А вечер тем временем сменился уже чёрной ночью. По улице шли почти на ощупь.Так ходят слепые, подумалось Ланину. Спасало только то, что Иннокентий прекрасно ориентировался даже в полной темноте. Тусклые окна домов света на улицу практически не давали.

– А ведь надо вас устраивать как – то на ночь. Гостиницы у нас нет. В конторе неудобно. Придётся вам устраиваться у меня, если не возражаете, конечно.

– Какие уж тут возражения!

Вскоре они подошли к какому – то дому, где светилось одно окно. На звяк щеколды раздался негромкий, но грозный рык собаки.

– Свои, Мухтар, успокойся.

В сенях зажёгся свет, скрипнула дверь, и женский голос спросил:

– Это ты, Кеша?

– Я, Наташенька, я. И не один.

– Гостей я не ожидала, но раз ты привёл – проходите и гости.

Ланину и Шульцу стало очень неловко при таких речах хозяйки. Явное недовольство прозвучало в её словах. А впрочем, почему это она должна быть довольна тем, что ночью вдруг в её дом вваливаются незнакомые люди? Но деваться было некуда, ведь здесь даже на вокзале не переночуешь ввиду отсутствия такового. От Иннокентия не укрылось замешательство гостей.

– Да вы проходите, Наташа у меня человек добрый. Это она спросонья, видно, забурчала.

Они прошли в большую комнату, видимо, прихожую и остановились в нерешительности. В это время вспыхнул яркий свет в соседней комнате, дверь в которую была открыта. Гости смогли увидеть хозяйку – невысокую миловидную женщину средних лет в простеньком халатике, в комнатных тапочках на босу ногу.

– Наташа, тут вот какая история… Впрочем, по – порядку. Сначала надо познакомиться. Это моя жена Наташа, Наталья Юрьевна, если угодно. А это доценты – историки из Москвы, изучают историю нашей деревни. Только что мы были у бабы Нюры.

Наташа, видимо, убедившись, что перед ней вполне приличные и даже, скорее всего, интересные люди, тут же сменила гнев на милость.

– Вы проходите, не стесняйтесь. Сейчас я быстренько соберу на стол, тогда и поговорим. Не очень часто бывают у нас такие гости, – уже довольно приветливо сказала она.

Комната, которую хозяева, как почему – то принято во многих современных русских семьях, называли залом, по своим размерам могла считаться залом без всякой иронии. Высокие потолки, печь – голландка – гости будто попали в девятнадцатый век.

– Что, удивлены немного? Контрасты, милые гости, контрасты, от них никуда не уйти. А объясняется всё довольно просто. Наташин дед всю свою сознательную жизнь был парторгом колхоза. А это, если не первый, то уж второй точно, человек в здешней иерархии. И не положено ему было жить в глинобитной конуре. Дом этот чудом сохранился с помещичьих времен. Кто был его первым хозяином – неизвестно. Не знает этого даже баба Нюра, наш местный историк. Очень может быть, что это был один из тех людей, про которых она сегодня рассказывала. А теперь, надо немного принять за очередное знакомство.

От хозяев не укрылось, с каким насилием над собой выпил Ланин небольшую рюмку водки.

– Что, не понравилась? – с обидой в голосе спросила хозяйка. – Водка вполне нормальная, не палёная.

– Хорошая водка, просто Николай у нас непьющий, – постарался выправить неловкое положение Шульц.

Как всегда в таких случаях, начались вопросы о здоровье, кодировании… Трудно нашему человеку поверить, что есть кто – то, непьющий вообще, мелькнуло в голове у Ланина. Он, однако, вслух ничего по этому поводу не сказал, а, подняв пустую рюмку, начал ее внимательно рассматривать.

– Да – да, рюмки еще царской, так сказать, постройки. Была когда – то целая дюжина, теперь же осталось чуть более половины. Откуда они у нас, точно сказать не могу. Видимо, как и дом, остались в наследство от Наташиного деда. Так что, видно, не так уж и плохо жили даже такие мелкие партийные лидеры, как колхозный парторг. А что говорить о крупных…

И опять Ланину вспомнилась его мысль о смысле революции, возникшая у него в доме бабы Нюры – уничтожить одних, чтобы другим занять их место. Возникло неловкое молчание, как бывает в компании малознакомых людей, не знающих, как продолжить разговор – о погоде, вроде бы уж слишком банально, о политике – не знаешь, поддержит ли тебя собеседник. Наташа своим женским чутьем поняла напряжённость обстановки и постаралась ее разрядить:

– А знаете, я ведь тоже могла стать доцентом. Училась я в институте очень хорошо, и уже перед выпускными экзаменами мне предложили аспирантуру. Причем, вроде уже сами выпускные экзамены были бы экзаменами в аспирантуру.

– Ну, и что же помешало?

– Вот этот человек помешал – замуж за него захотелось больше, чем в аспирантуру, – рассмеялась Наташа.

– Как я понимаю, выбор Вы сделали правильный! – поддержал вдруг возникшее весёлое настроение Ланин.

– Иногда он заставляет меня сомневаться в этом, – с долей кокетства закончила Наташа эту, видимо, приятную для неё тему.

– Вижу, устали вы, надо бы и на покой. И чтобы экзотика была уж абсолютно полной, предлагаю вам ночёвку на сеновале. Не возражаете?

Ланин переглянулся с Шульцем. Не всё ли равно, где – так они умотались за сегодняшний день. Хозяин всё понял.

– Вот, только перевяжу Мухтара.

– А что, Мухтар – серьёзный зверь?

– Серьёзнее некуда.

– Овчарка?

– Э, нет. Тут, похоже, дело сложнее. Хотя, с другой стороны, и проще. Дворняга, можно сказать. Когда мы вернулись в Степановку, увидели, что много здесь стало пьяного люду, который не прочь и полакомиться чужим добром. И хоть добра у нас особого не было, неприятно, знаете ли, когда в твоём дворе шарится чужой человек. Поэтому решили завести собаку. И хоть мы с Иваном что – то понимаем в собаках, особенно Иван, конечно, ограничились соседским щенком. Породистые собаки стоят дорого, да и за ними надо куда – то ехать, а тут как раз ощенилась собака у соседей. Собака средней величины и средней злобности. Думали, и щенок вырастет таким же – будет тявкать на чужих, да и ладно. Но вышло совсем по – другому. Во – первых, рос необычно быстро, с первых месяцев стало понятно, что будет он крупным. Во – вторых, месяцам к семи появилась большая злобность к чужим. Пришлось привязать на цепь. А когда было ему чуть больше года, случилась неприятность. Забрался во двор пьяный мужик, не знаю уж с какой целью, может, просто ошибся адресом. Так, Мухтар его чуть не загрыз насмерть. Пришлось этого пьяницу везти в районную больницу. В деревне по этому поводу большой шум состоялся. Местная, так сказать, общественность требовала немедленной казни провинившегося, как она считала, пса. Приезжала разбираться милиция. К счастью, там оказались не полные идиоты. Они объяснили, для чего держат собаку и что по ночам не надо гулять по чужим дворам. Но все же пострадавший подал на нас в суд. Думаю, что окончательно нас спасло только то, что собака была на цепи. А про меделянов мы услышали не теперь, много раньше. Иван, как вы знаете – ветеринар. С собаками работал много, серьёзно интересовался собачьими проблемами. Вот и вычитал он в старых книгах о меделянах, которые когда – то разводились в центральной России, а к настоящему времени вроде как исчезли. Вернее, перемешались, с кем попало. Но, считает Иван, в генетике могут быть выплески, когда вдруг через много поколений потомок рождается абсолютно похожим на своего очень давнего предка. Помните, у Конан – Дойля: злодей Бэрримор был абсолютно похож на своего пращура, тоже злодея – Гуго Баскервиля? Исходя из своих теоретических предпосылок, Иван считает, что наш Мухтар – возрождение меделянов. Не знаю, насколько он прав. Вот если потомство у Мухтара будет на него похоже – тогда, наверное, прав.

Устроившись на сеновале, Шульц и Ланин вдруг почувствовали себя на какое – то время аборигенами, будто родились и выросли они здесь, в Степановке. И нет на свете никаких университетов, никаких больших городов, а есть только это приволье свежего сена и чистого воздуха. Рано утром их разбудил голос Иннокетия:

– Пора вставать, дорогие гости! Если вы считаете, что достаточно изучили здешний исторический материал, то вам надо как – то отсюда выбираться. Автобус сегодня не пойдёт – сломался. Другого транспорта нет. Поэтому предлагаю поехать со мной – мне как раз сегодня надо в Ржаксу по делам.

– Доброе утро! Лучшего варианта и не придумаешь.

– Вот ты какой, – сказал Ланин, увидев огромного бурого пса. – В самом деле, серьёзный зверь, такой и загрызть сможет.

– Сейчас быстренько позавтракаем, да и в дорогу.

При свете дня появилась возможность хорошенько разглядеть дом, в котором их так любезно приняли. Хорош был дом! Умели ведь строить наши предки, коль уже больше сотни лет стоит он – и ни одной серьезной трещины в кирпичных стенах. А ведь и война здесь погуляла своим всё разрушающим ветром, и хозяев сменил он немало…

Около дома стояла машина, приведшая почему – то в восторг Шульца.

– И чему ты так обрадовался? – недоуменно спросил его Ланин.

– Да это же ГАЗ – 67!

– Ну и что?

– Как – что? Вот это – настоящий раритет. Это похлеще моей «Волги»! Откуда она у Вас?

– Это тоже дедово наследство. Когда мы вернулись, нашли эту машину в сарае уже в очень неприглядном состоянии. Но, помните, я рассказывал, что был подручным у Витьки Захарова – к технике меня тянуло с детства. Чуть не полгода я с ней проковырялся – и вот, бегает, как новая, – с гордостью рассказал Иннокентий.

– И запчасти все родные?

– Нет, конечно. Ставил то, что более – менее подходило.

– У меня тоже раритет – двадцать первая «Волга». Только я стараюсь найти родные железки. Вот, даже в Болгарии искал…

– Я понимаю, но у нас другие задачи, – рассмеялся Иннокентий, – главное, чтобы бегала. Да и проходимость у неё получше, чем у любого джипа.

Технические способности главного агронома гости смогли оценить в дороге сполна. Машина шла уверенно по ухабистой дороге и даже скрипела вроде меньше, чем «шестёрка», на которой они ехали сюда.

– Так ведь для таких дорог она и была создана, – подумалось Ланину. – И делали бы такие машины, пока у нас не будет настоящих дорог! Но, а как же с техническим прогрессом? – это он уже произнес вслух.

– От прогресса, конечно, уходить не надо. Но сейчас, видимо, в нашей стране прежде всего должен быть прогресс в человеческих умах, чтобы порядки нормальные были установлены, – горько усмехнулся Иннокентий.

– Не нам устанавливать порядки, есть на это специальные люди. Только, видно, в головах этих людей того порядка не так уж много…

В разговорах не заметили, как доехали до Ржаксы. Иннокентий простился около автовокзала:

– Что ж, как говорят, приятно было познакомиться. Желаю вам всяческих успехов. Если получится книга, рад буду прочитать. А теперь побежал по делам.

– Один маленький вопрос на прощание. Имеет ли отношение Иван Дмитриевич к тому Пахому Кукушкину, о котором рассказывала баба Нюра?

– Наверняка сказать не могу. Деревня небольшая, за эти полтора века тут, наверно, все перероднились друг с другом. Так что, не исключено.

– Спасибо Вам большое за всё. Успехов всему вашему делу.

…

– Хороший мужик, побольше бы таких – глядишь, и что – то путное получилось бы в нашей не очень счастливой стране, – заключил деревенский исторический визит Ланин.

Посещение Тамбовского краеведческого музея ничего интересного не дало – экспозиции почти не менялись с советских времен, были тусклы и неинтересны, все ещё как бы призывали – вперёд к победе коммунизма. Хотя прямо уже об этом и не говорили.

До Москвы добрались без приключений.

– Забежишь ко мне? – спросил Шульц, когда они уже въезжали в город. Ланину почему – то не захотелось встречаться с Марией. Он не смог бы объяснить даже самому себе, почему.

– Спасибо, не могу. Жена и так встретила мою командировку в штыки – ремонт надо делать в квартире, а ты по заграницам шляешься.

– Ремонт – дело, конечно, серьёзное. Не зря его сравнивают с пожаром. А жена твоя, видно, строгая дама, держит тебя в кулаке.

Ланину стало неудобно – не мог же он рассказать истинную причину. Поэтому отшутился:

– Заставляет ходить на задних лапках, как того пуделя в цирке. Поэтому я сразу на Казанский вокзал. Давай, кстати, узнаем, когда поезд на Томск. Так, так… Справочное занято, как всегда. Попробуй со своего смартфона через интернет. Может, и я когда – нибудь разбогатею и куплю себе подобное современное чудо. У меня совсем уж примитивная техника.

– Не прибедняйся. Мне этот телефон подарили коллеги на юбилей, сам бы тоже навряд ли осилил. Поезд твой отходит через четыре часа. Так что, всё в порядке.

 

Томск, 21 – й век

Ланин, вернувшись домой, вдруг ощутил такой прилив сил, что Ирина была страшно удивлена.

– Ты что, посмотрел, как работают болгарские доценты и решил последовать их примеру?

– Тот доцент, с которым я довольно близко познакомился, ремонтом квартиры не занимался, так как жил в общежитии. А про других не знаю.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что в Болгарии доценты живут хуже, чем в России?

– Ничего я по этому поводу сказать не хочу, потому что, как уже пояснил, не знаю. А этот доцент недавно развёлся с женой, поэтому и живёт в общежитии.

– Ну, так ему и надо, бегал, наверно, по чужим бабам.

– Про баб тоже не знаю. При мне, по крайней мере, никаких баб не было.

– Ты мне ведь так и не показал фотографии своего путешествия. Вот тут – то мы тебя, возможно, и разоблачим в этом вопросе, – с какой – то загадочной полуулыбкой вроде как пошутила Ирина. Ланину стало немного не по себе – неужели она своим внутренним женским чутьём что – то чувствует? Он никогда не верил ни в каких экстрасенсов, передачу мыслей на расстояние и прочую билиберду, как он называл все эти дела. Но сейчас вдруг он засомневался, так ли это … Он вытащил из фотоаппарата симкарту и вставил в компьютер.

– Ну, что, успокоилась? Никаких признаков разврата, только сугубо положительные мальчики.

– А мальчики ничего.

– Что, понравились?

– Почему бы и нет? Или ты считаешь меня уже совсем старухой?

– Да ты – моя прелесть! – он грубовато обнял жену, страстное желание вдруг охватило его.

– Что – ты, что – ты! Дети ведь не спят…

– Вот, беда, и собственную жену полюбить возможности нет!

– Успокойся, я ведь никуда не уезжаю, будет ещё и для этого время. Ты лучше немного прокомментируй фотографии, я не всё понимаю. Вот это, судя по твоим рассказам, Шульц. А это?

– Это тот болгарский доцент, о котором уже шла речь.

– И как же его, такого симпатичного, выгнала жена? Что – то тут не то.

– Не буду же я его расспрашивать, не моё это дело. Мне бы в своих делах разобраться,- сказал Никон и осёкся, поняв, что сболтнул лишнее.

– А какие такие у тебя в этом плане дела? Выгонять тебя я вроде бы не собиралась…

– Это я про ремонт, – выкрутился Никон.

– Ну – ну. Про ремонт, так про ремонт. Рассказывай и показывай дальше.

– Вот это Болгария, а это Степановка.

– Съездили вы, конечно, хорошо. Кое – что выяснили, но, как я понимаю, далеко не всё. И понимаю также, что всем этим ты будешь заниматься и дома. Так что, ремонт опять под большим вопросом.

– Никаких вопросов. Завтра получу за командировку деньги – и вперед, устремляемся с тобой в магазин стройматериалов.

На сей раз ремонт получался весьма удачным. Ланин буквально летал, как на крыльях. Ирина не узнавала мужа – обычно такими делами он занимался вяло, они его совсем не интересовали. А раз нет интереса, то и нет результата. Теперь же он яростно спорил с ней из – за цвета обоев и даже обойного клея. Через неделю всё было сделано.

– Перед следующим ремонтом тебя тоже надо будет отправлять за границу, – смеялась Ирина, очень довольная результатом бурной ремонтной деятельности мужа.

– Ты хочешь сказать, что следующий ремонт у нас будет уже через год?

– Почему через год?

– А потому что через год мы с Шульцем приглашены в Германию. Помнишь, я рассказывал тебе про немца, с которым мы познакомились на конференции в Москве? Это немец с русскими корнями.

– Конечно, помню. И ты думаешь, что это всё на самом деле серьёзно?

– Думаю, да. И вот поэтому с завтрашнего дня я начинаю серьёзно заниматься этими делами.

– Вот теперь мне понятно твоё рвение на ремонте. Ну, что ж, ты «заслужил похвалу», как поёт Высоцкий. Занимайся этими делами. Надеюсь, тебе не надо сейчас снова ехать в Болгарию или, например, в Степановку?

– Не издевайся. Если и съезжу, то совсем рядом – в Мариинск, в музей.

– Если судить по твоим интересам к этому музею, то это прямо Лувр какой – то или Эрмитаж, по крайней мере.

– Для данного конкретного вопроса он, пожалуй, важнее Лувра.

Несколько месяцев Ланин занимался поисками. Он выудил из Интернета всё, что имело хоть малейшее отношение к этой теме. Кое – что узнал, но основное так и осталось неясным. Осенью он оформился в докторантуру. Теперь свободного времени было побольше. Он быстро написал две статьи, использовав результаты поездки в Болгарию. Статьи шефу понравились, он посоветовал написать статью о Суходолове. Однако Шульц пока молчал, а ведь он должен был выяснить военную составляющую суходоловской истории. Ланин мог, конечно, позвонить, но звонить не хотелось. Он даже не хотел вспоминать о московских своих приключениях, хотя прекрасно понимал, что ему всё равно придется иметь дело с Шульцем, а, значит, и с Марией. Но это пусть будет потом. Сейчас же он упорно пытался разгадать тайну ефрейтора. Собственно, никакой особой тайны и не было. Степановская старушка вроде и всё рассказала. Но Ланину всё же почему – то казалось, что это далеко не всё. Куда делся непутёвый сын ефрейтора, почему он сам так похож на того ефрейтора? И вдруг ему вспомнился портрет купца.

– Ира, а ведь все трое очень похожи друг на друга!

– Ты хочешь сказать, что ты родственник и купцу, и солдату? Сделай анализ ДНК, – со смехом предложила она.

– Это бы было неплохо, но – увы! Завтра же я поеду в Мариинский музей, еще раз посмотрю на тот портрет.

– Он же есть у тебя на фотографии!

– Есть. Но я кое – что вспомнил…

– Что же ты вспомнил?

– Потом расскажу. Может, я и ошибаюсь.

Директор маленького музея, импозантный медлительный старик, принимал Ланина весьма любезно. Он даже разрешил снять злополучный портрет со стены для более детального изучения.

– Да, что – то здесь было написано, – показал Ланин на правый нижний угол обратной стороны холста. Директор, вооруженный очками, однако его оптимизма не разделил.

– Ничего я не вижу, может быть, немного испачкано сажей. Но похожие пятна есть и ещё.

– И всё же, Георгий Матвеевич, подозрительно мне… Не разрешите ли мне взять портрет с собой дня на три? Я сделаю фотографии этого, как Вы говорите, пятна в инфракрасных лучах. Я договорился, у нас кафедра физики занимается такими съёмками. Хотите, в залог оставлю свой паспорт, кандидатский диплом? Предложил бы деньги, но их в подобающем случаю количестве у меня просто нет.

Старик с жалостью посмотрел на красивого молодого человека, увлеченного даже на его просвещенный взгляд музейщика такой чепухой:

– Вы толкаете меня на преступление. Однако, думаю, даже пожизненное заключение долго не продлится, учитывая мой возраст, – пошутил он. – Но только на три дня.

Игорь, с которым в студенчестве Ланин жил в одной комнате университетской общаги, так и работал старшим лаборантом на кафедре физики. Когда его спрашивали, почему он не хочет «делать науку», отшучивался:

– Не хочу я иметь дело с этими дебилами, – так он называл студентов. – Лучше уж я с приборами буду продолжать знакомство.

Надо сказать, знакомство это было весьма успешным, и он даже вроде открыл какую – то новую закономерность в воздействии инфракрасных лучей на живые ткани. Друзья уговаривали оформить всё это в виде кандидатской диссертации, но он отмахивался:

– Не надо мне диссертацию, а то заставят проводить занятия, это для меня – нож острый, – прикладывал он ребро ладони к горлу. Однако в последнее время он стал задумываться – некоторые из его сокурсников уже стали доцентами, а один, Лёшка Лисняков – аж профессором Мичиганского университета, он же так и «засохнет» в лаборантах, как говорит его жена. И эти редкие всплески самолюбия трансформировались в подготовку к кандидатскому экзамену по английскому.

– Тебе нужна фотография самого портрета, думаешь, он написан на какой – то более ценной картине, как это иногда бывает в искусстве?

– Нет, Игорёк, этот портрет для меня ценен сам по себе. А интересует меня вот это пятно на обратной стороне холста, мне почему – то думается, что там что – то написано.

– Давай попробуем.

Он довольно долго возился с аппаратурой, снимал, печатал. И, наконец, с восторгом показал Ланину фотографию.

– Ты правильно заподозрил. Видимо, кто – то специально замазал надпись. Но вот, читай: Тихон Фомич Ланин, купец первой гильдии. Уж, не родственник ли он тебе – фамилия та же, да и отчество…

– Не исключено, но пока точно не знаю. Кстати, как ты думаешь, похож я на этого купца?

– Слушай, смех смехом – а ведь похож!

– Вот и Ирка моя говорит так. Ты ведь её помнишь ?

– Как не помнить? Хотел даже отбить её у тебя, но где там! Ты – то – вон какой красавец, да и языком умеешь молоть хорошо.

– Но, думаю, ты не прогадал. Твоя Людик вообще абсолютно диким успехом пользовалась, и как тебе удалось её захватить в плен!

– В плену – то оказался я. Хотя я и не против этого плена.

– Спасибо тебе огромнейшее, Игорь. Магарыч за мной.

– Ты что, выпивать научился?

– Не научился, о чём иногда приходится жалеть, так как попадаешь в неловкое положение. А магарыч я тебе обещаю совсем другого рода. Если, конечно, получится. Книжку думаем мы сделать. Но пока это всё ещё вилами на воде писано.

В тот же день Ланин отправился в Мариинск. Директор музея был сильно удивлён и обрадован, когда Ланин подарил ему фотографию:

– Теперь я вижу, что Вы настоящий историк. Спасибо.

Вернувшись домой, Ланин поставил рядом три фотографии – купца, свою и ефрейтора, сделанных специально одного размера.

– Ну, что, Ирочка, похожи эти люди друг на друга?

– А ведь похожи. Только каким образом они вдруг стали похожи? Как я понимаю, это люди из разных эпох, родственные отношения их неизвестны. Но ты хочешь выяснить эти отношения и надеешься, что эти отношения окажутся на самом деле родственными. Правильно я думаю?

– Правильно думаешь, радость ты моя. И думаю, что в ближайшее время я это сумею доказать.

– Для чего это тебе нужно? Ты ведь все домашние дела забросил, наукой своей тоже не занимаешься…

– Ты уж меня прости за домашние дела. Хотя основные дела я сделал.

– Если ты имеешь в виду ремонт, то да. Но есть и кроме ремонта… Ну, да ладно, сама виновата, что нашла себе такого непутёвого мужа, – в голосе жены Ланину вдруг послышались нежные интонации. И в самом деле, она вдруг прижалась к нему, что случалось крайне редко. Обычно она делала вид, что все эти ласковые дела, как называл их Ланин, её совсем не интересуют.

– А ведь она, пожалуй, красивее Марии, – вдруг почему – то подумалось ему.

Ланин снова весь ушёл в поиск. Он связался с музеем Тобольска, откуда был купец второй гильдии Ланин. Там нашёлся заинтересовавшийся всей этой историей человек, для которого фамилия «Ланин» что – то говорила, у бабушки этого человека были родственники с такой фамилией. Человек этот, которого звали Олегом, пообещал навестить свою дальнюю родственницу, у которой вроде были какие – то старинные фотографии, и если найдётся фотография Тихона Ланина, переслать её по электронной почте.

Фотография пришла через три дня. С неё на Никона смотрел молодой усатый человек, совершенно не похожий ни на ефрейтора, ни на мариинского купца.

– Случайное полное совпадение фамилий, имён и отчеств? Очень уж маловероятно. Тем более, одно и то же историческое время… Что же тогда?

Получив ещё одну загадку, Ланин стал работать ещё интенсивнее. Он, как тот преступник – хакер, научился внедряться по интернету и без него в разные архивы, установил переписку с разными музеями и разными людьми. Работа принесла плоды, во многом неожиданные. Он, Никон Ланин – прямой потомок того Мариинского купца и беспутного Евсейки тоже! В голове постепенно сложилась картина всего произошедшего почти полтора века назад. Шульц тоже не ленился. Вскоре он прислал результаты своей деятельности. Результатов было довольно много и представлены они были в виде сухой исторической справки. Шульц, понимая, что им нужно не совсем то, приписал:

– В художественном плане оформляй сам. Ведь ты же у нас сибирский Джек Лондон, – не удержался он от язвительной шутки. А в конце добавил:

– Мария передаёт тебе привет. У нас скоро будет прибавление. Желаю успеха.

Чтобы не ругалось начальство, Ланин за несколько дней переработал материалы Шульца в статью весьма приличных размеров, которую отнёс заведующему кафедрой.

– Молодец, не теряете времени зря. Это уже чуть не половина диссертации, – пошутил тот. – А для институтского сборника – многовато. Вы статью – то не стирайте, она Вам пригодится, а на основе её сделайте статейку в две страницы.

Шефа не ослушаешься – себе дороже. Пришлось переработать многостраничную статью в маленькую.

– Но вот, вроде и всё. Можно и за основную работу, – удовлетворённо сказал себе Ланин, сдав статью. – С чего же начать? Почти всё вроде есть, а с чего начать, не знаю. Начну – ка я с начала. Имена и фамилии современников надо изменить, а то обидятся вдруг. Ну, что ж, вперёд!

В марте от Шульца пришла эсэмэска:

– Родился сын. Я счастлив. Назвали Эдуардом. Привет от Марии.

– Это мой сын!? А, может, и не мой. В конце концов, какую это роль играет – кто его биологический отец! Это сын Шульца. Всё на этом, – твёрдо сказал себе Ланин.

Работалось сначала трудно, ведь опыта никакого, всё его тянуло писать так, как пишутся научные статьи. Но он прекрасно понимал, что писать надо не так, написанное должно быть интересно для читателя.

– Если таковой будет, – вздохнул Ланин, печально улыбнувшись.

К маю он закончил «писанину», как называла его теперешнее занятие жена. Она не особенно всё это поощряла, но и не мешала, даже соглашалась послушать отдельные куски, делая иногда какие – то критические замечания.

Приглашение от Зухендаля пришло к началу отпуска. Ланин позвонил Шульцу. Тот тоже получил приглашение. Решили, что лучше ехать вместе. Ланину очень хотелось посмотреть новорождённого, но он всё же решил этого не делать. Не травить душу, сказал он себе. Шульц нашёл удобные рейсы от Томска до Москвы и от Москвы до Мюнхена. Всё получилось неожиданно для Ланина чётко и гладко. Самолёты прилетали и улетали во – время, ни один не упал, как почему – то стало модно в последнее время, и даже тошнило его меньше, чем обычно.

Германия, 21 – й век

Мюнхен удивил отсутствием небоскрёбов и какой – то солидностью. Он показался Ланину похожим на пожилого добропорядочного немецкого бюргера, ещё крепкого, широкоплечего, но уже с небольшим брюшком от любви к пиву. Они проехали несколько мелких населённых пунктов, деревень вроде бы, снижая в каждом из них скорость. И опять какая – то обида, нет, не за себя, «за державу», как говорилось в том знаменитом фильме, и недоумение простого человека, да и историка тоже – как же так, победили – то мы в той жуткой мясорубке, а вот сейчас, через много десятилетий что такое та Степановка и что такое немецкая деревня!? Хотя как историк он мог бы много – много говорить о наших огромных потерях, о разрухе послевоенных лет и прочем, что требовалось от него при чтении лекций в университете. Но ведь и в Германии всё было разбито отнюдь не меньше. Правильного ответа на свой вопрос он не знал.   Зухендаль – сама любезность. БМВ, на котором он их домчал меньше, чем за час до Мурнау, был великолепен. Обычные в таких случаях вежливые вопросы о дороге, здоровье семьи. Жена Зухендаля Луиза не произвела на Ланина никакого впечатления – бесцветная немка с «никакой» фигурой.

– Не зря, наверно, говорят, что русские женщины – самые лучшие, – подумалось Ланину. В глазах тут же встали образы Марии и собственной жены – Ирины. – Но нельзя же делать заключение по единичным знакомым тебе лично экземплярам.

Разговор вскоре перешел на главную для всех троих тему, ради чего они и появились здесь.

– Вот что мне удалось выяснить по интересующему нас вопросу. Кстати, многое я узнал впервые.