Феня влюбился. Этого никто не знал, так же, как почти никто не знал его настоящего имени, – только директор и кто-то из отдела кадров, должно быть. Остальные расходились во мнениях – кто-то был уверен, что он Фёдор, кто-то – что Пётр, кто-то был уверен – Иван, а один (посторонний, курьер – кто его вообще спрашивал!) уверял, что он знает, что Фридрих. Люди не раз заключали пари, потом кто-то из спорщиков подходил к этому невзрачному невысокому парню (возраста его тоже, кстати, никто не знал – только в бумагах было написано) и спрашивал.

-Феня, – отвечал молодой человек – улыбаясь, но будто с какой-то грустью в глазах, а может с иронией. – Феня – разве вам не достаточно этого?

Было достаточно, даже директор его так называл, но… Пытались как-то всё же выяснить – но он был непробивной, этот Феня. Он делал свою работу, вполне хорошо, у начальства к нему не было претензий, и он сам, кажется, больше ничем не интересовался, кроме работы. Он не то чтобы был совсем нелюдим – с ним можно было неплохо поболтать, он всегда примыкал к компании сотрудников, если такая собиралась, чтобы, например, отметить чей-нибудь юбилей, – но сам он редко начинал разговор, разве только по работе. “Простой парень”, – сказал бы, наверно, каждый – и говорили, говорили о нём немало, именно из-за этой его скрытности (того, что таковым считалось), за ней была будто огромная тайна.. Начиналось всё с “простого, нормального парня”, а потом каждый прибавлял: “но” или “вот только” – и дальше шли гипотезы, иногда протекающие незаметно через весь рабочий день, а некоторые особо удачные держались недели и месяцы, пока кто-то не развенчивал прежнюю и выдвигал что-то более “вероятное”, подбрасывая, может, какой-нибудь интересный, откуда-то взятый и, скорее всего, неправдивый про него факт. Это не было, конечно, главной темой для разговоров, но всё же довольно популярной среди других тем; кроме того сотрудники фирмы могли спокойно говорить о нём, так как все они занимали одну большую комнату (сидя каждый за своим столом у стен, лицом друг к другу, – обстановка, будто специально устроенная для хорошего общения), Феня же занимал отдельный кабинет.

Кабинет – не очень, может быть, удачное слово, так как это была комната без окна, не очень маленькая, но заваленная апаратурой настолько, что свободного пространства оставалось совсем немного – практически, только стол (на котором тоже всегда громоздилось много всего) и небольшой проход к этому столу от двери между стеллажами.

Это была компьютерная фирма – большинство сотрудников занимались ответами на звонки и работой с клиентами (а так, вообще, разговорами и кофепитием), были системные администраторы (двое парней, больше играющих в компьютерные игры, чем делающих что-либо другое), был директор в своём кабинете с прозрачной дверью и пальмой.., а Феня был “технарь” – чинил и настраивал электронику, и работы у него всегда было вполне достаточно. Нельзя сказать, на самом деле, что он был большим энетузиастом своего дела, но разбирался достаточно хорошо, – электроникой он немного увлекался с детства, даже посещал кружок, меньше года, потом, когда пришло время выбирать институт, он выбрал именно этот профиль, так как всё остальное интересовало его ещё меньше, ну а после института это была первая фирма, куда он пришёл устраиваться, – и его взяли. Феня был рад – хотя не так чтобы очень… Нет, он был рад. Точно­­.  Его родители тоже радовались за него, и он знал, что ему повезло, он нашёл очень неплохое место – мало кто из его однокурсников смог устроиться так удачно, – тут хорошо платили, работа была та, которой он мог заниматься без большого, как говорится, напряга, коллектив – нормальный, шеф – добродушный… что ещё? Он уже третий год работал здесь – совсем освоился, робость первого времени ушла, его приняли, его прописали в коллективе и он принял к сведению все правила, разумеется ничего от себя не навязывая, занимаясь только работой, получая свои честные деньги и большую их часть отдавая родителям, с которыми жил. Он был рад, но не так, чтобы безумно, не до восторга – чему восторгаться? Можно сказать, что он любил свою работу, – ему нравилось разбираться в поломках, это было лучше всяких кроссвордов и компьютерных игр, – но он сразу забывал о печатных платах, проводах и микросхемах, как только, закрыв свою комнату, проходил мимо стеклянной двери директора (кивок на прощание), потом через еще одну комнату со стекляной дверью, комнату консультантов­­ (где, может быть, в это время обсуждали его..),  и через минуту оказывался на улице. Дом был в трёх остановках, и он обычно ходил пешком, и только когда зимний мороз уж слишком жег или было слякотно, или если лил сильный дождь, а может, слишком уставший и не желающий гулять, шёл туда, где люди ждали общественного транспорта. Общественный транспорт он не любил, там всегда был спёртый воздух и спёртые чувства – нечем дышать, невозможно быть собой. Лучше быть тем, на кого эти едущие, сдавленные люди смотрят из окна, – когда он шёл пешком и проезжал мимо автобус или троллейбус, он всегда представлял, как он выглядит оттуда, и казалось, что ему должны завидовать: вот он идёт так свободно и легко, всегда может поменять курс, остановиться… он свободен! А они – просто променяли свою свободу ради сомнительного комфорта и ещё более сомнительной скорости.

Приходя домой, Феня встречал и приветствовал родителей, которые обое работали на двух разных фабриках, уходили и приходили раньше него; он ел то, что мать ставила ему к ужину, он заходил на минутку к отцу, который смотрел телевизор, – говорили на обычные темы: что да как за день, что нужно сделать по дому в ближайшее время, что не забыть., потом он шёл к себе, переодевался, включал компьютер, на который насмотрелся за день (хотя больше в разобранном виде), выбирал какую-то музыку, смотрел нет ли кого из хороших знакомых в чате, с кем было приятно перекинуться несколькими словами (обычно, на счёт той же электроники или каких-то мероприятий), проглядывал почту, немножко путешествовал по сети, заходя на интересные сайты.., затем вставал, садился на диван, который скоро будет превращён в кровать, и открывал книгу, которую на данный момент читал. Обычно это была фантастика. Не то чтобы он был большой любитель фантастики – но всё другое, более реалистичное, было совсем скучно (напоминая реальность, от которой хотелось наконец отдохнуть).

 

 

Если книга была интересная, он мог читать и час, и два (сделав себе на кухне чаю и бутерброды с вареньем), если же так себе и чтение не захватывало, а скорее утомляло, он скоро откладывал её и либо опять садился за компьютер, либо просто сидел, о чём-то размышляя, перебирая подаренные одной институтской подругой длинные в 108 бусин чётки… Подруга была хорошая, у него не было близких друзей в институте, а вот подруга была – просто подруга. Он даже хотел бы, чтобы их отношения были поближе, то есть как моно ближе!., но, кажется, она не хотела, она только улыбалась на несмелые его намёки, а однажды сказала прямо: “Лёша, послушай. У нас ничего не будет. Видишь, какие мы хорошие друзья, – но если бы мы стали любовниками, сблизились, было бы не то..”

Ну да, его зовут Лёша, Алексей.  В институте ещё не было Фени (это он придумал сам, когда его приняли на работу, – так сразу представлялся, точней был представлен шефом, который любил разные прозвища), а был Лёша для одногруппников, тот, у кого иногда можно списать что-нибудь и, опять же, потрепаться о разном, а для преподавателей – Алексей. И он думал тогда, после ее ответа: “Почему?..” –  был растерян, смущён. Он так и не спросил , так и не понял сразу, почему они не могли быть вместе, – но раз она сказала.. Все-таки он себе сказал, что не хочет терять такого друга и не стал упорствовать, навязываться, хотя сердце и потомилось ещё немного, не желая расставаться с надеждой. Они остались друзьями до самого выпуска – часто бродили по городу, сидели в кафе, говорили – он действительно мог говорить с ней, а не просто болтать, как с другими. Она, эта худощавая и необычная девушка, с пирсингом в нижней губе и левой брови и коротким именем Зоя, была для него самым интересным собеседником и внутренне самым прекрасным человеком, которого он встречал; когда сердечная и прочая жажда любви остыла, он будто бы наконец понял что-то: если тебе хорошо так с этим человеком, не придумывай что-то ещё, не иди привычным для других путём; так же не спеши все свои желания связать с этим человеком – может, он воплощение какого-то из них, но только одного… вот, скажем, желания настоящего глубокого разговора. Он далеко не так ясно выразил это для себя, но форма понимания сложилась и он успокоился, вздохнул с радостным облегчением. Да, жаль, конечно, что это не она, девушка, с которой он мог бы иметь настоящие близкие отношения – но зато ему повезло с другом, “ведь этого ты тоже всегда хотел, так?” Так, так. Видимо, Зоя это и имела в виду, а до него только теперь дошло.

Их разговоры были глубокими и необычными, ни один из них не был впустую, каждая тема по-своему интересовала одного, и затем затрагивала что-то в другом; если один видел, что другого это не интересует, разговор переходил на что-то ещё – но обычно тот, кто начинал говорить, тут же захватывал слушателя, поворачивал взгляд так, чтобы тот мог видеть то, “как это вижу я”. Это было вправду чудесно – Алексей так пристрастился к этим разговорам и так привязался к Зое, что, когда пришло время расставаться…

-Как же я без тебя? – спросил он через смущение.

-Выживешь, -улыбнулась Зоя и вздохнула. – Может, ещё встретимся, а нет, значит не судьба. Но знай, что жизнь твоя – всегда как открытая книга: не спеши откладывать её:  вдруг со следующей страницы начнётся самое интересное!.. Вот, на, держи, и не забывай меня! – Она вложила ему в ладонь чётки, поцеловала в щёку, коснувшись приятной щекочущей мягкостью и невольно холодком металла, и вскоре исчезла – вот уже три года они не виделись, он ничего не знает о ней и часто вспоминает до подробностей её улыбку, ее жесты, голос… и их разговоры.

Он  берёг и ценил эти воспоминания так же, как эти длинные деревянные чётки. То было что-то настоящее, что нежданно вошло в его жизнь, а потом вдруг испарилось.. оставив светлый след и много не понятого, еще не оценённого или того, что нельзя должным образом оценить. Прокручивая записанные в памяти разговоры, Алексей часто вспоминал последние её слова про жизнь как открытую книгу, – это вроде была банальность, но он знал, что Зоя не станет говорить банальностей, она не такой человек, она всегда скажет правду, то, что она сама знает, пусть и подаст это в такой сверкающей этикетке. Эти слова возвращались снова и снова, но что они значили? – он не знал. Ему было грустно, что единственный его друг покинул его; ему навевала тоску его теперешняя жизнь, какой бы удачной она ни казалась кому-то и даже ему, когда он думал о ней иначе, с практической точки зрения. Но ничего не оставалось, как продолжать в том же духе, — и вечером, когда книга отложена, диван превращен в кровать, в совсем раннее, “детское” время тух свет в маленькой комнате; все засыпали, всем завтра на работу, нужны силы, бодрость и т.п. Алексей, если не мог долго уснуть, вставлял в уши плеер, закрывал глаза… то растворялся в музыкальном шуме, беснующемся, мерно пульсирующем, переливающемся в темноте, то снова отделял себя от него., и открывал глаза и отмечал разницу между внутренней и внешней темнотой; закрывал опять, опять играл с шумом, заполняющим пустой зал его сознания… в конце концов, это утомляло и он проваливался в другой мир, совсем забывая, отпуская этот , – ускользая куда-то под аккомпанимент музыки или, с мыслью “не садить батарейку”, успев выключить плеер и засунуть его под кровать.

 

 

 

Утром в офисе появлялся тот, кого все знали как Феню – и о ком столько сплетничали, воображая, что же скрывается за его молчаливостью: кто-то говорил, что он тайный экстремист, кто-то – что гей… А он был действительно простой человек – хотя неизвестно, что это словосочетание значит; по крайней мере, он ничего не скрывал специально, ему нечего было скрывать, нечего и показывать. Он был простой человек, не очень счастливый и не очень несчастный.

Но жизнь, очевидно, не согласна всегда быть подходящей декорацией для твоей рутины – она же, как солнце, и иногда вырывается по крайней мере за одну из рамок или рам.., а то и за все сразу. Возможно, если ты копишь свою неудовлетворённость, веришь где-то в самой глубине себя в мечту, однажды, перейдя критический предел, это станет взрывом сверхновой – ты прежний уже не сможешь никак существовать, это сотрет тебя.. но родится что-то другое. Тебе придётся начать новую жизнь, делать что–то, стараться…  или искать себя в том, что и так происходит, словно без тебя.

Феня не был мечтателем, точнее у него не было конкретной мечты (разве что путешествия, как у всех), он хотел чтобы его жизнь стала чем-то более настоящим, чем теперь. Он так и говорил себе: “нужно что-то более настоящее”. Но, так как это было крайне неопределённо, он не размышлял над этим и не делал к воплощению никаких шагов. Он просто продолжал свою жизнь, в которой один день был похож на другой и было известно, каким будет следующий, – от чего приходила и удовлетворённость такой стабильностью, и всё острее и навязчивей ощущалось раздражение… которое, конечно, нельзя было пускать наружу, потому что оно разрушит более ценную стабильность.

Дни были вроде одинаковые, но хотя бы то, что каждый день нёс на себе уже больший груз скопившейся рутины, а значит естественного желания выбраться, отличало их. Ну и, конечно, они не были совсем уж похожи – была разная работа, разные задачи; разные по погоде утра и вечера.., иногда случались какие-то корпоративные праздники (дома праздников, можно сказать, не было, – дни рождения и даже новый год отмечались чисто формально). Феня ходил на все корпоративы – во-первых, он не хотел, чтобы его совсем уж считали нелюдимом и отщепенцем, а во-вторых, ему нравилось находится в этой веселящейся гуще.. никем не замеченным наблюдателем.

..То был праздник по случаю ухода на пенсию кого-то из управленцев и одновременно – заступанию на вакантное место другого, его сына  (та же тебе монархия!). Все уже знали, кто этот новенький, фирма была не очень большая, и все качали головами, шутили, но в общем, ничего экстраординарного не происходило. Отец с сыном закатили вечеринку по случаю этой смены караула – ресторан, шум, музыка, напитки, в общем, всё как всегда. Феня слонялся туда-обратно со своим коктейлем, который пил понемногу – за вечер он выпивал не больше 2-3 бокалов. Он не любил терять контроль и быть “отвратительным и ничтожным, как все пьяницы” (как он сам себе говорил ). Однажды в институте он напился и начал приставать ко всем с какими-то обличениями, лепил правду в глаза., – вспоминая это потом, он понимал, что ему повезло, что все другие были тоже пьяны и не воспринимали ни его, ни его слова очень серьёзно, – если бы сказать всё это (а он в самом деле так думал) трезвым людям, можно быть и битым, и даже очень. С тех пор ему иногда хотелось напиться – так как это состояние давало некое подобие счастья, будто снимая оковы и заволакивая проблемы и заботы сплошным туманом, – но он сдерживал себя, он старался решать все проблемы по-настоящему, не так; а что касается регулярной выпивки с друзьями, этого не было, так как не было друзей.

Но на таких вечеринках он всегда немного выпивал – это убирало небольшую робость и как бы соединяло со всей атмосферой, расслабленной и весёлой. И он плавал по залу, как рыба в аквариуме, – в лёгком сумбуре хмеля, нигде не останавливаясь надолго, замечая что-то интересное, улыбаясь чему-то, плывя дальше..

В этот раз он только взял первый коктейль, ещё присутствовала смущённость, он оглядывался, никто ли не смотрит на него.. – иногда кто-то смотрел, кто-то махал ему “Привет”, с кем он ещё не успел поздороваться здесь (хотя виделся в офисе). Вечеринка только начинала набирать обороты, ещё даже музыку не включили, и было как-то непривычно. Феня ругал себя, что пришёл так рано. Как и всегда в начале, возникла мысль, зачем он вообще сюда пришёл.. Он отвернулся от всех к стойке (тут хоть был телевизор) и сделал большую коктейльную затяжку.

Через час всё вошло в обычное русло – громко играла музыка, раздавались возгласы, на него никто уже не смотрел, а если даже смотрели, это было не важно. Он стоял спиной к стойке, робости не было, он смотрел на людей… была грусть. Почему-то ему в этот раз не хотелось бродить по залу, глазеть на ди-джея, останавливаться в каком-то неопределенными признаками отличающемся от других  углу, чуть кивая в такт музыке, потом пробираться мимо танцующих в другой угол. Неужели и это потеряло смысл?.. Да, и тут похоже рутина. То же самое, и так грустно.  Неужели мир безнадежен.

Он опять отвернулся от людей, посмотрел на свой бокал – там оставалось ещё немного цветной жидкости, на пару глотков. Феня решил допить это и незаметно уйти. Хотя как по-другому! – его отсутствие всё равно не заметят. Кивнув со вздохом этой мысли, он вдруг увидел, что рядом за стойкой сидит кто-то, – повернул голову и увидел, что девушка. Странно, что он её не увидел сразу., она в тёмном, наверно поэтому. Когда он посмотрел, девушка улыбнулась ему – он смутился и отвернулся. Потом подумал: “Чёрт, блин., да я же никчемен! Ну что я такой, а?.. вот сейчас мне хочется от неё убежать – но мне хочется заговорить с ней !”  И, сам для себя очень неожиданно, на волне этого возмущения собой, он повернулся и заговорил…  Трудно было восстановить после первые слова, но они разговорились – и проговорили весь вечер, вот так сидя рядом у барной стойки, улыбаясь друг другу, всё больше вовлекаясь в разговор. Только в самом конце этого общения выяснилось, что она тоже работает в их фирме, только в другом отделении, в центре города. “А, понятно, я был, знаю, – говорил он, – понятно.. А кем ты там?”  Темы были совершенно простые, не то, о чём он говорил когда-то с Зоей, – но ему так нравилось общаться с этой незнакомкой, просто отвечать ей и слышать ее голос!.. Впрочем, они почти сразу познакомились. “Раиса”, – сказала она, подавая руку и ослепляя его улыбкой. “Феня”, – ответил он, а когда она непонимающе сощурилась, сразу поправился: “Алексей… Лёша”.

Она была прекрасна: стройна, женственная, открыта… – и вот он, сюрприз жизни: ещё немного, и он ушёл бы из этого ресторана, сел бы в маршрутку и уже скоро был бы дома, в теплоте и знакомом уюте; в привычной тюрьме. Но всего секунда, всего один небольшой решительный, а может, сумасбродный, на первый взгляд, шаг (что же он говорил ей в начале?.. никак не вспоминается – наверно, какую-то ерунду), и вот уже настоящий вечер, его вечер!.. да, на этот раз праздник действительно состоялся. И он будет помнить его долго, может всю жизнь, этот разговор с красавицей под аккомпанимент весёлого шума и смеха… они  были будто только вдвоём, а всё остальное – декорации для них же. “Я буду помнить, я не забуду этого”, – говорил себе Феня, когда они уже распрощались, – идя домой, пешком по ночи. Ему было так грустно, но уже совсем по-другому, чем пару часов назад, – ему не хотелось прощаться. Это был его праздник… и он закончился. Она сказала, когда они вышли на улицу: “Ну пока?” – а он не мог ничего и сказать другого, кроме “Пока”, никакого другого развития событий он не мог представить, он и так уже был полон тем, что произошло, – и уверен почти сознательно, что никак, кроме расставания, это закончится и не может.

-Пока, – сказал он. – Был рад.. я…

Она ждала продолжения, а он никак не мог ничего родить – в конце концов, они рассмеялись. “Пока”, – сказала она и, подойдя, обняла его, коснулась на миг его щеки своей… Это был апофеоз, он забылся в ощущении, он стоял и смотрел в никуда – и не видел, как она обернулась пару раз, уходя.. Потом встряхнулся, но её уже не было. О, какая же она дивная! (момент как раз для таких забытых слов). Она сегодня, может, сама не зная, подарила ему так много… Идя домой, Феня был благодарен Раисе, как никому никогда!.. – но, прокурчивая случившееся снова и снова, уже скоро он будет называть её жестокой и ветренной.

 

 

С того самого вечера жизнь Фени перестала быть обычной. Она вроде бы ещё продолжалась так же… но нет. Нет! Больше так не может быть – он никогда не вернётся к той же скуке и ненужной никому размеренности, он… Он не знал, что будет дальше.

Той ночью он не мог уснуть, голова кружилась в прямом и переносном смысле – от алкоголя (хотя он выпил всего два бокала) и от впечатлений. Он думал о ней, он рвался к ней, он называл себя последним придурком, что не додумался хотя бы проводить её (теперь намного яснее, что нужно было делать).. Потом он всё-таки уснул – но утром всё продолжилось. Рвение было даже сильнее.

На работе, конечно, говорили о прошедшей вечеринке – кто что вытворял, сколько выпил, с кем обнимался и прочее. Когда Феня появился, его кто-то спросил:

-А что это за красотка с тобой была весь вечер? Ребят, а Феня наш не простой орех..

-Это… моя сестра, – пробубнил он и пошёл к себе; коллеги, конечно, стали обсуждать его ответ как вероятность – кто-то верил, кто-то говорил, что она ни капли, ничем на него не похожа, “а может, это двоюродная” и так далее, – а он был так смущён и взволнован, что не поздоровался с директором, даже не кивнул, проходя мимо его кабинета. Вошёл к себе и закрылся. Ничего не хотелось делать. Хотелось пойти к ней! – он же знает, где она сейчас… выйти отсюда, и на маршрутке всего пару остановок. Какая же она чудесная.., он никогда таких не встречал. Она совсем не такая, как Зоя, – Зое он мог полностью открыть душу, а тут было что-то другое: всё существо, кажется, тянулось к этой девушке; был только восторг: от её присутствия, от каждого её слова, было блаженство говорить с ней, видеть, что она тебя слушает, отвечает и улыбается.. Это совсем другое, чем дружба, и он.. поедет к ней. Нет, не сейчас, позже. Он инсценирует встречу, почему нет. Мол, его послали зачем-то туда… “О, какая неожиданность! Приятная, да, да, приятная..” Стоп, он же знает, что она там, значит это не неожиданность – разве что он забыл. Но он не мог забыть! Нет, лучше так не говорить, он скажет иначе…  Тэк, тэк, тээк – надо придумать причину. И когда, когда лучше прийти – после работы?. А что, если она уходит рано? Лучше в обед.. – а если опоздаешь обратно? ‘Ну и что! к чёрту. Отговорюсь, а если нет – так тому и быть, пусть увольняют, пусть делают что угодно.  Так, так,тэээк, что ещё…’

Он настолько увлёкся, что не сразу услышал стук в дверь. Потом метнулся, что-то сбил со стола; за дверью стоял шеф.

-Привет. Ты чего тут заперся? – чем-то неприличным занимаешься? – пошутил он. (Феня не нашёлся, что ответить.) – Слушай, – сказал директор, – есть к тебе ответственное задание. – В нашем втором отделении, ну которое в центре, ты знаешь… там новый технарь, мальчишка из института – как и ты в своё время. Так вот надо бы его немножко подучить, уму-разуму, понимаешь? – Шеф смеялся, наслаждаясь своим правом на фривольность, как и большинство начальства; а Феня…

– В общем, отряжаю тебя как большого специалиста – проведёшь ему мастер-класс, всё покажешь, расскажешь. Но всего на час в день – наши дела тоже не стоит забрасывать. Усёк? Уезжаешь отсюда за час до отбоя и едешь туда – если нужно купить проездной, скажи. Так, ну кажется, всё. Или ещё что?.

-Не нужно, – выговорил Феня, готовый сейчас же обнять начальника, легко задушить его мощную фигуру в объятьях. – У меня есть проездной… спасибо!!

 

 

 

Он ездил всего неделю, но – всю эту неделю, каждый день, он виделся с ней!

Она сразу его узнала, когда он вошёл в офис, – там была такая же почти комната, за столами сидели в основном девушки и двое мужчин.

-Лёша? – засмеялась она.  – Ты что здесь?..

(По дороге сюда он думал, что наверно она была тогда в легком хмелю; что сколько у неё было таких мимолетных бесед., и что если она не вспомнит его, он не будет даже здороваться, пройдёт мимо, туда, куда ему нужно… О, и какая же это будет мука, день за днем так вот проходить !.)

-Я.. я… – глупо улыбался он в прицеле взглядов других сотрудников – они его смущали, а вот она, кажется, совсем не обращала ни на кого (кроме него) внимания – встала и подошла к нему, видно хотела обнять – но он опередил и протянул ей руку.

-Я по работе, – сказал он. – Надо одного парня подучить… тут у вас должен быть, такой молодой..

-Да, точно, – сказала она. – Зовут Фёдор. Только взяли, и наша начальница сказала, что прибудет какой-то специалист из главного офиса… так это ты значит?!

-Ну… это ты, наверно, приврала..

-Что?!! А ну пойдём-ка…

Она вытащила его на широкую и светлую лестничную площадку большого офисного здания, где находилась фирма, и минут пятнадцать они болтали там, она рассказывала ему о своих делах, про своего кота, который все время ест цветы, и она ничего не может сделать, потому что любит и котов, и цветы… – может, говорили бы и больше, но он (идиот, что тут скажешь) начинал нервничать, напоминал ей, что у неё дела, да и ему тоже надо…

-Ладно, пойдём, я тебя проведу.

Она отвела его в кабинет, который был ему нужен, представила испуганно засевшему там белокурому пареньку в очках, весело помахала и ушла. Он хотел что-то сказать на прощанье, спросить… не успел. Оглянулся на своего ученика. Фёдор смотрел на него без особо энтузиазма, но с готовностью; Феня не очень-то понимал, что ему сейчас нужно делать, как он вообще сейчас сможет сосредоточиться на чём-то. Но усилием воли у него получилось. Он час с лишним рассказывал, объяснял, увлёкся этим, парень был вполне толковый… потом “специалист” выбежал в коридор, остановился у стеклянной двери большого кабинета – но там уже никого не было.

-Разошлись, – сказал, подходя следом, Фёдор. – Рабочий день уже полчаса как кончился. Слушай, ты мне расскажешь завтра, как… ну это..

Конечно, конечно, он всё покажет! Главное, дожить…

 

 

Он доживал, и снова видел её. И опять они говорили, только вдвоём, стоя у лестницы перед широким окном; потом он уходил к своему ученику, заставлял себя собраться, направить ум на дело (и он был настоящим учителем! уверенным, знающим, снисходительным, когда нужно, но требовательным… и с юмором). Пытался закончить пораньше, чтобы ещё хоть на минуту её увидеть, – но не получалось, нужно было столько всего показать и рассказать, и ученик не отпускал его, спрашивал… Они заканчивали всегда позже всех, на полчаса, а то и на час. В последний день засиделись совсем допоздна – Феня, только что позвонив родителям, что задерживается, сидел и без большого интереса смотрел, как Фёдор выполняет какое-то его задание, замечал ошибки, вяло указывал на них.. И вдруг в дверь раз стукнули, и на пороге появилась она.

-А, вы работаете, – сказала она тихо. – Ну работайте, не буду мешать.

И исчезла. Феня застыл, потом поднялся.., сделал шаг к двери. Потом вернулся, посмотрел на Фёдора – тот, вообще ничего другого не замечая в мире, выполнял тонкую пайку какой-то микросхемы… Тогда Феня метнулся, выскочил в коридор – нету. За поворотом тоже нет. Где-то внизу, между пролетами лестницы, щёлкнула дверь. Он подбежал к окну, что было прямо над парадной дверью, и увидел, как она выходит, такая прекрасная, грациозная, – и исчезает за тесными рамками его обзора. Вот и всё, упустил её? Что теперь? Чего она хотела?.

Какой–то вечерний мираж.. Неуловимый. И могло ли быть иначе?

Он побрёл обратно. “Сделал! – триумфально выкрикнул Фёдор, когда Феня вошёл. – Так, как ты и показывал. Даже лучше…”  Последнее наверняка было шуткой – но Феня просто не мог сейчас (и ещё долго после) смеяться…

 

 

После этого он, кажется, уже не делал ничего, кроме того, что думал о ней. Чего он только не думал… Она была и богиней, посланницей высших сфер, и дьяволом, принявшим обольстительный образ, только чтобы доставлять страдания, – но даже в последнем случае он хотел быть рядом с ней. Пусть это зависимость, наркотик и всё, что угодно, – но она нужна ему, он должен…

Он не мог.

Она была так близко, доступна – ему не нужно было отправляться на край света, как тем рыцарям, через дремучие леса с опасностями.., а он не мог. Даже простого!

“Разве я ей нужен? – думал Феня, орудуя машинально со своими микросхемами на своем рабочем месте. – Она прекрасна, сокровище, она достойна настоящего мужчины… обеспеченного, красивого.. смелого! Настоящего. Не то что я. Да, она такая – открытая, весёлая… разве её вина, что в неё влюбляются?!”  А потом он думал обратное: “Но разве она не знает об этом!? Ведь она же не глупая и не ребёнок! Зачем она выходила ко мне, зачем улыбалась мне?.. говорила со мной, шутила. Она, что ли, не видела, как я на неё смотрю, как я к ней отношусь, что… я туда прихожу ради неё! Пускай та встреча в баре – просто посидели, поболтали (кстати, почему она не нашла себе более приличного собеседника из всей толпы народа?.), но после – ведь она же дала мне надежду… Зачем?? Ей нравится сознавать, что из-за неё страдают?. такая она? А может…” И тогда было третье направление мыслей и третье чувство. “Может, она так невинна, что в самом деле не могла подумать. Может, она не сводит всё к любви, к этому влечению… может быть, я был интересен ей как друг? Но..!”  Это “но” было взрывом несогласия – пусть последнее допущение будет тысячу раз реальностью, но он не приймет этого, нет… он не может быть ей другом. Точка. Десять точек, никаких обсуждений. У него был друг., была.  Девушка, да, и вот тогда он действительно ошибся, думая, что влюблён, – он просто беспокоился о том, что ему пора завести пару, и она была рядом, она была всё-таки девушка, и во многом привлекательна; но ему хватило разума осадить свои гормоны и сохранить те чудесные отношения, какими они были, не разрушить глупой настойчивостью. Он благодарен Зое – но Раиса… Тут другое, ДРУГОЕ!  Он, кажется, уже перестал искать себе пару к этому времени, он просто жил, – в каком-то фильме или где-то он услышал (а может, прочел): “Мы можем искать, надеяться или убиваться безнадёжностью – но каждый из нас в своё время встретит свою судьбу. Или не встретит – это тоже судьба”. Как ему хотелось верить, что это случилось, что он встретил!.. – но на сказку не похоже: разве они узнали друг друга с первого взгляда? разве бросились друг к другу, отбросив стыд, приличия и прочие помехи, и дали сразу же клятвы вечной верности? Нет, сказки не было – а может ли она быть?.. Сказки не было, а была случайная встреча в баре, скромный, застенчивый паренёк и доброжелательная (уже редкость!) красавица – возможно, ей было интересно пообщаться с ним, а потом она его вспомнила и опять зачем-то завела разговор… ну вот и всё. Что можно прибавить? Всё остальное – только выдумки этого паренька, сплошные фантазии, которыми он так увлёкся.

Он и правда увлёкся. Он стал делать ошибки в работе. Это было очень плохо, очень – он испортил дорогое оборудование… Он знал, конечно, почему, –  не мог сосредоточиться на том, что делал., а ещё эта работа перестала иметь смысл, и неизвестно, какой смысл был в ней прежде. Шеф зашёл к нему, чтобы узнать, в чём дело, – таких промахов у Фени никогда не случалось, – но мастер не захотел объяснять, а сказал, что заплатит за испорченное устройство и постарается, нет точно сделает… ну, в общем, этого никогда не повторится.

– Что такое, Феня? – Шеф сел напротив него, посмотрел внимательно. – Что происходит или… может… Извини, я не лезу в твою жизнь. Тебе не нужно платить за ту штуку, всякое бывает, ты же прекрасный наш специалист. Но что-то видно тебя отвлекает, я прав?

Феня только вздыхал и смотрел вниз. Шеф предложил отпуск, и Феня, второй раз за последнее время (этот человек просто как посланник судьбы), захотел, если не обнять его, то крепко пожать руку. Он так и сделал – почти так крепко, как хотелось, – и сказал: “Спасибо вам”.

-Ну это.. то, что тебе надо, я вижу, – говорил, выходя, начальник. – Только возвращайся к нам уже в нормальном состоянии, полностью предрасположенный к работе. Оукей-бой?

-Окей, – бессильно кивнул Феня, но можно сказать, что это была ложь. Он не думал сейчас о своём будущем, вообще, а о работе тем более. Кое-как, заставляя себя быть собранным, он дорабатывал последние дни недели, один трудный день, второй почти невыносимый…

Кстати, в их офис просочились слухи, что он ухаживает за кем-то из центрального отделения. “Она вся из себя, хорошенькая, и они виделись каждый день, пока он там бывал, выходили,  говорили тет-а-тет, мило смеялись… а сейчас, должно быть, встречаются после работы”. Он слышал это, подходя по коридору, слышал, остановившись у дверей, и дальнейший ход развития и обсуждения… слышал смех, удивление (“Это наш Феня? И Мерлин Монро?!” – “Да нет, говорят, она больше похожа на Джулию Робертс.. ха-ха”), он стоял и слушал – и ему было плохо, тоскливо.., не хотелось работать с этими людьми, не хотелось вообще находиться с ними поблизости. Других тоже не хотелось. Выйти другим путем нельзя – он повернулся, чтобы пойти обратно, ещё посидеть у себя, а потом (может, уже закончат, сменят тему… и он успокоится) проскочить мимо них. Но потом небывалая злость поднялась в нём – он резко повернулся, пошёл, влетел в кабинет..  “О чём разговор? – почти крикнул он. – Что интересного?..”  Люди, притихнув, смотрели на него; он, полыхая гневом, смотрел, переводя взгляд по кабинету, на них… Потом это стало невыносимо, это был не он., он не такой человек, так ведь? И что теперь, как он будет здесь жить, точнее работать, он же станет изгоем, уродом… уже стал. Гнев вмиг исчез, Феня хотел извиниться, но почему-то не мог; ничего не мог больше. Он воткнул глаза в пол и вышел, чуть не ударившись о стеклянную дверь.

 

 

После того инцидента в комнате у консультантов ему ещё два дня надо было приходить на работу. На следующее утро он зашёл и поздоровался как обычно: “Привет” – только обычно он смотрел на тех, с кем здоровается, пусть мельком, но, проходя от двери к двери, успевал взглянуть на всех со своей лёгкой, чуть забавной улыбкой; в этот раз улыбки не было, он ни на кого не смотрел – опустив голову, весь красный от воротника до прически прошёл через кабинет и исчез за дверью.

Стоит ли говорить, что сидящие в кабинете судачили о проишедшем и вчера, и сегодня утром; не будем приводить эти разговоры, но допущений было масса, и то, что Феня был пьян, было не самой распространенной версией. Когда утром он, красный и удручённый, прошел через большой кабинет и скрылся, коллеги продолжили свой консиллиум, опять были разные версии, каждый защищал свою – но тут кто-то (девушка) сказал: “Ну что вы, хватит уже!.. Может, ему плохо, может, мы в самом деле перегнули палку? Надо пойти извинится! видели, в каком он состоянии?”

-Нет у него чувства юмора! – отвечал ей какой-то весельчак. – Подумаешь, потрепались немного..

-И что он дальше будет делать в жизни с такой своей чувствительностью, – говорил кто-то серьёзно. – Это же самые простые ещё вещи, надо привыкать…

-А вдруг он действительно влюбился? – выпалила девушка (уже другая). – А вы…

Женская часть коллектива объединилась, отстаивая версию большой и чистой любви, которая так живо им представилась, – и они уже завидовали Фене, и кто-то сказал: “Наверно, такие только люди и могут любить – свиду невзрачные, тихие, не растратившие себя по глупостям., а там, в душе..”   А мужчины ещё хихикали кто-то, а кто-то был серьёзен и говорил, что всё это ерунда, – “Даже если влюбился, это пройдёт. Что, из-за этого рушить жизнь и кидаться на людей? Вы его видели вчера, он же не в себе был!”

-Да на влюбиться, – напирали женщины, – а полюбить!

В конце концов, романтика осадой взяла прагматизм и одного из мужчин (того, кто был менее всех серьёзен и больше лоялен) отрядили просить прощения – от всех. Он подошёл к закрытой комнате, кашлянул и стукнул.

-Феня, ты там… не очень занят? Нужно тебе кое-что сказать..

Из-за двери ни звука.  Тогда Сергей (делегат) толкнул, просунул голову, с неожиданным для себя испугом… Феня сидел за своим столом и свиду был полностью в работе. Сергей облегчённо улыбнулся и вошёл.

-Феня, слушай… Ну, в общем, мы были не правы. Слышишь? Не надо нам было болтать языком о том, чего мы не знаем.  Конечно, мы не знаем, что там и как! – может, там у вас всё серьёзно.. Вот девчата наши так точно уверены. – Пришедший хохотнул. – Короче, это не наше дело. Но ты не дуйся так!. Ну что нам делать весь день? – скука.. сидим и треплемся. Да, может где-то и перегибаем, даже до пошлости может дойти.. – кто ж знал, что ты услышишь. В общем!.

Сергей подошёл ещё ближе – Феня стал ещё более собран и угрюм.

-Ты не дуйся, – сказал, чуть наклонившись, Сергей, – а лучше скажи, может, тебе помочь чем. Ну советом хотя бы или… если надо даже поработать посыльным, там конфеты ей отнести или чего ещё, – лично я всегда готов. Даже в рабочее время, слышишь? Так что… – Сергей даже хлопнул молодого коллегу по плечу (тот пошатнулся), – у вас там на каком всё этапе сейчас? Да не бойся, я не стану сплетничать! Могила, курган! Но я ж вижу, что ты в этих делах не слишком опытен, так почему бы не принять помощь?. Ну что, давай решайся, пока шеф меня тут не застал за нашей трепологией

Феня часто моргал и, кажется, сдерживал себя из последних сил..

-Нет… ничего не надо, – произнёс он. – Спасибо, Серёг. И вы меня извините. Я немного…

-Разнервничался! – радостно подсказал Сергей.

-Да. Но ничего не надо, спасибо. Скажи всем, что я.. больше не буду, – говорите, о чём хотите, это я просто..

-Вспылил и был без чувства юмора.

Феня кивал, но больше ничего не говорил; Сергей вздохнул и наконец вышел, вполне довольный, кажется, выполненной задачей. Вечером Феня, прощаясь, ещё смотрел вниз. На следующее утро – тоже, но угрюмости уже не было, только смущение. Уходя вечером своего последнего перед отпуском дня , он прошёл через кабинет, остановился на пороге, обернулся и посмотрел на всех, сначала как бы вместе и потом поотдельности… Люди тоже, молча, кто смущённо, кто ожидая, смотрели на него.

-Пока, – сказал он, улыбнувшись… кажется, хотел ещё что-то добавить, но передумал и вышел.

 

 

 

..Он тогда почти согласился, когда Сергей предлагал ему помощь, – на какие-то моменты был зачарован увиденной возможностью – продолжить эту Настоящую Историю… “А что, почему бы так не сделать? Отправить ей конфеты, открытку… В этом нет ничего плохого, а по крайней мере я буду знать.. Стоп! как же я узнаю? Надо назначить ей свидание!..” Всё это в мгновение ока было подумано, буквально между фразами добровольно вызвавшегося в помошники… – но так же, в одно мгновение, было и отброшено. Он смирился тогда и озвучил свой отказ, – а вечером, размышляя об этом, объяснял себе, почему же он отказался. Это были всё те самые мысли: “Наверно, я не нужен ей. Я ей не подхожу.. Ей нужен совершенно другой мужчина – настоящий, сильный… ну и денежный- конечно, это же очень важно. Ей самой нужно многое – она достойна многого, она нуждается в уходе – а потом.. она станет матерью и нужно будет ещё больше… А что мы?. мы просто поговорили. Может, мы могли бы быть друзьями… НЕТ!! Нет..”

Так объяснив и окончательно решив, исходя из объясненного, что больше не будет ничего делать, никаких шагов в её сторону, он вроде смирился и вроде бы успокоился. На следующий день он вышел на работу, и на работе всё шло вполне ровно – он делал свое дело сосредоточенно, почти как прежде.. (только увлечённости было гораздо меньше, чем даже, наверно, в самые пресные из прошлых дней).  День прошёл, “Вот и отпуск – уже вечером. Через пару часов свободен” – пришла мысль. Он попытался представить себе отпуск… вместо этого ясно понял: сейчас он уйдёт и больше никогда не вернётся сюда. Это финиш: прошлое его абсолютно определённо завершено – для кого-то, может, это будет выглядеть как катастрофа, но это дар для него: он узнал (пусть всего каплю, мгновение!) настоящей жизни, и уже не сможет вернуться к прежнему, к этим штампованным дням, неизвестно к чему ведущим… да ни к чему!   И то, что случилось, – это лучшее, что могло произойти. Ему просто не повезло… Ему повезло!!! полюбить, точно, это дар… но он не подходит для любви, он не тот, кого любят и кто способен что-то делать ради чувств. Увы.. но не важно! пустяк. И этого, наверно, достаточно, ставим точку.  Она удивительная\, с ней было так хорошо… Общаться, быть рядом, смотреть.. (о большем не стоило и мечтать).

Идя по коридорчику, он думал о родителях, думал о тех местах в городе, где он любил иногда бывать, вспоминал какие-то моменты из прошлого – чему-то хотелось засмеяться, чему-то просто тихо улыбнуться, а про это покачать головой.. Потом он вошёл в большую комнату, увидел всех их… – да, они обычные люди, не идеальные, но по-своему замечательные. Конечно, он не обижается на них, ни в коем случае. Получается, кто-то из них верит в нечто, называемое “любовь”, представляет это как-то, кто-то думает, что это выдуманная романистами глупость, а есть только схожесть характеров, рассчет и, разумеется, половое влечение… Наверно, те и другие правы; жаль, что он их всех больше не увидит. Сам Феня не употреблял в своих размышлениях слово “любовь” – он говорил: “настоящая жизнь” или: “это придаёт настоящий смысл всей жизни! Какой бы она до этого ни была”.

 

 

 

Прийдя тем пятничным осенним (но был ещё сентябрь, так что ещё не совсем темно) вечером домой, он объявил, что у него с сегодняшнего дня отпуск.

-О, повезло одному, – сказал отец. – И сколько? Там у вас наверно больше двух недель и не дают. Не то что у нас – вот только мы уже не бывали много лет…

Мать что-то ответила на счёт отпуска, они между собой начали обсуждать, а Алексей хотел сказал: “Бессрочный. Не у нас – у меня”.

Он наблюдал за ними некоторое время – посмеиваются, отпускают обычные шутки, всё те же, что всегда, фразы и темы – десять лет назад они говорили о том же, через десять лет будет то же самое… Только поседеют, морщин прибавится, а так… Да и что может быть больше?!. – может, это и есть счастье? Они есть друг у друга, и замечательно; какая разница, о чём говорить и как жить. Но всё же они никогда не были для него идеалом, он не мог стремиться к такой жизни; теперь он посмотрел на отца с позиции своих теперешних переживаний – был ли отец когда-то так же влюблён в мать?.. Может быть, но если и был яркий огонь, теперь он скрылся совсем и превратился в отопление – что-то очень нужное… но где красота?? О, если бы он мог быть вместе с Раей, это бы никогда не стало просто отоплением – они бы поддерживали огонь, пламя!, всю жизнь, никогда не было бы рутины! Хотя., может это самообман, то, во что хочется верить, а на деле всё только так, как вот у родителей (и то в лучшем случае) и заканчивается. Ему стало очень неприятно, тошно – он встал, чтобы пойти к себе (с той же окончательной мыслью: “Всё равно тебе не суждено проверить, как бывает или может быть”). Когда выходил, отец спросил:

-Чем будешь заниматься? в отпуске своём.

Хороший вопрос.

-Не знаю, – пожал плечами Лёша. Он ещё раз взглянул на них… Их было жалко. Но, возможно, это его миссия – умереть самому, вкусив настоящей жизни, чтобы и их растормошить как-то, рарушить их любимую рутину и тем сказать: “Начните жить наконец! У вас для этого всё есть..”  Но мысли о миссии были слишком напыщенные, ненастоящие, он оставил их. Он не знал, что будет, ему было всё равно.

 

 

 

Нет, что вы, убивать он себя не собирался – от этого столько шума, и после этого тоже.,  – но всё же он знал, что не проживёт долго так. И это начало сбываться.

Целыми днями он лежал в кровати – утром его не будили, “чтобы отдохнул”, и, когда вечером родители приходили с работы и кто-то из них заходил к нему.. думали, что он опять прилёг. Это же отпуск! Но когда и первые выходные он провёл так же в кровати, мать забеспокоилась.

-Что такое, Лёша? – села она на краюшек постели у его ног. – Что ты столько лежишь? Лежишь и лежишь… Ты хоть выходил за эти дни?

-Некуда выходить, – отвечал тихо, хрипло и иронично Алексей. – Мам, ты же знаешь, у меня нет друзей… никого.

-Пошёл бы погулял… – Мать не знала откровенно, что сказать, только чувствовала, что что-то не так. Может, даже хуже, чем можно представить (она однако не позволяла себе думать об этом).

Сын ничего не отвечал, смотрел в сторону. На следующий день зашёл отец.

-Ну чего ты, Лёшка? Вставай… А ну вставай! – пойдём, надо одно дело сделать.

Дело.. Какие ещё могут быть дела? Всё это суета и не более. Весь мир пуст и лишен смысла, – “дело”, смешно звучит.. Но он всё же встал и пошёл с отцом и занимался какими-то глупостями в сарае – что-то выносили, перетряхивали, затаскивали на место. Было очень тяжело, он негодовал и сдерживался.

-Ну вот, – довольно выбивал себя от пыли отец. -А теперь, может, пойдём да пивка врежем, а? Даже переодеваться не будем – мы же трудовой люд! Или давай ты прям сюда принеси – во, держи деньги…

Это было совсем ни к чему. Зачем пиво? он не хотел погружаться в эту вязкую слизь хмеля – он и вообще пил редко, а теперь с отцом…

-Пап, я не хочу. Нет, папа… давай в следующий раз.

-Ну как хочешь. – Кажется, запас антикризисных мер отца иссяк. (Он потом признавался жене, что хотел поговорить, спросить что да как… но отчего-то не решился!) Лёша медленно шёл обратно домой… а когда дошёл, то лёг опять.

Уходя на следующий день на работу, отец и мать оба заглянули к нему и каждый по-своему убеждал пойти куда-то развеяться; отец оставил сколько-то  денег на тумбочке. Лёша смеялся и качал головой… Переглянувшись, родители вышли и наверно по дороге к остановке серьёзно говорили о нём. Вечером мать зашла, видно чтобы объявить, до чего они договорились в отношении него… но дома никого не было. Он пришёл уже поздним вечером. Мать встретила в коридоре:

-Где был?.

-Гулял.

Но эта новость обрадовала только на первые минуты – он был бледен, движения казались очень усталыми, как у старика.

-Может, ты заболел, – произнесла она тихо наконец. А потом увереннее: – Лёш, надо пойти к врачу!.. Послушай… ну куда ты? Что-то с тобой же происходит…

-Мам, это не лечится, – сказал он, проходя мимо неё, взяв её на секунду за плечи. – Я пойду отдохну…

Когда она вбежала следом в его комнату, он лежал, даже не переодевшись в домашнее, лицом к стене.

Всё-таки его заставили пойти в больницу. Он шёл еле-еле. Мать, которая всегда ходила медленнее его и окликала сзади: “Леша, ну куда ты летишь!”, вела его теперь под руку и казалось, даже поддерживала, чтобы не упал.

Доктор спрашивал о симптомах – Феня молчал.

-Что с ним? – спросил доктор у матери наедине. – Тут что-то психологическое, хотя, конечно, и выглядит он неважно. Но случается, что нервные состояния доводят человека до подобного… У вас что-то случилось в семье, или у него лично?

-У нас – нет, – отвечала, сминая платочек, мать. – А у него… не знаю.

-Понятно, – вздыхал доктор. – Так всегда.

-Так вы его обследуете?

-Сначала сводите к психиатру. Я не вижу ничего, кроме истощения…

У психиатра Феня молчал точно так же – ему было всё равно, он уже не боялся показаться неучтивым, до ужаса закрытым; он теперь просто ждал.

-Н-да, – сказал этот второй врач, выйдя к матери, – что-то явно с ним творится, но узнать это у него, видимо, не удастся. Всё, что тут можно, – попытаться разговорить… если будут результаты, приходите. И всё же рекомендую сделать общую диагностику – мало ли что..

Это “мало ли что” доктора, тайные и смутные ожидания Фени и ещё более тайные опасения его матери подтвердились – в районе грудной клетки обнаружили опухоль. Уже довольно большую и необычную… “Это очень редкая онкология, – пытался объяснить разбитой враз этой новостью матери врач. – Очень малоизученная проблема. Операция уже не поможет – опухоль очень распространилась.. по крайней мере, у нас такое не оперируют. Если у вас есть возможность, везите… Здесь только лекарства”.

Мать плакала и качала головой, а потом спросила:

-Он умрёт? Сколько ему ещё осталось жить…

-Трудно сказать… Ну я бы дал..

А Феня тем временем сидел в палате, где его оставили до завершения всех анализов, – и он знал, что осталось недолго. Он чувствовал через стены и близкое к отчаянию напряжение матери, чувствовал мрачноватую “серьёзность” этих стен, где тысячи ждали своего конца и тысячи умерли, может надеясь ещё, а может, потеряв всякую надежду.. Кажется, он один из них, приговоренных. Ему не хотелось оставаться здесь – вот как всё обернулось, – но в общем, всё равно. Скоро драма закончится.

Не печалился он совсем? не боялся того, что приближалось?. Было немного жаль себя – он ведь знал, что жизнь может быть хороша!.. когда-то знал. В детстве. Потом что-то случилось, и он практичски не жил. Шёл по этой колее, которая может только продолжаться, но ни к чему никогда не выводит. А потом эта встреча… Сидя на больничной койке, спиной к своему спящему пожилому (тоже недолго осталось?) соседу, он улыбался, вспоминая Раю. Да это была сама Жизнь! – такая яркая, свежая, интересная.., красивая. Он вспоминал фрагменты их разговора – они будто обменивались собой – она своим светлым очарованием, он – своим восторгом!. Он тихо смеялся, вспоминая, а потом плакал. Почему он так ничтожен?.. другого выхода точно нет, только уйти.

И он лёг, и уже не вставал… Доктор с матерью что-то решили на счёт лечения: ему вводили через капельницу какие-то препараты, его переворачивали, к нему подключали провода.

Через два дня после того, как он лёг на больничную койку, ему стало хуже, и его перевели в интенсивную; а еще через день (это было в среду) сердце Лёши вдруг – такого быстрого развития болезни никто из докторов не ждал! – остановилось. Апарат рядом с ним протяжно запищал.. на стойке у медсестры в начале коридора тоже запищало и замигала лампочка рядом с номером палаты. Дальше всё было то ли слишком быстро, то ли слишком медленно. Медсестра, конечно, сразу вскочила и побежала в палату, на ходу успев позвать доктора, – они вместе, друг за другом бежали к палате интенсивной терапии № 3… но видно всё же недостаточно спешили, потому что Феня за это время успел совершить одно очень важное путешствие.

..Он враз осознал, что больше не здесь. “Здесь”, этот мир, он ещё был – но Феня к нему принадлежал весьма условно. Он не знал, куда пойдёт дальше, куда отправится, а может настоящая смерть ещё только ждёт его, может он всё же исчезнет… Пока он мог видел тело – оно помучилось в последнее время, в нём ему было так тяжело… оно стало лишним; ну и хорошо, что всё завершилось. Это то, чего ты ждал? “Кажется, да”, – сам себе ответил Феня. Он какое-то время висел над телом, а потом его начало утаскивать из этой реальности… комната отдалялась – видимо, он пролетел сквозь стену в какой-то тайный тоннель… ах да, он о нём когда-то читал.

Ну что ж, посмотрим, что там. И вдруг он что-то вспомнил, и невольно стал опираться силе, которая влекла его. “Нет, нет, – думал он, – ещё одну вещь мне надо точно узнать. Всего один визит – а потом куда угодно!” И, кажется, сила согласилась с ним, и он почувствовал возможность пойти, полететь туда, куда он захочет.. Он представил это место – и разволновался. Может, лучше ещё раз, вместо этого, увидеть родителей?. – он ведь их оставил так внезапно, они даже еще не знают, что с ним произошло… Но он не мог упустить свой последний шанс – и он полетел к ней.

Собственно, полёта не было – он почти мгновенно оказался там. Офис, куда он неделю с трепетом входил, – все так же, хоть и с необычного ракурса, сверху: кто-то работает, кто-то разговаривает… да, всё как обычно, жизнь продолжается. У каждого своя жизнь и цель, своя игра. Понимания теперь были доступны и легки для него – кажется, он мог бы узнать всё, вплоть до главных законов жизни, о которых многие даже не догадываются, хоть и живут, дышат ими., – но он здесь не для этого. А вот она… ещё чудесней, чем всегда. Словно светится!.. Только ради этого, только чтобы увидеть её, стоило сюда прилететь. Она ни с кем не разговаривает, она чем-то занята; она не видит его. Что у неё на лице?.. не видно никаких эмоций. Конечно, она не тоскует – за чем, за кем тосковать?. За ним, что ли? Феня, как мог, засмеялся.. Раиса вскинула глаза и посмотрела туда-сюда. Наш дух, хоть и знал, что невидим, всё же замер.. Она несколько раз посмотрела сквозь него и мимо, потом моргнула и опять опустила взгляд.

Ну что ж, наверно всё… Это было прощание, да? Он хотел уже сказать ей “прощай” (коснуться? нет, он и в этом положении не посмел бы – без её воли) и позволить той силе утащить себя куда ей нужно, пусть и в небытие… Но тут он ощутил в себе новую способность – проникнуть в мысли девушки, узнать наверняка то, что в жизни лишь мечтал как-то узнать.. “Но ведь это совсем уже будет вторжение, – подумал он. – Я бы не хотел, чтобы в мои мысли вторгались всякие призраки… разве что она”. Размышлять долго нельзя было, и ничто явно не противилось этой идее – он наконец решился. Он приблизился (весь дрожа своим призрачным телом), вот ее волосы, убранные за ухо, и кажется даже запах можно слышать (боже, сейчас сойдет с ума – кажется, тут это тоже возможно)… он сделал усилие – и на миг проник в мир её ощущений, мыслей и воспоминаний. И среди различных обрывков он сразу нашёл то, что ему было надо. И не мог поверить… Оказалось, что и она думает о нём.  Нет такой, как у него, драмы (конечно, идиот! фаталист чертов…) – но она думает о нём! вспоминает и была бы не против снова увидеться с ним, хотела бы.. “Чёрт побери!..” – подумал Феня, и восторг, видимо, был так мощен, что мгновенно привёл его в его прежде отвергнутое тело.

-Теперь, – прошептал он, втягивая в себя воздух, от которого уже немного отвык, – я не могу уйти! Надо же..

И в этот момент в палату ворвались медсестра, а за нею врач. Оба остановились и посмотрели на него. Феня улыбнулся им и пошутил:

-Кажется, ваш апарат немножко.. сломался. Я сам перепугался!

 

 

Это было только чудо №1. После него были ещё многие чудеса – Алексей пошёл на поправку: опухоль стала уменьшаться в размерах, а вскоре вообще исчезла. Доктора не могли поверить, они снова и снова просвечивали его и делали анализы… приезжали светилы, чтобы собственными глазами… Пациэнт, уже фактически переставший быть таковым, только улыбался всем и говорил, что, конечно, не знает в чём дело, но хочет побыстрее вернуться домой. Да, дома его обнимали… чуть не задушили. Жизнь его, похоже, навсегда перестала быть обыденной – взять хотя бы то, что его историю болезни внесли как редкий случай в медицинские сравочники.

Впрочем, Феню это не интересовало. Оказавшись дома и приняв все объятия и подарки, он пошёл к себе и отыскал в телефонной книге номер Сергея.

-Фенька?!! – выпалил человек в трубке. – Ты что, вправду ожил?..

Ну вот, теперь ему и на работе быть легендой. Ничего – он уже не боится внимания, он не боится ничего (вернулся-то откуда).

–Слушай, Серёга, помнишь ты мне хотел помочь? Ну, поработать посыльным… Да-да, та история – красотка из второго отделения. Словом, если ты не передумал, я бы воспользовался твоими услугами. Кстати, если что  – меня зовут Лёша.

 

С этого всё началось.  …А с этого ли? Неужели жизнь может тратиться впустую?. Иногда можно так сказать. Через годы, может быть, мы возвращаемся к чему-то главному, оставленному в стороне почему-то .. или, скорее, зачем-то. Может, зачем-то нужны были эти годы, даже десятилетия иногда.? Может, затем, чтобы осознать ценность того, что было с нами всегда, или чтобы взглянуть по-новому..

Жизнь, она продолжается, и бывает всякое. Но живёшь ли ты ?!!  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

=