Позавчера на чердаке дома я нашел старый  немецко-русский словарь. Большой и толстый. Я учился в школе с преподаванием ряда предметов на немецком языке. И поэтому у меня был такой словарь. Листая его слегка уже поблеклые страницы, которые я не открывал много-много лет, где-то в середине я обнаружил чисто девичью поделку- три разноцветные  нитки стеклянных бусинок и бисера, соединенных в браслетик (со сломанной застежкой) на руку. На тоненькую детскую или подростковую руку. И тогда вспомнились эти пять дней из своего детства. Точнее из периода, когда подросток становится молодым  человеком. Такая вот очень тонкая грань взросления…

Мое детство и юношество прошло в закрытом от внешнего мира городке. Назывался он  Городок Чекистов.  Он был создан для проживания служащих комитета государственной безопасности в самом центре города и занимал целый квартал :  ул.Ленина 69, ул.Луначарского, ул. Кузнечная ,ул. Первомайская. Когда-то там было всего четыре выхода-входа с проходными, в которых дежурили вооруженные солдатики. Позже  проходные убрали, но входов-выходов так и осталось всего четыре. В городке была своя ведомственная  гостиница «Исеть» для приезжих, свой магазин «Военторг», работающий до 12 часов дня только для жителей городка, своя парикмахерская, отделение сбербанка, котельная, целая сеть подземного обеспечения всех подъездов, детский садик, коммунальные службы всех видов, медсанчасть ведомственная, какое-то подразделение штаба, дом культуры им.Дзержинского – очень большой, многоэтажный и светлый с двумя кинозалами. Дома были , в основном пятиэтажные.  Комнаты были с высокими потолками, с большими и светлыми окнами. Жилье было разного типа. От отдельных комнат в одной квартире (вроде коммуналок), до отдельных  персональных больших квартир для более высоких по званию  офицеров и руководителей службы КГБ. В коммуналках многокомнатных  при этом ванна стояла на кухне, напротив газовой плиты. На территории была огромная спортивная площадка, большая площадка для отдыха с клумбами и качелями разными, и стоянка для приезжающего транспорта. Много зелени – огромных тополей, яблони-дичка, сирени, боярышника, акции. Под ними было много грибов дождевиков (молодые грибочки очень вкусны жареные).  Был даже на средней площадке настоящий фонтан – метров десять  в диаметре. И это все было защищено от  городской суеты толстой сплошной огромной стеной  домов.

Население, в основном имело отношение к органам КГБ. Условно,  тех, кто жил в городке можно разделить на несколько групп.

Основное – это ветераны и действующие служащие КГБ.  Затем старшее подрастающее население примерно  от 16-17 лет до 20. За ним мелкое подрастающее население, фактически наполняющее жизненное  пространство городка от 12 до 16 лет.  Оно и формировало по сути внутреннюю жизнь городка. И, наконец, молоденькие мамочки с детишками.

На момент событий я входил в активный состав мелкого подрастающего населения. Сколько мне было? Лет 13-14, наверное?. Городок был для нас миром достаточным  для того, чтобы не покидать его за пределы стен. Если мы не были в школах, кружках, то мы выходили на территорию  городка и терялись на ней до поздней ночи. А мамы наши ходили в темноте по городку и звали нас домой (такая традиционная поименная перекличка мам). А мы времени и не наблюдали. Но речь не о том, во что мы играли. Была еще музыкальная скамеечка. На ней часов в 6-7 вечера собирались почти вся наша подрастающая гвардия городка ( а это около двадцати человек).  Витька Коноплев (он был значительно старше нас, но говорил с нами по равному)  выносил две гитары – одну только для себя, другую для двора. На скамеечке было семь-восемь мест. И сидели только те, кто как-то держал в руках инструмент.  Причем шестеро сидели постоянно, а два крайних места было для тех, кто  присел что-либо изобразить. Я сидел пятым. Учился я в музыкальной школе по классу домры, поэтому  несложные «три аккорда» для меня не представляли  сложности. Голос был отменный – мог любого певца того времени  спародировать. Народу городка нравилось, когда я пел. И сидели  и пели  часов до девяти-десяти вечера. Вот возле этой скамеечки все и началось.

 

Летний теплый вечер. Каникулы. После насыщенных  дневных игр мы собрались у скамеечке.  Был понедельник. Начинало смеркаться. В воздухе царили и плавали  дурманящие запахи зелени разной. Гитарно-песенная часть вечера началась традиционно. Разговоры разные, обмен новостями, наконец , первые аккорды  гитары… Внезапно  подошли  братья Воронины. Они были старше нас, играли в волейбол, с нами редко общались. А тут  пришли вдруг, причем оба. Ну пришли , и пришли. Сидим поем,  балагурим , смеемся. Все как обычно. Всё да не всё.  За спинами братьев  оказалась застенчивая, тоненькая, невысокая девочка.  Ну, оказалась, ну и что ,  стоит, смотрит, слушает.

 

Что касается моего отношения с девочками тогда. Никак я на них не реагировал. Девочки из класса, девочки двора росли и взрослели вместе с нами. Для нас они, по сути тогда, были в разряде ШП – швой парень. Мы видели их (девочек) каждый день и не думали  о них и не глядели на них по другому. И странным казалось, что старшие парни вдруг обращают внимание на взрослеющих девочек нашего уровня, приглашают их куда-то, цветы зачем-то дарят. Зачем? Наше ухаживание за ровесницами сводилось к следующим действиям – за косу дернуть, портфель выбить из руки,  кнопку подложить на  сидение, посадить на свежее выкрашенную скамейку и т.п.

Прошел первый день – понедельник. Но на следующий день новая девочка появилась опять у скамеечки. Пришла вместе с одним из братьев Ворониных. Потом брат ушел, она осталась.  И оказалась напротив меня (я сидел играл и пел что-то  про клен у речки). Стоит, глаза в сумречном воздухе сияют как  две лампочки. Но как-то мне некомфортно вдруг стало. Она на меня глядит, я на нее. Слова вылетают из головы, пальцы не на то место на грифе встают.  Отошла чуть в сторону, брат Воронин подошел к ней. Пошептались они. И брат Воронин меня к себе подзывает (вежливо).  И говорит мне, что вот приехала к ним на недельку родственница из Кирова, попросили братьев родители ей город показать, а им некогда. Не мог бы я этой родственнице уделить  внимания до конца недели. А я подошел когда к ним, то у меня дух захватило, голова кругом пошла. С чего я тогда и не понял.

А она стоит невысокая, тоненькая в светлом платьице, глаза – два огромных изумруда глядят одновременно и с просьбой и изучающее. Взглянет на меня, глаза опустит, опять взглянет… А у меня все слова куда-то делись, слова сказать не могу. Только головой кивнул.

Так мы и сговорились с братьями Ворониными, что я завтра в  9  утра буду ждать на площадке.  А они мне еще три рубля на расходы  дали незаметно для родственницы

А много или мало три рубля тогда. Зарплата инженера простого была 60-80 рублей. Эскимо стоило 11 копеек, проезд в трамвае 3 коп., проезд в автобусе 6 копеек, стакан сока  10  копеек, вода без газа в автомате 1 копейка, с газом три копейки, позвонить по телефону автомату 2 копейки, килограмм докторской  колбасы стоил 2 руб. 30 коп. билетик на атракцион стоил 10 копеек, бутылочное молоко стоило 30 коп. поллитра…  Ощутимо было тогда три рубля. А для нас, пацанов, это было  много.

Полночи я почти не спал. Вроде и  повода нет особенного, а вроде  было очень волнительно. Я не имел тогда такого понятия как «свидания с девушкой»…Что-то новое, неведомое появилось во мне. И только, как будто эти глаза изумруды вдруг вскидываются на меня, а в них вопрос и опасение, а вдруг я откажусь? И чего вдруг согласился? Откажусь завтра. Зачем мне это морока? Даже имени и не знаю. Трешку отдам братьям, а завтра днем с пацанами до этого собирались в кинотеатр Салют на новое кино (билет 10-30-50 копеек стоил).

И вот среда – третий день. Утро было небесно ослепительно солнечным. Я знал, что пацаны собираются толпой купаться на  Визовский пруд. По одному туда опасно было ездить. Можно было в нос получить, лишиться денег. А толпой ехать безопасно. Да и что мне до Воронинской  родственницы?  С таким жестким и твердым решением я направился на место встречи на средней площадке.

Но вышло все  абсолютно наоборот…

Когда я заходил на площадку, из подъезда выскочили братья Воронины с огромными спортивными сумками за плечами  вместе с родственницей. . Видимо, у братьев с родителями была договоренность, что они с утра поведут девушку по городу. Поэтому из дому они вышли вместе.

Окна их квартиры выходили на площадку, и было видно, как я подходил.

Затем, не отходя от подъезда, братья помахали мне руками и крупной рысью рванули из городка (скорее всего на стадион Динамо). А родственница направилась ко мне навстречу.

Направилась… В легком светлом платьице, легкая , тоненькая, она изящно и воздушно побежала ко мне.  Так мотылек порхает от цветка к цветку. Легко, светло и радостно. И все мои агрессивные намерения с каждым ее шагом исчезали в небесной утренней синеве. Подбежав ко мне, она  приветливо и доверчиво протянула ко мне руку и сказала –« А меня  зовут Настя». И так это было просто и  по детски по доброму, что я потерял и растерял всего себя в один момент. Только повторил рассеяно – «Значит, Настенька…». Вид у меня был, видимо, настолько глупый, что она рассмеялась задорно, весело, заливисто и беззлобно в голос.

Настенька оказалась на год младше меня (конечно, какой интерес братьям было тратить свое время на малолетку из Кирова). Была она очень изящной, никак не даже и не худенькой.  Светло-серые негустые волосы, собранные в косичку сзади, красивый высокий лоб, немного  курносенький аккуратный носик, небольшие  ушки с  маленькими желтыми сережками-капельками, серо-зеленые  глаза с природной лукавинкой, показавшиеся мне вечером изумрудными, небольшая сеть едва заметных  веснушек и добрая и светлая улыбка, не покидавшая ее лица.

Я автоматически взял ее руку. Очень изящная, словно точеная мастером рука. Не худая, не просвечивающая насквозь. А просто тоненькая и красивая с длинными изящными пальчиками .А на запястье был самодельный браслет из трех ниток, на которые были нанизаны цветные стеклянные бусинки и бисеринки. Этот браслет сиял и переливался всеми цветами под солнечным светом. Поймав мой взгляд, Настенька сказала – «Сама делала.  А что плохо вышло?»  Да нет, почему плохо, подумал я, да и что мне до этого, и спросил, а куда она хочет пойти. В ответ она сказала, что хочет посмотреть МОЙ ГОРОД. То есть город, в котором проходит  МОЯ ЖИЗНЬ. С ее улицами, проулками, закоулками, скверами, лавочками, бульварами, парками. Там везде, у каждого из мест свои звуки, запахи, своя исключительная атмосфера, в которой растворяешься и забываешь все плохое и неприятное… И мы пошли в Мой ГОРОД.

Видя мое абсолютное замешательство, Настенька просто начала рассказывать о себе. На год младше меня, учится в спортивной школе – гимнастика и акробатика. Учится играть на  пианино и на флейте. Мама – детский врач, папа- ведущий инженер на военном заводе. Каждый год куда-нибудь  уезжают в отпуск всей семьей на своей машине. Объездили почти весь Союз (страна наша так называлась СССР). В этом году мама отправила ее ненадолго к своей сестре (маминой) в Свердловск (город так назывался, сейчас он Екатеринбург).

Постепенно я начал приходить в себя, сам начал говорить и рассказывать. Потом  стал показывать и говорить о любимых моих местах в городе. О, как  Настенька умела слушать, слышать и понимать! До этого я никогда с этим не сталкивался. Волна препятствий  была сломлена, и скоро мы общались как давно знающие друг друга.  Мы бродили, ели мороженое, пирожки и разные вкусности в кулинариях, пили воду из автоматов  и сок со столиков на улицах. Что-то говорили, друг другу рассказывали, смеялись над одним и тем же. И было это все как нечто единое целое, один целый момент.

На самом деле, мы прошли по всему центру города. А это очень много по расстоянию и времени. В городок мы пришли к вечеру. На площадке нас встретил один из братьев Ворониных, спросил как дела. И вместе с Настенькой ушел домой (вроде как показал город родственнице). Но как-то само  собой мы  успели с Настенькой  договориться, что завтра встретимся.

А вечером были песни на скамеечке, пришла Настенька и встала напротив меня. Как я пел тогда! Я пел для нее, сам  этого не понимая. А она смотрела на меня с мягкой, доброй улыбкой. Но ее рано позвали  домой, и она ушла до окончания «песенной скамеечки».

На четвертый день – четверг, мы поехали в ЦПКиО им.Маяковского. Там были карусели, качели и прочие аттракционы.  И еще  там была (и сейчас есть) действующая детская железная дорога, которую полностью обслуживают ребята (от стрелочников до машинистов электропоездов). Маршрут проложен по кольцу по краю парка с пятью или шестью остановками по периметру парка.

Утром мы встретились как старые и добрые друзья. Утро было вроде солнечным, но до парка далеко, а смена погоды близко бывает. Я взял с собой (вернее на себя) курточку.  Настенька даже  посмеялась на эту тему.

Парк им.Маяковского – это тогда уже был городом аттракционов. Но для меня это было испытанием. Я плохо переношу кружение.  Французская карусель с небольшой скоростью (такие поднимающиеся вверх-вниз по ходу красивые лошадки) – это еще я переношу. Но остальное… Когда садишься на кресло, привязанное  где-то вверху, и оно (кресло) разгоняется потом так, что летит почти параллельно земле… Но рядом была Настенька ! И настолько НАМ это вдруг стало нравиться (это я про себя), что я не чувствовал этой центробежной силы, которая тебя выворачивает при кружении. А Настенька – она пела в голос от этого, смеялась и готова была лететь как птица впереди этих всех кресел, в которых сидела. На крутых горках она крепко держала меня за руку и визжала от восторга. Ее волосы  из косички распустились и развевались по ходу движения, глаза сияли ярче солнышка. Ах, какая она была красивая. Я, правда , этого тогда не понимал. Просто она сияла, светилась и была такой радостной…  Я вообще тогда ничего не понимал.  Был как в тумане, волшебном облаке с такой замечательной девчонкой. А где было это облако, этот волшебным мир, я тоже не понимал. Просто нам было вдвоем хорошо и просто. И все мы понимали про друг друга.  Особенно после  особенно крутых каруселей, когда после посадки уже эта центробежная сила меня догнала и прижала намертво к скамейке.  Тогда Настенька сказала – «Ой! Да ты просто не переносишь этого всего. Что же ты раньше не сказал.»

После этого она пошла на второй круг каруселей, но уже одна. А я сидел и смотрел на нее, смеющуюся, поющую, счастливую и радостную. Она летала над землей. И наслаждалась этим чувством полета. Я думал как это здорово, когда тебе хорошо с девчонкой, когда она понимает тебя, а ты ее. Когда вместе  быть так просто и комфортно. Это было первое неизведанное мной до этого состояние, после которого на девочек стал смотреть, да и относиться к ним по другом. Наши девочки – ШЧ «швой человек» – они ведь просто девчонки, которые также как и мы, пацаны, хотят и умеют просто радоваться жизни, и они другие. Им нужно внимание, понимание, а не выбивание портфелей и разные пакостные приколы.

Потом было у нас с Настенькой колесо обозрения. Высоко далеко. Полгорода видно. Но ей оно не понравилось – скорости нет. На парашютную вышку нас не пустили (на мое счастье – а то бы она прыгнула, и мне бы пришлось – а я высоты до жути боюсь).  Почти в центре парка нас накрыл летний  ливень. Короткий и сильный.  Настенька вмиг промокла насквозь.  Мокрое платье облепило ее, очертив до мельчайших деталей  гибкую стройную фигурку..    У меня и слов не стало, когда я увидел ее такой красивой женственной. Я до этого и не обращал внимания, не думал, что девчонки  выглядят вообще-то по другому, чем пацаны.  Но сумел  в какой-то суете скрыть свое смущение , снял сверху влажную курточку и накинул Настеньке на плечи.   Потом мы ели мороженое, пили соки, ели пирожки в небольшом кафе. О чем-то говорили. Долгом и серъезном. Она рассказывал, я  рассказывал.  Что? Не помню. Да и неважно это было. Прокатились два круга на поезде парка.  Настенька все порывалась высунуть голову в окно навстречу ветра и покричать, а может и петь. Но девочка-проводник вагона строго следила за тем, чтобы никто не высовывал голову на ходу поезда. Потом… А что потом? Потом мы были просто вместе. Вернее СТАЛИ просто вместе. Где были, где ходили, не помню, но в городок вернулись поздно счастливые и умиротворенные.

Вечером я не пошел на песенную лавочку, а мы с Настенькой ходили по вечернему городу. Город днем и город вечером – это разные лица одного города. Это как женщина наряжается, накрашивается перед вечером. Так и город прихорашивается и украшается. Мы шли рядом по разноцветным улицам, слушали голоса  улиц. Теплый вечер окутывал весь мир облаком запахов. Вернулись в городок мы уже к концу «песенной лавочки» держась за руки.  Молча взглянули друг на друга, сказали – до завтра- и разошлись в сумерках  вечера…

 

На пятый день была пятница.  Мы оба были встревожено сосредоточенные. Что-то происходило с НАМИ, а что именно – мы не понимали. День мы провели в центральной части города, потом вернулись в городок, и договорились встретиться через два часа. А через два часа мы попали на свадьбу.  Люди расписались в Загсе и решили часть вечера праздничного провести на центральной площадке городка.  Это было обычным явлением в городке, хотя и не частым. Вынесли столы,  протянули провода, принесли магнитофон. Праздник начался.  Мы с Настенькой устроились на дальней скамеечке (да и не мы одни – пол городка вышло, наверное) и с интересом наблюдали. Невеста в белом,  жених в черном,  все гости уже навеселе.  Шумно, радостно, весело…  Какая-то тетенька   вдруг нам принесла целый большой кулек клубники… Потом начались танцы.

Сумерки вечера, голоса праздника, музыка… «Сумерки», «Восточная песня», «неотправленное письмо»… Шелест листвы, запах трав и листвы, свет звезд…

Мы довольно долго с Настенькой это наблюдали так, будто бы сами  танцевали там, среди гостей, но пригласить ее на танец я не решился… Так мы и сидели  и мысленно  кружились в танце – «этот сумречный белесый свет, то ли был, толи нет…». Потом взялись за руки, и я повел Настеньку показать самое дорогое в городке – мои места в  городке. Мои места, которые я любил.  Мы бродили по городку, я показывал, рассказывал, а она молча слушала… На площадку мы вернулись, когда свадьба свернулась догуливать уже в дом. Настенька спросила – «Завтра куда пойдем?». Но завтра была суббота. Мама моя была выходная, значит, субботу и воскресенье с ночевкой я в составе семьи проведу в коллективном саду. И приеду только поздним вечером в воскресенье. А в понедельник можно с Настенькой сходить в кино, а можно успеть в два разных кино в разных кинотеатрах.

Потом мы сели на дальнюю лавочку. Добрая душа оставила на ней еще для «детей»- для нас кулек с клубникой.  Вкусная была клубника.

Мы с Настенькой сидели рядом, плечо к плечу.  – «Прохладно» сказала она. Я снял курточку и накинул ей на плечи. Но она сняла и накинула  ее НАМ на плечи. Потом прижалась ко мне и затаилась где-то там. Потом были какие-то слова. Что-то чуть слышно…чуть громче.. Я нагнулся к лицу Настеньки, чтобы лучше слышать, увидел ее  горящее в темноте лицо, глаза и вдруг ощутил своими губами  вкус клубники на ее губах… Мир остановился в своем движении… Затем мы долго сидели молча, чуть отстраняясь, но вновь вкус клубники на ее губах снова слился со вкусом клубники на моих губах.  Она прижалась ко мне под курточкой и как-то затихла. Вроде шептала что-то, горячо дыша в мое плечо. Прислушавшись, я понял, что это была песня – нежная  радостная тихая … Я  слов не понимал, но это было что-то неземное, звездное, далекое…

Издалека мы услышали, как меня по городку ищет моя мама, зовет по имени…   Настенька встрепенулась, сказала – «Тебя ищут, иди…»

Я только головой покачал – не уйду… Тогда она сказала- «И правда поздно уже.. Ты не провожай меня … В понедельник в кино пойдем»  Поднялась и еще один  поцелуй оглушил нас обоих…  А на скамейке рассыпалась недоеденная клубника…

Я сидел и смотрел, как она идет к  своему подъезду. Вдруг остановилась, что-то начала делать на руке, что-то  резко рванула и побежала обратно ко мне. Я встал, а она, подбежав, что-то сунула мне в руку, погладила по щеке и побежала домой. Дома я раскрыл  руку и увидел в ней самодельный браслет в три нитки из разноцветных бусинок и бисера со сломанной застежкой…

 

А потом была суббота и воскресенье в оформлении  садово-огородных работ. В понедельник я узнал, что в субботу нежданно приехали родители Настеньки, а в воскресенье днем они все  уехали на машине куда-то в путешествие по великому Советскому Союзу…. Братья Воронины сообщили мне эту новость. Передали в подарок от нее какую-то книжку . Дома я положил  эту книжку далеко на полку (мне она была по содержанию не интересной). Лишь  длительное время спустя я обнаружил там открытку. Там был адрес, но  я сразу не написал (школьные дела, повседневная жизнь), а потом похожая по рисунку  на другие однотипная открытка  была утеряна среди прочих. Больше Настеньку я не видел и ничего о ней не слышал.

 

Вообще что это было все? Что тогда произошло? Я думаю, что для нас обоих совершился  момент перехода в следующий подростковый возраст. Когда пацаны становятся молодыми людьми, а девочки вроде  ШП – швой парень – становятся девушками. За пять дней общения мы пережили целую историю, целую жизнь от встречи до расставания. И оказались неготовыми к этому всему по своему осознанию.  А почему не возникло жгучего желания найти друг друга потом? Наверное, мы просто оба испугались этой внезапности всего произошедшего, мгновенной вспышки неизведанного  ранее нами, совсем еще детьми, и совсем непонятного для нас.

Я забыл со временем об этих пяти днях. Но недавно нашел в старом  словаре  три нитки из разноцветных бусинок и бисера со сломанной застежкой…