Самолет прибывает по расписанию. В Москве уже раннее утро: страна живет по своему особенному времени, дарованному ей высочайшей волей державных дураков. Пассажиры сонно выбираются из своих кресел и медленно бредут к выходу. Скороходов будит Гроссмана, который ошалело смотрит на него, словно впервые видит: личина доброжелателя окончательно сползает с того, обнажив расчетливого негодяя, уже утратившего к ним ко всем интерес – путешествие окончено и поживиться больше нечем.

Они все раздражены, т. к. не выспались и порядком устали: друг от друга и от собственных ролей, которые все это время играли. Здесь, на Родине, все возвращается на круги своя: каждый становится снова тем, кем он был на самом деле, – здесь никто не играет, здесь все живут. Незаметно оказываются в очереди на паспортный контроль, где каждого встречает ледяное радушие их государства с каменными лицами его слуг.

Унизительна сама процедура пересечения границы, где собственных граждан проверяют так, словно они потенциальные враги, стремящиеся нелегально проникнуть на чужую территорию. Если бы можно было благонадежность мерить тумаками, то каждый из прилетевших был бы непременно избит.

После паспортного контроля сразу чувствуется, что на Родине по-прежнему небрежно с правами человека. И везде висят красно-сине-белые плакаты «Молись за Русь-матушку, сделай свой звонок на номер 666-7-666 и получи отпущение грехов. Первые две минуты бесплатно».

В процессе получения багажа Скороходов с дочерью предусмотрительно рассосался в окружающей среде, оставив Гроссмана, Свету и Огородовых одних: бежал в надежде никогда больше с ними не встречаться. Неторопливо бредут по длинной веренице гулких переходов, катя ненавистный багаж, к выходу на аэроэкспресс. Очертания жизни приобретают привычные черты по мере удаления от аэропорта как точки соприкосновения с Западной цивилизацией: за окном вагона мелькает разруха и мерзость запустения, культивируемые здесь со времен основания Советского государства как особый русский путь.

Прибывают на Белорусский вокзал, ныряют в чрево метро и расстаются, разъезжаясь по своим домам: дом Гроссмана в созвездии Тельца, дом Светы в Скорпионе, дом Огородовых в Весах. Перед тем, как расстаться, поспешно обмениваются обещаниями, как дети конфетами на Новогоднем утреннике, что обязательно встретятся через пару дней у Огородовых, где вместе поужинают и обсудят поездку.

Через 40 минут Гроссман у себя дома, на окраине ненавистного города, в пустой квартире, среди сумерек один. Зимний день в сквозном проеме незадернутых гардин. Ирония Судьбы, но уже без пара: прошлое уже украли, будущего еще нет. Стоит с силой прижавшись горячим лбом к холоду стекла, которое запотевает у его губ, словно мутное пятно катаракты на прозрачном хрустале утреннего окна. Он только что прочел СМС-ку, присланную ему на телефон: «Жду сегодня в 17.00, Кирилла и детей не будет. Люблю, чтобы все было красиво и достойно. Марго».

За окном лежит страна, неприбранная как какая-то шлоебота, которую всю ночь жарила стая блатных отморозков: грязная, бесстыжая, не первой свежести гулящая баба, забывшая всякий стыд и уважение к себе. И смех и грех, – нельзя о такой сказать иначе, – но смех сквозь слезы, а грех как мука. Здесь жить нельзя, здесь можно только выживать. Здесь людей убивают только за то, что они хотят жить по-человечески. Здесь правят только упыри, выжигающие все вокруг себя – Царство Злой Воли. Страна упущенных возможностей. Страна жадно пожирающая своих детей. Мать-Сыра-Земля – открытая могила для своего народа.

И Гроссман – один из ее многочисленных безымянных сынов, которого она сожрет и не поморщится, фастфуд Русской Истории.

02.09.2014 г. Москва