1

А не худшее дело – вертеться туда-сюда

щеголем, петиметром, хотя голова седа,

дум полна. И когда ж политика наша стала

миролюбивой, а не так, как была сначала

в этой стране, когда лютовала кругом война,

не в кружева, побрякушки – в галуны, ордена

нас обряжала слава живых и мертвых,

мертвым-то хорошо, а живым нам – какого черта?

Было, значит, видение, внушение королю.

Или просто кровь охладела, но я хвалю

войска на парадах, вельмож на балах, верховную власть

в модных лавках и у зеркал, где б ей совсем пропасть

в своих отражениях. А мы ведь тоже не отстаем,

жизнь этакую возвышенную ведем,

кружимся, мизерабли, в вихре новейшей моды,

презирая законы и нужды низкой своей природы!

 

2

Блистательный наш господин король

умнее многих – прекратил шатанья

политики. И во главу угла

законы экономики поставил –

мы богатеем.

Только посмотри

довольство наше, пышные наряды –

достоинство и строгость честных граждан.

 

3

Разоденусь, облачусь

в яркое, так надо мне,

в человека превращусь –

только тот живет вполне,

 

кто по моде, в тон ея,

чьи шуршат, скользят шелка

изощренного шитья,

но неновые слегка!

 

4

А первый кто в изяществе? арбитр? –

Он сам, державный, мудрый, непременный

участник наших праздников – король!

 

Какие только пышные одежды

не видели на нем – цвета мелькали,

что истощилась радуга сама!

 

5

Скучно наши местные мастера

работают, не дается игра

воображения, тот некий полет иглы,

чтоб закруглить углы!

 

Камзол у них завсегда камзол,

не так чтоб по пояс, не так чтоб в пол,

а рукава – реглан чтоб какой ни-ни, –

так шьют, как деды и прадеды, как положено искони!

 

Всё мы уже испробовали, и поскучнел

наш господин король, во дворце засел:

«Голым мне, что ли, выйти на улицу, видом смутить народ,

чтоб отменить все бывшее, чтоб заново вихорь мод!»

 

6

И пришли к королю

двое.

«Я крою! Я колю

иглою!

 

Мы в Париже…

В самой Сморгони!

Идей – тыщи!

Все в высшем тоне!»

 

7

А искусство наше особого рода,

его природа

не столько портновская,

но таковская,

что чуть-чуть от чуда,

чуть-чуть от блуда,

чуть-чуть от тоски людской,

чуть-чуть от суеты городской,

чуть-чуть от денежных обязательств,

чуть-чуть от всяческих отлагательств!

 

8

Наше искусство – шитье и кройка,

наше искусство – не с тканью только,

шьем из идеи идею – то есть

о философии беспокоясь,

 

то есть берутся шелка и злато,

их естество дорого-богато

много берется, чтоб нам достало

сути их голой, в плечах не жало.

 

9

И не из ткани шьют, а из такой

субстанции, что век носи – не сносишь.

Идея шелка золотой идеей

расшита. А на это надо страсть

как много шелка, золота. И видишь

ты не подслеповатыми глазами,

но умозреньем…

 

10

Послал король смотреть наряд –

министра своего,

а эти двое не молчат,

а теребят того:

 

«Скажи, приятель, этот цвет,

не правда ли, хорош?»

И что тут скажешь: цвета нет

и ткани ни на грош!

 

А вдруг – как будто некий блик,

шалишь – так зеркала

играют светом… А привык,

чтоб явственность была,

 

чтоб «да» и «нет» разделены.

Кривится и молчит.

Руками водят шалуны!

Но что в углу лежит?!

 

11

Пошел король по улице – прекрасен

наряд. Министр был глуп, а мы-то видим

шитье: и шелк, и золото на нем…

 

Не может быть, чтоб это обсужденье

шитья и кройки, кружев и манжет,

с подробностями, логикой, до спора,

до драки, – и совсем уж ни о чем!

 

А этот мелкий пакостник ну что

сказал такого, чтобы сильный довод,

решающий?

А не спешит король,

идет себе, гуляет, а зима,

холодный ветер, ежится народ

в своих шубейках…