Виктория Кузьменко. Володька (рассказ)

 

Володька измучил ее своей ревностью, она не выдержала, они разошлись. И как странно и страшно, что он был убит в первый месяц  АТО под Донецком. А когда получила извещение о смерти, то долго и горько плакала, не могла забыть, как он зашел проститься перед отправкой в чужую страну для выполнения интернационального долга. В тот день он показался ей совсем уж чужим, бледным, непривычно напряженным.

Как глубоко в сердце с давних пор осталась у него счастливая привычка любоваться ею… Эта простая прическа открывающая маленькие уши, и сияние глаз, и приподнятые насмешкой уголки пухлых губ, и длинная шея… Все еще мила была она ему, и оттого хотелось сказать ей особенно резко… Он старался бодро улыбаться и все повторял с жуткой и непонятной мальчишеской бравадой: «Ты не любишь меня – значит, меня убьют». Но она никогда раньше не видела, чтобы так жалко, беспомощно блестели его глаза и так жалко дрожали пальцы. Что было с ним? Зачем он пришел? Неужели, чтобы помучить ее? Помнила его ужасные угрожающие слова: «Когда меня убьют, ты замуж не вздумай выходить. Я это предательство и с того света увижу. Ангелы мне доложат». И как-то нехорошо засмеялся и попросил: «Ну, поцелуй меня напоследок, чтоб я помнил, когда в смертный час в небо смотреть буду. У тебя ведь глаза, как небо»…

Оля не поцеловала, а обняла его, с жалостью прижалась щекой к его груди. Потом он сказал почти весело: «Прощай», – и пошел к двери, а она навсегда запомнила его мальчишеский затылок, светлые кудрявые волосы и незнакомую качающуюся походку. Нет, она уже не любила его, но жаль было бесконечно.

Теперь Оля видела, что он все-таки изменился за этот год. Плечи стали шире, черты лица – резче, даже излучина губ, чувственных и нежных, стала, кажется, другой. И, главное, из его взгляда исчезла та трепетность, которая когда-то сводила ее с ума. Вместо нее появилась спокойная уверенность в себе.

Он уплывал, как корабль, который уходит в открытое море, и становится все меньше и меньше, сливаясь с горизонтом. Оля думала о нем объективно – вспоминала его харизму, его горячность, красивый, четко очерченный профиль, необыкновенное очарование, даже его ревность и упрямство, и понимала, что ей крупно повезло. Она благодарна судьбе за то, что была женой Володьки.

Она боялась признаться себе в том, как надеялась, что ошиблась тогда, сказав ему: «Я тебя разлюбила». Может быть, просто были расстроены нервы, вот и сказала? Но сейчас, слушая его, видя его перед собой, она понимала: ошибки не было.

Удивительно, но он уже не был против расставания с ней. Интересно, не было ли это доказательством того, что его чувства не глубоки, свидетельством какой-то духовной скудости? От него уходит женщина, которую, как он полагал, он страстно любил, уходит, видимо, в надежде на лучшую жизнь, и теперь, даже не заметив изменения в своих чувствах, Володька больше не ощущал ни печали, ни страдания. Последний приступ острой боли сожаления разразился внезапным потоком слез, и после этого он почувствовал себя легким… почти очищенным… Заглянул в себя, анализировал свои чувства и мотивы и не мог понять, почему нет ни боли, ни сожаления. Возможно причина в гневе. Ее предательство касалось того ошеломляющего потрясения, которого он никогда прежде не переживал. И надежды теперь нет – она останется наедине с этой пустотой, она одна в этом непонятном мире, и ей некуда идти, когда она выйдет на улицу.

Потом были страшные месяцы оккупации в ее городке в Луганской области, страх, голод, враждебные лица, чужой запах, а после смерти мамы настали совсем черные ночи без огня, без тепла, когда с сумерек до рассвета ветер гудел по крышам, свистел в развалинах улиц, мертвых пустырей. А она прислушивалась к этому гулу и, кусая подушку, плакала о своем сиротстве, об одиночестве, о прошлом и вспоминала счастливое, солнечное время. И тогда ей казалось, что все, что случилось между ней и мужем, было непростительно обоим, что она избалованная, не понимала главного, что он до отчаяния измучил ее ревностью только потому, что любил безумно, а после развода сам искал смерти, хотел умереть…

А после того, как она нашла его в списках «двухсотых», не могла найти себе места, все не могла себе простить, все представляла его последний час, как он лежал в поле, умирая, глядел в небо, и страдал, и ненавидел ее за то, что она не поцеловала его, когда прощались…

Она взяла в руки фотографию. Эта фотография пробудила в Оле воспоминания. Первые годы пролетели в любви и согласии. Она сохранила о них самую добрую память. Потом их брак постепенно пошел под уклон. Когда-то они, проснувшись, целыми часами не вставали с постели, не разжимали объятий. Она баловала мужа, приготавливала всякие деликатесы, подавала ему в кровать. Как всему этому пришел конец, она сама не заметила. И не была уверена, в ком из них двоих причина – в муже или в ней самой.

Над вечерним городом бушевала первая апрельская гроза. Дождь вымывал из подворотен клочья газет и мусора, прочищал горла водосточных труб, пулеметными очередями грохотал по жести карнизов. Взъерошенные голуби жались на фасадах домов. Автомобили сердито разбрызгивали лужи. А в небе, разбуженном от зимней спячки, все вспыхивало и клокотало: молнии, громы, заряды дождя.

Но вот гроза ушла, волоча за собой поредевшие тучи. Высыпали звезды. От асфальта, от лопнувших почек лип, от перепаханной земли цветников заструились запахи. Насыщенные озоном, они наполнили воздух тем ароматом, каким благоухает весна. Улицы стали оживать. Заторопились по домам запоздавшие прохожие. Влюбленные переместились из черных ниш подъездов под деревья, роняющие с ветвей капли. И ярче – малиновыми, желтыми, розовыми квадратами – засветились окна. Их отсветы скользили по плоскостям проезжающих автомобилей…

Жизнь продолжается…

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.