От переводчика

Застольные песни, если строго следовать этимологии слова, это песни, которые поют обычно во время праздничных застолий, или же песни, описывающие эти самые застолья. Как литературный жанр, застольная песня уходит корнями в глубокое прошлое, беря свое начало в античной поэзии, в стихах знаменитого Анакреонта, написанных и пропетых ещё до нашей эры. Впоследствии эта традиция была подхвачена поэтами эпохи Возрождения – в особенности вагантами – и Просвещения (Пьер Беранже, Гийом Шольё, Джон Гэй, Карл Бельман). В России анакреонтическая поэзия начинается с Антиоха Кантемира и затем расцветает буйным цветом в творчестве поэтов XIX века (достаточно вспомнить «Анакреонтические песни» Державина или знаменитое Пушкинское:

 

Поднимем стаканы, содвинем из разом!

Да здравствуют музы, да здравствуем разум!)

 

Знаменитый американский поэт Юджин Филд (1850 – 1895) также заплатил немалую дань жанру застольной песни, чему в значительной степени способствовало предпринятое им в 1872 г. путешествие по Европе. Долгое время будущий поэт и журналист провёл в Германии, знакомясь с немецкими народными балладами, легендами, сказаниями. Именно тогда, скорей всего, и возникли сюжеты его знаменитых «Рейнских застольных». Другим источником «вакхической поэзии» Филда стали стихи любимых им поэтов Античности – Катулла, Горация, Биона Смирнского. Но есть среди них и вполне оригинальные произведения, написанные в духе европейской и американской поэзии конца XIX века.

В свой небольшой сборник, помимо застольных песен Филда, я включил также несколько образцов его т.н. «эпикурейской лирики», занимающей довольно значительное место в творчестве этого интересного и самобытного поэта позапрошлого столетия.

 

 

 

Застольная

 

Как славно на исходе дня

Собраться в тесный круг,

Когда душа полна огня

И песня тешит слух.

Нальём по полной, старина,

И сдвинем чаши в лад

За все былые времена

И те, что предстоят.

 

Чок, чок, чок!

Не отставай, дружок!

Ты враз поймёшь,

Как мир хорош,

Хлебнув ещё глоток.

Чок, чок, чок!

Питьё нам только впрок!

Грустить нельзя,

Когда друзья

Зашли на огонёк.

 

Ты будешь принят здесь как свой,

Откуда б ни был ты.

Мы с теми, кто щедры душой

И в помыслах чисты.

Давайте сдвинем кубки враз,

Отбросив груз обид,

За дружбу, что связала нас,

И ту, что предстоит.

 

Чок, чок, чок!

Питьё нам только впрок!

Грустить нельзя,

Когда друзья

Зашли на огонёк!

Чок, чок, чок!

Хлебни ещё глоток!

Когда тесней

Союз друзей,

Длинней и дружбы срок.

 

 

 

 

 

Девчонки, песни и вино

 

Всё так же Вар*

Приносит в дар

Росток лозы земле Тибура**.

Зачем же, друг,

Смотреть вокруг

Так отрешённо и понуро?

Не сможет врать

И двинуть рать

В сраженье тот, кто пьёт без меры.

Давай и впредь

Любить и петь

Во славу Вакха и Венеры!

 

О, как порой

Нас тянет в бой!

Но не храбрись и действуй мудро:

Раз ты не прочь

«Гудеть» всю ночь,

Попробуй свежим встать наутро.

Мне веселей

Среди друзей

Затеять шумную пирушку,

Чем в кабаке

В глухой тоске

Опорожнять за кружкой кружку.

 

Как счастлив тот,

Кто без забот

Проводит время на свободе

И за столом

Сидит вдвоём

С девчонкой и стаканом тодди***.

Пусть хоть одна

И мне вина

Нацедит в кружку выше края,

Чтоб мог я им

Упиться в дым,

Лихие песни распевая!

_______________________

 

*Имеется в виду Квинтилий Вар, друг Вергилия и Горация, смерть которого последний оплакивает в одной из своих од:

 

О, Вар! На почве плодородной вокруг катильских стен Тибура

     Не насаждай до лоз священных — лоз виноградных — ничего ты… (Перевод П. Порфирова).

 

Тибур** (Ныне Тиволи)  –  город в итальянской области Лацио, на реке Анио, к северо-востоку от Рима.

 

Тодди*** – тёплый слабоалкогольный напиток, смесь шотландского виски с горячим крепким чаем, лимонным соком и мёдом.

 

 

 

 

Рейнская застольная I

 

Ах, если наша жизнь – цветок

(Как думает иной мудрец),

То, безусловно, есть резон

Нам поливать его, чтоб он

Раскрылся сладкой чашей.

Ведь смысл жизни нашей

В одном лишь – пей,

и пей,

и пей.

 

А если наша жизнь – вояж

(Как думает иной турист),

То дождь в дороге нас спасёт,

С лица смывая грязь и пот,

И прах дорожной пыли.

Кусты, что мы полили,

Всегда сочней,

свежей,

пышней.

 

А если наша жизнь лишь сон

(Как думает иной лентяй),

То принимать полезно нам

На сон грядущий по сто грамм,

Чтоб он всегда был сладок.

Во всём один порядок –

Всё время пей,

и пей,

и пей.

 

 

 

 

 

Рейнская застольная II

(“Fiducit”)

 

Три друга с Рейнских берегов

Не раз в трактирном зале

Глушили пиво будь здоров

И песни распевали.

В тот миг счастливей тех троих

Вы не нашли бы в мире.

Все беды прочь! Что толку в них,

Когда сидишь в трактире.

 

Один из них скончался вдруг,

И уж другой – далече.

Но каждый вечер третий друг

Приходит к месту встречи,

Всё так же бодр и сердцем прям,

Наполнив влагой пенной

Три кубка доверху, к друзьям

Взывает ежедневно:

 

«Друзья, я не увижу вас

И не сидеть нам вместе!

Но всё ж я с вами каждый раз

На том же самом месте!

Густого портера налью

Я в чаши вам, в надежде,

Что, выпив порцию свою,

Взбодритесь вы, как прежде!»

 

И вскоре он узрел сквозь мглу,

За пеленой тумана,

Как две фигуры, сев к столу,

Схватились за стаканы,

Произнесли: «Fiducit*, брат!»

И, выпив круговую,

Все трое друг за другом, в ряд,

Покинули пивную.

_____________________

 

*«Истинная правда!» (лат.) – восклицание, с которым чокались участники студенческих пирушек, пившие на брудершафт.

 

 

 

Трое портных

 

Мне в Ингельхайме* довелось узнать один рассказ

Про трёх портных. Брели они, вздыхая, как-то раз

По набережной Рейна.

Над ними властвовал недуг, что мучит всех портных:

До спазм, до одури всем трём хотелось в этот миг

Горячего глентвейна.

 

Зашли в кабак и говорят: «Хозяин, план таков.

Ты ни за что ловчей, чем мы, не сыщешь мастаков

На всех просторах Рейна.

Сегодня мы покажем класс, а ты за это нам

Без проволочек сей же час нальёшь по двести грамм

Отборного глентвейна».

 

Но головою покачал хозяин: «План хитёр,

Да только деньги за вино платили до сих пор

В любой таверне Рейна.

Будь я сам дьявол, не понять мне выгоду мою.

Гоните пфенниги,  и я охотно вам налью

Прекрасного глентвейна».

 

Тогда без лишних слов один из тройки в два прыжка

Схватил луч солнца, что, пронзив собою облака,

Играл на водах Рейна,

Потом, на палец намотав, продел его в иглу

И ловко трещину зашил на зеркале в углу –

За чарочку глентвейна.

 

Второго мошка привлекла, что села отдохнуть

К нему на шнобель, перед тем как вновь продолжить путь,

Стремясь к просторам Рейна.

Он ей сказал: «Твои чулки разорваны совсем.

Я их зашью», – и в тот же миг всё сделал без проблем –

За двести грамм глентвейна.

 

А третий – в это я ни в жизнь поверить не могу,

Но повторяю, что слыхал о том на берегу

Божественного Рейна –

Так изловчился, что в ушко игольное пролез.

А что поделать! И ему хотелось позарез

Отличного глентвейна.

 

Кабатчик был ужасно рад и возвестил: «Друзья!

Подобных фокусов и впрямь ещё не видел я

На всём пространстве Рейна!»

И тут же три больших ковша наполнил, не скупясь,

Чтоб три весёлых ловкача смогли напиться всласть

Хозяйского глентвейна.

_____________________________

 

Ингельхайм-ам-Райн* – город в Германии, издавна славящийся своей целебной винной продукцией.

 

 

 

 

 

Вино и бекас

 

Однажды друг сводил меня в театр «Варьете».

Там были танцы высший класс и джаз на высоте.

Когда же, видом женских ног разгорячив свой пыл,

Мы в бар зашли перекусить, мой спутник заявил,

Что этим вечером к столу нам будет в самый раз

Бутыль холодного вина и жареный бекас.

 

О да, поистине «Марсан» – изысканный букет!

Как восхитительно оно на запах и на цвет!

Немало радостей в тот день я почерпнул в вине,

И вдохновенье, и восторг оно дарило мне,

В моём бокале пузырясь, звало: «Давай вдвоём

Мы на волнах блаженства ввысь с тобою уплывём!»

 

Но мяса птичьего кусок, что я отправил в рот,

Прожёг мне мозг и совершил в кишках переворот.

О, это был кромешный ад, возмездье, страшный суд!

Меня ни бог, ни сатана, казалось, не спасут.

Я стопроцентно убеждён в том, что никто из вас

Не испытал тех страшных мук, что мне принёс бекас!

 

Наутро встал я с головой тяжёлой, как ядро,

И ощущеньем, что во мне пылает всё нутро.

Я газировку и бромид усиленно глотал,

Пытаясь жар в своей крови понизить хоть на балл,

И сам себе давал обет – раз тридцать или сто,

Что не притронусь с этих пор к бекасу ни за что.

 

Но врач сказал мне, изучив желудок мой больной,

Что вряд ли был виной бекас, который съеден мной –

Мол, птичка эта так мала, что просто не могла

В моих мозгах и животе наделать столько зла,

Что мой несчастный организм привёл в такой экстаз

Бокал холодного вина, а вовсе не бекас.

 

Нет, врач, конечно, был не прав, и не его вина,

Что он не в силах оценить достоинства вина.

Вино несёт с собой покой, а беды гонит прочь

И даже в самый трудный час сумеет нам помочь.

Мы топим в нём свою печаль и горечь от обид,

Оно осанну нам поёт и душу веселит.

 

А ты, безжалостный бекас, летать привык везде

И часто плещешься в гнилой, загаженной воде.

Ты отравил мне кровь, пустив туда злотворный яд,

Теперь в глазах моих туман и с музою разлад.

Я весь твой выводок готов безропотно отдать

За штоф вина, что дарит нам любовь и благодать.

 

Так соберёмся ж в тесный круг, когда погаснет день,

В нарядных лентах и венках, одетых набекрень,

Чтоб били мощною струёй, объединясь в одно

Потоки «Кьянти», «Шардоне», «Марсана» и «Перно»,

Чтоб под бокалов дружный звон поведать без прикрас,

Как восхитительно вино (но только не бекас!).