ч. I
Вся эта чехарда, по ходу развития и наращивания километров превратившаяся в бесконечный полумистический триллер, началась задолго до самой поездки на Кавказ, а именно – в Пятигорск.
Точкой отсчета чехарды можно считать забытую в общаге в день отъезда сумку-рюкзак с билетами и документами, о которой я вспомнила, когда мы с моим провожатым Сережей уже миновали весь путь до автобусной остановки – с чемоданом и двумя дорожными сумками. Такая забывчивость для меня не характерна. Зато потом я не расставалась с этой чуть не брошенной на произвол судьбы сумкой-рюкзаком всю поездку. Нет, не потому, что боялась ее снова где-нибудь оставить, а потому, что все свое я носила с собой: оттуда не вынимались кошелек, косметичка, фотик, документы, в нее напихивались пирожки, свитер, носки, салфетки – одним словом, все, что может пригодиться в дороге.
А в дороге я была месяц, причем, постоянно – в машинах и поездах, не считая общеупотребительных видов транспорта, таких как метро, трамвай и автобус. Поэтому на вопрос «Где вы живете?» (народ интересовало, в Питере, Москве или Пятигорске, в чем я несколько запуталась, потому как прошедшее, настоящее и будущее времена моего проживания сменяли друг друга), по совету проводника Жени, можно было смело отвечать: «В пути».
Итак, точкой отсчета чехарды можно считать сумку. А можно – билеты. Кому как нравится. Но билеты были раньше. Поэтому я, на правах автора этого бестселлера, принимаю за точку отсчета билеты. Но начну я все же не с них, а с действующих лиц и исполнителей.
Персонажи. Становский и Генарий Георгиевич Попов – вторые лица в Объединенной редакции МВД России. Щитовцы-мечовцы – коллектив редакции федеральной газеты МВД «Щит и меч», в которой я прожила счастливую, но недолгую (три года) жизнь. Ленка и Андрей – из той же компании, а Таська – старший ребенок Ленки. Элина (она же Эля) – моя подружка еще по Баку, Вараздат – ростовский армянин, а нашли они друг друга в Москве. Тимка – сын Элины, который живет и учится в Воронеже. Олег Семенцов-Огиевский – муж моей юной подружки Анюты, когда-то бывшей моей помощницей в Рыбьем царстве (Госкомитете по рыболовству Правительства России), а теперь мамочки двух кровососов с такой же неудобоваримой, но благородной фамилией.
Все они более или менее москвичи: одни, как Андрей – с Арбата, другие, как Володя Становский – из Киева.
Питерская команда в этом триллере представлена моим сыном Эдуардом (он же Эд, Эдька) и близкими друзьями Тамарой, Зиной и Сережей. Коренной ленинградец в этой команде только Сережа – в общем, Серега Питерский.
Григорий Брынза – блестящий тележурналист, отчаянный и мужественный человек с очень непростой судьбой, безвылазно работавший в Чечне в первую кампанию и намертво приросший к Кавказу, хотя родился и рос в Молдавии, а учился в Ленинграде. С Брынзой мы познакомились в 91-м на Пятигорском телевидении. Он имеет обыкновение выпадать из поля моего зрения на пяток-другой лет, и каждый раз я его обнаруживаю в иной географической точке, в ином статусе и в ином семейном положении. Затеяв операцию «Дом», я в очередной раз его нашла и озадачила только одной проблемой – подыскать мне жилье на две недели. За деньги.
Александру Хныкину в опусе посвящена отдельная главка.
Билеты. В Питере покупаю билет до Кисловодска, почему-то решив, что в Пятигорске останавливаются только электрички. Хотя точно помню, что мы с бабушкой в моем далеком детстве с бакинского поезда выходили на вокзале в Пятигорске, где сидели бабки, сдающие жилье. Билет за 5,5 тысячи с двухразовым питанием. Других нет. Наличных на обратный билет не хватает, и я приезжаю через день и покупаю билет Кисловодск – Москва на 15 мая, на вечер, прибытие в Москву 17-го утром. Билет за 2,7 тысячи.
К слову сказать, двухразовое питание состояло из полутора сосисок с ложкой гарнира, двух булочек, одного пакетика сахара, чая и кофе, микроемкостей паштета, майонеза и кетчупа. Весь вагон, давясь, нет, не от обильной кормежки, а от смеха, прикидывал, что если бы немножко доплатили, то можно было и по воздуху до Минвод добраться – и быстрее, и вкуснее.
По дороге на Кавказ, в поезде, до меня доходит, что в Пятигорске мы останавливаемся, и мне ничто не мешает выйти именно там. Но… Меня удерживают от этого две мысли. Первая – а вдруг меня будет встречать Самойлов, так как Становский допытывался, какой у меня поезд и вагон. Вторая – поиски Саши Хныкина нужно начинать с Кисловодска, и можно сделать это сразу, оставив вещи в камере хранения и взяв машину, чтобы добраться до дома (если его не снесли) на Войкова, 44. И я таки выхожу в Кисловодске.
Позже, уже в Пятигорске, общаясь с агентом Танькой, я говорю, что уезжаю в Москву 15-го, значит, буду в столице 17-го утром. Она удивляется и утверждает, что мне продали билет на 27-й поезд, через Украину. К моему ужасу, это оказывается действительно так: поезд 27-й, а внизу на билете пикантное уточнение: «Транзит через СНГ»! Приобретая вот этот, с позволения сказать, проездной документ, я как-то не догадалась запомнить кассиршу в лицо и по фамилии. А жаль! Очень захотелось с ней встретиться по возвращении.
Билет сдаю 9 мая в Кисловодске. Другой не покупаю, т.к. Танька обещает посадить меня в Москву с проводником Женей. Что и случается 16 мая. Рейс с Женей мне обошелся в 2 тысячи. Вечером села в Пятигорске, следующим вечером уже была в Москве.
Вокзалы. Когда билет до Кисловодска уже был куплен, до меня дошло, что еду я, между прочим, из Питера через Москву. Выясняю, что прибываем в столицу в тот же день, то есть 29 апреля, в 22 часа и стоим 40 минут. На какой вокзал, не спрашиваю, потому как считаю, что из Питера можно приехать только на Ленинградский. Дальше соображаю, что могу повидать друзей, скинуть им сумку с теми вещами, которые на Кавказе не нужны, например, с презентами для дорогих моих москвичей, и рассылаю всем смс о своем появлении в столице… на минуточку, точнее, на 40 минут. Некоторые загораются желанием повидаться.
За день или два до отъезда из Питера получаю от Становского телефонограмму с вопросом: «Вокзал Курский?» В мою душу закрадываются сомнения. В справочную, как всегда, не дозвониться, и ситуацию проясняет Интернет – вокзал таки Курский. Я делаю рассылки сообщений по второму кругу.
На обратном пути с Кавказа в Москву я звоню и пишу Элине с Вараздатом, которые меня должны встретить, сообщаю время прибытия на Курский (по моей логике) вокзал. Спокойно засыпаю вечером на вагонной полке (в Москву прибываем в 22.45) и сквозь сон слышу, как мой сосед по купе говорит в трубку, видимо, встречающему его товарищу: «Казанский, в 22.45». На мое удивление отвечает, что это в билете написано. А у меня-то билета нет! А если б и был, то смотрю я в нем только номера поезда и вагона. Я снова звоню, пишу и выясняется, что у Вараздата высокое давление. Даю Элине отбой по поводу теплой встречи и перевожу стрелку на Становского, который с Таськой и встречает меня на Казанском.
Развели вокзалов в столице – нормальному человеку не разобраться!
Посылки. Заманив меня к себе мерить свежеподкинутые ей шмотки, Тамара показывает лыжные костюмы (мужской и женский), которые тоже отдают. Никому не нужны? Рассылка сообщений в Москву по третьему кругу. Становский отвечает: «Вези оба».
А тут в Питере пошла корюшка. Понятно, что мои москвичи ее не нюхали, и, если я ее не привезу, никогда не понюхают. Начинаю проводить консультации, как ее довезти и в каком виде. Коллективный разум вырабатывает решение – заморозить. Что и было сделано. Приплывшая в столицу из северной провинции корюшка вызвала бурю восторженных отзывов, когда ее съели…
За три дня до моего отъезда на Кавказ приезжает в командировку Олег Семенцов-Огиевский, ночует у меня в общаге, а поскольку у меня набирается уже прилично вещичек, то я нагружаю Олега сумкой с презентами и лыжными костюмами, и он увозит ее в Москву, куда она попадает на сутки раньше меня. Даю его телефоны Ленке, и Таська забирает у Олега сумку за время моего пребывания на Кавказе.
На Курский 29 апреля, по пути моего продвижения на Кавказ, прибегают мои москвичи с подарками, а Эля с посылкой для сыночка Тимки, так как я за неделю до отъезда из Питера подсказываю ей, что наверняка следую через Воронеж. С моей стороны это оказалось опрометчиво.
Эля с Вараздатом привозят сумку объемом с хороший туристический рюкзак (немного еды для ребенка – плов, долма и пр.), которую Вараздат, с трудом оторвав от платформы, дотаскивает до купе, половину которого она и занимает. Пока мы общаемся на Курском, Эля случайно выясняет у проводниц, что поезд останавливается не в Воронеже (почему-то), а на станции рядом с Воронежем и стоит 2 минуты. О чем, вернувшись с вокзала, и успевает сообщить Тимке.
«Подъезжая под Ижоры», весь вагон напрягся. Сумку мужики дотащили до двери вагона. Подходим, тормозим, платформы нет, Тимки тоже. Мы в хвосте (15-й вагон), стоим 2 минуты! Проводница висит из вагона, выглядывая ребенка. Весь вагон в окнах. Радостный вопль проводницы: «Бежит, бежит!!!» Нестройный хор: «Ти-ма, Ти-ма, бы-стрей, бы-стрей!» Один из пассажиров нашего «питательного вагона», Пан Спортсмен, подхватывает груз и по ступенькам спускает его на землю. Как ни странно, Тимка не упал в обморок, увидев мамину посылку. Я кричу из вагона: «Что ты будешь с этим делать, ты не унесешь?!» – «Щас подмога подтянется». И действительно, нарисовывается второй спринтер – такой же дохлик, с рюкзачком на спине. Мы трогаемся. Из вагона сыплются разумные советы: «Пацаны, вы прям здесь начинайте… В рюкзаки, в рюкзаки перекладывайте, иначе не унесете…» Пое-ехали…
Щитовцы-мечовцы затарили меня телефонами в КМВ всех тех, кто хоть каким-то боком был когда-то причастен к газете, МВД и пр. И всем им позвонили. Среди них был и некий Юрий Самойлов (бывший однокашник Становского), точное местонахождение которого на КМВ определил Брынза, – в Кисловодске, чего Володя не знал. В первые дни пребывания на КМВ я вместо него обнаруживаю неизвестного мне абонента, понимаю, что что-то не так, пишу Володе, уточняю телефон, выясняется, что последняя цифра неверная. Наконец дозваниваюсь, и Самойлов говорит, что хочет передать Володе со мной посылку, но у него очень плотный график, и подъехать в Пятигорск он не сможет. Я обещаю, что ради такого святого дела вырвусь от своих агентов, которые терзают меня с 9 утра до 9 вечера, в Кисловодск.
Случай представился только 9 Мая, так как праздник, и меня оставили в покое. Накануне позвонила Самойлову и сообщила, что завтра приеду за посылкой. Договариваемся, что, как приеду, позвоню. Приезжаю. Звоню. «Абонент недоступен». Звоню каждый час до ночи. То же. Звоню 10 мая до 15.00 уже из номера в Ново-Пятигорске. То же. Звоню вечером. Плохая связь, абонент ничего не понял и больше не перезванивает, хотя мой номер у него зафиксировался неоднократно.
Больше в Кисловоньск, как его называет Доктор, было не попасть. Но посылку принципиально хотелось отобрать. Агента Таньку осеняет (в очередной раз!): пусть Самойлов отдаст груз проводнику Жене в Кисловодске, а дальше мы все дружно доедем до Москвы. Звоню Самойлову («Отдайте мою посылку!»), не успеваю сделать предложения, как слышу: «Я никак сегодня не смогу подъехать на вокзал, у нас очень серьезное мероприятие, юбилей…» А, пошел ты!
В Москве все докладываю Становскому. И о рекомендации Панкову тоже. На что слышу: «Да он всегда был гнидой, я думал, с возрастом изменился…» Увы, в лучшую сторону с возрастом не меняются! Этого Володя не знал.
Протеже. Первой книжкой, которую Сережа получает в питерском издательстве еще осенью, когда я живу у него, оказывается «Любите нас, пока мы живы» Виталия Носкова, бышего спецкора и обозревателя «Щита и меча», – очерки и рассказы о спецназе в Чечне. Носков ушел из газеты в 2000 г., а я пришла в 2003-м. Мы с Сережей очень серьезно работаем над книгой, и пару раз говорим с Носковым по телефону. Выясняется, что он к тому же и «лермонтовед». Короче, понимая, что Носков тесно связан с Кавказом, я даю Сереже задание сообщить тому, что еду на КМВ, и спросить, может ли он посодействовать с жильем на двухнедельный срок и будущим трудоустройством. Носков подтверждает полную готовность и накануне моего отъезда звонит Сереже из Кургана, где его ПМЖ, и сообщает телефон пресс-атташе Терского казачьего войска Александра Петровича Кузнецова. Кому я и звоню, как в последнюю инстанцию, 1 мая из Кисловоньска, смутно подозревая, что Брынза вряд ли побеспокоился о том, где я буду ночевать за время «отдыха» в Пятигорске. К Кузнецовым меня и отвозит Доктор, и они меня устраивают в двух шагах от себя в туркомплексе «Озерный».
Генарий Георгиевич Попов еще зимой, прознав через Таську – Ленку о моем плане покорения Кавказа, стал уговаривать меня «за Кисловоньск», где пару-тройку лет назад осел его друг, – писатель Анатолий Алексеевич Безуглов (оказалось, писатель известный!). Заезжаем к нему с Доктором во вторую мою ходку в Кисловоньск, 6 мая. Безуглов живет, как провинциальный граф: в двух домах на склоне горы, у источника, с участком, террасами спускающимся ко второму дому, с розариями, водопадиком, смотровой площадкой на предгорье, зимним садом, попугайчиками и прочими архитектурными излишествами в прямом смысле слова. Красота неописуемая! Безуглов агитирует за Кисловоньск, утверждает, что работой точно буду завалена, так как с русским языком большие проблемы (и не только на Кавказе, могу добавить я).
Выяснив у Брынзы телефон Самойлова и сообщив его Становскому, который тут же восстановил разорванную годами связь со своим однокашником, я еще в Питере получаю телефон Вадима Александровича Панкова, редактора «Пятигорской правды». Между своими домушными делами я все-таки, по предварительной договоренности, прорываюсь к Панкову, и мы с ним тепло общаемся. Следуют уверения, что как спеца с опытом работы в Москве и Питере меня будут рвать на части за очень неплохие для местности деньги. В заключение Панков сообщает, что ему позвонил-таки Самойлов и предварил мое появление примерно таким текстом: «Едет какая-то Карина Минасова, знать не знаю, кто она такая, в общем, сам посмотришь…» Не думаю, что подобный текст он услышал от Становского. Я пообещала Панкову, что если Самойлов мне, не дай бог, попадется на глаза, я его придушу. Панков попросил не беспокоиться – он сделает это лично.
Доктор. Итак, вместо Пятигорска я все-таки сошла в Кисловоньске. Как только я не без посторонней помощи оказалась с двумя сумками и чемоданом на платформе, ко мне подошел человек довольно привлекательной наружности, примерно моего возраста с вопросом: «Вам в какой санаторий?» – «А мне не в санаторий». – «На какую турбазу?» – «Мне не на турбазу». – «А куда?» Так как на этот вопрос более подходящего ответа, чем «в Пятигорск», у меня не было, а такой ответ мог вызвать у собеседника некоторые сомнения относительно моих умственных способностей, я, быстро сориентировавшись в сложившейся ситуации, заменила ответ вопросом: «А носильщики у вас здесь есть?» – «А они вам зачем?» – «Донести вещи». – «А дальше?» – «Дальше – оставить вещи в камере хранения, взять машину и поехать по делам…» – «Итак. Сначала вы заплатите носильщику, потом за камеру хранения, а потом за машину. Так вот, я в одном лице готов выполнить все эти операции». Логично, подумала я. Но попыталась отбиться: «Но у меня дела, которые могут вас задержать надолго…» – «А я никуда не тороплюсь». И подхватил вещи.
Поскольку туалет закрыли с Минвод, и паровоз шел пешком до конечного пункта назначения два часа, я безапелляционным тоном заявила: «Только идем через туалет. Где он у вас?» – «Прошу», – и спутник указал рукой вправо. Вожделенное заведение оказалось на платформе по ходу нашего продвижения. Я коротко бросила через плечо: «Охраняйте» – и двинулась с сумкой-рюкзаком на плече. Почувствовав радостное облегчение, на выходе я прикинула: возможны два варианта – нет ни вещей, ни водителя или все на месте. Выхожу. Курит. Все на месте. Ну вот, как обычно, попался нормальный человек. Поехали.
Первый вопрос: «Я так и не понял. Вы приехали не в санаторий, не на турбазу… Вы зачем приехали?» – «Дом в Пятигорске покупать». Комментарии последовали во вторую встречу. «Сначала я упал, когда она оставила меня со всеми вещами и пошла в туалет (а что, были варианты? Например, попросить занести чемодан и две дорожные сумки в предбанник?). А потом чуть не выпустил руль, когда услышал, что баба, одна, из Питера, приехала на Кавказ покупать дом и сообщает об этом первому встречному (а есть такие наивные, которые предполагают, что все деньги на дом я с собой в сумке вожу?). Я бы отвез тебя к себе на квартиру или в горы, и ты бы мне все доверенности на деньги подписала…» и пр. ужастики. Во вторую встречу произошло чудесное превращение – водила оказался врачом-стоматологом (Доктором), подрабатывающим на жизнь по выходным и праздникам частным извозом. А поскольку я приперлась на КМВ 1 Мая…
Хныкин. В день приезда, 1 Мая, мы с Доктором поехали искать дом на Войкова, который, по Сашкиным мечтам, должны были снести в начале 90-х. Как ни странно, он оказался жив и здоров. Но без Хныкина. Я пошла на дом, а Доктор – допрашивать теток на лавочке во дворе. Общими усилиями мы выяснили, что Хныкин сошелся с женой и живет в Пятигорске. Замечательно!
По дороге из Кисловоньска в Пятигорск, точнее, в Ново-Пятигорск, в семью казаков Кузнецовых, мы с Доктором доперли, что соседей допросили неосновательно (опыта работы маловато). А комната Хныкина осталась за ним или как? Бывает ли он здесь и как часто? Если да, то совсем не лишним было оставить ему записку с радостной вестью о моем местонахождении и моим ставропольским номером. Смутное подозрение, что мне придется вторично тащиться в Кисловоньск на дом, не обнаружив Хныкина в Пятигорске, закралось в мою душу и подвигло к тому, чтобы взять у Доктора при прощании в доме Кузнецовых телефон, по крайней мере, чтоб уж не искать в следующий раз водилу (еще неизвестно, что за урод попадется!).
Поняв на третий день приезда, что на период отпуска у меня 12-часовой рабочий день с 5-часовым перерывом на сон, я попросила Кузнецова перейти через дорогу от дома и поинтересоваться в адресном столе местожительством Хныкина. Кузнецов пошел дальше, и через своих эмвэдэшников выяснил, что Хныкин в Пятигорске не значится.
Итак, снова Кисловоньск, в воскресенье, 6 мая, когда риэлторы тоже, к счастью, отдыхают. Из электрички звоню Доктору, и он встречает меня на вокзале. Едем на дом. Допрашиваем соседей с пристрастием и выясняем, что с этой комнаты, где мы с моим Эдькой жили в 91-м, Хныкин получил квартиру, которую продал, а комнату приватизировала соседка, чья дочь живет этажом выше проданной Хныкиным двушки. Получив адрес, едем на квартиру.
Там тишина. Поднимаюсь в квартиру соседкиной дочки. Дома. Беседуем. Хныкин продал двушку хозяину лесопилки, с которым они, видимо, друзья, так как дочка видела Сашку на балконе его бывшей квартиры года полтора назад. В квартире, похоже, никто не живет, и она в ремонте. Объясняет, как найти лесопилку. Не сразу, но находим. Однако воскресенье. Кроме охранницы, никого. Уговариваю её дать домашний телефон хозяина. Звоню. По указанному адресу он квартиру не покупал и не слышал, чтоб кто-нибудь покупал из его работников. Всё. Кисловоньск замкнулся.
Поскольку мне известно, что жена Хныкина Наташка родом из Ессентуков, 8 мая я решаю отправиться на поиски Сашки туда. Жара. Добираюсь до адресного стола в 12.50, а он, как написано на двери, закрывается в 13.00. Увы, Хныкин не значится. А Хныкина Наталья? Есть такая. В замужестве Жданова. Это еще что? А год её издания? 56-й. Подходит. Беру адрес. Повезло! Дом оказывается в 10-ти минутах ходьбы. В квартире никого. И тут я вспоминаю метод Доктора. Во дворе на лавочке тетки. Задаю вопросы. Ничего. Муж Натальи Хныкиной – Герман, он же Жданов. Может, это не та Хныкина? Но двое сыновей, которых в свое время произвели Сашка с Наташкой, есть. Не очень только понятно, от Хныкина или от Жданова. Пока я размышляла над этим ребусом, одну из теток осенило наверняка небесное знамение: «Постойте, а первый-то муж у нее Саша был». Ура! Тетки тут же дают мне рабочий телефон искомой Хныкиной. Звоню. Наталья Николавна (ну прям Гончарова – Пушкина – Ланская!) будет только 11-го. Похоже, я найду Хныкина перед самым своим отъездом. Ну хоть так…
11-го из Пятигорска звоню Наташе на работу. И узнаю, что Хныкин живет в Ново-Пятигорске, через улицу от моей турбазы. Подобные подставы сверху меня уже давно не удивляют. Узнаю его мобильный. И то, что с февраля он не выходит из запоя, что это началось два года назад, его кодировали, подшивали, но ничего уже сделать нельзя. Нашла…
Сашку Хныкина делали (природа ли, Бог, родители, а скорее, все вместе) по образцу Аполлона. Это было штучное, не серийное изделие: красавец скандинавского типа – под два метра ростом, с льняными волосами, зелеными глазами, прямым носом, тонкими губами и тяжеловатым подбородком. А пропорции его тела вымеряли по миллиметрам, в этом я убедилась на пляже в Загульбе – районе правительственных дач и санаториев под Баку. Когда он появлялся в моем университете, девки писали кипятком и дружно ахали: «Где ты его нашла?!» И почему-то слабо верили, что на своей улице, а не на обложке популярного молодежного журнала Playboy.
Мы выросли на одной бакинской улице и были самыми близкими друзьями одного и того же человека – моего одноклассника Сашки Гиносяна. Но, по той же иронии судьбы, познакомились лично, когда Хныкин, отслужив армию, влюбился в Наташку из Ессентуков, а заодно и в Минводы в целом, и женился. За 20 с лишним лет, что я его знаю, он неоднократно разводился с Наташкой и снова на ней женился; переезжал в Баку и уезжал обратно; создавал фирмы, богател, разорялся; как птица Феникс восставал из пепла; попадал в самые крутые ситуации и выходил из них… Короче, человека более волевого и мужественного, чем Хныкин, для которого не существовало неразрешимых проблем, я не знаю.
В январе 90-го, во время армянской резни в Баку, Хныкин на машине (кроме как за рулем, мне кажется, я его никогда не видела) примчался в город, в котором лилась кровь, чтобы вывезти нас с Гиносяном. Он разыскивал нас по всем явкам, которые ему были хорошо известны, без преувеличения, рискуя жизнью. Любая шальная пуля или залп БТРа могли положить конец этим поискам. Для сравнения: мой бывший муж не поехал в Баку, чтобы вывезти из этого ада своего сына.
Нас с Гиносяном на тот судный день в городе уже не было. И тогда Хныкин нашел меня в Ленинграде. Так он находил меня все годы моей миграции по Питеру с квартиры на квартиру. И раз в пару-тройку лет я слышала в трубке очередного телефона очередной коммуналки: «Ка, это я…»
Оказавшись вновь через 16 лет на второй родине Хныкина, я искала Сашку по двум причинам: из святого чувства дружеского долга и непреувеличенной оценки его возможностей и способностей в любых деловых вопросах. Имей я за спиной Хныкина, одного вида которого достаточно для того, чтобы сразу просечь, что надуть меня даже на 50 копеек небезопасно для жизни, я бы нашла именно тот дом и за те деньги. Потому как для определения всех достоинств и недостатков этой недвижимости Хныкину достаточно было бы одного беглого взгляда. А второго – чтобы договориться о цене.
Долг перед Хныкиным я выполнила. Хотя вряд ли он уже об этом узнает. Совесть моя чиста. А на душе муторно как никогда. Моего столпа на Кавказе у меня больше нет. И какая-то злость поднималась из нутра. Злость на жизнь, которая ломает даже таких…
Уже дома, в Питере, готовясь к переезду на Кавказ, я добралась до своего архива. И первой бумажкой, подвернувшейся мне под руку, была именно эта – его записка мне в июле 91-го, когда он пытался таким образом поднять «дух армии»: «Каждый раз, когда я заходил в тупик жизни, я начинал сначала (со счета я уже давно сбился). Понадобится, это будет снова и снова, сколько хватит этой тяжелой жизни. Из нее уйти легко, тяжелее дожить, доказать своей душе, а она бессмертна…» (дословно).
«Мне голос был, Он звал утешно…» Уж не знаю, утешил ли он Ахматову, но во мне этот раздавшийся теперь уже, можно сказать, из небытия голос моего близкого друга, моего погибшего друга, меня не только не утешил, а окончательно поверг в отчаяние. От бессилия, от сознания, по-моему, самого страшного в жизни – невозможности что-либо сделать, остановить время, изменить события, обратить вспять!
Агент Танька. Первая встреча на третий день приезда, 3 мая. За рулем вишневого «форда» яркая, эффектная блондинка 40 – 45 лет. «Татьяна. У меня тут для вас целый список домов, будем смотреть весь день». – «А список можно?» Смотрю. Цены 3 млн, 4 и выше. «А ручка у вас есть?» Из всего списка остается 2 – 3 дома. «Татьяна, у вас плохо с ушами? Я же заказывала дома от 80 до 100 тысяч долларов». – «А это не я принимала заявку, а девочка на телефоне, Маринка». Смотрим. Ванин дом, точнее, домовладение, вызвало у меня однозначную реакцию – я хочу в нем жить! Дом в списке – за 100 тысяч.
В дальнейшем мы с Татьяной почти не расставались: смотрели дома, возили ее клиентов смотреть, приезжали к ней ужинать, я у нее купалась, так как на моей турбазе горячую воду и отопление отключили на следующий после моего приезда день, то есть 2 мая, а включили после отъезда. Первую неделю в Пятигорске было очень холодно, шел мокрый снег, а 10-го случился камнепад – обрушился град с куриное яйцо, побивший машины и даже дверь моего гипотетического дома.
Директор агентства «Уют», чьим сотрудником и была Таня, Бедян Виталий Барменович (за глаза я его называла Рестораныч), по утрам спрашивал у Таньки: «Ну как твоя родственница?» Танька же говорила: «У меня еще не было клиента, который у меня живет». Не жила я у нее исключительно по своей доброй воле. Попав ко мне в номер, она сделала совершенно верное заключение, что кончится мой вояж, в лучшем случае, больницей, а в худшем… в любимом Пятигорске меня и закопают, потому как выдержать такую температуру нормальный человек долго не сможет. Ну так то нормальный… Короче, она пыталась забрать меня к себе, но я уперлась всеми четырьмя лапами: трехкомнатная квартира с двумя взрослыми сыновьями, по моим подсчетам, мало подходила для приема постояльца. На том и договорились. А потом потеплело, и жизнь стала вполне выносимой.
Танька оказалась сверстницей и тоже отмечала полтинник в марте, только 19-го – Рыбка и Петух. Доктор, узнав, что мы два Петуха, только охнул: «Представляю, что вы вдвоем на Минводах наворотите!» Сомневаюсь, что представляет…
Узнав про мои планы в отношении Эда (банкеты на дому, цех в саманном доме) и про предложение Доктора, поступившее на нашу с ним третью встречу, она воодушевилась: «Делаем так. Маленький дом делим пополам – под кухню для Эдика и стоматологический кабинет для Виктора… Сколько стоит его кисловодская квартира? Отлично! Он продает квартиру, переезжает к тебе, отдает деньги на дом и на оборудование, и мальчики начинают работать». Вся эта тирада выпаливается без отрыва от руля и вперемежку с мобильником. «Тань, а мы им об этом расскажем, что им следует делать?» – «Вот этого не надо. Деньги он тебе должен предложить сам, а если не предложит, попросишь взаймы. И еще учти, что все его окружение будет говорить, что приехала эта акула из Питера, чтобы его обобрать. К этому тоже надо быть готовой…» – «Тань, вообще-то, даже если я рискну выйти за Доктора замуж, из этого брака ничего хорошего не выйдет, а значит, ему должно быть куда уйти, поэтому квартиру в Кисловодске мы продавать не будем. Я никого на улицу не выгоняю. Никогда». – «Ладно. Тогда он продает двушку и покупает однокомнатную, а разницу отдает тебе. Но это хуже. Денег меньше», – здраво заключает она.
Идея 2. «Оборудование для кабинета стоит очень дорого, наверное? Тогда мы устроим его в Пятигорске в радиотакси… Там хорошо платят».
Танька посчитала мне каждый шашлык, который я съела, и каждый подарок, который я купила. В «Шалашах», вырвав из моих рук счет, она вопила, обращаясь к сыну Денису: «Что она делает? У нее нет денег, она ведет нас в такой дорогой ресторан. Никогда в нем не была и теперь точно никогда не буду! Безобразие! Сумасшедшие деньги!» Сумасшедшие деньги были 1 700 р. за троих с закуской, шашлыками, вином, мороженым и еще чем-то. Я: «Денис, у тебя интересная мама, она считает, что пол-лимона, которые у нее в гараже, это не деньги. Даже для столиц это деньги. Тань, а ну их, Ваньку с Танькой (хозяев альтернативных домов для меня), давай гульнем на все!» Танька чуть в обморок не упала.
Официант, армянин Антон, который нас обслуживал, рассказывает: «Тут недавно в «Шалаши» одна компания приезжала, и мужик меня спрашивает: «А правда, что здесь Лермонтова убили?» «Правда», – отвечаю. – «А ты видел?» (“Шалаши” находятся в двух шагах от Места дуэли.)
16 мая, в день сделки, мы стоим с Ресторанычем на ступеньках агентства и курим. Подкатывает «форд» и счастливая Танька, едва успев поздороваться, радостно восклицает: «Я все придумала – а мы ему денег не дадим!» (Ване, хозяину дома, который приезжает за задатком и подписывать предварительный договор купли-продажи.) Мы с Ресторанычем смотрим друг на друга, потом переводим взгляд на Таньку, и Рестораныч неуверенно спрашивает: «Вообще не дадим?» – «Сегодня не дадим. Мы ему скажем: «Ваня, документы не готовы, а Карине надо уезжать. Вот мы получим 28-го из палаты подписанные бумаги, и тогда ты получишь деньги». Надо отдать должное Ресторанычу – он сразу, в отличие от меня, сообразил, чем пахнет такой поворот дела, и умыл руки: «Только я этого Ване говорить не буду. Это ему может сказать Карина, потому что она покупатель, и это ее деньги». Карина и сказала, а потом Таньку чуть не удавила. Потому как на этом моем заявлении долготерпению Вани пришел-таки конец. Таня – Ваня пищали – орали друг на друга, а я обреченно дожидалась фразы хозяина, которую он и произнес: «Я дом не продаю!»
Положение спас Рестораныч, а Танька меня волоком вытащила из «Уюта», пока я не успела пригласить всех обмыть сделку, сообщив, что у нас поезд, и мы очень торопимся. Повезла на Канатку, накормила шашлыком и произнесла удивительный тост, запивая его соком: «У людей на «Титанике» было все: здоровье, красота, богатство. У них не было только одного – удачи. За удачу!»
После Канатки, забросив меня на турбазу собирать вещи, она помчалась на день варенья любимой подруги, потом в середине праздника, прихватив Дениса, приехала за мной, чтобы запихнуть к проводнику Жене в московский поезд, успев за 5 минут стоянки паровоза в Пятигорске не только меня посадить, но еще и сторговаться с Женей за 2 тысячи. В Питер она прислала уже несколько длиннющих эсэмэсок, в одной из которых было: «Ждем домой!»
Она выгнала двух мужей и вырастила двух сыновей, младшему, Денису, правда, только 16. Это ему она, мечтая выучить его в оч-чень серьезном вузе Москвы, хотела построить в столице квартиру и вложила-таки деньги в это пресловутое строительство. И осталась без квартиры и без денег.
Деньги. В «деревне Пятигорск», как выражается мой сын, не пользуются банковскими счетами и ячейками – деньги носят в клюве, причем, любые суммы.
Получив шесть пачек в банке на Кировском, где нас уже знали в лицо, и все открыты для общества (нет ни кабинок, ни даже бумажек, где можно написать сумму, не выкрикивая ее оператору в окошко), мы с Танькой, прижимая сумки к груди, рванули к машине так, будто за нами стая волков гонится. Танька тут же заблокировала окна, и мы помчались в агентство, полагая, что сегодня мы отдадим хозяйке, с которой была назначена встреча, задаток в полмиллиона. Счастливые, мы появляемся пред темными очами Рестораныча и дружно заявляем: «Мы деньги привезли!» Окинув нас неспешным печальным взглядом, Бедян медленно произносит: «Зачем?» Оказывается, никто пол-лимона брать не хочет. Мы, по своей наивности, полагали, что как только перед носом очередного хозяина захрустят купюры, дело в шляпе. Ан нет! Хозяева не дураки: как только взял задаток, цена зафиксирована, а это неинтересно. А потому ситуация выглядела примерно так. Возьмите пол-лимона! Спасибо, не надо! Ни утром, ни вечером…
«Зачем? – печально спросил Бедян. На календаре была суббота. – Офис у нас не охраняется, сейфа нет. На то, что я их буду охранять, не рассчитывайте», – и медленно перевел выжидающий взгляд на меня. Я его опережаю: «Я их на турбазу не повезу, и Таня их домой тоже не повезет. Нет, если Вам, конечно, не жаль одномоментно потерять агента и клиента, то пожалуйста… Нас уже знают в лицо, машину, думаю, тоже…» Наступает минута молчания. Все напряженно думают, куда деть пол-лимона. Смысла класть их обратно «в банку», как выражается Бедян, чтобы опять их заказывать за три дня и выстаивать очереди, чтобы получить, нет никакого. Смысл заключается в том, чтобы махать ими, как красной тряпкой, перед носом хозяина и всучить задаток хоть кому-нибудь хоть за собачью конуру, потому как деньги у меня на глазах превращаются в пыль – цены на дома растут не по дням, а по часам. Пол-лимона должны лежать в кармане, потому что понадобиться они могут в любой момент.
И тут, как обычно, осеняет Таньку: «Я знаю, куда мы их денем! Мы их отвезем в мой старый гараж. Поехали!» Рестораныч сложил шесть пачек купюр в бумажный подарочный пакетик с тесемками, и мы поехали.
Приехали на окраину города, гаражей оказалось оч-чень много, мы долго плутали, наконец, приплыли. Танька: «Куда будем прятать?» – «Зачем?» – я поставила пакет на какую-то тумбу в центре гаража и пошла к машине. Танька, нарочито громко, чтобы слышали все, а народу в субботний, почти летний уже день возле гаражей было немало, кричит мне вдогонку из гаража: «Может, огурцы еще прихватим? Нам огурцы нужны?» – «Конечно, нужны», – подыгрываю я. И возвращаюсь. Продемонстрировав всем банки с огурцами и еще чем-то, мы кидаем их в машину и, страшно довольные итогом финансовой операции, двигаемся. Танька протягивает мне ключи от гаража: «Чтобы ты спала спокойно». – «Это лишнее. Ты, подруга, теперь должна себя беречь. Ежели, не дай бог, с тобой что случится, то потенциальному продавцу вместо задатка я отдам ключи от гаража, где деньги лежат. Потому как гараж твой я никогда не найду. И вряд ли кто найдет».
С Таней ничего не случилось – во всяком случае, до моего отъезда. И в гараж за деньгами, которые пролежали там пять дней, мы вернулись 16 мая, в день сделки и моего отъезда. Мы вручили пакет с шестью пачками Ване, который, на удивление, их очень быстро собственноручно пересчитал и увез. После чего я спросила Таню, когда мы уже ехали на Канатку: «А почему Ваня так уверен, что мы отдали ему не фальшивые купюры?» – «Ну он же знает, что мы деньги в банке брали». – «А потом они отдыхали у тебя в гараже пять дней, за это время с ними всякое могло случиться…» – «Ну он же мне доверяет!». Полмиллиона!
В первую в своей жизни аварию Таня попала через три дня после моего отъезда. Почему-то именно этот день, 19 мая, день рождения пионерской организации имени вождя пролетариата, был самым неудачным для меня в Москве… К счастью, разбитым оказался только ставший мне таким родным вишневый «форд». А Танька влетела на 70 тысяч. Нет, рублей…
Директор другого пятигорского агентства Артур (всего их 126, и, видимо, всю недвижимость города они продают друг другу!) еще с двумя своими сотрудниками везет меня смотреть очередной дом. На участке уже топчется с десяток человек, тоже потенциальных покупателей. Меня быстро проводят по всем помещениям, которые нужно ремонтировать, перестраивать и пр., дают взглянуть на участок и выводят на улицу. На меня надвигается танк под названием Светлана Михайловна, представитель продавца, и хозяйка успевает вставить словцо: «А за углом у меня хладокомбинат». – «А он мне зачем?» – пытаюсь я проявить любопытство. Наш содержательный диалог обрывает танк, который голосом гаубицы вопрошает: «Деньги привезли?» – «Простите?» – «Ну, задаток…» – «А вы всерьез считаете, что я его в сумке с собой вожу?» – «Вы учтите, я вам как юрист говорю, – угрожает гаубица, – у нас сделка совершается за месяц». Тут мне становится совсем смешно, и я прошу показать мне статью закона, из которой вытекает последняя угроза, и объясняю танку как журналист, что сделка начинается и заканчивается в те сроки, которые укажут в договоре стороны. Затем откланиваюсь и сажусь в машину, из которой Артур даже нос побоялся высунуть. А танк вскарабкивается на танк о четырех колесах («джип») и уезжает ни с чем.
Веселя весь экипаж пересказом диалога с агентом-юристом-танком, я советую Артуру по секрету от последнего шепнуть хозяйке дома, чтобы она в дальнейшем обходилась без подобных спецсредств устрашения – иначе дом ей, да еще такой, никогда не продать. Даже рядом с хладокомбинатом.
Ванин – Танин дом. Ванин дом стоит в Горячеводске, то есть за Подкумком, который отделяет Пятигорск от поселка Горячеводск. В летний зной Подкумок вьется едва заметным ручейком по камушкам, а весной превращается в бурную реку, выходящую из берегов. Доставляя меня в Горячеводск на очередной просмотровый дом на трамвайчике, который по внешности как со страниц «Мурзилки» сошел, ни один из агентов не преминул обратить мое внимание на местную достопримечательность: «А это наш Васильевский остров». Название, суть которого я так пока и не поняла, безусловно, грело мое сердце, тем более что работаю я именно «на Ваське», как говорят в Питере. Пятигорский Васильевский остров – это фешенебельный район с замками-коттеджами, омываемый Подкумком. Но… с одной стороны. Почему он остров, а не полуостров, да к тому же Васильевский, мне, видимо, еще предстоит разобраться.
Ваниного домовладения на Речной ул., 34, состоящего из двух домов – 2-этажного 6-комнатного из белого кирпича и одноэтажного 5-комнатного саманного, – гаража, двора и участка, я бы не увидела никогда, если бы Ваня ни забыл позвонить в «Уют» и сообщить новую цену – 130 тысяч. Я бы вычеркнула его из Танькиного списка, как и все прочие. Он стоял у Таньки за 100 тысяч, а в остальных агентствах за 130. Прокол обнаружился, когда мы вернулись, и Танька позвонила хозяину. Ну, нет так нет. Ресторанычу не понравился Ванин финт, и он раздраженно сказал: «Дай мне его телефон, я сам с ним поговорю».
А мы пока смотрели другие дома – более или менее, но дешевле. Альтернативный Ваниному оказался (внимание!) дом на Речном пер., 11. Хозяйка Минасова Татьяна, сын Карен. Цена 2 600 тысяч р. Три домика на участке, один из них я называла сараюшкой. Но зато все члены моей семьи живут автономно, с кухнями, туалетами, но без гаража и пр. Я очень веселилась по поводу гипотетической покупки: бедный нотариус, ему еще надо не запутаться, какая Минасова какой что продала и не одно и то же случайно лицо Карина и Карен Минасов (а). Агент Танька уговорила хозяйку Таньку на 2 300. А тем временем Рестораныч уломал Ваньку на 115 тысяч, то есть на 3 млн. Но их-то тоже нет! А главное, не будет. С отсрочкой платежа – не помню, кому из нас пришла в голову эта свежая мысль. Скорее всего, Таньке. Я предложила встретиться втроем. Танька забила стрелку.
Выглядело это так. Съезжаются две иномарки, из одной выходят две фифы, из другой – молодой, в солидном прикиде, армянин. «Добрый вечер! Карина – Ваня». Первая фраза (горжусь!) всего последующего диалога принадлежала мне: «Ваня, вы единственный мужчина, которому удалось разбить мое сердце!» Оторопелый взгляд: «Что я сделал?» – «Дом построили». – «Что, не нравится?» – «Наоборот, оч-чень нравится!» – «Так в чем проблема?» – «А в чем все проблемы нашей жизни?» – «Деньги», – понимающе улыбается Ваня. – «Вот именно», – заключаю я. «Чем я могу помочь?» – интересуется джентльмен у дамы.
Это был роковой для Вани вопрос. Потому как далее на сцену вышел рэкет в образе очаровательной блодинки из-за угла и с чарующей улыбкой произнес: «Сейчас я тебе объясню». В переводе на русский краткое содержание монолога состояло в следующем. Отдавай дом, пока просят, неважно, что задаром. Какой ты хочешь задаток? Пол-лимона? Не получишь, максимум, о чем ты можешь мечтать, это 450. И то скажи спасибо. Дальше? Никакой основной суммы через месяц, ну, в лучшем случае, в конце лета, денег нет, понимаешь? Какой еще хвост от суммы осенью? Ты что, дорогой, совсем рехнулся? Тебе в который раз объясняют, что денег нет! Поэтому о хвосте в 500 тысяч ты вообще забудь, но, может, если наскребем, отдадим… в следующем году. Давай думай быстрей, покупателю в Москву уезжать надо по делам. Так что завтра ответ скажешь. Ладно, нам некогда, пока.
И две фифы сели в «форд», оставив хозяина в глубоких раздумьях, то ли это предложение, от которого он не сможет отказаться. Назавтра хозяин дал согласие.
Остался самый простой вопрос: где взять деньги? К тому же без будущего наследника имения ввязываться в такую крупную авантюру ценой в 3 млн было, по меньшей мере, некорректно. Наследник затребовал фото через Интернет обоих домов. Мчимся ближе к ночи к Тане – Ване снимать – я с мыльницей, Танька с цифровиком, обращаться с которым её учит Денис перед вылетом из дома. «Девочки, вы чего так поздно?» Некогда, надо срочно решать, чтобы быстро всучить пол-лимона. Снимаем. У меня на Ванином доме, точнее, дворе, кончается пленка. Возвращаемся, сажаем Дениса за компьютер, отправляем видеоряд наследнику в Питер. Ночью. Полдня ждем. Наследник на авантюру в 3 лимона не подписывается. «Ваня, мы твой дом не берем, извини». «Таня, мы берем твой дом» – «Прекрасно, 3 миллиона». Дружное: «А пошла ты…» Найдем другие. Ищем.
Изъездили, истоптали весь Пятигорск и Горячеводск. «Слушай, чем тебе дом на Квартале не нравится? Хороший дом и цена тоже – 2 450. Давай еще раз съездим посмотрим. И жить рядом будем…» Чтобы не убивать Танькину мечту жить рядом, я соглашаюсь. Едем. Диалог в машине. «Мне не нужна коммуналка. Там нет раздельных входов, второй кухни, да, шесть комнат, но все в кучу. Где мои гости из столиц будут жить? Где мы с тобой будем трепаться о своем, о девичьем? Под носом у мамы и у сына с невесткой?» – «Щас глянем на него попристальней, что там можно сделать». Приехали. «А это опять мы, здрасьте. А та стенка куда выходит? На улицу? Отлично! Здесь прорубаем окно в Европу, то бишь дверь на волю… А это у вас что? Какая ширина? Нет, для ванной не годится…» Оттертая хозяйка растерянно пытается вникнуть в суть происходящего: «Девочки, а вы что измеряете?» – «Считаем мы, считаем… одна комната под вторую кухню, стенку ломаем, делаем дверь… Эту дверь закладываем… Спасибо, баб Валь, мы еще подумаем. А тюльпанчиков для гостьи из Питера не нарвете?» С хозяев Танька брала борзыми щенками.
В машине. «Тань, считаем: одна комната под кухню, вторая под вторую ванную, третья под окно в Европу с прихожей, что остается из шести?» – «Да, маловато. Ладно, не последний дом…» Последним, как я и предчувствовала с самого начала нашей охоты, оказался Ванин дом.
Кабардинка – мой любимый район Пятигорска. Именно там мы с бабулей снимали жилье на все лето на протяжении моего детства и отрочества. Оттуда с мальчишками из соседних домов (у меня даже было что-то вроде романа с москвичом Андреем, приезжавшим на все лето к бабушке) мы лазили по Машуку аж до телевышки, знали все тропы, все источники и пещеры. Кабардинка – это рукой подать до Цветника (пешком 15 минут), три минуты до трамвая, а в то же время это частный сектор, отсутствие транспорта, кроме личного легкового, и прочие прелести почти деревенской жизни. Итак, Кабардинка…
Танька нашла экзотический дом – с естественными пещерами, уходящими под Машук. В них у хозяев кладовые. Сказка! В доме, правда, три комнаты, зато огромный гараж, где рыбный цех – копчение, вяление (рыбку Танька выцыганила, но в охотничьем азарте за дешевыми и хорошими домами мы о ней забыли, и она провалялась в машине двое суток, правда, второй раз не сдохла). Гараж, по светлой мысли Татьяны, можно перестроить под жилые помещения. За сколько? Вопрос к хозяину. Ну… Правильно! Чуть за меньшие деньги, чем стоит сам дом. Хорошая идея! А главное, пещеры замечательные, можно зарабатывать на жизнь, похищая кавказских пленников. Никто никогда не найдет! Машук, правда, почему-то сползает на дома, и подземные источники просачиваются под фундамент… Но дом хороший. «Да ладно, что я, тебе говно хочу подсунуть? Я хочу, чтобы ты выбрала дом себе по сердцу!» – «А я давно выбрала, это Ванин дом. Только денег на него нет, и сын против». – «Найдем что-нибудь, без ничего ты отсюда не уедешь».
У меня уже было робкое подозрение, что я вообще могу не уехать, потому как продажные дома вырастали, как из-под земли, пропорционально ценам. Хотя и по второму кругу, как предрекала Танька, меня уже тоже водили. Поэтому прежде чем отправляться на смотрины, я выясняла точный адрес – а-а, это я уже видела, я вам сама могу рассказать за этот дом, за его хозяев и за квартирантов… И усиливалось второе подозрение: что всё кончится Ваниным домом.
Дни шли, деньги лежали в гараже, их никто не брал. Как только Танька поднимала трубку на очередной дом, с того конца провода поступала информация: передумали продавать, дом продан, цена выше, чем была вчера… Возможны варианты. Я чувствовала, что Москва, где меня ждали 17-го, и Питер, где на 24-е была назначена операция сына, горят синим пламенем. А мои деньги в Танькином гараже путем естественного распада и тления превращаются в пыль.
К 14 мая остался только Ванин дом. «Звони, пока он не передумал!» «Вань, мы твой дом берем. Документы покупатель хочет увидеть». А документы на дом у юриста Баронина. Полгода. Деньги, которые Ваня ему заплатил за оформление, Барон проиграл в автоматах и пустился в бега – от Вани и от всех прочих. Пока не увижу документов, никаких денег не дам – это было моей принципиальной позицией. Не надо Барона, покажите копии, я верю, что они не фальшивые. А копий нету. Вы что, ребята, совсем меня за идиотку держите? Вы хотите, чтоб я поверила, что хозяин отдает все документы на дом и не оставляет себе копий? А зачем? Как зачем? А если с Бароном что-то случится, и документы пропадут? Но они же везде зарегистрированы, их можно восстановить. Наступила моя очередь спрашивать зачем. Зачем, например, я привезла на КМВ документы на питерскую квартиру? Да затем, что ни агент, ни хозяин не обязаны верить в то, что она у меня есть. Были бы у Вани на руках копии бумаг, и дело в шляпе – можно заключать договор. Но их не было…
14 мая начался отлов Барона агентством «Уют». Агент Нонна (моя землячка) звонит Ресторанычу и сообщает, что Барон в палате у нотариуса. «Скажи ему, чтобы меня дождался, я выезжаю». Я не успела вмешаться – Рестораныч совершил тактическую ошибку. Пока он доехал, Барон успел унести ноги. Потом Рестораныч нашел некоего Самвела, который взялся указать дом Барона. К Барону мы попали ближе к ночи, уже слабо соображая, зачем он нам нужен. «А я сегодня сдал документы в регистрационную палату». Полгода он их держал у себя, а сегодня, 14 мая, сдал. Спаси-ибо! Мы с Танькой внимательно посмотрели друг на друга и пришли к консенсусу: «А что у тебя на руках есть? Все неси!»
И Барон с ручкой в руке стал рассказывать ревизскую сказку: кто когда и с кем купил землю, кто что построил, кто умер, кто наследовал, а я тихо засыпала под его мерное бормотание, изображая неподдельный интерес к домовладению. Окончив сказку (хотелось бы, чтобы она оказалась со счастливым концом), Барон поинтересовался, чего еще изволите. Мои требования у Таньки от зубов отскакивали. Она все объяснила. И тут выяснилось, что Лена, у которой требуемые бумаги, завтра не работает (почему-то). Значит, в среду, заключил Барон. Я перевела: 16-го, в следующий рейс проводника Жени в Москву. Если я опять не уеду, то случай представится только 19-го. Или никогда. «Значит, так, – постановила Танька, – в среду, 16-го, в 10 утра ты вытаскиваешь бумаги из палаты, делаешь ксерокс и привозишь Бедяну. Чтоб он внима-ательно их изучил. На 12 назначаем сделку. И только попробуй опять исчезнуть! Ванька точно тебя зарэжет, если ты ему не дашь дом продать». Сильно! А главное, справедливо. Будь я Ваней, давно бы зарезала.
15-го у меня выходной. Зря надеялась. Не тут-то было. У Тани же все гениальные идеи вызревают за ночь. Звонок с утра: «Карин, а давай ты досидишь у нас до 28-го. Тогда мы заберем документы, подписанные палатой, и заключим с Ваней предварительный договор». Ну уж нет, спасибо! Москве конец, в Питере я появлюсь прямо накануне официального выхода на работу, наследник будет валяться в больнице после операции без маминой опеки, за номер в сутки 600 р. и полная дурь оттого, что нечем себя занять на КМВ, кроме как транжирить оставшиеся деньги. «Тогда давай наоборот, – милый Танькин голосок продолжает меня увещевать, – ты едешь в Москву, а к 28-му возвращаешься к нам и подписываем договор». Давай, только дорога туда-сюда за счет гонорара агентству с комиссионных за куплю-продажу Ваниного дома. Рестораныч будет счастлив! «Ну я же хочу, чтобы ты была спокойна за деньги и за дом!» Я буду спокойна, если вы меня наконец отсюда выпустите. На том и порешили. Но не успокоилась Таня – за мои деньги. Потому в ночь перед сделкой она все придумала – «а денег мы ему не дадим!»
Договор-приговор. Когда страсти по Ваниному дому в «Уюте» поулеглись, секретарь Диана под чутким руководством Рестораныча набрала текст предварительного договора купли-продажи. Поясняю: юридически дом принадлежит Ваниной тете, которую и изъяли из ее конторы, и она в качестве свадебного генерала присутствовала на сделке, чтобы поставить свою подпись ценой в три лимона.
Во первых строках этого опуса, называемого «договором», значились паспортные данные продавца и покупателя. Поскольку продавец, то есть Ванина тетушка, сидела на соседнем стуле, то я примерно могла судить о ее возрасте. По году рождения, указанному в договоре, она была моложе покупателя, то бишь меня, на целых 12 лет. Настолько хорошо она явно не выглядела. Я никогда не интересуюсь возрастом дам, поскольку считаю этот вопрос верхом бестактности. Но в данном случае, очень осторожно, пришлось задать Алле Лазарьевне вопрос, на сколько она меня моложе. Вопрос ее сильно удивил. Я молча показала достопочтимой даме нужную строку в договоре. И тут охнула Дианка: «Я же чужие паспортные данные вписала! Там рядом еще паспорт лежал, – последняя фраза прозвучала уже в ответ на тяжелый взгляд Рестораныча. – Я щас поправлю…» – «Не торопись», – продолжая изучать текст, изрекаю я, абсолютно не сомневаясь в том, что это только начало.
Адрес приобретаемого мною домовладения показался мне тоже очень подозрительным – Речной пер., именно там и находился альтернативный Ваниному дом моей «родственницы» Минасовой Татьяны, в итоге торгов запросившей те же три лимона, что и Ваня. Уточняю у находящегося тут же Вани адрес его дома. Ага, улица Речная! Интересно, очень бы удивились хозяева дома 34 в Речном переулке, если бы я им заявила, что я тут живу?
Вопросы у меня возникли не только к Диане. «Ваня, а ты здесь что читал?» – «Да я так просмотрел, вроде все нормально».
Этот документ подписали, кроме меня с Ваниной тетушкой, Рестораныч и Танька – как свидетели. Читала его только я. Сделка на три миллиона!
Правда, в Москве, к своему ужасу, я убедилась, что тоже читаю плохо, потому как вместо словосочетания «до конца августа» было написано «до августа». Дианка пропустила слово и зарезала меня без ножа – получалось, что два лимона я должна Ване еще на месяц раньше. Меня чуть микроинсульт не хватил. Случилось это прозрение дома у Элинки с Вараздатом.
Услышав накануне мое живописание про то, как я почти купила дом в Пятигорске, Вараздат, как Умывальник, топал ногами, брызгал слюной и требовал предоставить это безобразие, называемое документом, чтобы воочию убедиться, во что я вляпалась. Что я и выполнила. Тогда-то я и увидела третий сюрприз от Дианы. Меня прошиб холодный пот, и пока я с трудом (я уже второй месяц спала по 4-5 часов в сутки) соображала, как же я успею продать питерскую квартиру и доехать до Пятигорска до августа, Вараздат от души веселился и предложил даже всем выпить за нового домовладельца. Мы с Элей недоуменно воззрились на родное лицо кавказской национальности, на что лицо торжественно объявило, что я вообще ничего никому больше не должна. Вот это уже была новость посерьезнее той, что я припасла для Вараздата на десерт, – про август.
Итак, мой ахпер во первых строках пятигорского документа прочитал, что Акопова передала, а Минасова приняла в собственность дом по адресу… Резюме: я уже хозяйка, и теперь, чтобы получить с меня еще хоть какие-то деньги, кроме отданного пол-лимона, Ване с тетушкой придется обращаться в суд. А пока суд да дело… Ну, это все проходили. Так я стала домовладелицей.
Дав Вараздату отдышаться от радости, я все же робко указала ему на другой пункт договора, который как бы следует выполнить, если, конечно, не доводить до суда. Я всегда знала, что настроение Близнецов меняется, как питерская погода, но не до такой же степени! От бурной радости мой ахпер перешел к не менее бурному выражению возмущения, опять стал Умывальником и потребовал моего срочного отъезда в Пятигорск с этим, с позволения сказать, документом «от Дианы». Ну уж нет! Все как сговорились – под любым благовидным предлогом выслать меня на Кавказ. Чтобы избежать этой участи, я решила обратиться к существу более здравомыслящему – к Доктору. И оказалась права.
«Тебе не все равно, что написано в твоем экземпляре? Значит, исправлять нужно Ванин, всего-то навсего добавить пункт: «следует читать там и сям «до конца августа». И расписаться всем – без тебя. Свою подпись добавишь, когда доедешь».
Звоню любимой подруге в Пятигорск, излагаю. «Да какая разница, чё там написано, мы ж все договорились!..» Через день звонок: «Карин, Ваня тебе привет передает, просит, чтоб не нервничала, деньги привезешь, как решили. Целую». Спрашивать, дописали ли они пункт, в котором следует что-то читать не так, как написано в другом пункте, было излишним.
На что Вараздат, московский риэлтор по продажам, не то с грустью, не то с завистью изрек: «Правильно говорит твой сын – деревня Пятигорск! Если б мы здесь так работали, нас бы всех дружно кинули – и продавцов, и покупателей, и агентов!» Боюсь, что он прав. Но там вам не здесь!
А по поводу «деревни»… Когда началась вторая часть сериала-ужастика про недвижимость, а именно, продажа питерской квартиры, я пришла к парадоксальному (по крайней мере, для моего ахпера) выводу, что «деревня Пятигорск» работает значительно грамотнее и эффективнее, чем питерские риэлторы.
А там, на Кавказе, после кровавой сделки, в машине, куда меня сразу впихнула Танька, я задала ей риторический вопрос: что я подписала – договор или приговор? Она задумалась, но ответ, как всегда, дала жизнь. Причем, что нечасто случается, незамедлительно.
Ехали мы на Канатку, «обгрызать сделку», как выразилась моя подружка, то есть на прощание поесть шашлык. Попали мы на шашлык в объезд – весь легковой транспорт разворачивала ГИБДД, и каждый автовладелец, высунувшись из окна, считал своим долгом задать один и тот же вопрос. На который, что было непривычно для столичного жителя, получал исчерпывающий ответ: Арбат горит. На мое недоумение, как в Пятигорске может гореть Арбат, Танька пояснила, что это крупный торговый центр. «Вот это у людей действительно горе. Там убытки не на три лимона…» Я сразу согласилась, что по сравнению с «Арбатом» мои начинающиеся проблемы с домом – сущая ерунда. И на том успокоилась.
Переходящий задаток, или Из рук в руки. Почему Ваня продавал дом? Потому что он стал никому не нужен. От большой армянской семьи, которая его населяла, остались роги да ноги: родители умерли, Ваня женился и поселился с семьей в другом доме, его сестра Маша вышла замуж. Потом ушла с дочкой от мужа и поселилась в родительском доме за неимением другого. Приобрести этот другой и было непосредственно Ваниной задачей. Москвичи, все как один, задавали глупый, по кавказским меркам, вопрос: почему это Ванина забота? А я терпеливо разъясняла, что на Кавказе у женщины три защитника в жизни – отец, муж и брат. Отец Маши умер, муж перестал им быть, остался брат. Все просто.
Так вот, я знала, что Ваня теперь ищет дом для сестры, – поскромнее родительского домовладения. Уже в Москве я получила от Тани сначала следующую информацию: дома растут в цене, похоже, что мы Ваньку обули, и за два лимона он уже ничего не купит. Мы дружно расстроились, и я просила успокоить Ваню тем, что Маша будет жить в родительском доме столько, сколько нужно. Танька возмутилась: ну вот еще, пусть к себе забирает. Непонятно, что мы так бурно обсуждали по телефону, когда я еще не только не продала квартиру, чтобы частично оплатить дом, но даже не доехала до Питера.
Очередной сеанс связи с Татьяной меня порадовал (за Ваню, не за себя), а моего московского друга повеселил.
Она сообщила, что нашла Ване, точнее, Маше, дом, который им понравился, и Ваня… отдал хозяину те пол-лимона, что получил от меня. Договорившись на август, что расплатится полностью. До моего сознания медленно, но верно дошло, что теперь все мы дружно повисли на моей питерской квартире. Это меня озадачило: степень ответственности за удачное от нее избавление резко возрастала. И еще никто не сказал, что хозяин будущего Машиного дома не передал полученный от Вани мой задаток третьему лицу – ему ведь тоже надо где-то жить. Потом. После продажи.
Сложившуюся ситуацию Андрей прокомментировал так: «Там, наверное, климат особый: Бендер билеты на Провал продавал, а вы на один твой задаток скупите всю недвижимость в Пятигорске».
Без окон, без дверей. Домовладение в 450 кв. м оказалось избушкой на курьих ножках – по техплану, с такой кровью полученному у Барона. Когда в Питере Сережа внимательно стал изучать техплан, чтобы понять, как выжать из Ваниного дома по максимуму, – то есть сдать в аренду, поселить маму так, чтобы не превратить дом в коммуналку, в то же время ее не обидеть, чтоб ей было светло, тепло и мухи с комарами кусали нечасто, – и стал сличать техплан с фотками, которые я делала наспех в два приема, между техпланом и снимками обнаружились некоторые несоответствия.
Те же несоответствия, даже в большем объеме, узрела Зина, которая выдала варианты решения аренды, проживания мамы и пр., нарисовав, где что прорубать в смысле окон и дверей, что перекрывать, куда тянуть трубы и ставить дополнительные горшки и раковины в зависимости от месторасположения стояков. В частности, обнаружились три маленьких помещения посередине саманного дома… без окон, без дверей. Инженерная мысль моих друзей – проектировщика и механика – зависла: откуда в них попадают? Вопрос, есть ли окна во втором зале 2-этажного дома, тоже остался открытым: я этого не утверждала, но мне помнилось, что залы смежные, то есть с дверью. Однако на техплане вместо двери было обозначено окно. Саманный дом тоже был нарисован без окон в своей задней части, выходящей во двор. Но тут техплану противоречили мои фотки (двор-то я досняла!) – окна во двор были.
Окончательно заплутав в несуществующих окнах и дверях, или наоборот, – обнаруженных лишних, коллективная инженерная мысль выдала примерно следующие предложения: «Если здесь есть окно, тогда делаем так… Если в эти клетушки есть хоть один вход, тогда здесь ломаем перегородки… Если в зале дверь, как ты утверждаешь, а не окно, как здесь обозначено, то зимний сад под вопросом…» Большего я от них требовать не могла. Друзья мои настоятельно просили, если доберусь до Пятигорска живьем, разыскать техника Бегиджанову и передать ей оч-чень большой привет от коллег из Питера.
Но на этом вопросы типа «что есть в доме» не кончились. Их, к моему ужасу, стала задавать мама. Которая поначалу, зимой, категорически отказывалась покидать ставший дорогим ее сердцу Север, потом смотреть фотки дома («все равно у тебя ничего не получится, мы в нем жить не будем»), затем стала притаскивать откуда ни попадя коробки и упаковываться, а дальше началось… «А баня там есть?» Моя мама, при своей гипертонии, большая любительница попариться в баньке. Ну, на этот вопрос я хоть точный ответ знала: нет, ванной обойдешься. Правда, после того как коллективная инженерная мысль выработала однозначное решение поселить маму в саманном доме, мое заявление насчет ванны стало менее категоричным – по той простой причине, что в маленьком доме ее не было. К чему я осторожно маму подготовила, чтобы она привыкала к мысли, что первое время ей придется ходить ко мне в гости, чтобы помыться. А заодно и воспользоваться горшком. Пока… Уверенности в моем голосе, конечно, было маловато – «пока» могло затянуться: по моим подсчетам, денег уже не хватало на переезд, не только на то, чтобы заниматься трубами, горшками и ваннами.
Второй вопрос: «А погреб там есть?» поверг меня в полное уныние. А я знаю? Мы-то с Танькой Ванин дом брать не хотели – до 14-го мая, пока ни обнаружилось, что брать больше нечего. А чтобы смотреть его вторично, уже было не до того. А Машка, Ванина сестра, которая в нем живет, когда мы попали на дом в первый раз, то бишь аж 3 мая, показала все его недостатки, а погреб, извините, относится к достоинствам, которые все нормальные хозяева других просмотровых домов просто заставляли смотреть, лазить в эти погреба, чему я на вторую неделю просмотров активно сопротивлялась. Так что я довольно смутно представляла, что есть, а чего нет в доме. А потому только когда Сережа стал пристально изучать техплан, я вспомнила, что в гараж вообще никто не заглядывал – Машка не предложила его открыть, а нам-то он вообще не больно был нужен. На техплане гараж оказался с ямой, что меня порадовало, хотя уверенности в том, что техник Бегиджанова не увидела эту яму во сне, у меня не было.
Одним словом, после знакомства с техпланом я с некоторой грустью была вынуждена констатировать, что на месте меня ожидают сюрпризы – хорошо, если приятные, вроде ямы в гараже. Но морально надо быть готовой и к другим. А для того, чтобы лучше понять, что я купила, непременно придется пригласить Ваню в качестве гида на экскурсию по домовладению.
СЛОВАРИК
КМВ – Кавказские Минеральные Воды («Уезжаю на КМВ на ПМЖ» очень содержательная, по-моему, эсэмэска).
Ахпер – по-армянски «брат».
