники. Денис толкнул Киселёва: «бежим!» и они побежали по тротуару, расталкивая прохожих.

– Вот дураки, – Сэм даже не шелохнулся, взял сигарету и закурил, – Этот балбесы не понимают, что они не в стоге сена.

Из полицейского Форда выбежали двое в штатском. Один из них, высокий, в синей рубашке и джинсах подбежал к Сэму, на ходу пристёгивая бэйджик:

– Куда он побежали?

– К парку. Я думаю, детектив Уотсон, там достаточно ваших.

– Да, достаточно. Остальные у вас?

– Двое у нас. Забирайте третьего и четвёртого, когда поймаете и везите их к себе. Оформляйте, как положено. Потом мы этих заберём.

– Хорошо, сэр.

Через полчаса Денис с Алексеем сидели напротив сутуловатого пожилого полицейского, который вписывал их данные в компьютер. Рядом сидел переводчик, молодой веснушчатый человек в белой майке. Он с любопытством рассматривал русских и, немного заикаясь и волнуясь, переводил.

– Так, – монотонно повторял за ним полицейский, – Никаких документов, кроме русских паспортов, не обнаружено. Цель визита в Соединённые штаты указана как туризм. Так и запишем.

– Я прошу звонок в консульство, – сказал Денис, – Считаю, что нас арестовали незаконно.

– Вас не арестовали, сэр, – отреагировал коп, – Это всего лишь задержание. Арестуют вас позже за незаконное пересечение границы.

– А законно удерживать здесь мою жену?

– Ваша жена тоже оказалась в Соединённых штатах без документов и поэтому она арестована. Сейчас все обстоятельства выясняются. Возможно, она проникла к нам с диверсионной целью. Ваша цель нам тоже не совсем понятна. Звонок вы сделаете позже.

– Когда?

– Когда изучите и подпишите протокол.

– Это незаконно, – Денис вскочил, – Я требую адвоката.

– Хм, – опешил полицейский, – Хорошо. Тогда ждите.

Он открыл дверь, вышел в коридор. Затянув в курительной комнате сигарету, пустил дым. Потянув руку с сигаретой для второй затяжки, он услышал топот ног по коридору и в раскрытой двери увидел парнишку-переводчика с перекошенным лицом.

– Они исчезли!

– Кто они?

– Русские, сэр!

– Как они проникли в участок?

– Не знаю, сэр… Я только видел, как двое вошли… в стену.

В тот же день, вечером, Андрей сидел за пообтёртой стойкой прокуренного бара в Риджвуде, потягивая стакан виски с содовой и смотрел на обмякшего и виноватого Дениса.

– Денис, давай больше без самодеятельности. Раз так решили, значит так тому и быть. Бармен, ещё два тройных.

Денис сидел в углу барной стойки и был похож на затравленного злобного мышонка. Пьяными глазами он оглядывал происходящее в баре и рассеянно слушал Андрея.

– Я тебе обещаю, – продолжал Андрей, – Мы её найдём.

– Но мы её ищем уже неделю… А Киселёва куда дел?

– Сидит на Брайтоне у знакомых. Он нам пока не нужен.

– Ну да, тем более у него формула, – Денис немного задумался, – Как думаешь, разгадает?

– Думаю, вряд ли. Над этим целая лаборатория билась при Советах.

– То есть ты знаешь этот состав?

– Этот состав был утерян во время войны, а формула осталась…

– А Круглов где?

– Хм… в общем… они оба, Круглов с Киселёвым у знакомых на Брайтоне.

Темные очки Мещерякова упали со лба на переносицу. В поджатом, одетым в спортивную куртку Андрее Мещерякове, трудно было узнать прежнего вялого ботаника. Зачесанные назад волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, лёгкая щетина добавляла брутальности. Он почесал небритый подбородок в задумчивости и поднял на лоб очки.

– Я тут вспомнил про своего родственника, шурина моего деда. Помнишь, рассказывал?

– Из экспедиции?

– Ну да… В общем, у меня его адрес есть, мама когда-то дала на всякий случай. Говорила, что, если рванёшь вдруг в Америку, пригодится. Надо бы туда съездить, навестить родственника и… ещё кое-кого.

Они вышли из бара, сели в заказанное такси и направились в сторону Брайтон-Бич. Пока стояли в пробках, свежий ветерок со стороны Лонг-Айленда успел залететь в открытые окна машины и немного протрезвить их головы. Сидящий в задумчивости Андрей вскинул голову:

– Дед мне как-то рассказывал… В общем, пока у нас есть немного времени… Это я узнал совсем недавно от Круглова.

Когда шурин и его сестра, бывшая жена моего деда, вырвались из рук гестапо, они оказались в Москве, куда их привезли по приказу самого Берии. Их долго допрашивали, проверяли там, и всё такое прочее. В общем, им поставили в вину, что они не смогли вывезти образцы и взорвать склад с ними в Киеве. Понятно, что были проверки и допросы, но, почему так произошло, почему наверху так решили, вот это мне совсем непонятно до сих пор. Им, как обычно в то время, пришили измену родине и приговорили к расстрелу… А дальше начинается самое интересное. Когда за ними пришли, их не оказалось в камере. Все дежурившие на этаже охранники вдруг куда-то пропали. Их потом нашли, собранных штабелями в той же камере, где содержались шурин с сестрой. Когда их допрашивали потом, все говорили, что ничего не помнили и просто отключились внезапно. Вот такая история.

– Ничего удивительного, – ответил Денис, – В свете происходящего ничему удивляться не приходится.

Часа через полтора они подъехали к небольшому кафе на Брайтон-Бич. Это русское кафе, как и дом, принадлежал Льву Борисовичу Бауэру. Сам Лев Борисович ждал гостей в смокинге, в своём кафе, за столиком у окна. Время неумолимо поработало с его лицом, изрезанным морщинами, подбородок и нижняя часть лица подрагивала, а глаза в огромных очках слезились. Ему было уже за девяносто.

После лёгких объятий, гости сели напротив него. Им подали традиционный для заведения русский обед с борщом и вкуснейшими котлетами на второе. После сытного обеда принесли чай с пирогами.

– Ну как, Андрюшенька, – начал послеобеденную беседу Лев Борисович, – Нравиться тебе у нас в Штатах? Что же ты так поздно? Ну хоть так, хоть так…

– Хорошо тут у вас, дедушка Лёва, – попытался продлить беседу Мещеряков, – Ну, прям, как у нас дома, в России. Пироги просто замечательные!

– Ешьте, ешьте, их у нас много. Ты надолго путешествуешь?

– Да, как вам сказать…

– А ты говори, как есть, не стесняйся. Здесь свои.

– Да вот, жену Дениса потеряли. Думаем, что ты поможешь хоть чем-то?

– Ну-ка, ну-ка? Что за жена? Когда пропала?.. Это же надо! – зашамкал Бауэр, – Люди в Америке просто так не пропадают, как и везде. Значит, надо искать… Ааа… Знаете, что? У меня сыщик есть! Да, настоящий, из ЦРУ. А ну-ка, пошли наверх, я вам его фотографию покажу.

В гостиной у Льва Борисовича, над комодом, в тонкой золотой рамке висел небольшой портрет его внучатого племянника.

– Это твой сводный брат, Андрюша. Его зовут Сэмюэл.

На Андрея смотрело бодрое, добродушное и улыбающееся лицо Сэма.

– Это он один, без семьи… А вот фото со всеми.

Лев Борисович подвёл Андрея к другой фотографии, на которой стоял Сэм с ракеткой на теннисном корте с прильнувшей к нему полноватой веснушчатой особой и двумя мальчишками.

– А ты как? Женился?

– Да, деда Лева, был женат… В общем, не сложилось.

– Да, вот так оно… Я тоже был женат, как ты знаешь.

– Да, мне отец рассказывал… А вы всё так же, мемуары пишите?

– Мемуары, мемуары, – в задумчивости произнёс Лев Борисович, – Да, я хотел тебе показать кое-что, вот.

Лев Борисович отодвинул верхнюю крышку комода и вытащил из неё флэшку.

– Это очень важно и это тебе, – с прищуром посмотрев на Андрея, сказал Лев Борисович, – здесь очень важная информация. Это только для тебя, для твоей работы. Ты же в НИИ у них работаешь?

– Спасибо, дедушка.

– А с Сэмом не хотите поговорить насчёт вашей жены? – спросил он у Дениса.

– Да… – замялся Денис, – не хочется со спецслужбами связываться.

– Как знаете, как знаете.

Просидев ещё час у Льва Борисовича, они вышли из его покоев наверху, спустились по лестнице… и столкнулись нос к носу с Сэмюэлем Арнтгольцем.

Трилистник

Цокто открыл глаза и увидел старика, склонившегося над ним. Его седая голова тряслась, он был совсем стар и почти без одежды: рваные лохмотья держали бечёвки, опоясанные вокруг торса и бёдер.

– Ты кто, старик?

– Меня зовут Анил, – молвил старец, – Я живу здесь в пещере. Я дал тебе воды и обвязал твою рану.

Цокто посмотрел на свою ногу, перевязанную стеблями травы. Она выглядела как прежде и казалась здоровой. Он вскочил на ноги, но резкая боль прожгла ногу, и он сел на камень.

– Ты ещё не вполне здоров, – таинственный незнакомец стоял напротив и сокрушённо качал головой, – Потерпи, тебе ещё долго идти. Ты ведь из монастыря?

– Да… Ты спас мне жизнь, Анил. Спасибо тебе.

– Ты был почти мёртв, а я всего лишь обвязал твою ногу Трилистником.

– Трилистником? Ты сказал трилистником?!

– Да, в этих краях он растёт везде. Люди зовут его ещё Матумом. Он немного помогает от укусов змей. Но тебя укусила Рани, королева здешних гадюк. Как ты выжил, мне непонятно.

– Мне трудно идти сейчас, отец. Разреши мне переночевать у тебя?

– Ночуй. Только моя пещера может показаться тебе… неуютной.

– Спасибо тебе за гостеприимство. Я рад любому очагу. Меня зовут Цокто.

– Цокто? – старик прищурился, – Пошли. Опирайся на меня.

Они дошли до пещеры старика. Старик устало присел на солому, служившей ему постелью и посмотрел на монаха.

– Ты ведь не простой монах, Цокто, да?

– Не знаю отец. Я оказался в монастыре оттого, что моя матушка не могла прокормить шесть детей и велела мне идти в монастырь. Я был старший и мог уже сам работать и добывать еду.

– Ты смелый и отважный, мой юный друг. Ты шёл в Тибет через горы один?

– Да… Но я не думал об усталости и трудностях пути. Я просто шёл.

– А кто помог тебе дойти?

– Никто. Я знал, что за перевалом найду святую землю. Люди помогали мне, рассказывали, как идти.

– А зачем тебе святая земля?

– Я хочу знать откуда я. Мы ведь все, все люди не просто так живём. Я это знаю, отец. Иначе бы я не дошёл… Ты живёшь здесь давно?

– О! Почти всю жизнь. Я даже не помню сколько мне лет. Я попал в горы так же, как и ты. Моя семья пришла в горы из долины Ганга. Отец и мать были больны лихорадкой и спасали детей, идя в горы. После долгих ливней многие в нашей деревне заболели и ушли из проклятого места. Дорогой они заболели, и мы, дети, одни шли дальше в горы. Моих братьев и сестёр приютили в деревне, далеко отсюда, а я пошёл дальше. Нашёл эту пещеру. Мне нравиться жить отшельником. Я чувствую свободу. Питаюсь рыбой из ручья, лесными орехами. Раньше охотился. Вон, сколько шкур, гляди.

Цокто, когда глаза его привыкли к темноте, рассмотрел пещеру и лежащие повсюду на камнях шкуры диких животных.

– Ты убил тигра?

– Да. Мы сражались с ним как равные и я победил. Я был сильным когда-то.

Анил встал, набросил на себя шкуру и гордо поднял подбородок. Глаза его на миг сверкнули, и он продолжил:

– Да, я был сильным, когда был молодым. Но я тебе скажу ещё одну вещь. Это тайна. Я тебе говорю её потому, что сейчас я слаб и чувствую, что ухожу… У меня есть вода! Она волшебная. Сейчас покажу…

Старик, порывшись в дальнем углу, достал из-под козлиных шкур небольшой глиняный горшочек, накрытый такой же глиняной крышкой. Бережно держа его в руках, открыл его и понюхал содержимое. Довольно прокряхтев, подошёл к Цокто.

– На, держи. Только обещай, что не будешь оттуда пить до своего возвращения в монастырь. А я, пожалуй, выпью немного.

Старик отлил себе в дрожащую ладонь немного воды, поставил горшочек на каменный уступ, выдолбленный им в пещере и присосался губами к ладони.

– Прости, если долго не увидимся. У меня есть ещё дела, – сказал старик и растворился в воздухе как призрак.

Ошеломлённый происшествием монах долго сидел на камне, пока до конца не осознал то, что произошло. «Слишком много чудес сегодня за день, – думал он, – Так много, что я даже не понимаю, реально ли всё то, что со мной происходит.» Вскочив, он опять почувствовал боль, но она была уже не такая, как прежде. Покачнувшись, он подошёл к уступу, взял горшочек и, прихрамывая, вышел из пещеры.

Уже вечерело и легкий туман начинал окутывать горы. Постояв с минуту, он огляделся. За ручьём лежал лес, вдоль него лежала слабозаметная тропинка недалеко от пещеры. Решив, что он может переночевать в пещере, вернулся обратно и разжёг из приготовленного хвороста костёр. Очень хотелось пить и он, забыв предостережения старца, открыл горшочек и понюхал его. Обычная вода, без запаха и странно, что старик исчез после того, как сделал глоток. Смешной старик. А что, если попробовать. Нет, не стоит. Я дал старику слово, и я сдержу его. Он встал и, корчась от боли, похромал к ручью. Набрав немного воды в свою флягу, он вернулся в пещеру. Костёр догорал и нужно было подкинуть ещё дров. Он подошел к кучке оставшегося хвороста… и услышал тихий трескучий смех.

– Ты молодец, Трилистник, с тобой можно иметь дело, – сказал знакомый голос за спиной.

Повернувшись, он увидел старика, сидящего в длинной белой одежде.

– Постой, – после минутного замешательства произнёс Цокто, – Ты меня обманул. Тебя ведь, зовут не Анил? Ты Ваджра?

– Да, меня зовут Ваджра. Я долго наблюдал за тобой и всё происшедшее не просто так. Мне нужен ученик. Ты согласен познать истину и мудрость, к которой стремишься? Ты пойдёшь со мной до конца?

– Да, учитель, – Трилистник сложил ладони и поклонился старцу.

– Я думаю, что ты уже пробовал эту воду, – с лёгкой улыбкой произнёс старец, – Думаю, ты должен попробовать её сейчас. Моя просьба о том, чтобы ты не пробовал её до своего возвращения в монастырь, была проверкой. Ты достойно выдержал испытание. А теперь, пей.

Ваджра протянул Трилистнику горшочек. Поочерёдно пригубив содержимое, они растворились в воздухе и старый платан, росший у входа в пещеру, потряс немного ветвями от дуновения лёгкого ветерка.

Заговор элит

Лев Борисович налил всем по стопке водки и поднялся из-за стола.

– Ребят, – влажные глаза его на миг зажмурились, – Я, конечно, понимаю. Я всё понимаю и не хочу сейчас питать иллюзий. У каждого из нас своя жизнь и свои цели. Мы все с вами продукты цивилизации… А она, эта цивилизация, делает из нас машин. Мы забываем, что мы – прежде всего люди. Люди, как живой биологический вид… И нам дано многое. Нам дано быть как чистыми, так и грязными перед тем, кто нас создал. Давайте выпьем за то, чтобы мы оставались людьми.

На протяжении этой речи, сидящие за столом трое, избегая долгих встречных взглядов, мирно жевали вкусный бифштекс. Сэм, выпив стопку, поморщился и посмотрел на деда:

– Дедушка, вот ты сам живёшь в свободной стране…

– Свободной, Сэм? Да здесь вся свобода по облигациям раздаётся! Думаешь, ты свободен, он свободен? – дед ткнул вилкой в направлении Дениса, – Сейчас он свободен, а завтра ты, свободный человек, упечёшь его за решётку за то, что он не любит твою свободу!

На минуту воцарилось молчание, в течение которой раздавалось шумное сопение Льва Борисовича и хруст огурца, поглощаемого Андреем.

– А ты, неуловимый, как ты нас достал со своей изворотливостью, – полушутя сделал неожиданную ремарку Сэм, – Ты хоть зачем прячешься то? Сели бы, как сейчас, побеседовали.

– Сегодня с вами побеседуешь, а завтра тебя на электрический стул посадят, – ответствовал Андрей, – Я что тебе, дурак, в лапы гестапо добровольно отдаться?

– Откуда знаешь?

– Птички на хвосте принесли.

– Ты ТАМ был? – голубые глаза Сэма сузились.

– Был, был. Мёд и пиво пил.

– Так… Теперь я понимаю, почему тут фээсбэ запахло.

– Ну, почему? Договаривай.

– Ты уже везде засветился, где только мог. Ты понимаешь, что я формально должен тебя арестовать?

– За что?

– Ты – прямая угроза нашему государству.

– А чем я угрожаю вашему государству?

– Хотя бы тем, что ты здесь появляешься, когда хочешь, без визы! – рявкнул Сэм, – По-моему, этого уже достаточно!

– Я никогда не думал, что вы здесь такие формалисты, – спокойно отреагировал Андрей, – Даже в России такой бюрократический подход к великим изобретениям вряд ли возможен.

– Ладно, ладно, – вмешался в разговор Денис и обратился к Сэму, – Вы считаете нормальным удерживать насильно здесь мою жену?

Сэм заёрзал на стуле.

– В общем да, это не совсем нормально по-человечески… Но формально Соединённые штаты обязано арестовать человека за незаконное проникновение…

Лев Борисович положил свою бледную узкую ладонь на плечо Сэма и перебил его:

– Сэм, всё дело в подходе, да?

– Да, дедушка, – подумав немного, ответил Сэм.

– Я прошу тебя, расскажи то, что ты должен рассказать. Ты понимаешь, что здесь нет твоих врагов и врагов твоей страны.

Сэм поднял руки и рассмеялся.

– Окей, ребята. Я – русский шпион и работаю под прикрытием. Всё, дедушка? Ты доволен?

– Ну вот, давно бы так, – с грустной улыбкой ответил Лев Борисович, – А теперь предлагай свой план действий и вкратце расскажи обо всех наших проблемах. Потом мы будем думать. Да, ребята?

С этими словами он весело взглянул на Мещерякова и, следом, на Башманова. Потом, покопавшись в нагрудном кармане, достал сигарету. Денис с удивлением взглянул на Льва Борисовича:

– Так это всё подстроено? Зачем так сложно?

– Мы должны были встретиться здесь, – Лев Борисович блаженно затянулся и махнул рукой с сигаретой в сторону, – Эти твари слишком много о себе возомнили и надо с этим кончать, да, Сэм?

– Лучшего места для встречи нельзя придумать, – сказал Сэм, – Но мы ждём ещё одного человека.

Минут через десять со стороны коридора распахнулась дверь и вошёл взъерошенный Круглов. Глаза его горели, не в силах скрыть возбуждения, он воскликнул:

– Эврика, господа! У меня получилось! Сэм, я проник в этот гадюшник! Андрей, всё, как ты учил. Мантра творит чудеса!

Все с интересом смотрели продолжения. Он сел, успокоился, как мог и закурил.

– Я узнал этого Алекса по фото и вашему описанию, Лев Борисович, – он затянулся и с прищуром посмотрел на Андрея, – Там реально круто и это… в общем, это не похоже на обычную лабораторию. Это целый город. Это подземный мир, где прячутся… гоблины. Блин, я даже испугался поначалу, думал, что попал в другое измерение.

– Отчасти, так оно и есть, – сказал Мещеряков, – И попасть туда проще, чем выбраться. Надеюсь, ты всё сделал по моей инструкции?

– Что за город такой? – Денис, до этого молчавший и ошарашено слушающий, обратился к Мещерякову.

– Аненербе, что же ещё. Проще говоря, филиал Шамбалы, созданный немцами в сороковые годы. Таинственный город, город-призрак.

Мещеряков выпил стопку и с удовольствием продолжил:

– Немцы свистнули в Тибете пару ценных вещей и были прокляты Ламой. Говорят, из-за этого они проиграли в войне. Тогда, когда Лев Борисович получил Грааль, они перевернули всё во дворце и в руки к ним попали уникальные документы, в тои числе рецептура этого волшебного напитка. Но, – и он слегка усмехнулся, – Всё дело, как всегда, в деталях. Они всё-таки добрались до Шамбалы и заключили небольшой договорчик с хозяевами города… По этому договору никто никому не должен был мешать. А сейчас там творятся странные вещи.

– Похоже, они что-то знают, – Валерий откинулся на спинку стула и оглядел всех присутствующих, – У меня возникло ощущение, что немцы работают в паре с американским правительством. Пока только ощущение.

– У нас тоже такое ощущение, – в разговор вернулся Сэм, – Сколько я работаю в нашем ведомстве, столько и получаю запретов на эту информацию. Стоит туда только сунуться, везде стоит гриф секретно. Если превысишь полномочия и всё-таки влезешь куда-нибудь, считай, ты уволен. И это в лучшем случае.

– А они знают, что вы за ними следите? – обратился Денис к Мещерякову.

– Ещё как знают. Вот поэтому товарищ из фээсбэ здесь и очутился. У него задача произвести нечто отвлекающего манёвра. Денис, в общем… Твоя жена оказалась в твоей кухне как нельзя кстати.

Денис вскочил.

– Так это, блин, подстава?! – вырвалось у него.

– Спокойно, Дэн. Всё под контролем, – Андрей поспешил успокоить соседа, – Мы рассчитывали, что ты сам это выпьешь. Ну, как бы то ни было… Ты же не всегда думаешь заниматься своей архитектурой? Тем более, ты получишь кое-что от этой миссии… Ну, помимо научного интереса.

– Вот с этого места давай поподробнее, – сказал Денис.

– Хорошо, давай поподробнее. У нас есть шанс поучаствовать в серьёзном деле и получить за это хороший гонорар… Так называемое бизнес сообщество – это обычные мошенники или спекулянты. Они берегут свою систему и не нарушают правил игры. А мы – это тараканы, которые залезли в их чистую шикарную квартирку, и чтобы нас заморить, они не поскупятся ни на какие траты. Это я в целом… Есть вполне конкретные дома, куда нам можно забраться. Взять к примеру, их Аненербе. Помимо научных целей, американцы там преследуют и финансовые, естественно. Вот туда мы и заберёмся.

– Значит, вы, такие благородные, заботились о моих финансах? – с иронией спросил Денис.

– Видишь ли, Дэн. Я тебе хотел ещё сказать кое-что… Мир, наш мир, это не тот мир, который нам преподносят господа экономисты, политики и даже учёные. Мир – это иррациональная посудина, на которой мы плывём неизвестно куда… Без тебя нам не преодолеть испытаний. Не спрашивай, откуда я это знаю. Я знаю это. Ты просто нужен мне. Точнее не мне, а…

– Ну, ну, продолжай.

– Ты нужен тем, кто стоит за нами. Светлому началу вселенной.

Денис закинул ногу на ногу и слегка сконфуженно произнёс:

– Вот уж, никогда не подумал бы, что до этого дойдёт… А разве американцы не хотят, ну, этого светлого начала? Они же тогда второй фронт открыли.

– Второй фронт – это отмазка, – Американцы договорились с верхушкой рейха о мировом господстве и поделили мировой пирог вместе с остальными участниками сделки, англичанами, французами и японцами.

– Подожди, подожди… А как же столько жертв? Во имя чего?

– Во имя мирового господства. Это заговор… Заговор элит. Ты это всё скоро поймёшь, если, конечно, сейчас не передумаешь. Дельце опасное, сразу предупреждаю. Но ты или пан, или пропал. Тем более, что тёща тебе этого не простит.

– Звучит как шантаж.

– Извини, дружище. Это и есть шантаж. Но он во имя великой цели.

– Мне кажется, Андрей, – добавил неожиданно Сэм, – Ты не совсем справедлив к США.

– Сэм, я не дискутирую сейчас о плюсах или минусах Америки, как ведущей мировой державы. Я не экономист, а аналитик. Без Америки мир ждала бы стагнация. И это не вызывает сомнений. Америка есть Америка.

Посидев ещё с полчаса, они обговорили детали своего плана. Сэм уехал. Завтра всё должно было решиться и, решив лечь пораньше, они заснули крепким молодым сном. Спали все, кроме Льва Борисовича, который часов до двух просидел со своим ноутбуком. Если бы кто-то заглянул ему через плечо, он бы увидел на экране фотографию золотой статуи в позе лотоса, и над ней застывший профиль старого человека, оживляемый слегка движением губ с сомкнутыми ладонями.

Сотрудник НКВД

Осенью 1942 года Лаврентий Павлович редко посещал свой кабинет на Лубянке, обычно работа его в это время проходила в особняке на Малой Никитской. Если что и могло его заставить покинуть свои апартаменты и выехать на Лубянку, то это были дела особой государственной важности. В этот утренний час в приёмной Берии на Лубянке сидело несколько человек. Они искоса, молча, почти без интереса разглядывали друг друга. Ждать приёма оказалось недолго, их пригласил в кабинет бодрый приземистый капитан НКВД, секретарь Лаврентия Павловича. Войдя в кабинет, они увидели самого Лаврентия Павловича в форме, сидящего в своём кресле и читающего бумаги, и по бокам от него двух людей в серых костюмах и с одинаково строгими и выжидающими лицами. За отдельным столом сидело юное создание, личная стенографистка Берии. Лаврентий Павлович оторвался от бумаг и метнул взгляд на вошедших. Пока гости рассаживались, он, порывшись у себя в столе, вытащил свою записную книжку.

– Так, – что-то прочитав в ней, изрёк он, – Знакомиться будем в процессе. Сейчас я изложу суть и задам несколько вопросов.

После непродолжительной паузы, в течение которой он что-то писал в своей записной книжке, холодный внимательный взгляд его упал на высокого средних лет человека с пышной шевелюрой и большим носом, нервно теребившего длинными пальцами полы своего коротенького пиджака.

– Скажите, Лев Давидович, вы уверены в том, что советская наука не занимается лженаучной деятельностью? Я имею в виду эту жидкость, после которой человек якобы исчезает.

Сухой человек застыл на мгновение и прямо взглянул в глаза Берии.

– Лаврентий Павлович, – в мягком тембре говорившего была слышна небольшая взволнованность, – Я много лет занимаюсь наукой и хочу сказать следующее… Те явления, которые мы не можем понять, тоже является частью науки.

– А почему мы их не можем понять? – голос Берии слегка повысился, – У нас что, учёных не хватает или лабораторий, а, Лев Давидович?

– Лаврентий Павлович, – голос Ландау слегка дрогнул, – Мы делаем всё, что в наших силах. Мы не дали врагам завладеть опытными образцами…

– Знаю, знаю, – на лице Берии мелькнула кривая усмешка, – Это не ваша заслуга. Но враг всё-таки завладел вашей документацией.

Лев Борисович, к которому обратился нарком, до этого с ощутимым напряжением сидящий напротив Ландау, чуть не подпрыгнул.

– Лаврентий Павлович, – начал он, – Я должен признаться, что мы до конца сопротивлялись…

– Плохо сопротивлялись, плохо. Эти исследования имели гриф особой секретности. Как же так? Что вам, Лев Борисович, помешало сжечь их сразу, в Киеве? Зачем потащили с собой?

– Вы же понимаете, товарищ нарком, что восстанавливать их оказалось бы делом нелёгким, – Лев Борисович смотрел чуть выше нахмуренного лба Берии и его змеиного взгляда, – Я бы не поручился в случае утери восстановить их в течение года. Мы старались действовать по инструкции…

– Мне нравиться, что вы не снимаете с себя ответственности, как это делают враги или трусы. Но всё равно, потеря этих документов – большой подарок для немцев. Вас бы следовало расстрелять за ваше головотяпство!

Берия встал и подошёл к графину, стоявшему на небольшом журнальном столике рядом со шкафом и креслом, где он обычно отдыхал. Выпив воды, он снова сел в кресло за свой стол и, прищурившись, посмотрел на Льва Борисовича.

– Кузнецов помог взорвать канистры?

– Да. Так точно.

– Хорошо. Кузнецов получит героя. Распорядились уже? – он посмотрел на одного из людей в серых костюмах, – Жене его надо помочь… Ну, ну… И что, вы под носом у немцев проникли на склады?

– Не совсем так, Лаврентий Павлович, голос Лёвушки слегка приободрился, – Я был невидим для них.

– Вы были невидимы! А что толку! У врага наша документация, – тон Берии, казалось, не сулил ничего хорошего, – У меня есть сведения, что немцы нас хотят опередить в научной работе… по данной теме. Мы тут все сейчас на волоске! Если врагу удастся это сделать, мы будем у него под колпаком!

Нависла пауза, длинною в вечность.

– Вот что, – продолжил Берия, – Мы тут хотим кое-что предпринять в связи с этим… Бауэр, вы поступаете в распоряжение этих товарищей. Они вам всё объяснят. План рискованный, но для коммуниста – самый раз. Тут или пан, или пропал. У меня всё. Надо торопиться.

Отчеканив последние фразы, нарком махнул рукой, как отмахиваются от назойливых мух и продолжил работать с записной книжкой.

Приглашённые вышли из кабинета в сопровождении двоих штатских в серых костюмах. Один из них взял под руку Льва Борисовича и отвёл его в сторону.

– Нам с вами необходимо поговорить, пройдёмте, – сказал он, и они втроём со вторым штатским повели Лёвушку по длинному коридору. Зайдя внутрь небольшого кабинета, все расположились на стульях вокруг стола с массивной дубовой столешницей, покрытой зелёным сукном.

Закинув ногу на ногу, человек в сером костюме с зачёсанными назад набриолиненными волосами, тот самый, который взял за руку Бауэра, произнёс:

– Итак, вам предстоит внедриться в ЦРУ через нашего человека. Вот он, кстати, можете познакомиться.

Второй, чуть старше средних лет, с модным полуседым ёжиком, улыбнувшись, сказал с лёгким акцентом:

– Меня зовут Джон. Джон Рассел. Так меня будете звать вы. Ваша легенда следующая. Вы действительно Лев Борисович Бауэр. Мы, американцы, сотрудничаем с Абвером по секретной для всего мира программе. О самой программе позже. Мы предложили вам сотрудничество, и вы согласились. Мы договорились с немцами, что вас с сестрой передадут из Варшавской тюрьмы и вы сядете в Гданьске на одну частную английскую яхту. Эта яхта доставила вас в Стокгольм. Оттуда вы вылетели на Шпицберген. Вот это вкратце. Легенда очень проста и её легко запомнить. На яхте вы были не один, с вами приплыла ваша сестра. Вы будете работать с ней вдвоём. Вам вместе с ней предстоит тяжёлый перелёт по маршруту лэнд-лиза через Аляску в Нью-Йорк. Жить будете там. Для вас и сестры сняты две квартиры в разных частях города. В Нью-Йорке вы будете содержать кафе, по легенде вы – богатый еврей, сбежавший от Советской власти. Это, если вы будете с кем-то общаться из местных. Завтра утром в шесть часов вас вдвоём будет ждать машина у подъезда вашего дома. Вещей с собой брать не надо. С этой минуты вы и она – сотрудники НКВД. Дальнейшие инструкции получите на месте. Я с вами свяжусь на месте, в Нью-Йорке. Всё.

На следующий день, плохо спавший и слегка опустошённый Лев Борисович, стоял у подъезда своего дома на Чистопрудном бульваре. Он решил за полчаса выйти на улицу. Было ещё темно, но кое-где в домах уже горел свет. Москва потихоньку оживала после осени сорок первого. Листья шуршали под ногами, он поднял ярко-жёлтый кленовый лист и обернулся, услышав звук хлопнувшей подъездной двери. На пороге стояла Софушка. Она была в своём длинном чёрном осеннем пальто.

Лёвушка подошел к сестре и протянул ей лист.

– Наша последняя осень, – его губы почти беззвучно произносили слова, – Последняя осень в нашей стране. Прости, что я втянул тебя во всё это. Прости меня.

– Не надо просить прощения, дорогой, – также тихо произнесла она, – Теперь мы будем одни с тобой, и нам некого будет просить о помощи. Ты и я.

– Ты готова?

– Да.

– Ещё немного испытаний?

– Да, родной.

– Спасибо за то, что ты есть.

– И тебе спасибо.

Они не заметили, как тихо прошуршав шинами, к подъезду подъехала чёрная машина с выключенными фарами. Они смотрели друг другу в глаза и слушали шум догорающей листвы на высоких качающихся деревьях.

Подземный город

Вчетвером, они шли по городу. Точнее, это не был город в привычном обывательском смысле, это был город, состоящий из возвышающихся на несколько этажей кубических объёмов, разделённых по фасадам пилястрами и полуколоннами. Везде присутствовала почти одинаковая архитектура в стиле шпееровского монументализма, от которой веяло отчуждённостью и мрачноватой эстетикой. Рассеянный свет ровно освещал пространство и дороги, по которым они шли. Город состоял из этих домов, немногих людей, со странными полуулыбками проходящих или проезжающих мимо на медленных скутерах и указателей. Указатели были на немецком и английском.

– Странный город, – сказал Денис, – Я никогда не был в психушке, но мне кажется…

– Да, – молвил Сэм, – Это и есть натуральная психушка. Сейчас мы встретим их главного врача, он уже наверняка за нами следит.

Им не пришлось долго ждать приглашения. Человек в сером пальто, поравнявшийся с ними, быстрой походкой обогнал их и, резко развернувшись, преградил путь.

– Служба безопасности, – представился он и показал на большой нагрудный значок в виде головы орла, – Джентльмены, вы находитесь здесь незаконно. Я вынужден вас арестовать…

…«Денис, Денис, вставай», – сквозь сон он услышал голос Сэма и открыл глаза. Сэм, улыбаясь, сидел напротив.

– Вставай, твой кофе уже остыл, – Сэм заботливо протянул полусонному Денису чашку кофе, – Выпей и одевайся. Нам пора. Много спим для влюблённого мачо.

Денис встал, оделся, хлебнул кофе, сходил в туалет и вышел в гостиную, где сидели трое его спутников. Мещеряков сложил руки и шептал заклинания. Сэм о чём-то тоскливо думал, лицо Круглова выражало нетерпеливое напряжение.

Закончив читать заклинания, Андрей посмотрел перед собой и произнёс в пустоту:

– Теперь все должны сделать глоток и взяться за руки.

С этими словами, он поднял с журнального столика небольшой термос и налил всем немного жидкости из него…

…Он увидел свет, яркий, с колеблющимися тенями, приближающимися к нему и озадаченными глазами как у испуганных животных, в чьё обиталище он попал. Они ходили вокруг него и смотрели, бессмысленно улыбались, говорили на немецком, смеялись. Потом он понял, что лежит привязанным к кровати, ощутив сжатое ремнями тело.

К нему подошёл некто в белом халате и, тоже улыбнувшись, проговорил на хорошем русском.

– Меня зовут Алекс, – начал он с грустной полушутливой улыбкой, – Я знаю, как вы сюда попали. Вы, наверное, ищите вашу жену?

– Где я? – спросил Денис.

– Вы? Там же, где и я. В моей лаборатории. И как вы видите, никакого подземного города здесь нет. Вы же его искали, город?

– Откуда вы знаете о том, что мы искали?

– Всё просто, мой друг. Ваш приятель фээсбэшник Круглов рассказал нам об этом. Вернее, даже не он. Его, так сказать, образ.

– Зачем вы меня связали?

– Ну, это формальность. Скоро вы всё узнаете, и мы вас развяжем. Не волнуйтесь. А для начала, позвольте вас просканировать моим помощникам? Это абсолютно безболезненная процедура.

– Блин! Развяжи меня! Я что, подопытный кролик?!

Он попытался дёрнуться, но крепкие ремни дали ему понять, что это бесполезно.

– Ваши резкие движения только навредят вам, юноша. Если я буду добрый, то могу разместить вас на одном уровне с женой…

С этими словами сухощавый старик пошёл на выход и оставил Дениса наедине с людьми в белых, как и у него, халатах. Денис, пока тот ещё не успел закрыть дверь, прокричал:

– Эй, а кто меня развяжет?!

Кто-то из окружающих вколол ему ампулу, и Денис вырубился на некоторое время, в течение которого над его телом ползала рама сканера. Потом его вывезли в коридор на тележке, погрузили в прозрачный лифт, и он переместился туда, где влачит своё жалкое существование каждый, кому не посчастливилось оказаться здесь. Хотя, счастье бывает разным, в смысле представления о нём.

Очнувшись, он оглядел свою пустую небольшую комнату с одной кроватью, двумя стульями и без окна. Пройдясь в ней туда и обратно, подошёл к двери, естественно запертой. Ощупав стены, шероховатые на ощупь и не обнаружив более никаких «несоответствий» в интерьерных решениях, постоял довольно долго в центре комнаты, обдумывая своё положение. Полутороспальная кровать была удобна, он разлёгся на ней и, в этот самый момент, дверь абсолютно тихо открылась и… к нему вошли. Он на миг опешил. На пороге стояла она, его жена Регина.

– Ты?

– Да.

– Регинка!

Он вскочил, и они обнялись. Постояв так, обнявшись, с минуту, он поглядел её в глаза.

– Что это значит? Почему ты здесь? То есть, как ты узнала?

– Алекс мне сказал.

– Этот фашист?

– Он не фашист.

– Что значит, не фашист! Разве не он тебя здесь насильно держит? Меня этот гад тоже держал привязанным! Он же здесь опыты над людьми ставит, сканирует, двойников производит… Ну, что ты молчишь? Ты знаешь об этом?

– Да.

– Да?

Она подошла к кровати и присела. Потом взглянула на него своими глазами цвета ореха.

– Я знаю, о чём ты хочешь меня спросить. Я знаю, поэтому и пришла сюда. Они вернули наших двойников обратно. А мы должны быть здесь, чтобы… Чтобы попытаться спасти мир.

– Эй, эй, Регин, успокойся. Тебе надо подумать, что ты сейчас мне сказала… Это бред, понимаешь? Тебе они что-то кололи?

– Это неважно. Они владеют важной информацией. Пока мне известно только, что они работают над программой по оздоровлению человечества.

– Но это же идиотизм! У них никогда не было и не будет такой программы! Ты им поверила?

– Да, Ден… Подожди, успокойся. Алекс тебе всё должен объяснить. Он как раз и привёл меня сюда, чтобы я сначала с тобой поговорила. Он хочет показать своё расположение… Это, вот, такой способ у него… втереться к тебе в доверие. Он говорит, что ты ему очень нужен и он хочет с тобой поговорить. Ты согласен сейчас с ним поговорить?

– Регин, как он смог уговорить тебя нести мне этот бред? Ты понимаешь, что ты бред сейчас несёшь?.. Ладно. И как мне с ним говорить? С глазу на глаз, или вместе с тобой?

Дверь тихо распахнулась, и на пороге появился Алекс.

– Я рад, Денис, что ваша жена заложила ростки сомнений в вашу мятущуюся душу.

– Вообще-то подслушивать неэтично, – резонно заметил Денис.

– Цель оправдывает средства. Это сказал Лойола, основатель ордена Иезуитов. Кстати, неплохое было когда-то учение. Но давайте об иезуитах попозже поговорим, а сейчас…

– Для начала, объясните мне пожалуйста, куда вы дели моих друзей?

– Я? Поймал, конечно! Эти господа мне нужны. От них будет толк. Они попались в мою ловушку, и застряли, как мухи в паутине. Я им посоветовал никогда не влезать в то, что они не понимают. Поначалу я думал, что от них будет мало толку. Но теперь я всё обдумал, и вы кажетесь подходящей кандидатурой для моей миссии. Я присяду?

Он подошёл к стулу и присел напротив Дениса. Потом вытащил из внутреннего кармана своего халата какой-то плоский прибор и нажал на кнопку. Одна из стен, та, что была у него за спиной и напротив Дениса, превратилась в большой яркий экран, и Денис увидел нечто, что его поразило. Это был вид с огромной высоты, видимо с вершины высочайшей горы. Перед ними и вдали, насколько хватало глаз, простирались горные вершины с белыми шапками, изумрудное небо к горизонту сгущалось и становилось тёмно-фиолетовым.

– Это наше измерение, – сказал Алекс, – Расслабьтесь, Денис и спокойно меня выслушайте. И прошу, не делайте резких движений, это опасно прежде всего для вас.

После кофе Алекс продолжил:

– Я понимаю, что всё человечество считает нашу нацию в той войне узурпаторами. Отчасти это так. Но вот подоплёка… Подоплёка всему этому не так очевидна, как её представляет пропаганда. Мы хотели лишь, чтобы на земле не было слабых и никчёмных людей. Мы хотели создать суперчеловека, супергероя. Наши мечты были не так… непреодолимы. Кое-что мы успели освоить и найти.

– Грааль?

– Да. Но мы его не нашли, а изобрели. С помощью добытых материалов, разумеется. Правда, он имеет всего лишь делать двойников. Но, это уже кое-что.

Через минуту на пороге комнаты стояли Сэм и Круглов.

 

Микромир

– Ты не изобрёл ничего нового. Этот мир оказался выдумкой, – странствующий монах положил свою котомку на пол и сел, скрестив ноги перед ламой, – Я отдам тебе этот кувшин, а ты передашь его своему сыну. А дальше… Дальше он сумеет им распорядиться, ведь ты передашь ему свои знания.

– Да, Великий, – лама в почтении наклонил голову и прошептал про себя его слова как заклинание, – Когда я буду там, где застыло время, я подскажу своему сыну и направлю его. Ошибки быть не должно.

Так же быстро, как появился из темного коридора, ведущего к статуе, монах порывисто встал и, не оборачиваясь, зашагал по направлению к нему.

– Учитель, – крикнул вслед лама, – Что будет с миром?

Но, монах, не удостоив его ответом, шёл дальше. Лама вдруг заметил котомку, которую забыл монах. Он хотел его догнать, схватил котомку и побежал вслед за ним, но Странник исчез. Тогда он открыл потёртую котомку и из неё упал древний засаленный свиток, исписанный так мелко, что прочитать его в вечернем тающем свете можно было только при свече. Лама сел и начал читать:

«Всё сущее никогда не умирало и не рождалось. В каждый момент времени это сущее живо и время с пространством не имеет границ. Расширяясь, мир проецируется из старой точки в новую, и, перемещаясь вместе с пространством, растёт во всех направлениях. Этот рост связан с нитями бытия, по которым бежит время, и время растёт одинаково и пропорционально в каждой точке. Скорость перемещения координат в каждой точке пространства равна скорости расширения этого пространства, и она постоянна. Каждый может достичь совершенства, стремясь к нему. Цель сильного – совершенство, цель слабого – прах. Достигнув совершенства, сильный познает смысл сущего и знания, которые укажут ему путь в вечность».

Лама, мудрый лама, который прочёл много книг и по мудрости превосходил всех тибетских монахов, вдруг понял, что он, его физическое тело, должно следовать по нитям, пронзающим пространство и, просияв, запел первые звуки своей новой, только что родившейся мантры. Солнце заходило над Лхасой, монастырь окрасился в багровый цвет, и монахи услышали сильный голос, вещающий о величии духа, стремящегося познать этот мир. Потом он сделал глоток из кувшина и почувствовал, как ноги оторвались от земли, тело стало невесомым, и перед ним засияла пропасть. Но он не упал в неё, а поднялся вверх, к свету, и полетел вслед за последним лучом, тающим где-то наверху. Он всё летел и летел, пока не бросил свой взгляд вниз, где ярким изумрудным пятачком светилось и манило что-то знакомое, то, что он видел во сне перед тем, как к нему привели монаха. Спустившись вниз, он увидел поляну, залитую рассеянным светом из непонятного источника, и увидел двух людей, старца и молодого человека. Этот молодой был тоже знаком ему, и он узнал в нём странствующего пожилого монаха.

– Это был ты?

– Да, – кивнул тот в ответ, – И то, что ты сейчас видишь, тебе не кажется. То, что ты выпил, содержит ответ на другой твой вопрос. Ты выпил то, что даёт твоему мозгу сверхспособности. Эта вода помогает преодолеть статичность. С помощью неё, человек, наделённый светлыми помыслами и волей, может идти по нитям времени и проникать через любые физические препятствия.

– Но как? Что это за вода и почему у неё такие свойства? И как я, смертный, смог достичь того, что подвластно только высшему разуму?

Тогда старец, прямо посмотрев на него, наконец, заговорил:

– Ты задаёшь вопросы, но не ждёшь на них простых ответов. Простых ответов на твой вопрос много, и они не дадут тебе ключ к пониманию. Ключ к пониманию – это просветление, и ты, лама, это знаешь. Так зачем тебе знать то, что выглядит так сложно. Ты хочешь запутать свой разум? От этой путаницы только мрак и злоба в душе. Истина светла и проста всегда.

– Но где я сейчас?! – воскликнул лама.

– Ты – в себе самом, – хитро улыбнувшись, ответил старик, – Ты – внутри самого себя. Ты – не родившаяся частичка вселенского разума. Этот разум сосредоточен внутри мироздания. Здесь инстанция вечности и свободы. Отсюда растёт и расширяется мир. Оглянись вокруг, лама!

Он посмотрел в темноту, сгустившуюся вокруг, и вдруг увидел маленькие, едва заметные светлые точки в густоте мрака. Потом эти точки мерцать и поблёскивать, как звёзды на ночном небе, и он ощутил огромную, пугающую пустоту вокруг и поневоле сжался. Глаза его наполнились ужасом, но потом смягчились, когда он привык немного и свыкся с мыслью, что он пока жив: тело его висело в воздухе, над зелёным пятном воображаемой поляны, и просилось, невесомое, вниз.

– Скоро Шива начнёт свой танец и начнётся война, – сказал монах, – Ты должен успеть передать этот кувшин своему сыну, а тот поймёт, что с ним делать. Сильные духом уже готовы. Скоро они придут. Ты должен спешить, лама.

– Цокто, он это должен обязательно сделать, иначе остановить Шиву будет трудно.

– Да, Ваджра, – ответил старцу монах и вновь обратился к ламе, – Ты должен спешить, времени у тебя мало. Поторопись. Ты долго добирался сюда, и обратный путь тоже будет длинным. Мы отпускаем тебя.

Лама ощутил толчок внутри себя, как будто кто-то в его теле попытался выйти наружу. Тёмные коридоры, слабый свет вечернего неба, и вот он стоит, опираясь рукой о камни монастыря.

Его видение исчезло, и он прошёл к себе во дворец, опираясь на свой старый посох. Пока он шёл мимо колонн и ниш, редких служак, шамкая ногами, из проёма одного из покоев к нему выбежал маленький сынишка. Крепко обняв отца, спросил:

– Где ты был так долго, отец? Тебя не было почти полгода.

– Я не могу сейчас тебе этого сказать. Всему своё время.

 

Договор

– Давайте заключим, для начала маленький договор, – Алекс подошёл к четырём, сидящим напротив, – Я не хочу упрашивать никого из вас или убеждать в чём-то. Просто поставлю перед выбором. Или вы сотрудничаете со мной, или отправляетесь в федеральную тюрьму пожизненно. Выбор невелик.

– И что, даже не дадите подумать? – спросил Круглов.

– Да, думайте, конечно, но недолго. До завтра.

Доктор вышел, прикрыв за собой дверь. Денис с грустью посмотрел на окружающих.

– Я лучше буду сидеть, чем позволить своему двойнику гулять на свободе вместо меня.

Валерий встал со стула и подошёл к белой стене, только что бывшей экраном. Потрогав её, убедился, что это не мираж. Стена была из прочного на вид, пористого материала.

– Должен быть какой-то выход, – Круглов почесал затылок, – Я пока не знаю какой, но должен быть. Пока этот Алекс не предъявил нам настоящих, ну тех, с кого лепятся двойники.

– Думаешь, он хочет нас надуть, – хитро улыбнулся Сэм, – Вообще, это на Алекса не похоже. Он ведёт тонкую игру и даже мы… ну, то есть наш отдел, не знает какую.

– А может, нет никаких двойников? Кто-нибудь их видел? Может быть, это фантомы?

– Что за фантомы? – Валерий повернулся к Денису и застыл в догадке, – Ты хочешь сказать – призраки. Он кормит нас байками о двойниках и посылает в наше измерение призраков. Но почему они из крови и плоти?

– Я думаю, что плоть и кровь натуральны, как и оболочка, – продолжил его мысль Денис, – Но что-то с этим не то.

Они сидели весь вечер в околонаучных спорах, но так и не сошлись во мнениях относительно всего происходящего и увиденного. Круглов время от времени подходил к двери и пробовал безрезультатно открыть её. Один раз она плавно открылась и им принесли ужин. Поев, и, наконец, развеяв иллюзии насчёт своего статуса, все четверо молча сидели на своих стульях. Пауза затянулась, и тогда Сэм сказал:

– Я никогда не считал себя американцем. Я вообще не понимаю, что значит эта нация. Всегда считал её искусственной, что ли… Дед считает, что он русский еврей. Всё ещё считает. Он говорит, что по национальности он – русский, а по душе – еврей.

– По духу, – поправил Круглов.

Минуты две молчали.

– А я – украинка, – Регина посмотрела на мужа, – А мама у меня русская. Но я считаю себя украинкой. Потому что я такая…

– Весёлая? – вырвалось у Сэма.

– Да, весёлая.

– Завтра он придёт, а мы ещё ничего не решили, – сказал Денис, – Я думаю, надо садится в тюрьму. Там мы хоть как-то будем под защитой закона.

– Да, в этих белых стенах мы всё равно как в тюрьме, – Регина с тоской обвела взглядом комнату, – Там хоть на прогулку выводят, а здесь сидишь один на один с экраном целыми днями. Правда, я тут пользуюсь интернетом, нашим земным. Но вот только мессенджеры здесь блокируются. То есть, никому не могу сообщить, что со мной. И то мне дают окно на два часа в день. А в американских тюрьмах, говорят, и библиотеки есть, и с ноутбуками проблем нет.

– А где Андрей? – спросил вдруг Сэм.

Круглов и Денис уставились на него как на сумасшедшего. Поняв, что он спросил что-то не то, виновато улыбнулся и поглядел на потолок. Это была их последняя надежда и факт существования прослушки ещё не был ни опровержен, ни подтверждён. Судя по всему, сюрпризы их ждали немалые и «сдавать» последнюю помощь в их планы не входило. Регина заёрзала на стуле, почувствовав по-женски, что лучше промолчать и, закрыв на полуслове рот, показала всем, что она явилась свидетелем чего-то тайного в их разговоре. Потом, как ни в чём не бывало, сказала:

– Этот старик забавный. Мне сначала казалось, что он доктор. Всё старался меня успокоить, говорил, что я здесь в безопасности.

– Психолог, мать его, – Круглов встал, прошёлся из угла в угол, – Наверняка у него в запасе какой-то козырь. Понять бы, что он задумал. Само по себе его предложение кажется безобидным… На первый взгляд.

– Так что будем делать в конце концов? – Денис обвёл всех взглядом.

Все молчали. Валерий решил взять ответственность на себя, и заговорил первым:

– Думаю, решение надо принять завтра. Наверняка этот старикан что-то припас. Пока моё мнение – нужно садиться в тюрьму. Так проще и… безопаснее. Есть шанс, что тебя потом наши вытащат.

– Как же, вытащат, – Сэмюэль сказал это с явной насмешкой, – Этот шанс равен почти нулю, если только нас не обменяют на каких-нибудь американцев. По амнистии такие дела не проходят, даже если у вас очень хорошие адвокаты.

– Давайте ждать до завтра, – Денис подытожил, – Я склоняюсь пока сидеть в тюряге. Если этот Алекс нам никаких сюрпризов завтра не озвучит, то…

Посовещавшись ещё немного, все легли спать на выдвинутые из стен кровати. Они были очень удобны, из какого-то нано-технологического материала с невесомым белым бельём.  Поворочавшись, быстро уснули. Так они проспали несколько оставшихся часов, а утром, после завтрака, в комнату вошёл Алекс.

Белый халат, привычный бейджик, натянутая улыбка.

– Ну, как вам спалось? – не получив ответа, после короткой паузы, продолжил, – Я подумал вот что. Надо вам показать тех, кто решил выбрать вариант с двойниками. Думаю, что это будет самым убедительным аргументом в пользу вашего правильного решения.

Они вышли, и Алекс провёл их по длинному коридору в большую комнату, освещённую рассеянным светом, льющимся откуда-то сверху, из тонких светящихся светодиодов по периметру потолка.

В комнате стояло несколько рядов боксов, напоминающих шкафчики раздевалок. Алекс подошёл к одному из них и нажал кнопку. Верхняя часть шкафа отодвинулась вверх и в стеклянном проёме показалось бледное лицо человека. Глаза его были закрыты.

– Анабиоз, будет спать ещё двести лет, – с ровной интонацией сказал старик, – они подписали со мной договор, а я не обманываю.

Всматривавшийся в лицо Круглов, задумчиво проронил:

– Вот он, во всей красе, наш Головко.

– А, вы с ним знакомы! Ну тем лучше. Он выполнил свою миссию и не смотря на неудачу, выйдет отсюда через двести лет. Как это у русских, как огурчик?

– А зачем вам наши двойники?

– Вы будете выполнять программу по оздоровлению вашей нации.

– Вы хотите сказать, что то, что не удалось фашистам, будете делать вы? – Валерий с сомнением покачал головой, – И вы верите в эту утопию?

– Ну, это не совсем утопия, – парировал Алекс, – Кое-что у нас уже есть, технологии постепенно будут запущены. Вы – первые ласточки и у вас будет договор. У остальных его не будет… а по поводу фашистов я могу сказать, что мы были на службе Великой Германии и Третьего Рейха. Там служил мой отец. Но так как Третьего Рейха нет, то я продолжаю служить Германии и… Но это уже не имеет значения.

– Что значит у остальных? Кого ещё вы собираетесь переформатировать? – Регина округлила глаза.

– У нас есть определённая программа. Мы готовим места. Зачем это всё? Это пока другой вопрос, и я вам не могу на него ответить. Ладно, у вас ещё немного времени, чтобы обдумать моё предложение. Ваши тела и души останутся нетронутыми, а спать вы сможете столько, сколько пожелаете. Но, не меньше года. Это основное условие договора.

Он отошёл в сторону. Из-за угла смежного ряда боксов вышли несколько человек в белых комбинезонах. Алекс жестом остановил их, и, встав в некотором удалении от Дениса и его спутников, стал с ними шушукаться.

 

Двойной агент

На скамейке у озера было прохладно, Лев Борисович поёжился и застегнул верхнюю пуговицу пальто. Здесь, под Олбани ветер был не таким сильным, как в Нью-Йорке, но сентябрь всё равно выдался дождливым и ветреным. Мещеряков нахохлившимся воробьём сидел рядом и держал только что полученную от Бауэра толстую папку.

– Здесь всё, что я об этом думаю, Андрей, – продолжал говорить Лев Борисович, – передай эту папку ему через пять лет, когда повзрослеет. Теперь ты за него отвечаешь. С двойниками пока контакт запрещаю. Пусть делают, что им положено по программе. Когда Абель ими наиграется, он их уничтожит. К этому времени у нас всё будет готово. Круглов с Сэмом в курсе. А теперь иди. Удачи тебе, родной… Да, не забудь с Софочкой проститься, она тебя в доме ждёт. Всё, до свидания. Прощай говорить не буду.

Мещеряков вошёл в небольшую гостиную с камином, где напротив погасшего камина в кресле качалке сидела старая женщина с полуприкрытыми глазами, держа в иссохших руках книгу Диккенса. Слух у неё, тем не менее был хорошим, и она, встрепенувшись немного от звука открываемой снаружи двери, пригладила волосы рукой и слегка обернулась на входящего.

– Андрюшенька, обещай мне, что вытащишь Сэмюэля оттуда, – голос её слегка дрожал.

– Хорошо, бабушка Софа. Обещаю.

Её худое личико и умоляющий взгляд напомнили о том портрете, что висел когда-то у отца в кабинете. Только выцветшие глаза её сейчас были большими и испуганными, а не кроткие и печальные, как на портрете.

– Я всегда думала, что совершила ошибку, уехав сюда. Твой дедушка… мой Ваня так любил меня и… я его любила. Он был добр к моему отцу, нашёл то место, где его расстреляли немцы и поставил там памятную плиту… Мне нужно тебе кое-что рассказать напоследок. Это важно. Я понимаю, что это может быть очень наивно… Но ты никому не верь. За этой водой охотятся тёмные силы. Не позволяй им забрать её. Никогда… Мне кажется, что я смогла тогда разгадать тайну. Она в тебе. Ты, только ты можешь понять эту тайну… Да, мне во время моих путешествий всё время казалось, что меня держал за руку кто-то… Я не знаю кто. Один раз мне показалось, что это был какой-то мальчик или юноша. Я видела его силуэт. Он был почти прозрачный и он руководил мной… Странно, да? Но, я что-то заболталась совсем. Тебе нужно спасать своих друзей. Ну, иди, иди. Я верю, что ты спасёшь их. Прощай.

Андрей вышел из калитки и широкими шагами направился к Гудзону. На пристани никого не было в этот предвечерний час. Солнце краем осветило из-за низкой тучи речную рябь и шорох камышей от порыва ветра напомнил ему о её прощальных словах: «Каждый человек – тайна». Посмотрев напоследок на дом, далёкую фигуру старика на скамейке, он сел на деревянный настил, достал из внутреннего кармана маленькую флягу, вобрал голову в плечи и выпил часть содержимого…

…Как это было? Почему он ничего не помнил? Сколько дней прошло, а он никак не мог вспомнить этот отрезок времени. Сначала они с бабушкой поехали к ней, потом приехал какой-то мужик и отвёз его на машине за город, в какой-то дико дорогой особняк, где он жил недели две. Он сказал, что это очень важная и секретная миссия, и от успехов этой миссии зависит насколько быстро он увидит пропавшую маму. Представился психологом, но Олег не поверил. Скорее, это был крутой дядька из сериалов про русскую мафию. Там он бродил по большой территории с соснами и огромной детской площадкой, ел рисовую кашу с бутербродами, общался с одной приставленной к нему воспитательницей. Она пыталась развлекать его какими-то непонятными ему тестами, разговорами, но поняв, видимо, всю безрезультативность этого, просто наблюдала за ним. Потом его отвезли обратно к бабушке, а та отвезла его домой. Но ни мамы, ни папы дома не было. Бабушка переселилась к нему и сказала, что поживёт с ним какое-то время, пока они не вернутся. На его вопрос куда они пропали, она сбивчиво отвечала что-то насчёт командировки. Но он ей не верил. Он был почти уже взрослый и читал Стивена Кинга. Олег рос смышлёным мальчиком и понимал, что скоро они не вернутся. Всю ту осень он старался хорошо учиться, много читал, стараясь отвлечься от гнетущих мыслей, постоянных слёз бабушки и… от своих цветных снов. Они с довольно частой периодичностью в то время играли его подсознанием.

И вот как-то осенним вечером в полутёмной комнате, освещённой лишь настольной лампой над столом, где он делал уроки, он почувствовал толчок в районе груди. Это было так неожиданно и больно, что он слез со стула на пол и приложил руку к груди. Сердце билось, но как-то странно, рывками. Что-то чужое было там, он это чувствовал. Напряжение в нём нарастало, и он позвал бабушку.

Елизавета Ивановна, тёща Дениса, была суеверной и мнительной женщиной. После исчезновения дочери она ходила к платным психотерапевтам и знакомому батюшке и суммировав сказанное ими, пришла к выводу, что это козни тёмных сил, обретающих в квартире. После изгнания этих сил с помощью того же батюшки, она немного успокоилась, но продолжала ощущать их присутствие в виде падающих из рук предметов домашней утвари.

Когда она вбежала в комнату на крик внука, то первой мыслью было вызвать скорую и напоить его Корвалолом. Но, усадив Олега на диван, она поняла, что это психосоматическое расстройство. Отдышавшись, он обвёл взглядом комнату и произнёс:

– Бабушка, это не сон?

– Что мой милый? Успокойся, всё хорошо. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Сейчас лучше.

– Ну, слава богу. Перепугал ты меня. Может быть водички попьёшь, успокоишься. Подожди, сейчас принесу.

Она пошлёпала на кухню, а Олег, оставшись в комнате, вспоминал, как тёмный силуэт появился и исчез на фоне окна. Встав с дивана, он огляделся вокруг и тихо позвал:

– Ваджра, где ты? Это был ты?

Но ему никто не отозвался. Дверь открылась, вошла бабушка со стаканом воды и, погладив внука по голове, с умилением ждала, когда он напьётся.

– Ты меня звал?

– Нет, бабушка.

– Значит, мне показалось. Ааа, просто послышалось! Или не просто… Ерунда какая-то.

 

Физфак

Он шёл по первому снегу и колкие снежинки летели навстречу, попадая в глаза. Прошло пятнадцать лет со времени исчезновения родителей, и он вспомнил сейчас, как в детстве сидел с бабушкой у окна, и такие же снежинки летели в вечернее окно. Бабушка рассказывала ему тогда историю о том, что, когда он родился, 3 января, как раз перед рождеством, к ним по почте пришла бандероль до востребования и в ней лежала кованная поющая чаша из Тибета. Кроме чаши в посылке ничего не было, и его отец, Денис, подумал тогда, что это какая-то ошибка. Он уже завернул эту чашу обратно и хотел отнести обратно или выбросить, как на улице пошла настоящая суровая метель и все тогда подумали, что это знак и решили её оставить. А на следующее утро вдруг потеплело и выпавший снег начал таять. Отец поехал в роддом и узнал, что родился он. Как были связаны эти события, тогда никто не знал. Но сейчас Олег начинал видеть в этом что-то знаковое. Особенно после всех событий, которые повлияли на его судьбу.

Сейчас у него было слушание его диссертации в МГУ на соискание кандидатской. Перед зданием Физфака его ждал профессор Мокрецкий, который вёл его работу. Поёжившись, Игорь Макарович отбросил свою сигаретку и издали поприветствовал его взмахом руки.

– Ну что, Олег Денисович, исправили выводы по квантовой запутанности.

– Исправил, Игорь Макарыч, но ещё больше запутался.

«Макар», так звали доцента аспиранты, усмехнулся, но начинать дискуссию не стал. Похлопал Олега по плечу перед входной дверью, и они зашли в фойе.

– У нас на прослушивании будут люди… видимо из госструктур, ну ты догадываешься. Если что будут предлагать, соглашайся. Мы давно сними контактируем, проверенные люди.

Процесс защиты прошёл успешно. Вопросы, ответы, пожелания, поздравления. После того, как все начали расходиться из зала, к Олегу предсказуемо подошли двое. В одном, пожилом плотном человеке, он смутно узнал того человека, у которого жил две недели после исчезновения родителей. Кажется, он звал его тогда дядей Лёней.

Дядя Лёня подошёл к нему первым, крякнул, протянул руку:

– Леонид Егорович, – представился он, – поздравляю. Нас ваша диссертация очень заинтересовала… Можно мы с вами побеседуем где-нибудь наедине? В ваших же коммерческих интересах.

Он покопался во внутреннем кармане пиджака и достал визитку. На визитке было крупно написано: «Левчук Леонид Егорович, директор по производству», наверху – «ООО Новые технологии», и внизу – два номера мобильных.

– Звоните по любому, желательно до десяти вечера, – он криво улыбнулся, – У меня есть информация, касающаяся ваших родителей.

Олег, как ни странно, не удивился данному повороту. Но, пока он обдумывал, как поступить, эти двое повернулись и зашагали к выходу.

– Подождите, – он догнал Леонида Егоровича и немного бессвязно продолжил, – Подождите… Если что-то важное, скажите сейчас. Пожалуйста. Ну, если это неудобно здесь, то давайте в другом месте…

– Нет, ничего важного… Хотя, впрочем, давайте сейчас.

Когда они уселись в столовой, Левчук попросил второго достать из папки планшет и тот, достав и включив его, показал фото его родителей, снятых вместе. На фоне пальм и морского побережья в обнимку стояла обнимавшаяся и улыбающаяся пара.

– Узнаёшь? – спросил Леонид Егорович.

– Да, это мама с папой. Но почему…

– Это фото было сделано два месяца назад.

Олег в удивлении поднял брови. Через мгновение Левчук продолжил:

– Дело в том, что они попали в ловушку… американских спецслужб. Это, скорее всего, их двойники. То есть, это не они, а их фантомы. Если вы согласитесь с нами сотрудничать, мы могли бы попробовать… спасти их из этой ловушки.

– Детали узнать можно?

– Хм… значит, вы согласны, – во взгляде Левчука мелькнула искра, – Молодец, сынок. А в детали тебя посвятит наш человек.

Он кивнул второму, видимо подчинённому, высокому полуседому человеку с близко посаженными глазами:

– Иван Алексеевич, вот введите в курс дела… Да, полковник Головко с вами уже заочно знаком, так что… Оставляю вас наедине. Увидимся, Олег.

Допив стакан фирменного физфаковского киселя, Левчук вышел из-за стола и неторопливой походкой направился к выходу. Головко проводил его взглядом и, поковыряв в тарелке макароны, монотонно заговорил:

– Если вы, Олег Денисович, согласны на сотрудничество, то мы вас временно зачисляем в штат. Это вынужденная мера и она служит для того, чтобы в случае несчастного или иного случая, ваши родственники могли претендовать на компенсацию. У вас есть родственники?

– Да, бабушка.

– Хорошо… Теперь главное. Вы должны будете отправиться в Соединённые Штаты Америки. По указанному адресу вы должны будете появиться в назначенное время. Координаты я дам позже. Наш сотрудник подойдёт к вам и представится как Андрей. Будете следовать его инструкциям. Он вас полностью введёт в курс дела… Скажу сразу, дело сложное. Этот агент двойной, и он… давно работает на нас. Вы там будете сами разруливать ситуацию. Мы давно изучаем вас и ваше дело. В общем, мы уверены в вас, хотя и сомневались, примите ли вы наше предложение. Но то, что вы его приняли, ещё раз подтверждает нашу правоту.

– Иван Андреевич, когда я должен вылететь?

– Завтра. Документы ваши готовы. Полетите под своим именем. Удачи.

 

Миссия

В Нью-Йорке выпал снег и на Брайтоне мощный циклонный ветер раскачивал рекламу. Олег ёжился в коротком пальто, спеша на встречу с агентом. Очки постоянно потели, он их снимал, протирал, опять снимал. Напротив русского кафе стоял высокий сутулый негр в длинном поношенном пальто и, раскачиваясь, бубнил что-то про себя, держа в руках бутылку водки. Олег встал недалеко от него. До появления агента оставалось пять минут.

– Эй, амиго, говоришь по-русски? – спросил негр по-английски.

– Нет, нет, – Олег хотел было отойти от него, как развернувшись, столкнулся лоб в лоб с невысоким взъерошенным человечком с длинными седыми волосами, собранными в пучок.

– Олег?

– Да, – ответил по-русски Олег, – Андрей?

– Вот дерьмо! – раздалось сбоку, – Ты говоришь по-русски!

Пьяный негр пробурчал что-то недовольно и отошёл в сторону.

– Пошли за мной, – Андрей мотнул головой и приоткрыл дверь кафе.

Они прошли через небольшой зал с несколькими посетителями, длинный коридор, поднялись по лестнице наверх и, Андрей, открыв боковую дверь верхнего коридора, вошёл в полутёмную комнату. Зажёг свет, сел на диван, окинув комнату взглядом.

– Входи.

– Вы наш бывший сосед? – с неуверенностью спросил Олег.

– Почему бывший? – Мещеряков расплылся в улыбке, – Настоящий. Постарел? Да, брат, не без этого. Давненько не наведывался в родные пенаты… Я в курсе всего, как ты рос, мужал. Кажется, я в тебе не ошибся. Разговор будет долгий. Чай будешь?

Олег мотнул головой. Мещеряков нажал кнопку на стене.

– Шо будете? – раздался голос официантки.

– Марусь, два чая, сливки и пирожки фирменные с вишней.

– На две персоны?

– Да.

Вошла знакомая нам официантка с подносом. Положив поднос, не удержалась от комментариев по поводу нового гостя:

– О, этот человек, как мой бывший муж! Такой же свежий и с большой надеждой в глазах. Первый раз в Америке?

– Иди, Марусь, не мешай, потом поболтаете. И дверь закрой поплотнее.

Маруся бросила обиженный взгляд на Андрея, но, тем не менее, безропотно вышла, прикрыв за собой дверь.

– Итак, объясняю весь расклад, – Андрей старался говорить ровным голосом, – Я был с тобой в астрале, ну астрал – это условно. В общем, это то место, где люди могут обмениваться информацией на уровне подсознания. Оттуда я за тобой и смотрел… Есть такая организация Аненербе. Это наследие Третьего Рейха. В этой организации, точнее в лаборатории этой организации и спрятаны твои родители. Сложность заключается в том, что мы не можем причинить этой Аненербе вреда. Есть некая договорённость между ними и… ещё одной организацией о мире и правах сторон. Но это не суть. У меня есть небольшой план, как это можно сделать. У тебя должно получиться. Твои родители – это часть звена. Главное в этом звене – это ты. Ты должен проникнуть в этот город и найти своих настоящих родителей. Звучит как в сказке, блин… Так, ещё раз. Ты должен туда проникнуть вот с этим.

Он снял со своей шеи амулет и протянул Олегу.

– На нём написана мантра. Ты её должен выучить… Ну, минут пять тебе хватит?

– Думаю, да.

– Хорошо. Ты туда проникаешь и находишь их… в общем, тела. Не пугайся, они в анабиозе. Ты их находишь, читаешь мантру и пытаешься их оживить. Если мантра не поможет это сделать… Постарайся придумать что-нибудь по месту.

– Андрей, а почему ты сам их не спас тогда?

– Я потратил все силы на то, чтобы выйти из ловушки. За это мои… покровители приказали больше туда не соваться. А дело делать надо. Тем более, что у них всё ещё наше оборудование и они производят незаконные опыты над людьми.

– Ты знаешь, я, как ни странно, защитил диссертацию, – с улыбкой произнёс Олег, – Но странно не то, что я её защитил. А странно то, что она имеет прямое отношение к квантовым флуктуациям… Собственно, в моей теории, именно они отвечают за… исчезновение и появление материи в пространстве.

Мещеряков, нисколько не удивившись, произнёс:

– Я в курсе, Олег. Подожди немного, сейчас будет сюрприз.

Встав с дивана, он вышел, и Олег услышал шорох открываемой в конце коридора двери и, спустя минуту в проёме показался высокий, сухощавый полуседой человек в белом халате. Взглянув на Олега, пробормотал:

– Киселёв Алексей, друг вашего отца.

– И не только друг отца! – воскликнул вошедший следом Мещеряков, – А великий учёный современности… Олег, перед тобой человек, который изобрёл Грааль.

 

Совещание

Билли Адамс, начальник отдела, собрал утреннее совещание, и, как всегда в понедельник, на нём присутствовал весь немногочисленный отдел. Слева от него, за длинным столом, сидели Сэм Арнтгольц, Джимми О’Брайан и Голди Эванс, справа – Энтони Гонсалес, Алан Бейкер и Джеймс Хилл.

– Сэм, как думаешь, нам закрывать твоего Круглова… или пусть погуляет в качестве приманки ещё какое-то время?

– Вам решать, Билли. Но, я бы пока оставил. У нас сейчас другие заботы, правда… Хотя, не исключено, что на него могут клюнуть новые агенты Москвы.

– Если все эти пятнадцать лет на него никто не клюнул, значит не клюнут вовсе… Он только тратит деньги налогоплательщиков, живя в пятизвёздочном отеле с четой этих русских. Зачем они нам? Как демонстрация давно забытого прогресса в науке?

– За ними наблюдают. Их новый шеф, вместо ушедшего на пенсию Алекса, ещё не всё закончил с ними. У этого Эриха Глаубера есть свои виды на них. Пока мы ему не мешаем.

Грузный Адамс откинулся на кресле и обвёл всех взглядом. Он поправился ещё больше с тех пор, как его назначили начальником отдела вместо ушедшего на пенсию Макдэвида. Тогда на это место прочили Сэма, но он упустил тогда Мещерякова, и это был тот косяк, который перечеркнул все его заслуги.

– С каких пор у них от нас секреты? – спросил О’Брайан, – Они не боятся, что у русских найдётся козырь и они переплюнут все их последние разработки?

– Нет, Джимми. Не боятся, – Адамс посмотрел на свой новый перстень, – У них всё и так на мази. Единственное, что им сейчас не хватает – немного времени, чтобы отпраздновать свой успех. Как-никак такой прорыв… Ну, на сегодня всё. Все по местам, задачи всем поставлены. Сэм, останься. Мне нужно с тобой поговорить.

Когда все вышли, и за стеклянной перегородкой исчезли тени идущих по коридору, Билли достал сигарету и, затянувшись, посмотрел своими круглыми глазами в потолок.

– Сэм, как ты думаешь, сколько нам осталось? Ну, я имею в виду человечеству, натуралам, так сказать?

– Я не думаю, что много. Вряд ли правительство согласится на новую программу этого… Глаубера.

– Почему бы нет. В стране назревает кризис, много безработных, много финансовых проблем. А то, что они придумали, ну, эти… биороботы, проходящие сквозь стены. Это вариант, согласись, а? Мы начали копать могилу для человечества давно, Сэм. Ещё до второй мировой было ясно, что кризис американского общества кроется в нём самом. Мы только винтики этого механизма. Сломается винтик, его заменят другим. Со временем… Кажется, это время настало.

– Что вы предлагаете?

– Пока ничего. Пока. Пока я просто анализирую. Вот смотри на нашу внутреннюю статистику. За прошедший месяц в страну въехало тридцать тысяч латинос. Из них в отстойники на пмж поступило что-то около десяти тысяч. По данным миграционной службы десять тысяч отсеили. Куда, спрашивается, дели остальные десять тысяч? Вопрос… С другой стороны, по данным этого Граубера, у них в лабораториях находится около пяти тысяч всего. Это готовые фантомы или зомби. Они обучатся и скоро заменят часть госслужащих, возможно нас с тобой.

– Я понял куда ты клонишь, Билли. Скажи прямо, ты думаешь, что я двойной агент?

Билли ошарашенно смотрел рыбьими глазами.

– А почему бы нет, Сэм? Я предлагаю тебе одну серьёзную вещь. Двойной ты агент или нет – это твоё собачье дело. Я американец и родился в Америке. И я хочу жить в свободной стране, а не в стране грёбанных зомби!.. В общем, я хочу играть против правительства. Если ты со мной, я готов иметь союзника в твоём лице. Если нет, иди отсюда и забудь о нашем разговоре… Что скажешь?

– Я подумаю, Билли.

– Ладно, – выдохнул Адамс, – Можешь быть уверенным, что у меня здесь нет прослушки. Думаю, что нет. Во всяком случае, я об этом не знаю. Если есть, то я оправдаюсь – скажу, это была проверка. Ладно, иди. Поговорим об этом в другом месте.

Сэм вышел на веранду, закурил. Ему оставалось несколько лет до пенсии, и он не хотел быть накрытым. Билли что-то затеял, раз открылся ему, своему старому другу. Если у него есть план, то это серьёзный план. Может быть это ловушка? Хм, вряд ли. Он мог расставить сети по-другому, а не так – в лоб. Хотя, он тёртый лис, и, возможно это проверка всех сотрудников на лояльность. Ведь речь идёт о глобальных переменах. Перемены… к чему они? Неужели, это крах человечества, то, о чём говорил Билли? Нет, это попытка продлить агонию, как всегда. Америка всегда умело балансировала на крайностях и это может быть этот случай. Ладно, нужно потерпеть немного. Они не подозревают, кто Круглов на самом деле и это хорошо. Всё пока идёт по плану. Мещеряков с Киселёвым не сидят на месте. А Киселёв со своей подпольной лабораторией – второй Менделеев. Настоящий сукин сын! Правда, ему очень помогла папка дедушки Лёвы. Там были бесценные материалы, которые удалось в последний момент достать из тайника бабушки Софы в далёком 1942 году, до которых немцы так и не смогли добраться.

Откровению Билли было ещё и то объяснение, что их доблестный отдел закрывали. Они своё дело сделали. Курирование лаборатории отпадало за ненадобностью. Она должна была скоро официально открыться в Гарварде на базе объединённых химических лабораторий в новом корпусе и попадала под Федеральную программу. Их отдел распускали, а сотрудников распихивали по другим отделам или увольняли. Они с Билли как раз попадали под досрочное увольнение с автоматическим выходом на пенсию. И, в принципе, все были разочарованы таким ходом событий. Но Билли когда-то был копом и он был «правильным» копом, поэтому ему и предложили должность в ЦРУ. А правильные люди – это те, кто ставит свои принципы дороже всего. Они всегда честны, эти люди. И часто одиноки…

 

Монах

– Ваджра, ты где?

Цокто долго звал старика, но слышал в ответ лишь шелест листвы высоко в горах и эхо, летящее за ним до монастырских ворот. И ему казалось, что Ваджра слышал его тогда.  И потом он его слышал. Горшочек, с которым он вернулся в монастырь, лежал всегда у изголовья его циновки вместе с книгами и рисунками, которые он нарисовал во время путешествия. Когда он тихо звал его, ему казалось, что лёгкий папирус чуть вздрагивает, то ли от дуновения сквозняка, то ли от его дыхания. Он часто протирал его краем одежды и его соседи, видя, как он бережно с ним обращается, часто приставали с просьбой рассказать о содержимом, и тогда ему пришлось спрятать его в одну из ниш монастырской стены, которую он сам сделал тайком, расшатав один из небольших камней в кладке.

И однажды Ваджра явился ему. Он подошёл к нему в виде странствующего монаха. Клюка монаха, постучав о крутые ступеньки, нашла пристанище в углу большого длинного коридора. Было раннее утро и все монахи спали. Подойдя к спящему Цокто, монах улыбнулся, сел напротив и слегка прикоснулся к лицу спящего рукой. Тот открыл глаза и уставился на улыбающееся лицо старика, напротив. Бритая его голова с дёргающейся бородкой в беззвучном смехе была забавна.

– Я пришёл к тебе, как видишь, – сказал старик, приняв серьёзное выражение.

– Здравствуй, Ваджра.

– Вставай, нам надо идти. Скоро встанет солнце, и мы должны быть там.

Они шли торопливой семенящей походкой вверх по горной тропинке. Край солнца вот-вот должен был показаться из-за гор, как Ваджра приказал остановиться. Они остановились на небольшой площадке перед кустом низкой смоковницы.

– Садись и читай мантру. Ты должен быть там, куда укажу я…

…В это утро, Круглов, внешне слегка постарев, спустя пятнадцать лет, с шевелюрой полуседых волос и устоявшимся бронзовым загаром, спустился к пляжу на побережье и подошёл к паре, лежавшей на шезлонгах. Мужчина в широких бирюзовых шортах, откинув голову, сквозь тёмные очки смотрел на горизонт, где белели два паруса. Млеющая на утреннем солнце женщина, потягивала пина коладу.

– Денис, – сказал Круглов, – У тебя сегодня важный день. Ты не забыл?

– Да, Валер, приём у стоматолога. Что может быть необычнее…

– Не скажи, там наркоз и новые зубные протезы. Твои расшатаны.

– Хорошо бы это быстрее уже кончилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот эксперимент, что же ещё. Ещё невыносимых пять месяцев!

– Ну, контракт – есть контракт.

– Да, но этот Эрих мог бы уже и закончить. Я ни разу ещё не облажался, ни разу.

– Немцы есть немцы.

– Да, точные паразиты.

Денис протянул руку к своему коктейлю, пригубил, поставил на место.

– Как там Олег? Сдал диссертацию?

– Да, сдал. Теперь он кандидат физматнаук. Возможно, скоро будет доцентом. Флэшка с его защитой у меня. Посмотришь.

– Хорошо, спасибо. Ну что, искупнусь и на экзекуцию.

После купания Денис оделся в лёгкий летний костюм, сел в открытый Кадиллак и выехал из гаража.

Доктор Сара Бернхард, небольшого роста афроамериканка, сняв перчатки, вышла из своего кабинета и дала распоряжение своей ассистентке позаботиться о пациенте, когда он проснётся.

Через час, после безуспешных попыток разбудить Дениса, врачи частной стоматологической клиники забили тревогу. Из близлежащей городской амбулатории выехала неотложка…

…Это была большая светлая комната. Люди в прозрачных очках, склонившиеся над ним, отошли, и к нему, лежащему в кресле подошёл молодой человек в белом халате, похожий на большую удивлённую птицу. Птица открыла клюв.

– Ну вот, наш пациент жив и здоров. Поздравляю всех.

Он посмотрел на свои руки, дотронулся правой рукой до своего лица.

– Денис, поздравляю. Твой эксперимент закончен, и мы тебя отпускаем.

– Я Денис, – машинально повторил он, – Я Денис.

– Ну а кто же, конечно он, – улыбнулся человек в белом халате.

Один из «очкариков» подошёл к доктору и пожал ему руку.

– Поздравляю вас, Эрих. Это было супер!

– Да что там, это мой дедушка, он герой, – Эрих протянул руку пациенту, – Вставай, дорогуша. Как вы?

– Немного кружится голова.

– Ну, это ничего, пройдёт. Вам надо привыкнуть, прогуляться немного… Сейчас у меня много дел, потом вас навещу. Уведите его в комнату для отдыха.

Денис вошёл в белую просторную комнату с огромным экраном, имитирующим пространство. Там цвёл яблоневый сад и заливались птицы. «Мигме дзеве терчен…», – откуда это? Я только что сидел на какой-то горе и старик с клюкой бормотал что-то про себя. Светило солнце, монастырь… Откуда это?

Старик что-то ему говорил, и он попытался это вспомнить. «Подожди, подожди, говорил он себе, – Это что-то очень простое. Сейчас я зажму виски ладонями и попытаюсь вспомнить. Сейчас…»

Он вспомнил его улыбающееся лицо. Старик сказал ему несколько слов. Он, наконец, вспомнил:

– Держи коридор, пока он не придёт. Он придёт, твой сын.

 

 

Коридор

Белый светящийся коридор и в конце его две фигуры, идущие навстречу. Одна была высокой, другая – ниже среднего роста. Денис узнал в той высокой, что шла немного впереди другой, своего сына.

– Олег!

– Папа!

Обнявшись, они посмотрели друг на друга.

– Хватит, господа, сначала дело.

Человек в белом халате, отделившись от группы, подошёл к Денису и двоим гостям, стоявшим возле.

– Мне нужна вода и формулы. Вы получаете взамен свободу и гарантии невмешательства с нашей стороны, – Эрих держал наготове что-то, напоминающее мобильник, но только с двумя небольшими светящимися кнопками, – Мне нужно время, чтобы это проверить и поэтому мы на нейтральной территории. Как договорились. Я держу обещания. Теперь дело за вами.

– Чертежей никаких нет… Воды тоже не будет, – Олег поднял руку, – Вы нарушили принцип невмешательства. Шантаж – это не путь договорённостей между Шамбалой и Аненербе. Вы лишаетесь права находиться за пределами Геосферы и земного измерения. Именем Совета Коридор будет закрыт.

Граубер выслушал Олега спокойно, ни один лицевой мускул не дрогнул, лишь лёгкая самодовольная улыбка на миг заиграла, и он произнёс:

– От русских это было ожидаемо. Странные вы люди, русские. Верите в свою исключительность и думаете, что все остальные – болваны… Потом. Что значит Совет? Вы имеете отношение к Шамбале?

– Сейчас я – Ваджра, Верховный правитель.

Голос Олега стал неузнаваем для него, внутри заклокотало сердце, и он почувствовал необычный прилив энергии. Из поднятой руки вышел светящийся столб, и вторая рука разорвала его наполовину, взметнув линии к потолку.

– Вы нарушили договор и будете отправлены на Землю!

Тяжёлый гул раздался вокруг, как будто сотни самолётов завели свои моторы. Эрих Граубер заслонил лицо от яркого света, исходившего от Олега. Синий его силуэт стоял с расставленными руками, исходящие от рук яркие полосы, как две огромные балки подпирали Коридор. Эрих нажал на кнопку и с его стороны Коридора стали выбегать люди с автоматами в камуфляже. Доктор с сопровождающими отбежал назад и его место заняла стена военных.

– Огонь! – крикнул по-немецки Эрих и громкий ровный стук автоматных очередей забарабанил по перепонкам…

…Мещеряков летел по коридору с Денисом и протянутой вперёд рукой старался удержать направление.

– Олег, назад! Олег, уходи! – крик тонул в пространстве, захлопывающимся после них, – Олееее…

 

…Первым глаза открыл Ваджра. Он посмотрел на Цокто, сидящего перед ним и сына ламы, сидящего по правую руку.

– Цокто, давай свой горшок, – молвил старец, – Он тебе больше не нужен. Пусть кто-то другой попробует сделать глоток…