Моя служба началась тоже с воэнных шуток. В Харьковском райвоэнкомате выдали предписание прибыть ко дню юмора, 1 апреля в в/ч 55ХХХ (ХХХ – не потому что секрет, а потому что не помню), г. Москва, метро (М) «Добрынинская», как потом выяснилось, – в штаб МО ПВО (аббревиатуру сильно любят в армии, причём, часто даже не зная расшифровки). Предписание в Москву настораживало – можно было угодить в любую точку необъятного СССР, включая самую отдаленную. Кстати, когда узнал, что в/ч 55ХХХ – это МО ПВО, радости не добавило, т.к. МО ПВО – округ, не имеющий собственной территории, но имеющий свои части разбросанные от Новой Земли до Кушки и от карпатских лесов до дальневосточных сопок. Офицер комендатуры Киевского вокзала, тоже шутник, отправил меня на М Октябрьская, кажется, как потом выяснилось, в штаб Московского воэнного округа (МВО). В отделе кадров МВО (нас там собралось человек пять) встретил радостный полковник и сообщил, что Челябинская область нас давно ждёт. В целом, тоже неплохая шутка. Разобравшись, нас таки отправили на М «Добрынинская», из чего я заключил, что воэнные Харькова лучше знают географию Москвы, чем московская комендатура. В отделе кадров МО ПВО выдали предписание прибыть в Брянск, что было очень неплохо – о. Новая Земля, Кушка, Чукотка и Курилы как место службы отпали. Получив предписания, мы тут же решили отметить такое событие. Зашли в магазин с напитками, увидели горбачёвскую очередь, расстроились, некоторые даже раздвоились. Я, чисто случайно, заметил лестницу на второй этаж, поднялся и нашел на там тот же ассортимент, но без очереди. Через 15 минут всё купленное перекочевало в наши желудки и кровь, в ближайшем скоплении трёх-четырёх деревьев, которые москвичи называют скверами. До поезда ещё было время, и я посетил Люсю из Паскудниково, с которой познакомился во время послеинститутского двухнедельного вояжа с одногруппниками.
Тогда, в марте 1988 года, мы втроём, остатки отряда из 12-ти человек, начавших тур в Домбае и прошедших Пятигорск и Ульяновку Минводского района Ставропольского края, Полтаву, Стрый Львовской области, Ратно Волынской области, Харьков и Минск, собрались в Москве. Кирпоносенко Андрюха, он же Нос, и Босомыкер Миша, он же Басик или Босс, прибыли из Минска, я – из Харькова. Мы собирались провести время со знакомой Носа Олей и её двумя подругами, получившими оперативные псевдонимы Любаня и Чёрная Каракатица. Девушки пригласили нас в пионерский лагерь в г. Лобне с трудновыговариваемым названием «ИВТАНовец», от Институт Высоких Температур Академии Наук СССР (ИВТАН). Зимой он работал как дом отдыха. Чтобы можно было оценить глубину наших географических познаний, намекну – из Лобни мы попали в Ширингуши Зубово-Полянского района Мордовской АССР, где общались со студентками МГУ – Мордовского государственного университета. Вынужден добавить, что у меня была ещё одна знакомая, тоже из МГУ, но из Йошкар-Олы, из Марыйского государственного университета, прошу не путать с МГУ – Московским государственным университетом. В Лобне, выпив от души с вечера и не получив ожидаемой ласки от девушек ночью, утром собрались на совещание по извечному вопросу – что делать? Со смелым предложением выступил Мишаня: «Поехали в Ширингуши!» – «А где это?» – «Где это, я не знаю, но с Казанского вокзала ночь ехать». «А что там?» – «Полдеревни Босомыкеров и самогоновый Клондайк». У девушек на нас были другие планы – у кого-то из них, вроде бы, намечались именины и они собирались отметить с нами в ресторане. Наш план сильно отличался от девичьего. С обеда мы покинули гостеприимную Лобню и вечером уже тусили у касс Казанского вокзала. Мы без труда взяли билеты – через Зубову Поляну поезда шли, как трамваи, каждые 15-20 минут. Два дня нас водили по Ширингушам (по улицам слона водили, как видно, напоказ), где, кстати, мордвы не было: половина села – русские, половина – татары, знакомили с родственниками и кормили-поили на убой. 8 марта в деревне был праздник – проводы русской зимы. По календарю, вроде бы, и вовремя, а по окружающей действительности – рановато. Сугробы на улице по шею, и температура – минус 10-15˚С. Праздник был весёлый и красивый. С тройками, гармошками и столбом с подарками. Местные, правда, жаловались, что столб сильно упростили. В прошлом годе пожарные столб из брандспойта полили, а в этом на сухую – первый же претендент за десять секунд залез и сорвал гран-при – красные сапожки. На третий день, неожиданно для нас, местные засобирались на работу. Нам указали, где находится закуска, где литровая кружка, где молочный алюминиевый бидон с самогоном. Ещё два дня мы пьянствовали сами. В конце второго потребовали у Мишани культурную программу. Из культуры, кроме телевизора, были только семейные альбомы. Полвечера листали, увидев фотку симпатичной блондинки, запросили у Мишани её семейную принадлежность и место пребывания. Получили ответ, что кузина, зовут Глаша, учится в МГУ в Саранске, столице советской Мордовии. Попросили немедленно выписать в Ширингуши. К обеду следующего дня Глаша была в Ширингушах. К этому моменту, сославшись, как Паниковский, на то, что мы две недели не мылись и нас девушки не любят, попросили истопить баньку. Ответ был лаконичен – вон дрова, вон – вода, натаскали, истопили – и парьтесь на здоровье. Всё сделали, предварительно завалив поленницу, выбирая берёзовые поленья – от них жару больше. Попариться на здоровье не вышло – в деревне пива не было. Самогонки – валом, а пива нет. А с самогоном в бане какое здоровье? А без выпить вообще – тоже нельзя. После бани и самогонки спросили Глашу, есть ли у неё в Саранске подружки? Оказалось, есть две в её комнате. На следующий день мы уже были в Саранске, в общежитии МГУ. В дороге делили девочек. Сначала Глашу, на пальцах. Мишаню из участия в розыгрыше исключили – родственники. Досталась мне. В общаге познакомились с Люсей, обалденно красивой мордовкой, и второй соседкой Глаши по комнате – Шукшиной. Я тут же пожалел, что победил в первом жребии, а Мишаня и Нос снова бросали на пальцах. Мордовка досталась Носу. Программа пребывания складывалась удачно. Все три девушки вернулись из дому – пирожков, солений-варений было в ассортименте и изобилии. За водкой предстоял поход. Предварительно выяснив, что мордовского языка нет, но есть три других – мокша, шокша и ерзянский, выучив пару фраз, с Носом отправились в магазин. Мишаня остался в помощь девушкам. В магазине стояла огромная очередь. Выбив чек, я поставил Носа в хвост очереди, а сам пробрался в голову оценить ситуацию. За прилавком было две продавщицы – худая и огромная. Худая в мыле выдавала водку, а огромная мордовка, скрестив руки на необъятной груди, созерцала за происходящим. Не подумайте, что за час в Саранске, я научился на глаз отличать мордву от русских или татар. Просто я обратился к ней с заученной на ерзянском фразой, а её последующие действия, подтвердили предположение. Я сказал (девушки утверждали, что я говорил почти без акцента): «Дайте, теень, тона бутылкать… Семь!», что должно было означать: «Дайте, пожалуйста, вон ту бутылочку… Семь!» Наверно, с точки зрения ерзянской филологии не всё правильно, но сработало. Мордовка посмотрела на меня, улыбнулась и, забрав чек, выдала семь бутылок водки. Очередь оторопела. А мы им: «Учите языки, мужики!». Пировали долго. Выходили на перекур, мирили местных, которые приставали не к нам, а друг к другу. Весело было. Я изо всех сил строил глазки Люсе, мне даже казалось, что и она мне, но пацан сказал, пацан сделал, результаты розыгрыша не оспаривались. Выпив всю водку, начали укладываться на ночлег, согласно купленным билетам. Утром на разборе ночных полётов выяснилось, что мы с Носом отработали вхолостую. Не знаю, что там с Носом, а я доложил, что напился до «вертолётов». Только прилягу и поближе к девушке – прилетают вертолёты и раскачивают кровать. В конце концов вспомнил совет: в сидячем положении приложить подушку к уху и засыпать. Так можно обмануть вертолётные эскадрильи. А когда сидя заснул, постараться упасть в сторону подушки, на ней и заснуть. Можно и в противоположную, но тогда спать придётся без подушки, под подушкой, что, в целом, тоже неплохо, лишь бы заснуть. Мишаня о своём успехе заявил скромной фразой: «Что-то на великих потянуло…» Попытка купить билеты на поезд в Москву не удалась. Оказалось, что Саранск стоит чуть-чуть в стороне от магистральной трассы и поезд на Москву всего один, а билетов на него нет на месяц вперёд. Мы попробовали обратиться в «Аэрофлот». Оказалось, есть билеты. Зимой у студентов была тридцатипроцентная скидка. Но мы, настаивая на том, что мы институт гражданской авиациии (ГА), нагло требовали пятидестипроцентную круглый год. В Харькове, Киеве, Москве такое не катило, но в Саранске прокатило – мы взяли билеты на самолёт. Прощаясь, глядя в огромные глаза Люси, врезал ей ещё одну ерзянскую фразу: «Монь тонь мзярдонга аф юкстати» (Я тебя никогда не забуду). Все два года в армии я слал Мишане просьбу добыть Люсин адрес, но Мишаня упёрто отбрехивался. Обещание я своё сдержал, не забыл, но дополнил, как в «Юнона и «Авось» : «Я тебя никогда не увижу». В самолете, по пути из Саранска в Быково, мы ещё мечтали побывать в Питере по схеме – бегом-бегом на Ленинградский вокзал, бегом-бегом на «Красную стрелу» и в Питер. В Питере бегом-бегом по Невскому, бегом-бегом пивка, бегом-бегом на «Красную стрелу», бегом-бегом в Москву и по домам. Вывернув карманы и сосчитав наличность, план сократили до схемы – бегом-бегом в Москву и по домам. Даже не все до дома дотянули. Нос рванул прямым рейсом до Минвод, но не самолётом, как привык, а поездом; Мишаня – тоже паровозом, в Стрый, а я до Полтавы не дотянул, использовал «аэродром подскока» в Краснополье Сумской области, где, обмыв свой выпуск за счёт брата да ещё долганув у него денёг, добрался до Полтавы автобусом. Провожала нас в Москве из трёх барышень только Чёрная Каракатица. Слёз было… Такое ощущение было, что расстаёмся навсегда. С тех пор я не люблю ни проводы на вокзале, ни встречи, а сам провожать и встречать люблю. Мне нравится мысль, что расставаться нужно так, словно увидетесь завтра, а встречаться – будто не виделись всю жизнь. Получается же всё с точностью до наоборот. Прошло уже больше четверти века – мы так же дружны. Нос был на наших с Мишаней свадьбах, Мишаня – мой кум. Только Каракатица где-то в Москве, в Паскудниково затерялась…
Перед отъездом в штаб 7-го корпуса МО ПВО в Брянск до любви с Чёрной Каракатицей дело опять не дошло. Мы пообщались с ней и спиртными напитками, приобретёнными в двухэтажном магазине у штаба МО ПВО. Памятуя слёзы на проводах две недели назад, просил не провожать меня. На Киевский вокзал добрался сам, в дорогу алкоголь уже взять было негде, но как в песне: «Кто весел – тот смеётся, кто хочет – тот напьётся, кто ищет – тот всегда найдет». Таки нашёл!
В поезде Москва-Киев (смешно получилось, вроде как возвращаюсь назад, на родину в Украину), в тамбуре, под сигарету я выболтал воэнную тайну попутчикам, каким-то заводным заводским доработчикам, профессиональным командировочным и замечательным людям, что еду в Брянск, ориентир – курган Бессмертия. Это меня спасло, так как после ночи распития сухого в тамбуре плацкартного вагона с теми же доработчикам, самостоятельно проснуться я не смог. Был силой стащен с верхней полки, выволочен из вагона, загружен в таксо и вытолкнут из него со словами: «Вон курган Бессмертия! Вот проходная!» Имён моих попутчиков ни история, ни моя память не сохранили, но я им бесконечно благодарен. Именно благодаря им я таки попал в штаб 7-го корпуса МО ПВО, а не в милый сердцу Киев. Вышло бы смешно, как у Маршака: «А приехал я назад, а приехал в Ленинград!»
Отступление. Учитывая, что мой полк расформирован, аэродром находился в несуществующем ныне государстве, а в ставшей сопредельным государством России, с полосы родного аэродрома какие-то воэнные строители сняли плиты, все воэнные строения разрушены, разворованы и сильно заросли, далее по тексту, не только с доработчиками, но и с читателями, буду делиться воэнными тайнами направо и налево, такими как фамилии командиров и сослуживцев (слегка изменёнными, до узнаваемости), открытыми и закрытыми обозначениями самолетов, ракет и другой техники, всеми известными мне их техническими характеристиками, позывными аэродромов, различных автоматических телефонных станций (АТС), посадочными курсами и т.д.
Много лет после окончания службы, будучи в командировке в Брянске на заводе «Изотерм», я притащил всю свою группу на курган Бессмертия. В Брянске я знал только курган Бессмертия, мои попутчики не знали и этого. Над КПП уже бывшего штаба корпуса, на билборде было написано что-то об МЧС. После пары пива под зонтиками напротив КПП меня потянуло на проходную. Прапорщик на КПП осведомился о цели визита. Сказал, мол, служил. Он без перехода поинтересовался: «В каком полку служили?». На ответ: «В Ефремовском?» задал ещё вопрос, от которого я офигел: «Кто комполка, Сергеев?». Я ответил: «Гурьин», а он, деловито: «Яков Александрович?» – тут уж я и говорить не мог и только часто кивал, как Киса Воробьянинов в беседе с Остапом после славноизвестного аукциона. Может, читатель ещё не догадался, но я из этого сделал вывод: прапорщик явление неистребимое. Им, как и прошлым коммунистам, и современным менеджерам, пофигу чем заниматься – продавать презервативы, возглавлять научно-исследовательский институт (НИИ) или Большой театр, защищать мирное небо или спасать людей и материальные ценности во время землетрясений, оползней, ураганов, пожаров, наводнений, обрушений, селей, эпидемий и других чрезвычайных ситуаций. Такие они, прапорщики. Уже во время моей службы начались разговоры о профессиональной армии, тогда ещё в СССР. Я оппонировал, дескать, есть уже профи в армии – офицеры, прапорщики и вольнонаёмные. Неужели Вы (оппоненты) хотите всю армию из прапорщиков? Не знаю, какую пользу или вред нанесли новые прапорщики армии России, но в Украине именно новые прапорщики, с присущей им жадностью и интеллектом, автогеном резали на металлолом рельсы на складах боеприпасов в Ново-Богдановке, после чего склады две недели рвались, разнося снаряды, в том числе и реактивные, на десятки километров вокруг. Прошу обратить внимание на употреблённый термин «новые прапорщики». По аналогии с термином «новые русские» – это не все прапорщики, а только их тупая и жадная часть. Я таких почти не видел. В моём полку были только профессионалы высокого уровня и замечательные люди. Для них найдется немало тёплых слов в этой книге.
В отделе кадров в штабе 7-го корпуса МО ПВО 2 апреля 1988 г. работа не предполагалась, по причине субботы, поэтому мы долго ждали кадровика, вызванного из дому. Здесь произошла встреча (не знакомство, знакомиться я ещё не мог из-за сухого в вагоне поезда Москва-Киев) с моими будущими сослуживцами: каистом (самоназвание студентов Казанского авиационного института (КАИ)) Иннокентием Дмитриевичем Нерасимовым из Свердловска, каистом Харисом Наильевичем Атмехзяновым из Казани, и Славой Абрамовичем из Анадыря, таким же хаёвцем (самоназвание студентов ХАИ), как и я, только 2-го, двигателестроительного факультета. Конечно, если бы я в те времена прочитал Мережковского, Кеша Нерасимов, точно получил бы прозвище Митя Толмач. У Мережковского А. С. в «Воскресших богах Леонардо да Винчи», в семнадцатой книге, в главе IV на стр. 576 (это чтобы понятно было, как глубоко я вычитывал Мережковского) упоминается двойной тёзка Иннокентия, по прозвищу Митя Толмач. Но в те времена Мережковского я не читал вовсе, а прозвище Митя Толмач для красного словца употреблять буду.
Пока кадровик добирался, дежурный нам пояснил, что в корпусе два авиационных полка (авиаполка): в Курске и Ефремове. В Курске я бывал, в Ефремове – никогда, отчего он и манил загадкой. Когда кадровик выдал предписание: «Прибыть 3 апреля 1988 в в/ч 71923, Ефремов-3», я даже обрадовался – попаду в невиданное мною место. Как я заблуждался! Но об этом после, в главе «Свадьба-три». Дорога в Ефремов лежала через Елец, куда мы на поезде прибыли утром 3-го. Не желая обременять Ефремовского кадровика в воскресенье, решили снять гостиницу, погулять по городу, отужинать, переночевать и с утра 4-го в понедельник выдвинуться в Ефремов, благо до него было километров 60-70. Елец оказался значительно меньше Брянска, но много больше и, как мне показалось, лучше Ефремова. Новое разочарование ожидало в Ефремове. Ефремов и Ефремов-3 оказались двумя большими разницами. Ефремов-3 – гарнизон в 8-ми километрах по прямой и 40 минутах езды на автобусе – пытливые могут рассчитать среднюю скорость автобуса. В гарнизон мы добрались перед обедом. В строевой части, как, непонятно почему, назывался отдел кадров (строевой подготовкой они точно не занимались) нас встретил недовольный начальник части – капитан Понедельник. В отличие от брянского корпусного, он был в курсе нашего приезда и полвоскресенья просидел из-за нас в своем отделе. Я, конечно, не кадровый, но анекдот о прибытии в часть трёх лейтенантов знаю. Первый с предписанием прибыл в точно назначенное время в понедельник, с утра на доклад командиру полка. Всё отутюжено, сапоги блестят так, что зайчики по стенам бегают. Строевым шагом, печатая шаг так, что потребовался ремонт паркета, подошёл и доложился: «Лейтенант Иванов, для прохождения дальнейшей службы прибыл». Командир полка звонит жене: «Дорогая, новый командир взвода приехал, нужно поставить задачу, на обед задержусь на полчасика». На следующий день с задержкой на сутки, после обеда, почти аккуратно, но не с иголочки, как предыдущий, прибывает второй лейтенант. Уверенным, но не кремлёвским строевым шагом подходит и сокращенно докладывает: «Лейтенант Петров прибыл» и бутылку на стол – бац! Командир полка звонит жене: «Дорогая, я сегодня на обед не приду, новый зампотех (заместитель по технической части) приехал, нужно обсудить пару вопросов». И тут же распорядился в столовую насчёт закуски. В пятницу, через неделю, ближе к концу дня, наконец-то прибыл третий. Слегка выбрит, пьян до синевы, расхрыстан, галстук отсутствует, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, дальше двери и идти не смог. Заплетающимся языком докладывает: «Товарищ командир! Водка, закуска, бабы в машине!». Командир полка звонит жене: «Дорогая, тут новый замполит прибыл, вопросов у нас по аморальному состоянию столько… На выходные и не жди». По этой классификации мы заняли место где-то между первым и вторым лейтенантами – бутылку на стол не ставили, но и зампотехами, в нашем случае замкомполка (заместитель командира полка) по ИАС или инженерами полка и/или эскадрилий не стали, хотя к технике нас всё-таки как-то приобщили.
Пока нас документально оформляли в полк, мы отобедали в солдатской столовой. Сравнивая полуголодное питание в институте и «мясо порционное» из солдатской столовой в Черлянах с питанием в солдатской столовой Ефремова-3, победу присудили последней, и я съел всё. Потом мы заглянули в воэнторговскую столовую и что-то ещё добавили. Больше ни в солдатской, ни в воэнторговской столовых я не бывал.
