В начале двадцатого века одним из самых богатых людей входившего в состав Российской империи Царства Польского считался член польского сейма, бригадный генерал князь Тадеуш Войцех Вихура. Газеты называли пана Тадеуша «польским Мидасом» по аналогии со стародавним царем, который все, к чему прикасался, обращал в золото. Хотя, говоря откровенно, своими миллионами князь был обязан отцу — Маккавею Вихуре, а главное — деду Яниславу, с умом пристраивавшим фамильные злотые в «смутные времена», регулярно посещавшие Королевство Польское.
Дедуля Янислав слыл еще тем «алхимиком». До сих пор в Польше помнят историю с продажей мемориальной колонны короля Сигизмунда. Будучи маршалом сейма, Янислав Вихура благополучно продал реликвию: сначала немчинам, затем шведам. И в конце концов подарил Петру I, за царское слово «не обижать Речь Посполитую». Продавал и дарил колонну маршал с непременным условием «самовывоза». Во всех случаях затея для получивших раритет накрывалась медным тазом именно на этой стадии. Ни одна, ни другая, ни третья сторона колонну упереть не смогла.
Пятидесятиметровая дура оказалась неподъемной. Оставаясь святее папы римского, Вихурин дедушка доказывал приобретшим: «Сделка честная, без обдурства. Колонна ваша. А как увезть ее, то, пше прошем, не наша головная боль». Короче, вещь так и осталась в Варшаве, равно как и полученные за нее деньги.
Унаследовавший дедушкины таланты пан Тадеуш перестроил свой родовой замок — усадьбу Ежелицы в варшавском пригороде Воля — с размахом и роскошью. «Бай не гирше за того клятого немчина». Имелся в виду покойный Фридрих II с его Сан-Суси («Без забот»).
Просторный княжеский парк примыкал к обводному каналу, впадавшему в Вислу. Усилиями садовников тис и папоротник, лимон и пихта, рябина и пальма росли здесь рядом. Стоящие в парке скульптуры нимф, Аполлонов, Венер и Гераклов пан Тадеуш приказал покрыть краской телесного цвета («дабы более походили на натуру»).
Однажды вечером, граф Полонский (российский наместник в Польше), совершая прогулку на яхте, увидел на берегу фигуры совершенно голых людей, которых принял за манифестантов, своим видом демонстрирующих пренебрежение к нему как к лицу официальному. То ли смеркалось, то ли граф был подслеповат, неясно. Но по возвращении, вызвав к себе начальника варшавской полиции Ивана Браилова, наместник строго приказал оштрафовать оппозиционера Вихуру за организацию оскорбления власти. Полицмейстер тщетно пытался разубедить графа:
— Ваше сиятельство, это лишь скульптуры.
— Не может быть! — кричал втемяшивший себе в голову бунт Полонский. — Я четко видел среди них даже безрукую инвалидку.
Доказывать упрямому поляку, что Венера Милосская стоит без рук уже третье тысячелетие, неглупый болгарин не стал, более озадаченный тем, как адекватно обозначит причину штрафа. В конце концов пан Вихура оказался оштрафован за… «развращение несовершеннолетних». Дескать, по набережной гуляют и дети, коим рано видеть подобный натурализм.
Заплатив штраф, возмущенный магнат приказал «для пристойности » надеть на статуи нижнее белье. Так и стояли греческие боги в кальсонах, а богини — в нижних рубашках.
