Наутро набежали тучи. Стало серо и холодно, и скоро пошел дождь. Приближалась осень. Сразу стало как-то неуютно в недостроенном доме. Заняться собственно было нечем. Книг, кроме привезенных Иваном учебников, тоже не было. Но читать их как-то совсем не хотелось. Ольга Григорьевна, несмотря на тяжелые тучи над головой, все же успела еще до дождя сходить на базар и сейчас готовила завтрак. Петр в связи с начавшимся дождем не пошел на работу и тоже крутился здесь, не зная чем заняться. Игорь первым выступил с предложением »расписать пулечку». Это значит сыграть в преферанс. Пока будем играть, может быть и дождь прекратится. Петр добавил к его предложению сходить в магазин и принести кое-что. Так играть в преферанс будет интересней. Никто не возражал. Преферанс была семейной игрой Котовых. Научил этой «благородной» игре своих детей Павел Иванович, добавляя всякий раз, когда садились за стол, что преферанс это благородная игра и в нее играют даже женщины. Петр в преферанс не играл, и ему пришлось идти в магазин. Собственно «пулечку» всегда чертил Иван, это была его обязанность, равно как и делать необходимые записи по завершении каждой игры: кому, сколько на горку или в пулечку, какие висты и прочее. Также он производил полный расчет, когда вся игра заканчивалась. Эта процедура требовала умения хорошо считать в уме, а Иван, как раз, отличался быстрым счетом.
На завтрак Ольга Григорьевна приготовила яичницу на сале, салат из помидоров и огурцов, серый украинский хлеб. К этому времени вернулся Петро и водрузил на стол бутылку водки. Поставили граненые стопки.
– Ну, чтобы дождь перестал, – провозгласил тост глава семейства. Все дружно выпили по первой. Завтрак прошел блестяще: с большим аппетитом была съедена яичница и салат, и серый хлеб. Начали играть. Было тепло, светло и уютно сидеть семьей за круглым столом под красным матерчатым абажуром. Сдающий после продажи прикупа освобождался на время от игры и по сложившейся традиции он мог пойти покурить или даже выпить рюмку водки. Иван пока не курил, а пить одному он еще не привык, потому просто следил за игрой. Самым азартным игроком был Олег. Он часто рисковал, играл «в темную», т.е. торговался, не поднимая карт и не зная, что там есть. Цена такого риска – двойная ставка в случае выигрыша и такая же двойная ставка только со знаком минус в случае проигрыша. Олег чаще проигрывал, чем выигрывал. Это, конечно, оживляло игру и увеличивало шансы других игроков на общий выигрыш, но создавало неуверенность в благополучном исходе всей игры. Видя свой проигрыш, Олег резко вставал из-за стола и вероломно хватал листок со всеми записями, то есть «пулечку» и рвал ее на мелкие кусочки. При этом он демонически хохотал. Его безрезультатно ругали, но дело было сделано. Никто естественно не мог восстановить записи на горке, свидетельствующие о большом проигрыше Олега. Интересно, когда садились играть, он знал, что в случае проигрыша он поступит вот таким вот образом? Несмотря на всю симпатию к брату, которую испытывал Иван, эта его манера поведения никак ему не импонировала и вызывала в нем досаду и огорчение. Однако на этот раз до такого финала дело еще не дошло. Через час или полтора запал в игре стал понемногу угасать. Это означало, что выпитая водка уже практически выдохнулась из организма, а тот требовал добавить еще. В конце – концов, решили, что не играющий Петр должен вновь идти в магазин. На это раз продолжение застолья финансировал глава семьи. Все это, разумеется, делалось тихо, втайне от Ольги Григорьевны, которая была большим противником такого застолья, особенно его продолжения. Она пошла на половину бабы Ганны, покормить ее завтраком и проследить за тем, чтобы та приняла лекарство от давления.
– Давай Петро, быстренько, пока мать ушла к бабке. А то узнает, будет нам преферанс, – скомандовал Павел Иванович. Петр накинул на себя дождевик и скрылся в шуме дождя.
– Видать ему тоже хочется выпить, – заметил Иван, – иначе он бы ни за что не пошел под дождем.
– Куда – куда, а уж за водкой пойти его дважды просить не нужно, – сказал Игорь, – Петро большой мастак выпить, ведь ты же знаешь.
Так перебрасывались они словами, которые чередовались с символами игры: раз, два, семь пик или вист, пас и так далее. Вскоре вернулся Петр и водрузил на стол новую бутылку водки. Соблюдая меры предосторожности, они разлили ее по граненым стопкам и, торопясь, пока не вернулась мать, выпили. Закусили яблоками, которые были здесь же в вазе. На донышке еще оставалось.
– Это для сдающего, – скомандовал отец, – а первую уберите. Если мать увидит вторую, подумает, что все еще первая.
Игра продолжалась. Но с каждой сдачей становилась все скучнее.
– Вот что, хлопцы. Давайте перенесем ее на другой раз. Я, пожалуй, прилягу, отдохну немного, – сказал отец, – да и вы могли бы тоже отдохнуть.
«Что ж, разумная мысль, – подумал Иван, – пожалуй, и мне не мешало бы отдохнуть. В последнее время я что-то взял большие нагрузки». Иван прилег на свою кровать, откинул полог одеяла, накрыл им босые ноги и приготовился думать. Что за дивное лето кончается. Сколько всего нового, яркого и интересного было с ним в это лето. Прекрасные встречи с приятными женщинами и минуты блаженства любовной близости. Одержанные победы и чувство удовлетворенности. Он взрослый и молодой, все также удачно может складываться и дальше. Ведь его взрослая жизнь только начинается. Дальше ему надо было думать о проблемах, возникших с институтом, предстоящем поиске работы, но этот отрезок мысли не успел в полной мере получить свое развитие в голове Ивана. Глаза слипались от выпитого алкоголя, было тепло и тихо. О чем бубнили браться на веранде дома, курили, и табачный дым немного проникал и в дом, дождь затихал. Иван заснул безмятежным сном.
Когда проснулся, услышал ворчливый голос матери. Она выговаривала отцу, который также как и Иван проспал в прямом смысле слова бегство братьев и Петра. Мать пыталась узнать, куда они ушли в дождь, и что они будут делать, подозревая, что они где-нибудь раздобудут выпивку. Ей не нравилось все это, и она считала, что во всем виноват отец. Это он придумал с утра пить водку, а это всегда плохо кончается. Отец лишь пожимал плечами, указывая на Ивана: дескать, вот хороший сын, последовал примеру отца и лег отдыхать. Шум больше не имел развития. Мать занялась своими делами, отец хотел было выйти на улицу, но дождь еще не кончился. «Да, Полтава не пригодна для дождей, – пришел к заключению Иван, – близится осень, пора уж возвращаться в Москву». Между тем, голова была тяжелой. «Плохо спать днем, а еще хуже пить с утра», – решил Иван.
Вскоре со стороны улицы недалеко от дома раздался гул пьяных голосов. Парни перебивали друг друга, о чем то спорили. Иван вышел посмотреть, что это? По дороге, изрядно шатаясь, в обнимку шли два брата и Петро, пьяные и возбужденные. Случилось то, чего больше всего опасалась мать. Ей было ужасно стыдно перед соседями за то, что ее дети вот так напились как свиньи и горлопанят. Подойдя к дому, Олег увидел Ивана, понял, что тот осуждает его, подвинулся вперед и корча пьяную физиономию, смеясь по-дурацки, запел украинскую разгульную песню на полу-украинском и полу-русском языке:
– Пили горилку, пили наливку, и еще будем пить.
А кто с нас братцы будет смеяться, того мы будет бить.
Это была неприятная для Ивана сцена. Он промолчал, отошел в сторону, пропуская ребят в дом. Петр, почуяв недоброе со стороны Ольги Григорьевны, которую он по родственному любил и уважал, счел нужным уйти на свою половину.
К утру дождь прекратился окончательно, выглянуло солнце. Ольга Григорьевна собиралась идти на базар. Иван пообещал встретить ее минут через сорок на гардах. Несколько раз он исполнял свое обещание, данное ей еще в первый день по приезду в Полтаву. Чуть позже он вышел за калитку. На дороге были лужи, с веток деревьев падали капли прошедшего дождя. Но воздух был по-утреннему свеж. «Пожалуй, сегодня я должен прояснить ситуацию, – решил Иван, – хватит играть в прятки».
Иван встретил мать почти у самого базара. Она, маленькая немолодая женщина, тащила в обеих руках тяжеленые сумки, и еще одну несла через плечо.
– Мама, зачем так много набирать? – пожурил мать Иван, – можно сделать что-нибудь проще. Например, на обед только суп или борщ без второго. И ужин может быть легче. Фрукты и так растут в саду.
Мать передала сыну две тяжеленые сумки, глубоко вздохнула. Помолчав немного, возразила: «Хотела бы я видеть ваши физиономии после такого обеда». «А ведь она права», – подумал Иван.
После вчерашнего дождя спали долго и завтракали поздно. Казалось, что уже все устали от летнего отдыха в Полтаве. Конечно, больше всех устала мать, тянущая лямку по уходу за всей семьей. За ней уставшей от такого отдыха закрепилось следующее выражение. Когда перемыв посуду после ужина и расстелив всем постель, она добиралась до своей кровати, где уже спокойно отдыхал ее муж, то непременно говорила: «Ой, неужели это я. За весь день ни присела, ни прилегла. Ой, неужели это я».
На пляже песок еще не просох и не нагрелся от солнца, хотя был уже полдень. На другом берегу реки Иван увидел Аллу. Она стояла, как и в первый день, их встречи, крепко расставив ноги на песке, слегка склонив голову набок. Легкий ветерок развевал ее длинные черные волосы. Вся фигура была словно вылитая из бронзы. В ней была красота и сила, призыв к любви. Увидев Ивана, она помахала ему рукой и жестом поманила к себе. Казалось, что она улыбалась при этом. Недолго думая, Иван вошел в воду, которая стала еще холодней после вчерашнего дождя. Все же был август. Переплыв реку, которая здесь была не широкой, он вышел на песок, подошел к девушке и, сказав, «привет» поцеловал ее в щеку. Это был смелый жест поцеловать в щеку при людях. Алла несколько смутилась и посмотрела вокруг. Похоже, никто не обратил ни малейшего внимания на этот невинный поцелуй.
– Где ты была все это время? Тебя не было целую неделю. Я волновался. Хотел было идти к тебе домой,- негодовал Иван.
– Я не могла бывать здесь. Я плохо себя чувствовала. Ты, наверное, знаешь, что у женщин бывают такие дни, когда они себя плохо чувствуют. Ты лучше расскажи, как ты съездил в Харьков. У тебя приняли документы? Скорее всего, нет. Потому что сейчас идут вступительные экзамены, а ты торчишь здесь.
– Ты угадала. Это положение распространяется на всю территорию Союза.
– И что же теперь будем делать?
– Пойдем работать, стаж зарабатывать, – как-то спокойно объяснил Иван. Он уже свыкся с этой мыслью, но Алла, узнав об этом прямо сейчас, несколько оторопела.
– Ты так спокойно об этом говоришь. Ведь это почти приговор нашим отношениям. Опять разлука, почти на год. Эти мучительные ожидания твоих писем. Самой писать эти письма. Думать о том, что ты там делаешь в Москве, молодой, здоровый, свободный и красивый. Я этого не выдержу.
Они еще долго препирались, изливали друг другу горечь предстоящей разлуки. Но сколько они ни говорили, ничего нового придумать не могли. Расставаясь, они условились встретиться в восемь на их месте у лестницы. Ивану вновь пришлось погружаться в холодную воду.
Вечером они опять были счастливы, как будто луна и темное небо согревали их тела и душу. Они понимали сейчас, что счастье их скоротечно и нельзя тратить время, отведенное на любовь, на грустные размышления. Им не хотелось идти далеко в поисках уединения. Проходя мимо маленькой речки или ручейка под названием Тарапунька (не известно, есть ли тут связь со знаменитым в ту пору артистом эстрады), они выбрали сухое место на густой и мягкой траве, и опустились на нее. Алла была одета в легкое летнее платье с открытыми руками и глубоким декольте. Подол платья едва прикрывал колени. Но это было лишним. Иван сразу овладел пространством под платьем. Вновь начались изнурительные ласки и горячие поцелуи. Его руки были везде, а потом и губы. Она тихонько стонала и, целуя его губы, немного покусывала их.
Любовные ласки Аллы вызвали необыкновенные чувства. Иван совсем потерял голову. Он набросился на Аллу и попытался овладеть ею. Но она оставалась в трусиках, хотя и легких, и они составляли непреодолимую преграду.
– Ванечка, не так сильно. Ведь там не броня, – остановила его порыв Алла. – Не сейчас, – прошептала она с нежностью, – у нас все впереди.
Все! Любовная страсть закончилась, так ничем и не завершившись. Далее пошли разборки. Иван все допытывался, почему Алла не хочет отдаться ему, ведь это естественно, когда юноша и девушка любят друг друга. Или Алла не верит ему, думает, что они в будущем не будут вместе, другими словами, не станут мужем и женой. Та пыталась объяснить, что она любит его и верит ему и в их счастливое будущее, но сейчас они так далеко находятся от создания семьи. Что будет с ним. Ведь все может случиться, он может загреметь в армию на три года, подумал ли Иван об этом, настаивая сейчас на интимной близости. И вовсе дело не в том, что она не хочет стать женщиной. Потерять девственность с любимым человеком – это благо и бояться здесь нечего. Она боится другой беды – забеременеть. Ведь это так просто и естественно. И что тогда: рожать или делать аборт?
Иван молчал. Он понимал, что все ее доводы правильные, обоснованные, и опасения ее тоже оправданы. Что он может сейчас: выпускник школы, без работы, без денег, без дома, сидит на шее у родителей, а тут вдруг жена, да еще ребенок. А ее театральное училище, она в Харькове, а он в Москве. Смешно и грустно. И не надо обижаться на Аллу. Надо смириться с этим и жить дальше. Ехать домой, пойти работать, зарабатывать деньги, стать самостоятельным человеком. Подумать только: содержать семью, жену, возможно, ребенка. От этих мыслей становилось еще горше на душе. Но, вместе с тем, милую Нину не смутили все эти обстоятельства. Она была далека от такой расчетливости в любви. Она ни словом не обмолвилась о создании семьи, просто любила его горячо и искренне, и не требовалось никаких доказательств его любви. Этим Нина как раз и отличалась от Аллы.
В этот вечер они простились раньше обычного времени, даже не условились о следующей встрече. Алла поняла, что Иван обиделся на нее. А сама обиделась на Ивана за непонимание слов, сказанных ею. Она была глубоко убеждена в своей правоте, а напор Ивана, представляемый им как любовную страсть, она расценила как прихоть избалованного мальчишки. Иван же счел, что ее благоразумие довлеет над чувствами, о которых она все время ему говорит, а значит, она не искренняя с ним. Это была первая ссора в их жизни. На том и расстались.
