Ибо человек любит и уважает другого, пока не может судить о нем, и любовная тоска – следствие недостаточного знания.

Томас Манн

***

Проснулась рано, когда за окном еще было темным-темно, а мама мирно спала в соседней комнате, по обыкновению уткнувшись лицом в подушку и грезя о чем-то своем, непонятном, запретном и недоступном… Или же, может, наоборот – просто видя бессмысленные цветастые сновидения, в которых не было ничего ни от реальной жизни, ни от мечтаний.

«Вот бы и мне так, – подумала Надин, – спать и видеть цветные сны. Просто спать… И наутро встать отдохнувшей, успокоившейся…»

Но сон будто бы испарился, а завывание вьюги за окном нервировало. И совсем скоро предстоит идти на работу. Сначала горячий душ, затем привести себя в порядок – макияж, прическа, одежда, – ну а потом брести себе улочками промозглого города, среди редких хмурых лиц. Не хочется. Нет, совсем не хочется. Уж лучше неподвижно лежать и попросту быть никем. Раз уж нельзя ощутить радость, то хотя бы не чувствовать и тоски.

– А ведь ты и так никто, – горько усмехнулась Надин. – И нет у тебя ничего, кроме одиночества и грусти.

Тут во мраке сверкнули настороженные кошачьи глаза, затем пикнул телефон, сообщая о полученном сообщении. Но Надин не спешила его читать. Пускай большой мир подождет еще чуть-чуть, каких-то полчасика, а уж после… После вновь отыгрывать выбранную роль, старательно изображая кого-то, кем ты не являешься, но кто способен выжить в этом городе, в этой стране, в этой вселенной… Потому что у тебя настоящей вряд ли это получится.

– Вряд ли… – вздохнула, откидывая одеяло.

И хотя вся квартира была тщательно прогрета, Надин невольно поежилась: мягкая теплота сонливости еще не отпустила ее. Коснувшись ступнями ковра и не включая свет, Надин просто сидела так какое-то время. Потом зевнула, потянулась и, поднявшись, шагнула к большому – в полный рост – зеркалу на двери шкафа-купе, глянула на себя. Худющая фигурка в полутьме. Даже слишком худющая. И голова неправильной формы. Ноги слегка кривоватые, зато длинные. Кудри растрепанные, но пышные. Грудь же небольшая, благо хоть правильной формы. Не сразу заметила, что соски затвердели от холода… А в целом самая обычная. Ничего примечательного, никакой красоты, изюминки, искорки.

– Что ж, здравствуй, смешная девочка, – хмыкнула Надин, изучая себя в зеркале. Но делала это не так, как обычно делают женщины – придирчиво, оценивающе, – нет. Скорее, просто смотрела, будто на ни чем не примечательного человека, отчего-то привлекшего внимание.

Дотронулась до одного из сосков и слегка сжала его, покрутила. Почувствовала слабую болезненную пульсацию.

«Интересно, а почему когда это делает мужчина, испытываешь такое удовольствие?»

Отдернула руку. Кожа покрылась мурашками, и волоски приподнялись, следуя давно уже ставшей анахронизмом цели защищать тело хозяйки от вероятного обморожения.

– Распушилась вся, – цокнула языком Надин.

А тем временем пальцы ее погладили живот, скользнули ниже, пока не ощутили жесткую кучерявость лобка…

Кошка бесшумно вышла из комнаты. Вновь пикнул телефон, а вьюга за окном на какое-то время утихла. И где-то в зимней утренней мгле одиноко просигналил автомобиль. Куда он ехал? Откуда? Что за судьба была у водителя?

– Дурочка, что ж ты вытворяешь? – покачала головой Надин и отвернулась от зеркала.

Снова пикнул телефон.

 

***

 

Марсель был в баре. Он пил виски с колой, поглядывая на симпатичную блондинку за соседним столиком, которая призывно ему улыбалась. Настроение было ни к черту; мрачные мысли лезли в голову, и даже алкоголь оказался не в силах их прогнать. Скорее, наоборот: с каждым новым глотком мыслей этих становилось все больше, эмоциональная тьма сгущалась. В таких вот бессмысленных скитаниях по лабиринтам собственного задерганного «я» и пролетела вся ночь. Ни к чему не ведущие размышления, погруженные в стоны метели с вкраплениями музыки какой-то безвестной поп-группы (голос солиста раздражал, хотелось двинуть ему по роже) и окутанные извивами табачного дыма.

Ах да – еще многообещающая улыбка блондинки.

«Ниче такая, – думал Марсель, блуждая взглядом по ее загорелым ногам. – Может, прихватить эту герлу с собой? Запрыгнем в тачку и безо всяких трали-вали рванем ко мне на хату. Ну а там я буду иметь ее во все дыры. Так до тех пор, пока не свалюсь от усталости».

И будь это какой другой день, он бы ни за что не упустил такой возможности. Даже больше: блондинка уже лежала бы у него в постели с широко раздвинутыми ногами, взмокшая, обессилившая, с гулко стучащей в висках кровью. А сам Марсель наверняка бы стоял на балконе в бархатном халате на голое тело и удовлетворенно курил, любуясь предрассветным городом с высоты девятого этажа. В комнате бы витал аромат распутства – тот самый животный запах страсти, что так нравился Марселю, хотя он и не до конца осознавал почему. Из колонок стереосистемы звучали бы голоса «Касты» или, скажем, Krec’a – что-нибудь этакое, сильное, баритоном мужчин, разбирающихся в жизни, утверждающее прописные истины этого скотского мира. В любом случае не та унылая хрень, которую включил напомаженный бармен; точно уж не противный розовый кисель, льющийся из магнитофона и клейкой массой заполняющий уши, – нелепое бормотание, какие-то пидорские мотивы…

Увы, день был именно этот – вроде бы самый заурядный, но все-таки особенный, – и потому Марсель сидел в занюханном баре в компании сигарет, виски-с-колой и мобильника, то и дело поглядывая на красивую женщину, и при этом поглядывая куда-то сквозь нее.

А мобильник все так же угрюмо молчал.

– Спит еще, – буркнул Марсель. – Рано, как-никак. Скоро проснется, увидит, что я написал. Обязательно ответит. Обязательно…

И снова в голове всплыло злосчастное имя – ее друг, которого Марсель терпеть не мог – Алексей. Лешка, как она ласково его называла. Мутный и непонятный тип, сам себе на уме, с какими-то причудливыми идеями, заумными разговорами и недобрым блеском в глазах. И как только не видит она этого? Как, глупая, не замечает?! Ведь он – Лешка этот – и не друг вовсе. Под маской доброжелательности легко угадывался холодный расчет и что-то жестокое, чего Марсель не понимал. Не доверял он этому Лешке. И будь на то воля Марселя – с удовольствием бы собрал пацанов и вышиб пару зубов мудаку. С превеликим удовольствием…

Но ведь она не позволит. Сразу сказала: «Тронешь его, плохо тебе будет, уж поверь».

Конечно же Марсель не боялся ее угроз – вот еще, какой-то телки бояться! – но сообразил, что тогда не увидит ее больше, не получит в объятия ее шикарного тела, ее дурманящих губ, волос, груди… Не будет всего этого. А ведь она умела заводить! Да, по-настоящему умела. И этой блондинке с отличными ногами она – а в этом Марсель ни на секунду не сомневался – даст сто очков вперед.

– Дура, неужто не просекает, что ни друг он ей вовсе? – Марсель с силой сжал фирменную зипповскую зажигалку. – Мудило он! Крыса поганая! И…

И еще много всевозможных ругательств, суть которых составляло одно-единственное чувство ревности. Не мог Марсель допустить, чтобы его женщина принадлежала кому-то еще. Никак не мог! Попросту не смел: гордость народа и кипучая кровь предков, что струилась в его венах, не позволяли мириться с таким унижением. Находись они там – на родине Марселя – разговор был бы коротким и с ним, и с ней. И сидеть бы ей уже в доме Марселя, занимаясь типичными бабскими обязанностями, а не таскаться по кабакам да не распивать коньяк у этого своего «друга». А ведь ревность страшная вещь – она не то что бы ослепляет, но будоражит мнительность, порождает иллюзии. Ужасные иллюзии. Мужчина действительно видит – и верит! – в то, чего нет и, вероятно, никогда не было.

Правда, имеется и обратная сторона – порой ревность в самом деле открывает глаза…

В итоге Марселю приелось думать обо всем этом. Он устал и хотел спать, но возвращаться домой в одиночестве особого желания не было. Потому, залпом осушив стакан виски, он подсел к блондинке, строившей ему глазки добрую половину ночи, и уже через десять минут та, весело щебеча, восторженно хлопала ресницами в его BMW-X6. Марсель же покрасневшими глазами впивался в снежную пелену дороги, сжимая руль побелевшими от напряжения руками и думая о чем-то своем.

О чем-то своем…

 

***

 

Алексей укусил девушку за плечо. Не сильно, но достаточно ощутимо, чтобы она выскользнула из того полузабытья, в каком пребывала. Она улыбнулась своим сновидениям, потянулась и хихикнула, когда он осторожно коснулся языком мочки ее уха.

– Неугомонное создание, – пробормотала, чувствуя, как приятной болью отзывается все ее тело – следствие грубости и мягкости Алексея, их любовных игр, невероятно ее заводивших. И он никогда не перегибал палку, словно бы точно зная, где и как нужно куснуть, сжать, поцеловать или же просто легонько пощекотать кончиками пальцев.

«Читаю тебя, словно открытую книгу», – говорил он, а комнату наполняла изменчивая темнота. «Но ведь это невозможно! – смеялась девушка. – Ты не можешь читать мои мысли! О чем я думаю, а? Ну скажи?» «Глупышка, – отвечал он, – я читаю не мысли, а твое тело – как оно реагирует на прикосновения, на дуновения, на поцелуи, на боль и наслаждение». И это оставалось загадкой для нее. Она не понимала его, но то, что он делал, ей нравилось. И она кончала. Кончала еще до того, как он проникал в нее. И это было безумно. Это было потрясающе!

И вот теперь он вновь укусил ее, а потом поцеловал в ухо. Своеобразный ритуал, этакий призыв к действию, привлечение внимания… – уже шестой раз за ночь. Подобное и пугало и заставляло восхищаться. Потому так и ныли все мышцы, кружило голову.

– Вот же неугомонное создание, – шептала она, в то время как он ласкал ее. – Ненасытный!

– Нет, это не я. Я не такой.

– Лис… ох, лис…

А потом жар истомы подхватывал ее, и волнами накатывало наслаждение – как если бы она стояла на морском берегу, принимая на себя потоки теплой пенистой воды. И, кажется, она стонала, может, кричала, точно царапала его спину, а комната вращалась перед глазами, и темнота словно бы разговаривала с ней непонятным для нее языком ощущений. Она плыла куда-то, чувствуя себя вне пределов этого мира и самой себя. Свободной? Нет. Нужной? Возможно.

Позже они сидели в его небольшой кухоньке. Голые, в сгустившемся мраке они прижались друг к другу и меланхолично курили.

– Вот чем оборачивается знакомство в интернете, – усмехнулась она.

– И да, и нет, – отозвался он. – Интернет тут ни при чем. Он лишь облегчает общение между людьми, схожими по интересам.

Она покачала головой.

– Все равно это лишь интернет.

– Ага, – хмыкнул он. – А мы всего-навсего люди. Странные люди. Глупые, по-своему. – Мягко погладил ее по волосам. – Лиза, что ты скажешь своему парню?

Она напряглась, отодвинулась. В темноте сверкнул огонек ее сигареты, и на какой-то миг стало видно, что она хмурится.

– Ничего не скажу, – выдохнула наконец. – Зачем ему что-то говорить? Он тот еще урод, но он любит меня. Так пусть любит дальше.

Алексей кивнул.

– Ну а ты-то его любишь?

Она передернула плечами.

– Что такое любовь? Обязанность кому-то за то, что он решил посвятить свою жизнь тебе? Я не знаю, что это. Мне хорошо так, как есть. Хочется, конечно, чего-то… счастья, понимания, признания… – Задумавшись, добавила: – Так ведь и с этим не все ясно. Мы просто живем.

– Точно, – согласился Алексей. – Просто живем.

Повисла тишина. Лиза же уткнулась лицом ему в шею, куснула солоноватую от пота кожу, при этом ощутив едва уловимую дрожь возбуждения.

– А что насчет тебя? – прошептала в самое ухо. – Как думаешь, что такое любовь?

Он помолчал.

– Никак не думаю, – сказал наконец, но будто и не ей, а кому-то еще. – Юнг называл любовь светом и тьмой, конца и края которым никогда не будет. Он призывал не париться на ее счет. Я согласен. Есть вещи, из-за которых не стоит париться. Почему что-то так, а что-то иначе. Приходится просто жить и мириться.

Лиза отстранилась, заглянула ему в глаза.

– Мне хорошо с тобой, – призналась она.

– Я в курсе.

Явно не тот ответ, на который она рассчитывала. Но, решив не заморачиваться по пустякам, она затушила сигарету и сонно улыбнулась полутьме, скрывающей все убожество кухоньки.

– Устала, хочу спать. – Игриво потерлась об него бедром. – Измучил ты меня.

– Бывает, – пространно ответил Алексей.

Мыслями он был далеко.

 

***

 

Надин равнодушно уставилась в заиндевевшее окно, за которым хаотичными размытыми силуэтами мелькала панорама еще не проснувшегося города. В автобусе народу было всего ничего, но сидеть не шибко хотелось – пригреешься еще, задремлешь, так и свою остановку пропустишь. Да и очередная волна холода ее смущала – уж слишком промерзшими выглядели сиденья.

Протерев стекло, рассеянно смотрела на безлюдные заснеженные улочки.

«Очередное утро, – думала она, – бесконечное, уводящее в никуда…»

А на одном из перекрестков в автобус чуть не врезался черный джип BMW. Водитель резко дал по тормозам, злобно просигналил, вроде как даже что-то крикнул.

– Хорошая машинка, – вздохнула Надин.

Из окна ей было видно, что рядом с водителем устроилась какая-то девица. Лица ее Надин не разобрала, но интуитивно почувствовала, что то обязательно пергидрольная пухлогубая – классическая! – блондинка. «Правильно, езжай-езжай, отрабатывай ртом свой восторг перед роскошной жизнью и крутыми тачками, – беспричинно рассердилась Надин. – Тебя все равно потом вышвырнут. Ты – всего лишь кусок мяса, вещица, безмозглый спермоприемник! И никому ты не нужна, тупая курица!» Удивилась той злости, колыхнувшейся в ней черным липким комом и едва не заставившей выругаться вслух. С чего бы вдруг?

Зависть?

Вряд ли. Сама недавно примерно на такой же машинке каталась, смеялась, с хлопком откупоривая очередную бутылку дорогого шампанского, слушая зажигательную музыку из колонок мощной стереосистемы и наблюдая за выражением лица парня за рулем. А потом…

– Потом была ночь свободной любви, – не заметила, как произнесла это вслух. Благо, в автобусе было практически пусто, и никто не услышал.

А теперь вот этот парень ей пишет, названивает, пытается что-то сказать. И вроде бы она с ним… а вроде и нет.

Марсель.

«Забавно бы вышло, – подумала Надин, – если б это оказалась его машина, а та телка – очередной дурой, клюнувшей на весь этот шик и его хитрожопую улыбку. И ведь такое вполне может быть! Вполне…»

Но ей было как-то все равно. В данный момент она не желала испытывать какие-либо чувства – праведного гнева, например – касательно того, что ее парень катает размалеванных девиц. Да и ее ли это парень? Нужен ли он ей? Надин не знала. Она сама не понимала, что ей нужно. Казалось, все ее желания – взращенные с малого детства мечты и грезы – вполне можно выразить парой-тройкой простых слов. Но как только она пыталась это сделать, то неизменно скатывалась в яму раздражающих банальностей. Чего же ты хочешь, девочка? Хочу счастья, семьи, уюта и понимания. Хочу стать матерью, и чтобы у моего ребенка был достойный отец. Хочу реализоваться и уважать себя – что я сумела достичь того, к чему так стремилась, что я пробилась, победила… А еще очень хочу чувствовать себя защищенной, ведь мужчина должен быть подобен скале, но при этом хочу не бояться этой скалы, верить ей. Вот! Хочу, хочу, хочу!

А на деле?

Надин опустила голову, посмотрела на носки своих сапожек – протерлись, а на ободок подошвы налипла заледенелая грязь.

– Что ж, очередной день твоей жизни. Улыбайся, дурашка.

 

***

 

Лиза так и не смогла уснуть. Они еще раз занялись сексом, а после она всеми силами пыталась вытащить Алексея на разговор, но он отмахивался от нее односложными предложениями, явно думая о чем-то своем. И как она не старалась выведать, что за мысли его посещают – в каких заоблачных далях он витает, – у нее так ничего и не вышло. Лиза разглядывала лежащего рядом мужчину и нехотя признавала, что, несмотря на ее талант видеть людей насквозь, несмотря на весь ее жизненный опыт и прочее в том же духе, по обыкновению именуемое женской интуицией, Алексей по-прежнему оставался для нее закрытой книгой…

Закрытой? Книгой?

Лиза прикусила губу – нет, неудачное сравнение. Уж лучше пусть будет карта, повернутая рубашкой вверх, – та самая, что может озолотить, либо же сбросить в яму ужасного проигрыша. «Но он определенно играет со мной, – понимала Лиза. – Какова же цель этой игры? Что ему нужно?»

Со своим так называемым парнем – да и с большинством мужчин, которых она встречала – все было куда как проще. Она всегда знала их грязные потаенные мыслишки и недалекие, диктуемые исключительно раздутым эго, жизненные цели. В этот же раз все обстояло иначе. Это и нравилось и раздражало одновременно.

– Ты – еда, – прошептала Лиза, обращаясь к самой себе.

– Очень вкусная, – сонно заметил Алексей.

Лиза вздрогнула, потому что даже теперь не смогла понять, что он имеет в виду. Ведь ее слова вполне могли быть адресованы ему. Что же тогда? В любом случае чутье подсказывало, что этот загадочный тип истолковал все правильно. И именно она – Лиза – была очень вкусной едой.

 

***

 

Выставив блондинку за дверь, Марсель уселся в любимое кожаное кресло, включил телевизор – широкоформатную плазменную панель на стене – и выбрал какой-то музыкальный канал. Маленькие прелести кабельного телевидения – имеется некая иллюзия разнообразия.

Блондинка вполне сносно отработала свое время. Хотя и не идеально. Тем не менее от Марселя не ускользнул тот факт, с каким восхищением она рассматривала его квартиру.

– Поганая шкура.

Заиграл мобильник, и Марсель, обрадованный, что, быть может, звонит Надин, бросился к аппарату. Но, глянув на дисплей, погрустнел: то был Рашид.

– Салам, братишка, – пробормотал Марсель.

– И тебе всего хорошего. Как сам?

– Да все норм. Работаю, отдыхаю, как обычно.

– Ясненько.

– С пацанами тут мутки мутим, – похвастался Марсель, – дела проворачиваем, бабло поднимаем.

– Красава, – похвалил Рашид.

– А у тебя че нового? Когда в гости ждать?

– Так вот и звоню, – оживился Рашид. – Я через пару деньков буду в ваших краях. Хотел свидеться.

– О чем речь, дорогой? Мой дом – твой дом! Приезжай, все по высшему классу обставим.

– Спасибо, спасибо, – отозвался Рашид. – Значит, договорились?

– Заметано, братишка. Я на связи. Ток скажи…

А потом Марсель сидел в кресле, краем уха слушал бормотание телевизора и перелистывал в мобильнике отчеты о доставке сообщений. Почему она не ответила? Может, денег нет? Или просто некогда было, не успела…

Но какие бы оправдания он себе не выдумывал, в глубине души таилось горькое понимание: не ответила потому, что не захотела. И в памяти вновь всплыли навязчивые видения минувших ночей – тех, что они провели вместе. Ее тонкое упругое тело, пухлые губы, горячее дыхание и то, как покорно она выгибала шею, когда он сжимал в кулаке ее волосы. То, какова она была на вкус, как приятно было двигаться внутри нее… какая она там гладкая… Женщина, которой хотелось обладать. И которой он обладал. До тех пор, пока…

Пока что?

На этот вопрос Марсель не знал ответа. Он сидел захмелевший и слегка возбужденный под действием воспоминаний, и не понимал, почему она вдруг охладела к нему. Что стало тому причиной?

И у него имелась лишь одна возможная догадка, которая, скорее всего, была верной: дело в другом мужчине. Осознание того факта, что его – Марселя! – променяли на какого-то мутного неудачника, заставляло буквально скрипеть зубами от ярости. В груди бушевала ревность – этот желтый ядовитый огонь, нередко толкающий людей на преступления.

– Конечно же, все из-за него, из-за этого ее… – Марсель стиснул мобильник, так, что тот затрещал. – Из-за этого ее друга!

 

***

 

Надин позвонила ближе к вечеру.

Алексей ждал ее звонка. Он сидел на кухне у давнишней подруги, потягивал теплое безвкусное пиво и со скучающим видом слушал очередной рассказ о том, насколько тяжело живется обычной девушке в поганом современном мире. И он ничуть не удивился, когда заиграла 9-я соната Бетховена для фортепиано, а на дисплее сотового отобразилось знакомое имя. Что-то должно было произойти. Что-то такое, что прервало бы весь этот поток никчемных стенаний и изменило бы курс вечера в лучшую сторону.

«Как раз вовремя», – обрадовался Алексей, хватая сотовый. Подруга же вежливо заткнулась, уставившись на заполненную окурками пепельницу.

– Привет, – устало вздохнула Надин. – Ты где?

Алексей улыбнулся. Его всегда поражала эта чудная привычка многих женщин первым делом интересоваться, где ты находишься, даже если то было им совершенно безразлично. Еще больше удивлял факт, что если женщины не получали точного ответа на свой вопрос, то неминуемо начинали злиться – хотя порой и сами не понимали, на что именно. Пространные ответы, типа «в городе», «в этом мире», «на планете Земля», не то чтобы раздражали их, нет, правильнее сказать, бесили. И даже если им указать на эту забавную особенность, ничего не менялось. Они посмеивались, кивали, отмахивались, но во время следующего звонка все неизменно повторялось.

– Да тут, недалеко. – Алексей представил себе, как хмурится Надин, явно неудовлетворенная подобным ответом.

Не-е, если она спрашивала, где ты есть, то непременно желала получить достоверную информацию, вплоть до номера квартиры, или – если уж на то пошло – вплоть до географических координат.

– Леша!

– Что-то ты не особо веселая, судя по голосу, – мягко произнес он, уходя от злободневного вопроса.

И вовсе не обязательно ей знать, что он сидит в гостях у одной из своих бывших пассий. По какой-то причине этот факт тоже ее раздражал, хотя она и старалась не подавать виду.

– Я устала, – пожаловалась Надин. – Мне холодно, а домой ехать не хочу. Пойдем пить кофе?

Проформы ради Алексей выдержал паузу, а после охотно согласился:

– Я не против. Где тебя встретить?

– Где обычно.

– Минут через пятнадцать буду.

Последняя фраза заставила подругу оторваться от так заинтересовавшей ее пепельницы. Она многозначительно посмотрела на Алексея, и в ее взгляде он без особого труда прочел возмущение и обиду.

– Извини, Вика.

– Да ладно, чего уж там, – отмахнулась она, но жест этот был показным и плохо скрывал ее истинные эмоции. – Я все понимаю.

– Нет, не понимаешь. – Алексей осторожно взял ее за руку, нежно пробежался пальцами по ладони до запястья, и выше. – Не злись, Вишенка. Я не очень хорошо поступаю, но… то сестра. И ей хреново.

– Сестра? – удивилась Вика.

Маленькая ложь, но что поделаешь?

– Ну да, двоюродная, – с самым безобидным видом врал Алексей. – Я как-то рассказывал тебе о ней.

Вика задумалась, неуверенно кивнула.

– Угу, что-то припоминаю.

Ерунда: ничего подобного она припомнить не могла, так как Алексей только сейчас выдумал всю эту историю.

– А с тобой мы еще поболтаем, – заверил он. – Так что будь умной девочкой и не впадай в глупую девчачью ревность.

– Еще чего! – Вика улыбнулась, демонстративно замахала руками. – Делать мне больше нечего!

Этот ее трюк никого не обманул: обоим было понятно, насколько точно Алексей описал ее состояние.

– Вот и славно.

Он прошел в коридор, снял куртку. Вика же прислонилась к стене и молча наблюдала, как он одевается.

– Приходи еще, – попросила она. – Ты же знаешь, я тебя всегда рада видеть.

– Ага.

Она прижалась к нему и поцеловала в губы. Он ласково коснулся ее щеки, провел рукой по волосам.

– Гляди веселей, – подбодрил ее. – И держи грудь пистолетом, а хвост колесом… Э-эм… Я, кажется, опять что-то спутал?

Он подмигнул, и Вика звонко рассмеялась в ответ.

– Хитрющий ты котяра, – сказала она.

– Который очень любит кошек и сметану.

С этими словами Алексей вышел прочь.

 

***

 

Марсель стоял на улице и, кутаясь в кожаный френч, со злостью смотрел в большое витринное окно кафе-ресторана. По ту сторону стекла, в тепле и витающем в воздухе табачном дыму пригрелись двое – Надин и этот ее «друг» Леша. Сидели себе и о чем-то шептались. Слишком интимно шептались. И пусть Надин выглядела уставшей, она улыбалась, а улыбка ее была вполне искренней. Леша же с этакой снисходительностью заглядывал ей в глаза, что-то втолковывал, разъяснял, увещевал.

Марселя эта воркующая парочка, естественно, не замечала.

«Смеются, – с горечью подумал он. – Никак меня обсуждают». И вновь где-то в душе обжигающей вспышкой полыхнула ревность. Его женщина с другим мужчиной! С этим… с этим…

Блядь!

В какой-то момент Надин повернулась и посмотрела прямо на Марселя. Но узнавание не отразилось на ее лице, нет. Все, что она увидела, – лишь перекрытую бликами фигуру в сумраке зимнего вечера, тревожный силуэт незнакомца, абрис из ночного кошмара.

– Вот почему ты не позвонила, – буркнул Марсель, отступая на шаг. – Все с тобой ясно теперь. С ним, значит, кукуешь. Опять с ним…

И тут перед глазами развернулась картина – томительно-приятное видение того, как он врывается в бар и бьет этого Лешку по морде. Да – прямым ударом аккурат в нос, так, чтобы стереть эту мерзостную покровительственную ухмылку, чтобы мудак слетел со стула и распластался на полу. А мигом позже, толком не дав тому очухаться, Марсель бы вытащил Алексея на улицу и принялся дубасить руками и ногами – молча, стиснув зубы. Надин бы выбежала следом, наверняка начала бы визжать, быть может, попыталась бы утихомирить Марселя, даже оттолкнуть его… И вот тогда… вполне возможно – и очень желанно! – он врезал бы и ей. Смачно, от всей души.

Да, так и стоило поступить. Без объяснений, без чего-либо еще. Простая, древняя, как весь мир, драка. Животный выплеск эмоций, причины которого незатейливы – борьба за самку, за территорию. Даже больше – одобренное самой природой и мировой историей действие, когда сильный подавляет зарвавшегося слабака, указывая тому его место.

Но Марсель ничего не сделал. Он просто застыл в снегопаде, наблюдая, как его женщина улыбается другому мужчине. Просто стоял и смотрел, стискивая кулаки, злясь, ревнуя, но не предпринимая никаких решительных действий.

«Наша сила в единстве, – подумал Марсель. – Мы сильны лишь до тех пор, пока вместе. Мои пацаны пойдут за мной хоть на край света, в огонь и в воду…»

Отвернулся, вздохнул.

«В любом случае правильней будет провернуть все без нее, – решил он, – чтоб она не видела, не знала. Отловить этого уебка где-нибудь – например, у дома подкараулить – и отхуярить хорошенько. Втроем или вчетвером. Так, чтоб ему, гондону, неповадно было. Но… не сейчас. Позже, чуть позже…»

С этими мыслями он развернулся и направился прочь – туда, где припарковал машину.

 

***

 

– Ну так что у тебя опять стряслось? – Алексей посмотрел на Надин, которая нервно крутила в пальцах незажженную сигарету.

– Да ничего, – буркнула она. – И все разом.

«Вот он – мой единственный друг, – мелькнула в голове мысль. – Человек, к которому можно прийти в любой момент. Человек, которому можно рассказать о том, о чем нельзя рассказать даже парню, с которым спишь. Друг. Ему можно доверять. А может, и нельзя. Но ведь очень хочется иметь кого-то, кому можно доверять, когда доверять вообще некому!»

Она щелкнула зажигалкой, закурила и, выдохнув дым, разразилась потоком жалоб:

– Я устала, Леша. Меня бесит эта гребаная зима, эта скотская работа, на которой я ничего не понимаю, и все эти дуры, что сидят там и тайком меня обсуждают. Ты даже не представляешь, насколько все мерзко!

– Тише, леди, тише, – успокоил ее Алексей. – Не гони лошадей. Давай-ка обо всем по порядку. Идет?

Надин опустила взгляд и уставилась на кружку кофе, задумалась о чем-то и вновь посмотрела на Алексея.

«Смешной он, все же. Худой, скулы высокие, нос острый, губы тонкие. Весь заросший и небритый. И его глаза. Они… они чуточку безумные, да!»

И ей нравилось это. Нравились его глаза и его голос – негромкий, вкрадчивый, рассудительный. Алексей понимал очень многое и говорил все правильно, и иногда Надин даже побаивалась его – уж слишком много он знал того, что случилось, и того, чему еще только предстояло случиться. Он задавал ей вопросы касательно чего-нибудь, и она ловила себя на мысли, что все ответы каким-то непостижимым образом ему давно известны и единственная цель этих наводящих вопросов в том, чтобы вынудить ее рассказать – озвучить – правду. А иногда он говорил, как будет, – и так происходило на самом деле. И в определенный момент Надин даже стала замечать, что сознательно пытается знакомить его со своими приятелями. Цель банальна до безобразия: ей хотелось узнать, что конкретно у них на уме.

Так было и с Марселем.

Познакомься она с Лешей чуть раньше, возможно, он сумел бы предугадать историю с Сережей – до того, как правда открылась во всем своем отвратительном великолепии.

– Наверное, мне просто нужна подруга, – пробормотала Надин. – А подруги у меня нет. И не будет.

Алексей лишь пожал плечами:

– Так ты ж не даешь шанса ей появиться.

– Лешка, – горько усмехнулась Надин, – девчонки, с которыми меня сводит жизнь, либо безнадежные дуры, либо продуманные хитрющие суки.

При этом в ее глазах полыхнуло нечто сродни раздражению – не на Алексея, а на обстоятельства, по причине которых она так и не смогла подыскать достойную товарку.

– Прям-таки все? – не поверил он.

– Все!

Повисло напряженное молчание.

– Да уж, ужасен прекрасный мир женщин, – задумчиво произнес Алексей. – Мир, где женщины, даже если бы они захотели, не в силах сосуществовать вместе. Они всегда конкурентки. Они всегда что-то замышляют. И они всегда ненавидят друг дружку. А в том случае, когда они не конкурируют и не ненавидят, они поклоняются. В результате ты не имеешь равных. У тебя есть либо злейший враг, либо толпа фанаток, которые жадно ловят каждое твое слово, слушают музыку, что слушаешь ты, ходят в заведения, куда ходишь ты, и выбирают марки одежды и парфюм, какие выбираешь ты.

– Воистину! – горько усмехнулась Надин. – А еще порой они трахаются с твоими парнями, а ты об этом узнаешь последней.

Алексей покачал головой.

– История с Сергеем изменила тебя, – сказал он. – Поэтому у тебя нет подруги. Нади, ты не позволяешь ей появиться. И никогда не позволишь. – Он нагнулся к ней, заглянул в глаза. – Давай начистоту, хорошо?

– Угу.

– В данный момент именно я исполняю роль твоей подруги. Ведь так?

Надин изумленно захлопала ресницами. До нынешнего момента она как-то не задумывалась об этом. Не то чтобы он был не прав, просто… просто она и сама не заметила, как начала требовать от него – парня! – тех вещей, что обычно делают с подругами.

И, словно бы прочитав ее мысли, Алексей добавил:

– Я имею в виду все эти походы по отделам косметики, когда мы выбираем тебе тушь, помаду, крем для лица и прочее. Или, скажем, зонтики и перчатки. Краску для волос. Слава богу, ты хотя бы в отдел нижнего белья меня не тащишь.

Она хихикнула.

– Вот еще, размечтался! Но… в принципе, ты прав.

– Знаю.

– Леш, но кого мне еще таскать по магазинам? Я ведь девушка! Я не могу все делать одна. Я просто не вынесу такого!

– Это я тоже знаю, – кивнул он, и Надин заметила, как в очередной раз изменился тон его голоса.

«Он становится тихим и сосредоточенным, чуть ли не до шепота опускается, – подумала она. – Так случается всякий раз, когда Лешка собирается залезть тебе прямо в душу…»

Ей нравилось это и вместе с тем не нравилось. Ведь приятного мало, когда кто-то пробирается туда, где хранятся самые сокровенные тайны, правда, сокрытая от посторонних глаз, твое истинное «я». А с другой стороны, когда никто больше не в состоянии сделать этого, начинаешь сомневаться в том, что ты вообще представляешь какой-либо интерес для окружающих. Иногда хочется, чтобы тебя изучали, даже если опасаешься, что откроется нечто такое, о чем другим знать не положено.

«Главное, – размышляла Надин, – всегда понимать, кто перед тобой. И на что он способен». Банальная истина – отчасти даже трюизм – оказалась еще и крайне болезненным отголоском прошлого. То был опыт, полученный страшным путем, когда ее лучшая подруга – единственная, какой никогда больше не будет! – переспала с ее парнем, а потом и вовсе увела его.

Вот и доверяй после этого подругам.

– А что там Марсель? – как бы между делом осведомился Алексей.

Надин вынырнула из пелены нелегких мыслей, посмотрела на своего единственного друга и отвела взгляд. Кофе в ее чашке остыл, а она к нему так и не притронулась. Зато выкурила четыре сигареты.

«Слишком много курю», – равнодушно подметила она.

– Ничего. Сегодня ночью мне сообщения слал, хотел встретиться… Писал, мол, скучает и все такое.

Алексей кивнул – с таким видом, будто все это ему прекрасно известно.

– Ну а ты?

– А что я? – развела руками Надин. – Устала я от него. Леш, сам пойми, он парень, конечно, видный: машинка, квартира, нехилая зарплата, но… Не нравится мне все это. Да и все эти его замашки: рассуждения о замужестве, вся та муть про то, как должна себя вести порядочная, мать ее, женщина, это его рвение скорей познакомить меня с родителями, прочая в том же духе чепуха. Ну не мое это! И он не мой.

– Почему? Из-за того, что мусульманин?

– Да нет… А может, и да. Тут все сложно. – Она запустила пальцы себе в волосы, затем вскинула голову и с вызовом посмотрела на Алексея. – Ну потусила я с ним… пару ночей провела… Дальше-то что?! Он хороший, но… тряпка, понимаешь? Эти его разговоры о пацанах, о братве, о единстве. А что он может сам, один? Он ведь ничего не добился!

– Ну а как же машина и квартира?

– Да не его все это, – фыркнула Надин. – Квартиру ему отец прикупил. Машину вроде как дядя подогнал. Да и бизнес его… Это только на первый взгляд кажется, мол, клевый, уверенный в себе, обеспеченный мужик. А на деле он никто! И собой ничего не представляет.

Она отвернулась, уставилась в окно, где во мраке ночи свирепствовала метель. И вроде бы кто-то стоял там, тоскливо поглядывая на них… или же только показалось?

– Понятно, – вернул ее в реальность Алексей. – Да, родная, что сказать? Даже и не знаю… Но парень страдает. В прошлый раз, когда мы втроем сидели, по нему видно было – весь извелся.

– Да хуй-то с ним, – скривилась Надин. – Это его проблемы, не мои, верно?

– А может, и твои? Или на тебе нет ответственности? Всякие отношения есть игра, согласен. Но в игре этой ответственность делится поровну. Хотя… кому-то всегда больней.

– Какие отношения, Леша? – возмутилась Надин. – Ты о чем вообще?!

– Да я о том, что ты спала с ним, – пояснил Алексей. – Или в этом мире секс превратился во что-то ничего не значащее? Забава от нечего делать? Просто животный акт – как в туалет сходить, так? Но ведь неправда это! Посмотри, как меняются люди после секса. Как меняется их отношение друг к другу. Все меняется. Словно бы секс – это некая черта, за которой идет распад интереса к человеку, как к личности.

– Философ ты мой недоделанный, опять тебя в дебри унесло, – покачала головой Надин. – Секс ничего не значит. И никогда ничего не значил. И главная ошибка заключается в том, что люди постоянно пытаются навесить на этот акт ярлык чего-то еще – любви там, отношений.

Она закурила, выдохнула струйку дыма.

– Но ведь тебе нужна любовь? – заметил Алексей. – Ты думаешь о ней, Нади. Это – часть твоей мечты.

От этих слов у нее по коже побежали мурашки. В мельчайших подробностях она вспомнила нынешнее утро, когда стояла перед зеркалом и думала о том, что же такое счастье.

– Может, так оно и есть, – потускнела она. Потом, собравшись с духом и снова нацепив маску непринужденности, быстро бросила: – А может, и нет. Хочется верить, что так. Но это вовсе не значит, что я верю.

Алексей понимающе кивнул:

– Ты просто разуверилась. И причины кроются в прошлом.

Надин ничего не ответила. Перед ее глазами поплыли лица: Сережа, растерянный, смущенный… и эта сука – некогда лучшая подруга, – которая была рядом и похотливо прижималась к нему…

«Будь ты проклята тысячу раз, – зло подумала Надин. – И даже не за то, что сделала! А за то, что заставила меня навсегда разочароваться в женской дружбе; за то, что обрекла на одиночество, лишила такой вот маленькой женской радости – иметь подругу-единомышленницу, которой я могла бы гордиться. Так будь же ты проклята, Лиза!»

 

***

 

Марсель притормозил у одного популярного ночного клуба, где встретился со своим давнишним приятелем. Они уселись за столик и, наблюдая, как изящно изгибается на сцене танцовщица – девушка, с которой переспал чуть ли не весь город, – заказали выпивку.

– Ну, как живешь, брат? – полюбопытствовал приятель.

– Да так, потихоньку, – угрюмо отозвался Марсель, наполняя стопки. – Работаю вот. Все как обычно.

– Это понятно, все работают. А че запаренный какой?

Марсель осушил стопку, выдохнул:

– Да проблемы, куда ж без них! Есть люди, которые отравляют жизнь. Вот, думаю терь, как с ними поквитаться.

– Бывает, – кивнул приятель. – У меня, признаться, тоже не ахти все. Че и пришел сюда… Не встреть тебя, бухал бы в одиночку.

Марсель смерил приятеля оценивающим взглядом, лишь теперь заметил усталость на его явно осунувшемся лице. Нахмурился.

– А че стряслось, если не секрет? Может, подсобить чем могу? Ты ж меня знаешь. Че надо – обращайся. Мы с пацанами впряжемся, тут без вопросов.

– Знаю, – сказал приятель. – Только не такое это дело. Тут братва не поможет.

– Разве есть такая проблема, где пацаны не в силах помочь?

– К сожалению.

Марсель почесал затылок.

– С телкой твоей, что ли, связано?

Они звякнули стопками, выпили.

– Ага, – вздохнул приятель. – Не верю ей больше. Понимаешь, что-то в ней… ну-у… изменилось, что ли. И, в общем… – Он сжал кулаки, мрачно поглядел на Марселя. – Кажись, налево, сука, ходит.

«Здрасте, приехали, – опешил Марсель, – и тут та же беда! Ох уж эти бабы, одни проблемы с ними. Все-то им на месте не сидится!»

– Хуево, если так.

– Да уж. Всякое дерьмо случается. Но такое… не по себе как-то. Не люблю, когда люди в глаза врут. А она врет. По ней вижу.

В этот момент танцовщица покинула сцену, и на смену ей вышел какой-то ряженый коллектив. А за соседним столиком громко рассмеялась компания, зазвенели бокалы. Раскрасневшиеся от алкоголя и избытка эмоций мужские хари вызывали у наблюдавшего за ними Марселя одно только отвращение. Да и бабы, что вальяжно расселись рядом, выглядели отнюдь не лучше – все размалеванные, в доску пьяные, каждая с сигаретой в руке…

Марсель отвернулся, глянул на приятеля. Не то чтобы хорошие друзья, но… так уж получилось. Пацан вполне нормальный, заслуживает уважения.

– А поговорить с ней не пробовал? – спросил Марсель.

– Толку-то? – отмахнулся тот. – Телок, что ли, не знаешь? Они когда в секретных агентов играют, там хер че вытащишь! Сама в своей лжи путается, но правды ни за что не скажет. А я ведь не слепой, вижу все. – Он понизил голос. – Да и по секрету: в постели у нас вообще все испортилось. Ее как подменили, ей-богу! Вся холодная стала, несговорчивая, на перепихон как на каторгу идет.

– Угу, – кивнул Марсель, думая о своем.

Приятель порылся в карманах, нащупал зажигалку и закурил.

– А недавно я у нее на шее синяк обнаружил, – выдохнув дым, сообщил он. – Как если бы кто-то укусил, врубаешься? – Его глаза вспыхнули, руки затряслись от негодования. – Бля, я чуть не убил эту мразь…

– Бросай ее, – просто сказал Марсель. – На кой те неверная женщина?

Приятель вмиг погрустнел, отвернулся.

– Думал об этом. Но… не могу. Хотя бы до тех пор, пока точно все не узнаю.

Марсель хлопнул ладонь по столу.

– Ба, у нее засос на шее! Че те еще надо? Видеозапись, где ее раком ебут? Или поприсутствовать хочешь, ага? – Сам не заметил, как разозлился. – Вот не понимаю тебя, чесслово! Неужто лишний геморрой на жопу нужен?

На это приятель лишь неопределенно пожал плечами.

– Знаю я все, – вздохнул он. – Прав ты, наверно.

– Да какое – наверно?! – негодовал Марсель. – Тут уже без вариантов!.. – На мгновение он задумался, внимательно поглядел на приятеля. – Или ты че, так конкретно на нее запал? В этом все дело, а, Серег?

Сергей покрутил в руке пустую стопку.

– Да поди там разбери, – сказал он. – Я ж после Надин только с ней, с Лизкой, и был. Никого больше.

Марсель отвел взгляд, закурил. Сергей с интересом посмотрел на него.

– Давно ее, кстати, видел?

– Кого?

– Так Надин.

Марсель почесал затылок:

– Да так… Последний раз, когда все вместе сидели, помнишь? Это еще до того было, как вы поцапались. А потом, – он скривил губы, – ну… пару раз в кафешках разных пересекались. Она все со своим этим – как его? – Лешкой ходит.

– Лешка, – злобно выдохнул Сергей. – Дружище этот ее ненаглядный, да? Он ведь, кажись, и к Лизке подкатывал. Прикинь, что-то ей в сети регулярно написывает, песенки на стену выкладывает… Недоделок, бля!

– Вон оно как, – заинтересовался Марсель. – Значит, и тут засветиться успел…

– В смысле?

– Да нет, ничего… Забей, короче.

Он потянулся к бутылке, попытался сменить тему.

«Не хватало еще, чтоб ты про нас с Надин узнал, – думал Марсель. – Или чтоб она узнала, что мы с тобой до сих пор общаемся. Нет уж, дружище. Ты, конечно, извини, но в мои планы подобное точно не входит».

 

***

 

Алексей возвращался домой, когда в переулке к нему подошли двое. Какие-то нерусские, пьяные, с вызовом и некой насмешкой смотрели на него, о чем-то спрашивали и постоянно размахивали руками. Мороз крепчал, густая темнота давно уже затопила улицы. А в кармане звенела мелочь.

– Слышь, фуфел, дай пацанам позвонить.

– Нет, – сказал Алексей, отступая во мрак.

– Э-э, а че ты дерзишь? Не, я не понял…

Они двинулись на него.

И в этот момент как некстати в кармане куртки заиграл сотовый.

 

***

 

Марсель сидел за рулем своего джипа, пьяный и злой. Он еще немного поболтал с Сергеем о том о сем, при этом всячески избегая упоминаний о Надин, после чего пожал тому руку и ушел, оставив приятеля напиваться в одиночестве.

– Слишком маленький город, – ворчал Марсель, вглядываясь в залитую светом фонарей улицу. – Шагу ступить нельзя, чтоб не наткнуться на чьего-нибудь «бывшего». Все друг с другом знакомы и уже ни по одному разу перееблись. Блядь, насколько же это маленький город!

А навязчивые видения опять лезли в голову. Надин в объятиях этого ее Лешки. Та самая Надин, которая так сладострастно стонала у Марселя в постели…

Три незабываемых ночи!

Первая – волшебная, когда Марсель только постигал Надин, словно бы нечто новое и захватывающее, своеобразное чудо. И ведь подобного не было ни с одной другой женщиной, может, только если с самой первой, имени которой Марсель уже и не помнил. А затем пришел черед второй ночи, когда завеса неведомого более-менее приподнята, и человек вроде как известен, пусть и не до конца, но все же. И нет уже былой магии, того чудесного ощущения открытия, связанного с жеманными движениями, определенной стеснительностью, волнительными звуками… с этими изучающими настороженными глазами, ищущими руками и алчущими губами, но… Все-таки это лишь вторая ночь! Когда еще не успел все досконально изучить, когда остается место для открытий, для удивлений; когда ты отталкиваешься от впечатлений первой ночи. Ты по-прежнему веришь в возможность волшебства – того странного мистического состояния, определенной связи, что устанавливается между людьми в момент интимной близости, – ты ищешь его! Но под воздействием соблазна неизменно наступает третья ночь. В принципе, она и является определяющей, когда можно более-менее трезво оценивать человека и конкретную ситуацию. После третьей есть еще и четвертая – заключительная. Далее все сводится к примитивному акту: отработанные ритмичные движения, чувствительные зоны и предпочтительные позиции; сплошь невольные ассоциации со спортом. Хотя никто никогда в этом не признается…

Марсель набрал заученный наизусть номер. После продолжительных гудков на другом конце все-таки зазвучал усталый голос Надин:

– Да?

– Привет, – сказал Марсель.

– Привет, – было ему ответом.

Он посмотрел на дисплей магнитолы, протянул руку и включил музыку – не очень громко, но чтобы создать определенный фон: завывание вьюги и пробивающаяся сквозь нее тишина – тишина одиночества – раздражали.

– Я скучал.

– Знаю, – вздохнула Надин. – Чего ты хочешь?

– Хочу тебя… – Марсель замялся. – Увидеть. Ты не пишешь, не звонишь, на сообщения тоже не отвечаешь. Что стряслось?

– Были причины, – холодно ответила Надин.

Марсель заскрипел зубами от гнева. «Знаю я эти причины, – подумал он. – Видел тебя сегодня с одной из таких причин. Сидели и лыбились, как идиоты».

Вновь полыхнула ядовитым пламенем ревность, а воображение начало рисовать болезненные картины чужой страсти, чужого наслаждения…

– И почему все так? – в отчаянии спросил Марсель.

– Что почему? – рассердилась Надин. – Привыкай, это жизнь. А в жизни не все как нам хочется.

– Да, точно…

И снова повисло молчание – оглушающее, изматывающее, буквально сводящее с ума, – нарушаемое лишь легким потрескиванием на линии – той незримой черте, их разделявшей. Цифровое расстояние, фальшивые голоса, одна ложь кругом…

– Мне надо идти, – наконец произнесла Надин. – Я очень устала сегодня. Давай как-нибудь в другой раз поболтаем. Хорошо?

Марсель много чего хотел ей сказать – о том, как сильно ее любит, как ему больно и что творится у него в душе, а еще… А еще он хотел заорать в телефон, обзывая ее всевозможными грязными словами; сообщить, что он все знает про их отношения с этим ее «другом», и прочее, и прочее…

Вместо этого он лишь коротко бросил:

– Хорошо.

После чего, отшвырнув мобильник на заднее сиденье, дворами-закоулками – ведь был он сильно пьян – поехал к одному дому.

 

***

 

«Он никогда не был частью нашей компании, – размышляла Надин, лежа в теплой ванной и разглядывая мыльную пену на поверхности воды, – никогда. Мы, конечно, общались, но моим лучшим другом… кем-то больше… он стал после случая с Сережкой и Лизой. Наверное, мне просто был кто-то нужен, и я нашла его. Или он сам появился. Как знать…»

Надин и не помнила уже, как оно все было на самом деле. Детали стерлись из памяти, осталась лишь общая, подкрашенная пережитыми эмоциями картинка. Большая развеселая компания, где они с Лизкой являлись – если так можно выразиться – королевами. Лучшие подруги! Совершенные сучки, как в шутку называл их Сережа. И все они делали вместе: гуляли, отрывались, общались, ездили на отдых, работали – все-все-все! Вот только не заметила Надин, что и с Сережей они тоже трахались вместе – по очереди.

А ведь она любила его. Не то чтобы она верила в эту самую любовь – остатки веры развеялись, как прах на ветру, именно после того случая, – но он был рядом на протяжении уже нескольких лет. И он обожал ее, а она – что очень ей льстило – постепенно лепила из него мужчину… нет, даже не своей мечты, но просто мужчину – такого, каким и должен быть всякий мужчина.

Со всем рвением молодой и неглупой женщины Надин ухватилась за идею сделать из этого худощавого задохлика эффектного представителя сильного пола. Как-никак он был ее парнем. Он спал с ней, и вместе они постигали тонкую науку любовных игр. А позже то же самое он делал с ее лучшей, единственной и неповторимой сукой-подругой. Совершенной сукой-подругой. Сама же Лиза упорно молчала. Она преданно заглядывала Надин в глаза, когда та по глупости рассказывала о своих подозрениях касательно возможной неверности Сережи. «Просто не думай об этом, – успокаивала Лиза. – Вы классная пара, вы любите друг друга. Так что не позволяй бессмысленной ревности все испортить!» «Да, точно, – кивала Надин, радуясь, что есть человек, с которым можно говорить на подобные темы. – Наверное, ты права, и я просто страдаю херней…»

И уж конечно тогда Надин думать не думала о каком-то там Леше.

Вместе с Марселем, Сережкой, Лизкой и еще какими-то людьми, чьих лиц Надин уже и не помнила – хотя прошло не так уж много времени, – они были дружной и веселой компанией. Молодые и успешные. Детишки, возомнившие, будто перед ними открыты все двери, искренне верящие, что мир улыбается им, а не скалится бешеным оскалом. Ныне, конечно, эти глупые иллюзии развеялись – так все безнадежно развалилось, распалось, кануло в черную бездну прошлого.

Спустя какое-то время Марсель начал оказывать Надин знаки внимания. В принципе, она была благодарна ему за это. Ведь первые месяцы после разрыва с Сережей ее не то чтобы понесло, просто она очень близко подступила к той пропасти, падение в которую обернулось бы неизменным и крайне печальным концом. Надин много пила, не выпускала из рук сигарету, заигрывала с какими-то парнями и с взрослыми мужчинами, а порой даже с женщинами. Большинство таких ночей завершались в незнакомых квартирах. В пропахших потом постелях. С мутными, потерявшими всякое выражение и вместе с тем сосредоточенными – зачастую незнакомыми – лицами, склонившимися над Надин. И она чувствовала в себе эти бессмысленные, лишенные и намека на ласку, толчки; чувствовала, как неприятно кружится голова; чувствовала подкатывающую тошноту и неумолимо назревающее отвращение. И слабые отголоски былого уважения к себе выливались в надежды, что этот кто-то – незнакомец, даже не человек, но безликое существо, нависшее над ней – пользуется презервативом; что он не кончит в нее, не перепачкает своей мерзкой слизью. Чаще всего случалось обратное. Тогда Надин бежала в аптеку и на свои деньги покупала «пожарную» контрацепцию. А позже, сидя дома у туалета, громко рыдала. Ее рвало, регулярно тошнило. И мама пыталась как-то успокоить, говорила о чем-то, но Надин не слышала, не подпускала маму к себе – и за это ей было вдвойне стыдно.

Да, все было примерно так. И именно Марсель сумел вытащить ее из этой смердящей ямы, пускай для Надин и не было никакого секрета в том, чего именно он добивается. В итоге она позволила ему заполучить это – не то чтобы сама хотела, просто была благодарна за его усилия. Знала, что в противном случае ей ни за что не справиться.

А Лешка…

Надин лежала в ванной, и мысли ее неизменно возвращались к нему. Он не был частью их компании. В принципе, он вообще не был частью чего-то. Жил сам по себе, общался со всеми и ни с кем, легко находил темы для разговора и мог очаровать любую девушку. Но при этом он не имел ни друзей, ни возлюбленной.

И Надин знала, как ревновал – да и что греха таить, до сих пор ревнует! – Марсель, но ничего не могла с этим поделать. Возможно, и не хотела… «Почему ты рассказываешь ему вещи, которых не говоришь мне? – требовательно спрашивал Марсель. – Почему я не чувствую в тебе такого же доверия?» Надин молчала, не имея ни малейшего представления о том, как втолковать этому богатому самоуверенному мальчику, что она никак его не воспринимает. Да, она благодарна ему, но исключительно за то, что он оказался рядом в нужное время. И – да, она отдалась ему, так ведь и это ничегошеньки не значит! Марсель всеми силами рвался затащить ее в постель, вот она и не устояла. Три ночи – не больше. Ровно три ночи, которых вполне хватило, чтобы понять, что с Марселем ей быть не хочется. Вдобавок ко всему парень и друг – это ведь не одно и то же, правда?

Надин вздохнула. Она совершенно запуталась, и из всего этого скопа мыслей поняла лишь одно: Леша ей нравился, ее тянуло к нему, и – что немаловажно! – лишь ему она могла доверять. А доверие – это крайне редкая и очень ценная штука в современном мире. Надин, конечно, понятия не имела, что творится у Алексея в голове, хотя и подозревала, что он не до конца честен с ней. Но, по какой-то причине, подобное не особо ее беспокоило. Даже наоборот, по-своему интриговало.

Что ж, после Лизы и Сережи ее уже не пугала никакая хитрость. Да и Леша несколько раз доказал, что ему можно доверять, и что он вовсе не собирается посягать на ее женскую неприкосновенность. Так, случалось, Надин специально оставалась у него дома. Они пили вино или коньяк, разговаривали, а после спали в одной постели. И максимум чего Леша себе позволял, так это обнять ее. Ей было тепло и спокойно, а среди ночи она вдруг выныривала из липкой пелены сна и во все глаза смотрела на него – непринужденно посапывающего рядом. Тогда она успокаивалась окончательно и уже полностью отдавалась во власть наваждений Морфея. Чего бы не замышлял Леша – секс с Надин в его планы не входил, а если и входил, то не был в числе первостепенных задач. В противном случае он бы давно уже себя проявил. Хоть как-то…

«И тем не менее он никогда не был частью нашей компании, – потягиваясь в теплой мыльной воде, вспоминала Надин. – Может, в этом и заключена вся прелесть общения с ним?»

 

***

 

Ближе к полуночи кто-то настойчиво постучал в дверь. На пороге, пошатываясь, застыл пьяный Марсель.

– Привет, – сказал Алексей.

– Ага, – буркнул Марсель. – Войду?

– Проходи.

Марсель кое-как скинул ботинки и протопал на кухню. Там он расстегнул френч, достал бутылку коньяка и вопросительно глянул на Алексея. Тот кивнул.

– Курить у тя можно?

– Да, держи пепельницу.

– А с рукой че? – Марсель указал на забинтованную кисть Алексея.

– Поскользнулся. Судя по всему, вывихнул, – невозмутимо ответил тот, разливая по стопкам коньяк. – Так что случилось?

«Рожу тебе расхуячить хочу», – подумал Марсель, с ненавистью глядя на лучшего друга своей девушки.

Но вслух произнес:

– Да вот, мимо проезжал, решил заскочить.

После чего с шумом выдохнул и, не чокаясь, выпил. Коньяк приятно обжег нутро; мороз за окном и темнота ночи беспокоили все меньше и меньше.

– Твое здоровье, – хмыкнул Алексей.

Марсель потянулся за бутылкой, искоса глянул на собеседника. Только тут заметил синяк у того на скуле и небольшую припухлость губы. «Подрался, что ли? – удивился Марсель. – Ба, да ты еще и драться умеешь! Любопытно».

– Хочу один вопрос обсудить. – Марсель сделал несколько глотков прямо из горла.

Все это время Алексей молча наблюдал за ним.

– Говори.

– Вопрос касается вас… с Надин… – язык Марселя начал заплетаться. Подействовало тепло квартиры и новые порции коньяка.

– Весь внимание, – оживился Алексей. – Если есть проблемы – давай их решим.

«Конечно есть! – Марсель удивился, как легко в мыслях даются слова. И почему только вслух так не получается? Почему язык отказывается слушаться? – Я тебе ебало бить приехал, и в данный момент это твоя основная проблема».

– Ну? – Алексей улыбнулся. Улыбка вышла хитрой и гадкой, и Марселю она совсем не понравилась.

– Я… это… люблю ее, – пробормотал Марсель.

– Знаю, – равнодушно отозвался Алексей. – А она тебя?

– Не понимаю… – стараясь справиться с вдруг онемевшим языком, протянул Марсель. – О чем ты?

Его рука сама нашла бутылку, и он жадно присосался к горлышку. Алексей закурил, с усмешкой наблюдая за происходящим.

– Все ты прекрасно понимаешь, – произнес он, выдыхая в сторону Марселя струю едкого табачного дыма.

Марсель оторвался от бутылки и злобно уставился на Алексея.

– Че?

– Говорю, что ты все прекрасно понимаешь.

– Ты… ты-с… ней спал, а? – При этом глаза Марселя налились кровью, руки сжались в кулаки. – Спал?

Алексей ничего не ответил. Он отвернулся, затушил сигарету в пепельнице.

– Я тя, сука, спрашиваю! – рявкнул Марсель.

Алексей нагнулся к Марселю, заглянул ему прямо в глаза.

– Извини, не расслышал, – издевательски сказал он. – Можешь повторить вопрос?

– Так ну… э-эм…

И под воздействием этого взгляда Марсель внезапно забыл, о чем именно он спрашивал. Что-то в глубине зеленоватых глаз Алексея напугало его. Что-то непонятное. Некое ощущение подсказало ему, что за этим показным спокойствием скрывается нечто злобное и отвратительное.

«Ничего, пацаны впрягутся, – подумал Марсель, отворачиваясь. – Я сейчас пьян. В следующий раз захвачу парней и вот тогда мы потолкуем… Да, точно…»

А потом произошло то, чего Марсель точно никак не ожидал – слезы выступили у него из глаз, и он разрыдался. Он сидел, раскачиваясь на стуле, и ревел, размазывая по лицу сопли. Что-то бубнил. О чем-то просил. И все это под невозмутимым взглядом Алексея.

Марсель услышал, как плещется коньяк и словно по мановению волшебной палочки у него в руке оказалась стопка, полная этого прекрасного напитка. Безжалостный голос приказал: «Пей!» И, кажется, его назвали трусом. Или тряпкой. Или еще чем-то в этом роде… Но Марсель проигнорировал оскорбление. Он пил, чувствуя, как отказывает тело, как сами собой закрываются глаза, а жидкий огонь проникает внутрь, буквально растекаясь по венам. И мысли в голове рисовали всевозможные картины, как он, Марсель, входит в Надин, поставив ее на колени и повернув спиной к себе… Или как он с пацанами пинает этого мудака, ее друга… – как там его зовут?.. Все хохочут, свистят, а ее друг верещит, словно резаная свинья; он, ее друг, старается уползти, при этом сочно разбрызгивая по белому снегу горячую темную кровь… А потом Марсель услышал шепот – это память заговорила в нем, отключив воображение. Голос принадлежал Надин. «Обещай, что ты больше не будешь общаться с Сережей», – просила она. И да, он пообещал. Но двумя днями позже спокойно нарушил свое обещание. Как-никак Серега был его корешем, а между корешем и бабой… В принципе, не суть важно… Но ведь и Серега не знал, что Марсель спит с Надин! Именно поэтому Марселя раздражал этот маленький город, его теснота и вездесущие сплетники, знающие все обо всех. Но отец велел торчать здесь, следить за фирмой… А пойти против воли отца Марсель не смел. Он был младшим в семье. Кроме него еще четыре брата. И в любом случае они мигом смешают его с дерьмом. Непослушание – это худшее, что он мог себе представить. Также Марсель не мог лишиться и тех прелестей жизни, которыми обладал. Он не хотел жить как этот Лешка – в занюханной однокомнатной квартирке, ходить пешком, без денег, без всего… Ведь власть именно в этом и состоит – в возможностях, в роскоши! И даже Надин, чего бы она там не твердила, повелась именно на это… В любом случае она просто телка… Шикарная… Совершенная… Сука!

Марсель вновь услышал ее голос.

«Леша? Да так… просто непонятный тип, – заявила Надин в один из дней, когда все еще было хорошо, и Марсель поинтересовался, кто же для нее этот ее друг. – Парень, от которого можно ничего не ожидать, которого можно не опасаться, понимаешь? Когда мне скучно, я звоню ему, и он меня развлекает. Как клоун по вызову. И ему ничего не надо. Просто так – способ убить время. Не думай о нем».

Хорошенький же способ!

Марсель уже не осознавал, что происходит вокруг. Он вытянул перед собой руку и нащупал бутылку. Сделал глоток, а потом весь мир пришел в движение; пространство резко перекосилось и даже возникло неприятное ощущение, будто бы исчезла гравитация…

Но это длилось секунду-другую, не больше. Затем Марсель получил сильнейший удар по лицу – что-то холодное и твердое больно врезалось в щеку – и провалился в объятия темноты…

 

***

 

Алексей равнодушно смотрел на распластавшегося на полу Марселя. Тот что-то бубнил, все еще сжимая в руке полупустую бутылку.

– И вот что мне с тобой делать? – вздохнул Алексей. – Надо ж было так нажраться. Ты ж, мля, джигит! Вы ж, мля, не пьянеете!

Тут заиграла 9-я соната Бетховена для фортепиано. Алексей сходил в комнату и принес сотовый. Глянув на дисплей, усмехнулся и задумчиво посмотрел на Марселя.

– Да, Нади.

– Привет. Не разбудила?

– Да нет, я пока еще спать не собираюсь. – Алексей закурил и подошел к окну, за которым вихрилась зимняя тьма. – Нужно кое-какой мусор из дома выбросить.

– Не поздновато ли?

– Увы, есть ряд обстоятельств, которые от меня не зависят. Ну а ты чего не спишь?

– Не получается, – вздохнула Надин.

Марсель опять что-то забормотал.

– А ты очень-очень постарайся, хорошо? – промурлыкал Алексей. – Спи и любуйся каштановыми снами.

Слова Алексея заставили Надин, лежащую в темноте, в своей большой и пустой постели, вздрогнуть – совсем недавно она сама думала о чем-то подобном. Цветастые сновидения, несущиеся на волнах спокойствия и умиротворенности…

– Попытаюсь, – после затянувшегося молчания отозвалась она. – Мне просто хотелось кому-нибудь позвонить, с кем-то поговорить… ну…

– Я понимаю, Нади. Тебе не обязательно объяснять это. И стесняться подобного тоже не стоит.

– Леш?

– Да?

– Спасибо, что ты есть.

Она сбросила вызов.

– Пожалуйста, – ответил Алексей в тишину комнаты.

Скосился на Марселя. «Наверное, это было болезненное падение», – не без удовольствия подумал Алексей.

Посмотрев на свою забинтованную руку, нахмурился. Те двое тоже были пьяны. Они не представляли особой угрозы, но вот то, что он потерял контроль, откровенно злило. Двинув одному локтем в висок и ударив его ногой в колено, Алексей быстро повалил второго в снег и принялся методично его избивать. Сколько это продолжалось, Алексей не знал.

«Такого больше не повторится», – заверил он сам себя.

После шагнул к Марселю и ногой перевернул его на спину. Тот издал какой-то нечленораздельный звук и свернулся калачиком. Бутылка вывалилась из рук и покатилась по полу.

– Что же мне с тобой делать-то?

 

***

 

Патрульный остановил их в нескольких кварталах от дома Марселя.

– Сержант Тарантайко, здравствуйте, – представился патрульный. – Будьте добры ваши права и документы на машину.

Какое-то время Алексей разглядывал сержанта Тарантайко – его наивное вытянутое лицо с оттопыренными ушами, неправильной формы подбородок, длинный, раскрасневшийся от мороза нос и маленькие бегающие глазки, – затем вынул из бардачка документы на джип и права Марселя, приложил к ним свое водительское удостоверение и протянул патрульному.

– Слушай, сержант, – сказал он, – тут такое дело… Тачка эта не моя, а вон его – видишь, спит? – Он кивнул в сторону Марселя, который развалился на соседнем сиденье.

– И что?

– Ну-у, нажрался он в хламину, захотел в таком состоянии домой ехать… Еле отговорили! Вот я его и повез. Суди сам.

– И что?

Алексей вздохнул, про себя отметив, как же все-таки тяжело общаться с тугодумами. Ведь выбрал самую безопасную дорогу – и на тебе, угодил прямо в засаду! И когда только эти дебилы с погонами тут обосноваться успели? А этот чертов BMW! В такую ночь он как мешок с подарками для ментов: хрен они его мимо пропустят.

– Что-что! – Алексей посмотрел на сержанта Тарантайко. – Может, пропустишь? Я его до дома докину, обратно такси вызову. Просто он без машины вообще угомониться не мог, а куда его в таком состоянии?

Марсель громко хрюкнул и попытался устроиться поудобней.

– И что?

Это уже начинало бесить.

– Давай договоримся? – Алексей внимательно посмотрел на сержанта, особо не беспокоясь о том, уловит тот запах алкоголя или же нет.

Сержант Тарантайко задумался. Потом, приняв решение, вернул документы и растопырил пальцы левой руки, тем самым подавая знак. «Господи, ну к чему вся эта конспирация?» – горько усмехнулся Алексей, обшаривая карманы Марселя и извлекая на свет кошелек. Пятисотрублевая бумажка перекочевала к сержанту Тарантайко, после чего тот кивнул, приложился ладошкой к своей смешной шапке, пожелал доброго пути и отвалил.

Алексей посмотрел на Марселя, вернул кошелек на место.

– Извини, дружище. У меня денег совсем нет. К тому же это твоя тачка, не моя, ведь так?

 

***

 

В который раз Надин проснулась раньше обычного. Не открывая глаз, она долго ворочалась в постели, не желая видеть холодную темноту за окном, не желая слышать свист ветра, не желая возвращаться к унынию, безнадеге, тоске… Наконец зевнула, потянулась и, собравшись с силами, откинула одеяло. Сонно вглядывалась во мрак комнаты, пытаясь понять, что же такое вообще происходит.

А в телефоне не было ни одного сообщения, ни одного пропущенного вызова.

Вообще ничего!

Будто все позабыли о ней…

 

***

 

Алексей это утро встретил не один.

Когда ночью он возвращался домой, позвонила Лиза.

– Да, – сказал Алексей.

– Привет. Не спишь еще?

Нет, он не спал, и итогом этого стала голая Лиза, ранним утром находящаяся в его постели. Она страстно прижимаясь к нему и была сама не своя – вся игривая, постоянно улыбалась, а глаза ее светились несказанным счастьем. Алексей не торопился узнавать причин всего этого безобразия, а Лиза, словно оголодавшая кошка, лезла к нему, издавая странные, похожие на урчание звуки, и параллельно рассуждая о каких-то пространных вещах.

Чуть позже он развернул ее спиной, заставил расставить ноги и довольно жестко проник в нее. Лиза взвизгнула, а секунду спустя тишину комнаты нарушали лишь стоны и настойчивые шлепки плоти о плоть. В результате на пояснице у Лизы остались синяки, и, удивленная, она еще долго украдкой наблюдала за Алексеем, поражаясь тому, что раньше не замечала в нем подобной жесткости, если не сказать жестокости. «В кошачьей бархатной варежке скрываются пять острых коготков», – думала Лиза и вместе с тем была вполне довольна, пусть и несколько сбита с толку.

А затем она решила признаться.

– Леш?

– Что?

Она курила, сидя на кровати, а он в который раз пытался уснуть, кутаясь в одеяло, словно младенец.

– Я сделала это.

– Поздравляю.

Лиза с раздражением глянула в его сторону, но тут же подавила в себе это чувство и вновь постаралась ухватиться за волну оптимизма, что ощущала с минувшего вечера.

– Я ушла от Сереги. Послала его ко всем чертям!

Она улыбнулась, предчувствуя грядущие перемены.

Какое-то время Алексей ничего не говорил. Затем он откинул одеяло и сел. Взял из пачки сигарету и закурил. С каким-то недобрым интересом посмотрел на Лизу.

– Правда?

– Ага.

Лиза ощутила, как страх закрадывается ей в душу: не понравился ей взгляд Алексея, очень не понравился.

– Молодец, – хмыкнул он, а потом, как бы между делом, прибавил: – Интересный ход. Такие забавные комбинации открываются.

– В смысле?

– Мне ты тоже не нужна, – просто сказал Алексей.

– Я и не говорю, что… что… в смысле?! – От удивления она даже рот раскрыла – настолько поразило ее это откровение.

– Не нужна.

– Но…

– Да брось! – зло усмехнулся Алексей. – Ты ж не думала, что я трахаю тебя по любви? Нет же, глупышка, все это было просто так. От скуки. Сама ж в прошлый раз говорила: любви нет и все такое. И это правда – то, что мы называем любовью, на самом деле лишь химическая реакция. Секс – это процесс создания потомства, а так называемая любовная привязанность – действие определенных гормонов. И цель до безобразия проста – забота о созданном потомстве. Но мы же с тобой не планируем детей, верно? Стало быть, в нашем случае секс – просто-напросто удовольствие, времяпрепровождение. А всякое удовольствие рано или поздно притупляется, надоедает. Сегодня, кстати, наша четвертая ночь…

– Значит, от скуки?

Лиза быстро задушила в себе слезы. Она была наученной девушкой и знала: чего в подобных ситуациях делать ни в коем случае нельзя, так это реветь. Слезы не только никак не способствуют делу, но даже наоборот: по-своему все портят. Мужчина видит слезы, и у него легко может развиться иллюзия абсолютной власти над женщиной. А с этим бороться уже крайне трудно. Тем более нельзя ронять собственного достоинства и…

…и вместе с тем ей очень хотелось разрыдаться. Нежность Алексея покорили Лизу. Она поверила во что-то, почувствовала некий уют. Ей захотелось больше, чаще, и… – ее выбросили.

Лиза вскочила с кровати, начала собираться. Молча, стараясь не оборачиваться в его сторону. Как можно скорее! Прочь из этого дома! Подальше! В снежную пелену улиц. В этот отрезвляющий холод…

Дура!

– Я не хотел тебя обидеть, – примирительно сказал Алексей. – Просто, знаешь ли… выражаясь твоим языком, я влюбился.

Лиза никак не отреагировала на его слова, все так же молча продолжая одеваться. А поскольку стояла она к Алексею спиной, то не увидела и злобной торжествующей ухмылки у него на лице. Так уж случилось, что в тот момент Алексей придумал забавную – как ему казалось – шутку и, зная силу Лизиного любопытства, просто сидел и ждал.

Уже в коридоре она повернулась к нему и спросила:

– Чем я хуже ее?

– Сама ответь, – сказал Алексей. – Вы с ней знакомы.

Ему потребовались приложить невероятные усилия, чтобы сохранить серьезное выражение лица и не расхохотаться.

– Разве? – смутилась Лиза.

– Ага, – кивнул Алексей. – Ее зовут Надин.

Лиза долго смотрела на него широко раскрытыми глазами. Слова просто не давались ей, и она напоминала рыбу, выброшенную на дно лодки; рыбу, которая даже уже не бьется, но просто лежит, в то время как рот ее раскрывается и закрывается, раскрывается и закрывается…

Агония.

– Странная у вас ситуация, – как бы между делом заметил Алексей. – Судьба словно играет с вами, подружки.

Не в состоянии больше сдерживать слез, Лиза бросилась прочь из квартиры.

 

***

 

В гости к Марселю, у которого весь день ужасно болела голова, пришел Али. И выглядел он далеко не лучшим образом: кто-то основательно подровнял бедняге лицо, оставив огромный синяк под правым глазом и разбив губы. Последние распухли так, что даже черная курчавая борода и усы не скрывали этого.

– Ба, что стряслось, дорогой? – поинтересовался Марсель, наливая Али выпить.

– А с тобой че?

– Да перебрал вчера, с дверью разминулся. – Марсель коснулся багровой припухлости на лице, натянуто рассмеялся.

Рассказывать Али о том, что произошло на самом деле, он не хотел – как-никак тут мог серьезно пострадать его, Марселя, авторитет. С другой стороны, захоти он рассказать, вряд ли бы смог: о минувшей ночи Марсель мало что помнил. Последние воспоминания рисовали убогую квартирку Алексея. Все остальное было словно в тумане.

– Ну даешь, – горько усмехнулся Али. – Я к те че пришел, брат. Ты ж как-никак в центре частенько тусишь, поможешь?

– Слушаю.

– Понимаешь, – Али потер шею, глаза его нервно забегали, – мы с Джамалом вчера лишку дали, ну-у… там, коньячок, шашлычок, девочки и тра-ля-ля… А потом решили повзгреваться чутка. Стоим, значит, глядим – хмырь какой-то топает. А кругом темно, двор пустой. Хмырь же тощий сам по себе. Ну мы его давай на мобилку разводить, а он как заартачится. В общем, я не сдержался и прописал ему в душу…

Али налил себе еще стопку, выпил, довольно выдохнул и осторожно вытер рот рукой. Марсель молча наблюдал за ним.

– Так вот, хмырь этот будто с цепи сорвался. Мне все лицо испортил. А Джамал вообще в больнице.

– В больнице?!

– Угу, – кивнул Али. – Нос и челюсть сломаны в нескольких местах. А еще, кажись, ему все передние зубы повышибали.

– Охуеть! – воскликнул Марсель. – Это же кем надо быть, чтоб вот так… вот до таких… Он вас чем бил? Битой?

– Да не-е, какое там, – отмахнулся Марсель. – Кулаками. Мне с локтя в голову дал да по коленкам, ну я и свалился. А на Джамала забрался и бил, бил, бил… Брат, сам понимаешь, стыдно терь, да и не дело это, так оставлять. Найти урода хочу.

– Базара ноль, – с готовностью отозвался Марсель. – Где вы с ним встретились? Улицу там, дом помнишь? И описание его дай. Я пацанов попрошу. Они этого уебка из-под земли достанут. Никуда он не денется, будь уверен.

– Надеюсь, – кивнул Али, наливая себе третью стопку. – За Джамала обидно. У него ведь мать с сердцем, как узнает, ой что будет… Хочу отловить выродка. – Али сурово посмотрел на Марселя. – Аллах свидетель, я его так отпизжу! Пиздить буду, пока не сдохнет, сученок!

И осушил стопку.

 

***

 

К тому моменту, когда Али, хромая, ушел, и дверь за ним закрылась, Марсель уже точно знал, с кем именно повстречались эти двое.

«Невероятно! – не без восхищения думал Марсель, расхаживая по комнате. – Этот задохлик навалял двум здоровенным парням! Да еще с такой яростью, что одного из них отправил в больницу. Охренеть!»

Марсель прошел в ванную и ополоснул лицо холодной водой – ушиб болел, не то чтобы очень, но это доставляло определенный дискомфорт. Посмотрел на себя в зеркало, шмыгнул носом и улыбнулся.

– В тихом омуте черти водятся, правда, Лешка? – произнес он. – Че там с рукой-то сделал? Поскользнулся, говоришь?

Это воспоминание пришло к Марселю случайно, словно бы вынырнуло из черной глубины: забинтованная рука Алексея, синяк на скуле, уклончивые ответы.

– Вывихнул, значит? Ну-ну.

А потом Марсель замер, ненароком наткнувшись на еще одно воспоминание – неприятное видение прошлого, к которому он старался не возвращаться. И было на этой киноленте памяти два действующих лица: Али – разъяренный, с какой-то жуткой, покрытой стальными пластинами палкой в руках, и второй – залитый кровью кусок плоти, неподвижно лежащий на земле и уже даже не реагирующий на удары. Что же они сделали? Забили насмерть, бросили в лесу и уехали…

А за что?

Марсель враз стал серьезным, а улыбку как ветром сдуло. Он устало опустился в кресло, вздохнул. Только сейчас понял, в какой скверной ситуации оказался. Ведь Али не шутил, когда говорил, что бить будет, пока не убьет.

Марсель почесал затылок.

Нельзя им Лешку сдавать, нет, никак нельзя. А с другой стороны, почему бы и нет? Одним мудаком, который по чужим телкам таскается да людей в больницы укладывает, меньше станет!

А почему да?

Не сдашь – так Надин и дальше будет с ним по кабакам шляться да трахаться по ночам в этой его страшнющей комнатушке! Да и как можно своим же пацанам беспредельщика не сдать?! Что это за чушь вообще!

Но с другой стороны, сможет ли он, Марсель, нормально жить дальше, зная, что на нем – именно на нем! – висит ответственность за чью-то жизнь?

– Вот же пиздец какой!

Марсель повернулся и посмотрел в окно, за которым мягко кружились белые хлопья, – зима нынче выдалась снежная…

– И че терь делать?

В итоге он решил вообще ничего не предпринимать: пусть Али сам ищет Алексея. Найдет – честь ему и хвала. А не найдет… ну-у, там видно будет.

 

***

 

За весь день так никто о ней и не вспомнил, и теперь, очутившись на безлюдной остановке, Надин с досадой и раздражением чувствовала себя совершенно никчемной. Так, игрушка в руках коварных мужчин! Ее, конечно, подхлестывало желание позвонить самой. Лешке, например. В крайнем случае – Марселю… А может, и еще кому. Знакомых мужчин у нее было полным-полно, только вот интересовали они ее не особо.

В то же время удерживало ее от такого поступка постыдное и вместе с тем свербящее чувство гордости.

– Вот еще, стану я им названивать! – злилась Надин. – Надо будет, сами объявятся.

При этом почему-то хотелось плакать, а на душе кошки скреблись. Злосчастная маршрутка не ехала. Автобусов тоже не видно. Дома же ждали тоска и вопросительные взгляды матери. А ведь хотелось чего-то другого! Теплых рук, например. Когда же наступит весна? Куда подевалось то прекрасное ощущение порхающих в животе бабочек, желания улыбаться, смеяться, вдыхая запахи перемен и надежды. Может, даже влюбленности, но не любви…

Посмотрев на пустынную дорогу, Надин погрустнела. Она извлекла из сумочки телефон, убедилась, что никаких сообщений и пропущенных вызовов нет. А ведь ей несколько раз мерещилось, будто телефон сдавленно вибрировал, и только тогда она ловила себя на мысли, что это всего-навсего псевдоощущение. Телефон должен был заиграть одну из закаченных мелодий, не иначе.

Замерзшим пальцем Надин коснулась сенсорного дисплея и вошла в меню контактов, прокрутила список и задержалась на секунду напротив одного имени… потом поставила телефон на блок и убрала в сумку. Закурила. Ощутила прикосновение мороза к спине и нервно передернула плечами. Не заметила, как рядом остановилась иномарка. Опустилось стекло и заросшее густой черной бородой нерусское лицо с огромным синяком под глазом глумливо улыбнулось:

– Подвести, красавица?

– Нет, спасибо, – холодно отозвалась Надин, стараясь не смотреть в хитрые глаза водителя.

– Уверена?

– Уверена.

– Я – Али, садись, прокатимся!

– Нам не по пути.

– Точно?

– Да.

– Ну как знаешь.

Иномарка дала по газам и скрылась за первым поворотом.

– Обезьяна, – огрызнулась Надин.

А маршрутка по-прежнему не ехала…

 

***

 

Алексей был дома, когда раздался требовательный стук в дверь. Он сидел на диване, отсутствующим взглядом уставившись в телевизор. Думал о Лизе и о том, как обошелся с ней, а потому не сразу обратил внимания на стук.

– Кого там черти принесли? – выругался он, поднимаясь с дивана и направляясь в коридор. – Никак наш джигит на второй круг пошел? Вновь приехал отношения выяснять?

Алексею совсем не хотелось видеть этого болвана Марселя с его «пацанскими» представлениями о жизни и бесполезными понтами, щедро оплаченными из папиного кармана. В какой-то момент Алексей решил, что если на пороге действительно окажется Марсель, то он не упустит возможности прокатить этого черножопого урода с лестницы. А может, и изобьет хорошенько, так же, например, как тех двух хачей…

Одна из темных сторон Алексея – тех сторон, что он тщательнейшим образом ото всех скрывал – заключала в себе радикальный национализм. Иначе говоря, Алексей был самым натуральным нацистом, только без всего этого маскарада – свастики, бритые головы, черные куртки и ботинки с высоким берцем. Нет, с виду он оставался обычным, даже, можно сказать, заурядным. Мягок в обращении, немногословен, умен, противник громких криков и вообще разговоров на завышенных тонах. Не сторонник силового урегулирования конфликтов… Но все это было лишь видимостью, о чем мало кто догадывался. Под маской же скрывался крайне агрессивный и абсолютно неадекватный социопат, ненавидевший практически все и вся.

Алексей до сих пор помнил разговор с Марселем, когда однажды они сидели втроем в кафе, и Надин отошла в уборную.

«Послушай-ка сюда», – начал Марсель, воспользовавшись ситуаций. Весь вечер он был неестественно мрачный, насупленный. Хмуро наблюдал за тем, как весело смеются и улюлюкают Алексей с Надин. Было прекрасно видно, насколько Марселю все это не нравится, и именно потому Алексей, подчиняясь некой, сокрытой в нем злой силе, веселил Надин пуще прежнего. Делал это, дабы заставить Марселя чувствовать себя покинутым и ненужным. И вот, дождавшись, когда Надин убралась по своим женским делам, Марсель не выдержал и подал голос: «Меня порядком заебало, что ты клеишься к моей девушке!»

Алексей усмехнулся, с другой стороны стола наблюдая за этими мальчишескими выпадами. «Бог мой, – подумал он, краем уха слушая угрозы Марселя, – старая, как мир, традиция. Заявление прав на женщину, запугивание соперников и бла-бла-бла. А еще говорят, что мы не животные…»

«Так вот, – между тем продолжал Марсель, – мне похуй, как она там к те относится. Зато я в курсе, как ты относишься к ней. Я уже видел такой взгляд, и таких, как ты, тоже встречал, – знаю я вашу породу! Втираетесь в доверие, все хорошие из себя…»

«Не надо обобщать», – сказал Алексей.

«Да пошел ты! – Марсель стукнул кулаком по столу. – Слышишь?! Если так и будешь вокруг нее виться, я тебе ебальник расквашу. Запомни это!»

Алексей резко подался в сторону и внезапно очутился возле Марселя, заглянул ему прямо в глаза. «А что мешает сделать это прямо сейчас, а? – зашипел Алексей. – Давай! Ты и я, без всяких там пацанов и прочей бравады. Один на один. Ну, что скажешь?»

К такой реакции Марсель готов не был. Он сглотнул подступивший к горлу ком и с испугом посмотрел на Алексея. И лишь через доли секунды до него дошло, насколько отчетливо, наверное, читается в его глазах страх. Ему стало стыдно, и он отодвинулся.

«Не беспокойся, – сказал Алексей, возвращаясь на свое место, – это была проверка. Драться с тобой я не собираюсь, а вот если ты изобьешь меня, то навсегда потеряешь Надин. – Он улыбнулся самой радушной и приветливой улыбкой, на какую был способен. – Поверь, мне тебя выставить злодеем легче легкого».

Марсель заскрипел зубами.

«Ссыкло! – пронеслось в его голове. – Ты просто боишься, вот и все! А все эти твои отмазки – так, хуйня!» Но мысли эти были не более чем попыткой как можно скорее забыть тот нелепый факт, что секундой ранее Марсель сам испугался.

«Молодые люди, у вас все в порядке?» – обратился к ним высокий, стриженный бобриком охранник.

«Да, извините, – ответил Алексей. – Мой друг обиделся на меня из-за неудачной шутки и хотел уйти, вот я и попросил его остаться».

«Ясно».

Охранник отошел.

А еще через пару минут возвратилась Надин, и Алексей встретил ее новой порцией смеха и шуток…

Но это было тогда. И в тот момент требовалось поступить именно таким образом – позволить Марселю избить себя, а потом наблюдать, как Надин гонит его прочь. Теперь же, когда Надин рядом не было, можно говорить начистоту.

Стук повторился.

– Иду! – крикнул Алексей, отпирая дверь.

На пороге стояла Надин.

– Привет, – пробормотала она и, замешкавшись на секунду, шагнула к нему.

– Нади?..

В следующее мгновение она его поцеловала.

 

***

 

Это был импульс.

Ничем иным объяснить свой странный поступок Надин не могла. Самый что ни на есть обыкновенный импульс: внезапное желание поступить именно так и именно сейчас, без причин, без последствий. Вот она и ушла прочь с безлюдной остановки, направившись прямиком к дому Алексея.

Надин сама не знала, зачем делает это. Ей просто так хотелось: немного тепла в крепких мужских объятиях; кого-то нового, но близкого, кто не предаст, не истопчет ее израненную душу – кого-то, кому она доверяла. Ей хотелось бабочек в животе и некоего ощущения счастья в жизни. Ни с Марселем, ни с кем-то другим, – ей нужен был не просто любовник, нет. Ей требовался друг, но при этом, чтобы его понятие было доведено до абсолюта, до тех возможных пределов близости и доверия, выше которых уже не взлететь. Ей просто хотелось почувствовать себя желанной.

И вот она постучала в дверь, а когда Алексей открыл, плюнула на все условности и прочую мишуру и поцеловала его долгим страстным поцелуем.

Алексей не сопротивлялся. Какое-то время стоял неподвижно, а во всем его теле чувствовалось оцепенение; затем его губы отозвались на поцелуй, а его руки нашли ее руки. С этакой прямо-таки кошачьей грацией его пальцы скользнули вдоль по ее запястьям, оттуда к локтям и вверх – к плечам. Потом опустились на грудь, расстегивая пропитанную зимней стужей и всепоглощающим одиночеством дубленку. Надин же продолжала жадно целовать Алексея, не обращая внимания на его действия, и на то, что входная дверь по-прежнему распахнута, и что в сумочке пикнул телефон, получив-таки долгожданное сообщение…

Позже Алексей довел ее до кровати и помог сбросить оставшуюся одежду. Так Надин предстала перед ним совершенно голой. Стояла и смотрела на него большими доверчивыми глазами. А он с удивлением и чем-то похожим на восхищение разглядывал ее плоский живот, маленькие груди с набухшими сосками, кучерявые темные волоски на лобке… и его глаза как-то странно поблескивали в темноте.

«Нравлюсь ли я ему?» – подумала Надин, хотя прекрасно знала ответ, знала уже очень давно. Не зря Марсель так ее ревновал – было чему: ведь Надин открыто заигрывала с Лешей. Именно в таких интригах она чувствовала себя женщиной – той женщиной, каковой должна быть всякая, родившаяся под знаком Венеры.

«Конечно нравлюсь! Он влюблен в меня, влюблен!»

Надин опустилась на кровать. Она ощутила прикосновение прохладной ткани к спине и ягодицам, вздохнула в предвкушении и глянула в потолок. Она слышала, как раздевается мужчина, и ждала, ждала, когда же он придет. Свист ветра за окном больше не пугал ее. Эта ночь не встанет в ровный строй тех ночей, что выступали под знаменами одиночества и ненужности. Эта ночь будет другой.

Это – первая ночь!

Алексей склонился и в упор посмотрел на нее. От этого Надин стало как-то не по себе, но она не отвела глаз, выдержала его взгляд и даже попыталась улыбнуться. Она осторожно дотронулась до его жестких волос. Провела пальцами по небритой щеке. А затем притянула его к себе и поцеловала. Она ощутила прикосновение его рук к груди, оттуда пальцы заскользили вниз, к животу, затем вдоль бедер. Это понравилось ей. Она закрыла глаза, чувствуя, как учащенно колотится сердце, и как тело ее постепенно наливается жаром.

«Ты – еда!» – вспомнила Надин некогда услышанную фразу. Но кто это сказал? Кто-то давно забытый, явно не из этого места и времени; кто-то, кто любил обращаться к людям с подобными словами, лукаво при этом улыбаясь. Кто-то из прошлого…

Надин ощутила требовательные движения Алексея и раздвинула ноги. Она прикусила губу, когда он стал заполнять ее собой – не быстро и яростно, как то делал Марсель, врываясь в нее словно разъяренное греческое войско в Трою, но медленно и мягко, осторожно, будто бы пробуя ее на вкус. Это тоже понравилось Надин. Она крепче обняла его руками, позволив себе запустить ему в спину ноготки. Она вся сжалась от предвкушения, и…

…в этот момент он кончил.

 

***

 

Алексей сидел на кровати и невидяще смотрел на пятно спермы, оставленное на простыне. Надин же испуганно следила за ним из другого конца комнаты. За свою жизнь она повидала много мужчин и знала, что подобный казус довольно больно бьет по самооценке всякого представителя сильного пола. Но с подобной реакцией она столкнулась впервые. Казалось, что Алексей буквально впал в ступор. Она разглядывал злосчастное пятно так, словно то была кровь, которую оттирали каждый вечер, и которая неизменно появлялась каждое новое утро – этакое родовое проклятие, не иначе.

– Леш? – позвала Надин. – Не переживай, все нормально.

Он растерянно посмотрел на нее.

– Особенная, – внезапно произнес он, потом тряхнул головой, пробормотал: – Слушай, у меня такого никогда раньше не было. Я не знаю… что это… и как это…

Вновь уставился на пятно.

Надин вздохнула. Что-то щелкнуло у нее в голове – новый импульс, либо что-то еще, – и ее настроение резко переменилось. Она ощутила всю глупость совершенного поступка. Зачем она пришла сюда? Зачем поцеловала его? У нее не было ответов. Каким-то внутренним чутьем – пресловутой женской интуицией или еще чем, – она поняла, что потеряла Лешу, как друга. Отныне он превратился в горе-любовника, и ей стало грустно, ведь всякий любовник перестает быть интересен после четвертой ночи. Кажется, сам Леша так говорил…

Четыре ночи на близость, остальное – лишь попытка тянуть кота за хвост. Первая – сплошная магия, когда нет имен, есть лишь взгляды; эта ночь наполнена звуками и ощущениями, но не доверием. Вторая – ночь исследований, когда волшебство отступает, люди узнают друг друга. Они изучают повадки и предпочтения. Они говорят на языке, запретном во всех иных формах человеческих взаимоотношений. Они алчут получить что-то, и они по-прежнему новы друг для друга. Третья ночь – эпилог, окончание этого мистического танца, когда все превращается не более чем в физический акт. И завершающая, четвертая ночь – так называемый постскриптум, этакая расстановка точек над «и». Дальше все будет односложно и безынтересно: ни волшебства, ни исследований, просто привычка.

Надин не хотела этого. Только не с Лешей!

Алексей поднялся и натянул джинсы. Достав из пачки сигарету, он закурил и как-то потерянно уставился на Надин. Она же зацепилась взглядом за волосы у него на груди и животе, с трудом сдержала улыбку. Ее всегда смешила мужская «шерсть». В особенности если учесть тот факт, что сама она предпочитала гладко выбритых и без единого волоска на теле мальчиков.

Надин тоже встала. В темноте комнаты Алексей казался неким привидением, гротескной аллюзией на человека, сплетенной из тусклых лучей света, проникавшего с улицы, и густых волокон мрака, царившего в помещении.

– Мне надо идти, – пробормотала она и, не дожидаясь ответа, направилась в коридор.

– Нади.

– Что?

– Как нам теперь быть?

Она ничего не ответила – натянула сапожки, подняла с пола дубленку, отыскала сумочку.

– Нади?

– Я не знаю. – Она посмотрела на Алексея, и в ее глазах он увидел боль и решимость. – У меня ведь вроде как парень есть, понимаешь?

– Марсель? – Лицо Алексея перекосилось, и это совсем не понравилось Надин.

– Не важно, – сказала она. – Помнишь, не так давно ты сам говорил, что секс все портит. – Закусила губу. – То, что было сегодня… это больше не повторится.

– Надин, подожди, – позвал Алексей.

Но она не стала слушать – больше никаких вкрадчивых голосов, никаких проникновений ей в душу. Открыв дверь, молча вышла в подъезд и, не оборачиваясь, растворилась в темноте зимней ночи.

 

***

 

Будучи уже дома она прочитала пришедшее часом ранее сообщение. Оно было с незнакомого номера и без подписи.

 

«Ты отомстила. Забирай его себе и будь счастлива, упертая злобная сука!»

 

Надин пожала плечами и стерла сообщение. Она слишком устала и чувствовала себя слишком измотанной, чтобы проводить какие-то параллели.

О том, что сообщение отправила Лиза, Надин так никогда и не узнала.

 

***

 

Оставшись один, Алексей уселся на стул и закурил. Он долго размышлял над чем-то, а затем, хлопнув себя по коленке, поднялся и направился в комнату. Открыв дверцу книжного шкафа, с самой верхней полки снял небольшую коробочку, внутри которой лежала тетрадь. Он принес ее на кухню и положил на стол, принялся неторопливо переворачивать пожелтевшие от времени листы, а на лице его застыла самодовольная улыбка.

– Я же говорил, что ты будешь особенной, – промурлыкал он.

Большинство страниц были испещрены ровным – можно даже сказать каллиграфичным – почерком. Это был своеобразный дневник: кое-какие заметки; забавные и не очень моменты из жизни; люди, с которыми Алексей когда-то сталкивался. Также в тетради имелись рисунки: кричащие лица с огромными глазами и распоротыми ртами; тревожные фигуры в темноте; вульгарно одетые женщины, сидящие в креслах и курящие сигареты в мундштуках; отдельные зарисовки сильно гипертрофированных гениталий. Под огромной фашисткой свастикой стоял не менее толстый знак вопроса…

Но Алексея интересовал список в самом конце, составленный на нескольких листах плюс еще десяток листов прозапас. Список был незамысловатый: порядковый номер, имя, иногда фамилия. Изредка имелся номер телефона с неразборчивыми пометками на полях.

Алексей скользнул глазами по последним записям в списке:

 

«…

97. Катя Агапова
98. Лена (просто Лена – как угодно)
99. Лиза»

 

– Сотый номер, моя маленькая особенная Нади, – пробормотал Алексей, выводя шариковой ручкой:

 

«100. Надин»

 

Полюбовавшись какое-то время новой записью, он захлопнул тетрадь, спрятал ее в коробку и убрал обратно в шкаф. Вернувшись на кухню, заварил чаю и уставился в окно, за которым сгущалась ночь.

 

***

 

Приезд брата мало обрадовал Марселя, и виной тому был не столько сам брат, сколько новости, что тот с собой привез.

– Будешь жениться, – хохотнув, заявил Рашид.

– Чего?

– Жену, говорю, тебе нашли. Все, отец уже руку пожал. Семья хорошая, отцу с ними породниться выгодно. А там и у нас дела в гору пойдут.

Марсель сглотнул, а сердце его учащенно забилось.

– Так ведь я ж ее ни разу не видел! – воскликнул он.

– Ха! – усмехнулся Рашид, с деловым видом прохаживаясь по комнате. – Ты, братишка, думаешь, я свою жену видел? Только на свадьбе и встретились.

Марсель вспомнил жену Рашида – жуткое страшилище по имени Гульнара, злобное и ворчливое, с лицом, словно бы вылепленным из теста, и необъятной талией. А вдруг и его невеста такая же? Марсель вздохнул, плеснул в стакан коньяка.

– Когда ехать? – потеряно спросил он.

– Отец сам позвонит, все скажет. Ты вообще не в курсе, если че. Я это так, по секрету. Знать ты пока не должен.

– Скоро хоть?

Рашид серьезно посмотрел на брата, кивнул. Марсель залпом проглотил коньяк и вновь наполнил стакан. Такой поворот его совершенно не устраивал, но…

А что «но»? Что он может сделать? Попытаться оспорить решение отца? Нет, на подобное Марсель никогда бы не отважился; даже думать об этом было страшно. Не пойдет он против отцовской воли, не посмеет ослушаться. Четыре его брата таким способом нашли себе жен – живут ведь! Все у них есть: и деньги, и уважение, а у двоих уже сыновья подрастают. И вот теперь настала очередь Марселя обзаводиться семьей. И сделать это надо так, чтобы выгодно было всем.

Всем!

Марсель со злобой вспомнил о Надин. А следом пришел и образ Лешки. Вот теперь, когда он, Марсель, уедет, они смогут по полной отжечь, ведь им больше не придется скрываться. Марсель заскрипел зубами. Обида душила его, в глазах стояли слезы. И чтобы не дай бог Рашид не увидел этого, Марсель вскочил с кресла и устремился на балкон. Дрожащими руками достал сигарету и закурил, обреченно глядя на город. Горячие слезы потекли по щекам. Как же все в этом мире несправедливо!

Заиграл мобильник. Марсель глянул на дисплей и сбросил вызов. То был Серега. Наверное, очередная неприятность с его шлюхой-Лизой. Но у Марселя своих проблем хватало, чтобы еще вдаваться в беды этой неугомонной парочки.

– Ты как, брат? – спросил Рашид.

– Нормально, курю, – отозвался Марсель. – Слушай, звякни в ресторан, закажи стол в ВИП-зоне. Думаю, надо это дело отметить.

– Вот! – одобрил Рашид. – Совсем другой разговор!

Марсель посмотрел на мобильник в руке, и злая тень мелькнула в его глазах. «Никто не будет счастлив в этой истории, – подумал он, набирая номер. – Никто!»

Ему ответили после третьего гудка.

– Да?

– Али?

– Ну.

– Короче… – Марсель выждал паузу, затем, тяжело вздохнув, произнес: – Нашел я твоего беспредельщика.

– Да? – В голосе Али послышалось прямо-таки яростное напряжение. – Внимательно тебя слушаю.

– В общем, зовут его Леха, – сказал Марсель. – Записывай адрес…

 

***

 

В эту ночь она так и не сумела уснуть.

Лежала, уставившись в потолок, наблюдая за тем, как тени скользят из угла в угол, и как мистически поблескивают в темноте кошачьи глаза, и как вспышки света за окном изредка нарушают пугающее совершенство мрака. Краем уха она слышала, как мама ворочается в другой комнате – цветастые сновидения покинули и ее. На смену пришли замешательство и неуверенность.

Надин была голой и, не отдавая отчета в том, что делает, гладила свое тело, ласкала пальцами набухшие соски и клитор, выгибала спину и кончиком языка облизывала губы. Мыслями она была далеко. Странные образы вставали перед глазами, в то время как удовольствие постепенно разгоралось, будто неконтролируемый лесной пожар. Ее дыхание участилось. А образы принадлежали мужчинам, с которыми она когда-то была близка, но вместе с тем образы не были ни этими мужчинами, ни памятью о них. Лишь некие безликие тени, состоящие из отдельных элементов: тембра голоса, замысловатой татуировки на плече, родинке на пенисе или диковатого выражения в мутных от похоти глазах. То, как они добивались ее… Кто-то брал силой, а кто-то действовал украдкой. Некоторые были мягкими и нежными, словно прикосновение меховой варежки. Другие шли по проторенной дорожке, пытаясь споить или, того хуже, подсыпать какой-нибудь дряни в бокал. Иногда Надин знала об этом, но все равно позволяла им так с собой поступать. Иногда не знала, и поутру просто старалась ни о чем не думать. Очередной день из жизни. Ничего из ряда вон. Все как всегда. Мужчины, мужчины…

А между тем пальцы ее проникали все глубже и глубже, становясь все неистовей и неистовей. Она стонала, но не громко, так, чтобы не разбудить мать.

Мужчины, они как дети. Все-то им нужны игрушки: чем краше и ярче – тем лучше. И подобно детям, они так же быстро забывают о своих увлечениях, теряя игрушки где-нибудь под кроватью или в чулане, после неизменно требуют новые. Коллекционеры, гоняющиеся за впечатлениями от чего-то нового. Почему их счастье не может сожительствовать с женским счастьем? Ведь тогда бы на Земле царили мир и комфорт…

А за окном тихо кружился снег. Надин была уже совсем близко – с минуты на минуту она кончит. Поток удовольствия подхватит ее, понесет куда-то туда… Это так же странно, как сновидения, в которых ты паришь по небу, наблюдая невиданное…

Нет, она никогда не остановится. Таково ее счастье – бесконечная игра с мужчинами. Их внимание… Она будет идти так и дальше, меняя одного на другого, сталкивая их лбами в этом смешном и глупом их стремлении управлять всем и подчинять все, отстаивая права на собственность – не важно, какую! – и решая проблемы силой. Пусть воюют… Пускай льют кровь…

И в этот момент Надин кончила. Оргазм был сильный, и мысли стерлись из ее головы, словно наспех сколоченные постройки, оказавшиеся в эпицентре ядерного взрыва. Она даже взвизгнула, выгнувшись на кровати…

Потом все прошло. Надин лежала на вымокшей от пота простыне и тяжело дышала. Под потолком всеми оттенками черного переливался мрак. Кошка выскользнула из комнаты, а за окном монотонно свистел ветер. И где-то в ином мире по каналам радиоэфира одной из столичных станций, пресекая ночь и стужу, несся оцифрованный голос Татьяны Зыкиной:

 

…Я устала искать правых,

Мне плевать, кто кого трахал,

Мне плевать, кто тогда начал,

Это ваши дела – ваша грязь!

 

Мне детали неинтересны,

В голове и без них тесно.

Мне плевать, кто кого бросил,

Важно кто кому врал…