2 курс МВТУ конец апреля 1978г.
С детства обожаю ходить по книжным магазинам. Даже если не было денег, просто заходил, посмотреть, полистать свежие экземпляры книг, пахнущие еще типографской краской. Зайти в букинистический магазин, где среди старых потрепанных книг, зачитанных вдрызг, найти свою – интересную. Если перейти через подземный переход от «Детского мира» через проспект Маркса, то выйдешь к памятнику первопечатнику Ивану Федорову, а, пройдя его, упрешься в букинистический магазин стекляшку под символическим названием «Книжная находка» Мы с Мишкой так и сделали. Ведь только в букинистическом магазине можно было купить хоть и потрепанную, но зато интересную книгу, если конечно тебе повезет, и до тебя, ее никто не купит. Здесь был “черный рынок” у букинистического магазина №32 “Книжная находка”. В стекляшку у памятника Ивану Федорову, он переехал в 1966 году, заняв место находившегося здесь прежде кафе- мороженое «Прохлада» Мишка не очень обожал художественную литературу. Он больше специализировался по технической литературе, по всяким справочникам, словарям, в отличие от меня. Этот участок Москвы – Лубянку я любил особенно, несмотря на то, что за мной постоянно наблюдал железный Феликс, и меня слушали «уши КГБ» Это так в народе позвали вход в метро станция Дзержинская, который напоминал уши. Вот и сейчас, заметив меня, Феликс Эдмундович начал меня поучать:
-Женя, смотри, ты учишься в оборонном Вузе, и первый отдел зорко бдит за вами, чтобы вы берегли секреты Родины и никому Ни-Ни. Вот куда ты опят поплелся? Ты ведь носишь мое отчество и поэтому с тебя спрос двойной.
-Дядя Феля, ну какие на фиг еще секреты, я ведь учусь еще только на втором курсе и кроме закона Ома и теоремы Маклорена ничего не знаю. Иду вон в букинистический магазин посмотреть журналы «Иностранная литература, может, что и выберу.
-Вот опять ты про иностранщину тему завел. Вам ведь запретили в МВТУ всякий контакт с иностранщиной, в том числе и с бумажной.
-Ну, хорошо дядя Феля, посмотрю только русские сказки.
-Жень, ты бы лучше сходил в аптеку Ферейна и купил бы там себе витаминов, а то уж больно ты доходной какой-то.
Аптека Ферейна была рядом и располагалась в доходном доме. В 1899 году московские газеты писали об открытии здания самой крупной аптеки, над входом в которую висела огромная вывеска «ФЕРРЕЙН». Газеты называли ее «Царь-аптека», наподобие Царь-пушки и Царь-колокола. Аптека Феррейна была крупнейшей в Европе и имела безукоризненную репутацию. У входа стояло чучело огромного бурого медведя. В приемной струями французских духов бил фонтан. Просторные залы украшали зеркала в позолоченных рамах, позолоченные вазы, дубовые резные шкафы, мраморные лестницы, канделябры, статуи, подвешенные к потолку чучела крокодилов, рога носорогов как источник исцеляющего порошка. Ну, а первую аптеку открыл в Ново-Немецкой слободе Иоганн Готфрид Грегориус, лично знакомый царю. По ней назвали Аптекарский переулок недалеко от метро «Бауманская», хотя точное местоположение аптеки неизвестно. Посмотрели на аптеку Феррейна и тут Мишку, все время молчавшего, пробило:
-Дядя Федя, дядя Федя, мы еще законы Гука и Гей Люсака в МВТУ проходили, но эти иностранцы давно уже умерли, поэтому мы с ними не общались. А я вообще иду в книжный магазин за советскими справочниками и словарями техническими. Они у нас самые лучшие в мире.
-Эдмундович посмотрел на него с хитрым прищуром, и, поглаживая свою реденькую бородку, сказал:
-Михаил Анатольевич, я железный Феликс, а не дровосек Федор!
«Жень, скоро у вас военная кафедра начнется и зачем нам такой солдат, как ты нужен с русскими сказками? Нам Емеля дурачок на печи не нужен, чтобы все у него по щучьему велению делалось. Ты читал стихотворение Маяковского «Солдаты Дзержинского» Нет? Ну, так слушай и мотай на ус:
«Тебе, поэт,
тебе, певун,
какое дело
тебе
до ГПУ?!
Железу —
незачем
комплименты лестные.
Тебя
нельзя
ни славить
и ни вымести.
Простыми словами
говорю —
о железной
необходимости.
Крепче держись-ка!
Не съесть
врагу.
Солдаты
Дзержинского
Союз
берегут.
Враги
вокруг республики рыскают.
Не к месту слабость
и разнеженность весенняя»
-Дядя Феля, я ни черта не понял, о чем здесь и вообще я не люблю Маяковского.
-Жень, а ты на военный учет встал?
-Нет, не встал. У меня нет московской прописки. Я ведь у Мишки в комнате живу на «птичьих правах»,- ответил я Эдмундовичу.
«Птичья башня» вдруг встрепенулась и начала чирикать:
-Я, единственная сохранившаяся башня Китайгородской стены. Была построена в 1535—1538 годах, как и вся Китайгородская стена. И представляю собой краснокирпичную полукруглую башню без шатра.
-Ладно, Жень так и быть, помогу тебе с пропиской. Скажи, кто у вас в МВТУ проректор сейчас?
-Бобков Евгений Иванович,- ответил я.
-Мои юные друзья, хочу дать вам совет:
1. Не думай.
2. Если думаешь— не говори.
3. Если думаешь и говоришь— не пиши.
4. Если думаешь, говоришь, пишешь— не подписывай.
5. Если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешь— не удивляйся,- немного подумав, Феликс Эдмундович, продолжил:
-Время— самая беспощадная категория бытия поэтому надо суметь все успеть. Ребята, следуйте этим советам, и все у вас в жизни будет хорошо. Ребята, а вы на кого в МВТУ учитесь? Мне интересно стало,- спросил железный Феликс, трогая свою кобуру, которой у него почему-то не было.
-Дак, на конструкторов ракет….боевых,- неуверенно ответил Мишка.
-На кого, на кого? Каких таких ракет? В мое время их не было.
-Ну, это, как бы вам объяснить, такая большая пуля, метров пять длиной, но бывают еще длиннее. И головка у ней снаряжена… Жень, не помнишь чем она снаряжена? – Мишка запутался, и замолчал.
-И какой длины для этой ракеты нужно ружье? Кто его таскать будет? Полк, да?- не унимался Эдмундович. Мы молчали.
-Да, вижу своим зорким взглядом, ни фига вы еще не знаете. Так, что учитесь, учитесь и еще раз учитесь, а не сказки читайте, как Иван дурак пошел за тридевять земель, в тридесятое царство и там сгинул,- сказал Эдмундович и с усмешкой подмигнул Ивану Федорову.
Тут оживился и Иван Федоров, услышав свое имя с приставкой дурак. Он стоял во весь рост, с непокрытой головой, в древнерусской одежде. В правой руке держал только что отпечатанный лист книги «Апостол», а левой поддерживал поставленную на скамью печатную наборную доску. И на Ивана- дурака похож не был. Он стоял недалеко от того места, где была первая русская типография, прекрасно описанная в поэме «Иван Федоров» Владимиром Луговским:
Врезан в сияющий свод небесный,
Стоишь ты в Москве с ремешком на лбу,
Стоишь ты, дьяк, у стены старинной.
Лоб величав, бронзово чист,
Ты для России, для Украины
Держишь первый печатный лист.
-Э, мужики проходите в магазин, не стесняйтесь и не слушайте этого Феликса. Я здесь на Лубянке стою дольше его, поэтому и главнее его и по возрасту старше лет на четыреста. Меня открыли 27 сентября 1909 года, когда был сильный дождь, но многие москвичи пришли. Я стоял и смотрел на них, чуть не расплакался от умиления, а потом глянул на гостиницу «Метрополь» а там вывеска «магазин нижнее белье – приданное» Тьфу, сразу настроение испортилось. А на следующий день после воздвижения у памятника появился венок с надписью “Первому мученику русской печати”.
Вот и счас смотрю на дом, где сидит министерство Морфлота рядом с «Детским миром». Видите, какой на этом доме иконостас висит: Брежнев, Воронов, Кириленко, Косыгин, Мазуров, Пельше, Подгорный, Полянский, Суслов. И зачем он там, висит друзья мои, скажите?
-Так, дядя Ваня это ведь Политбюро ЦК КПСС висит. Скоро Первомай, их к этой дате всегда вывешивают, чтобы народ их в лицо знал и помнил добрым словом,- ответили мы, как нас учили на семинарах по истории КПСС.
«Висят портреты кучные.
Все строгие и скучные.
Фотографы сумели,
Словить в одно лицо.
И Сусловы, и Шверники,
И Микояны верные,
И даже старый Пельше,
И много, кто ешё…
А горн мой с барабаном
Хрипит горластый рьяно,
Как будто поминает
Кремлёвский пантеон.
Трубит он что есть силы,
А на меня Шепилов,
Примкнувший к вражьей силе,
Глядит, ну очень стильный,
Не знает, что смещён…
Политбюро, однако,
Меняется когда-то.
А вместе с ним прибудут
Портреты новых лиц.
Верней, их очерёдность,
По рангу и почёту.
Ну, а генсек, как Будда –
Припасть осталось ниц…»
-Ну, там нет уже Микояна, Шверника, Шепилова. Зато есть Андропов, Черненко и молодой Горбачев, вот их бойтесь. А где главный у них, то есть Ленин?- спрашивает нас первопечатник Иван Федоров.
-Дак он уже полвека как в Мавзолее лежит. Тут недалеко от тебя, на Красной площади,- отвечаем мы ему.
-Ладно идите в магазин, посмотрите, че там без меня напечатали.
-У вас справочник по машиностроительному черчению для технических вузов есть?- спросил Мишка, зыркая глазами по полкам.
-Есть под редакцией Федоренко и Шонина,- ответила продавщица, мило улыбаясь.
-А словарь- справочник по черчению?
-Нет,- ответила она.
-А задачник по машиностроительному черчению?- опять спросил Мишка.
-Нет,- ответила та.
-А справочник по резьбовым соединения?- спросил Мишка.
-Нет,- ответила продавщица, закатывая глаза, куда то себе под веки, чтобы не видеть Мишку.
-Миша, спроси еще про затяжку и стопорение резьбовых соединений,- предложил я. Мишка посмотрел на продавщицу, которая уже сама была в стопоре, и ей не хватало только «Явы», чтобы сделать затяжку сигаретой, поэтому он промолчал. А я спросил:
-А у вас есть «Грозья гнева» Джона Стенбека? Она выпучила из – под век свои глаза полные гнева и сказала:
-Стенбека нет, а есть грозья гнева, такие огромные гнева на вас двух придурков.
Чтобы избежать дальнейшего хамства и гнева со стороны продавщицы, мы вышли на улицу. Там стояли почти друг напротив друга Железный чекист Феликс и первопечатник книг Иван Федоров. И они еще не знали, что кого из них в 1991 году ниспровергнут с пьедестала. Через день после этого, меня вызвали в Бауманский военкомат, и сказали: «Евгений Феликсович, ну, хватит уже чудить, пора на воинский учет вставать. Учетный стол к вам по щучьему велению, по вашему хотению, не приедет. Ну, хоть что-нибудь сделайте» И кто-то сделал, и через три дня мне дали прописку на Лефортовском валу и выделили койка – место в общаге. Спасибо Бобкову Евгению Ивановичу. А через месяц в 32 отделении милиции мне дали новый паспорт, которым я долго гордился, пока на 45-летие мне его не обменяли на удмуртский, и фортуна от меня отвернулась. Кстати, рядом с «Книжной находкой» находился в то время и Московский военный комиссариат.