В доме никого, только мыши и мы. Хозяева уехали.
Старые часы с когда-то работающей кукушкой сейчас только размеренно отбивают время. Их тиканье наполняет комнату и напоминает скорее звук срабатывающего фотоаппарата: “щёлк! щёлк!”. Остановись, мгновение! Ты прекрасно!
Мы не шелестим и ничто не шёлохнётся, пока мы молчим. Да, и для кого обнаруживать себя? Можно, конечно, оставить следы. Тайные, неясные, полунамёки нашего пребывания… Они словно услышанная невзначай старая любимая мелодия. Она вдруг зазвучит из неоткуда, совсем рядом, дёрнет сердце, снова нагнет краешек неба прямо к твоим ногам! Когда ты в последний раз летал? Смотри, вон опять проплывает над твоим домом знакомое облако, оно так радо видеть тебя! Забирайся на облако, и поплывём дальше горизонта! Осенью ведь птицы улетают и возвращаются! Земля круглая и мы обязательно вернёмся! Возвращаться надо обязательно! К тем, кто тебя ждёт. Кому не привыкнуть к жизни без тебя, ибо для них ты сама жизнь, и твоё предназначение – дариться своим близким в избытке. Иначе будешь наказан небытием или вовсе бездарностью существования.
Иногда мы оставляем после себя больше следов, чем некоторые люди, прожив долгую жизнь. Есть люди-растения. но они не вырабатывают кислород, они его едят!
Мы молчим, мы любим молчать и смотреть, как наши слова изнемогают в нас, они хотят быть выпущенными во свет! Они хотят быть услышаны! Они… как рыбки в аквариуме. Прекрасны и вертлявы, но немощны. Их легко поймать и лишить жизни: просто выбросить на сушу. И смотреть, как они судорожно ловят воздух и утихают. Слова – молчаливые рыбки.
Мы перебираем старые виниловые диски, где в нарезанных буравликах спрятана музыка, разная музыка, старая, знакомая, щемящая ностальгией… Иногда кто-то трогает их, и пальцем пробует раздобыть музыку из этих пластинок, и тогда дом наполняется тихими мелодиями, они приходят из далека и так же призрачны как и мы, но они не умерли! Не умерли, как и мы! Жизнь ещё теплится в этом доме.
Нет, иногда хочется пошалить: например дернуть дремлющего на карнизе под навесом голубя за хвост! Он тогда так смешно дергается и с перепуга всегда ударяется головой о навес! Хи-хи-хи… У него и так головка маленькая, а тут он её себе еще и раздолбает! Да покрепче!
А можно ещё посуду в доме попереворачивать, мебель передвинуть. Ну, иногда это выходит случайно, кто-то заденет стул, и он подвинется в присутствии невольных свидетелей, нынешних жильцов дома. Ладно, когда это дети, они это принимают как само собой разумеющееся. Но взрослые, они… как голуби!
Возьмёшь, например, что-нибудь из посуды, когда домохозяйка на кухне, и ка-а-ак трахнешь этим изделием об пол или с гвоздика легко столкнёшь… А она как подпрыгнет, как заорёт… Мама дорогая! А ты ещё вторишь её крику, это её так взвинчивает! Как радуется её муж, когда она вот такая, особенно когда эти двое прожили вместе лет двадцать и на самом деле ничего не нажили вместе.
Как бы всякой рухляди полным-полно, дети разбежались, а они… Они? К ним применительно даже слово такое не подходит. Он отрастил живот, прокачивая сквозь себя декалитры пива и всего остального, она – таких же размеров задницу. Это все, что нажили. Они считают, что сделали это вместе, вдвоем, но на самом деле каждый для себя и каждый за себя. Они давно в этом доме как в тонущем “Титанике”: кто первым утонет, тот и сделает другого счастливее.
Да и их дети- не то, что их объединяет. Они даже не их собственные. В том смысле, что трахаясь как-то на досуге, они размножились. Но всё это в каком-то смысле неестественно. Не так всё должно было быть, ибо не заплатили они цену за то, чтобы иметь детей, иметь неиссякаемый родник любви и радости. И ждёт их одинокая старость рядом друг с другом. Им никогда не понять, почему некоторые хотят быть похоронены вместе, даже если переживут один другого лет на сорок. Они не то искали и не то копили всю свою жизнь, чтобы понять это.
Есть маленькая разница в таких накоплениях: одни копят то, что складывать можно только в душе, а другие – то, что складывается в сарае; одно накапливается лишь в меру отдачи, как свет. Одно – чем больше ты хочешь осветить, тем ярче горишь, другое – так и будет лежать, безжизненно, умервщляя всё вокруг, начиная от своих хозяев.
Они не знают, что страшнее даже не одинокая старость, а то, что после смерти им не будет к кому податься! Некуда идти! Они взаперти! Никто не встретит их там, в загробной жизни! Потому, что там тебя могут встретить только близкие и друзья, которые соскучились за тобой, которые любят и помнят тебя, а ты их. Лишь только это может тебя восскресить. Право на воскрешение имеют только любимые и любящие. А иначе… лежать тебя закопанным и тупо смотреть на звёзды до отправки в ад. В вечной топке тебе место, ибо ты уголь древесный.
Но что это я так вспылил? Так не подобает вести себя в моем положении. Простите.
Мы часто перебираемся из дома в дом, таков закон. Живи и дай жить другим. Конечно, можно спрятаться в дереве, в дупле, и тихо коротать там годы. В дереве тепло и уютно. Но мы ведь всё-таки в каком-то понимании люди, мы тянемся к себе подобным. Вот и прибредаем к человеческим жилищам. Иногда в этих домах живут люди, которым и мы за друзей сошли бы. Но не стоит напрашиваться в друзья, ведь они ещё перепугаются, что к ним пришла шиза…
Мы всегда дома, мы всегда в ожидании. Мы любим теплые стены, тёплое дыхание спящих. Мы любим видеть тех, кто начинает каждый день в надежде и заканчивает его в радости и благодарности. Ибо они прошли, наполнились. Такие люди напоминают нам деревья. Когда срубишь дерево, ты видишь годовые кольца, следы прожитого и наполнившего его памятью, так и эти люди. Они полны таких же колец. Их душа по истечению времени не уходит пустым паром на небеса, выжатая, истощенная, не пригодная к рождению чего-либо, бесплодная душа. Нет! Их душа словно вспышка сверхновой звезды! Она озаряет полнеба! Она так ярка, что даже ангелы прикрывают глаза свои или отворачиваются, застигнутые врасплох, от яркого света её! И радуются, радуются!
А до этого они как ночные мотыльки слетаются ночью на свет таких душ. Мы часто свидетели таким явлениям. Есть у душ чистых такая особенность, разгораться и светиться в ночи, во тьме! При этом свете мы любим перечитывать любимые книги, считать звёзды, размышлять над проходящим временем.
Кстати, о времени. Должны вам заметить, что время оно есть буквы. Буквы, которые один из ангелов печатает на старой печатной машинке, стук её клавиш вы можете услышать в каждых часах. Слышите? “Тик-так, тик-так”! Это она. Это всё та старая печатная машинка в работе. Не думайте, что её работа так ритмична и монотонна. Ведь ещё Старина Бил как-то заметил, что время течёт по-разному, в зависимости от людей!
Вот каретка дошла до предела, окончился ряд и всё сначала. Только вам не заметить этого, всё происходит ночью и так, чтоб никто не заметил… Ибо время для дела, время не бесцельно. Каждый миг наполнен знанием и тайной в абсолюте! Каждый миг как буква – символ всей вселенной именно в этот миг! Ни капли мироздания мимо цели-замысла не прольётся! Время тому залог! Время – двигатель мироздания, умный двигатель, эластичный двигатель, мощный двигатель, экономичный двигатель!
Так и живём. Рядом с вами. Молчим. Кому-то приснимся, кому-то наоборот, не дадим уснуть! Кто-то сам не ложится, мучается сам и нас мучает! Мы ждем, попрятавшись вокруг. Иногда нам жаль их, особенно когда видно, как страдают они в истоме от любви, что напала на них внезапно!
Кто-то надевает кольчугу на душу свою и шлём на сердце своё. Да, он перетерпит много, и много добьётся. Но под кольчугой и шлемом отвердеет, огрубеет душа и сердце его! Роговые наросты укроют его суть. И слипнутся перья его крыльев, скукожатся на спине его крылья и согнут позвоночник. А горбатого могила не исправит, уж нам то это известно! Вам стоит поверить нам на слово.
Но есть и некоторые неудобства. Вы не представляете себе, как хочется упасть на заднее место, скользя по склону зимой! Упасть со всего маху, не удержавшись! Какой это кайф! Любой из нас, если б попал в такую переделку, был бы счастлив как олимпийский чемпион!
Иногда мы поселяемся в домах возле моря, особенно когда их хозяева уезжают. Только не насладиться одиночеством: у нас его и так достаточно. Хочется искупаться в море, пошвыряться песком, побросать камушки и насобирать ракушек! А потом вернуться домой. Ничего с собой не привезти, разве только запах морской соли. Так вернёшься домой, и твои хозяева всё недоумевают, откуда этот лёгкий, еле ощутимый, но всё-таки реальный запах моря?! Они возьмут ракушку с полки и сначала понюхают её, а потом приложат к уху, услышать ещё раз шум моря…
Там кроме волн слышны и наши голоса, но они боятся их услышать! Они часто боятся услышать, что им говорит собственное сердце, что уж там о нас говорить! Мы можем обратить на себя внимание, иногда самым невежественным образом, но… чаще все предпочитаем отступить. Не из трусости, из милосердия. Как любящая душа боится ранить своей любовью, ибо знает слишком хорошо, что за остриё в ее руках! Ведь любовь как скальпель, можно ею лечить, а можно изрезать на мелкие кусочки! Хотелось бы им помочь в их печали…
Но любовь, это стихия, которая подвластна человеку приблизительно в той мере, в которой подвластна ему энергия атома. Человек наивно убеждён, что укротил её, но это далеко не так! Он не может избежать её, как не может и управлять ею по прихоти своей. Ибо из неё соткано одеяло вселенной, с вышитыми на нем звёздами, галактиками, далекими мирами, прошлым и будущим, и человеком тоже. Любовь нужно принимать какой она есть, ею нельзя владеть как вещью, можно пытаться её понять… Но управлять любовью, а люди пробуют это делать с помощью ревности, величайший грех! Кто поддастся ему – потеряет это чувство навсегда. И превратиться в… камень! А вы подумали “в привидение”?
Тогда Вы так ничего и не поняли. Попробуйте хотя бы запомнить простое правило: ” Жизнь без любви – нелепость!”
В доме только мыши и мы. И время качается в месте с нами на солнечных лучах, что проникают сквозь занавески на окнах. За ними осень, листья слетают с деревьев и шуршат, касаясь земли, нам слышно и здесь.
А в доме тихо. Хозяева уехали. А мы молчим. Думаете, это легко? А все привидения знают: молчать не сложно, сложно не молчать! Говорите, намолчаться ещё успеете.
Если вам будет уж очень одиноко, тогда, может, и поговорим. Хорошо?
