Дмитрий Аникин. Французская революция (цикл стихотворений)

1

 

Фигаро здесь,

Фигаро там;

счел бы за честь

Францию сам

 

я прошутить,

всю проиграть,

карты так вить

могут слажать.

***

Ах, подлецы

в лентах, гербах,

ваши отцы

наших в пыль-прах

 

обыграли;

из рукавов

Читайте журнал «Новая Литература»

крыли кралИ

наших тузов.

 

***

Ах, мишура,

праздника тлен,

ума игра,

сердце измен,

 

хитрость и месть,

точный расчет,

низкая лесть

с наших высот.

 

***

Умный лакей

хуже господ

хитростью сей

дразнит народ.

 

И уронЯт

в ящик один

головы хлап

и господин.

 

2

 

Премилый плут. Слуга своих господ

и господин им. Честный интриган,

муж любящий, знаток того-сего

из полуобразованных…

 

***

 

Ты думаешь, что выиграешь, сможешь

на вольном поприще всласть развернуться?

С твоими-то способностями, а,

как не подняться в самые вершины,

когда ты не стеснен происхожденьем,

когда равны все будут…

 

***

 

God damn it пригодится, ты когда

поедешь в Лондон обедневшим графам

прислуживать. Масштаб и кругозор

скукожатся, и нет доходов прежних –

обильных, феодальных. Даже шутки

ну дешеветь, цена им малый фартинг,

а раньше сколько ливров, луидоров

и ношеных вещей, почти что новых.

 

  1. Вольтер

 

Жалка, дурна, смешна седая белка,

суставы гнутся плохо, известь, соли

в крови, когда-то ярой. Кость хрупка,

но резвость неизменна. Скок-поскок

по мыслям, по словам, то тут, то там,

и нет ей угомона. Легковесность –

былая добродетель твоих шуток –

им больше не смеется.

Не смешно.

 

4

 

Раздавите гадину –

топ ногой –

силищу ту, блядину –

брызнет гной.

 

Раздавили черную

матерь зла –

яда сласть тлетворная

в нас втекла.

 

 

5

 

Ну,

что еще напророчил Казот,

чего еще не видали?

Казни!

Какие тут были казни,

какие имена звучали

славные и

трижды славные,

а ничего – упадали

головы,

еще моргали,

поднятые над толпой,

под нестерпимый вой.

 

Гордая австриячка

ехала, успевала

в смерть – умотала качка,

ехала напевала,

может быть по-немецки,

и понимала мало.

 

А был бы умней Людовик,

послушался бы Казота –

казнил бы всю эту сволочь:

Неподкупных, Друзей народа –

а так они сами, сами…

 

А легче ли мне, от знаний,

так тяготивших душу,

избавившись? Как случилось-

сбылось – со всем их грузом

голову снесли напрочь?

 

6

 

Народ ликует, едет смерть, телега

нагруженная вязнет, грязь на обод

неровный липнет, улицы тесны

для бед страны, для казней, широтой

превысивших размах архитектуры

вчерашней, королевской.

Времена

настали

великие, смерть явлена во всем

масштабе настоящем – прижимайтесь

к углам, к домам, чтоб не достаться ей, –

а всё равно достанетесь: Сансон,

мэтр де Пари, широким жестом просит

принять участье в торжестве народном.

 

7

 

Враги народа гибнут тут,

проворно лезвия снуют.

 

И венценосный помазанник,

и женщина – многих мечта,

и лучший поэт революции,

и химии тонкой мудрец.

 

Довольно гордостью своей

смущать, корить простых людей!

 

И прекраснодушные говоруны,

и республиканский геркулес,

и Бастилии разрушитель,

и Сам – террора первый и последний.

 

8

 

Смерти славная карета,

дроги для еще живых,

еду я полураздета,

космы врозь желто-седых.

 

Еду к моему народу:

люди видят, люди ждут,

их ни совесть, ни погода

по домам не разведут.

 

Им понравиться хотела –

на руки принцессу – ах! –

как болело, ныло тело

с синяками на боках.

 

Поднималась, опускалась

смрадной радости волна,

а уж я ли не старалась

и стыдом не стеснена!

 

И базарные торговки

преклонялись предо мной,

прыгавшей, плясавшей ловко

перед Францией былой.

 

Ах, всё ложь – одна прямая

ненависть жива в сердцах;

этого не понимая,

мы скучали во дворцах.

 

А теперь, седая стерва,

чернь порадую сполна –

подними! – оскалом первым

щерюсь, капает слюна.

 

  1. Шарлотта Корде

 

Кинжал наточен – о, святая месть,

но в месте не святом. Он язвы, шанкры

мочалкой огибает осторожно,

он мыслей злобных полон. Не в сенате –

в отхожем месте совершаю подвиг.

 

***

На, на, читай, кого еще убить, –

я главное-то имя умолчала,

дай нашепчу его.

И жаркий шепот.

 

***

Впервые видит голого мужчину –

и отчего так бурно бьется сердце:

опасность? жажда славы? или что

другое будоражит кровь девицы?

 

***

Потомица Корнеля совершает

свой подвиг – что твой Сид, разит железом.

Но не спасла страну. Знать, в наши дни

и святости, и девственности мало…

 

10

 

Кинжалом бей,

топи водой,

быстрей его кончай!

 

Не пожалей,

грех общий, свой,

гражданка, покарай!

 

11

 

Ежусь в покрывалах, простынках зябких;

Матерь Пресвятая, постыдно, страшно

ехать в храм просторный, парижский, серый

размалевавшись

 

доброй католичке, – а я такая –

дешево в народных делах участье.

Умный бог, разумный – его богиня,

разоблачаюсь,

 

яко мысль нага; потрясаю телом –

белое скорбит о былых спектаклях,

когда арий всяких напевшись… нынче

мучусь псалмами.

 

***

А недолго вера нас кормит, греет –

раньше, чем состарюсь, придет забвенье,

стану, как сегодня и завтра будет

бог христианский.

 

  1. Робеспьер

 

Господи, услышь мои молитвы!

Говорить не может, весь тщедушен,

выйдет он на казнь, скользнет железо –

грех великий Франции отпущен.

 

И пока что робок вздох свободный,

тишине не верим наступившей;

умер Пан – лежит он в крови скудной,

нож своею смертью затупивший.

 

13

 

Малыми надеждами

тешили себя,

жили, как и прежде, мы,

долго не скорбя

 

о всех этих лилиях,

нам-то что до них:

блеклые да хилые,

цвели для других.

 

***

Вы взбодрили казнями

сонную страну,

дали людям – праздника,

чувствам – новизну.

 

Нет аристократии,

некому мешать

нашей шатьи-братии

вольно торговать.

 

***

Не вандейским пламенем

праведной войны,

не заморским знаменем

эти сметены

 

крови-лить-мечтатели

(лили б до сих пор) –

к чертовой снес матери,

смел их Термидор.

 

***

В ножки, матерь-Родина,

людям поклонись –

буржуазной моде на

полной чаши жизнь.

 

***

День погоды ведренной,

золотой простор –

дарит плоды щедрые

месяц Термидор.

 

  1. Талейран

 

Я наблюдаю, как все происходит –

за казнью казнь, им скоро надоест:

француз непостоянен, добродетель

не так уныла, как привычный грех

без смысла и фантазии…

Когда же

замкнется круг, пройдясь по палачам,

понадоблюсь я: кто-то же ведь должен

связать две эти разные страны

в одно. Страна Людовиков и Жаков –

чудовищное нечто – нет, смешное –

нет, пошлое; добрее и честнее

был век наш, восемнадцатый: никто

не вспоминал, не лгал про добродетель,

и можно было жить…

 

Ах, старый мир, прекрасный старый мир,

вполне невозвратимый! Все подделка:

страна, король, религия. Смогли,

вернувшись, ничего мы не забыть,

но

как было ничему не научиться?..

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.