-…И как начал болтать по-швабски — я прямо заслушался! Ручку бросил, диктофон бросил, голову на локти положил — внимаю… Подходит Максим Дементьевич и говорит: «Андрей, вы записываете или ворон считаете?» И тут я ему…

-И тут я ему ка-ак дам! – громким шёпотом предположил паренёк с задней парты.

Три девочки, сидевшие впереди, захихикали, а лектор продолжал:

-Я ему говорю: Максим Дементьевич, вы послушайте лучше, какая речь! А он: так ты для этого и поставлен — слушать и фиксировать! А я: да ладно фиксировать, давайте просто насладимся, запишем потом, что вспомним! И тут мы повернулись — а деда нет уже…

-На следующей паре он тоже повернётся — а нас нет уже… – шепнула Юлианна Пирогова своей соседке.

Все, включая сидящего поодаль Серёжу Кириллова, услышали и зафыркали.

-Что такое? – поинтересовался рассказчик, наконец посмотрев на слушателей.

-Ничего, – захлопала ресницами Юля. – Куда, вы говорите, ваш собеседник исчез?..

Предмет, который Романов вёл у подшефного второго курса, назывался «историческая грамматика немецкого языка», однако к середине занятия от неё уже мало что оставалось.

-На следующей паре перейдём к морфемному членению, – провозгласил он под конец лекции о швабском дедушке. – По предыдущему разделу нет вопросов?

Надя Васильева открыла тетрадь, перелистнула две страницы и осторожно спросила:

-А фонетику мы… уже прошли?

Романов посмотрел на студентов, на доску, снова на студентов и храбро сказал:

-Прошли! Поэтому в начале занятия у вас будет маленькая самостоятельная…

-Про швабского деда, понятно, – пробормотала под нос Лиза Соколова, а Сергей цокнул языком в притворном возмущении:

-Всё из-за вас с Юлианной!..

 

-Ну что, подготовились? – жизнерадостно спросила Надя у одногруппников через неделю.

Сергей молча уставился в окно, а Юля вздохнула:

-Ага, первый билет — поездка маленького Андрюши в Мюнхен, второй — непростые отношения большого Андрюши с кафедрой…

-Про шваба забыла! – напомнила Лиза.

-А список вопросов вообще был? – своевременно поинтересовался Кириллов, отвернувшись от окошка.

-Конечно, нет, – хмыкнула Юля. – Это же Романов…

Сидевшая за первой партой Арина Федорина в ужасе повернулась к ребятам:

-У нас сегодня зачёт?!

Ребята переглянулись.

-Самостоятельная по фонетике. Маленькая, – уточнила Лиза.

-Судя по тому, какие у нас были лекции, ничего сложного не будет, – заметила Пирогова, однако Арине от этого легче не стало.

-Так я и знала, что не надо сегодня тащиться!.. – трагически прошептала она, обхватив руками светло-русую голову.

Юлианна фыркнула, Надя открыла рот, чтобы возразить, но тут в кабинет вошёл Андрей Венедиктович — как всегда, бодрый, подтянутый, в своём любимом костюме с невнятно-голубой сорочкой.

-Ну вот, коллеги, как и обещал!.. – помахал он распечатками заданий и принялся их сортировать.

-У него новая рубашка? – восхищённо шепнула Надя Юле.

-Откуда? – скривилась та. – Старую с синими носками постирал!..

Раздав вопросы, Романов пожелал всем удачи в бою и ушёл в лаборантскую комнату, оставив дверь отрытой. Пару минут в кабинете царило молчание, после чего раздался чей-то испуганный шёпот:

-Мы такое проходили?..

 

-Задал им текст про Цезаря — так одна мне выдала: «Кубик брошен!» Нормально, а? Цезарь вообще-то жребий бросал…

-Ой, подумаешь, перевели тебе неправильно!

-Да не в «перевели» дело, просто фраза культовая, а они не в курсе! Странно, странно…

Подорожный с русского отделения, Шумилов-латинист и Романов-германист сидели на пустой кафедре общего языкознания и пили чай с коньяком. Главной темой разговора после четырёх пар стало современное студенчество.

-Это ещё что, – заметил Александр Степанович, хватая лимонную дольку, – мне зимой Карась с русской литературы жаловался — его прямо на экзамене спросили: «А кто такой Валéрик?» Лермонтов девушке попался…

Михаил Петрович Шумилов глухо фыркнул и плеснул в чай ещё коньяка.

-И не говорите, ребята, – вздохнул Романов, подперев щёку рукой, – какие-то они совсем теперь… невдохновенные! Я им уже месяц про верхненемецкие диалекты пытаюсь рассказать…

Михаил и Александр украдкой переглянулись, но оратор этого не заметил:

-…а они — ни в какую! Кто зевает, кто спит… А диалекты — это ведь так интересно!..

-Их вдохновляют решительные действия, а не слова, – усмехнулся Подорожный, а Миша подскочил:

-Ты что, на потоковом языкознании о них вещаешь?

Андрей глотнул остывшего чая:

-И там пробовал — тоже никакого энтузиазма… Но ведь и свои-то, немцы, ничего не хотят! Ни первый курс, ни второй…

-Диалектология же на четвёртом!

-А я не в рамках курса, – сознался Романов, разливая по чашкам остатки «Старого Кёнигсберга, – я просто на своих парах… Ну, за научное вдохновение!

Коллеги снова переглянулись и чокнулись кафедральными кружками.

 

Романов не придал большого значения этому «разговору в подпитии», но парой дней позже проверил самостоятельные подшефного второго курса и задумался. Проверять было, в общем-то, нечего — два листика были пустыми, два — полупустыми, а третий удивительным образом сочетал в себе материал обоих полупустых — слово в слово. «Их вдохновляют решительные действия, а не слова…», – вспомнил он, крякнул и за три оставшихся до реального зачёта пары прочёл ребятам такой «сущностный» экспресс-курс грамматики, что все приятно удивились и даже сдали зачёт с первого раза. Но Андрей Венедиктович снова загрустил — ведь с тех пор он ни разу не заговаривал с ними о верхненемецких диалектах…

 

-В этом году, коллеги, нас с вами ждут великие дела! Помните, я вам в прошлом семестре рассказывал?

Сергей достал телефон, а Юля шепнула Наде что-то вроде «а как хорошо начиналось…».

-Не далее как в Новый год мне позвонил Ганц Майер, мой старый друг из Люксембурга, и пожаловался — то есть сначала, конечно, поздравил, а потом пожаловался, что его родной язык все забывают. В смысле, люксембургский! У одного берлинского задаваки — Ганц так и сказал, Superkluge, задавака — знаете такое слово? – так вот, у него даже книжка грамматическая вышла, где люксембургский язык полумёртвым диалектом назван! Каков наглец, а? Ну, я заинтересовался, почитал на эту тему и решил…

– Почему бы нам его не возродить? – иронично предложила Пирогова.

-Именно так! – с жаром кивнул Андрей. – А чтоб возродить язык, надо в первую очередь изучить его корни… Следите за мыслью?

Все подняли головы.

– В этом семестре, – сверкнул глазами Романов, – Ганц с женой приедут к нам и проведут краткий курс люксембургского языка! Недели две-три, думаю, пока хватит…

Юля с ужасом посмотрела на Арину, Лиза прикусила губу, а Сергей набычился и сунул в рот карандаш.

-Приезжают они на следующей неделе, – как ни в чём не бывало продолжал Андрей Венедиктович, – первая пара, скорее всего, будет вместо семинара по курсовым — чтоб все наши ребята поучаствовали… Вот изучим этот язык, – мечтательно произнёс он, подперев щёку рукой, – проведём исследование его связей с Hochdeutsch’ем, и Люксембург войдёт в историю!

В кабинете повисла тишина. Через несколько секунд послышался Лизин недовольный шёпот: «…исследование проведём мы, а в историю войдёт Люксембург — нечестно…».

-Что-то вы, смотрю, не рады, – наконец заметил Андрей, но тут же встряхнулся: – Ничего, втянетесь! Ну какой толк будет от того, что мы на разговорном немецком пару скучных диалогов состряпаем? Это вы и дома сделаете! А так мы и людям поможем, и в историю языка углубимся… Кстати, Ганц говорил про какие-то люксембургские сказки, которые можно перевести на русский язык — мне это неинтересно, но если уж вы так жаждете практики…

-Вы сказали, они приедут через неделю? – раздался вдруг звонкий голос Нади Васильевой.

Все удивлённо посмотрели назад (Романов – вперёд).

-Да, – пробормотал Андрей, – вроде в пятницу…

-Может быть, я помогу вам их встретить? – предложила Надя, не прекращая улыбаться. – Они ведь не знают, куда идти…

Андрей Венедиктович обхватил рукой подбородок, задумался и сказал:

-Действительно не знают, я им деталей не сообщал… Ну, если вас не затруднит…

-Конечно, нет! – пообещала студентка, глядя на Романова со щенячьей преданностью. – Заберу и провожу, куда нужно…

Романов сразу подобрел:

-Вот видите, коллеги, хотя бы один человек вдохновился!

 

-Ну, Надька! Ну, лиса!.. Нет, оно, конечно, правильно — надо хвататься за любую возможность…

Арина и Лиза стояли во дворике факультета: Федорина нервно курила, Соколова грызла большое красно-жёлтое яблоко.

-За какую «любую»? – поинтересовалась Лиза с набитым ртом.

Собеседница закатил глаза:

-Ну что ты как маленькая! Неужели не понимаешь, зачем она это делает? У нас же Романов два экзамена будет принимать! Вот Наденька и изображает заинтересованность… изо всех сил, – процедила она и сердито раздавила окурок, словно это была сама Надя. – Всё на свете ради красивой зачётки!

-Может, ей просто нравится быть организатором?.. – предположила Лиза, но не была услышана:

-Теперь Наденька покажет заинтересованность, а я — нет! И он опять наставит мне троек… Блин, блин, блин! – в сердцах воскликнула Арина и вдруг замерла, увидев Романова под дворовой аркой.

-Стой здесь, – шепнула она Лизе и со всех ног бросилась через дворик на десятисантиметровых каблуках: – Извините, Андрей Венедиктович, у меня появилась одна идея…

 

-Слыхал про Андрюхин новый проект? – поинтересовался Саечкин у Хомякова после приветственного рукопожатия.

Эрна Яковлева, худая ассистентка русско-немецкого происхождения, оторвалась от своих бумаг и прислушалась. Собеседники сделали вид, что не заметили этого — о её безответной любви к Романову было известно всей кафедре, но никто старался не подавать вида.

-Боже мой, опять он что-то выдумал? – засмеялся Хомяков. – Что на этот раз?

-Носителей люксембургского языка к нам тянет, – поднял палец коллега. – На вокзал побежал встречать. Так что будем теперь, Николай Михалыч, говорить как люксембуржцы…

Хомяков присвистнул и шлёпнулся на стул. Эрна хихикнула, спрятав пылающие щёки за распечатками.

-Честно говоря, – покачал головой Саечкин, – не завидую его студентам. Полный разброд и шатание…

-Не завидуешь? – вдруг вскочил на ноги Коля. – Дим, это мягко сказано! Они потом ко мне приходят — ни бе ни ме! Чему он их учит?..

-Глядите, какой туман за окном! – проигнорировал пафос коллеги Дима, оседлав подоконник. – Прям сиреневый…

Николай и Эрна подошли к окошку. Над городом расстилалась утренняя мгла, в небе поблескивал не успевший скрыться полумесяц. Из главного входа, чуть не сбив опаздывающих студентов, выскочил Романов в плаще и зашагал по набережной.

-Сиреневый туман над нами проплывает… – запел Хомяков. – Над Питером горит неполная луна…

-Романов не спешит, – подхватил Саечкин, – Романов понимает…

-…что из его идей не выйдет… ничего!

 

Люксембуржцы прибыли на кафедру около десяти утра. Вопреки ожиданиям коллег, они оказались на замученными аспирантами, а симпатичными сосисочно-капустными бюргерами за 60. Несмотря на солидный возраст, оба были говорливы, стильны и энергичны, как и большинство импортных пенсионеров.

– Das ist unsere Kabinet, – тоном экскурсовода объявил Романов, распахнув перед гостями дверь на кафедру. – Bitte, bitte!..

Низенькие, полненькие Майеры вкатились внутрь и приветственно помахали Хомякову, Саечкину и Эрне, которые тут же вытянулись в струнку. За ними тёмно-синим ужом проскользнул Романов, а следом — Надя, державшая в руках пухлые люксембургские куртки с большими капюшонами. Дверь ей пришлось закрывать с помощью пятой точки.

– А где остальные дети? – с сильным акцентом поинтересовалась фрау Майер, пока супруг фотографировал книжные полки и закрывающегося ладонью Хомякова.

-Скоро придут, – обнадёживающе улыбнулся Андрей. И подумал: «Надеюсь, что придут…».

Через несколько секунд Романов вспомнил о каком-то срочном деле и, наказав Наде поставить чайник и достать из книжного шкафа «припасы», вылетел из кабинета. Минутой позже откланялись и коллеги — ушли морально готовиться к своим парам. Через полчаса в дверь наконец кто-то поскрёбся:

-Извините… Ой, Надя, это ты? – воскликнула одна из трёх оказавшихся на пороге первокурсниц. – Ваши немцы уже приехали?

 

-Анастасия Павловна…

-Андрей, я сказала «нет», значит, нет!

Романов прислонился к стене. Что ни говори, в этой фразе вся Кислова: я сказала «нет», значит, нет! Как решила, так и будет. Попробуй переубеди. Хорошо, её заведующей не выбрали…

-Ты прекрасно знаешь, что в те дни, когда у тебя нет семинара, мы занимаемся стиховедением!

-Но сегодня…

-Сегодня семинара нет, – отчеканила Кислова, глядя ему в глаза, – и мы занимаемся стиховедением! Вопросы?..

Не дождавшись вопросов, коллега развернулась на каблуках и поцокала к своей аудитории. Романов тоскливо смотрел ей вслед. «Ладно… всё равно третий курс какой-то невдохновенный», – утешился он и побежал к покинутым немцам.

В кабинете к этому моменту собралось двенадцать человек. На первом ряду теснились испуганные первокурсники, похожие на совят; на последнем сидел угрюмый четвёртый курс (два человека), демонстративно уткнувшийся в распечатки дипломов. В центре рассредоточились романовские «вторачки»: Юлианна что-то писала, Сергей вёл диалог с плашетом, Лиза честно зевала во весь рот, а Арина сидела в углу и испепеляла взглядом Надю, которая в этот момент пыталась вести с гостями дружескую беседу. Судорожно вспоминающая все известные ей немецкие слова, она была похожа на второклассника и второгодника Ивана Семёнова в роли шпиона: «Гутен таг! Драй! Си бемоль! Урна!..» Люксембуржцы, однако, выглядели довольными — пили чай с карамельками, добродушно улыбались и кивали. Когда на кафедру влетел взмыленный Андрей Венедиктович, улыбнулись и ему.

-Ну что, коллеги, – весело спросил Романов, вытерев пот со лба, – общаетесь?..

 

В понедельник Андрей мерил кафедру широкими шагами и поминутно подходил к окошку. До начала первого занятия по люксембургскому языку оставалось десять минут, а толпы вдохновенных слушателей не наблюдалось — строго говоря, в кабинете не было никого, кроме него. Впрочем, немцы тоже ещё не вернулись с экскурсии по питерским рекам и каналам, на которую их отправила Арина.

-До четырёх должны подтянуться, – уверенно сказал Романов самому себе. – Опаздывают, поди…

С каждой минутой, приближающей к роковым 16:00, его уверенность таяла на глазах.

Без пяти минут четыре в кабинет вбежали две девчонки с четвёртого курса.

-Ну наконец-то! – Языковед мгновенно воспрял духом. – Садитесь, места есть!

– Андрей Венедиктович, мы…

-Обещали в пятницу прийти… – продолжал радоваться Романов.

-…мы не сможем посещать эти занятия, – грустно сказала одна из вошедших.

-…и пришли! – Андрей закончил свой мини-панегирик и тут же переменился в лице: – Как – не сможете?

-Да у нас обеих задолженность по физкультуре… а на волейбол только после четвёртой пары удобно ходить, – не менее грустно объяснила ситуацию вторая германистка.

-Эх!.. – Романов постарался не показать своей раздосадованности. – Ну, идите, пани спортсменки!..

Пани спортсменки ушли, виновато улыбнувшись на прощание.

В ту же минуту у Романова зазвонил мобильный.

– Гриша! – обрадовался он и нажал «приём».

– Андрей Венедиктович, – раздался из трубки сиплый голос паренька-аспиранта, – я не приду, заболел… несколько дней, наверное, дома просижу…

-Понятно. Выздоравливайте! – упавшим голосом пожелал Андрей, прежде чем Гриша отсоединился.

Без двух минут четыре в дверь сунулся магистрант Вася Егоров – высокий худощавый парень флегматичного вида. Романову было недосуг разбираться, по какому делу его принесло:

-Василий! – воскликнул он. – У вас, кажется, в дипломе что-то было про верхненемецкие диалекты?

Василий кивнул, не очень понимая, чего от него хотят.

-У нас тут гости будут, – зачастил Андрей, не веря своей удаче, – из Люксембурга… не хотите послушать аутентичную речь? Вам это должно быть интересно!..

Магистрант пожал плечами и, так и не сказав ни слова, сел за парту.

Через пять минут в кабинет вкатились люксембуржцы. Арины с ними не было.

-Ну что, покатались на кораблике? – с преувеличенной радостью спросил Андрей, пытаясь заслонить собой пустые ряды и Васю.

-Покатались… – протянул Ганц и, выглянув из-за романовского плеча, спросил: – У нас что, будет один слушатель?

Этого вопроса Андрей Венедиктович не хотел.

-Почему один? – нервно улыбнулся он. – Я ещё!.. Да и вообще — у них только что пара была, короткий перерыв… подождём ещё немножко…

Хельга с недоверием покосилась на круглые стенные часы, показывающие десять минут пятого:

-Долго ждать будет не очень хорошо, – заявила она, – нас в семь часов Арина в балет ведёт!

-В балет так в балет, – вздохнул Романов. – Тогда… начнём…

Вдруг дверь открылась, и на пороге показалась компания третьекурсников. Человек пять, а то и больше. «А я-то, дурак, ещё неувлечёнными их считал»…

– Андрей Венедиктович! – выступила вперёд одна из вновь прибывших. – Мы все с ног сбились, ищем, найти не можем… У вас здесь случайно нет степлера?

 

В шесть часов пять минут Романов мрачно прошагал к себе в лаборантскую и захлопнул дверь. Рукотворный плакатик «Говорим как люксембуржцы», нарисованный Юлианной, покачнулся, но остался на месте. Взгляд тут же упал на подарок Майеров – бутылку вина «Креман де Люксембур», стоящую на книжной полке. Забыв о своём решении приберечь её на какой-нибудь праздник, он потянулся к стеклотаре и, за неимением хрустальных фужеров, приложился к горлышку…

И тут дверь лаборантской распахнулась.

Андрей так и замер с бутылкой в руке. К счастью, ворвавшимся без стука оказался Подорожный, а не кто-нибудь из студентов. Однако даже старый товарищ с русской кафедры растерялся, увидев Романова, человека со всегда трезвым умом и взором, в таком вот положении.

-Будешь? – предложил Андрей вместо приветствия.- А, нет, не будешь, – тут же решил он за коллегу, – ты за рулём…

 

-Пошли, горе луковое, отвезу тебя!.. Нет, я-то, наивный, думал, он тут по-люксембургски шпрехает, – а он… Ладно, ладно,- ответил Подорожный на укоризненный взгляд друга, – с кем не бывает…

Пошатываясь, коллеги покинули здание университета.

-Знаешь, – молвил Романов,- есть один ассистент на нашей кафедре. У него любимая фраза – «да сойдёт». Поручишь ему что-нибудь – либо не сделает, либо сделает шиворот-навыворот – «да сойдёт»! Я его как-то сдуру преподавать посадил – прихожу на занятие, ученики читают со скоростью двадцать ошибок в минуту – а он и в ус не дует: «да сойдёт»! Так вот: я всегда думал, что лучше быть прожектёром, чем пофигистом…

-Надо быть хорошим человеком, – уверенно сказал Александр. – В любой ситуации!

-А это ведь неплохо, когда всё равно, да? – спросил Андрей скорее себя, чем собеседника. – Плывёшь, как бревно по течению… куда несёт, туда и несёшься… что написано в бумажке, то и делаем, 90 минут отсидели – и бежать…

-Над кем это ты иронизируешь? – изогнул бровь коллега.

Романов шагал вперёд и, казалось, не слышал его реплик:

-А ты не желаешь по течению. Все думают, что тебе больше всех надо, а ты… просто хочешь, как лучше. Пусть хотя бы на словах — это тоже неплохо… ты ведь знаешь, на что ты способен!

Подорожный вспомнил прошлогодние рассказы Андрея о каких-то древних рунах, которые «просто жаждут, чтобы их изучили», и усмехнулся:

-Конечно…

-А самое обидное вот что: когда ты начинаешь что-то делать, выясняется, что то, что нужно тебе… не нужно ни единому человеку на свете! – выпалил Андрей и нервно рассмеялся. – Просто, как историческая грамматика…

-Это ты про немцев своих? – догадался Александр Степанович. – Господи, Андрюх, ну ты же не чебуречную открыл… люксембургский язык – развлечение для избранных!..

– Хотя нет. Это не самое обидное. От тебя уже не ждут ничего хорошего — вот что хуже. Не ждут и не надеются… – Андрей вдруг остановился, запрокинул голову и риторически заорал: – Почему, когда ты можешь дать людям многое, им от тебя нужен только степлер?!

Подорожный отшатнулся.

-Ты пьян, – резюмировал он, глянув по сторонам, нет ли поблизости кого-нибудь из коллег. – Не надо буянить… домой вернёшься, отдохнёшь, выспишься в кои-то веки – и на следующее утро всё будет хорошо…

-Тебе легко говорить! – воскликнул Романов, наконец посмотрев на друга. – Ты… не знаю, как-то более твёрдо стоишь на земле! А я вечно чего-то… эх! – махнул он рукой, так и не подобрав определения для своей деятельности.

-Проблема всех героев эпохи романтизма – «вечно чего-то эх», – усмехнулся Александр. – Да и Степной волк похожей фигнёй маялся…

Андрей улыбнулся, но тему Гессе развивать не стал. Подорожный, сощурившись, посмотрел на заходящее солнце и повернулся к другу:

– Главное, Андрюша, будь самим собой. Вне зависимости от того, нравятся кому твои проекты или… – Видя, что Романову не стало легче, он добавил: – Но между нами говоря, ты всё-таки заработался, брат. Живёшь наукой, любишь науку, женился на науке…

-А вот это уже моё дело, – неожиданно серьёзно произнёс Андрей.

-…ездишь на науке, – завершил мысль Александр, машинально хлопнув себя по карману, где лежали ключи от «ниссанчика». – Это я к тому, что тебе передохнуть надо. – Он остановился и указал на рекламный стенд, возвышающийся у тротуара: – Сходи куда-нибудь, что ли… на концерт, в театр…

-Да не люблю я концерты и театры. — Романов посмотрел в лицо собеседнику. — И отдыхать мне не от чего. То, что я делаю, и есть моя жизнь. И больше мне, веришь ли, ничего не хочется…

Подорожный вздохнул и положил руку ему на плечо:

-Тогда терпи.

 

-Да уж!.. Меня иностранцы, честно говоря, всегда поражали: приезжают в другую страну и носятся по достопримечательностям, как оглашённые! Бегают и бегают: ах, музеи, ах, соборы!.. Не, ну Казанский — шедевр, дело ясное… но чего бегать-то так от шедевра к шедевру? Не устают?.. Задала им Арина культпрограмму!

-Ну, они как бы для этого и приехали…

-Не, так-то да… но всё-таки они уж очень усердно носятся! Чего?.. Вот Адмиралтейство, например, можно и из форточки нашего кабинета увидеть… Вашего, то есть! До сих пор считаю себя одной из вас, будто и не уходила… – Рита Пнёва прищурилась и посмотрела на Юлианну. — Нет, всё-таки я не понимаю: почему приезжим всегда демонстрируют классику?

-А что им демонстрировать?

-Жизнь улиц и подворотен… Питер – город рока, чёрт побери! Ну, ты понимаешь, о чём я…

-Понимаю. Ты хочешь, чтобы тебе вместо Адмиралтейства Кинчев в форточку смотрел.

-Ха! Против высокого искусства ничего не имею, но вообще не отказалась бы… Короче, мне жалко ваших немцев!

-А мне жалко Андрея Венедиктовича. Вася-магистр сказал, к нему на первое занятие никто не явился… то есть вообще никто! Васю он случайно увидел и буквально за шиворот затащил — а то совсем как-то…

-Чего ж ты-то не ходишь?

-Теперь хожу! АВ  все свои пары у нашей группы на две недели отменил…

-И отдал люксембуржцам?

-Ну!..

-Да… — вздохнула бывшая одногруппница. – Такое впечатление, что я действительно никуда не уходила.

 

Третий день апрельской конференции был в разгаре. Доклад Романова («Люксембургский язык и его роль в нашей жизни», как его называли на кафедре) уже подходил к концу, когда он объявил:

-За помощь в осуществлении этого проекта мне хотелось бы поблагодарить коллег – Ганца и Хельгу Майеров!

Люксембуржцы привстали, поклонились. Сели обратно.

– Два года назад, – продолжил докладчик, – когда мы ещё не были лично знакомы, они прислали мне «Историю Люксембурга». Очень хорошая книга, до сих пор читаю…

– Как Манилов, – хмыкнул кто-то в первом ряду. Романов прикусил язык и решил переиграть финальный аккорд:

– К сожалению, люксембургский почти не изучается. В последние годы даже местные жители предпочитают Hochdeutsch и не стремятся выучить свой родной язык… Какой вывод можно из этого сделать? Этот язык нужно выучить НАМ! – провозгласил он, сверкая глазами. – Люксембуржцы просто не ценят того, что имеют… не все, конечно!..

Закончив пламенную речь, Андрей предоставил слово иностранным коллегам и присел слева от кафедры. Слово взяла госпожа Майер:

-Может, изучать наш язык не полезно экономически, – выпалила она на ломаном русском, – но… интересно практически! Правда, Андрей?

Романов кивнул, но люксембурженка даже не взглянула на него:

-Наш язык, – продолжила она, – многие считают диалектом. Это совсем не так!

Романов снова кивнул. Для уверенности в себе. И в диалекте.

-Но люди его выучить как-то не стремятся. Поэтому мы с Ганцем очень рады, что  нас поддерживает, – она указала на расплывшегося в улыбке Андрея, – петербургский научный дятел…

В зале мгновенно воцарилось молчание. Фрау Майер смутилась:

-Я не так сказала? Он научный дятел, разве нет?..- и вдруг стукнула себя по лбу: – Ах, простите, ДЕЯТЕЛЬ…

Зал смеялся так, что Романову захотелось залезть под стол. «И ведь не в бровь, а глаз сказанула, – подумал он с отчаянием, – теперь приклеится лет на пять…»

-Можно вопрос? – вдруг поднялся с места маленький сухонький Максим Дементьевич, завкафедрой. – Ваши друзья, кажется, привезли какие-то сказки, которые ребята собирались перевести и потом с нашей помощью издать в России… Выполнено?

Лоб Романова покрылся холодным потом. «Добить решил!»

-Честно говоря, к сказкам мы ещё не приступили… визит наших коллег был слишком короток для того, чтобы ребята научились свободно обращаться с текстами…

Максим Дементьевич поднял брови и стал похож на удивлённого седого младенца, а сидевший рядом с ним Саечкин исподтишка показал Андрею кулак. Романов тут же переменился в лице:

-Но мы… сделаем это! – произнёс он почти уверенно и махнул рукой, как дирижёр.

Заведующий открыл было рот, но, подумав, пошевелил губами и молча сел на место. Выступление было окончено.

 

Утром следующего дня Романов сажал люксембуржцев на поезд.

-Спасибо за эти две недели, – ласково сказала Хельга, кутаясь в оренбургский платок. – Надеюсь, не последний раз видимся!

-Конечно, нет, – заверил Андрей и обнял её. – Вам спасибо!..

-Очень у вас интересно, – важно заметил замотанный в шарф «Зенит» Ганц, обменявшись с ним рукопожатием. – Мне особенно футбол понравился…

-Да что футбол, – заспорила супруга, – дом няни Пушкина лучше!..

-Jedem das seine, – вздохнул Романов, –  каждому своё… Ну, садитесь в поезд, – с улыбкой заторопил он, – а то без вас уедет!

Майеры залезли в вагон и спустя полминуты замахали ему из окошка. Состав тронулся.

Андрей ещё раз махнул в ответ и зашагал по перрону. «Тогда терпи…» – вспомнил он слова Подорожного и усмехнулся.