Вот так и живём… от  перевязки до перевязки… только успеешь бланш под глазом свести на нет,  так на гвоздь сядешь… с гвоздя встанешь, поскользнёшся  и снова копчиком под велосипед…  

Из серии: «По дороге на перевязку»

Самые удивительные люди – это доктора. Во-первых, они разные. Поэтому для маскировки одевают белые халаты, чтобы их потом на улице не узнавали и не били.

Доктора такие же, как мы. У них и дети есть, и «жинки», но вспоминать об этом нельзя, потому что может дрогнуть мушка.

Еще у докторов есть друзья. У всех друзей  одно имя: «Я только спросить».

Очередь сама по себе сволочь, но очередь к доктору сволочь вдвойне. Там постоянно снуют: сослуживцы из соседнего отделения, тётки из регистратуры, на поминки собрать и уборщицы, которым вообще всё до лампочки, или в крайнем случае “от Розы Моисеевны”… Если убрать из этой икебаны больных, ничего в принципе не изменится. Будет такая же тихая суета, только без нервов и шизофренических старух, которым никак не объяснишь, что от старости нет лекарств, и что в церкви не бывает очередей, и им туда…

У меня раз жена заболела головой, а за ней и я в прихватку. Хоть навоз ешь, как голова болит. Какие там «анальгетики-шманальгетики» – я даже раз бутылку коньяка скушал, думал, выбью клин клином… Куда там! Только сильней боль озверела.

• Соседка (у неё телек сломался  – почти у нас живет) говорит :
• Не вертитесь перед телевизором… Не мешайте смотреть. Это мигрень. Надо потерпеть чуть-чуть –  оно само пройдет.
• Кто, – спрашиваю, – оно?
• То, что болит.
• «Голово» что ли?
• Моя бабка говорила в таких случаях: «Голова не жопа – завяжи да лежи». А культурность свою высказывайте в троллейбусах, и если это у вас от переживаний, что у меня телевизор сломался, то успокойтесь. Сейчас «Морозова» кончится, и уйду я от вас до самого Малахова – лечитесь своими головами друг об друга в очереди к душегубам…
• То-то и оно, –  говорю, – мало того, что залечат, как собаку, так ещё и в очередь!..
• Пойдем, – говорит  жена, – где-то по ночам принимают без очереди, потому что днем на век вперёд расписано. Всю голову просветят и снимут срез.
• Что за срез? Скальп что ли?
• Дурак! Снимут, в смысле, сфотографируют!
• И почём фотка?
• По тыще.
• Да ты что? Летом с верблюдом за сто сфотали – на всю жизнь память, а это… Небось ещё чернобелая…
• «Сейчас на троллейбус сядете, и будете высказывать свою культурность!» – процитировала жена соседку Павловну, – Может у меня от тебя башка болит? Развестись что ли на время?..
• Давай сфотографируемся, а там посмотрим. Может и действительно…
• Приехали – ночь-полночь. Здание какой-то экспериментальной больницы по головам. Подвал. Живая очередь. (Очередь всё-таки! Заразы!)
• Кто крайний?
• Все молчат.
• Кто, – спрашиваю, –  от Розы Моисеевны крайний?
• Один руку поднял.
• За Вами будем… а Вы за кем?
• Да тут вызывают…
• Всё, старуха,  –  раз вызывают быть нам последними! – говорю жене.
• А кто такая Роза Моисеевна?
• Роза Моисеевна – это пароль.
• Всякую  фигню несешь. И  перестань таблетки разные глотать. Брюхо сожжешь…
• Помолчали два часа. Чтобы как-то отвлечься от головной боли я решил поговорить:
• Я взял тебя замуж, когда ты была умная, в надежде, что общаясь со мной, ты поглупеешь, и мы получим идилию. А вместо этого – у обоих бошки болят, как у боксеров первогодок. Это все от лишнего ума.
• Это от недостаточного кровообращения по причине атеросклеротического сужения мелких сосудов головного мозга… В итоге наступает кислородное голодание нервных клеток, и они сигнализируют об этом болью. У них нет такого длинного  языка как твой… Ну, а в сущности, мигрень – это возрастное, как климакс.
• Идиллии не будет никогда! – Закончил я дискуссию…
• Очередь двигалась тихо и медленно. Медленно, потому что у нас всё медленно, а тихо, потому что выходила медсестра, находила понравившегося ей, или по очереди известной только ей самой,  посетителя, подходила к нему, шептала что-то на ухо, он бледнел и шёл по ступенькам вниз. «Как на допрос, с последующим расстрелом» – пронеслась тревожная  мысль и я сказал:
• Я не такой богатый, как Петя и платить буду только за одну голову, и эта голова будет твоя.
• Кто такой Петя? – спросила жена, не интересуясь существом вопроса.
• Как-то в соседнем медицинском учился тихий алкоголик Петя. Его посадил туда какой-то родственник, который там работал, на перевоспитание. В результате у них полкурса алкашами стали…
• За это ему выдали Нобелевскую премию и он стал богатым доктором? Купил дорогой аппарат и может фотать свои мозги хоть каждый день?.. Или наши без очереди?..
• Нет. Просто на экзамене по физиологии ему попались мышцы передней части корпуса человека… Ему выставили на стол муляж по пояс и дали указку. «Слушаю Вас, молодой человек» – сказал профессор, но ответа не дождался. «Я понимаю» – сказал профессор, что у Вас тетя  завбиблиотекой, но также, я понимаю, что если поставлю Вам «три»,  не дождавшись от Вас и слова – это будет потерей академической нравственности. Петя вздохнул, ткнул указкой муляжу в пуп, сказал: «Грудь» и замолк. Тетя была на бюллетене и его отчислили. Так  мир потерял еще одного врача-вредителя…
• Поздравляю его тётю… – сказала жена, – а зачем ты мне это рассказываешь?
• Я отвлекаю тебя от страшных мыслей весёлыми историями из моей богатой событиями жизни… Слушай… На другой день Петя получил бочку с пивом. Не каждому дают бочку с пивом. Значит, и там были знакомые. Прикатил, гад, бочку к нам на «уголок» и   продолжал спаивать студентов. Бывало, подойдешь, спросишь: «Ну, как пиво сегодня, Петя?»… Петя молча сгребёт деньги в   алюминиевую чашку, не спеша нальёт   пенную жидкость, уважительно подаст и признаётся: «Полное говно»… Надо сказать, не врал. Честный был человек. И стал быстро богатым…
• Я думаю, у меня рак головного мозга, – сказала жена и заплакала, потому что в коридоре остались только мы одни…
• Подошла медсестра и шепнула мне на ухо:
• Вам срез?
• Я ответил тоже шёпотом,  показывая на жену:
• Это ей срез, а я её кошелек.
• Ну, тогда пошли все вместе, – сказала медсестра.
• Мы с женой  побледнели и пошли вниз. Внизу сидел мужик в фуфайке на босый медицинский халат и курил под стол.
• Не топят, –  сказал мужик. Потом затушил сигарету, снял фуфайку и добавил в сторону медсестры:
• Я пойду на улицу покурю. Ты начинай пока…
• Медсестра кивнула и сказала:
• Тыща.
• «Хорошее начало»,  – подумал я, выкладывая деньги на стол,  и спросил:
• А если ничего не найдете деньги назад вернете?..
• Это Вы что ли шутите?
• Да.
• Раздевайтесь, – сказала она жене, – в смысле, снимайте куртку и ботинки.
• Жена от страха ничего не соображала. Сестра осторожно сняла с неё куртку и показала пальцем на ботинки.
• Через большую открытую дверь был виден таинственный аппарат похожий на стильный гробик, который подмигивал медсестре разноцветными огоньками, нахально давая понять, что разведет любого, только давай.
• Ложитесь в аппарат на спину. Голова должна быть на уровне скафандра. Не бойтесь – это совершенно безвредно.
• Жена, конечно, не поверила или не расслышала и легла на живот. Сестра спокойно и  очень ловко её перевернула, и сказала:
• Он с виду страшный, а так ничо… я сейчас всё закрою. Дышать можно, а шевелиться нельзя, поэтому голову зафиксируем вот этими клещами…
• Жену было жалко. В клещах она выглядела не очень. Было такое ощушение, что ей вырвут больную голову клещами, как больной зуб.
• Выходим все, –  сказала сестра.
• «Все» –  это был я, и я вышел…
• Смотрите на экран – это мозг  Вашей жены.
• На экране был мозг моей жены увеличенный раз в пять.
• Это не её мозг. У неё меньше.
• Мы увеличиваем для ясности – это её, не сомневайтесь… Что ж Вы, мужчина, мозг своей жены не узнали?
• Это Вы что ли шутите?
• Да.
• Медсестра крутанула какую-то пипку, и мозг стал  вращаться.
• – Ух ты! – сказал я.
• – Это мы студентам показываем, – с гордостью сказала медсестра, – Они тоже тащатся.
• – А этот в фуфайке, – спросил я,  – смотреть не будет?
• Да чё ему смотреть? Я и так вижу, что ничего особенного… А мы ему потом фотку покажем.
• А можно  нам  её забрать? После фуфайки?..
• Обижаете, что ж мы оплаченную фотку станем себе оставлять. Хотя она и Вам ни к чему – тут не разбери поймёшь…    И потом, что Вы заладили:  «фуфайка, фуфайка»… Это сам Ефтох Миносович, сын самой Розы Моисеевны…
• Что Вы говорите? А Роза Моисеевна как поживают?
• А Вы что не знаете? Она же в Израиль уехала… и там померла…от жары…
• Ах, какая жалость. Прямо сразу?
• Почему сразу? Только вчера. Сейчас в реанимации лежит.
• Так Вы же сказали, померла?..
• Женщина! Одевайтесь! Клещи сами отстегните –  там крючочек такой с пипкой… «Померла, померла»… Это же не у нас – он еще хрипит, а они крышку заколачивают… Там пока все не проверят, окончательно не убедятся, током не дёрнут хорошенько,  в морг не везут.
• А Ефтох Миносович что же?
• А Ефтох Миносович от холода помер, наверное. Никак не вернется.
• Сестра выглянула в коридор и крикнула в тревожную темноту:
• Ефтох Миносович, Вы там живы?.. У меня снимок готов!..
• В комнату вернулась одетая в куртку и ботинки жена.
• Справились с клещами? – спросила медсестра  и, увидя бледное лицо пациентки, добавила, – Да нормальные у вас мозги… мозги, как мозги – у всех такие… А вот и Ефтох Миносович!..
• Клара, что Вы орете  на всю ночь, будто у меня мама воскресла…  или померла… запутали совсем…
• Врач положил снимок на светящийся стол и все четверо, участвующих в сцене актеров,   уставились на него, выискивая знакомые вещи. У доктора было выражение лица, как у Петюхи, который смотрел на муляж. У медсестры один глаз смотрел на снимок другой на часы, которые показывали час ночи.
• Мы вас отвезем до дома, – шепнул я, задабривая врачебный коллектив.
• Мы на машине, – хором пробурчали они, не отрываясь от профессиональной деятельности…
• А может это от недостаточного кровообращения по причине атеросклеротического сужения мелких сосудов головного мозга?..  В итоге наступает кислородное голодание нервных клеток, и они сигнализируют об этом болью мигренистого характера?  – выпалила жена, как на экзамене.
• Я тут собственно ничего и  не вижу… а про сужение это вы хорошо…
• Я записала,  Ефтох Миносович! – шепнула медсестра.
• Ну что ж, анатомической паталогии не вижу…
• Я про опухоль?..
• Про рак что ли? Да ну, господь с вами… еще не хватало… я ничего не вижу. Это все нервы и холод. У вас топят? Вот и у нас не топят. Ну, закрывайте всё. Пошли. Час ночи уже. Не ресторан…
• На улице была звездная ночь.
• Господи! Хорошо-то как! – сказал Миносович и взглянул на небо.
• Мы с женой подняли головы наверх и поняли, что они у нас не болят.
• У вас закурить нету? – спросил доктор.
• Мы не курим…
• Тоже правильно… а вот моя мама курит как паровоз. Вы знаете мою маму?..
• Ну, мы пошли, доктор, – сказала жена, – у нас там коты, наверное, нервничают…
• Доктор не ответил. Он глядел на небо и молчал о чем-то  своём.
• Я хотел спросить про  назначения и таблетки, но жена потянула меня за рукав к машине…
• Ефтох растаял в темноте, как наша головная боль…
• Мне показалось, что  боль не просто прошла, а  переместилась куда-то в глубину страшного подвала с клещами, и будет прятаться там в скафандре, пока не найдет подходящую голову для того, чтобы начать в ней новую жизнь… а может уже нашла…
• Клара! Ну, сколько можно возиться, уже давай выходи заводить! – услышали мы на прощание крик Ефтоха,  отъезжая от странной ночной больницы…

Я нажал форсаж и наша пахнущая каким-то чистым японцем  «Тойота» с удовольствием рванула, унося нас от боли, холода и страха… к новым страхам, болям и холодам…