Юрий Ардалионов. Гуннар (трагедия)

ХОР  СТАРЕЙШИН.

ВАДИМ.

ГУСЛЯР.

БЕЛАВА.

( Дочь  Вадима.)

ГУННАР.

РЮРИК.

ВОЛХВ.

ХРОДГЕЙЕР.

ТРЮГГВИ.

ОЛЕГ.

ОРМ.

ФЛОКИ.

СВЕЙН.

ХОР   ДЕВУШЕК

( Подруг  Белавы.)

ИВАР   БЕСКОСТНЫЙ.

(  Сын  Рагнара  Лодборка)

БЬЕРН.

( Ярл  Датский)

Читайте журнал «Новая Литература»

ГУСЛЯР.                                                                                                                1.

 

 

 

ПОРОД.

(  Умирающий   князь  Гостомысл  лежит  на  смертном  одре.

Вокруг    него   стоят  верные  его  сподвижники.)

 

 

ХОР   СТАРЕЙШИН.

Ворог  грозною  пятой,

Топчет  землю  под  собой.

Пепелище,  всюду  стоны,

Так  поправшие  законы,

Нашей  древности,  богов

И  завет  мирских  отцов.

Грозный  враг  с  земли  заморской,

Он  пришел,  как  ночью  тать,

Разорил  в  черте  приморской

И  теперь  над  нами  рать.

Не   оставил  даже  крохи,

Все    злодей,  унес  с  собой.

И  теперь  повсюду  вздохи,

Мы  живем  под  злой  пятой.

Сколько  времени  мы  терпим,

Причитания  и  клят.

И  тебя  теперь  мы  просим,

Ты  заступник,  ты  наш  свят.

Так  просил  народ  убогий,

Дай  защиту,  наш  отец.                                                                                        2.

 

 

Ты  храбрейший  сын  земли,

Защити,  оборони,

Нас  славян,  сынов  Ильминя,

Верных  подданных  твоих.

Гостомысл   правды    сын,

Князя   нам  пошли  скорее.

 

СТРОФА 1.

Гостомысл  муж  любезный,

Был  ты  знатен  и  помпезный.

Мог  вокруг  себя  создать,

Честь  из  знати,  славы  рать.

Но,  душа  твоя  простая,

Не  чуралась  простоты.

Рад  ты  был  и  люду  зная,

Как  обманчивы  мечты,

Как  опасно  возгордиться,

Оторвавшись  от  земли,

Надо   ли,  во  что  рядиться,

Ведь  не  скрыть  себя   внутри.

 

АНТИСТРОФА 1.

Время,  ворон  чернокрылый,

Ты  мрачнее  тучи  стылой.

Налетел,  как  вихрь  темный,

Стал  судьбиною  постылой.                                                                                 3.

 

СТРОФА 2.

Сеет  вихрь  рознь  и  смуту,

Все  во  круг  подобно  труту.

Дух  огня  во  круг  царит

И  душа  огнем  горит.

И  пылает  страстью  блудной,

Нет  в  ней  страха,

Где  день  судный.

 

АНТИСТРОФА 2.

Слезы,  стоны  хлеб  наш  горек,

Злой  едой  нас  кормит  зорек.

Подлый  сын  мамоны  вторит,

Быть  вам  прахом,  тьма  вас  морит.

Пьем  мы  воду  злой  судьбины

И  одежда  из  власины,

Скорбный  знак,  как  тень  руины.

Стали  мы  подобны  теням,

Скудный  мир  наш  в  прах  рассеян.

Не  видать,  по  всюду  ночь.

Мир  стал  тесен,  гонят  прочь.

 

СТРОФА  3.

Гостомысл  муж  любезный,

Будь  защитой,  витязь  честный.

Заступись  за  матерей,

Бедных  вдов  и  за  детей.

Не  отринь  нас  от  руки,

Милосердия  почти.                                                                                       4.

Защити  от  ворог  многих,

Ты  восстань,   воспрямь  во  гневе,

Верных  другов  призови.

Расточи  врагов  по  ниве,

Растопчи  всю  чернь  земли.

 

АНТИСТРОФА 3.

Древних  идолов  капище,

В  рощах,  древний  культ  творят.

Но  пожары,  пепелище,

Ложный  взгляд  не  многим  свят.

Тьма  и  мрак  окутал  лица,

Над  главами  воронье.

Стоит  ли  чему  дивиться,

Тьма  на  сердце,  все  вранье.

Горе,  бедствию  подруга,

Ложный  дух  и  нищета.

Голод  сердца  от  недуга,

Для  порока  широта.

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ   ХОРА.

Гостомысл  князь  великий,

Ты  восстал,  как  солнце  в  вихрь.

Под  рукой  твоей  могучей,

Пали  враги  сердцем  жгучем.

Для  народа  был  ты  мудрым,

Князем  славным  и  рассудным.

Мог  дела  вершить  судом,

В   правде  ты  со  делал   дом.                                                                       5.

Трон  которым  ты  владел,

Был  по  праву  твой  удел.

Ты  достиг  любви  народа,

Но,  увы  не  дал  нам  рода.

 

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

Вот  теперь  на  одре  смертным,

Ты  в  последний  раз  собрал.

Тех,  кто  был  к  тебе  усердным,

Тех  с  кем  душу  разделял.

Ты  поведал  тайну  сердца

То,  чем  дух  тебя  томил.

Отворил  в  души  все  дверца,

Где  сокровища  хранил.

Сон,  что  был  твоей  загадкой,

Ты  поведал  в  тайне  краткой.

Смысл.

Буд  то   бы   из  тьмы,

Малый  видом  и  невзрачный,

Выростал  из   чрево  значный.

Древо  жизни  и  судьбы

И  ветвями  дуб  могучий,

Распростер  над  градом  тучей.

И  тенистою  листвой,

Укрывал  от  солнца  в  зной,

Многих  птиц  лазурной  выси,

Пташек  малых  бывших  в  низе

И  найдет  покой  в  тени,                                                                                    6.

Путник  страждущий  в  пути.

 

Дочь  твоя,  княжна  Умила,

Нам  родит  во  княже  сына.

Станет  образом  светила

Тот,  кто  будет  у  кормила.

Смерть  предчувствуя  лик  скорый,

Обессиленный  и  хворый,

Волю  требует  свою,

Он  исполнить  на  краю.

Вы  не  мешкайте  с  призванием,

Отправляйтесь  в  путь  с  дознанием.

Приведите  в  землю  предков,

На  законное  наследство,

Князя  Рюрика  на  трон,

Что  бы  правил  с  властью  он.

 

ЭПИСОДИЙ  ПЕРВЫЙ.

( Стоит  Вадим  в  кругу  Новгородцев,  рядом  с  ним

Гусляр.)

 

ВАДИМ.

Вот  уже  прошло,  то  время,

Как  надеждою,  мы   племя,

Не  взираем  на  покой,

Кровь  в  сердцах  кипит,  как  в  зной.

Обманулись  мы  в  надежде,

Все  увы  теперь,  как  прежде.

Даже  хуже,  чем  вчера,                                                                                 7.

На  душе,  как  чернь  тоска.

Князь,  как  вор  украл  свободу,

Мы  теперь  шагаем  в  ногу.

Воля  бывшая  отрада,

Высока  к  тебе  преграда.

Други  верные  мои,

Не кручиньтесь  от  тоски.

Эй  певец,  гусляр  веселый,

Ты  не  будь  с  душой  тяжелый,

Песнь  пропой,  что  б  в  сердце  радость,

Заиграло  так,  как  в  младость.

 

ГУСЛЯР.

Нет  для  радости  причины,

Нас  увы,  гнетут  кручины.

Было  много  в  нас  надежд

А  что,  теперь  лишь  смрад  невежд.

Я  спою  вам  песню  сердца,

Что  теперь  в  груди  болит.

Прочерчу  в  душе,  ту  межу,

Где  достоинство  и  стыд.

 

Я  отмечу  на  скрижалях,

Острым  лезвием  ножа.

То,  что  так  гнетет  в  печали,

То,  над  чем  болит  душа.

На  скрижалях  сердца  плоти,

Когда  боль,  щемящий  стон,

Так  стыда  боятся  очи,                                                                                 8.

Так  судом  бесславен  трон.

 

ПЕСНЬ.

Вот  жил  добрый  молодец,

Он  не  знал  печали,  забот

Рано  утром  вставал,

Песню  молодец  пел.

 

Как  росой,  умывался

Он  светом.

Так  он  светом

Лицо   орошал.

 

И  была  у  него

В  жизни  подруга  его.

Так  любил  он  ее,

Так  ценил  он  ее.

И  ни  что  не  могло.

Разлучить  с  ней  его.

 

Но,  однажды  сосед.

Злой,  богатый  вдовец.

Был  он  хром  и  слепец.

И  с  душою  хитрец.

 

Позавидовал  он.

Счастью  простого  юнца.

И  решил отобрать.

То,  последнее  взять.                                                                                          9.

Что  б  лишить  бедняка.

Радости  чистого  дня.

 

И  тогда  повелел,

Он  злым   слугам   своим.

Что  бы  взяли  ее,

Темной  ночью  одну

И   украдкой  во  тьме,

Привели  к  нему  ее,

На  позорное  ложе  его.

А  потом  он  ее,

На  потеху  другим,

Не  стыдясь,  он  отдал.

 

Так  скажите  вы  мне.

Что,  достойны  оне.

 

СТАСИМ   ПЕРВЫЙ.

СТРОФА  1.

ВАДИМ.

О,  гусляр  ты  песню  эту,

Не  к  добру  ты  спел  ее.

Душу  вон,  ты  песней  этой,

Выгнал  прочь,

Лишил   покой.

Сердце  стонет  от  неправды,

Как  до  истины  дойти.

Кто  покажет  нам  дорогу,

Что  бы  мы  смогли  идти.                                                                             10.

ПРЕДВОДИТЕЛЬ  ХОРА.

Так  ты  с  думаю,

Своею   тяжелою,

Буйной  главою  поник.

Так  ты  с  думаю,

Своею  кручинной,

Тяжек  печалью,

Твой  старческий  лик.

 

АНТИСТРОФА  1.

ВАДИМ.

О  вы  думы  подруги  печали,

Что  ж  вы  так  тяжелы  для  меня.

Что  душа  мая  рвется  в  те  дали,

Где  просторы  свободы  легки.

 

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

 

Горька  для  народа,

Судьба   горемычная.

Когда  власть  не  для  рода,

Добро  непривычное.

 

СТРОФА 2.

ВАДИМ.

Нет  покоя  дух  мой  стонет,

Я  предчувствую   печаль.

Ветер  вихрем  рвет  и  воет,                                                                         11.

Я  иду  в  немую  даль.

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

Так  народ  тебя  поставил,

На  возвышенность  возвел.

И  тебя  в  сердцах  прославил,

Что  бы  ты  к  вершинам  вел.

 

АНТИСТРОФА  2.

ВАДИМ.

Я  в  уныние  други  любезные,

Что  теперь  для  меня  существо.

Я  вложил  себя  в  мысли  помпезные,

Но,  увы  разве  это  мое  естество.

 

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

Но,  надежды  стали  тщетны,

Ты  в  делах  не  стал  велик.

И  теперь  во  всю  приметны,

Недовольных,  мрачный  лик.

 

СТРОФА  3.

ВАДИМ.

И  не  мог  я  себе  вдруг  представить,

Что  б  когда  ни  будь  сердце  мое.

Вдруг  возропчет  и  в   уныние  оставит,

Дух  смиренный

И  уже,  на  душе  воронье.                                                                        12.

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

Гул  и  ропот  с  молвою  примешан,

Отдалил  ты  себя  от  людей.

Стал  в  душе  своей,   ложью   замешан,

Ты  лишил  себя   верных  друзей.

 

АНТИСТРОФА  3.

ВАДИМ.

Так  вы  други  мои,

Столь  любезные.

Ни  пристало  нам  больше  молчать.

Отворим  мы  в  душе  своей,

Двери   железные.

Станем  в  ряд,

Если  надо,  то   пойдем   и   умрем.

 

 

ЭПИСОДИЙ   ВТОРОЙ.

СЦЕНА   ПЕРВАЯ.

( Белава  читает  послание  Гуннара  и  мысленно

говорит  с  ним.)

 

БЕЛАВА.

Ясное  солнце,  на  небе,

Лик   светлый.

Так,  ты  в  душе  моей,

Светом   поешь.

Радостный  день,                                                                                                 13.

Ты  сулишь  благовестный.

Песню  любви,

Что  с  небес  ты  мне  шлешь.

 

Юноша  Гуннар  мне  весточку  ласковый,

С  ранней  зарею,  со  слугой  мне  прислал.

Пишешь  ты  мне,  воин  славный  и  сильный,

Что  для  тебя  есть  начала  начал.

Чувствами   сердце  твое  переполнено,

Ты  вновь  рожден,  что  бы   счастье  приять.

Стезь  твоя  в  сердце,  как  нить  заговорено,

Вождь  твой,  владыка   положил  печать.

Ты  подневольный,  как  раб,  тем  обязанный,

Слово  хозяина  свято  стеречь.

Воля  господская,  вот  в  чем  превышено,

Нет  в  себе  права,  себя  заявлять.

Сердце  твое  от  тоски  разрывается,

Ты  в  далеке,  где  ж  тебе  силы,  то  взять.

Слезы  твои,  что  души  твоей  ласковой,

Мне  как  родной  столь,  любезно  принять.

Ты  далеко,  а  тебя  я  так  чувствую,

Мысли  твои,  как  свои  я  люблю.

Пишешь  ты  милый,

Как  песню  небесную,

Слышал  от  птиц,

Как  то  утром  в  тиши.

Песня  о  светлом,

Малыми  пташками,

Пели  с  землею,                                                                                              14.

Встречая  восход.

Все  на  земле,

Воскресало  и  радовалось,

Мир  пробуждался,

Ото  сна  восставал.

 

КОРИФЕЙ.

Так  вот  любовь,   которая  искусу   не  подвластна,

Испытана,  надежна  и  крепка

И   так  безропотна  в   страданиях  верна,

Что  да  же  брань  не  чувствует  душа.

Когда  ее  улыбка  радостью  блистает

И  все  во  круг  сиянием  озаряет.

Не  слышно  жалоб  и  приглушен  стон,

Так  близко  стало  небо – все,  как  бут  то  сон.

 

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ

ХОРА.

Высшая  сила,

Рукою   могучею,

Зло  отодвинуло,

Ночь  прогнала.

И  воссияло  лучами  восторженно,

Светлое  солнце,

Даруя  тепло.

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

СТРОФА 1.                                                     15.

Свыше  исшедшая,

Сила  небесная.

Жизни  дарующая,

Всем  без  числа.

С  праха  восставшая,

Бывши  унижена,

Но  не  надломлена.

Светом  помазан,

Малый  росток.

 

 

АНТИСТРОФА  1.

Только  из    зернышка,

Бывшее  малое,

Жизнь  дала  рост.

 

 

СТРОФА 2.

Умерло  прошлое,

То  что  отвержено,

Сгнившее  в  землице,

Силой  повержена,

В  прахе  истлевшее,

Червем  оденутся,

Ризой   бесславною,

Смрадом  покроются,

Стыд  обнажив.

Гордость  высокая,

Спесью  кипучая,                                                                                                16.

Вечно  бурлившая,

Сердце  во  зле.

Страсть  и  все  помыслы,

Бывши  высокие,

Но,  не  достигшие  правды  небес.

Смерть  и  бесславие,

Вот  что  останется

В  вечном  позоре,

Будут  лежать.

 

 

АНТИСТРОФА  2.

К  свету  небесному

В  высь  поднимается,

Только  родившее,

Жизнь  получив,

Малое  зернышко,

Ставши  ростком.

Светом  оденутся,

Малые  перышки,

Влагой  небесною,

Будет  напитано,

С  соком  живительным,

Силы  прейдут.

То,  что  исшедшее,

С  неба  великого,

К  небу  воздвигнуться,

К  выси  прейдут.                                                                                                 17.

 

 

СТРОФА 3.

Гордый  в  надмении.

С  сердцем  озлобленным,

Оком  презрительным,

Кротость  поправ.

Чужд  он  смирения,

Чужд  милосердия.

Слабость  души  его,

Жалость  к  простым.

В  сердце  озлобленном,

Место  для  чистого,

Угол  для  светлого,

Он  удалил.

 

АНТИСТРОФА 3.

В  кротости,  в  слабости,

Сила  великая,

Правды  оплот.

Слово  надежное,

То,  что  исходит,

От  сердца  смеренного,

Духа  правдивого,

В  ком  чистый  свет.

Нет  в  нем  величия,

Царской  надменности,

Прост  и  поддатливый,

Он  хранит  свет.                                                                                                  18.

 

СЦЕНА  ВТОРАЯ.

( Гуннар в  боевом  походе  в  составе

княжеской  дружины.)

ГУННАР.

В  сторону.

Мысли  мои,  о  тебе  моя  светлая,

Сердце  мое,  как  горящий  поток.

Так  я  таскою  измучен,   безвестною,

Жаждет  душа  моя,  взгляда  чуток.

Руки  мои  от  рожденья,  воинственны,

Жалости  нет  у  меня  пред  врагом.

В  битве  не  внемлю  я  стонам  молитвенным,

Враг  для  меня,  кто  с  мечем  предо  мной.

Но,  как  тебя  я  представлю  в  возвышенье,

Я,  умиляюсь  пред  взором  твоим.

 

Ты  мое  солнце,

Мой  свет,  моя  радость  в  воздвиженье.

Строю  я  храм,

У  подножия  великой  горы.

Как  изнемогший  в  дороге,

Как  путник  невзгод  и  печали,

Я  найду  в  нем  покой

И  в  объятиях  любви,

Буду  счастлив  безмерно  с  тобой.

 

РЮРИК.

( Видит  Гунара  и  подходит  к  нему.)

Воин  мой  храбрый,                                                                                            19.

Рожденный  воинственным,

Я  воспитал  тебя  княжьей  рукой.

Я  возложил  на  тебя  еще  крохотным,

Персты  мои,  что  б  ты  милость  почил.

 

Что  за  печаль  тебя  гнет  и  кручинет,

Вид  твой  задумчив,

И  лик  твой  уныл.

Стал  ты  не  весел,

И  с  думой  своею,

Ты  удалился  от  шумных  пиров.

Нет  тебя  с  нами,  за  трапезой  нашей,

Ты  на  охоте,  как  бут  то  один.

Больше  не  смотришь  на   девушек  милых,

К  песням  их  звонким,  стал  ты  вдруг  глухим.

 

ГУННАР.

Знаю,  ты  стал  мне  отцом,

Когда  был  я  младенцем,

Ты  возростил  меня  с  ранней  поры.

Многому  ты  научил  меня  в  жизни,

Много  постиг  я  под  взором  твоим.

Но,  я  не  знаю  родителей  милых,

Кто,  мой  отец,  что  мне  жизнь  даровал.

Кто,  мая  матушка,

Кто  она  в  жизни,

Кто  на  руках,  меня  первым  носил.

Кто  колыбельную,  пел  мне  ночами,

Кто  своим  слогом,  со  мной  говорил.                                                            20.

 

 

РЮРИК.

Был  ты  на  бреге,  морском  одиноком,

Плачь  твой  мне  сердце,  во  мне  разбудил.

Был  ты  оставлен,  завернут  в  пелены,

Так  я  нашел  тебя  слабым,  больным.

В  небе  ночном,  проплывала  лоуна.1

Светом  холодным  светила  твой  лик.

Звезды  становища,2  слезки  младенцев,

Капали  с  тверди,  в   ночной  тишине.

Старый  сохатый3   на  небе  с  лосенком4,

Жалко  взирали  на  детский  твой  плачь.

Так  побеждая  движением  и  жизнью,

Все,  что  начертано,

Явью  придет.

И  жадно  я  взирал,  не  лживыми  очами,

Как  у  подножия  ног,  младенческих   твоих.

 

Лежал  не  движем,   величаво.

Страж,  грозный  волк.

Молва  страстей  людских.

Как  Фенрер5,  гордый,  непокорный.

21.

 

Лоуна1. – названия  Луны  у  древних  славян.

Становище2. – название  « Млечный  путь.»  у  древних  славян.

Сохатый 3.– названия  « Большая  медведица.»  у  древних  славян.

Лосенок4. – названия  « Малая  медведица.»  у   древних  славян.

Фенрер5. – В  Германо – Скандинавской  мифологии  огромный  волк.

 

Рвал  грозно  цепи

Не  мирясь  со  скорбью  и   судьбой.

Сын  Ангеборды6,  он  от  чресел  Локи7.

Лукавого  отца  он  благородством  превзошел.

Так  ты  Гуннар,  тебе  знамение.

Хранитель  твой,  он  волк

Печать  в  твоей  судьбе.

Он,  был  твой  страж,

Он  стал  твоей  надеждой,

Твой  оберег,  от  напастей  лихих.

Когда  был  немощным,

И  был  ты  безутешен,

Он  стал  твоей  звездой,

Для  счастья  восходил.

Он  волк.  Теперь  ты  стал  им   то  же.

Он  дух,  тебе  свой  высший  подарил,

Он  жертвой  стал

И  кровь  пролил  в  надежде,

Твоим  что  б  сердцем  править

И  быть  вершиной  сил.

Что  мать  и  что  отец,

Ты  их  хотенье,  всего  лишь  только  похоть.

22.

_________________________________________________________________

Локи6. – В  Германо – Скандинавской  мифологии   бог

хитрости  и  обмана.

Ангеборда7. – В  Германо – Скандинавской   мифологии

великанша   родившая  Локи.

В  тебя  вдохнула  жизнь,

Сама  природа  мать.

Ее   девичей  образ,

Что  в  дикости  и  страсти.

А   я  твой  князь.

Я  стал  твоим  отцом.

А  братия  твои,   теперь  твоя  дружина,

Ее  теперь  во  всем  ты  должен  благодарить.

 

ГУННАР.

Все  так.

Я  повинуюсь  хладному  рассудку,

В  моих  руках  зажат,  теперь  холодный  меч.

И  ум,  твердит  мне  быть.

С  не  изгибаемой  волей.

С  душой  и  совестью  теперь,  вести  холодный  счет.

 

 

РЮРИК.

О,  да  мой  юный  друг,

Мой  сын,  вскормлен   ты  мною,

Моей  мечтой,

Я  повелитель  твой

И  твой  я  господин.

И  жизнь  твоя,  лишь  миг

В  моем  решении  правом.

Но,  милости  моей,  к  тебе  не  отниму.

Любовь  моя  к  тебе,   не  знает  в сердце  меры,

Своей  душой,  я  благодетель  от  начал.                                                       23.

КОРИФЕЙ.

Немного  ли  для  чувств  любви  правдивой,

Разливы  рек  пустых  и  суетливых.

Чей  слог,  как  бут  то  важен  и  красив,

Но,  это  только  вид  а  суть  всего  лишь  миф.

 

 

ГУННАР.

Я  притчу  рассказать   тебе  хочу
послушай

И  не  отвергни  слов  моих,  простых,

Что  тяжки  мне

И   так,  тревожат  душу.

 

Однажды  лань  паслась  в  привольной  степи.

Весна  повсюду,  распускалась  нежная  листва

И  птички  вешние,  так  мирно  и  привольно,

В  лазурной  выси,  пели  вечности  немой.

Ручей  журчал   в  дали  и  змейкою  проворной,

Он,  огибал  каменья,

Гладь  ласкал  собой

И  пел  он  звучною  водой,

Ключем  холодным  и  игривым,

Шумящим  голосом  речивым,

Как   благозвучный  камертон,

Был  он  гармонии  эталон.

Лучами  солнца,  радостной  рукой,

Рисует  мир,  со  всей  ее  красой.

Палитра  красками  полна,                                                                            24.

В  лазури  гладь,  где  синева,

Там  в  вышине,  великий  свет,

Сторожит  тайну,  в  ней  ответ.

Но,  там  где  правда,  доброта,

Всегда  по  близости  беда.

Как  в  небесах,  где  свет  и  темь,

Так  на   земле  беда,  где  лень,

Когда  не  борется  душа,

Черствеет  в  ней  ее  мечта.

Едва  проросшийся  росток,

Готов  увять  не  дав  исток

И  человек  готов  признать,

Себя  рабом,  что  б  вскоре  пасть.

 

Нет  раб  не  тот,  кто   сохранил,

Тепло  в  душе  и  не  пролил,

Свой  свет  наполненный  в  тоске,

Чем  дорожил,  живя  во  тьме,

Когда  скорбя  душой  глядел,

Живя  в  тюрьме,  где  гнил  и  тлел.

И  без  надежды  прозябал,

Лишь  сердцем,  выспренно  мечтал,

Глядя  на  мир,  на  свет  земной

И  мучим  думами  порой,

Зачем  всё  это   рождено,

Стоять  веками  суждено.

На  небе  звезды  в  далеке,

Чей  лик  несут  они  во  тьме,

Что  в  тайне  шепчут,  говорят,                                                                        24.

Как  алтари  во  тьме  горят

И  посылают  с  высока

В  загадке  тайны  на  века.

А  человек  он  мал  и  скор,

Он,  лишь  здесь  гость,

К  чему,  тут  спор.

Случайно  он  пришёл,  чтоб  жить,

Его  лета  лишь  миг,  что  б  быть.

А  там,  уж  смерть  его  пасет,

Она  за  дверью,  там  уж  ждет

И  не  минует  ни  кого,

Её  ужасное  лицо.

Но,  красота  и  доброта

И  правды  свет,  её   рука,

Всегда  главенствует  над  злом,

Иначе  всё  поверглось  б  в  тлён.

Кто,  правит  всем,  Его  рука,

Крепка  и  мышца  высока.

 

Так  вот  несчастная  овца,

Увы  не  ведала  она,

Что  сеть  расставлена  была.

И  хитрый,  ловкий  сетелов,

Сидел  в  кустах,  свой  ждал  улов.

Его  коварная  душа,

Злодейством  полная  была.

Себя  расширил   на  земле

И  длань  свою  простер  во  зле.

Что,  для  него  позор  и  стыд,                                                                     25.

Всего  лишь  так,  не  значный  вид.

Он  не  смутится  ни  когда,

Чужая  боль,  ему  чужда.

Он  ждал   когда   же,  наконец,

Наступит  час,  его  венец.

Что  б  с  торжествующим  челом,

Наполнить  похотью  свой  дом

И  послужить  ему  сполна,

Тому  кто  князь,  в  ком  вся  вина.

 

И  вот  нечаянный   шажок,

Всего  пустяк,  один  вершок.

И  стала  жертвою  она

И  вот  уже  обречена,

Уже  завис  над  ней  клинок,

Еще  мгновение,  миг  и  срок,

Недолгой  жизни  молодой,

Прервется  жадною  рукой.

И  вот  когда  достиг  накал,

Бурлящих  сил,  как  в  шторме  вал,

Вдруг  наступил  прозрения  миг

И  озарился  мыслью  лик

И  по  другому  все  во  круг,

Стал  открываться  мира  круг,

Чертя  не  ведомой  рукой,

Иной  чем  этой  жизни  строй.

 

Там  было  всё,  совсем  не  так,

Истаял  образ  мира,  мрак,                                                                                26.

Чей  символ  был  зловещей  знак.

 

Везде  во  круг  цвели  луга,

Там,  чуть  колыша   стебелёк,

Играет  с  ветром  василёк,

Там,  розы  царственно  стоят,

Покрыты  цветом  их  наряд,

Фата  спускалась  до  земли,

Стоят  невесты,  ждут  любви.

И  слышно  чуть,  весенний  звон,

Так  колокольчика  трезвон,

Повсюду  песнь  его  слышна,

Он  славит  свет,  пришла  весна.

А  там  немного  чуть  в  дали,

Видны  небесные  шатры,

Парящих  в  дымке  голубой,

Внушая  всем  покой  собой.

Там  было  просто  и  светло,

Везде  там  чувствовалось  тепло.

Там  был  покой,  была  любовь

И  тишина,  как  бут  то  вновь,

Текла  совсем,   иная  кровь.

Там  слышна  песнь,  поют  псалмы,

Там  вечный  день,  нет  больше  тьмы.

И  стало  вдруг,   ей   так  легко,

Она  парит,  уж   высоко,

Её  душа,  как  ни  когда,

Свободна  вся,  и  на  всегда.

И  смотрит  на  земь,  ей  не  понять,                                                          27.

За  чем  себя,  во  зле  пленять.

 

 

РЮРИК.

Тебя  я  слушал  со  вниманием,

Что  я  могу  тебе  сказать.

Тебе  мой  друг  не  стану  лгать,

Тебя  я   искренно  люблю,

Но,  слов  твоих  я  не  приму.

 

СЦЕНА   ТРЕТЬЯ.

 

( Гуннар  встречается  в  лесу с  волхвом.)

 

 

ВОЛХВ.

Храбрейший  юноша,

Ты  утомлен  от  долгого   пути.

Слезай  с  коня,  испей  воды,

Присядь  со  мной  и  отдохни.

Я  вижу  путь  твой  боевой,

Не  легким  был  поход.

Ты  много  ратных  дел  свершил

И  был  един  исход,

Враги  бежали  от  тебя,

Страшась  твоей  руки.

Кто,  сможет  против,  смело  встать,

Когда  твой  меч  в  близи.                                                                               28.

 

 

ГУННАР.

Кудесник  мудрый,  тайн  провидец,

Постиг  ты  много,  духовидец,

Живя  в  глуши,  во  тьме  лесной,

Обрел  ты  мир,  в  душе  покой.

И  вдохновленным  волхованием,

Ты  можешь  слышать,  дух  признания.

Скажи,  служитель  культа  и  богов,

Как,  дальше  жить,

Когда  в  себе  нет  крепости  основ,

Как  жить,  когда  весь  мир  во  зле,

Служить  тому,  кто  сам  во  тьме.

А  та  любовь,  которую  я  ценю,

Что  я  могу  ей  дать,

Когда  я  не  велю.

Я  раб,  но  я  хочу  свободным  быть.

 

 

ВОЛХВ.

Наследие  перуна,  не  велит

И  даже  нам  его  служителям  волхвам,

Себя  томить  не  ведая  причины.

Что  пользы  от  того,

Когда  сомнением  всего,

Ты  взор  свой  обращаешь  на  чужбины.

И  сиротою  оставляешь  одного,

Кто,  оком  зрит  все  тайны  и  сердечные  кручины.

Вся  наша  жизнь  размерена,   понятна,                                                    29.

Не  нам  в  неё  вносить  сумятицу  и  пятна.

 

 

ГУННАР.

Так,   как  же  говоришь,

Ты  вдохновлённый  старец.

Не  уж,  то  следует  оставить,

Все  так,  как  есть.

Хотя  слова  твои,

Что  были звучными  в  былом,

Теперь  подобны  ветхости,

Поросшие  быльём.

В  них  силы  нет,

Что  б  душу  всколыхнуть,

Поднять  себя  на  высоту,

Возреть    простор  и  даль,

Увидеть   красоту.

Что  пользы  поклоняться,  немощным  богам,

В  них  жизни  нет,

Они  всего  лишь  срам,

Изделие  рук  в  которых,  нет  дыхание.

А  твой  ответ,

Лишь  дань,  унылой  седины,

Лишь  слабый  отзвук,  прежних  лет,

На  чем  застал  своих  отцов,

В  невежестве  поры.

 

 

СТАСИМ   ВТОРОЙ.                                                                          30.

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ          ХОРА.

О,  душа  мая  разрывается  в  клочья,

Нет  мне  исхода,

Свет  мне  не  мил.

Окна  в  темнице  зашторены  плотно,

Враг  мой  давлеет,

Мне,  уж  не  встать.

 

 

 

Вихрь  кружится,

На  земь  ложится,

Ворох  опавшей  листвы.

Осень  златая,

Все  ометая,

Скромным  стал  ныне  убор.

Взглядом  унылым,  больше  не  милым,

Грустью,  уж  полнится  взор.

Где  то  в  далече,  слышатся  речи,

Грустный  и   жалобный  стон.

 

Листик  один,  он  колышимый  ветром,

Жалобно  плачет,

Грустит  о  былом.

Где  же  подруга  твоя  светлокрылая,

С  кем  ты  любезные  дни  проводил.

С  кем  ты  ночами,

И  теплыми  днями,                                                                                          31.

Был  не  разлучен

И  тайно  любим.

 

Что  я  скажу  во  своё  оправдание,

Грустно  теперь  одному.

Разве  мы  ценим,   будучи  счастливы,

Дни  когда  нам  хорошо.

Когда  счастьем  полны

И  душою  в  обилии,

Думаем  ли,

Что  придут  дни  зимы.

 

ХОР  СТОРЕЙШИН.

СТРОФА  1.

Душа  моя  стонет

И  дух  мой  в  надрыве,

Нет  мне  покоя  ни  где.

Память  моя,  что  стоит

Предо  мною,

Словно  руина  во  тьме.

Что  ты  терзаешь  меня  понапрасну,

Что  ты  сторожишь  мой  дом.

Ядом  анчарным   напитано  сердце,

Я  весь  развален,  готов  лишь  на  слом.

 

АНТИСТРОФА  1.

Так,  во  тьме  мрачной  ночи,

Когда  я  заблудивши,  блуждал.

Там  в  дали  увидал  я  мерцание,                                                                      32.

Слабый  свет,  он  борясь,  темноту  побеждал.

Был  он  меньше  и  тоньше  мизинца,

Но,  в  ладони  он  жаром  пылал.

И  от  света  его  полновластно,

Гибли  тени,

Их,    он  собой  повергал.

 

 

СТРОФА  2.

Море  бушует,  волы  словно  скалы,

Выше  небесных  светил.

Солнце  не  видно,  кругом  пеленою,

Все  затянулось,  во  тьме.

Страх  и  унынье,  мне   сердце  сжимают

Я  распрощался  с  мечтой.

Больше  мне  брега  родного  не  видеть,

Светлых    очей,   мне  уже  не  лобзать.

 

 

АНТИСТРОФА 2.

Но,  с  душой  своею,  скорбной

С  сердцем,  в  смирении,

Руки  я  к  небу,  поднял.

И  попросил  Его  будучи  в  горе,

Что  бы   дух  мой  упавший,  Он  вскоре  поднял.

Ты  возроди  меня  в  жизни  прискорбной.

В  новую  ризу  одень.

И  опояшь  меня  поясом  светлым.

Что  б  войти  мне  во  светлый  и  радостный  день.                                   33.

И  стал  я  свидетелем  дивного  чуда,

Волны  утихли,  смиряясь.

Нет  больше  шторма

В  душе  моей  грузной,

Нет  и  помина  страстей.

 

 

ЭПИСОДИЙ     ТРЕТИЙ.

 

СЦЕНА  ПЕРВАЯ.

( Гуннар  разочарован  встречей  с  волхвом  идет  сквозь

чащу   леса  и  ведет  в  сердце  своем    разговор.)

 

ГУННАР.

Мой  путь,  моя  стезя,

В  чем  смысл  твой,

Твое  предназначение.

Рожден  я  в  час,  когда  ночная  мгла,

Горделивою  осанкой,  внушала  всем  почтение.

Еще  был  свет,  запрятан  тьмой.

Уже  тогда  был  писан  свод.

Не  милосердною  рукой.

 

Предчувствием  не  доброго,

Душа  трепещит  вновь,

Как  бут  то  дух  спускается,

Волнуя  в  сердце  кровь.

Мое  томление  тяжкое,

Нет  выбора  пути.                                                                                                34.

Где  в  этом  мире  милости,

Кто  может  принести.

Моя  любовь  не  бедная

Но,  беден  я  душой.

Я  грею  сердце  нежностью

И  памятью  святой.

Она  мне  свет  надеждою,

Дарует  путь  земной,

Живу  я  этой  святостью

А  может  лишь  мечтой.

 

Отрада  сердца  моего

В  надежде  ли  печаль.

Как  дух  парящий  высоко,

Так  я  в  любви  своей  высок.

Мне  сердце  говорит,

Храни  и  береги  цветок,

Он  мал,  но  много  утвердит.

 

Но,  духом  беден  я  своим,

Не  много  смог  постичь.

Я  продолжаю  быть  глухим,

Что  мне  сей  льстивый  клич.

 

Избрал  подругою  своей,

Я  долгий,  терний  путь.

Мне  душен  круг  лихих  страстей,

Чья  лишь  в  надмении  суть.

А  счастье  ей,  могу  ль  я  дать,                                                                      35.

Могу  ль  себя  я  превозмочь.

Постичь  ее  высот  любви,

Прогнать  сомненья  прочь.

И  успокоиться  душой,

Покой,  в  себе  найти.

Во  мне  воинствующий  рой,

Где  силы  обрести.

Себя  отвергнуть  и  спастись,

Причина  лишь  в  себе.

Ведь  зло,  увы  внутри  живет,

Лишь  малого  держись.

О,  человек,  зачем

Ты   с  жадною  душой

И  смотришь   с  высока,

Не  уж  то  польза  разве  в  том,

Что  б  быть  себе  слугой.

Хоть  обретешь  ты  целый  мир,

Найдешь  ли  ты  покой,

Когда  воинствующая  страсть,

Господствует  тобой.

И  жар  испепеляющий  и  зной,

Тебя  руиной  изведут

И  станет  тщетным  труд,

Потомки  будущих  веков,

Тебя  повергнут  на  суд.

О,  небеса  ваш  лик,

Мое  тревожит  око,

Как  соблюсти  себя  во  тьме,

Не  заслужив  упрека.                                                                                       36.

Все  тщетно  на  земле,

Все  суета  и  все   лишь  здесь   до  срока.

А  я  всего  лишь  червь,  земли  сырой,

Как  мне  постичь  причину,

Недуга  сердца  моего,

Моей  тоски  и  тяжести  кручины.

 

( В  чаще  леса  Гуннар  встречает  старца.)

 

СТАРЕЦ.

Я  вижу  молодец  ты  добрый,

Но,  добрый  ли  твой  путь.

Стезя  твоя  тугая,

Но,  вся   ли   в  этом    суть.

 

ГУННАР.

Дай  мне  испить,

Водицы   целебной,

Вижу  покой  у  тебя.

Взгляд  твой  умильный,

С  душой  твоей  кроткой,

Вижу  я  силу  в  тебе.

 

СТАРЕЦ.

Сила  в  познанье

И  кротости  духа.

Тот  лишь  силен,

Кто  себя  превозмог.

Кто,  доволен  именьем,                                                                                  37.

Что,  для  тело  потребно.

Кто  свободен  от  злого,

И  нет  в  нем  страстей.

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ  ХОРА.

Ищите  довольства  в  премудрости  света,

Испейте  водицы,  целебный   поток.

Жаждущим   дам  я  познания  завета,

Вас  приведу  я  в  заветный  исток.

Начало  ее  есть  желанье  ученье,

Истинный  всплеск,  своих  благостных  чувств,

В  сердце  своем  побудите  веленье

И  изгоните  его,  что  бы  не  было  буйств.

Разум  смерите,

В  гордыне  ли  сила.

Кроткий  с  любовью  увидит  рассвет

В  слабости  сила,

Закон  сей  почтите

Тот,  кто  сумеет,

Любовь  обретет.

 

КОРИФЕЙ.

Слышал  я  однажды  ухом  своим.

Изумлен  я  был  от  увиденного.

Сердце  мое  вострепетало  безмерно,

Разумея  произошедшее.  Дух  мой  стал

Подобен   весеннему  ветру,   который  колышется

И   не  находит    успокоение.

Посетила  меня  мудрость,                                                                                 38.

Разумение   коснулось,   крылом  духа  своего,

Кто  может  разуметь,  что  содержит  человек

В  сердце  своем.  Разве  только  духом

Живущим  в  нем.

Так  и  высшее  подвластно  разумению,

Духом  высшим.

 

ГУННАР.

Так  поведай  мне  тайну,

Моей  злой  болезни.

Душу  мою,  оскобли  поскорей,

Весь  я  в  кручине  и  нет  мне  покоя,

Жаром  пылает,  в  душе  моей  зной.

Разве  могу  я  ее  осчастливить,

Будучи  сам,  как  ходящий  во  тьме.

В  чаще  и  в  зарослях,

Путь  мой  потерянный,

Я  заблудился,  тропы  не  найти.

 

СТАРЕЦ.

Множатся  скорби

И  радость  в  забвении,

Тех  чьи  пути,  искривленные  суть.

Мудрость  и  знание,

Сила  великая,

Вот,  что  потребное  прежде  найти.

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ  ХОРА.

Помыслите  в  сердце,  лукавые  духом,                                                         39.

Какая  вам  польза,  избравшие  ложь.

Приникните  разумом  ближе  и  слухом,

Услышьте  слова  тех,

Кто  в  обители  мудрости  вхож.

Они  кто  исполнены  страхом,

Пред  Ним  благовеючи,

Созерцающий   свет

И  в  любви  познающие  мир.

Красота  что  в  спокойствие,  так  выразительна,

Легкою  тенью  ложится  на  сердца

И  будят  восторг.

Как  невеста  ведется  к  венцу  в  подвенечном,

В  легкой  поступи,  торжествующий  образ,  так  мил.

Так  и  премудрость,  во  свете  и  во  славе  парящая,

Покоряется  тем,

Кто  в  юродстве  вершины  достиг.

 

КОРИФЕЙ.

Послушайте  меня.  О,  сыны  человеческие.

Моих  слов  юродивых.

Изреку  устами  моими  правду,

Приклоните  ухо  свое,  желающие  научится  мудрости.

Словами  моими  я  возглоголю  истину.

Напрягите  ум  свой,

Сотворите  усилие  сердца  своего,

Духом  своим  приникните.

Примите  то,  что  исходит  с  выше.

Ибо  исходящее  с  выше  производит  любовь,

Предуставляющая  к  жизни.                                                                        40.

 

ГУННАР.

Так  скажи  мне  провидец,

В  чем  мудрость  и  знанье.

И  какой  путь  блаженный,

Что  б  покой  мне,  на   век  обрести.

 

СТАРЕЦ.

Утро  еще  не  пришло,   не  настало,

Время  когда,  возгарает  восток.

Страж  не  пускает,  врата  на  запоре,

Ставни  на  окнах,

Зашторен  проем.

Мудрость  и  знанье,

От  кротости  духа,

Тем  лишь  даны,

Кто  себя  усмирил.

Кто  огонь  возгаревший.

В  душе  своей  знойной,

Сумел  затушить,

Своей  кроткой  рукой.

Лишь  такому  по  силе,

Поднять  камень  грузный

И  положить  в основу,

Обновленной    души.

 

ГУННАР.

Тяжки  слова  твои,

Для  меня  не  подъемны.                                                                                 41.

Что,  ж  мне  теперь,

Как  по  жизни  идти.

 

( Гуннар  видит  исчезающий  образ  старца.)

 

Чудо  я  вижу.

Али  бред,  иль  видения,

Что  это  было.

Усталость  души,

Дум  моих  тяжких,

Тому  ли  причина,

Иль  наяву   я  видения  зрел.

Так  или  иначе,

Вновь  я  в  смятении,

Так  не  сумел  я  пути  разрешить.

 

ПРЕДВОДИТЕЛЬ   ХОРА.

Уста  бессмысленны   и    лживы

В  пустых  словах,   коварный  слог.

Звучат,  как  тонкие  мотивы,

Сердца  влекущие  призывы,

Молитвой  ставший,  как  пролог.

О,  вы   приходящие,   кроткие  в  духе,

Ваш  образ  ягненка,    коварен  и  зол.

Погибший  душой,

Убивающий  души.

Ты  льстивой  удой,  уловляешь  простых.

Для  жизни  все  создано,  благо  по  всюду

И  в  мире  спасительный  обруч,   простерт.                                                    42.

Нет  пагубы,  яда  и  нет   приисподни

Но  смерть  причиняет,  неправда  и  ложь.

Не  чистые    духам,  ее  привлекают,

Руками  и  словом  куют  с  ней  союз.

Их  жребий  достоин,  что  б  быть  с  нею  вместе,

Они  лишь  растопка,   где  правит  огонь.

 

 

СЦЕНА  ВТОРАЯ.

( Гуннар  возвращается   к  волхву  и  находит  его.)

 

ВОЛХВ.

Я  знал,  что  ты  придешь  ко  мне,

Я  зрел  тебя  и   ведал.

Пока  ты  весь,  как  есть  на  дне,

Твой  мир  я  весь  изведал.

В  твоей  душе  любви  увы,

К  ней  нет

И  будет  ли?    Едва  ли.

Ты   больше  для  своей  мечты,

Желал  сих  чувств,

Которых  мрак  твой  губит.

Страстями  многими  ты  жил,

Их  вкус,  изведал  солный.

Они  в  душе  рождают  пыл

И  ветер  жжет  пустынный.

Но,  тот  кто,   ведал  их   удел,

Достиг  вершины  страсти,

Постиг  увы  и  свой  придел                                                                             43.

И   стал  у  скорби  во  власти.

 

 

ГУННАР.

Ты  прав  старик,   увы!

Я  не  нашел  покой  и  утешения,

Не  вижу  я  путей  и  выхода  из  тьмы,

И   как   и  прежде  я  чувствую  томление.

Но,  я  тебя  просить  не  стану.  Нет!

Хоть  беден  я  и  нищ   своей  душой

Но,  ведом  мне  твой  пагубный  совет

Я  не  почту  твоих  умильных  возлияний.

 

 

ВОЛХВ.

Я  знаю  воин,  ты  горд  собой,

Зачем  пришел  ко  мне,

Нарушив  мой  покой.

 

ГУННАР.

Не  знаю,  что  я  хочу,

Что  движет  мною,  так    неудержимо.

 

ВОЛХВ.

Послушай  я  знаю,  кто  ты,

Кто  мать  и  твой  отец,

Ты   рода  славного  потомок.

ГУННАР.

Я,  как  то  слышал,                                                                                            44.

Вроде  так,

Но,  я  не  ведаю  и   я  не  знаю,  кто  я.

 

ВОЛХВ.

Я  расскажу  тебе,

А  ты  решай,

Не  стану  я  тебе  давать  советы.

 

ГУННАР.

Ты  знаешь,  кто  я,  чей  я  сын,

Кто  был  отец  и  матерью   моею,   звалась  по  праву.

От  куда  весть,

С  пыли  времен  и  праха  времени  забвенным.

Мою  ты  душу  сковырнул  копьем

И  рану  затянувшую   порушил,

Так  говори  не  медли  слышишь.

Во  мне  вскипела  кровь

И  сердце  рвется  вон,

Я  чувствую,   готовишься   ты,

Мне  на  нести,  коварный  свой  урон.

 

ВОЛХВ.

Я  волхв.  Перуна  сын,

Мне  не  страшны  угрозы,

Что  мне  боятся  смерти,

В  моих  летах  седых.

В  моих  покоях  смерть,

Уже   мне  часто  снится,

Как  снятся   мне  былые  времена.                                                                 45.

И  юности  мечты,  моих  минувших  далей,

Моя  любовь,  единственная  ты,

Которую   я  чту,   как  дар  судьбы,

Что,  для  меня,  святыня.

Я  помню  все,

Ее  небесный  лик,  как  солнце,

Образ  лучезарный.

Она  явилась,  бут   то  бы  на  миг,

Ворожа  сердце  колдоством

И  взглядом   чарным.

В  загадке  каждый  шаг,  ее  ступней

И  в  тайне  каждый  звук  ее  речей,

Она,  как  бут  то  бы  звала,

Во   взгляде  чудилась  мечта,

Влекущая  куда  то  в  даль

И  не  было  ни  сколь,

Совсем,  совсем   не  жаль,

Ее  господство  над   собой

И  власти   с  сильною  рукой.

Она  была  великолепна,

Была  проста,  едва  приметна

Но,  так  себя  могла   поставить,

Что  я  готов  был  все   оставить.

Себя  на  смерть,  предать  готов,

Идти  за  ней,  предать  свой  кров,

Предать  родных  и  мать  свою,

Друзей  и  близких,  всю  родню,

Лишь  только  бы  она  была,

Ко  мне  нежна,   хоть  на  слова.                                                                     46.

Она  была,  как  ангел,  светом

И  для  души  моей  заветом

И  смыслом,  всем  что  для  меня,

Я  представлял   тогда  себя.

Но,  в  глубине  души  я  знал

И  в  тайне  все  же   понимал,

Как  переменчива  и  лжива,

Была  ее  души  струна.

Была  фальшива   и   игрива,

Была  в  себя  лишь  влюблена.

Но   то   любовь,

На  то  мечта,

Когда  прощаешь  все  с  легка.

И  в  даль  готов  идти  за  ней

И  рад  быть  жертвою  скорей.

О,  да   она  была  жестока

И  позволяла  мне  до  срока,

Себя  любить.

И  я  любил.

О,  как  же  я  боготворил

О,  как  же  ею  восхищался.

Я  забывал  себя  тогда

И  был  я  полон  ей  всегда.

Но,  я  всего  лишь  был  игрушкой,

Не  мог  я  трезво  осознать,

Что  был  я  лишь  всего  лишь   так,

До  времени  и  для  забавы,

Игрушкой   милой  и  пустой,

Всего  на  час,   что  б  быть  мечтой.                                                           47.

Которую  легко  забыть

И  ни  когда  не  полюбить.

И  я  не  мог  ее  простить,

Хоть  и  не  смог  ее  забыть.

Я  стал  угрюм     и  одинок,

Один  оставшийся  листок,

На  ветви  жизни  иссушенной,

Ветрами,  зноем  утомленный.

Я  утешения  нашел,

В  познание  мудрости  людской,

За  чтением   книг  и  дум  мирских,

В  познании  прелестей   земных.

И  о   богах  и  о  судьбе,

Изгибы  жизни  есть  везде.

Я  стал  волхвом

И  не  жалею  ни  о  чем.

Живу  в  лесной  глуши  один,

Где  человек  мне  стал  чужим.

И  вот   тогда,  мне  озарение,

Внушать  мне  стало  проведение.

И  я  узнал  ее   судьбу

И   был  я  рад  ее   концу.

Конец  ее  был   столь  ужасен,

Как  и  вся  жизнь   была  в   страстях.

Она   стремилась  быть  у  власти

Но,  лишь  нашла  кончины   миг

О,  как  ужасен  смерти  лик,

Что   встретил,  так  ее  нежданно.

Она  любила  лишь  себя,                                                                                     48.

Была  горда,  собой  всегда.

Лишь  злато  блеск,  ее   сияния,

Была  вершиною  мечтания.

И  власти  миг,  стремглав  разящий,

Что  для  души,  о  столь   манящий,

Так  привлекательно  очам.

В  мечтах  была  она  вся  там.

Ей  имя  дали  не  случайно,

Судьба  ее  уже  ждала,

Открыв  при  этом  дверь  свою,

Что  б  та  вошла  на   стезь   свою.

Дщерь  Ингою  звалась

И  не  вкусив   отрады   сласть,

Печально  жизнь   оборвалась.

 

Ее  избранником  был  Эгель,

Достойный  муж  и  воин  славный,

Себя  прославил  славой  бранной.

Всегда  отважен,    впереди,

Не  ведал  страх  в  своей  груди.

Всегда  в  набегах  и  в  походах,

Он  видел  жизнь   в  военных   тропах.

Его  товарищи,  друзья,

Все  были,  как  одна  семья.

И  среди  них   и  среди  равных,

Он  был   избранником  и  главным.

И  на  пирах  и  на  войне,

Он  отличал   себя   везде.

А  в  чаще   леса  и  одна,                                                                             49.

С  добычею  ждала  она.

И  грезила  в  своей  груди,

Быть  в  чести   с  теми   чьи   пути,

Овеяны  стезею  славы,

Чья  власть  была  законным  правом.

Но,  был  один.  Он из  дружины

Кто,  так  же  жаждал  сей  вершины.

И  ненавидел  он  его,

Кто  доверял  себя  всего.

Он  звался  Рюрик,

Сын  печали.

Давно  в  душе  его  звучали,

Призывы  гордости  лихой,

Что  б  власть  стяжать  любой  ценой.

И  он  решился  в  час  урочный,

Свой  план  коварный  и  порочный,

Исполнить  с  тем  что  б  утвердить

И  власть  свою  осуществить.

 

Однажды  мглой,  окутал  вечер,

Верховье  древ  в  бору  лесном.

И  в  небе  звездном  был  отмечен,

Грозящий  знак  в  дали  ночной.

Лесные   звери   беспокойны,

В  предчувствии  беды  лихой.

В  своем  волнении   безвольны,

В  отчаяние   бродят  под   луной.

И  вся   природа  изнывает,

Земля   готовая  сокрыть,                                                                                    50.

Одно  из  многих  преступлений,

Которыми  она  смердит.

В   тот  вечер   пир  был  столь  удалым,

Вино  рекой  лилось  на  нем

И  не   был,  там  ни  кто  усталым,

Все  были  дружными  при  нем.

Но,  только  Рюрик   тайный  мститель,

Ждал  час  удобный,  он  как  проситель,

Стоял  у   входа  у  двери,

В  надежде  ждал,  свой  час  судьбы.

И  он  просил  своих  богов,

Решить  исход,  своих  врагов,

Он  слышал  стук,  в  своей  груди,

Сжималось  сердце  от  тоски,

Что  ждет  его,  там    впереди.

Оставить  все,  переменить,

Своим  надеждам  изменить

И  быть,  как  все   и  жить  с  ярмом,

Всего  лишь  быть  в  тени  при  нем.

Нет,  не  бывать

И  он  решил,  все  в  жизни   взять.

И заглушить,  в  себе  тот  звук,

Что  будет  в  совести  недуг.

И  он  поднял   свою  главу,

Увидев   всех,  как  на  яву,

Сказав  в  себе,  ну  все  закончен  час  утех,

Спокойно  влил  готовый  яд,

В  ту  чашу,  что  он  пил  в  тот  час

И  подошел  к  нему,                                                                                          51.

Кто  был,  когда  то,  друг   ему.

Сказав  торжественную  речь,

Он  чашу  протянул.

Как  знак,  что  уважает  честь,

Сказал  прими  и  выпей,

Ты  мой  вождь.

И  Эгель  принял  чашу  с  ядом

Но,  так  взглянул  ему  в  глаза

Как,  бут  то  вымолвил  слова,

С  такою  страстью  и  укором

И  выразил  он  этим  взором,

Свое  достоинство  и  власть.

И  сожаления,  что  стать  не  сможет,

Он  героем  брани.

Не  обнажив  своей  груди

И  не  пролив,  своей  крови,

Как  подобается   герою.

И Рюрик  видел,  этот  лик

И  он  запомнил,  этот  миг,

Что  стал  в  душе  его  чертой.

Как,  меч  разящий,  полосой,

Рассек  безжалостной  рукой,

В  душе  в  которой  был  покой.

Был  мир  в  ком царствие  безвинных,

Теперь  стал  мрак  из  бед  кручинный,

Как  бут  то  кто  то,  как  пророк,

Своею  властью,  как  итог,

Подвел  горящею  рукой,

Черту,  что  б  стать  ему  виной.                                                                        52.

Не  стал,  ему  он  отвечать,

Он  слышал  лесть

И  зрел,  он  лжи,   лукавою   печать,

Которую,  не  в  силе,  был   он  снять

И  разорвать  судьбы  тенета,

Освободить  себя  от  гнета,

Что  так  давлело  над  душой,

Своей  предсмертною  тоской.

Не  ведал  он  беды  подвоха,

Привык  в  бою  врага  он  зреть,

Но,  здесь  и  тут,  всей  силой  вздоха,

Вобрал  он  в  грудь,  кончины  весть

И  выпил  чашу,

Полную  вина.

Он  молча  встал,

Рукой  утер  уста

И  вышел  вон,

Покинув  пир.

Как  вдруг  почувствовал,   что   стал,

Совсем  чужой,   сей  бренный  мир.

Как  все  во  круг,

Чужими  стали.

И  да  же   те,  стоявшие  над  ним

И  зрящие  его,  уже  холодный  труп.

Теперь  он  знал,  кто  совершил,

Коварство  путь,

Его  вершин,

Не  честного   того,

Кто  был  когда  то  мил,                                                                                  53.

Погрясшего  теперь,

В  преступном  дне  трясин.

Но,   был  уже  совсем,  совсем  он  далеко,

Уже  ль  ему  теперь,    уж  было,   все  ровно.

Он  был  родитель,

Твой  отец,

Так  он  ушел,

Оставив  мир  и  свой  венец.

 

КОРИФЕЙ.

Теперь  в  тени  умерших,  бродит  призрак  твой,

Ты  одиночество  впитал,  но  жаждешь  ли  покой.

Средь  бурь  жестоких  и   рокота  валов,

Едва  ли  слышен  глас,  твоих  немногих  слов.

И  стон  души  своей  в  обиде  ли  заглушил,

Ты  жаждой  мщения,  себя  собою  иссушил.

Проклятием  наполнены  твои  уста,

Ну,  что  они  теперь,  не  больше  чем  мечта.

Теперь  здесь  немощность,  она  царит  во  круг,

Царица  здесь  лишь  тьма,

Она  для  всех  сама,

Одна   лишь  чертит  круг.

 

Да  был  простор,   была  безмерна   даль,

Но,  прошлое  вернуть,  не  в  силе,  как  не  жаль.

О  сколько  замыслов,  утерянных   затей,

О  сколько  полегло,  безвестных  витязей

И  радостных  друзей.

Тела  разбросаны  по  лицу  всей  земли,                                                          54.

Уж,  дух  их  скорбный  тих,  их   больше  не  найти.

Чей  замысел  они  собой  творили,

Чью  волю  и  закон,   они  так  жадно  пили.

Случайно  отворив  в  сей  жизни,   дверь  рукой,

Они  вошли  гурьбой,  в  совсем  иной  покой,

Где  странниками  были  души  их.

Да,  да  о  них  слагаю  я,  свой  скорбный,  тихий  стих.

Я  часто  задаю   своей  душе   вопрос,

О,  если  обратить  у  жизни  колесо,  изменится  ли  лик

И  тот  ли   будет  спрос.

 

ГУННАР.

А   что   случилось  с  матушкой  моей.

 

 

ВОЛХВ.

Ты  хочешь  знать,  всю  правду   до  конца.

 

 

ГУННАР.

Уже  решил,  испить  всю  чашу.

Полную  до  дна.

 

 

ВОЛХВ.

С  младенцем  на  руках,

Ее   гнал  смерти,   страх.

Себя  спасти  она,

Пыталась,  как  могла.                                                                                        55.

Свое  дитя  сберечь

И  сбросить  горе  с  плеч.

Но,  ветер  ей,  предательски  мешал,

Шептал  ей,  в  ухо  он

И  все  куда   то  звал

И  слышала  она,

В  дали  безвестный  звон,

Он  колоколом  был,

В  душе  угрюмый  тон.

Таинственно  к  себе,  ее  он  призывал

И  льстил  себя  он  ей,  мечтами  увлекал

И  шла  она  в  перед,   не  ведая  пути,

Осталась  дщерь  одна,  пытаясь  все  снести.

Что  ждет  в  дали  ее,

Какая   в  жизни  даль.

Ее  ждет  лишь  жнивье,

Пожатая  юдоль,

Да  в  сердце,   что  щемит   в  унынии   злая  боль.

Нет,  не  смогла  себя  она  спасти,

В  конце  ее  пути,

Ее  ждал  судный  дом,

Который  для  нее,  готов  был  лишь  на  слом.

Стрелой  безжалостной  и  смертью,

Была  она  поражена

И  было  то,  той  самой  вестью,

Что,  мне  пророчеством  дана.

 

Теперь  ты  знаешь  все,

Я  все  тебе  сказал.                                                                                            56.

А  знаешь,  мне  ее.

Совсем  ни   сколь   не  жаль.

Бесплодная  любовь,   достойный   конец.

 

ГУННАР.

Ты  немощный  старик,

Со  слабою  душой.

Не  можешь  в  сердце  крик.

Ты,  заглушить  собой.

Старик,  уже  покрыт   ты  сединой,

Не  много  ты  успел,

Борясь  с  самим  собой.

 

Живешь  ты  прошлым  днем

И  думаешь  о  нем.

В  душе  своей  позор.

Не  извести,

Когда  в  себе  раздор.

 

 

ВОЛХВ.

Ты  прав,  я  стар,

А  ты  довольно  млад.

Но,  наша  жизнь  увы,  совсем  не  из  услад.

Уже  мы  оба,  уставшие  в  пути

И  видно  нам  не  суждено,  теперь   покой  найти.

Оставь  меня,

Не  нарушай,  размеренный  мой   строй,

Мне  больше  не  зачем  терпеть,                                                                    57.

В  душе  палящий  зной.

Одно  скажу,

Тебя  ждут  воин,   много  перемен.

Но,  хватит  ли  духовных  сил,

Что  б  устоять,

Не  повредив  душе,  от  подлых,  низменных  измен.

 

СТАСИМ   ТРЕТИЙ.

 

 

ПРЕДВАДИТЕЛЬ   ХОРА.

Птица  небесная,

В  злой, знойной  пустыне,

Место  не  может,  себе  отыскать.

Солнце  палящее,   жаром  нещадным,

Бедную  пташку  томил.

Как  же  ты  здесь  оказалась,   родимая,

Кто  же  тебя,   так  нещадно  поверг.

Или  сама  очутилась  не  чаяно,

Сбилась  с  пути  и  уставшая,  вдруг.

Так  лети  ж  не   отчаивайся,

Рядом  в  пустыне,

Древо  стоит

Хоть  невзрачна  на  вид,

Нет  в  нем  живительной  влаги  в  обилии,

Сух  и  растрескан  стареющий  ствол,

Ветви  корявые,  скрип  издающие,

Могут  ли  листьев  цветущих  родить.

Так  и  стоит   одиноко,  тоскливое,                                                              58.

Древо  пустыни,  рождая  лишь  грусть.

Правь   свой  полет,

Что  есть  силы  к  спасению,

Лучше  в  пустыне,  едва  ли  найти.

Так  от  палящего  солнца,   нещадного,

Древо  спасало  от  смерти  ее.

Ветви  засохшие,  немощи  полные,

Были  ей  счастьем  и  верхом  мечты.

Так  проходили,  слезами  наполнены,

Дни  чередой

И  чертя,  отмечая  свой  путь.

Но    однажды,  во  время   отмеченном,

Злой  и  жестокой  судьбы,

Ветер  горделивый,  подул  беспощадный,

Все  разрушая  собой.

С   корнем  он  древо,

Исторг,  как  былинку,

Наземь  поверг

И  во  прах  сокрушил.

Так  лишена  была,

Птица  последнего,

То  что  ее  хоть  чуть –  чуть  берегло.

 

Смерть,  одиночество,

Ваше  высочество,

Честь  не  великая,

Вам  ли  служить.

Эх,  пропадать,

Не  бывать  двум  смертям.                                                                                  59.

Плюну  я  в  темь

И  крикну  чертям,

Не  кружитесь  вы  подлые,

Вы  на  до   мной.

Все  ровно  я  не  дамся,

Не  погибну  душой.

И  взлетела  небесная,

Пташка  моя.

Полетела  родимая,

В  даль,  где  мечта,

Где  лазурная  высь

И  далекая  синь,

Где  живут  существа,

Славный  образ  богинь.

Как,  не  жгло  ее  солнце,

Не,  томил  ее  зной,

Одолела  свой  страх,

Что  б  бороться  с  судьбой.

И   сильна  была  жажда,

Стремление  жить,

Ни   какая     беда,

Не  могла  бы  сломить.

Ее  стержень  души,

Закаленный  огнем,

Так  крепка  была  в  ней,

Ее   светлая  цель.

И  награда  ее  не  заставила  ждать,

Отворились  врата,  что  скрепляла  печать.

И  отверз   кладезь,                                                                                       60.

Долгожданных   щедрот.

Ожидающий  днесь.

Солнца  светлый  восход.

 

 

ХОР  СТАРЕЙШИН.

Мятутся  народы,

Их  тщетны  труды.

Умом  суетливым,

Повержены   втуне.

Зачем  собираетесь,

Вы  на  пути,

Который  вам  с  выше  заказан.

Земные  цари  с  князьями  племен,

Зачем  вы  в  собрание  не  правом.

В  речах  ваших  зло

И  гордость  в  устах,

Вы  против  избранника  света.

Сплетая  коварства  в  тугие  узлы,

Вы  вяжете  сеть  в  паутине.

Что  б  ноги  простых

И  тех,  кто  в  пути,

Оковами  были  забиты.

 

Расторгнем  их  узы

И  свергнем  путы,

Свободными  станем  отныне.

Свободными  духом,

Без  тени  в  любви,                                                                                            61.

Со  взорами   светлыми  будим.

Живущий  на  небе,

Все  Видящей   Царь,

Воздаст   горделивым  по  праву.

Унижены  будут,

Кто  в  сердце  своем,

Сажающий  семя  нечестье.

Их  всходы  гордыни

И  в  помыслах  зло,

Рожденных  в  лукавое  время.

Оно  в  осуждение,  им  будет  во  зло,

Да  сгинет,  лукавое  племя.

 

 

СТРОФА 1.

О  сыны,  от  чересел  мужей

И   дети  женою  рожденных.

Доколи  в  неведение  будите  вы,

Доколе   в  сердцах  ваших,

Будут   лишь  сны.

Вы  те,  кто  повержен  душой,

На  путях  опаленных.

Идите  скорей,  бегите  быстрей,

Плоды  ваших  дел,

Лишь  ничтожное  бремя.

Суетный  поток,

Ваших  умственных  дел,

Ничтожный  росток,

Вы  у  праха  удел.                                                                                             62.

 

АНТИСТРОФА  1.

Да,  возрадуются    мужи    уповающие,

Да,  возвеселятся   дщери   ищущие,

Тебя,   Тебя   Единого,

Как  Царя  Вечно  Живущего.

Славьте   Того,  кто  закон  утвердил,

Справедливость   воздвиг,

Судный  день  объявил.

Непременно   придет,

Только  Он  знает  час,

Трубный   звон  возгремит,

Будет  страшен  сей  глас.

Только  те,  кто  с  щитом    укрывающим.   Братия!

Ради  веры  они  в  жизни  зло,  почитали  за  счастье.

Им  одним  дан  венец,

Торжествующий  лик.

Так  пройдут  они  путь  не  заметят  конец

И  печали  и  злу  будит  разве   что  миг,

Не   заметят  они  в  жизни  злого  пути.

 

 

СТРОФА 2.

Нечестивые   близко  к  закату,

Запечатано  сердце  у  них.

Лик  их  грозен и  подобен  раскату,

Бродят  помыслы,  разум  их  лих.

Путь  невежества,  мраком  овеян,

Отблеск  молнии,  слышен  лишь  гром,                                                        63.

Порожденные  злом,   злом  и  пагубой  сеян,

В  ком  теснота  души  и  руиною  зиждется  дом.

Вот  идут  они  страхом  объяты,

В  тесноте  своих  дум,  утомленных  от  страсти  душой.

Что  их  ждет,   заросло  полыньем  и  как  бут  то  уж   кляты,

Нет  уж  больше  надежд,

А  на  сердце  болезнь   и  давно  уже  зной.

 

 

АНТИСТРОФА  2.

Иль  странник  однажды,   с  приникшей  мечтой,

Себя,  свое   сердце  понудив.

Случайно  в  селенье  зашел  он  с  торбой,

Увидев   жилище,  порушенный  строй,

Свой  дух  возбудил,  обессудив.

Сказал  он  в  себе,

О,  возри  наконец,

Создавший  миры  и  времения.

Кто  может   из  мертвого  жизнь  возвести,

Порушив  причину  забвения.

Как,  может  долина  заснувшая  сном,

Где  смерть  одолела  вершины,

Вдруг  вновь  пробудится,

Воскреснуть    в  былом

И  сбросить  свой  прах   и  руины.

Сомнение  в  вере,

Непрочность  основ,

Строитель  никчемный   иллюзий  и   грез,

Твой  дом  лишь  до  случае   годен.                                                             64.

Как  вдруг,  как  подкошенный,

Пал  горделец,

Сраженный  смертельным  недугом.

Руиною  сам  обратился  пришлец,

Во  прах  был  повержен  он  громом.

И  долгий  свой  век,   был  у  гибели  раб,

Невольником  смерти,  подвластным.

Но,  смерть  отступила,

Услышал  он  глас,

Скажи  сколько  было  забвение

И  он  отвечал,  я  не  знаю  Отец,

Наверно  лишь  день,

А  быть  может  и  час,

Я  был  в  забытье  лишь  не  много.

Ты  долгих  сто  лет,

Пролежал  в  не  бытье,

Услышал  он  вдруг  поучение.

Возри  на  те  кости,  что  рядом  с  тобой,

Он  был  твой  осел

И  ты  ездил  с  торбой,

Теперь   лишь  скелет  и  обглоданы  кости.

А  пища  твоя,  что  была  у  тебя,

Не  тронута  даже  и  вкусом.

 

 

СТРОФА  3.

Когда  к  тебе  приходят  лицемеры

И  говорят  свидетельство  из  веры.

Не  доверяй  их  льстивым,                                                                                 65.

Спутанным  речам,

Сплетенными  в  узлы,

Повернутых  сердец,  в  ком  совести  на  грамм,

Больных  сердец,  недугом  омраченных.

Под  маской  добродетели,  устам  велиреченных,

Не  ведомы  границы  и  стыда

И  для  греха,  на  них  накинута  узда.

И  клятвами  они,  не  дорожат  ни  чуть,

Удобная  тропа,  но  слишком  скользок  путь.

Как  за  скалой  великой  и  высокой,

Они  хоронят  ложь,  как  тайну  ночи  темной.

Что  б  зло  души,  представить  ясным  днем,

Ссудив  простым  не  выгодный  заем.

Тем  самым  совращая  на  пути,

Идущих  тех,  кто  был  еще  в  нови.

Уверовав,  но  обретя  ярмо,

Не  выдержав  труда  не  возлюбив  Его.

Не  покорив  себя  душою  без  остатка,

Строитель  дома  тщетный,  где  не  надежна  кладка.

Как  гроб,  что  привлекает  глаз,

Своим  убранством  величавым.

Но,  так  ли  все    внутри,

Где  дух  сквозит  лукавым.

Жалеючи  себя  на  подвиг  не  годится,

Что  б  оправдать  себя,  любая  ложь  сгодится.

О  лицемер,  в  своем  двуличии    злодей,

Ты  враг  людей  и  враг  покоя,

В  своей  плаксивой  доброте,

Приносишь  лишь  ты  людям  горе.                                                             66.

 

 

АНТИСТРОФА 3.

Звезда  лучезарная,  в  ночной  тишине,

Свой  свет  ты  даруешь,

Идущим  во  тьме.

Тропой  одинокой,  во  мгле  роковой,

Идущий  в  печали,  колючей  стезей.

Он  взор  свой  пытливый,

Во  тьму  устремил.

В  надежде  быть  может,

Достигнуть  вершин.

Мечтою  своей  отомстить  не  простив,

Своим  горьким  бедам,

Невзгодам  былым.

Небесный  орнамент,  знамения  печать,

Лишь  только  разумным,  дано  все  понять.

Постичь  сокровенные  тайны  небес,

Пророческий  глас,  сокровенных  словес.

Ни  что,  не  изменит  сей  путь  роковой,

Ни  кто,  не  отменит  порядок  и  строй.

Заложенный  в  тайне,  в  начале  веков

И  явленных  ныне,  времением  миров.

Да  срока  владычество  бренных  границ,

Уж  близится  чтение,  последних  страниц.

И  вот  приближается  знак  в  вышине,

Что  б  всем  обьявить  о  законченном  дне.

Вот  молнии  блеск,  так  разрезан  эфир,

Скользнула  звезда,  как  светящий  сапфир,                                                   67.

Недолгим  мгновением  свет  остывал,

Пронзенной  стрелою,  мечтания  прервал.

Ну,  что  горделец,  с  неспокойной  душой,

Возри  на  смирения,  как  на  лучший   покой.

 

 

ЭПИСОДИЙ   ЧЕТВЕРТЫЙ.

 

СЦЕНА     ПЕРВАЯ.

(Гуннар прибывает  в  Новгород  и  встречается  с  Белавой.

Сумерки,  у  дома  стоит  Белава.)

 

ГУННАР.

Мой  свет,  моя  заря,  вершина  совершенства,

Не  в  силах  даже  ночь,  затмить  тебя.

С  тобой  единственной  я  чувствую  блаженства,

С  тобой  я  сильным  чувствую  себя,

Ведь  ты  мой  день,  я  так  люблю  тебя.

 

 

БЕЛАВА.

Мне  страшно  за  тебя  Гуннар,

Мая  душа  в  надрыве,

Я  чувствую  беду,  не  далеко  она.

Не  долгой  быть,  моей  любви  счастливой

И  радости  моей,  пленительный  восторг.

Как  утренней  порой,   когда  зарей  рожденной,

Украшен  мир  красой

И  радостью  вдохновленной.                                                                       68.

Но,  в  полдень  восстает,

Палящий  зной  пустынный.

Все  опалив  собой,

Нещадный   жар  стихийный.

И  скошенными  быть,

Нам  суждено  с  тобою.

Оставив  в  жизни  след,

В  устах  людских,  молвою.

 

 

ГУННАР.

Не  думай  о  плохом,

Зачем  душе  надрывы.

Мы  вместе,  я  с  тобой,

Мы  покорим  вершины.

 

 

БЕЛАВА.

Предчувствие   меня  гнетут  нещадно.

В  груди  моей  не  зримая  печаль.

 

 

ГУННАР.

(Берет  за  руку   Белаву  и  прижимает  ее

к  своему  сердцу.)

 

Нет  повода  тебе,  печалью  томится,

С  тобой  я  рядом,  мы  сильны  вдвоем.

БЕЛАВА.                                                              69.

Я  верю,  я  всецело  верю,

Ты  для  меня,  надежная  стена.

Ты  солнца  свет,  гроза  ночному  мраку,

Заря   Авроры,  радостный   восход.

В  тени  могучих  крыл,  твоих  орлиных,

Я  чувствую  себя,  сильней  врагов  своих.

 

 

ГУННАР.

Белава  ты  моя  отрада,

Я  не  нашел  души  родней  и  ближе,  чем  твоя.

Но,  знать  я  должен,

Будь  со  мной  открыта,

Я  ободном  хочу  спросить  тебя.

Пойдешь  ли  ты  за  мной,

Путями  злой  кручины,

Когда  терновые  венцы   и   в  мраке  все  долины.

Когда  огнем  мостится  путь,

В  душе  недуг   и  смерти  страх,

В  тоске  сжимает   грудь.

Когда  нет  слов,  что  б  выразить  смятение

И  тяжко  на  душе  от  горя  и  томление.

О  нет!   О  что  я  говорю,

Еще  раз  нет.   Я  не  хочу,

Лишать  тебя  покоя.

Вся  жизнь  моя,  как  лабиринт,

Негодный  времени  фасон,

Невзрачного  покроя.

Моя  голубка,                                                                                               70.

Небес  высоких,  херувим,

Ты  рождена  для  счастья  и  покоя.

К  чему  терзания  души,

Оставь  их  тем,  кто  обречен,

Неизлечим  и  болен.

 

 

БЕЛАВА.

С  тобой  готова  я  пойти  на  край  земли,

Мне  не  страшны,

Ни  горе,  ни  печали.

Тебе  нужна  моя  рука,

Возьми  ее,

Она  тебе  опорой  будет.

Тебе  нужна  моя  душа,

Возьми  ее,

Она  тебе  отрадой  будет.

И  жизнь  свою,

Тебе  я  отдаю  без  сожаленья.

Жить  без  тебя

И  без  твоей  любви,

Одно  лишь  тяжкое  мученье,

Я  не  смогу,  на  то  не  хватит  сил.

 

 

ГУННАР.

С  тобой  мы  данники  в  неволи

В  покорстве  служим  мы,  своей  кручинной  доли.

Не  в  силе  превозмочь                                                                                     71.

В  своей  судьбе  начертанный   предел.

И  с  отвращеньем   носим  бремена,

Как  тягостный  удел.

Как  не  ропщи   на   жизнь,

На   время  и  богов,

Нет   власти   одолеть  назначенных  годов.

И  то,  что  суждено,  увы  не избежать

И  да  же  зная  все,  от  зла  не  убежать.

Прости,  меня  Белава,  не  суди

Но,  видно  нам  с  тобой,  увы  не  по  пути.

 

(Гуннар  уходит.  Оставляет  Белаву   одну.)

 

 

БЕЛАВА.

Гуннар  постой,  остановись,

Не  оставляй  меня  в  печали.

Моей  души  рукой  коснись,

Мне  не  страшны  с  тобою  дали.

Не  уходи,  не  оставляй,

Не  разбивай  сосут  святыни.

Оборотись,  возри,

Очами  жалостью  питая.

 

О  свет,   теперь  мне  все,  как  тьма,

С  любимым,  распрощалась  я  на  веки.

 

КОРИФЕЙ.

Возри  на  миг,  святой  любви,                                                                        72.

Приникните  на  чудо  в  час  молений.

И  в  умиленье  род  людской  благослови,

Отбросьте   пагубу,   пустых  сомнений.

И  не  стыдитесь  слез –  достигшие  прощенья,

Истлеет  образ  зла  и  мщенья,

Восторжествует  кротость  и  любовь

И  будет  мир  в  спасение  вновь.

 

СЦЕНА   ВТОАЯ.

( Гуннар   в  раздумье  с   самим  собой.)

 

ГУННАР.

 

Когда  идешь  своей  проторенной  дорогой,

Не  много   тратишь  сердце  на  пути.

Но,  жизнь   увы,   она   бывает   строгой,

Немало  жертв  отдать  придется,  что  б  дойти.

Но,  цель   она  ворожит  око,

Ведь  сердце  там,  где   клад  твоей  души,

Сокровище,  которое  пленяет  светом

И   манит  дух,  зовущий   изнутри.

А  если  все  мираж

И  темнота,   что  лишь  зовется  светом

И   впереди  маячится  обман.

К  чему,  тогда  потуки   страсти  скорой,

Лишь  бренный  путь,  напрасные  труды.

Но,  жажда  мести,

Иль  только  жить  в  смирении,

С  позором  волочить  свои  путы.                                                                73.

И  слышать  смех,  в  достоинстве  небрежных

И  лицезреть  свой  лик  в  уныние  и  глуши.

О  нет!  Одно  лишь  избавление,

Обрести   покой  с  душою  в  умиление.

А  если  нет.  Иль  не   дано.

То,  лучше  смерть,   но  с  поднятой  главою,

Чем  жить  под  путами  кряхтя

И  быть  сдавленными  пятою,

Терпеть  надменный  смех  глупца

И  лицезреть  довольного  лжеца

И  более   того,  довольного  собою.

О  нет,  восстать

И  не  принять  лихое.

К  чему  держать  себя  в  уздах,

Когда  кругом  лишь  злое.

Зачем  тушить  в  себе  огонь,

Решимость  и  надежду,

Мириться  с  тем,  кто  сеет  зло,

Что  б  пожинать,  потом  плевелы.

Зачем  губить  свой  вешний  сад

И  плод,  созреть  готовый  в  силе.

Так,  вянет  цвет,  цветов  надежд

И  угасает  вся  решимость  наша.

Бесплодными  становятся  дела

И  гибнут  замыслы  готовые  к  свершению.

И  все  от  немощи,

Духовной  суеты,

Не  крепкого  ума.

Подвластного  сомнениям.                                                                           74.

 

 

(  К  Гуннару  подходят  друзья

Трюггви    и    Хродгейр. )

 

ТРЮГГВИ.

Тебя   Гуннар    я  вижу   хмурым   и  унылым.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Что,  за  кручина   гложит,  так  тебя.

 

 

ГУННАР.

Мой  лик   в   ненастье  ныне,

Не  видно  солнце   из  за  туч,

Затянут  мрачною   завесой,

И   день  покрыт,  белесовою   мглой.

Тому  виной  душа,  что  зыпка,

Когда  нет  прочности  основ,

Когда  стоишь  на  перепутье

И  в  чувствах  слякоть  и  одно  распутье.

 

ТРЮГГВИ.

Открой  себя  и   не  томись  душою,

Мы  были  в  битвах  и  не  раз.

Стеной  стояли  мы  порою

И  все  враги  боялись  нас.

Мы  викинги  и  рождены  для  славы,                                                       75.

В  крови  крещен   наш  жизни  путь.

И  по  тому  мы   чтим  уставы,

В  которых  честь  есть  смысл  и  суть.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Он  прав  мы  не  рабы,

Мы  знаем  цену  чести.

Для  нас  достоинство,  ни  звук  пустой,

Мы  не  в  плену  у  лицемерия  и  лести.

 

 

ГУННАР.

Друзья  я  верю  вам,

Как  верю  я  себе.

В  меня  вдохнули  вы,

Свой  дух,  отваги  и  восторга.

Но,  ловкий,  хитрый  птицелов,

Лукаво  ставит  сети.

Презревший  честь  и  страх  богов,

В  руках  его,  одни  лишь  плети.

Устами  мягче,  чем  елей,

Он  лобызает  душу.

Но,  льва  рык  грозного  милей,

Чем  слов  речей  его,  холодных  словно  в  стужу.

 

 

ТРЮГГВИ.

О  ком,  ты  говоришь  Гуннар,                                                                       76.

Скажи  ясней,  что  б  стало  все  прозрачно.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Готов   услышать  я  слова,

Пусть  даже  громом  будут.

Пусть  даже  подо  мной  земля,

Разверзнется  устами

И  побегут  в  поля  стада  спасения  не  зная.

 

 

ГУННАР.

Послушайте  меня,  внимайте   слову,

В  загадке  с  вами  буду  говорить.

Узрите  образ  сущий  змеелову,

Изрыгните,  что  б  вам  его  не  чтить.

О,  напрягите  чувства,  сердце  взвести  мерой

И  на  весы  положите  совесть  и  закон.

И  суд  свой  справедливый,

Руками  сотворите.

Пусть  сгинет  враг  не  годный,

Посеявшее  зло.

 

ТРЮГГВИ.

Так,  говори.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Так   говори,  же.                                                                                             77.

 

 

ГУННАР.

Я  видел   в  небе  ясным  днем,

Когда  лучи  бросают  злато,

Светило,  пламенным  огнем,

Рождало  музу,  дочь  Эрато.

Она  кифарою  своей,

Любовь,  поэзией  творила.

Венком  из  роз,  была  милей,

Она  любовью,  мир  дарила.

И  в  чистоте  строк,  музы  строгой,

Когда  мастится  даль,  дорогой,

Была  она  не  горделива

И  не  была  велеречива.

Ее  поэзии  строка,

Будила  спящие  сердца.

И  я  услышал  от  нее,

Когда  внимал  в  восторге  милом,

Сердечный  всхлип  ее  души,

В  минутах  слез  и  дум  унылых.

Своим  мовением  руки,

Она  завесу  приоткрыла.

Вдруг  я  увидел  мир  иной,

В  котором  дух  парил  родной.

Он,  как  орел  парил  великий,

Был  красотой  не  отразим.

В  радужном  свете,  он  был  бликий,

Огнем  пылал,  как  херувим.                                                                             78.

Но,  не  всегда  на  небе  ясном,

В  лазурной  глади  чистота.

Бывает  время  непогоды,

Когда  ненастны  наши  годы,

Печали  полные,  пора.

Когда  на  горе,  так  щедра,

Стезя,  тернистая  дорога,

Судьбой,  мощенная  убога,

Ее  извилисты  пути,

Конца,  которым  не  найти.

 

Друзья,   о  как  унылы  эти  звуки,

Я  говорю  о  той  науки,

Когда  у  сильных  есть  друзья,

Всегда,  по  близости  змея.

Готовая  изрыгнуть  ядом,

Когда  внимание  уснет,

Иль  умиленье  снизойдет,

В  душе  наивные  порывы,

О  человеке  и  добре,

Как  бут  то   он,  как  бог  везде.

Но,  нет  у  каждого  своя  причина

И  на  лице  всегда  личина,

Из  лицемерия  и  зла,

Ведь  нет  ни  правды  ни  добра.

Во  зле  погрязшие,  в  пороках,

Что  там  в  дали,  не  зримо  оком.

А  жизнь  и  время  чертят  круг,

Который  полон  всех  недуг.                                                                           79.

 

Но,  был  герой,  был  вождь  дружины,

Рожден  по  праву,  быть  у  вершины.

В  своей  груди  он  мог  вместить,

Сердца  других  их  стон  и  боль,

Не  упрекнуть  и  не  сразить,

Не  бросить  души,  в  ком  есть  соль.

И  в  битвах  грозных,  на  поле  бранном,

Он  был  лишь  страшен  для  врагов.

Но,  был  он  лучшем  гостем  званным

И  на  пирах  не  чтил  даров.

Ни  жемчуга,   ни   блеск  сапфира,

Не  привлекали  взор  его.

Он  не  ценил  значенье  мира,

Когда  в  понятие  кумира,

Лишь  только  смысл,  бытие.

Был  он  поборник  духа  славы,

Он  честь  свою  берег,  как  мог.

Любил  он  тех,  чьи  добры  нравы,

В  душе  убранствуют  чертог.

Но,  был  один,  он не  был  честен,

Нутром  своим  злонравный  был

В  угоду  мог,  он  быть  прелестен

И  зло  души  своей  сокрыл.

Зачал  он  в  чреве,  злобным  духом,

Коварный  замысел  во  тьме.

К  сердечным  чувствам,  глух  был  слухом

И   не  прислушивался   к  себе.

Ходил  он  с  бременем  не  легким                                                                    80.

В  себе  вынашивал  порок,

С  предосужденьем   жестоким,

В  неправде  он  возвысил  рог.

И  разрешился  духом  ложным,

Родил  обман  и  терний  путь

И  утвердился  в  непреложном.

В  основе  той,  что  злобы  суть.

 

Вот  однажды  дервиш  кроткий

Попросился  на  ночлег.

Он  не  стал  искать  ханаку,

Что  б  почтить  в  мазаре  прах.

В  диком  вихре  стал  кружиться,

Исполнял  обряд  отцов,

То  в  экстазе  он  молился,

То  по  кругу  бегал  вновь,

То  читал  в  отчаяние  смелом

Он   обрывки  из  стихов.

Исполняя  танец  странный,

Он  себя  не  понимал,

Был  загадкою    и   тайной,

Скрытый  смысл  тем  влагал.

И  хозяин  дома  славный,

Протянул  ему  ладонь,

Что  бы  был,  он  гостем  главным

И  унял  везде  огонь.

Но,  факир  вдруг  с  гордым  видом

Не  принял  его  руки,

Он  отверг  его  заботу,                                                                              81.

Пламень  сердца  бросил  вон

И  попрал  всю  позолоту,

Чести  он  нанес  урон.

Бедный  дервиш  с  нищим  сердцем,

Возгордившийся  собой,

Не  по  праву  утвердился,

Соблазнившийся  мечтой.

Утвердился  лихой  злобой,

Кровь  пролил  во  свете  дня.

Став  хозяином  жилище,

Где  недавно  гостем  был.

Так,  скажите  вы  мне  други,

Что  заслуживает  враг.

Если  он  убил,  кто  сердцем,

Был  ему  и  друг  и  брат.

 

 

ТРЮГГВИ.

Смерть  ему  одна  дорога,

Пусть  он  сгинет  в  мир  иной.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Смерти  тот,  достоин  лютой,

Кто  любовь  во  прах  втоптал.

 

 

ГУННАР.

Князь  наш  Рюрик  он  убийца,                                                                       82.

Он  попрал  закон  и  честь,

Он  воссел  на  трон  престола,

Где  отец  мой  должен  быть.

 

 

ТРЮГГВИ.

Нет  у  нас  иной  дороги,

Нет  обратного  пути,

Мы  с  тобой,

Будь  вождь,  наш  строгий,

Ты,  достоин  нас  вести.

 

 

ХРОДГЕЙР.

Честь  и  совесть  наш  обычай,

Что  дороже  может  быть.

Жить  с  позором,  нет  не  стоит,

Лучше  смерть,  чем  в  прахе  жить.

 

 

ГУННАР.

Друзья,  ценю  я  вас,  за  ваш  ответ

И  для  меня  святыня,  ваши  чувства.

Что  будет    впереди  не  знаю  я

Но,  ваш  порыв,  мне  не  забыть  во  веки.

 

КОРИФЕЙ.

И  видел  я,  в  его  очах  глубины,

В  которых,  отражалось  небо  и  вершины,                                             83.

Его  души.   Не  ведавший   покой,

С   неумолимой  и   с   жестокою   судьбой.

Стезей  колючей  и  дорогой

Полной  бед.  Идешь  ты  одинокий,

Как  странник   дав  обет.

В   свои  года  младые,   в  своих  не  полных   лет.

 

(Гуннар,  Хродгейр,  Трюггви  уходят.)

 

 

СЦЕНА   ТРЕТИЯ.

( Новгород,  резиденция   князя.

Рюрик,  Олег,   Орм  встречаются

вместе.)

 

РЮРИК.

Уже  довольно  лет,

Прошло  с  тех  пор,

Как  мы  пришли  сюда,

Владеть  землей  суровой.

 

( Пауза.)

 

Мы   много  дел  свершили  вместе,

Нам  есть  теперь,  чего  сказать.

Но,  предстоит  на  этом  месте,

Теперь  свое,  свой  мир  создать.

 

84.

ОЛЕГ.

Ты  много  дел  свершил  великих,

Ты  князь  достоин  в  славе  быть,

Своей  рукой  изгнал  ты  низких

И  приучил  себя  любить.

Ты  дал  спокойствие  народу,

Раздора    больше  нет  у  них,

Пусть  смерды  будут  рады  роду,

Что  так  заботятся  о  них.

 

 

ОРМ.

Твоею  милостью  великой,

Тебе  обязаны   они.

Веками  жили  в  стаде  диком,

Влачили  скорбь  и  в  суе,  дни.

Раздорами  земля  пылала,

Согласие  не  было,   у  них

И  в  нищете  духовной  жили,

Поправ  закон,  вобравши   лжи.

 

 

РЮРИК.

Я  с  вами  полностью  согласен

В  моей  груди  нашли  приют,

Слова  мужей,  достойных  в  славе,

Чье  мненье,  ценно  для  меня,

Оно,  как  свет  в  неволе  дня.

Как  фонари   светить  готовы,                                                                          85.

В  путях  окутанные  тьмой.

Когда  навеяны  судьбой,

Идешь  неведанной  тропой.

И  по  тому  спросить  я  вправе,

У  тех,  чьим сердцем  дорожу,

В  чью  дверь  без  страха  я  вхожу

И  тех,  кого  я  не  сужу.

Скажите  мне,  душой   открытой,

Что  думаете   вы  в  сердцах,

О   Гуннаре,  о  войне  храбром,

Что  носит  мрачный  дух  его.

Какие  тайны  в  нем  сокрыты,

Готовы  вы  ли  мне  теперь,

Открыть  неведомую  дверь,

Его  души  и  в  сердце  тайны.

Что  в  нем  гнездится  в  глубине,

Что  мыслит  он  в  печали  хмурой

И  как  отшельник  тенью  смурой,

Он  ходит  поступью  немой,

С  собой  влача  свой  дух  больной.

 

 

ОЛЕГ.

Давно  замечена  печаль,

Его  снедает  червь  гордыни,

Теперь  подобен  он  пустыни,

Как  сумрачная,  злая  даль.

 

86.

ОРМ.

Скажу  я  больше,

Князь,  дозволь.

Я  вижу  замысел  коварный

И  горе.   Здесь  он  не  один.

 

 

РЮРИК.

Сказал,  ты  горе

Ну,  напрасно.

Не  уж,  то  замысел  велик.

Не  думаю,  что  так  серьезно,

Здесь   вижу  я  неблагодарность,

Его  надменный  гордый  лик.

 

 

ОЛЕГ.

Ты  одарил  его  безмерно

Своею  милостью  сполна.

Своих  щедрот  ты  не  жалел,

Увы,  теперь  ты  не  в  удел.

В  его  груди  тебе  нет  места.

Он  не  печется  о  тебе.

 

 

ОРМ.

Злой  дух  теперь  его  смущает,

Внушает  мысли  против  нас.

Вот  и  гюдья9  о  нем  вещает                                                                       87.

И  сей  увы  недобрый  глас

Богов  усердная  жрица.

В  восторге  пламенном  она

Провозгласила  из  уст  царицы,

О том,  что  ждет  тебя  беда.

Не  лучше  ль  Фригги10  поклониться

И  в  благодарности  признать,

Что  род  твой   князь,  во  всем  почтиться.

Ведь  на  тебе  лежит  печать.

Но  враг  твой,  что  готовит  ковы,

Он  должен  смерть  свою  познать,

Что  б  избежать  тебе  крамолы.

Убей,  пока  неровен  час.

 

РЮРИК.

Убить.

Его,  как  сына  принял  я.

( пауза.)

 

Я  видел,  как  он  рос,  мужал,

Как  становился  сильным.

Как  ранний  ум  его  крепчал

 

_______________________________________________________________

Гюдия9 –  жрица  в   религии  викингов.

Фригги10 – Скандинавская    богиня.

(  Жена  Одина,  в   его   отсутствии   становится

женой    его  братьев.)

88.

И  сердцем  он  овладевал,

Законы  чести  и  разума  вершины.

В  его  глазах  я  видел  блеск,

Он  не  рабом  рожденный.

 

ОЛЕГ.

Раб  тот,  кто  страх  свой  не  сумел,

Себе  слугою  сделать.

Кто  честь  свою  не  бережет,

Считая   тлен  уделом.

 

 

РЮРИК.

С  тобой  Олег  согласен  я,

Так  человек,  он  слаб  во  всем

Но,  Гуннар  он  достоин  славы.

 

 

ОРМ.

И  все  же  князь,

Дороже  жизни,  ни  чего  ты  не  найдешь  в  помине.

Под  солнцем  все,  везде  одно,

Ни  где,  нет  перемены.

 

РЮРИК.

Поручим  слугам  мы  своим,

Пускай  они   узнают.

 

89.

КОРИФЕЙ.

Решили  слугам  поручить,

Ну  что  ж  весьма,  прелестно.

Хотя  для  них  конечно  лестно,

Своим  хозяевам  угодить.

А  что  до  слуг,  то  тут  особый   разговор,

Ведь  не  секрет,  для  них  не  важен,  будет  приговор.

На  многое  они  совсем  не  претендуют,

Известно  им,  что  их  ни  кто  не   коронует.

И  остается  им,

Лишь  угождать  другим.

Да  кланяться   во  прах,

Скрывая  ото   всех.   Свой  низкий,  подлый  страх.

 

 

СЦЕНА   ЧЕТВЕРТАЯ.

( Расположение   военного      лагеря.

Двое   слуг  ведут   разговор.)

 

СВЕЙН.

Нам  князь  дал  поручение  непростое,

Его   исполнить  нам  поручено  скорей.

 

 

ФЛОКИ.

Легко  сказать,

Не  так  все  просто  сделать.

 

90.

СВЕЙН.

Нам  все  обдумать  надлежит,

Как  лучше  сеть  расставить.

 

 

ФЛОКИ.

И  главное,  как  не  попасться,

Нам  самим.

 

СВЕЙН.

Мы  будем  с   ним  вести   сторонний   разговор,

Едва  касаться  струн,

Души  его.

Себя  не  выдавая,  свой  тайный  слог,

Но  надлежит  нам  выведать   его  таинственный  предлог.

 

 

ФЛОКИ.

Вести  лукавый  разговор,

О  да,  чего  уж  тут  скрывать,

Научен  я  давно.

И   с   тем,  что  б  в  этой  жизни   выживать,

Я  не  герой,  мне  лучше  жить,  чем  славно  умирать.

 

 

СВЕЙН.

Ну  вот  и  по  тому  мы  вместе.

Ты  мой  брат.

91.

СЦЕНА   ПЯТАЯ.

(Свейн  и  Флоки    встречают  Гуннара.)

 

 

СВЕЙН.

Приветствую  тебя  Гуннар!

Твой  дух  воинственный,  достоин  восхищения,

Ты  мужеством,  геройством   превзошел

И   даже  князь  наш  почитает  за  смирения,

Вести  с  тобой  любезный   разговор.

ГУННАР.

Не  продолжай,

Мне   режет  слух,

Напыщенный  восторг,

Я  не  привык  к  помпезным  восклицанием.

 

 

СВЕЙН.

Напрасно.

Себя  превозношением  всяким,

Мы  в  праве,  сердце  тешить,

Достоинство  храня.

Ведь  человек  обязан,

Себя  любить,  единственной  любовью.

 

 

ГУННАР.

Любить  себя

О  да,  но  не  в  ущерб  другим.                                                                          92.

И  даже  не  в  ущерб,  себе  родному,

Забота  о  себе,  должна  нуждаться  в  мере.

 

 

СВЕЙН.

Что  значит  мера,  кто  ее  познал,

Кто  знает,  где  желанием  граница.

Безбрежен  человек  в  своих  страстях,

На  то,  стихия  мира  потыкает.

 

ГУННАР.

Свободный  человек

Он  даже,  если  в  скорлупе,

Ему  и  там  не  будет  тесно.

Раб  тот,  кто  раб  душой,

Ему  везде,  во  всем  мерещится  разбой.

 

КОРИФЕЙ.

Свобода!   О  сколько   рассуждений.

Свобода  для   свободных,  но  закон,

Для  беззаконных,   угрозою  и  страхом   служит   он.

 

СВЕЙН.

Ты  просто  хочешь  быть  таким.

 

 

ГУННАР.

Ты  прав.   Иметь  желание,   уже  не   мало.

93.

СВЕЙН.

Но,  мир  не  совершен,

Он  был  всегда  таким.

 

 

ГУННАР.

(  Говорит  в   сторону.)

Эти  люди  пришли  не  спроста.

 

СВЕЙН.

По  твоему  восстать,  единственно  возможно.

 

ГУННАР.

Гордыней  обуять,  забыть  о  непреложном,

Иль  век  в  смирение  быть,

Отвергнуть,  то  что  ложно.

Есть  два  пути,

Один  широк,

Другой  скорбями  страшен.

 

(После  этих  слов  Гуннар,  очень  грозно посмотрел

На  Флоки  и  на  Свейна.

Дрожь  и  трепет  охватило,    слуг  князя.)

 

СВЕЙН.

Друзья  к  чему  весь  этот  спор,

Не  лучше   ль   нам  закончить  этот  разговор.

Есть  много  тем,  приятных  для  души,

Когда  отрада,  сладость  сердцу   доставляет,                                                94.

Мечтания  в  слух,  что  так  пьянят  и    восхищает.

 

ФЛОКИ.

Ну  да,  например  разговор  о  женщинах.

 

СВЕЙН.

Да,  да  друзья,  я  это  и  имел  ввиду,

Ведь  это  нам,  как  раз  к  лицу.

Мы  молоды  и  так,  приятно  жить,

Мы  все  должны  красиво  время  проводить.

 

ГУННАР.

(  В  сторону.)

Два  глупца.

Вслух.

Друзей  я  выбирать  привык,

Вы  не  друзья

И  с  вами  знаться  я  больше  не  желаю.

 

( Гуннар  тут  же  уходит.)

 

ФЛОКИ.

Ну,  что  имел  возможность  видеть.

 

СВЕЙН.

Его  я  больше  стал

И  презирать  и  ненавидеть,

Прощать  обиды,  уж  это  не   по  мне.

95.

ФЛОКИ.

Князь  должен  знать,

Все  обо   всем.

Но,  мы  расскажем  больше.

 

СЦЕНА    ШЕСТАЯ.

 

(  Покои      князя.

Рюрик,     Свейн    и      Флоки.)

 

ФЛОКИ.

Великий  князь,  позволь  нам  молвить,

Его  мы  видели

И  есть  нам,  что  сказать.

СВЕЙН.

Он  не  в  себе,

Безумством  болен

И  сердцем крайне,  обездолен.

Душа  его,  увы  в  надрыве

И  близок,  он  в  своем  порыве,

Деяния  страшные  вершить,

Алтарь  свой  кровью  окропить.

Мечтой  своей  он  одержим,

Достичь  величие  и  славы

И  что,  ему  покой  державы,

Народа  доброе  житие,

Не  даст  цены  он  за  нее.

Угрюм  и  мрачен  он  душой

И  жизнь  свою  влачит  с  тоской.                                                                     96.

А  в  обездоленной  душе,

Таится  зло  на  самом  дне.

Оно,  как  червь  грызет  и  точит

И  рана  кровью  кровоточит

И  нет  покоя,  нет  отрады,

Кругом,  везде  одни  преграды.

 

ФЛОКИ.

Обида  в  этом  вся  причина,

Не  может   на  сердце  рана  вдруг,

Взять  и  зажить,  увы  таков  недуг.

 

РЮРИК.

Обида,  в  чем  она  была.

СВЕЙН.

Не  знаем  мы

Но,  это  так.

 

ФЛОКИ.

Болезнь  уже  не  излечить.

 

РЮРИК.

Ступайте.

 

( Свейн  и    Флоки    уходят.

Рюрик   остается    один.)

 

РЮРИК.

( В  сторону.)                                                  97.

Его  отец  убит  моей  рукой

И  в  крови  матери  его,  я  полностью  повинен.

Стоит  высокою  стеной,

Моих      деяний    рук   несправедливых,

Сих  преступлений,   свершенных    мною.

Но,  поступить  иначе  я  не  мог

И  каяться  мне,  не   в    чем    пред  собою.

Я  не  рожден,  что   б   быть   вторым,

Стоять  у  славы  часовым

И   быть  у  почести   в   бесславии.

Мой  род  великий,  мне  это  не  простит

И  имя,  что  ношу  я  над  собой

Не  в   праве  я,  предать   забвению,

Обречь  его  на  уничижение.

 

КОРИФЕЙ.

Но,  он  тебе  был  друг

И  был   тебе,   как    брат.

 

РЮРИК.

(  В  сторону.)

О  да,   я  слышу  голос  твой.

О,   совесть.

 

( В  покои  князя  входит   Орм.)

 

ОРМ.

Тебя  приветствую  мой   князь!

Какой   великолепный  день,                                                                             98.

Сегодня   выдался  на  славу.

На  небе,  солнце    лишь  одно

И  все  во  круг,  подвержено  сиянию.

И  от  такого  блеска  и   восторга  на  земле,

Ни  где,  нет  тени

Даже   малого  намека.

 

РЮРИК.

( В  сторону.)

Но,  мне  не  радостно  теперь,

Свою  я  славу  вижу  в  темени  заката.

Кто  разрешит  моих  сомнений  ворох

И  успокоит  дух,  терзающий  меня,

Его  зловредный  шорох.

 

(  Вслух.)

Былых  времен,  события  и  свершения,

Мне  нет  покоя,  тягостны  томления.

 

ОРМ.

Я  знаю,  что  тебя,  так  мучает,  теперь,

События  давно  минувших  дней.

Еще  свежа  картина,  тех  далеких  лет

И  явственно  ты  помнишь  тех,  кого  с  тобою  нет.

Хотя  давно  покрылись  шрамами  тела

И  голова  теперь  уже  седа

Но,  память  воскрешает  времена.

А  было  все,  совсем  не  зря,

Имеешь  ты  на  власть,  гораздо  больше  права.                                            99.

Ты  взял  свое,

Тебе  принадлежит,    престол  и  честь,

Ты  князь  и  этим  должен  дорожить.

 

РЮРИК.

( В  сторону.)

Я  взял  его  еще  младенцем,

Я  знал,   пред   ним   виновен  я.

Его  отца  убил,  я   подло,

Я  говорил  себе  стократ,

Что  буду  этим   вечно  клят.

И  на  потомство  наложу,

Печать  раздора  и  смуты   тьму.

Ну  я  не  в   силе  изменить

И  время  в  спять,  уже   не  обратить.

Теперь  случился  поворот,

Не  изменить,  таков   исход.

 

(  Вслух.)

Гуннар,  должен  умереть

Ступай,  остаться   я  хочу  один.

 

(Орм  уходит  и  оставляет    Рюрика  одного.)

 

КОРИФЕЙ.

Кто,   право  дал   тебе,   свой  суд   вершить.

Кто,   право  дал   тебе,  свой   приговор   провозгласить.

Ты   человек,   случайный   житель,

Рожденный   плотью   и   не   небожитель.                                                      100

Пришел   на    время,   что   б   уйти,

Едва   оставив,      след   в   пути.

И  ветер   следом   за   тобой,

Развеет   прах,   твой   сор    земной.

 

РЮРИК.

( в  сторону.)

Для  сына  моего,  который  мал  еще  в  летах,

Обязан  я  сберечь  престол.

Быть  может  лучше  будет  он,

Не  совершит,  он  злых  поступков,

Не  понесет  в  душе  урон.

 

О   власть,  твое  лихое  время,

Тобою  чреват,  ношу  ее,

Как  злое  бремя.

Зачал  я  помыслы  всего  лишь,

Чем  разрешусь  во  тьме  ночной.

Что,  может  доброе  в  неволе,

Когда  в  плену  твой  день  святой.

Когда  в  дали  лишь  тьма  и  тучи

И  ты  стоишь  у  края  кручи,

Взираешь  в  низ,  со  страхом  и  тоской

И  чувствуешь,  что  больше  нет  надежды  на   покой.

Когда  вдруг  осень,  так  нежданно,

Пришла  обиженной  вдовой

И  стала  вся,  она  так  бранна,

Что  страх  объял  меня  с  тоской.

И  разрешился  я  со  скорбью,                                                                     101.

Родил  не  верный  бранный  путь.

 

(Рюрик  чувствует  боль  в  груди,

он  начинает  задыхаться.

И  зовет  слуг  Флоки  и  Свейна.)

 

РЮРИК.

Я  чувствую  твое  дыхания  смерть,

Когтями  ты  вцепилась  в  горло.

Твой  смрад  зловонный  предо  мной,

Дохнула  ты  своим  нечестием

И  длань  свою  простерла  надо  мной.

 

( Приходят  слуги    Свейн  и  Флоки.)

 

ФЛОКИ.

(  Поддерживает       Рюрика.)

О,  князь  твой  вид  ужасен,

Во  власти  ты  болезни  сильной.

 

( Рюрик  изрыгает  кровью.)

 

РЮРИК.

Не  много  утомился  я,

Прилечь  хочу,  я  чувствую  усталость.

И  мне  воды  подайте,

Я  лик  свой  освежить  хочу.

 

( Свейн  и  Флоки  помогают    Рюрику.                                     102.

Потом    ведут  его  и  укладывают   на   ложе.)

 

РЮРИК.

Теперь    ступайте  прочь.

( Свейн  и   Флоки   уходят.)

 

ФЛОКИ.

Болезнь  его  сразила  силой

И  недуг  властвует  над  ним.

 

СВЕЙН.

Больна  душа  его

А  тело  только  вид,  его  болезни.

 

ФЛОКИ.

Он  кровью  изрыгает  то,   что  сам  пожрал,

Свое  же  беззаконие.

 

СВЕЙН.

Так  значит  правду  говорят,

Что  путь  он  кровью  окропил,

Когда  взбирался  на  вершину  власти.

 

ФЛОКИ.

Но,  тот  кто  власть  себе  доставил  кровью,

Ее  еще  прольет,  не  мало  он.

 

СТАСИМ    ЧЕТВЕРТЫЙ.

ХОР.                                                             103.

СТРОФА 1.

Песню  пою  я,

Песню  грустную,

Плачь  и  рыдай,  вместе  со  мной

О,  дщерь  земли,

Рожденная  в  печали.

Убери  с  лица  своего,  смех  и  радость,

Очи  свои  омочи,  слезою  скорбной.

Видел  я  мужа  сильного,

Мужеством  одаренного   с   силою  духовною.

В  ризу  он  облачился  в  белую,

Поясом  перепоясал чресла  свои

И  смело  пошел  он   по   пути  своему.

Не  убоится  он  молвы  худой  и  колючей,

Не  испугается  смеха  за  спиною  своей.

Он  продолжит  путь  свой,

Когда   на  пути  его,  будет  позор  и  бесчестие.

Лице  свое  он  соделает  твердым

И  не  убоится  угроз

И  даже  угрозы  смерти.

Он  протянет  руку  свою,

Руку  помощи  даже  злому,

Когда  тот  окажется  в  беде.

Он  продолжит  делать  добро,

Даже  если  кругом  зло

И  ненависть  покроет  землю

И  мрак  окутает  ее

И  расцветет  душа  его,  как  сад  вешний

И  росою  он  будет  орошен.                                                                             104.

Во  время  зноя  и  жары  нестерпимой.

И  ночь  не  испугает  его  мраком  своим

И  станет  он  источником  вод  многих

И  жаждущие   придут  и  будут  пить

И  утолят  жажду  свою.

И  алчущие   хлеба  придут

И   будут  есть  хлеб  из  руки  его

И  все  насытятся  и  утолят  жажду  свою.

Потому  что  он  прошел  путь  скорби  до  конца

И  дадут  имя  ему  победитель.

 

АНТИСТРОФА 1.

О  печаль   ты  моя  гнетущая,

Осенила  ты,  душу  мою  горемычную,

Черным  покровом  своим  безжалостным,

Мрачной  тенью  своей  нелюбезною.

Над  главою  моею  кружат,

Воронье,  словно  вырвавший  ад.

Что  кружите  вы  птицы  черные,

Словно  жаждою  вы  утомленные.

Вы  летите  к  себе  в  гнезда  милые,

Ждут  вас  там,  ваши  дети  родимые.

Вы  оставьте  меня   одного,

Я  душою  скорблю   и  мне,  так  тяжело.

С  кем  делил  я  свой  хлеб,

С  кем  я  кров,    свой  в  нужде   разделял,

Стал  теперь,  он  мне  враг

И  любовь  на  вражду   променял.

На  меня  он  поднял  свою  руку  с  мечем,                                             105.

Для  души  моей  стал,  он  нещадным  бичом.

Цепи  тяжкие  облегли  вы  меня,

Удален  от  меня  свет  свободного  дня.

СТРОФА   2.

Воспою  я  песнь  мою,

Песнь  сердца  моего.

Из  души  моей  вышло  слово  благое,

Уста  мои  воспели  хвалу  Тебе,

Исполнилось  сердце  мое  радостью.

Я  познал  слово  благое,

Приобрел  я  великое,

Слово  правды,  вошло  в  сердце  мое.

Пусть  я  беден  и  нищ,

Но,  богат  я  Тобой.

Пусть  я  наг  и  со  скорбной  душой,

Не  пугает  меня,  мой  гонитель  лихой,

Ведь  на  слово  Твое  уповаю  я.

Я  храню  его  в  своем  сердце  простом

И  ни,  что  мне  не  жаль,  все  что  было  в  былом.

Не  пугает  меня,  моя  прошлая  даль,

Что  мне  быть  без  нее,  мне  ни  сколько  не  жаль.

Я  свободен  и  этим  богат

И  своею  душой  нескончаемо  рад.

Даже  если   мой  враг,   восстающий   во  тьме,

Приближающий  смерть,  что  б  низвергнутся  мне.

И  тогда  буду  я  на  Тебя  уповать

И  на  слово  Твое  буду  с  честью  взирать.

Не  останусь  в  стыде,

Тщетны  силы  врага.                                                                                   106.

 

АНТИСТРОФА  2.

О  душа  моя  горемычная,

Что  трепещешь,  ты  в  горе  поникшая.

Рано  по  утру  встань

И  омой  свое  лице  и  уйдет  в  миг  печаль.

Но,  душа  говорит  горемычная,

Очень  сильно  я  в  горе  поникшая.

Цепи  ада  меня  облегли,

Словно  тяжкие  путы  на  меня  налегли,

Мне  не  встать

И  в  бесславии  мне  надлежит   прозябать.

 

СТРОФА  3.

Солнце,  ты  свет  мой  и  радость  моя,

В  свете   твоем,   я   тропою  иду  в  славе  ясного  дня.

Мне  легко,   я  свободен  и  душою  богат,

Я  печалью  забыт

И  теперь  уж  в  дали   огнедышащий   ад.

Больше  я  не  боюсь,  пламя  зева   его,

Я  хочу  лицезреть  унижение  того,

Кто  бросал  меня  в  ярость  злобного  дня

И  пятою  топтал,  унижая  меня,

Кто  водил  меня  в  знойной  пустыне,

Угнетая  меня  в  злой  гордыне.

Не  сумел  он  меня  сокрушить,

Хоть  и  дал  мне,  он  полную  чашу  испить.

Но,  теперь  огнедышащей  злобою  враг,

Удален  от  меня  и  в  забвении  иссяк.                                                         107.

Нет  помина  его

И  путей  его  злых,

Он  на  веки  исчез,  став  одним  из  немых.

 

АНТИСТРОФА  3.

Ушел  пророк. Осталось  только  тень  пророка.

И  образ,  сердцу  миловидный.

Он  запечатал  грозный  слог,

Которых  время,  будет  страж  до  срока.

Изрыгнул,  он  печальные  слова,

Что  стали  оные,  для  всех  укором.

В  своей  суетности,  земные  племена,

Обречены  в  каждении,   земным  позором.

 

Ушел  пророк.    Остался  только  след  пророка.

Его  слова  в  знамение  речены.

Он  путь  свой  проложил,

Который  суть  дорога.  В  сердцах  людей  стезей,

Отвешенной  у  рока.

Сонмами    перед  ним,

Пророческие  духи.  Служили  лишь  ему,

Своим  всеглядным  взором.

И  грозные  слова,  как  гром  в  молитве  ясной,

Реченные  стадам   в  знамении,   соборам.

 

 

ЭПИСОДИЙ       ПЯТЫЙ.

 

СЦЕНА      ПЕРВАЯ.                                                               108.

( Белава  стоит  на  берегу  Ильминя.)

 

БЕЛАВА.

Мой  сон,  мне  не  дает  покоя,

Он  сердцу  моему,  чинит  раздор.

 

КОРИФЕЙ.

Белава,  что  так  тебя  тревожит.

Утерян  твой  покой.

 

БЕЛАВА.

Приснилось   мне,  иль  мне  привиделось,

Не  знаю.

Но,  сердце  переполнено  во  мне,

Оно  трепещет  и  в  волнении   сильном,

Своим  устам  я  не  могу,  преграду  дать.

Вот  вижу  я  в  дали,  лучами  образ  озаренный,

Его,  мою  любовь,  Гуннара  светлый   лик.

Он  далеко  в  стране  полуденной,  красивой,

Стоит  в  величии  и  в  гордости  лихой.

Явился  он,  что  б  спор  решить  удалый,

Стяжать  венок  побед,  эллинских  почестей  и  славы,

В  Дельфийских  играх,  греческих  утех.

И  вот  я  слышу  клич,  как  гром  глашатая,  объявлен,

Предстали  все,  соперники  лицом.

И  среди  них  мужи  всеславные,

Мужи  достойных   славы.

В  них  робости  не  видно,

В  очах  лишь  блеск  огня.                                                                           109.

И  солнце  ясное  в  блистании  великом,

Лучами  яркими  ласкает  скакунов.

Стоят  ретивые,  готовые  сорваться,

Лишь  ждут  сигнала  трубного,

Что  б  ринуться  в  перед.

И  вот,  он  долгожданный,

Раздался   звук  желанный

И  с  силою  возници,   стегнули  скакунов.

И  крик  в  отчаянии   смелом,

Смешался  с  шумом  грозным,

Когда  в  безумстве  диком,

Бушует  страсти  хор.

Несутся  колесницы,  на  волю  рвутся  кони,

Но  упряжь,  как  оковы  смиряют  скакунов.

И  бич   над  головами,  змеею  ядовитой,

Все  время  жалит  злобно,  внушая  этим  страх.

Но,  смелою  рукою,  поводья  сжаты  крепко,

Что  б  волею  своею,  верховным  быть  вождем.

И  долго  на  ристалище   все  были  в  славе  равными,

Без  лидера  отважного,  так  совершался  бег.

Но,  вдруг  Гуннар   отчаянный,

Поднял  свой  бич  и  силою,  стегать  стал  скакунов.

И  вырвался  он  в  лидеры

И  первым  на  ристалище,  стал  приближать  исход.

Но,  впереди   последнем  был   поворот   опасный,

Его  пройти  бы  смело   и   праздновать  успех.

Так  мыслил  он  отчаянно,

Когда  вдруг  стал  нечаянно,

Он  первым  среди  всех,                                                                                   110.

Так  он  желал  венец.

Но,  вот  на  повороте,   он  в  спешке  не  расчетливо,

Не  смог   сдержать  пристяжного

И  осью  зацепил.

Удар  был  очень  сильным,

Он  выпал  с  колесницы,

Запутавшись  в  ремнях.

А  кони  в   смертном  страхе,

В  испуге  и  в  безумии,

Отчаянно  понеслись.

И  вырвался  крик   ужаса

И  все  в  надрыв  заплакали,

А  юноше  столь  славным,

Что  так  закончил  жизнь.

А  кони  тем  не  менее,

Столь  быстро  и  стремительно,

По  пыльному  ристалищу,

Влачили  хладный  труп.

 

КОРИФЕЙ.

Ужасен  сон  твой,  иль  видение,

Он  на  беду  твою  явлен.

И  может  ли  сей  знак  веления,

Умилосердится  по  нем.

 

БЕЛАВА.

Что,  толку  знать  свою  кручину,

Свои  изгибы,  путь  судьбы.

Когда  и  толику  не  в  силах,                                                                         111.

Облегчить  стезь,  свои  путы.

Все,  что  назначено  в  начале,

Со  скорбью,  в  слезах  и  в  печали,

Все  совершится  в  злобе  дня

И  не  отсрочат,  власть  огня.

 

КОРИФЕЙ.

Белава  а  стоит  ли  мирится,

Себя  со  злом  делить  смиряясь.

Что  б  до  конца  потом  винится,

Предать  любовь  над  ней  глумясь.

 

БЕЛАВА.

Где  ж  силы  взять  мне,  как  исправить,

Свои  неверные  пути.

Что  б  жизнь  свою  суметь  поправить

И  обрести  покой  души.

 

КОРИФЕЙ.

Любовь  она  всему  основа,

Ее   последуй,

Сей  путь  правдив.

 

 

ХОР  ДЕВУШЕК.

(  Подруги  Белавы. Девушки примерно  одного

возраста  с Белавой.)

Наша   подруженька,

Горько  мы  плачем.                                                                                         112.

Жребий  несчастный,

Брошен  жене.

Горько  горюем  мы,

Доля  несчастная,

Та,  что  досталась  тебе.

Душу  окутала,

Робость  постыдная,

Сердце  пролилось  в  груди.

Сколько  безумия,

Носишь  ты  милая,

Словно  во  чреве  дитя.

 

 

СЦЕНА   ВТОРАЯ.

( Вадим   встречает   дочь  на   крыльце

у   дома.

Вечереет,  солнце  клонится  к  закату.)

 

ВАДИМ.

Дитя  мое,  в  тебе  я  вижу  тень  печали,

Какие  думы,  так  гнетут  тебя.

Твой  лик  когда  то  был  подобен  солнцу,

Лучами  яркими  горел  твой  нежный  взгляд.

Я  слышал  только  смех,

Наш  дом  был  полн  восторга

И  не  было  у  нас  печали  и  тоски.

Ты  для  меня  была  в  моих  годах  суровых,

Последней  радостью,  моих  последних  дней,

Что  мне  отведено.                                                                                         113.

 

БЕЛАВА.

Отец   ты  ведал  ли,

В  сей,  жизни  этой,

Что  есть  любовь.

 

ВАДИМ.

Любовь.   Великий  дар.

Но,  так  же,  смерти  яд.

 

БЕЛАВА.

Последний – это  мой  удел.

 

ВАДИМ.

Я  слышу  приговор,  но  так  ли  это,

Слова  тяжелые  их  страшно  обронить.

 

( пауза.)

 

Откройся  дочь,  скажи  кто  он.

 

БЕЛАВА.

Гуннар  он  воин  славный.

 

ВАДИМ.

Увы!  Напрасный  выбор  твой.

 

БЕЛАВА.

Так,  от  чего  же.                                                                                                114.

 

ВАДИМ.

Он  князя  воин,

Его  слуга,

Не  внемлет  он  простым.

 

( Пауза.)

Нет  веры  больше  им.

Сыны  лукавые,  лукавый  господин.

 

( Пауза.)

Пришли  владеть,

Забыв  свой  долг

И  правду  запятнав.

 

БЕЛАВА.

Обидой  тяжкой,  скорбит

Его  унылый  дух.

 

ВАДИМ.

Не  уж  то  князь,  тому  причина.

 

БЕЛАВА.

И  князь  тут  не  один,

Кто  жаждет  мести  и  расправы.

 

ВАДИМ.

Так  значит  и  Гуннар,

Познал  его  злодейство  и  обман.                                                             115.

 

КОРИФЕЙ.

Как  жалок  век,  когда  надежды  тщетны.

Когда,  то  доброе,  что  грезилось  в  дали.

Становится  всего  лишь   наваждением.

И  вот  стучится  явь  надменно  и  с  велением.

 

СЦЕНА   ТРЕТИЯ.

(  Княжеские  палаты.   К   Рюрику  входит  Орм.

Князь  стоит  один,   погруженный  в   думу.)

 

ОРМ.

К  тебе  пришел  я  князь,

Дозволь  мне   слова   молвить.

Я  речь  свою  к  тебе,

Давно  вкушал.

 

КОРИФЕЙ.

О  если  правды  слог,

Был  так  желанный  сердцу,

Его  вкусить  ты  б  смог,

Как  хлеб  дающий  с  верху.

Но,  сердце  ты  хранишь,

Для  дел  увы  напрасных,

Избрал  в  себе  ты  ложь,

Что  б  стать  слугой  неважных.

Руиной  смотришь  ты,

На  мир  с  поблекшим  взором,

Что  можешь  ты  сказать,                                                                                  116.

Когда  сродним  ты  с вором.

 

 

РЮРИК.

Что  ж   говори,

Коль  дашь  душе  моей,  покой  и  облегчение.

 

ОРМ.

Я  знаю,  как  Гуннара  погубить,

Ведь  он  твой  враг,  пока  он  жив  и ходит  рядом  тенью.

 

РЮРИК.

Я  это  слышал  от  тебя.

Тебе  внимаю  я.

 

ОРМ.

Тебе  известно,  что  конунг  Датский  Рагнар,

Готовится  напасть,

На  остров  мрака  и  туманов.

В  Нортумбрию  он  взор  свой  ястребиный  устремил.

 

РЮРИК.

Известно  мне

И  мы  мешать  ему  не  станем.

 

ОРМ.

О  да,  разумней  будет  так.

( пауза.)

117.

Плывет  к  нам  сын  его,

Уродец  Ивар.

Коварным  нравом  он  отмечен

И  он  не  только  телом,

Но,  и  душой  своей  увечен

И  этим  он  нам,  пользу  может  принести.

 

РЮРИК.

Я  слушаю.

 

ОРМ.

Плывет  с  ним   ярл  Бьерн,

Известен  он,  как  пьяница  и  страшный   дебошир

И  где  бы  не  был  он,  всегда  случается  раздор.

Легко  мы  можем  ссору  учинить

И  этим  можем  мы  Гуннара  погубить.

Он   не  привык,  кому  то  уступать

И  будет  крепка  он  за  честь  свою  стоять.

 

РЮРИК.

Так  продолжай.

 

ОРМ.

Поспорим  с  Иваром  мы,

Чей  воин  лучше.

И  я  надеюсь  это  будет  лучший  бой.

 

РЮРИК.

Но,  если  Гуннар  верх  одержит                                                                    118.

И  это  будет  так,

Я  в  этом  убежден.

 

ОРМ.

Тогда    в   Нортумбрию   его  мы  тайно  спровадим,

Пусть  на  словах,  он  скажет  королю.

Что  конунг  Датский  Рагнар,

В  поход  сбирается  уж  в  эту  раннею  весну,

Пусть  ждет  и  будет  на  чеку.

 

РЮРИК.

Ты  сам  ему  сообщишь  об  этом

И  Ивару  конечно  передашь.

 

ОРМ.

Исполню  князь,  как  ты  желаешь.

 

 

СЦЕНА   ЧЕТВЕРТАЯ.

(  Ивар   бескостный   сын  Рагнара  Лодброка

вместе  со  своими  дружинниками   прибывают

к  князю  Рюрику  в  Новгород.

По  этому   случаю  устраивается  большой  пир.

На  котором  присутствуют  все  избранные

князя   в  том  числе  и  Гуннар.)

 

РЮРИК.

Прибытию  вашему  безмерно  рады  мы,

В  земле  суровой  нашей,                                                                              119.

Не  чувствуйте  себя  чужими.

Вы  братья  наши  по  духу  и  в  сердцах,

Да  будет  все,  у  нас  в  единым  разумении,

Совет  да  будет  прям,  лишенный  всякой  кривды

И  прежде,  что  сказать  мы  будем  думать  трижды.

Ну  а  теперь  прошу  на  пир  друзья,

Отведайте  вина  и  яства  наших  добрых.

 

ИВАР.

Благодарю   за  честь

И  добрый  ваш  прием,

За  слова  доброе,  что  так  приятно  сердцу.

Надеемся,  что  мы   в  душе  едины  в  том,

Что  цели  дружбы  нашей  во  всем  да  совпадают.

Пусть  тайных  умыслов  коварных,

Изгонит  дух  наш  предков  славных.

 

ГУННАР.

( в  сторону.)

Комедианты   оба,  что  и  говорить,

Готовы  нож  воткнуть  друг  другу  в  глотки.

Но,  улыбаются  смотря  дуг  другу  в  рот

И  льстят  пока  есть  тайный  оборот.

 

КОРИФЕЙ.

Немного  мудрости  у  мудреца,

Когда  у  хитрого  ловца,

Тенета  лишь  для  комара.

Он  лишь  зовется  трюкачом,                                                                       120.

Хотя  в  делах  он  ни  о  чем.

 

ОРМ.

( Орм   разгоряченный   вином,  очень  живо

ведет   беседу  со  всеми.  В   том  числе и  с

гостями.   Но,  в  то  же  время  очень  внима-

тельно   наблюдает    за   Гуннаром.

И  в  один  из  моментов,  уличив  удобный

случай   он   с  кубком   вина   подходит  к

нему.)

 

Я  вижу  на  твоем  лице  задумчивость  и   хмурость,

Не  весел  ты  сегодня  на  пиру.

 

ГУННАР.

Ты  лучше  взор  свой  обрати  на  князя,

На  господина    своего.

Сгустились  тени  и  лик  его  померк,

Как  с  Иваром  беседу  он  затеял.

ОРМ.

Что,  из  того.

Он  князь  и  речь  ведет  свою  о  важном,

Не  нам  ему  советниками  быть.

 

ГУННАР.

( Очень  пристально  взглянул  на  Орма.)

Разумно  слова,

В  устах  не  лживых,

В  них  правда,  величается  в  сердцах,                                                     121.

Совет  разумных  не  будет  лишним   князю.

 

ОРМ.

( Сдерживая   гнев   и    ярость.)

Ну,   что  ж  Гуннар,

Для  всех  у  нас  отвес  отмерен,

У  каждого  своя  причина  есть.

( И  тут  ж  он  с  жадностью  выпивает  кубок  вина.)

 

ГУННАР.

Готов  я  ко  всему

Я  смерти  лик  желаю  видеть,

Мне  не  страшна  ее  печать.

( Гуннар  на  столько   убедительно  произнес

эти    слова,  что  Орм  отшатнулся  от  него.)

 

ОРМ.

Ты  очень  страшный  человек.

( Орм  в  ужасе  уходит.)

КОРИФЕЙ.

Когда  на  сердце,  рана  кровоточит,

Когда  душа,  трепещет  и  дрожит,

Когда  вздымаются  валы  негодования

И  меркнет  лик  в  беспомощной  тоске.

И  разумением  своим,  привыкшим  к  тайным  мыслям,

Мечтания  свои,  ты  в  тайне  бережешь.

Тебе  они  становятся  отрадней,

Единственным  товарищем  в  пути.

Ну  много  ли  в  них  пользы,  для  покоя                                                     122.

И    многом   ли,    для  дел,  они  верны.

 

ГУННАР.

( В  сторону.)

Да  разве  мне  отрадно  здесь  веселье,

Что  вижу  я

Беспутство  и  разгул.

 

Мне  душно  здесь,

Увы  мне  здесь  не  место.

Здесь  я  вздыхаю  смрад,

Зловоние  от  сердец.

 

Погрязшие  во  зле,

Заблудшие  душою,

Что  ищите  вы  здесь

В  степи  земной  дали.

 

О  как,   во  мне  горит

Душа,

Что   жаждет  мести.

И  яростью  кипит,

Мой  скорбный,  гневный  дух.

 

ИВАР.

( Ивар  смотрит  на  Бьерна.  И  внутренне

поддерживает    его.  Бьерн   в   пьяном

угаре    неиствует   и  безумствует.

Не  помня  себя   он  с   остервененьем                                    123.

размахивает  мечем.  И  в   ярости   набра-

сывается    на   тех,  кто   рядом   с   ним,

угрожая   им   расправой.

Ивар    обращается   к   Орму.)

 

Бьерн  выпил  малость

Но,  он  еще  не  пьян.

 

ОРМ.

( Криво  улыбается.)

А,  что  же  будет,  если  он  напьется.

 

ИВАР.

Сказать  не   просто.

 

ОРМ.

Ну,  как  напьется,   пусть    подойдет,

Вон  там  к  тому  столу.

 

( Орм    указывает  на  стол  за  котором  сидит  Гуннар.)

Сидит  там  воин,

Его  как  раз  он  ожидает.

 

БЬЕРН.

( Проходит   некоторое   время    и

Бьерн   подходит   к   Ивару.)

 

Ивар  ты  наше  знамя  и   ты   наш   вождь,

Скажи  какую  славу,   мне  заслужить  перед  тобою.                                  124.

 

ИВАР.

( Ивар  указывает    на   Гуннара.)

 

Вон  воин  сидит  в  углу,

Не  пьет,  молчит

В  тоске,  чего  то  ожидает.

Иди,  развей  его  тоску,

Пусть  будет  весел,  вместе  с  нами.

 

БЬЕРН.

(  Бьерн   с   презрением     посмотрел

на    Гуннара.)

 

Я  молчунов   с  рождения   обожаю.

 

(  И  направляется   в  сторону    Гуннара.

Подойдя   к  Гуннару,  он  берет  рядом

стоящий    кубок   с   вином.   И  с   вызывающим

видом   обращается    к   Гуннару.)

Воин  хочу,  что  б  выпил  ты  со  мной.

 

ГУННАР.

( Гуннар  очень  спокойно  и   пристально

взглянул    на  Бьерна.  Ведь  храбрость

это  прежде    всего    умение     быть

спокойным   в   минуту   смертельной

опасности.)

125.

Желаю    выпить  я

Лишь  только  с  тем,

Кто  близок   мне   душой

И  сердцу  мне  не  чуждый.

 

БЬЕРН.

( Бьерн  в     не   себя  от  ярости

бросает   в   сторону   кубок

с   вином.)

 

Учить  меня  ты  смеешь

И  мне  дерзишь  щенок.

 

( Тут  же   выхватывает   меч.

И  еще  ближе  подходит  к  Гуннару.)

 

Мой  меч  теперь,  да  будет  говорит  с  тобою.

 

ГУННАР.

( Гуннар   быстро  встает  со  своего  места

и  обнажает  свой    меч.)

 

Изволь.

( Гуннар  с  искусством,  великолепного

воина,   отражает    удар  Бьерна.

И   тут  же,  почти  мгновенно  наносит

ответный  удар.

Бьерн  едва   успел,   поднять   меч

над  головой,   что  бы    защититься.                                             126.

Но,   удар   был   на  столько   сильным

и  не   отразимым,   что   меч   Бьерна

ломается   на  двое.   И    Бьерн    с

рассеченной    головой,  падает   замертво.

Все   присутствующие  в  миг  присмирели.

Воцарилась   мертвая  тишина.

Гуннар   уверенно  окинул   всех

презрительным   взглядом  и  спокойно

покинул  пиршество.)

 

 

СТАСИМ   ПЯТЫЙ.

 

ХОР   СТАРЕЙШИН.

О,  услышьте  вы  нас,

Скорби  грустный  глас.

Наша  песнь  о  том,

Как  печалью  стал  полн,

Наш  цветущий  дом.

О,  взгляните  на  нас,

Как  вдруг  стали  мы  в  раз,

Ветхи  в  грусти  своей.

И  уж  там  в  далеке,  ели  брезжит  свет,

Наших  кратких  дней.

 

О,  восплачте  о  нас,

Ведь  уж  близок  час.

Не  пройдет  мимо  нас,

Смерти  грозный  глас.                                                                                     127.

 

Строфа  1.

Видел  я  видение  страшное,

В  духе  был  я,  взирая  на  знамение  ужасное.

Внутренности  мои  изменились  во  мне,

Сердцем  пролился,   я  был  как  бы  во  сне.

Свет  ослепительный,  я  вдруг  увидал,

Был  он,  как  образ  в  сиянии  блистал.

И  повелительный  глас  мне  сказал,

Будешь  ты  словом,  глаголом  людским

И  провозвестником  истин  моим.

В  даль  посмотри  на  века,  злых  времен,

Знай,  что  сей  мир,  он  во  зле  обречен.

Ужас  объял  меня,  страх  и  печаль,

Как  я  увидел  вселенскую  даль.

 

АНТИСТРОФА  1.

Вострепетал  во  мне  дух  мой,

Сердце  во  мне  стало  мягче  воска.

Я   душою  поник  от  тревоги  моей,

Ибо  я  изумлен  был  видением  страшным.

Я  на  ложе  своем   размышлял  о  произошедшем,

Днями  я  поглощен  думаю  о  случившем.

Я  стоял  на  горе,  на  возвышенном  месте,

Был  поставлен  я  что  б  взирать  с  высоты.

Вдруг  увидел  я  небо  отверстным

И  во  круг  озарился  простор.

Свет  по  всюду  проник,

Даже  в  малую  щель.                                                                                       128.

И  увидел  я  образ,  то  был  откровением,

Первый  образ,  он  был  словно  лев,

Но   имел  он   орлиные  крылья.

Сердцем  он  обладал,   как  земной   человек,

К  людям  чувства  питал  и   имел  он   венец.

Вдруг  за  ним  вижу  я   зверь  другой  выходил,

Поднимался  из  волн,  из  морской   глубины.

Был  он  дик  и  свиреп

И  медведь  этот  злой,  ни  кого  не  щадил.

Был  он  в  злобе  лихой

И  жестоким  собой.

И  еще  видел  я

Из  пучины  морской,

Выходил  зверь  другой,

Был  он  видом,  как  барс,

На  спине  у  него  были  крылья  орла.

И  четыре  главы  с  диадемой  златой,

Ими  царствовал  он,

Власть  имел  над  землей.

Вдруг  услышал  я  гром,

Всколебалась  земля.

Мрак  сошел   над  землей,

В  миг  покрылась  все  тьмой

И  увидел  его,  страшный   лик  его  был,

Из  морской  глубины  он  один  выходил,

Затмевая  собой,  был  ужаснее  всех.

Он  людей  пожирал

А  оставших  в  живых,  попирал  и  топтал.

И  возвысил  он  рог,  устремив  к  небесам,                                               129.

Что  б  устами  вести,  брань  со  святыми  Его.

Но  в  гордыне  своей,  он  не  много  успел,

Лишь  возвысил  он  длань,  на  Святого  Святых,

Тут  же  гром  прогремел

И  поверженный  в  прах,   он  увы,   полный  крах  потерпел.

А  на  утро  уже  видел  я  наконец,

Новой  жизни  рассвет

И  святые  сонмы,  праздник  праздновали  все.

 

СТРОФА  2.

О,  трепещи  тиран,

Порока,  верный  покровитель.

По  праву  ли  твой  царский  сан,

Свободы  праведной,  гонитель.

Случайно  ты  пришел  из  тьмы,

Как  гений  злой,  судьбы  ветшалой.

С  собой  принес,  ты  мрак  тюрьмы

И  знамя  цветом,  крови  алой.

 

О,  трепещи  тиран,

Закон  поправший   злой  рукою.

Теперь  влачат  рабы  в  неволи

И  гибнут   все  от  стольких  ран,

Когда  раздавлены   они,  его  безжалостной  пятою.

 

Умолкните  певцы,

Веселых  чувств  и  нежной  лиры.

Во  спрячьте   очи,  как  скопцы

В  стыде  пребудьте,  вы  так  же  сиры.                                                       130.

Увы,  где  даль  очей,  унылы  взоры,

Везде  в  почтении  лишь  воры,

Везде  бесчинство  и  обман,

Во  славе  лишь  злодеев  стан.

Унылы  стали  правды  звуки,

Сердца  ослабли,  в  душе  лишь  муки.

Уста  рождают  только  стон,

Предчувствуя  в  дали,  вселенский  звон

И  лик  великого  знамение,

Когда  во  тьме  звезда  падет,

Уж  не  отменится   решение.

Свершится  все,  чему  черед,

Истает  образ,  чей  дух  в  печали,

Истлеет  лик,  в  ком  лишь  обман.

И  вновь  воспрянут,   безбрежны  дали.

 

 

АНТИСТРОФА 2.

Невежество  позор,  печалью  ранит  душу,

Угрюмой  мыслью  я  во  скорбях  удручен.

Я  вижу  лишь  в  дали,  уныние  и  стужу

И  блеклый  взор  очей,  в  которых  виден  тлен.

О,  нищие  душей,  вобравшие  уныние,

Что  ищите  во  тьме,   в  которых  нет  путей.

Что,  может  для  тебя,  быть  более  повиннее,

Когда  утратил   ты,  надежду   теплых  дней.

 

Воззри  на  ручеек,    на  ток  журчащей  влаги,

Когда  весной  лучи,  земле  даруют  жизнь,                                            131.

Он  мал,  но  полон  он  отваги

И  мужеством  своим,  он  пробивает  путь.

И  талою  водою,  он  землю  согревает,

В  себе  несет,  он  жизнь  и  радость  бытия.

И  теплотой   своею,  он  землю  оживляет,

Творя  во  круг  любовь,  живою  колеей.

 

Воззри  в  печали   удрученный,

На  семя  малое  в  земле,

Что  садится  в  уныние  слезным,

В  трудах  не  радостных  и  в   горестной    нужде.

И  небеса  своей  слезою,

Жалея  в  скорбях  бедняка,

Пошлют  на  землю  пахотную,

В  святыне  слово,  во  славе  дня.

 

Восстрепенись,  своей   душей  ветшалой,

С  себя  сбрось  прах  ночной,   любовью  пробудись.

Восстань,  воскресни  вновь,  зарею  алой

И  в  новь  надеждой  верной,

Как  новый  путь,  во   славе  лет   зардись.

Что  унываешь  ты,  своей  душей  усталой,

Омой  свой  лик  водой

И  в  новь,  иди  вперед.

 

СТРОФА  3.

О,  сколько  раз,  свой  взгляд  бросал,

Туда,  где  мой  висел  кинжал.

Он,  как  последний  приговор,                                                                     132.

Душе  выносит  свой  укор.

 

Когда  молчит  закон,

Когда  не  внемлют,  небеса  позору,

Я  в  тайне  подходил  к  тебе,  спасительный  клинок

И  отдавал  всего  себя,

В  объятия  мстительному  взору.

 

АНТИСТРОФА 3.

Увы,   умолкли  струны  в  тишине,  моей  души  печальной,

Задуло  ветром  полевым,  моей  свечи  огонь,

Уже  не  долго  мне  осталось  быть.  Ходить  дорогой  дальней,

Уже  устал  меня  носить,  мой  верный,  добрый  конь.

Мой  друг,  твоей  любви   заботы,

В  моей  душе,  они   всегда,    как  вешний,  ранней  луг,

Но,  днесь  явились  временна.  Теперь  круговороты,

В  которых  жизнь,  свой  чертит  круг,

Являя  нам,  увы  свои    щедроты.

 

ЭПИСОДИЙ   ШЕСТОЙ.

 

СЦЕНА        ПЕРВАЯ.

(  Резиденция   Рюрика,  княжеские  палаты,  Орм  и  Ивар

ведут  тайную  беседу.)

 

КОРИФЕЙ.

О,  человек  воззри  на  небо,

На  бесконечный  край  мечты,

Где  нет  порока  и  тоски,                                                                                133.

Где  нет  уныния,  печали,

Где  царство  звезд  в  всеславной  дали.

Где  так  прекрасно  Божество,

Везде  владычество  Его.

 

Но,  на  земле,  увы  нет  рая,

Лишь  черепки  с  земли  сбирая,

Дешевый  прах,  что  без  цены,

Лобзают  подлые  сыны.

 

ОРМ.

Я  сожалею,  что  так  случилось.

( Пауза.)

Мы  вместе  скорби  придаем  свои  сердца.

 

ИВАР.

( Не  выражая  ни  каких  чувств,  спокойно  произносит.)

 

Случилось  то,  что  быть  должно.

Чему  веление  изначально  было.

 

ОРМ.

( Слегка  приободренный,  обретая  уверенность,  произносит.)

 

Да,  да  не  в  праве  мы  велению  перечить.

 

ИВАР.

Для  нас  союз  является    главенствующий  вершиной.

И  даже  помощь,  хоть  и  в  поддержке,  нам  будет  очень  дорога.          134.

 

ОРМ.

Я  рад,  что  мы   единство,

Сумели  сердцем  добрым  приобрести.

 

( Орм  выдержав  паузу  и  понизив  голос  с

волнением  стал  говорить.)

 

Но, есть  один,  в  нем  дух  кипучий,

Он  с  сердцем  буйным  от  страстей.

Не  укротим,  он  злобой  мучим,

В  нем  свет  угас  от  злых  путей.

( Пауза.)

Он  враг  и  мыслит  злое,

Его  намерение  страшны.

 

ИВАР.

Кто  он  и  что  замыслил,

Будь  скор  на  слово,

Говори.

 

ОРМ.

( склоняется  к  Ивару  и  шепотом  говорит.)

 

Он  князю  нашему  желает  смерти,

Что  б  власть  его  к  рукам  прибрать

И  учинить  раздор  опять.

Его  союзники  по  сделки,

Вожди  туманных  островов.                                                                      135.

Они  лишь  ждут,  ночи  покров,

Когда  опустится  на  землю,

Раздора  мрак  из  трудных  дней

И  будет  пир  воров  и  змей.

Он  вашу  тайну  знает  ныне,

Ему  известен  путь  и  час

И  кто  в  поход  пойдет  из  вас.

Он  имя  страшное  имеет,

Для  мести  служит  и  для  кар,

Он  наречен  в  родстве  Гуннар.

 

ИВАР.

Убийца  Бьерна.

Он  заплатит.

 

КОРИФЕЙ.

Влюблен  смутьян  в  свою  забаву,

Она  ему,  как  раз  по  нраву.

Пятой  безжалостной  в  жилище,

Все  превращает  в  пепелище.

 

СЦЕНА   ВТОРАЯ.

( Резиденция   князя.

Встречаются   Рюрик  и  Орм. )

 

ОРМ.

О,  князь  и  повелитель,

Надежд  и  правды  исполнитель.

Настал  твой  час  освобождения,                                                              136.

От  тяготы  души  и  от  сомнения.

(пауза.)

Лев  пойман!

Теперь  он  в  клетке  под  запором

И  страж  его  с  надежным  взором.

 

РЮРИК.

Пусть  Ивар  запятнает  руки.

(пауза.)

А  ты  ступай.

Вручи  письмо,  где  повеленье.

Пусть  отправляется  он  в  путь.

 

ОРМ.

Исполню  князь.

( В  сторону.)

Настало  время  торжества,

Момент  которого  я  ждал

И  так  давно  его  желал.

Свершится  мщенье

И  обиды,  мою  слезу  омоет  кровь.

 

 

( Рюрик  берет  со  стола  письмо,  уже  написанное

и    отдает  его  Орму.  Он  берет    и  спешно  уходит.

В  саду  близ  резиденции,   Орм  встречает   Гуннара.)

 

КОРИФЕЙ.

О,  как  ужасно  жало  мщенья.                                                                137.

Что,  жалит  душу  гордеца.

 

ОРМ.

(  С  надменным  видом  протягивает  письмо  Гуннару  и  говорит.

Тебя  письмо  и  повеление.

Спеши  не  медли,  час  настал.)

 

ГУННАР.

( Берет   письмо  и  бегло  читает.)

Ответь  мне  прямо  это  козни.

 

ОРМ.

(Орм  в  недоумении  и  в  растерянности.)

Князь  повелел  тебе.

Ты  должен  подчинится.

 

ГУННАР.

(В  ярости  сжимает  в  руке  письмо  и  вынимает

меч  из  ножен,  наставляя   его  на  Орма.)

Так  говори  же,  негодный  раб,

Проклятия   сын  и  зла  прислужник.

Все  мне  скажи  не  утаи,

Интриг   и  подлых  дел   наушник.

 

ОРМ.

( Падает  на  колени.)

Не  убивай  я  все  скажу,

Я  жить  хочу.

Молю  пощады.                                                                                                   138.

 

ГУННАР.

Так  говори.

Я  жду  не  медли.

 

ОРМ.

Тебя   решил   князь   погубить.

 

ГУННАР.

Конечно  ты  ему   пел   в   уши.

 

ОРМ.

Прости  я  слезно  каюсь.

И  пред  тобой  винюсь  теперь.

 

ГУННАР.

Что  покаяния  твои,

Лишь  звук  пустой,

В  них  сердце  лживо.

 

ОРМ.

На  князя  дух  сошел   смущения.

Тебя  он  стал  подозревать.

 

ГУННАР.

Чем  заслужил  я  службой  верной.

Себе  немилость  от  него.

 

ОРМ.                                                                  139.

Отец  твой  Эгель  был  убит.

( пауза.)

( Орм  взглянул  на  Гуннара.)

На  князе  нашем  преступленье.

 

ГУННАР.

Об  этом  стало  мне  известно,

Я  все  узнал,

Уж  таен  нет.

Не  зря  твой  князь  подозревал,

А  ты   негодный  сын  разврата,

Усердно  уши  промывал.

Теперь  умри,  о  трус  ничтожный,

Твоя  душа  мне  не  почем.

 

(  Гуннар  вонзает  меч  в  горло  Орму.

Орм  падает  замертво.  Гуннар  спешно  уходит.)

 

КОРИФЕЙ.

Вражда  и  дружба  о,  как  они  похожи,

Когда  един  ты  с  другом,  дружбою  своей.

Ты  дорожишь  его  к  себе  расположением,

Ты  дух  свой  мирный  сторожишь,

Что  б  сохранить  его  благоволение.

 

Так  и  вражда.

Не  может  ненависть  в  душе  разлуку  учинить.

Не  может  зло,  оставить  сердце  одиноким.

Враги  они  ведь  тоже,  как  друзья,                                                               140.

В  своих  сердцах  они,  увы  не  сиротливы.

 

СЦЕНА    ТРЕТЬЯ.

( Гуннар  тайно   в  лесу  встречается  с

Хродгейером  и   Трюггви.)

 

ГУННАР.

Так  жребий  брошен,

Нам  нет  пути  возврата,

Оставлен  Рубикон,  теперь  он  позади.

 

ХРОДГЕЙЕР.

Настал  наш  час,  мы  ждали  это  время,

Что  б  бремя  из  цепей,

Нам  сбросить  наконец.

Ты  вождь,  ты  знамя  правды  нашей,

Готовы  умереть,  веди  на  смертный  бой.

 

ТРЮГГВИ.

С  тобой  Гуннар  пойдет  дружина  наша,

Стал  ненавистен  всем,

Его  престола  тень.

ГУННАР.

Друзья  я  верю  в  вашу  храбрость,

Свободу  обрести,  наш  пламенный  завет.

 

ХРОДГЕЙЕР.

Теперь  в  перед  к  победам,

Уродлив  смерти  лик,                                                                                    141.

Но,  разве  страх  нам  ведам.

 

ТРЮГГВИ.

Вперед   друзья!   Вперед!

Пусть  трепещет  тиран,  настал  его  черед.

 

КОРИФЕЙ.

Река.

Какой  стремительный  поток,

Бурлящих  волн  в  себе  несущих.

Безжалостен,   страстями  полон  ток,

Безвестных  душ,   увы  на  смерть  идущих.

 

Вздымаются  волы,  шумящего  прибоя

И  больше  нет  любви,  везде  сплошное  горе.

Повсюду  брызги,  вой,  смятения

И  так  легко,  обресть  в  душе  сомнения.

 

СЦЕНА   ЧЕТВЕРТАЯ.

( Флоки   и  Свейн  случайно  оказаваются  в  саду

и    видят   труп  Орма.)

 

СВЕЙН.

Я  вижу   Орм  лежит  не  движем,

В  его  устах  дыхания  нет.

 

ФЛОКИ.

О,     ужас     лужа      крови,

Увы  он  здесь  нашел  конец.                                                                          142.

 

СВЕЙН.

Князь  должен  знать,

Мы  медлить  не  должны.

 

ФЛОКИ.

О,  бедный  Орм,

Как  жаль  твоей  кончины.

 

СВЕЙН.

Не  причитай,  подумай  лучше  о  себе,

Как  жизнь  свою  сберечь,

Нам  подвигов  не  надо.

 

( Флоки  и  Свейн  спешно  направляются  к  князю.)

 

ФЛОКИ.

( Завидев  князя,  спешит  к  нему.)

Князь  беда,  беда.

( Останавливается  и  тяжело  дышит.)

Там  Орм  в  саду  лежит  не  движем.

 

СВЕЙН.

( Так  же   тяжело  дышит  от  быстрой  ходьбы.)

Он  мертв,  сражен  мечем  нещадно.

 

РЮРИК.

( В  изумлении,  не  может  поверить  случившему.)

Он  мертв.   Не  может  быть.                                                                   143.

( Пауза.)

Хотя.  Все  так,  должно  случится.

( Всматривается  в  перед.)

Что,  вижу  я  Олег,

С  ним  воины  бегут  сюда.

 

ОЛЕГ.

( Сохраняя  присутствия   духа,  но  все  же

с  волнением  говорит  Рюрику.)

Беда,  беда  князь,

Дружина  взбунтовалась.

 

РЮРИК.

Беда,  видать  одна  не  ходит.

( Пауза.)

Кто  во  главе  мятежной  шайки  бунтарей,

Хотя  не  говори,  догадываюсь.

Гуннар.

 

ОЛЕГ.

Не  вся  дружина  взбунтовалась,

Остались  верные  бойцы.

На  них  надежды  возлагаю,

А  бунтари  и  с  ними  чернь,

Всегда,  всем  только  недовольны.

 

РЮРИК.

Восстания  должны  мы  подавить

И  дух  бунтарский   изничтожить.                                                                  144.

Что  б  знали  все,  что  значит  власть,

С  жестокостью  Олег,  что  б  было  в  назидания.

 

ОЛЕГ.

Исполню  князь.

 

ИВАР.

( Подходит   к   Рюрику   и   спрашивает.)

Что  значит  эта  суета,

На   всех  я  вижу   дух   смятения.

Случился  ли  пожар  какой.

Иль  ворог  черный  явлен  строй.

 

РЮРИК.

Случилось  хуже,   бунт  по  всюду,

Во  всех  углах,  мятежный  дух.

( Рюрик  обращается  лично  к  Ивару.)

В  тебя  я  верю,  мой  друг  любезный,

В  беде  ты  не  оставишь  нас.

 

ИВАР.

Конечно  князь.

На  нас  ты  в  праве  положится.

( В  сторону.)

Да,  да   твои  надежды  я  развею,

Один  любезный  будешь  ты.

 

( Ивар  отходит  к  своим  воинам  и  тайно  отдает

распоряжения   грузится  на  дракары  и   немедленно                        145.

отплывать.)

 

КОРИФЕЙ.

Я  вижу  море    вдалеке,

Оно  волнами  хлещет.

Душа  волнуется  в  тоске

И  дух  во  мне  трепещет.

Престолы  содрогнулись,

Во  круг  сверкает  свод.

Что  ищите  презренные,

Ведь  смерть  пасет  ваш  род.

О,  жизнь  в  страстях,  ты  буйный  океан,

В  страданиях  ты  корчишься,

От  столь  кровавых  ран.

Со  дна  морского  черного,

Вздымается  волна,

Что  б  погубить  надменного,

Тирана  навсегда.

Что  хвалишься,  ты  сильный,

С  коварною  душой,

Что  погубил  несчастного

С   сиротскою  судьбой.

Любовь  ты  растоптал,

Посеял  в  мире  страх,

Что  ждешь  отступник  ныне,

Ведь  ты  пожнешь  лишь  прах.

 

СЦЕНА    ПЯТАЯ.

( Олег  со  своей  верной  дружиной,   жестоко                               146.

подавил   восстания.  К   концу   дня   битва,

уже   утихла.   Восставшие   большей  своей

частью   были  перебиты,   остальные   рассеяны.

Но  в  городе   в  разных   его   частях    еще

происходили   локальные  стычки.  Они   были

больше,   следствием   еще   не  утихшей  ярости.

Жаждой  мести  одних  и  отчаяния   других.

Были  убиты   Трюггви   и  Хродгейер.

Гуннара   всего   израненного   и    истекающего

кровью,   но   все   еще    державшего   в   руке

меч,    от   которого   нашли   смерть  многие

враги  его.  Товарищи   и   верные  соратники

Гуннара,    вынесли   его  с  самой  гущи  битвы.

Уже    предчувствуя,  что  смерть   близка

Гуннар   просит  своих   товарищей  отнести  его

в  дом  своей    возлюбленной  к   Белаве.)

 

ГУННАР.

Прости   меня   любовь  моя,

Я   не  сумел  тебя   счастливой   сделать.

Тебя   я   искренно   люблю

И  с  мыслью  о  тебе,  теперь  я   умираю.

 

БЕЛАВА.

(Плачет.)

Нет,  нет   не  оставляй  меня  одну,

Везде  я  быть  с  тобой  хочу.

Я  не  страшусь  могилы  хладной,

Где  червь  владыка  роковой,                                                                     147.

Жилец  печальный  и  упрямый,

Точильник  сердца,  ворог  явный.

 

ГУННАР.

Ты  жить  должна,

Встречать  свой  день,  во  славе  света.

И  дорожить  всем  из  завета,

Что  дарит   мир,  сердцам  простым,

Со  смеренным  духом,  во  зло  немым.

Ты  жить  должна,

Быть  счастливой,  мечты  пленяя

И  радостью  души,   все  озаряя,

Во  круг  себя,  людей  и  мир,

Что  б  был  достоин  света  пир.

Ты  жить  должна,

Что  б  в  сердце  память,

О  скорбных  днях  моих  былых

И  о  путях  мне  дорогих,

Была  в  душе  твоей  в  почтении,

Не  предавая  их  в  забвении.

 

БЕЛАВА.

Как  жить.  С  тобой  в  разлуке  вечной.

Тебя  не  лицезреть,

Твоих  очей,  твоих  ланит,

Не  слышать  голоса  любви,

С  тобою  не  встречать  зари.

Не  провожать  закат  печальный

И  не  взирать  на  путь,  судьбою  дальний,                                                   148.

Отречься  от  себя,  забыть  свои  мечты.

 

КОРИФЕЙ.

Твоя  печаль,  твой  разум  затмевает,

Твоя  душа,  огнем  пылает

И  сердце  ноет  от  тоски.

 

ХОР    ДЕВУШЕК.

1.

О  море,  море.  Людское  море.

Изнывает  сердце  наше   в   бесконечном  горе.

Ветер  воет,  тучи  сбирает.

Дух  наш  унылый,  он  в  бездну  бросает.

2.

Песнь  наша  горькая,  ее  мы  поем,

По  степи  мы  с  прискорбием,  вместе  идем.

Вместе  подруженька  наша  родимая,

Горемычная  наша,  всеми  теснимая.

3.

В  глубине  могильной,  там  горит   огонек,

Он  не  светит,  не  греет,  он  всего  лишь  упрек.

Ты  беги  от  него,  он  отчаяния  просит,

В  злобе  доля  его,  он  удары  наносит.

 

БЕЛАВА.

О  подруженьки  вы  мои  милые.

Что,  терзаете  .  вы  меня  родимые.

Я  с  любимым  прощаюсь,  поймите  меня.

Что  я  слабая  духом,  не  судите  меня.                                                   149.

 

КОРИФЕЙ.

Как  хотел  бы  я

Твое  горе  взять.

И  тебя  в  беде.

Своим  сердцем  унять.

 

ГУННАР.

Жить  мне  осталось,  всего  лишь  миг,

Дай  обнять  тебя  взглядом,

Что  б   впитать,  мне  твой  лик.

( Умирает.)

 

КОРИФЕЙ.

О,  не уже ль   свершилось,

Настал  внезапно,  час.

Час  одиночество,  какой  ужасный  глас,

Вдруг  все  внезапно  повернулось,

Во  круг  теперь  одно  смятенье.

Хотя  он  был  еще  недавно  жив,

Тому  на  зад  мгновенье.

Надежды  больше  не  имея  ни  кокой,

Вдруг  перед  ней  стал  открываться  мир  иной.

От  горя  и  бессилия  она,

Вдруг  стала  сердцем   прозревать,  что  есть  другая   сторона.

Та  грань  не  зрима  для  очей,

Но   так  приятна  для  души,  от  сладостных  речей.

Которые  ее  зовут

И  там  в  дали  ее  мечты  они  ее  манят  и  ждут.                                          150.

 

БЕЛАВА.

( Она  долга  сидела  одна,  возле   мертвого тела   Гуннара,

всматриваясь  в  любимые  черты   своего  возлюбленного.

И   когда  солнце  стало   клонится  к   закату,   она  встала

и  в   отчаянии  начала   говорить.)

Я  проклинаю  этот  луч,

Пусть  солнце  спрячется  в  стыде,

Не  видна  будет  из  за  туч.

Пусть  мрак  окутает  во  круг

И  те  невольные  из  слуг,

Пусть  отведут  меня  туда,

Где  света  нет,  где  тьма  всегда.

Я  смелой  постопью  вступлю,

В  темницу,  пусть  откроют  двери.

Его  уж  нет,  кого  люблю

И  жизнь  моя,  увы  без  цели.

Я  слышу  голос,  он  зовет,

Он  манит  дух  мой  утомленный.

Он  за  собой  меня  ведет,

Что  б  быть  мне  в  узах  обреченных.

 

( Белава   решительно   встала  и  смелой  поступью

пошла  в  перед.

Она  приходит  к  озеру    Ильминь   и  становится

на  краю  обрыва.)

К  тебе  иду!

Прими  меня  в  свои  объятия.

( Бросается  в  озеро.)                                     151.

 

СЦЕНА   ШЕСТАЯ.

( По  случаю  победы  над   восставшими,   Рюрик

устроил   пир   и   позвал  на  него,   всех  своих

соратников.)

 

РЮРИК.

Молчишь   Олег.   Я   вижу  ты  задумчив  и   печален

А  был  в  бою  ты  лих,  отважен  и   отчаян.

В  пучину  дум   ты   погружен

И  вот  теперь  кручиной   сокрушен.

 

ОЛЕГ.

Ты  княже  прав.   Бойцов   и  воинов  мы  лучших  потеряли.

Хотя  и  власть  твою,  мы  вместе  отстояли.

( пауза.)

Теперь  грущу,  как  царь  Давид   об  Авессоломе,  сыне  блудном.

 

РЮРИК.

Он,  вынул  меч,

Для  грозных  и  кровавых  сеч.

Что  б  кровь  пролить  мою,  твою

Он   не  остался  б  на  краю,

Пока  не  взял  бы  власть  свою.

 

ОЛЕГ.

Ты  об  отце  его  не  часто  вспоминаешь.

( Олег   пристольно   посмотрел   в  глаза  Рюрику.

Князь  вздрогнул  и  отшатнулся.)                                                       152.

 

РЮРИК.

Довольно.  Своим  потомкам  я  оставляю  кровь

И  завещаю  слезы.

 

ФЛОКИ.

Мой  князь.  К  тебе   незваный  гость.

 

СВЕЙН.

Он  просит  разрешения.

 

РЮРИК.

Зовите,  пусть  войдет,

Как  имя  незнакомца.  Ах   все  ровно,

Пусть  будет  принят.

И  будет  он  в  почтении.

 

ВАДИМ.

( Просит   слово  у  Рюрика.)

К  тебе  пришел  я  властелин,

В  цепях  и  в  узах  и  один.

Один  остался  я  теперь,

Как  призрак,  тень,  как  в  клетки  зверь.

Как  луч  упавший  с  вышины,

Что  б  растворится  в  мраке  тьмы.

Я  стал  забыт  и  одинок,

Как  в  поле  жалкий  колосок.

Когда  не  верною  рукой,

Жнец  оставляет  под  косой.                                                                  153.

И  вот   теперь  один  я  в  поле,

Повязан  цепью  и  в  неволе.

Но,  я  не  жалуюсь,  о  нет,

Видать  таков  в  миру  наш  свет.

Когда  жестокость  и  позор,

Лишь  малой  толики  укор.

 

Тебе  я  притчу  расскажу

А  ты  ответь,  как  на  яву.

Давно  ли  было,  али  нет,

Но  в  памяти  остался  след.

Она  легендою  была,

Иль  может  былью  к  нам  дошла.

Что  б  ранить  сердце,  вызвать  боль,

Своей  не  зримою  тоской.  И  коль

Рассказ  был  о  далеком,

Тебе  поведаю  я  о  высоком.

В  одной  стране  жил  господин,

Он  был  жесток  и  нелюдим.

И  был  он,  царственно  велик,

Так  он  держал  в  надменние   лик.

Он  не  стыдился  ни  кого

И  не  страшился  ни  чего.

А  рядом  жил  один  бедняг,

Был  он  ничтожен,  был   как  червяк.

И  был  ягненок  у  него,

Всего  то,  имущество  его.

Так  он  влачил,  все  дни  порока,

Что  были  для  него  без  срока,                                                                       154.

Рожденного  в  полночной  тьме,

Порок,  был  бедностью  везде.

Но,  был  он  мудростью  богат,

Был  награжден,  любовью  свят.

Он  сердцем  обнимал  вершины,

Впитал  покой  и  созерцал  долины.

Жил  в  простоте  и  не  в  обиде,

Внимал  лишь  свет,  что  в  чистом  виде.

И  был  ягненок,  как  дитя,

Так  он  ценил  его  любя.

Так  дорожил  своей  отрадой,

Что  даже  небо  было  радо.

Но  вот  однажды  богатей,

Затеял  пир,  позвал  гостей.

Но,  был  он  жаден  до  добра,

Что  собрала  его  душа.

Что  руки  загребли  его,

Со  всех  сторон,  что  не  его.

И  вот  решил  сей  богатей,

Что  б  накормить  своих  гостей.

Последнее  у  бедняка,

Забрать  любимое  дитя.

Ягненка,  малое  дитято,

Что  было  для  него,  безмерно  свято.

Последнее,  что  составляло   радость,

В  его  безрадостной  душе.

В  его  безропотной  тоске,

В  которой  жил  он,  как  во  тюрьме.

Что  мог  он  возразить  владыке,                                                                   155.

Своей  смеренною  душой.

Лишь  только  взором  не  великим,

Да  лишь  покорною  слезой.

 

Так   вот  ответь  владыка,  ныне,

Что  заслужил  сей  гордилец.

 

РЮРИК.

(  Князь     встает  и  в  негодовании  говорит.)

Лишь  смерть.   И  муку   осуждения,

В  которой   он  достоин  быть.

 

ВАДИМ.

Так  вот  князь.  Ты  и  есть  тот  нечестивец,

Проливший   кровь,  для  благ  своих.

Стяжал  ты  имя,  кровопиец

И  для  людей  стал  лют  и  лих.

 

РЮРИК.

( Рюрик  исподлобья  взглянул  на  Вадима

и   в   сопровождении    своих    слуг

Свейна   и    Флоки   подходит    к    нему.)

Как  смеешь  ты  холоп   злосчастный,

Дерзить  мне.   Князю   своему.

 

ВАДИМ.

Я  не  боюсь,  что  мне  кончина,

Пусть  я  умру,   что  из  того.

Теперь  для  смерти  есть  причина,                                                               156.

Она  как  крик,  как  страшный  стон,

Как  у  набата  гулкий  звон.

Что  душу   леденит  и  клонит

И  сердце  трепещет  и  стонет.

От  диких  воплей  и  от  мук,

Терзающих,  как  тысяча   железных  рук.

Я  не  боюсь,  меня   освободит  кончина.

Ну,  тут  для  правды  есть  причина,

Она  пусть  дышит  и  живет,

И  пусть  свой  путь  к  любви  ведет.

 

( Рюрик   выхватывает   меч  и    наносит

удар    Вадиму.

Вадим   замертво   падает.)

 

 

КОММОС .

 

СТРОФА  1.

 

ХОР    СТАРЕЙШИН.

Склонитесь  грозные  вершины,

В  надменной  гордости  своей.

И  вы  долины  полевые, приникните

В  печали  дней.

Пусть  затрепещет  даль  земная

И  звезды  с  неба  упадут.

И  младость  в  силе  удалая,                                                                          157.

В  стыде,  во  прахе,  пусть  падут.

Пусть  будет  сила  в  унижении

И  гордость  будет,  как  ни  что.

Что  ныне  вы,  как  бы  в  ведении

Поднявши  рог,  но  все  не  то.

Склонитесь  над  умершим  низко,

Проститесь  с  тенью  у  крыльца.

Он  пал,  что  б  быть,  как  можно  близко.

У  трона  павшего  венца.

 

РЮРИК.

Так  свершил  я  руками   отмщение,

Свою  властную  длань  я  в  крови  обагрил.

Так  карать  я  намерен,  дано  мне  веление,

Что  с  того,  что   его  я  во  гневе   убил.

С  дерзновением  сказал,  он  мне  слово.

Да.  Увидал  я  в  нем  скрытый  укор,

Для  души  моей  скорбной  не  ново.

Я  давно  удручен  и  ношу  в  себе  тайный  позор.

 

АНТИСТРОФА  1.

 

ХОР    СТАРЕЙШИН.

Осуждаем  тебя,  осуждаем  тебя.

Ты  повинен  в  крови,

Правдой  ты  пренебрег.

Дух  твой  будет   в  степях,

Как  отшельник  один.

Пусть  блуждает  во   днях,                                                                               158.

Пока  сердце  твое,  во  грехе  и  в   цепях.

 

РЮРИК.

О  горе  мне,  горе,

Я  пролился  водой,

Стал    безбрежным,   как  море.

Не  собрать  во  едино,  утерян  покой,

Стал  я  притчей  и  многих  смущаю  порой.

Мой  корабль,  ветрило  души,

Ниву  влажною  он  бороздит   в  полуночной  тиши.

Оставляя   как   плугом,  броздимый  свой   след.

И  бросает  в  него,  камни   прожитых  лет.

 

КОРИФЕЙ.

Был  однажды  я  в  духе,

В  эфире  ночном,

Я  парил  среди  звезд,

Под  вечерней  луной.

Вдруг  услышал  я  глас,

Он  сказал  мне,  смотри.

И  увидел   я  в  миг,  в  лучезарной  дали.

Среди  звезд  и  могучих  светил,

Вдруг  взросло  древо,  как  исполин.

Птиц  небесных  гнездивших  на  нем,

Укрывали  их  ветви  спасая  их  днем.

Всех  зверей  полевых  укрывала  листва,

И  давала  им  кров,  словно  матерь  была.

Но,  однажды  ненастной  порой,

Появился  вдруг  червь,  с  ненасытной  душой.                                       159

Сердце  он  поразил,  источил  все    внутри.

И  остался  лишь  ствол,  без  надежд  и  любви.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.