Молодой человек в строгом деловом костюме черного цвета отсчитал шестую дверь в коридоре купейного вагона и остановился. В руках он сжимал черный блестящий дипломат, держа его перед собой, подобно щиту, словно бланки, две брошюры и чистые листы бумаги, хранящиеся в нем, могли защитить его от случайных, чужих прикосновений. Ему это место не нравилось, сильно не нравилось, но пути назад не было. Он брезгливо наморщил лоб и, осторожно касаясь ручки пальцами, отвел дверцу в сторону.

В глаза ударил солнечный свет. Рассвет только разгорался, и лучи были не настолько яркими, чтобы ослепить, но достаточными, чтобы молодой человек прищурился. Осторожно он вошел в купе и двинулся к левому сидению.

– Здравствуйте, здравствуйте, – произнес кто-то.

Молодой человек испуганно вздрогнул и повернул голову. На правом сидении он увидел своего соседа – уродливого, морщинистого мужчину невысокого роста с плешивой головой. Он довольно улыбался во весь свой рот, демонстрируя при этом отвратительные, желтые гнилые зубы.

– Здравствуйте, – выдавил из себя молодой человек и бочком подошел к сидению. Краем глаза осмотрел свое посадочное место. Красная, некогда яркая обшивка уже давно стерлась, вздыбилась, местами порвалась, её покрывал заметный слой пыли, а в дальнем уголке виднелось темное въевшееся пятно. Самое дорогое купе этого разваленного поезда оказалось такой помойкой, что он не мог поверить собственным глазам.

– Вы присаживайтесь, не стесняйтесь, – ядовито ухмылялся попутчик, типичный на вид бомж, о чем свидетельствовали его грязная, засаленная курка непонятного цвета и омерзительный запах никогда не мытого тела.

Мысленно выругавшись, молодой человек вынул из кармана пиджака аккуратно сложенную газетку, расправил её, приладил к сидению и опустился сверху. Дипломат он поставил себе на колени, на него сложил руки и запомнил положение. Ему, скрипя зубами от злости и теряя сознание от жуткого запаха, нужно было ехать так целых двенадцать часов.

А ему казалось, что он всегда был лучшим. Лучшим в группе института, лучшим в своем отделе, лучшим в своей компании. И он делал все, чтобы оставаться таким: понимал клиентов с полуслова, заключал практически невозможные договора; все коллеги завидовали ему. Он – Антон Ворожеев – был идеален во всех отношениях, он – человек без изъяна. Его внешность, его изящные манеры, обаяние, шарм, несравненный лоск, все, чего он добился с большим трудом – все это для того, чтобы он в один ужасный момент оказался в одном купе с этим грязным бомжем. Оказался едва ли не вровень с ним.

Сдерживая усилием воли подступившую тошноту, он опустил голову, подался чуть вперед и незаметно зажал нос, а чтобы отвлечься посмотрел на собственные ботинки. Они были начищенными, гладко отполированными, и на их почти что зеркальной коже отражалась довольная физиономия улыбающегося бомжа.

Невольно Антон поднял голову и заметил обувь попутчика: серые поношенные, стоптанные ботинки с разноцветными шнурками – один зеленый, другой коричневый, облепленные комками грязи. Он просто поверить не мог, что в поезда дальнего следования пропускают такие отбросы общества.

– Не любите путешествовать? – дружелюбно и по-добрососедски поинтересовался попутчик, словно был искренне рад компании Антона.

– Предпочитаю самолеты, – выдавил Ворожеев.

До этого злополучного момента, во все командировки он только летал самолетами и исключительно первым классом. Но грянул кризис, людям пустили пыль в глаза, и босс его компании решил, что пришла пора затягивать пояса. А примером должны были стать самые лучшие. Лучшие – значит Ворожеев. Его просто использовали, но отказаться он не смог.

И пути назад уже не было. Ведь если бы он отказался – значит, перестал быть лучшим, а этого он допустить не мог.

Легкий толчок, малоприятный скрежет металла, – поезд пришел в движение. Вот теперь пути назад точно нет, абсолютно и бесповоротно. Улыбка попутчика стала больше, лицо растянулось так сильно, словно мышцы собрались нарушить человеческую физиологию. Казалось, он чувствовал, что происходило в душе Антона, и от этого улыбался все шире и шире.

Либо Антону это только казалось. Он же прекрасно понимал людей, он видел их насквозь. Вот только жуткий запах никак не давал ему сосредоточится.

Но он постарался. Попутчик улыбался слишком добродушно, маловероятно, что он задумывал что-то плохое, тем более они совсем незнакомы.  Скорее он выглядел безобидным, выжившим из ума мужичком, любящим беседовать и нести всякую чушь про свою жизнь, свою семью, которой он наверняка давно уже  лишился из-за алкоголизма, про свою работу, в самом худшем случае, про какие-нибудь свои бессмысленные похождения и подвиги.

Вот только он молчал почти два часа, просто сидел и улыбался, сидел и улыбался.

Антон ненароком задремал…

Очнулся он от того, что тонко и ненавязчиво звякнула ложка о металл. Он поднял глаза и увидел, что его попутчик размешивает чай в алюминиевой кружке. Вернее не чай, не тот чай, к которому привык Антон, а какую-то мутную жижу, разбавленную кипятком массу из дешевого пакетика. И при этом он сосредоточил все внимание на этом процессе, словно вовсе и не чай мешал, а ювелирной работой занимался.

– Посмотрите в окно, – неожиданно произнес он, не отвлекаясь от перемешивания.

– Зачем? – вздрогнул от удивления Антон, глянул мельком на занавеску и вперил взгляд в алюминиевую кружку, из которой поднимался горячий пар.

– Вы не любите чай? – посмотрел на него попутчик, картинно вскинув брови.

– Исключительно настоящий и качественный, – отозвался Антон. Внезапно он почувствовал сильную жажду, в горле моментально пересохло и стало тяжело дышать. Запустив руку в карман, он выудил оттуда полулитровую бутылочку минеральной воды. Открутил крышку, сделал пару глотков, отпив ровно четверть, и вернул на место.

– Может, все же посмотрите в окно? – не унимался назойливый попутчик.

– Но зачем? – Антон повернул голову к занавеске. Издалека она казалась чистой, но если приглядеться можно было увидеть покрывающий ткань слой пыли, её давно не стирали. Ему было брезгливо касаться занавески пальцами. Кто знает, какие микробы на ней обитают.

– Чтобы увидеть, что находится за стеклом. – Попутчик поднес кружку ко рту, сделал пару глубоких глотков мутного кипятка и совсем при этом не поморщился.

Антон непроизвольно поежился:

– И зачем мне это видеть?

– А разве вам не интересно, что находится с той стороны стекла?

– Я и так прекрасно знаю, что там находится.

– И что же там находится? – прищурился попутчик. Поставил кружку на столик.

– Лес, поле… может, озеро или речка. Мы уже за городом.

– Вы лишь предполагаете, и не можете знать точно. Окно завешено занавеской.

Антон не хотел отвечать. Он вообще не хотел разговаривать со своим назойливым попутчиком, но почему-то не мог его игнорировать. Тот говорил спокойно, размеренно, на удивление внятно и не путался в словах. Слишком нетипично для бомжа. Но его внешний вид, его запах и поведение, а особенно отвратительная манера причмокивать и хлюпать во время питья выводили торгового представителя из себя. И он начал нервничать. Принялся стучать пальцами по коже дипломата.

– Вы не любите свою работу, – вновь посмотрел на него попутчик.

Антон вздрогнул. От неожиданности у него перехватило дыхание.

– Вам неприятно то, чем вы занимаетесь изо дня в день.

– Вы меня знаете?

– Нет, что вы, – добродушно усмехнулся бомж.

– Тогда зачем делаете подобные замечания?

– А разве я в чем-то неправ? – вновь поднял кружку попутчик.

Ворожеев резко поднялся с места, почти подпрыгнул. Его сердце забилось чаще, а разум на мгновение помутился. Впервые в жизни он не знал, что сказать собеседнику. Он не был готов услышать нечто такое от обычного бомжа.

– Мне… нужно выйти, – едва нашелся он, словно извиняясь перед попутчиком.

– Ничего…  – понимающе кивнул тот, качнув кружку и выплеснув часть чая себе на рубаху, и без того грязную и отвратительную. – Это нормально… все боятся заглянуть за занавеску.

Но Антон его не слушал, он спешил покинуть купе, хотел поскорее избавиться от невыносимого запаха попутчика и неведомо откуда навалившегося на него давления. Его затошнило.

В коридоре воздуха оказался недостаточно, Антон натурально задыхался, словно его модный и дорогой галстук вдруг передавил горло, а костюм из легкой дышащей ткани обратился душным скафандром. Его начало трясти, безо всякой на то причины, а на лбу проступили капельки пота.

Антон вылетел в тамбур и подошел к двери. Она закрылась не полностью, а поезд мчался довольно быстро, через приличную щель задувал сильный поток свежего воздуха. Вот он то и был ему нужен.

Несколько минут он нежился, подставив под струю воздуха лицо, пытался придти в себя. Антон не понимал, почему короткий разговор с незнакомым человеком так сильно его встревожил, что основательно выбил из колеи. Ведь он считал себя экспертом диалога, мастером переговоров, превосходным манипулятором и чувствительным психологом. Но разве можно проиграть в словесной дуэли какому-то грязному бомжу, если ты лучший?

Ему следовало просто это доказать.

Антон подтянул галстук, поправил воротник, проверил, не испачкался ли пиджак, не помялись ли брюки, не пристала ли где белая ниточка. Все было в норме, одежда и внутреннее состояние. Он подготовился к решительному наступлению и вернулся в коридор.

Отвел в сторону дверь и вошел в купе…

… Внутри было пусто. В купе не осталось ни бомжа, ни его грязного рюкзака, ни тошнотворного запаха, словно он как-то сумел забрать его с собой. Осталось только углубление на мягкой обшивке сидения. Как раз в том месте, где сидел попутчик.

Антон вернулся на свое место и опустился на газетку. Противник исчез, ажиотаж тоже. Зато его перестали беспокоить неприятный запах и назойливые реплики.

И так он сидел, думая о чем-то своем, до тех пор, пока в его купе не постучалась проводница. Она объявила о скором прибытии в город.

– Простите, – неожиданно для себя самого спросил у нее Антон, – А куда пропал человек, который ехал со мной в этом купе?

– В этом купе? – удивилась проводница, – Здесь никого не было, только вы.

Антон ничего больше не сказал. Вернулся взглядом к тому месту, где стояла кружка попутчика и задумался.

Вскоре он почувствовал, как поезд начал замедляться. До прибытия оставались считанные минуты, а он так и не определил, что именно его гнетет. И существовал только один способ это выяснить.

Антон поставил дипломат на пол, совсем не выбирая места, сдвинулся с газетки, соскользнув по пыльному сидению чистыми брюками, взялся пальцами за ткань, не боясь испачкаться…

И отодвинул занавеску…