Здравствуйте! Меня зовут Саша Нечаев, и я учусь во втором классе средней образовательной школы № 3 города Завитинска. И сейчас, сидя в своем новом классе со своими старыми одноклассниками (новички у нас редко бывают), я хочу рассказать о том, как живу.
На самом деле Татьяна Федотовна (это учительница наша) велела написать сочинение на тему «Как я провел лето», но я понятия не имею, о чем писать. Да и вообще, забавная она, эта Татьяна Федотовна, раз такие темы выдумывает. Как будто не в курсе, что лето – оно большое-пребольшое, долгое-предолгое, и просто так в одном сочинении всего не расскажешь. Поэтому я решил не описать все лето целиком. Вместо этого я опишу один-единственный день этой замечательной поры, которую так ждут все первоклашки и второклашки и… прочие «клашки». А заодно расскажу о своей жизни и о тех людях, что меня окружают.
Итак, начнем?
Помнится, я открыл глаза и, как никогда счастливый, уставился в распахнутое окно, откуда в комнату заглядывало яркое солнце. Я был очень рад, ведь наконец-то наступило лето. Долгожданное лето! Поэтому я не стал, как обычно, валяться в постели, а тут же поднялся и начал одеваться. Моя мама смотрела телевизор. Она пила чай из большой кружки и ела бутерброд с сыром. Сам я сыра не ем, он мне не нравится. Хотя мама и говорит, что он полезный. Не знаю, для нее он, может, и полезный, но точно не для меня.
– Уже проснулся? – спросила мама. – С добрым утром, сына.
– И тебя с добрым, – ответил я.
– Кушать будешь?
– Не-а…
Какое там кушать! Мне не терпелось как можно скорее убраться из дома и окунуться в дивный мир лета со всеми его захватывающими дух приключениями. Ведь столько всего нужно сделать! Столько болот исследовать, через столько костров перепрыгнуть, во столько подвалов слазить и по стольким чердакам побродить! А еще, конечно же, меня ждала ловля жуков, игры в войнушку, ковыряние на помойке и прочие клевые штуки. Так что времени на какой-то там завтрак попросту не оставалось.
– Я гулять, – сказал я.
В ответ раздалось:
– А зубы почистить?
Стиснув эти самые зубы, я вынужден был подчиниться. Печально, конечно, что даже лето не избавляет от такой дурацкой обязанности, как ежедневная чистка зубов. Но когда я таки удрал на улицу, мне показалось, будто весь мир встречает меня с распростертыми объятиями, и настроение вновь улучшилось. Так-то с первого взгляда ничего и не изменилось: как и раньше в песочнице возилась сопливая малышня, а ворчливые бабки хмуро косились на меня со своей излюбленной лавочки под деревом. Но это ведь только с первого взгляда, верно?
Я прислушался: где-то вдали маршировали и пели солдаты. Мой папа, если что, командир над всеми ними, этими солдатами. Именно поэтому он так редко бывает дома. Обычно приходит под вечер – в военной форме, с кейсом, весь усталый и важный, садится за стол, ужинает и пьет чай без сахара. Однажды я спросил, зачем пить чай без сахара, на что папа лишь хмыкнул. Думаю, он и сам не знает, почему пьет такой чай.
Вообще, родители у меня странные. Они почти не разговаривают друг с другом, и мне порой кажется, что они вовсе друг дружке чужие. Ну прям как я и девчонки из класса!
А кроме папы в Завитинске еще много военных. Вона у Руси папа тоже военный. И у Женьки… хотя мои родители и относятся к его папе плохо, обзывая «прапоришкой» и «забулдыгой».
Если честно, я не совсем понимаю, что это значит. Но точно знаю, что слова эти нехорошие и при Женьке о них лучше не заикаться – стопроцентно обидится. Правда, однажды я все ж не сдержался и спросил его, кто такой «забулдыга». В ответ Женька так на меня зыркнул, аж страшно стало! А затем он объяснил, что забулдыга – это когда тебя бьют безо всякой причины. «Меня мама тоже ремнем лупит», – сказал я, желая показать, что не одному ему достается. Он же на это поинтересовался, получал ли я когда-нибудь кулаком по лицу. Я ответил, что нет, не получал. И больше мы к этой теме не возвращались.
Но в целом, Женька хороший пацан. Мы с ним много чего творили: и на рыбалку ходили, и редьку с грядок воровали, и даже пару раз на Кочегарку лазали. А еще Женька любит сериал «Звездный путь», который крутят воскресными вечерами по Седьмому каналу. А сразу после частенько показывают какие-нибудь ужастики. Например, про Фредди Крюгера или злющего мужика в хоккейной маске. Но мама обычно не разрешает мне их смотреть. Она говорит, что фильмы эти очень страшные, а я еще очень маленький. Мне же они очень страшными не кажутся, скорее, очень смешными. Но мама и слушать ничего не желает. Такая вот она очень упрямая, моя мама.
Так вот, Женька обожает «Звездный путь», и поэтому мы частенько в него играем. Мы представляем себя экипажем космического корабля «Энтерпрайз», который исследует далекие планеты и борется с отвратительными чудовищами (так Женька зовет беспризорников с Кочегарки). По правде говоря, мы редко сражаемся с ними по-настоящему. Вернее, не сражаемся вовсе. Они-то ведь старше нас, сильнее, и их всегда больше. Короче, чаще мы спасаемся бегством. И лучше всего спасаться бегством, если беспризорники там, у себя на Кочегарке, а мы здесь – в родном дворе.
В общем, пробравшись к Женькиному окну, я свистнул пару раз и стал ждать. Наконец из окна показалась взлохмаченная голова.
– Чего тебе? – спросил сонный Женька.
– Гулять пошли, лето ж!
Женька огляделся – так, словно и не знал, что на дворе взаправду настало лето.
– Ща иду, – бросил он и уже через мгновение вышел из подъезда. А раз он так быстро вышел, то несложно догадаться, что родители не заставляют его чистить зубы. Везет же!
В руке Женька держал кусок черного хлеба, обильно посыпанный солью.
– Будешь?
– Давай.
Я жевал хлеб и смотрел на Женьку.
– Куда пойдем? – спросил он.
– Не знаю, а ты что думаешь?
– Можно сгонять на помойку, поищем неразбитые противогазы. А можно на стройку. Или к Жуткому дому. Ну или… до Ведьминой горы рванем, а? И даже дальше!
– На Поле хочешь?
Он кивнул, заговорщически поглядывая на меня. Я же сделал вид, будто всерьез раздумываю над его предложением. На самом деле идти на Поле мне не хотелось. Поле было очень, очень, очень далеко – в миллионах километрах отсюда! – и меня пугало такое расстояние. За всю свою жизнь я бывал на Поле лишь раз – прошлой осенью, когда болота уже покрылись льдом, и мы с Женькой без особых проблем перебрались на другой берег. Поле выглядело бесконечным и уводило куда-то за горизонт. Женька тогда попинал замерзшую землю, а потом присел на корточки и накакал. Так что отныне Поле помечено Женькиными какашками, и он регулярно мне об этом напоминает. Словно это какой-то выдающийся подвиг, ей-богу!
С другой стороны, мало кто в нашем дворе может похвастаться тем, что ходил на Поле и даже оставил там после себя след. Так что, наверное, в чем-то Женька и прав.
– Не-е, не хочу, – сказал я.
– Как знаешь, – пожал плечами Женька.
– Мне надо к обеду вернуться.
– Зачем?
– Мама велела.
Я соврал, мама ничего такого мне не велела. Мне просто хотелось посмотреть очередную серию мультика «Пчелка Майя». Но говорить об этом Женьке нельзя. Он всегда хохочет, когда слышит про пчелку Майю. Он считает, что эти мультики для сопливой малышни, а мы-то уже взрослые мужчины. Правда, это совсем не мешает ему с превеликим удовольствием смотреть по выходным «Утиные истории», «Чипа и Дейла», «Чудеса на виражах» и «Охотников за привидениями». Я тоже их смотрю. Думаю, их смотрит весь наш двор.
Когда же я намекаю Женьке, что хоть он и взрослый мужчина, но все равно смотрит мультики, то он с умным видом заявляет: «Все дело в информационной свободе!» С тех пор как в прошлом году танки обстреляли белого цвета дом, все кто ни попадя стали использовать это выражение. Но я, если честно, до сих пор не понял, при чем тут выкрашенный белой краской дом, танки, свобода и мультики по выходным.
– Ясно, – кивнул Женька, – тогда идем на помойку. А по дороге, может, чего-нибудь да придумаем.
И вот первой целью своего бесконечного путешествия мы выбрали-таки городскую помойку. Честно скажу, мне нравится это место – настоящий склад никому не нужных сокровищ! Помойка у нас гигантская, это да. Даже не гигантская, а размером чуть ли ни с целый город, ага! Она начинается сразу за Жутким домом и тянется далеко-далеко вниз по склону, постепенно теряясь между деревьями и небольшой извилистой речкой. Жуков в этой речке-вонючке нет и никогда не было, зато вдоволь разнообразного барахла, начиная от ржавых автомобильных кузовов и заканчивая коробками с отсыревшими сигнальными ракетами. Все это добро сюда щедро сваливает папина воинская часть. И я даже немного горжусь, что у нашего маленького городка есть такая огромная помойка. Значит, люди и правда живут здесь не зря.
А еще возле речки-вонючки находится Кошачье кладбище. Там очень много дохлых кошек. Они висят на деревьях и воняют. И возле них неизменно жужжат толстенные золотистые мухи. Сами кошки меня не пугают, чего нельзя сказать о кладбище в целом. Кругом тихо и мрачно, кажется, будто кто-то за тобой следит. Женьку же, наоборот, это место словно магнитом притягивает. Он может часами разглядывать кошек, палить по ним из рогатки и гонять с них мух. Ну а я в это время спокойно роюсь в кучах мусора, выискивая сломанные игрушки, зажеванные аудиокассеты и выброшенные за ненадобностью картриджи от Dendy.
Несмотря на то, что мама запрещает мне ходить на помойку, я все равно туда хожу. Как вообще не ходить на помойку, когда там столько сокровищ! Самые клевые сразу тащу домой и тщательно прячу – вдруг родители выкинут. Еще я приношу в дом всех пойманных жуков, которых потом храню в ванной. Горячей воды у нас давно уже нет, так что ванной редко кто пользуется.
Был даже случай, когда мы с Женькой нашли настоящую человеческую руку. Ну… не полностью руку, а только кисть с пальцами. Но все равно, думаю, мало кто может похвастаться такой находкой. Правда, Женька тут же захапал руку себе, и с тех пор я больше ее не видел. Это обидно, ведь нашли-то мы руку вместе! А теперь кому бы я об этом ни рассказал, никто не верит. Все только смеются, говорят, что я фантазер или, того хуже, врун. А как было бы здорово прийти однажды и шмякнуть им эту руку на стол – раз не верите, так нате, подавитесь! Но, увы… Когда же я сообщил о руке Русе (он мой взрослый друг, ему почти тринадцать), то он и вовсе посмотрел на меня как на дурачка. А еще он посоветовал не водиться с Женькой.
– Ты ж не какой-то там бездомный, – сказал Руся. – А от этого заморыша того и гляди вшей подхватишь. Ну или болезнь какую.
Вы не подумайте, Руся не такой плохой, каким кажется. Наверное, все дело в том, что он взрослеет, вот и порет всякую чушь. Вши? Тоже мне, нашел чего бояться! Вши у меня уже были, и мне это даже казалось прикольным – здорово ведь, что на твоей голове живут настоящие жуки! Хотя мама такой моей радости не разделяла и часами мучилась, ковыряясь и отлавливая их у меня в волосах. А однажды плюнула на все и остригла меня наголо. Лысую голову мою она натерла какой-то дурно пахнущей мазью, и все вши разом подохли.
Увы, этим днем на помойке ничего интересного найти не удалось. Женька хотел было отправиться к Ведьминой горе, в болота возле которой, как он утверждал, свалены настоящие автоматы. Но я отказался. Типа, далеко идти и все такое. К тому же скоро обед (и «Пчелка Майя»). Так мы еще немного поторчали на свалке и вернулись к себе во двор. Слушали, как вдали пыхтит Кочегарка, оценивали свои силы: сумеем ли в этот раз подобраться к ней ближе, чем обычно? В памяти, правда, еще живы были воспоминания о прошлом походе. Тогда мне чертовски не повезло: я угодил в лапы беспризорников, и они, весело гогоча, зашвырнули меня в болото. Прямо в одежде зашвырнули. А позже мне еще и от мамы влетело. Она отстегала меня ремнем за то, что я ослушался ее запрета не ходить на Кочегарку. Всюду-то у нее одни запреты – туда не ходи, сюда не ходи. И куда тогда ходить?
А еще тем утром у нас в гостях был дядя Артем. Мне дядя Артем не нравится, он толстый, усастый и постоянно улыбается. Мама говорит, что дядя Артем является главным над папой, но я считаю, что все это враки. Папа самый главный в части, а не какой-то там дядя Артем! В итоге мама сказала, что ей нужно обсудить с дядей Артемом важные взрослые дела, и меня выставили за дверь, велев идти гулять. Что я и сделал – отправился прямиком на Кочегарку, откуда часом позже вернулся весь сырой и зареванный.
Но я отвлекся. Так вот, мы стояли с Женькой и выковыривали кусочки бетона из стены нашего дома. Заодно раздумывали, чем бы себя занять. Пока мы раздумывали, я обнаружил в траве автоматный патрон и сунул его в карман. У Женьки таких навалом, и он иногда приносит их на костер, который жгут пацаны постарше. Мы обожаем бросать патроны в огонь, а затем отходим подальше и ждем, когда бабахнет. Как-то раз патрон хлопнул и сбил шапку с головы одного мальчишки – вот было клево! С тех пор этого мальчишку уважают, и сам он гордо расхаживает по дворам, показывая всем свою дырявую шапку. Я ему так завидую!
А еще я люблю прыгать через костер. Но маме опять-таки это не нравится. Она ругается, говорит, что у кроссовок от огня портится подошва, а кроссовки дорогие – из самого Китая! Я не совсем понимаю, зачем тогда нужны кроссовки, если в них даже нельзя прыгнуть через костер? Да и почему этот Китай такой глупый, что не может сделать кроссовки с нормальной подошвой – из железа, например? Также мама запрещает мне плавить свинец, потому что у одной ее подруги сын нечаянно пролил раскаленный свинец и теперь не может нормально шевелить пальцами. Но я все равно плавлю свинец – разумеется, тайком от мамы.
– Пошли в Жуткий дом, – предложил Женька. – Позырим на привидений.
Жуткий дом – это заброшенная девятиэтажка под номером 562. Она последняя в ряду, через два дома от нашего, 548-го. Ее оставили давным-давно из-за случившегося пожара. А чтобы мы или прочая детвора не лазали внутрь, девятиэтажку огородили забором. И это очень странно, ведь остальные пустующие дома забором никто огораживать и не думал. Поэтому многие из ребят уверены, что в Жутком доме взаправду водятся призраки. Иначе, спрашивается, на кой сдался забор? Так одни говорят, будто все для того, чтобы защитить нас от призраков. Другие не согласны. Они считают, что забор нужен, чтобы призраков защитить от нас. А еще, если сложить цифры 5, 6 и 2, то получится 13, что только добавляет жути. Вот такие дела. Не знаю, что там насчет призраков, но Жуткий дом, страшный-престрашный, стоит так сколько я себя помню.
– Нету там никаких привидений, – сказал я. – Это все выдумки.
– Да? – Женька презрительно посмотрел на меня. – Тебе-то откуда знать? Ты ж там ни разу не был.
– Руся говорит, что привидений навыдумывали всякие идиоты, которым вечно что-нибудь мерещится. А не ремонтируют этот дом потому, что жить в нем уже некому. Как и во многих других домах. Все уезжают в Москву, и в Завитинске никто не останется. А еще Руся говорит, что мы все тоже скоро уедем, потому что нашу часть закроют, и здесь просто нечего будет делать.
– Чепуха! – огрызнулся Женька. – В Жутком доме есть привидения! Помнишь жирдяя Димку? А Федю помнишь? Куда они, по-твоему, делись?
– Переехали, – сказал я, хотя уверенности в этом у меня не было.
Димка и Федя когда-то жили по соседству от нас, и оба страсть как мечтали попасть в Жуткий дом. Ну, точнее, мечтал попасть туда Федя, а Димка просто всюду таскался за ним хвостом. В общем, попали они туда или нет, я не знаю. Знаю лишь, что давненько уже не видел ни того, ни другого.
– Да щас! – заявил Женька. – Это их родаки переехали, а Димку с Федей привидения съели!
– Вранье!
– Не-а! Там есть привидения, я сам видел.
– Ничего ты не видел!
– Нет, видел! Большие такие, белые, с черными ртами и глазищами.
– Гонишь ты все!
Женька вздохнул, хмуро посмотрел на меня и прошептал:
– Тогда зайди внутрь. Докажи, что их нету. Или зассал?
– Сам ты зассал, – сказал я, стараясь не глядеть на Женьку. – Просто… не хочу я туда идти.
– А-а! Значит, ссышь! – засмеялся Женька и принялся громко выкрикивать на всю округу: – Сашка Нечаев зассыха! Сашка Нечаев зассыха!
– Замолчи! – рассердился я и толкнул его.
Женька толкнул меня в ответ, и я упал.
– Не дружу с тобой больше, – сказал он. – Ко мне сегодня другой друг приедет, я теперь с ним дружить буду. Он не зассыха. А ты… э-эм… живодер!
– Я не живодер!
Мне стало обидно, даже захотелось плакать. Почему он так несправедлив?
– Живодер! Ты жуков мучаешь! – Женька показал мне язык, развернулся и пошел прочь.
– Женька, ну ты чего?
Я поплелся следом.
– Отвяжись, живодер! – крикнул он, а затем схватил с земли камень и запустил им в меня.
Я увернулся, проводил Женьку взглядом. Потом присел на бордюр и задумался, что делать дальше. Решил вернуться домой и посмотреть Седьмой канал, вдруг там опять ужастик показывают или боевик какой. С Жан-Клодом Ван Даммом, например. Это, если что, наш с Русей любимый актер. Руся даже говорит, что когда вырастет (тринадцать лет, куда уж дальше?), тоже станет каратистом, как Жан-Клод Ван Дамм. Я верю на слово, Руся дерется хорошо и даже может сесть на шпагат…
То, что родители ссорятся, я услышал еще в подъезде. Видимо, папа пришел на обед, и что-то у них там не заладилось.
Я замер у двери, прислушался к маминым крикам. Чего-чего, а кричать она умеет, это да.
– Ах ты сволочь! Гадина такая! – кричала мама.
Затем тихий папин голос:
– Успокойся.
– Не хочу успокаиваться! – продолжала скандалить мама. – Я гнию тут, в этой дыре, из-за тебя! Другие вон в Германию распределились! В Ленинград! А ты? Все ради выслуги своей проклятой! Все-то по службе он стремится!
И снова папин голос:
– Успокойся.
– А теперь он еще с засосами заявляется! Ну, говори уже, кто эта потаскуха, а?! С кем ты там трешься?!
Я молча стоял перед дверью, пытаясь понять, что такое «засос» и откуда он взялся у папы? А еще – что значит «потаскуха» и как с ней можно «тереться»?
– Успокойся, тебе говорят! – не выдержал папа. – Я ведь закрываю глаза на твои шашни с Артемом Геннадьевичем.
Секундное молчание, во время которого мама, видимо, набиралась сил для нового крика. Наконец сил она набралась и…
– Да как ты смеешь упрекать меня в чем-то?! Ты, капитанишка распроклятый! Ты ж так и будешь тут гнить, а он – твой начальник! Я ж с ним общаюсь только ради того, чтоб ты, бестолочь, быстрей уже перевод получил!
– Общаешься? – усмехнулся папа. – Нынче это так называется?
– Скотина!
А дальше звук бьющейся посуды, всхлипы, крики и, в довершении всего, тяжелый удар в дверь. Затем эта самая дверь распахнулась, и я встретился взглядом с папой. Он посмотрел на меня как-то странно – так, будто видел впервые в жизни.
– Твой сын пришел, – сухо бросил он в комнату, где плакала мама.
Переступив разбитый цветочный горшок, не пойми как оказавшийся на полу в прихожей, папа начал молча спускаться по лестнице.
Я же постоял немного в подъезде, послушал, как плачет мама, и решил, что уже совсем не хочу домой. Бог с ней, с пчелой Майей, потом как-нибудь посмотрю. Развернулся и вышел на улицу. От нечего делать побрел к дому Руси. Дверь мне открыла Русина мама – тетя Галя, – про которую моя мама говорит, что та великая сплетница, и язык ей следует поубавить. Но сколько я ни старался, так и не смог представить, как это – поубавить язык? Может, Фредди Крюгер и справился бы с такой задачей, но он ведь не существует.
Или?..
– Здравствуйте, а Руслан дома?
Тетя Галя улыбнулась, выставив напоказ желтоватые зубы. Но не язык.
– Привет, сладенький. – Она всех называла «сладенькими». – Нету Руслика дома. С утра куда-то умчался и до сих пор не объявлялся. Даже не поел, негодник.
И чего все так переживают из-за еды? Словно без нее и гулять-то нельзя!
– Спасибо, тетя Галя.
– Так не за что, сладенький.
Я вернулся на улицу. Небо было безоблачно, ярко светило солнце. А этот большущий и неизведанный мир по-прежнему обещал мне уйму приключений. Увы, без друга я не решался отправиться в путешествие.
И за что Женька так на меня взъелся? Чего такого я ему сделал? Почему он меня живодером обозвал, когда сам же вместе со мной этих жуков и ловит? А его интерес к дохлым кошкам на Кошачьем кладбище?..
В одном из дворов пацаны играли в «сифу». Я попросился к ним, и меня по всем правилам назначили водящим. Я отводил совсем недолго, быстро зафачил какого-то жиртреста, и после уже никто не мог за мной угнаться. Так прошло много часов, я вспотел и выдохся, но интереса к игре не утратил.
Затем начало вечереть, и пацаны разбрелись кто куда. Какое-то время я стоял с группой незнакомых ребят, разглядывая коллекцию наклеек с Терминатором, – наклеек, которые продаются со жвачкой, и по которым сходит с ума весь наш двор. В итоге и эти ребята отправились по домам. Мне же домой идти не хотелось. Я знал, что мама в дурном настроении, и попадаться ей на глаза особого желания не было.
К счастью, в одном из дворов я повстречал Русю, и он предложил дойти до своего друга. Тот недавно вернулся из Ленинграда и привез всякие интересные штуки. И пускай я не был знаком с Русиным другом, я все равно согласился.
Так мы протопали два квартала и зашли в один из подъездов. Русин друг жил на третьем этаже и был выше меня на две головы – такой вот он был большой! Пока мы стояли в подъезде, Русин друг успел показать нам несколько сувениров, какую-то одежду (еще один признак взрослости – хвастаться никому не интересными тряпками), новенькую приставку Dendy с картриджами (а это совсем другое дело!) и красную зажигалку с блестяшками, которая играла мелодию, если открыть крышку.
И пока они обсуждали компьютерные игры («Черепашки-ниндзя» и «Контра»), я с жадностью разглядывал зажигалку – так сильно она мне понравилась.
Когда мы вернулись на улицу, Руся сказал, что ему надо домой. Я же поплелся в свой двор, мечтая о зажигалке и гадая, чего бы еще такого сделать. Где-то вдали пацаны жгли костер. Я чувствовал запах дыма и слышал, как хлопают патроны. Хотел было пойти туда, но, сунув руку в карман, обнаружил, что потерял свой автоматный патрон. Наверное, выронил, когда играл в «сифу». От этого стало грустно.
Зато во дворе я наткнулся на Женьку. Тот сидел на качелях и любовался своим драгоценным, как он обычно говорит, секретом – настоящей сигаретой. Он стырил ее у отца больше года назад и с тех пор всячески над ней трясется. Женька верит, что как только подрастет, то обязательно выкурит эту сигарету. И вот тогда-то станет по-настоящему взрослым!
Если честно, вся эта возня с какой-то дурацкой сигаретой мне не понятна, но я помалкиваю.
– А-а, живодер явился, – начал кривляться Женька, заприметив меня.
– Я не живодер.
– Вали отсюда!
– Женька…
– Чего тебе?
– Прости меня, давай снова дружить.
Женька смотрел на меня какое-то время. Затем, спрятав сигарету в карман, спрыгнул с качелей и уселся на землю.
– Хорошо, – сказал он. – Мы снова будем дружить, если ты пройдешь испытание.
– Что за испытание?
– Я буду кидать тебе в лицо камешки, а ты не должен жмуриться. Зажмуришься – и все, баста!
– Договорились, – сказал я, усаживаясь напротив него.
Он выбрал небольшой глиняный комок и швырнул мне в лицо. Я не поморщился.
– Молодец, – сказал он. – Осталось еще девять.
Я выдержал все девять и с надеждой глянул на Женьку.
– Ну вот, мы снова друзья, – улыбнулся он.
Подумав, я спросил:
– А что случилось с твоим вторым другом?
– Каким?
– Ну тем, который хотел приехать.
Женька поднялся с земли, отряхнулся и неспешно пошел в сторону дома. На полпути все-таки обернулся, сказал:
– Он не приехал.
– Жалко.
На самом деле жалко мне не было. В душе я очень обрадовался, что этот Женьки друг не приехал.
– Мне, короче, домой пора, – сказал Женька. – До завтра.
– Пока.
Я был доволен, что сумел помириться с Женькой.
К этому моменту солнце уже полностью скрылось за горизонтом, а где-то вдали маячило зарево очередного костра. Я хотел было рвануть туда, но, вспомнив о патроне, передумал и поплелся на стройку. Этот дом начали строить лет десять назад, но потом что-то у них не сложилось, и все работы свернули. Остались лишь торчащие там-сям бетонные сваи да лишенный крыши первый этаж.
И вот я бесцельно шатался по заваленным мусором коридорам, слушал, как где-то завывают бродячие псины, который раз за день поют солдаты (словно они и не солдаты вовсе, а какие-нибудь певцы) и вовсю гогочут пацаны у костра. Тут вспомнилась красная зажигалка, и я вновь загорелся желанием обзавестись такой же. Поэтому начал целеустремленно разгребать ногами мусор – надеялся отыскать похожую.
Время уже было позднее, но я отчаянно искал то, что считал самым дорогим в мире сокровищем. Не то что дурацкая Женькина сигарета!
– Папа, наверное, уже вернулся, – зачем-то сказал я вслух. – Если, конечно, опять не останется ночевать на работе…
При мысли об этом стало очень-очень грустно, и я с силой пнул какую-то коробку. Та опрокинулась на бок, посыпался мусор. Я начал ворошить его ногой и не поверил своим глазам: прямо передо мной и вправду лежала та самая зажигалка! Точно такая же – красненькая, с блестяшками по бокам.
– Офигеть!
Я бережно поднял зажигалку, открыл крышечку. Музыка, к сожалению, не играла, да и сама зажигалка была старая и вся царапанная. Но все равно это была именно та зажигалка – точь в точь как у Русиного друга! Я улыбнулся и надавил на кнопку. Огня тоже не было, наверное, потому, что зажигалка лежала в сырости. Но это все ерунда! Я сунул сокровище в карман, потом спохватился и крепко-накрепко сжал в руке. Перед глазами маячил автоматный патрон, и не очень-то хотелось потерять зажигалку.
Когда я выбрался со стройки, было уже совсем темно. Невдалеке разожгли еще один костер, и пацаны постарше плавили свинец. Они выдирали из старых аккумуляторов сетчатые пластины и соскребали крошащийся свинец в консервные банки, которые потом держали над огнем. Кажется, среди них был и Руся. В любом случае я сильно озяб, проголодался и хотел домой – к свету и теплу.
Так я прошел через небольшой карьер, где мы обычно играем в войнушку, и где прошлым летом мне посчастливилось найти перочинный ножик. Я пересек дорогу, глянул в сторону стадиона и дальше – туда, где находилась папина сауна, в которую мы ездим по выходным сразу несколькими семьями, и где все взрослые обязательно напиваются, а все дети засыпают еще до возвращения домой. Там, вдали, мерцали огни чужих домов, но еще больше домов – уже ничьих – стояло без света. Как и Жуткий дом, они были заброшены. Люди, жившие в них, уехали куда-то далеко, в те неведомые края, что зовутся Москвой и Ленинградом. Говорят, это очень большие города, и в них легко заблудиться. Если наш Завитинск я могу обойти за пару часов, то на Москву мне не хватит и месяца! По крайней мере, так говорит Руся. Пусть он и старше меня, но я все равно ему не верю. Не бывает таких городов, которые нельзя обойти за месяц. А если и бывают, то зачем они такие нужны?
Я отвернулся и вошел в свой двор – такой знакомый, такой родной. Здесь я чувствовал себя в безопасности, пусть однажды зимой на меня и набросилась здоровенная овчарка. И если бы не теплая курточка, то овчарка искусала бы меня очень больно. А так я отделался лишь парой царапин. Позже папа сказал, что та овчарка была бешеной, и ее увезли. А я боялся, что мама отругает меня за новую курточку, но мама не ругалась – она плакала и целовала меня. А потом к нам приходил врач и делал мне болючий укол. Много уколов делал. Но я все равно не боюсь своего двора, ведь той овчарки уже нету. Ее увезли, и теперь она живет где-то в другом месте. И меня она больше не тронет, потому что с тех пор я подрос и стал гораздо сильней. Я сказал маме, что в следующий раз, когда увижу овчарку, то потяну ее челюсти в разные стороны, ей станет больно и она убежит. Мама лишь улыбнулась, а Руся сказал, что овчарку нужно укусить за нос, тогда она признает в тебе хозяина. Но мне что-то совсем не хочется кусать овчарку за ее мокрый нос, которым она все нюхает и всюду тычется.
Когда в желудке начало урчать, я сдался и пошел домой. Я боялся, что родители опять ругаются, но они не ругались. Сидели кто где: мама на диване у телевизора, а папа за столом в углу – как обычно с чаем без сахара и своими бумажками из кейса. Однажды в этом самом кейсе он принес дохлого зайца. Сказал, что это подарок от солдат, и попросил маму приготовить зайца. Мама отказалась. Пока они спорили, я погладил зайца по шкурке, но меня напугали его широко раскрытые, будто стеклянные глаза. И тогда я подумал: что не так с теми солдатами, если они дарят дохлого зайца вместо живого? Так или иначе, а зайца все равно приготовили. Я его есть не стал, а мама вот попробовала, но, пожевав, сказала, что мясо у зайца жесткое и невкусное.
А еще у нас в городе полным-полно черной икры. И я ее очень люблю, даже могу целую банку съесть! Но все почему-то говорят, будто ее только в Завитинске полным-полно, а в других городах она дорогая и ее мало.
– Даже в Москве? – спросил я у мамы.
– Даже в Москве.
– И зачем тогда ехать в эту Москву, если там нет икры?
С тех пор я решил, что ни за что на свете не поеду в Москву – сдалась мне эта Москва! Что это за город такой, если его нельзя обойти за целый месяц, и в нем даже нет черной икры? Дурацкий город, глупый!
В общем, когда я пришел домой, мама посмотрела на меня и ласково улыбнулась.
– Ну, сына, нагулялся? – спросила она. – Тебя ведь целый день не было. Небось голодный?
Я кивнул и показал ей свое сокровище – красную музыкальную зажигалку.
– Смотри, – сказал я, – как у Русиного друга, который из Ленинграда приехал.
– Вижу. Но ведь она совсем старая. Зачем она тебе?
– Нужна, – сказал я и поспешил убрать зажигалку в карман – испугался, что мама выхватит ее у меня и выбросит.
Мама лишь пожала плечами:
– Дело твое.
Она ушла на кухню греть ужин. И от меня не ускользнуло, как при этом она слегка коснулась папиного плеча, а тот улыбнулся в ответ. И тогда я вздохнул с облегчением: помирились, значит.
Сами видите, в этом плане папа с мамой у меня слегка того – утром ругаются, вечером мирятся. Или наоборот. А вот чего им спокойно не живется, я не знаю.
– Мой руки, сейчас кушать будем, – сказала мама из кухни. – И кстати, там по Седьмому каналу фильм какой-то идет.
Вот тогда у меня на душе сделалось совсем-совсем легко и очень-очень радостно. Так радостно, что я негромко засмеялся. И даже если бы сейчас отключили свет – как это бывало уже не раз, – я все равно бы не расстроился. Ведь на дворе было лето, а сегодня прошел лишь его первый день.
Первый день лета, за который я успел потерять друга и обрести его вновь. Первый день лета, за который я сумел отыскать бесценное сокровище и понять, как сильно люблю жизнь и своих родителей – пускай они и чудные. Первый день, который обещал еще много тысяч миллионов подобных дней в моей жизни. День, который лишь открывал череду других дней, полных незабываемых путешествий, что ждали меня здесь – на краю света, в городе под названием Завитинск.
Да, таков был этот первый день лета!
