Лица:

1. Он.
2. Она. (в её интонациях ощущается нотка капризности)
3. Фотограф.
4. Незнакомец.
5. Муж.
6. Напарник.
7. Соня. (администратор)

 

Картина первая.

(жаркий  день, пляж озера на окраине города, всюду лежат люди;  она расположилась в тени огромного тополя, подходит он)

Он. Мадам, не побеспокою ли, если тоже воспользуюсь этой единственной тенью?

Она. (рассматривает его) Пожалуйста. Буду рада компании.

Он. Благодарю за гостеприимство. (стелет на песок большое полотенце, укладывается) Обратили внимание: все самые красивые женщины лежат у самой воды, прямо на дороге; менее привлекательные – ближе к кустарнику.

Она. К какой категории вы отнесёте меня по месту расположения?

Он.  К самой лучшей, то есть, к средней. Абсолютные красавицы меня привлекают только на мгновение, тогда как «средние» не так однозначны. У них есть история разочарований. То есть, какой-то внутренний спектр.

Она. Разве у абсолютных красавиц нет упомянутого спектра?

Он.  Как правило, чрезвычайным красавицам не приходиться ни безнадёжно надеяться, ни даже напрасно мечтать, ни глубоко расстраиваться. В них нет лирического драматизма. Их загадочность неглубока.

Она. Мне впервые захотелось почувствовать себя средней.

Он. Что ж, расслабьтесь и чувствуйте.

Она. Вы твёрдо считаете меня средней? Вы делаете вид, что разбираетесь в вопросе.

Он. Но в этой категории вы самая очаровательная. Каюсь, от жары вас сразу не доразглядел. Вы гораздо очаровательней, чем три минуты назад.

Она. Однако, как вы изворотливы.

Он. Что вы, мадам, признаюсь, я, как бы, туповат – истина почему-то летом даётся мне не сразу. Впрочем, надеюсь, как и большинству населения.

Она. Впервые встречаю мужчину, который гордится тупостью.

Он. Что ж, тупость пока не ценится по заслугам, но в своей тупости я нахожу  удовольствие непринужденности. Я как бы сначала прищупываюсь к факту.

Она. Прищупываетесь?

Он. Но сказать, принюхиваюсь – некрасиво; приглядываюсь – слабо.

Она. Удовольствие? В чём оно?

Он. В мягкой постепенности осознания. Этакая туманность восприятия.

Она. Как поэтично. Вы меня всколыхнули.

Он. Рад слышать такое слово. Я обожаю точные слова.

Она. Вы допускаете, что те дамы, которые лежат почти на дороге, не имеют разочарований?

Он. Они их не сильно ощущают, даже порой  их себе придумывают, как аргумент для поступка.

Она. А вы интересны.

Он. Я лишь то, что вижу.

Она. Тогда, что ещё вы видите, глядя в мою сторону?

Он. Судя по баулу, ваш дом не совсем рядом, как например мой.

Она. Да, я из ближайшего населённого пункта, сбежала сюда. Мне нравится этот пляж.

Он. Глагол « сбежала» подразумевает: от кого.

Она. Подразумевает.

Он. Что ж, это уже сюжет. А любой сюжет борется против пустоты существования. Как бы открывает шлейф событий.

Она. Вы интересны. Ко всему, у вас красивый загар.

Он. Стараюсь не загорать, не люблю походить на бронзовый канделябр. Вообще, не люблю на что-нибудь походить. Я, по возможности, отрицаю обыденность.

Она. ( с лёгкой иронией) Вы – отрицатель обыденности! Нет, вы поразительно интересны.

(мимо идёт завывающий фотограф)

Фотограф. Молодые люди, не желаете ли сфотографироваться с самоговорящим попугаем?

Он. Разве что, сфотографироваться нам предложит сам попугай.

Фотограф. Понятно. Пренебрегаете моментом на память. Потом бы вспоминали.

Ведь мгновения неповторимы.

Он. Что вы, я итак слишком много помню всяких мгновений. Путаюсь в них.

Фотограф. Вот же, денёк – никто не хочет фотографироваться. Заелись.  Можно, я пару минут посижу у вас  в тени. Такая жара.

Он. Лично я не возражаю.

(фотограф садится прямо на песок)     

Фотограф. Представляете, чаще снимаются с размалёванным негром. И только я знаю, что это разукрашенный белый. Обидно, ведь попугай-то настоящий – натурал! Не ценит народ настоящее: в моде один обман – особенность эпохи.

Он. А что  говорит настоящий попугай?

Фотограф. Сейчас ничего – устал. Но всё понимает. Не поверите, но с ним я стал по-другому думать о жизни. Так не решили…?

Он. Избегаю личных портретов, стараюсь быть незаметным.

Фотограф. Жаль. (вздыхает, поднимается, отходит)

Она. А мне  не захочется вас забыть. Вы интересны даже без попугая.

Он. Тише: на нас оглядывается птица, которая всё понимает. Не люблю таких птиц.

Она. Почему не любите?

Он. Подозреваю,  что с помощью этой живности за нами насмешливо следят Боги.

Она. Какое сложное представление ни о чём!

Он. Мне нравится ваша фраза.

Она. Но я бы хотела нравиться не словами.

Он. Так, всё остальное у вас ещё лучше. Не поверите, но рядом с вами я тоже по-другому задумался о жизни.

Она. Вы специально, как бы сравниваете меня с попугаем?

Он. Я только завидую силе его влияния на человека.

Она. И что вам дополнительно открыла эта новая задумчивость?

Он. Я с большим отчаянием ощутил мимолётность. А вы самая красивая из мимолётностей.

Она. Вы опять меня всколыхнули.

 

                                       Картина вторая.

(утро, она у него в спальне, они лежат, проснувшись)
Она. Закончилась восьмая ночь, а словно первая. Какая удачная встреча. Восьмая ночь!

Он. Восьмая? Ты говорила, что у тебя есть муж.

Она. Ну, есть. С чего это пришло тебе в голову?

Он. Как это с чего? Я думаю о жизни женщины, которая страстно меня обнимает.

Меня волнует твой образ и всё, что с тобой связано.

Она. Ну, если так…

Он. Именно так. Вот, думаю, лежит, поди, этот муж и думает о тебе. Вот, что ему сейчас приходит в голову? А может, вообще, не спит, не ест – переживает восьмую ночь. А вдруг не вынесет, покончит с собой. На нашей совести.

Она. Муж спокойный, как корова. Ты когда-нибудь видел, чтобы переживала большая корова?

Он. Какой же, он?

Она. Двухметровый – ты ему по плечу.

Он. И корова?

Она. Никакого темперамента.

Он. Но ведь когда-то ты выбрала его?

Она. Ну, хотелось чего-то побольше.

Он. Стало быть, он солиден?

Она. Чрезвычайно солиден, куда бы ни пришли – он самый видный. Бабы завидуют. Потом он директор большого завода. Не помню названия.

Он. Какой удачный муж. Чего же, ему не хватает?

Она. Загадочности.

Он. Бедный, как же он без загадочности!

Она. Помнишь, на пляже, ты говорил про сюжет разочарований, почти обязательный для средней женщины.

Он. Чего ни скажешь ради случая. Я болтун – ничего серьёзного. Меня никогда не назначат руководителем. Скорее всего, я слишком загадочный для руководства.

Она. Ты пламенный!

Он. Пламенный? Ты меня пугаешь. Такая неспокойная характеристика, ненужная в этой жизни. Тебе не интересно, чем я занимаюсь?

Она. Нисколько. Я тебе разрешаю заниматься чем угодно. А чем занимаешься?

Он. Сижу, ремонтирую всякую мелочь. Если клиент солидный, то есть, вижу, что не обеднеет, впариваю ему придуманную проблему.  Вот, скоро заканчивается отпуск, и я снова стану дурить народ.

Она. Как ты интересен! Ты необыкновенен.

Он. Всё-таки, разумнее предпочитать людей обыкновенных. Они надёжнее по сравнению со мной.

Она. С чего это они надёжнее?

Он. В них нет ничего лишнего, природа отшлифовывала тысячелетиями их, самые нужные, качества.

Она. Как скучно. Предпочитаю отклонение от нормы. По-моему, чем в человеке больше ненужного, тем с ним занятней.

Он. Предпочитаешь человеческую неопределённость?

Она. Да. Определённость, мне так надоела.

Он. Интересное откровение. Такое ощущение, что я внезапно провалился в истину.

Она. А чего мне от тебя скрывать, я наслаждаюсь возможностью говорить то, что думаю, не задумываясь.

Он. То есть, мужу ты не говоришь правду?

Она. Никогда! Зачем разрушать его иллюзии. Мне с ним ещё жить.

Он. Ты не боишься картины возвращения к мужу?

Она. Мне бояться перед ним? Он первый боится моих истерик! Особенно, когда я, как бы в ярости, луплю его по голове. Приходится даже чуть подпрыгивать. Я держу его в страхе!  Он восхищается мной всё свободное время, и смертельно боится меня потерять.

Он. Смертельно?

Она. Смертельно.

Он. Жалко человека.

Она. А чего ему сделается – он нерушим.

Он. Красные волосы, очевидно – твой натуральный цвет.

Она. Именно, натуральный.

Он. Соответствует.

Она. Внутреннему огню?

Он. Ему.

Она. Красный волос – только тронь, разгорится, как огонь!

Он. Ты – редкость. Верю – таких больше нет. Стало быть, муж старается…

Она. Утром, прежде чем пойти на работу, приносит мне завтрак в постель с кофе. Я не говорю, что мне не нравится кофе – не хочу нарушать ритуал. Чувствую – его радует исполнение этого долга. Нельзя же, отнимать у человека всё. Должно же, его что-то радовать. Конечно, я бы предпочла вместо кофе, порыв страсти. Впрочем, слово «порыв» ему не подходит. Так что я разрешаю, приносить кофе.

Он. Какая забота о своём  ближнем. Чисто женская. Ты, всё-таки, его жалеешь.

Она. Такая роль. Зато он боится сделать что-то не так. Если я дуюсь, – а дуюсь я постоянно, время от времени, – то он пытается угадать, в чём виноват. Не понимая причины, он пытается меня задобрить – что-нибудь купить. Когда мне что-то нужно, я дуюсь. Это как-то разнообразит.

Он. Да, я бы не всем советовал жениться. Не верю, что муж тебя не разыскивает. А вдруг, он всё-таки приносит кому-то кофе в постель. Он же привык…

Она. Забавно, если он держит про запас какую-нибудь тюхтю.

Он. Ты даже не ревнуешь к любовнице?

Она. Если уж он исполнит супружеский долг – дальше всё! Дальше мне хочется его убить! И дня три-четыре я желаю его смерти. Он это чувствует, стараясь загладить вину повышенным вниманием.

Он. Несчастный.

Она. Думаю, он так не считает.

Он. Он просто не знает, насколько несчастен.

Она. Хватит о нём.

Он. Не представляешь, насколько меня радует то, что я холостой. А ведь тоже однажды чуть не женился. Но оказался ниже необходимого, по социальному статусу. Чему сегодня бесконечно рад.

Она. Тебе-то чего бояться – ты неиссякаем, как мужчина.

Он. Слушай, а у тебя есть ещё какое-нибудь представление о  любви, кроме механического?

Она. Я же говорила, что ты интересен. Чего ещё надо?

Он. Муж – не интересен?

Она. Муж – это статистика.

Он. Исчерпывающее слово. Как правильно я не женился. Господь отвёл!

Она. Нет, к тебе ничего не подходит. Ты скорее задушишь, чем смиришься.

Он. Ах, вот  что надо в себе ценить! Свирепость.

Она. Я чего-то проголодалась.

Он. Неудивительно, ведь вчера мы не ужинали. Вместо ужина мы упали в постель, и к теме ужина не вернулись.

Она. За эти дни поняла, что ты питаешься только пельменями. Тебе не надоели пельмени?

Он. Ну, пельмени для холостяка – это классика жанра. Но когда у меня есть время, я импровизирую.

Она. Интересно, как.

Он. Я кидаю в кастрюлю с пельменями, всё, что попадёт под руку. Лук, морковь, горох, вермешель, помидоры и прочую мелочь, даже сахар и растворимый кофе. Всякий раз получается потрясающий вкус. Думаю запатентовать метод.

Она. Муж таким методом жарит яичницу.

Он. Вот, зря гордился открытием. А ты что-нибудь жаришь?

Она. Моя функция – быть украшением и терпеть преклонение.

Он. Терпеть?

Она. Такая обязанность – ведь мораль требует наличие обязанностей.

Он. Слушай, ты меня всё больше радуешь, тем, что я не женат. Что ж, иду варить пельмени!

Она. Нет, сначала идёшь ко мне!

Он. На голодный желудок? Как мне раньше не приходило в голову, что любовь – это непрерывная работа.

Она. Но ты не работаешь – ты творишь! Такое моё мнение.

Он. У-у-у!

Она. Не укай! В конце концов, секс – это самая лучшая диета. То есть, единственный правильный способ воздержания от пищи.

Он. (с тоской) А я бы поел.

                               Картина третья.

(они в той же квартире, звучит входной звонок; он отрывает дверь – перед дверью незнакомец; Он делает шаг к незнакомцу, затворив за собой дверь)

Он. Слушаю.
Незнакомец. Проверка газового оборудования, в подъезде обнаружена утечка газа, я должен пройти на вашу кухню с прибором и проверить исправность…

Он. Вы пришли ко мне первому?

Незнакомец. Нет, я уже проверил несколько квартир ниже.

Он. И ничего не обнаружили?

Незнакомец. Пока ничего.

Он. Может, у вас неисправен прибор. Вдруг вы пропустили утечку. Это опасно?

Незнакомец. Очень опасно. Почти каждый месяц где-нибудь происходит взрыв.

Важно предотвратить. Это же, бух – и нет целого дома!

Он. Целого дома?

Незнакомец. Бывает и двух.

Он. Понимаю. А прочему вы решили, что утечка именно в этом доме? Возможно, вы ошиблись адресом?

Незнакомец. Ошибки быть не может, позвонили  именно с этого адреса.

Он. Уточните, сколько квартир вы проверили внизу?

Незнакомец. Шесть.

Он. И в каждой квартире вы нашли исправными газовые плиты.

Незнакомец. Да, там газовой утечки не обнаружил. Газовое оборудование там везде исправно.

Он. Удивительно.

Незнакомец. Вас удивляет отсутствие утечки в квартирах снизу?

Он. И надеетесь обнаружить утечку у меня?

Незнакомец. Я же должен проверять, пока не найду утечку газа.

Он. Не желаете ли,  услышать от меня, почему ещё ничего не обнаружили?

Незнакомец. Скажите.

Он. В нашем доме нет газа – здесь электроплиты!   Но вы этого не заметили?

Шепните мне, вы кого-то разыскиваете?

Незнакомец. (стушевался) Да.

Он. Рад вашему откровению. Вас наняли? Муж?

Незнакомец. Да.

Он. Скажу вам, по секрету – его жена за этой дверью. Передайте ему адрес. А я постараюсь, чтобы до его появления, она оставалась здесь.

Незнакомец. Благодарю!

(он заходит в квартиру)

Она. К тебе кто-то приходил?

Он. Да, приходил один шнырь. Его нанял твой муж для розыска вашей дорогой персоны. Я ему сказал, что ты здесь, ну, чтобы зря человек не мучился.

Она. У тебя потрясающая фантазия.

Он. Фантазия – вздор. Я ощеломлён реальностью.

Она. Ну, хватит меня дурачить – иди ко мне! Как можно так долго с кем-то разговаривать, когда я изо всех сил тебя жду! У меня могут закончиться нервы!

 

Картина четвёртая.

(утро, они просыпаются)

Она. Не верится, что это уже десятая ночь. Как летит время!

Он. Да, через три дня на работу, расслаблюсь, буду придумывать, что сказать  в глаза народу. В наше время можно чего-то добиться только преувеличением. Научился у депутатов, кандидатов в мэрию.  Допустим, у клиента остановились дорогие для него часы. Смотрю – от грязи, но я ему говорю, что рассыпалась шестерёнка, и если он согласен, пока я закажу аналог, то ему придётся подождать четыре дня. Будут как новые. И всё – клиент в радостном ожидании. Очень люблю сделать приятное какому-нибудь человеку.

Она. Верю. Ты столько  раз делаешь приятное мне. Я уже сбилась со счёта.

Он. Ты считала?

Она.  Думаю, это уже рекорд.

Он. Возможно, я не то выбрал ремесло.

Она. Слушай, я только сейчас разглядела дивные картины на стенах, всякие наброски. Ты рисуешь?

Он. Только когда есть свободное время. То есть, не сейчас.

Она. Понимаю, я его отнимаю. Картинки интересные, ты, скорее всего, талант. Но что тебе это даёт?

Он. Это даёт разные картинки.

Она. И больше ничего?

Он. Ничего.

Она. Тогда зачем тратить на это твои драгоценные силы?

Он. Просто хочется увеличить пространство вокруг себя, чтобы не было тесно в этой жизни.

Она. Тебе тесно. Это как мой побег.

Он. Нет, мне не хочется никуда бежать. Но хочу, чтобы вокруг что-то было. Люблю неповторимость чередований. В детстве обожал бродить в лесу, особенно, где высоченные сосны – и каждая шедевр.

Она. А нарисуй меня. Нарисуй меня обнаженной.

Он. Хорошо. С удовольствием достаю  мольберт, пока выбери позу. Но ты уже щедевр.

Она. Намекаешь, что я, как сосна из детства?

Он. Нет, нам не достичь естественности  природы. Сосне не нужна поза.

Она. Это потому, что сосны не соображают. Но нарисуй меня так, чтобы я возбуждала даже безнадёжных, так сказать, сексуальных покойников.

Он. Хочешь мстить хладнокровным?

Она. Ты угадал.

Он. А если человек болен или, вообще, инвалид?

Она. Я причём?

Он. Ведь жалко человека. Вот у меня был такой друг, инвалид. И ни у кого я больше не встречал такого весёлого юмора. Человек – праздник. Всё, что он говорил,  сладко  таяло в мозгу.

Она. И где он?

Он. Сидит. Зарезал жену с любовником.

Она. Значит, мужчина!

Он. Быть может, опасно быть слишком весёлым. Дразнить судьбу.

Она. Ну, не грустить же, на всякий случай!

Он. Мне опять нравится твоя фраза.

Она. Лучше приласкай. Ты чего-то стал больше говорить. Зачем нам слова.

Он. Но они обозначают наше пространство.

Она. И зачем нам пространство. Лучше положи на меня руку.

 

Картина пятая.

(Она разглядывает своё изображение)
Она. Как я необыкновенна! Наброски тоже нравятся. Зачем их так много? И все разные. Ты всё рисуешь и рисуешь.

Он. Не могу остановиться, ты вдохновляешь, манишь неожиданностью темы.

Она. Ты так сильно мною восхищён? Ты же, на пляже причислил меня к «средним», по красоте.

Он. Настоящая красота раскрывается постепенно, как бутон. Кажется, я понимаю твоего мужа. На тебя мало смотреть. В тебя надо заглядывать снова и снова. Он заглянул.

Она. Если я тебе так нравлюсь, может мне остаться с тобой?

Он. Нет, я боюсь, что тогда потеряю тебя, как божественное ощущение. Ведь чем ощущение продолжительней по времени, тем оно слабее. Время – это пружина, которая всё разжимает.

Она. Что-то ты слишком быстро нашёл аргумент.

Он. Я много думал об этом раньше. Именно поэтому «вечной» любви не существует. Вечная любовь длится максимум три недели.

Она. Ты намекаешь, что мне можно оставаться у тебя ещё на одиннадцать дней?

Он. Зачем выпивать сразу всю чащу: ты можешь посетить меня следующим летом. Так я сильнее буду по тебе скучать. Иногда так хочется по кому-нибудь скучать.

Она. Ты просто романтик.

Он. В том смысле, что люблю поскучать.

Она. Мы оба избегаем статичности.

Он. Согласен с тобой, моя леди. Может, тогда нам сходить, искупаться?

Она. Пляж меня больше не интересует. Зачем, если есть душ, ты и тахта. Ты итак слишком много времени отдаёшь рисункам. Ты не обнимал меня уже больше четырёх часов!

Он. Прошу прощения! Совсем зарисовался.

Она. Скорее заслужи прощение – обними, свою дурочку!

Он. Дурочку?

Она. Сегодня я хочу быть только дурочкой – это такое блаженство! Наконец-то, я поняла, что ты говорил на пляже про глупость.

Он. В том и блаженство!

(долгий, настойчивый звонок)

Она. Как сильно звонят!

Он. Одень чего-нибудь. Судя по звонку, кто-то серьёзный.

Она. Я же в плавках!

Он. Ну, пожалуйста, накинь халат. (идёт к двери, открывает, громко говорит) Проходите!

(входит мужчина, высокий, ему около пятидесяти лет, держится солидно; видит жену)

Муж. Ну, что же ты, зайка, меня мучаешь, столько дней не звонишь. Я, конечно, знаю, что летом ты ездишь на этот пляж, – но адрес? Разве трудно позвонить? Прости,  что не смог отыскать тебя раньше – вызывали в Москву. Ну, как же, ты сводишь меня с ума!

Она. Украли  бумажник с мобильником, а на память я не помню твой дурацкий  номер. Вот, спасибо, человек приютил.

Муж. Виноват, давно хотел заменить этот номер; сам его никак не запомню.   Ну, как ты себя чувствуешь?

Она. Я великолепно. Правда не загорела, чего-то мне нынче не нравится солнце – светит и светит!

Муж. Но хоть немного отдохнула?
Она. Конечно, почти отдохнула, ведь ты так долго не появлялся.

Муж. Прости, я же говорю, вызывали в министерство. Ко всему, я надеялся, что ты сняла номер в гостинице, как в прошлый год. Кстати, там тебя все хорошо  помнят. Меня так ярко не запоминают никогда. Но, слава Богу – жива, здорова.

Он. Располагайтесь, присаживайтесь. К сожалению, алкоголь предложить не могу, веду исключительно аскетический образ жизни: не пью, не курю, не…злоупотребляю только пельменями. Так здоров, что противно самому.

Муж. Благодарю вас за то, что приютили супругу. Я уже начал сходить с ума, но всё хорошо. Я бы хотел заплатить за проживание, сколько скажите.

Он. Ну, что вы, разве мы не люди. Тем более, что ваша жена предоставила мне возможность творчества.

Муж. Вижу, восхищён. Но вы писали её обнажённой.

Она. Я так пожелала – или мне надо что-то скрывать?

Муж. Нет, нет, всё прекрасно, со вкусом. Я куплю картину и великолепные наброски. (хозяину) Скажите, сколько заплатить?

Он. Я не профессионал, сколько пожелаете.

Муж. Устроит ли вас пятнадцать тысяч?

Она. А сколько я стою!?

Муж. Ты бесценна. Но у меня налички только штук двадцать, я торопился и не подумал. Ещё сто тысяч на карточке. Можно ли вам перевести?

Он. Да, конечно, сколько хотите.

Муж. Я бы ещё купил  у вас вот эту осень, прелестная вещь; я разбираюсь, пробовал рисовать сам, но понял, что нет никакого таланта.

Он. Не каждому дано, это понять, а как бы выиграло искусство!

Муж. Вы правы, сейчас рай для графоманов: поют, рисуют, пишут – даже танцуют, хотя это трудней.

Он. А таланту приходиться зарабатывать чем-то иным. Но как вам удалось самому почувствовать отсутствие одарённости? Разве графоман может признать себя бездарным? Это невозможно в принципе.

Муж. Увы, настоящее понимается не сразу. Сперва торжествует банальность. Но мне повезло. Мне посчастливилось рассмотреть картины Шагала. Я понял, что никогда не смогу так же одной линией выразить всю необыкновенность глубины чувств.

Он. Ну, перед линией Шагала, я тоже ничто.

Муж. Позвольте возразить: вы добиваетесь поразительного результата своими средствами. И что особенно – я чувствую юмор вашего взгляда. Это чрезвычайная редкость. Вот, глядя на вашу «осень», я не только ощущаю музыку Вивальди, – есть у него такое утончённое произведение, – но и особенный, лирический юмор, в образе человека снявшего шляпу, чтобы подставить голову осеннему, «прощальному» солнцу.

Он. Вы меня поразили: я действительно писал «осень», бесконечно слушая какую-то редкую вещь из Вивальди. Приятно встретить понимающую душу. Но нельзя меня хвалить – брошу работу и, рисуя, умру с голоду.

Муж. Да, почти невозможно пробиться сквозь серость миллионов.

Он. Даже не стану пробовать. Но рад вашему пониманию.

Муж. Сердечно благодарю за комплимент. Милочка, зайка, очевидно, нам надо собираться, я ещё до конца рабочего дня должен заехать на службу, дать распоряжения.

Она. Так поезжай. Я хочу, чтобы Николай ещё меня изобразил с зонтиком  между липами.

Муж. Как скажешь, милочка. Прошу вас, Николай дайте мне номер вашего телефона – созвонимся.

Он. Вот: 8 922 74 74 74. Но прошу: у меня осталось лишь  три свободных дня.

Муж. Я понял: заберу милочку, как только позвоните. Какой удобный номер, я вам позвоню, чтобы зафиксировали мой. Деньги, я понимаю, можно перевести по номеру?

Он. Да.

Муж. Так я забираю работы: вам не жаль их отдавать?

Он. Вам – не жаль. Мне лестна ваша оценка. И не платите за «осень» — я её дарю.

Муж.  Благодарю. Но с общего позволения я удаляюсь – служба! Это тоже бесконечность усилий, но нудных и совершенно не творческих. Увы! (забирает картину, рисунки)

Она. (капризно) Ты даже не поцелуешь! Видимо, не скучал?

Муж. Ну, неудобно, мы же не одни. Потом, моя милая милочка, потом, моя зайка! (выходит)

Она. (скидывает халат, бросается в объятие к Николаю) У нас всего только три дня!

Он. Я ещё должен тебя писать между липами.

Она. Писать? – когда осталось  всего три дня!

Он. Погоди. Выдержим минуту уважения к мужу. Какой  исключительный человек! Какой вкус! Понял мою «Осень». А ум! Так искусно сделать вид, что ничего не понимает! Преклоняюсь! Настоящий человек! Он мне крайне симпатичен. Это кощунство – наставлять ему рога!

Она. ( с досадой) Как не вовремя его принесло! Интересно, кто в этой гостинице меня сдал? Эти мелкие города просто невыносимы – ну, все, всё знают! Невозможно жить! Вся, как на витрине.

Он. Ну, у нас твою красоту не спрячешь. Маленький город.

                           Картина шестая.

( он вышел на работу первый день после отпуска; в рабочей комнате Напарник и Соня)
Соня. Ой, Николайчик! Как я соскучилась! (пытается к нему прильнуть)

Он. (с тоской) Осторожней, я что-то подхватил – заражу!

Соня. Что за причина неожиданной нелюбезности? Выглядишь-то здоровым. Как быстро ты от меня отвык, дружок. А я всё жду.

Он. Ты не веришь, что мне тяжко? Что-то внутри организма. Думаю записаться к врачу.

Соня. Твоё счастье, если болезнь, а то ведь так обижусь – пожалеете оба с напарником. Вы торжествуете исключительно моей административной милостью.

Он. Мы в курсе. Но дайте мне хоть немного поболеть.

Напарник.  Ну, привет!  Я тоже жду тебя, одному как-то неинтересно. То ли от жары, но ничего не приходит в голову – просто вынужден клиенту говорить правду. Я без тебя стал таким честным, что стыдно сказать. Хоть меняй профессию.

Он. Интересный, однако, наш стимул к труду.

Напарник. А рассказать, как я выбрал профессию?

Он. Послушаем.

Напарник. Так вот, однажды, когда я отдыхал на юге, у меня остановились дорогие, подаренные мне, часы. Я тут же обратился к мастеру, сидящему в будке. Он посмотрел и сказал, что будут готовы только через две недели, за половину  их стоимости, то есть, половину моей зарплаты инженера. Я забрал часы и пошёл дальше. Но поскольку, в том городе было полно будочек с мастерами, я, из любопытства, стал обращаться в каждую.  И в каждом случае мастер называл мне разную неисправность, разную цену и обещал разные сроки ремонта. В конце концом, я обогащённый опытом, заглянул в дом быта, где часовщик, просил клиента подождать пять минут, чтобы окончательно проверить ход. В эту невольную паузу, он обратил внимание ко мне. И я небрежно попросил его взглянуть, что с часами, мол, прекрасно шли и вдруг остановились. Он мгновенно их вскрыл, что-то поправил иголочкой, захлопнул и подал мне. Сказал:  «волосок» и не взял ни копейки.

Он. Впечатляет.

Соня. (обиженно) Ну, раз вы мне не рады, пойду по своим делам. (выходит из комнаты)

Он. Что ещё новенького?

Напарник. Помнишь, ты говорил, что с клиентом нельзя быть абсолютно добрым. Однажды я нарушил это правило: одной, но миловидной девушке бесплатно отремонтировал будильник.

Он. Какая неожиданная амплитуда чувств!

Напарник. Потом она принесла утюг, потом завивку для волос, потом вслух пожелала мне на ней жениться.

Он. Жениться, в такую жару!

Напарник. А ты  действительно, что-то подхватил?

Он. Нет, это аллергия на женский пол.

Напарник. Что ещё за аллергия? Это шутка?

Он. Если бы я мог шутить!

Напарник. Не интригуй, поведай. Что-то необыкновенное.

Он. Подцепил на пляже даму разностороннего поведения, неосторожно привёл в свою квартиру…

Напарник. (в ужасе) И она тебя заразила!

Он. Она меня поглотила! Это не женщина, это сексуальный биоробот. Правда, высшего качества. Я замучился восхищаться! У меня кончились силы! Не удивлюсь, если внезапно отдам концы.

Напарник. Завидую! Мне бы так! У меня всё наоборот. Но рассказывай.

Он. Я изнемогаю.  Взмолился всем активированным Богам, и был услышан – о ней вспомнил муж!

Напарник. Муж?

Он. Что удивительного? У таких, как она, всегда есть муж и возможно, кое-кто ещё и ещё.

Напарник. Дела…

Он. Когда, наконец, супруг её отыскал, у меня появилась надежда – заберёт.

Но тут она выпросила у него остаться ещё на три дня. Прошло – пять! Муж не отвечает мне на его телефон. Видимо, он всё взвесил и выбрал оптимальное решение. Что мне делать? Как спасти жизнь?

Напарник. Что-нибудь придумать. Например, инсценировать командировку.

Он. Какую командировку, когда я ей рассказал, что занимаюсь мелкой халтурой.

Напарник. Вот никогда не надо всё говорить женщинам! Информацию надо беречь в запасе.

Он. Ну, да – ты  прав. Но опыт – это уже опоздание.

Напарник. Не верю, что нельзя ничего придумать.

Он. Разыскать мужа и упасть ему в ноги, мол, забери! Но я его понимаю: здравый смысл перевесил прежнею очарованность её прелестью.

Напарник. Слушай, вот: Сонька же, по тебе, можно сказать, сохнет. Подговори её, как бы вернуться  в качестве бывшей жены.

Он. Я столько раз трендил, что я холостой… . Да, и что потом: прикажешь мне жить с Сонькой! Ну, уж нет. Сонька – это слишком вынужденная необходимость.

Напарник. Нашёл!

Он. Что?

Напарник. Ты упоминал врача – так вот, есть знакомый венеролог. Пусть подберёт тебе диагноз. Пусть она пройдёт какой-нибудь отвратительный курс лечения, и подумает о своей жизни.

Он. То есть, предлагаешь поиздеваться, над женщиной необыкновенной привлекательности, дарившей сказочность ощущений? Предлагаешь подлость!

Напарник. Но можно смягчить, обойтись без курса лечения. Просто насторожить заболеванием, требующим воздержания.

Он. Впрочем, в этом что-то есть. Доставай – ка, мой коньяк – попробуем досообразить!

Напарник. Должен тебе сознаться: мы с Сонькой его прикончили, по её инициативе. Извини, но я был вынужден.

Он. Занятно.

Напарник. Сонька вышла за пределы. Хотела теперь и меня вынудить к соитию.

Он. Забавно. И чем кончилось?

Напарник. Видишь ли, жара, коньяк, муки совести – короче говоря, я уронил свой рейтинг, вызвав последующее презрение этого минимального начальства. То есть, без тебя Сонька впала в перманентное бешенство.

Он. Что это с ней? Или нелады с Виталиком, которым, хвасталась перед нами?

Напарник. (бьёт себя в лоб кулаком) Точно! Они же расстались.

Он. (задумчиво) Выходит, у нас ещё одна проблема.

Напарник. (задумчиво) Выходит, так.

Он. Печально.

Напарник. А что если нам сменить страну пребывания?

Он. Страну?

Напарник. Ну, хотя бы город. Ведь ты тоже квартиру арендуешь.

Он. Нет, мне просто надо немного отдохнуть, восстановить силы. И потом, это такая на редкость вспыльчивая баба. Думаю, что мне, время от времени, будет её сильно не хватать. Так ты говоришь, знакомый венеролог?

Напарник.  Но это… женщина, родственница. Я сам всё обговорю, чтоб она сварганила заключение, выписала рецепты, предписание.

Устроишь себе сексуальные каникулы. Она умница. Всё поймёт.

Он. Молодая?

Напарник. Пожалуй.

Он. Симпатичная?

Напарник. Смысл?

Он. Ну, мне же, общаться.

Напарник. С кем сравнить?

Он. А что под рукой? Ну, с Сонькой.

Напарник. Несравненно симпатичнее!

Он. Знакомь!
Напарник. А что если твоя гостья, ни в какую, не захочет тебя покинуть? Насколько тебя знаю, ты не сможешь её выставить за дверь.

Он. Не смогу. Но мне бы дня три отдохнуть! Или хотя бы день.

 

Конец.

Валентин Николаевич Баранов.