Ямбург заметало порохом. Мелкий снег кружил, как белая мошкара. Октябрь выдался холодный, но на берег Обской губы еще не надвинулась ледяная корка со стороны океана. Снежинки исчезали в рыжей воде.
Три дня назад под одним из жилых модулей нашли труп женщины. Ходили слухи, что работяга из Омска убил ее за долг в семь тысяч. Весь месяц негодяй выпрашивал в магазине водку. Его паспорт женщина оставила в залог. Когда настал день смены вахты, мужчина пригласил продавщицу к себе в общежитие, сославшись на страшное похмелье. Он не отдал ей деньги. Он убил ее кухонным ножом, проверил наспех карманы пальто, не обнаружив паспорта, вытащил тело в лютую пургу и закопал под модулем, одним из пяти жилых трехэтажных блоков, что нависают на сваях, спасающих людей от вечной мерзлоты, над землей. Потом мерзавец отправился в магазин, где потребовал вернуть ему паспорт, сунув на прилавок деньги. Удивленная напарница убитой ответила, что паспорт был у сменщицы с собой. Убийца откопал продавщицу, нашел во внутреннем кармане ее пиджака свои документы, присыпал труп снегом и побежал в сторону вокзала. Больше бандита никто не видел.
Хишнин никак не мог уехать из поселка. В пятницу он ушел с работы, как был, в костюме, с личной печатью в кармане. Третий день отпуска он терся по злачным местам: побывал в двух местных шалманах, подпольной сауне, браконьерской коптильне. Потерял очки, разбил две бутылки водки в продовольственном и теперь решил похмеляться в приличной компании.
У Руслана собирались лишь избранные. В его комнате всегда хватало выпивки, и к нему приходили самые красивые женщины поселка. Он был рослый мужчина с манерами фельдшера. По выходным его охватывал приступ хозяйственности.
– Давай поедем к барже, пока губа не покрылась льдом. – Сказал Хишнин с порога и достал из пакета бутылку.
– Я собирался сегодня прибраться. Завтра же – на работу.
– Проводишь меня и будешь прибираться целый месяц.
– Если бы найти баб.
– Сейчас выпьем и поедем в банк. Они в воскресенье вечно с бодуна. Их воля слаба.
Они выпили по рюмке. Съели засохшие манты. Выпили еще по рюмке. Хишнин покурил в форточку. Руслан ослаб, бросил недомытую посуду и пошел одеваться. Когда он натягивал брюки, в его кармане что-то хрустнуло. Хишнин грустно вспомнил о своих очках.
В Ниве Руслана – пустые бутылки не давали ступить на пол. В пятницу, в последний рабочий день Хишнина, товарищи мотались по берегу Обской губы с двумя кухарками промысловой столовой. Руслан любил выпить в компании глупых женщин. Прежде всего, малолетних практиканток химического завода. Но практикантки были слишком привередливыми, были слишком большой роскошью.
Хишнин к концу вахты просто сходил с ума от скуки и пьянства. Ямбург – производственный поселок, где снег таял лишь на десять недель в году, был тюрьмой. Оба друга проработали здесь уже по двенадцать лет. Судьба связала их, не спрашивая на то разрешения: они жили в соседних комнатах, ездили на одной служебной машине. Там, в их второй, нереальной, жизни они были родом из одной области. Та жизнь была «нереальной», так как увидеть друг друга в Ростове они не могли. Когда Руслан приезжал на вахту, Хишнин спустя неделю уезжал домой. Потом – Руслан, дождавшись Хишнина из отпуска, уезжал на юг сам. Со временем два сменщика даже стали походить друг на друга внешне: высокие, полысевшие.
Щурясь на яркое холодное солнце, они объехали бараки, построенные когда-то для первопроходцев Севера, промчались по главной улице поселка, вдоль блестящего металлической оболочкой газопровода, и повернули в арку бесчисленных изолированных труб. У обочины, возле отделения банка с включенными мигалками стояла машина участкового. Маленький мужичок в черном свитере и форменной кепке махнул им рукой. Руслан выкинул окурок в окно и резко въехал на обочину.
– Какого хрена нарядился, Володя!? Мы похмеляться едем к губе! Закрывай контору и поехали с нами. Баб надо найти.
– Какой хрен, баб! Убийство, Руся! Видел, какие я себе титаны на патрульку взял?
– Убийство?
– Второе за месяц! Кассиршу темненькую помнишь – на столе танцевала? Труп сегодня нашли, теплый. Задушили леской. За 7 200 диски взял, ездил в город. – Полицейский без ложной скорби улыбнулся маленьким ртом.
– Кто убил!?
– Кто знает, Руся. Фраера-то пьяного сняли с попутки под Омском, и, кстати, без паспорта. Но получается, что эту – не он?
– Не он. – Руслан сел в машину и дернул рычаг.
– Знаешь, где ее нашли? – Повернулся он к Хишнину.
– За рестораном «Днепр»? Она пила вчера там. Видно, кто-то поджидал ее.
Машина с визгом понеслась и скрылась за поворотом. Через минуту они мчались в сторону океана. Всю дорогу до губы они, задумавшись каждый о своем, смотрели на приборную панель. Открытая бутылка водки болталась у Хишнина меж коленей. Руслан то и дело прикладывался к ней и повторял тихо фразу:
– Интересно, блядь, интересно. – Он так увлекся своими мыслями, глядя в приборную панель, что едва не поднял машину на два колеса, зацепив кусок прилива. Брызги ударили по днищу.
– Чем ты занимался здесь, пока я был в отпуске? – Вдруг, спросил он у Хишнина.
– Развлечений у меня не много. Пока не выпал снег, я ходил в тундру. Брал с собой термос с чаем или бутылку, газету, тушенку. Ложился на мох. Пил, лежа на спине. Жег костер.
– Ты романтик, это сразу ясно.
– Месяц назад я встретил одного местного. Он учил меня рыбачить нахлыстом. Бесполезное занятие. Только леска над водой блестит красиво.
– Ты романтик, это все знают.
– А еще, знаешь, что было? Этот местный предложил мне за деньги сделать ребенка его дочери.
– Да ну? Гонишь?
– Сам ты гонишь. У них так принято. Но я отказался. Противно, они вонючие, мажутся жиром, чтобы комары не кусали их. Да и стыдно. Папаша обиделся смертно. И больше я не видел его. Но снасти так и лежат у Кощея – покажу.
Они вышли из машины. Вдоль кромки воды тянулся одинокий след протектора. Будто они приехали на мотоцикле. Снег застелил тонким слоем желтый песок и рассеивался в жухлой траве, поднимающейся в холм. Компаньоны помялись немного с ноги на ногу, посмотрели на свои желтые следы, а потом подошли к ржавой барже, что распласталась, как огромный кит, у самого края воды. В боку громоздкой посудины зияла дыра. Баржа эта служила им когда-то давно приютом для различных шалостей. Теперь здесь прятал снасти их знакомый браконьер. Они шагнули в черную расселину.
Внутри было абсолютно темно и пахло копченой рыбой. Вдруг, что-то остановило Хишнина. Он отстал на несколько шагов от товарища, замешкал, ступил назад и быстро, как в панике, выбрался на улицу. Такое бывало у него после тяжелых запоев. Резкая темнота утробы баржи испугала его. Он шагнул на свежий воздух, встал у входа в сгнившее брюхо судна и закурил.
Распахнув дверь в тайник Кощея, Руслан включил секретной кнопкой свет и наткнулся на ужасающую картину. На горе опилок, предназначенных для коптилки, лежало изуродованное тело старика с шеей, перетянутой удавкой и похожей на край сардельки. Руслан отпрыгнул было в сторону выхода, но в темноте споткнулся, зацепился носком ботинка за сеть, сваленную здесь же, рядом, и упал. Он попытался выбраться, не спуская глаз с трупа, но от этого запутался еще больше. Он вскочил на ноги в коконе из сетей, стал, словно шутиха в новогоднюю ночь, кружиться по браконьерской каморке и хвататься за стены и предметы: стол для подготовки рыбы, кривые стулья, металлический шкаф с замком. Вдруг, рука его натолкнулась на что-то хрупкое. Он, машинально сжав безделушку, подтянул сети от ног к поясу и бросился бежать. Он выбрался на улицу, уперся руками в колени и стал резко оглядываться по сторонам, рывками глотая воздух. На свету, увидев, что вся куртка и все руки его заляпаны кровью, он, не находя слов, уставился на Хишнина.
Когда Руслан вышел из проема – на нем не было лица. Он еле держался на ногах и был весь перепачкан красной, со сгустками кровью. Хишнин сразу не понял, в чем дело, но тут заметил, что земляк держит в руке что-то блестящее. Руслан сделал два шага и на покосившихся ногах дохромал до гнилой коряги, лежащей на песке. Хишнин шагнул к нему, стараясь, рассмотреть, что он сжимает в кулаке.
– Что произошло?
– Там Кощей. – Руслан смотрел удивленно и тупо на свои окровавленные руки. И тут он впервые попытался осмыслить, что за штука осталась в его руке. В голове его промелькнули сцены последних дней: вечеринки, кассирши, леска, очки. Очки – он узнал их: в его руке были очки Хишнина. Он бросил окровавленную оправу на песок, растопырил руки, как борец, и сделал рывок, чтобы подняться с коряги.
Не успел Руслан ничего сообразить, рука Хишнина потянулась во внутренний карман, он достал узкую печать, которой в конторе заверял копии документов, и ударил, ровно, как бланк какого-то заявления, в лоб врага. Руслан до последней секунды не мог понять, что произошло. Он мотнул головой, обвел небо глазами и упал спиной в лужу, налитую в мелкую ямку прибоем. Хишнин подошел и наклонился над головой сменщика. Раны не было видно. Из-под синих чернил лишь выступила сукровица.
Спустя четверть часа Руслан очнулся и почувствовал, как по виску его медленно спускается капля. Он приподнялся на локте и оглянулся по сторонам. Хишнина не было нигде. Руслан встал и обошел баржу. Не было на берегу и Нивы, стоявшей еще недавно поодаль. Он снова сел на корягу.
Хишнин после сцены, произошедшей у запрокинувшейся баржи, побежал по берегу, словно борзая, прыгнул в машину и поехал прямиком в полицейский участок. Мысли мелькали теперь и в его голове.
Он наткнулся на полицейского, дымящего сигаретой на крыльце участка.
– Там Кощей! Вышел! В крови. На меня кинулся.
– От Кощея в крови? Хм.
– В крови!
– Может то рыбья кровь?
– Он взбесился и бросился на меня, Володя! Очки украл! Меня подставить хотел! Он лежит у баржи. Но он сбежит! Сбежит!
– Хм. Пойди ко мне в кабинет и никуда не высовывайся. Там сидит узкоглазый – из местных, жалуется, что вчера ханыга пил на мысу и отобрал у него снасти. По описанию – Руслан.
Володя вызвал кого-то по рации и спешно уехал. Хишнин зашел в участок, прошел по коридору, который не отличался от коридора общежития, обогнул решетки камеры для буянов и нырнул в кабинет. На пороге он почувствовал резкую вонь и осмотрелся.
На стуле, прижавшись к крашеной стене, сидел абориген. Он улыбался, подставляя солнцу, бьющему в окно, свои темные, словно черные жемчужины, зубы и перелистывал страницы паспорта.
– Русский, ты не передумал? Передумай. Кто теперь из вас в тюрьму пойдет? А кто домой? Быстро думай. Бежать не думай. Видишь, как плохо: другой человек тоже отказался – и остался без денег и без документов. И в тюрьму пойдет. Тоже пил и вредный был. Наши дети из-за вас пьют. Нас меньше. И кровь наша – плохая. Русские виноваты. Думай теперь, русский: кого я видел у баржи? Тебя или того, второго. В тюрьму пойдешь или на коленях к моей дочери приползешь?
Хишнин схватил маленького человека, завернутого в шкуры оленей, за грудки, но тот пронзительно и грубо завизжал. Хишнин отпустил его и сам безвольно сел на край деревянной лавки. В голове его – желание рассказать обо всем полицейскому Володе почему-то сменялось тревогой и нарастающим чувством сомнения в реальности происходящего. Словно он был во сне, в котором терпит крушение самолет и неожиданно воплощаются в жизнь его страхи, прокрученные в фантазии сотни раз.