Иван Чуранов. Новая (рассказ)

3 декабря 2013 г. Вот мне и 60лет Пенсия. Не думал, что доживу до пенсии. Но пока я себя ещё совершенно стариком не считаю. И собираюсь ещё и жениться,. Потушил почки с капустой1декабря 2013 г. Вот и зима и снег. Сутки валялся почти без сознания. Проспал полторы суток. В полу летаргическом сне. Болела голова. Наверное.. Да в двух драках за последние дни попало прилично по голове. Два разе ударился о крышу Ойл лайна. Частной маршрутки. И напоролся на острый, расщеплённый сук березы. До бессознания. До обморока. Лилась кровь. Даже через неделю. Чуть не умер. Возможно.  Но сегодня чувствую себя нормально. Восстановился, реанимировался. А то уж думал мне конец. Пиздец пришёл. Болело сердце. Кашлял. Задыхался. Болело горло. . И тоже помогло. Теперь ожил совсем. Опять появился боевой дух. И работоспособность прежня   Из книжки «Стихи». И ещё кое – что. Всё равно ощущение никому ненужности. И обречённости. Он купил у кого-то мои стихи. «Бандитские секстины». Он редактор Антологии. Русская поэзия второй половины 20 века. Я просто гибну. В твоих безоблачных, прозрачных, призрачных крылья. Ушедшей. Или еще не пришедшей, всё равно, всё кончено. Полный уход от проклятой, тяжёлой жизни в поэзию. В мир иллюзий. Моих фантасгармоний. В мою богоплазму искусства. И обезьяньи головки. Из фарфора и бронзы. Из хрупкого гипса времени умершего. Во мне навсегда. Так – то вот. Пора и мне улетать. На тот свет. В мир иной. И ты моя цветная, седая папуаска. Не моя, джунглей. Городских, ну и пусть. Чёрт с тобой.Кричала утром. Любимый. Но я подошёл. Взял сигарету. И ушёл. Она сказала подруге-сегодня совсем другой. Муж её спрашивает. Ты виноват передо мной? Я, конечно, ответил. Нет. А я пересекался с ней и с её подругой. Они мне обе нравятся. И обе отвечают мне. Взаимностью.21 ноября 2013 г. Мы сидели с двумя девицами втроём и пили водку и пиво. Потом начался скандал. Драка. Вызвали ментов. И этот случай развёл нас навечно. Я скрылся в умывальнике. Муж её, одной горячей штучки, допытывался до меня. Ревнует. Но я ничего не выдал. С одной валялись на диване. Я трахал её во все дыры. Полез ещё один пацан, приблатнённый. Я его чуть не задушил приёмом из армейского самбо. И всё это при всех. Остальные спали на грязном полу. С одной старушкой 62 года. Занимались двое суток любовью у неё на квартире. На хате. Кормила меня с кухни. Она работает там посудомойкой. Потом она проиграла мне коньяк и бутылку водки. А потом обиделась и не пустила меня. Дала три сотки. Я пошёл за полтарашкой пива и водкой. И на этом наше общение кончилось с ней.  В лес. Бродят медведи, поднятые лесорубами – браконьерами. Диких бригад незаконной вывозки леса. Ходят КАМАЗы. Толи они там – В брошенных домах. Там не живёт ни одного человека. Лет. 20-30- ходят скрываться, толи за иконами. А, может, то и другое вместе. А мне велел ждать ментов и узнать у них, в чём дело. Что они хотят. 2 ноября 2013 г. Твои губы налимьи напитались соком лимонным. Малинным. Мои мысли утихли в лужах грязной воды. Вытри об меня свои ножки латинские. И навсегда от меня уйди. Я буду пить мутное пиво в пивнушках. Познакомлюсь с бомжихой с лиловой кожей от пьянок. Я давно устал от нимф в этой проклятой жизни. Возьми и вышли, высели меня из своего маленького, рыбьего мозга с мелкой рябью извилин без жизни. 27 октября 2013 г. 4 дня уж не пью. Принял человеческий облик. Смелось появилась большая. Необыкновенная. С замужней женщиной приходил к нам пить кофе. Когда мужа не было дома. Когда он был на работе. Провел ей магический сеанс. Био – эротический. В обнажённом виде. Огненный. И сделал ей на зачатие ребёнка. Конечно, я с неё не взял денег. Она со мной рассчиталась сексом. Натурой. Своим роскошным. Юным телом. П.  Надо бежать в небо. А я на слякотной земле. Весь перепившийся. До бесконечности. Которую не перервать. Ты в фуражечке дамской, парнишечьей. Уселась рядом со мной на обосанный. Бандеровский диван. В притоне алкашей. И бродяг. В нежилом помещении обосновавших себе нелегальную, наподобие комнатки, каморку. Метров 11 квадратных. Ночные тени снизились и упали на меня. Потерянным прошлым воспоминанием. Выпили в нашем кафе по сто грамм водки дешёвой, и закусили тощими бутербродами с сыром голландским. Я упал, пьяный, на руки, на стоик. А ты, как обычно в последнее время, сбежала от меня. Так и не доехав до своего назначенья. Лучше не вспоминать об этом. Действует на нервы. И стыдно за себя. За своё глупое прошлое. В привокзальном тоннеле прощаемся с тобой, В вуальной паутине по бетонным углам. В столовке ели мыльный рассольник. На не прополосканных бамбуковых тарелочках. 25 октября 2013 г. На гитаре играла. Собирала цветы. Песни пела. Плясала испанские танцы. И точёные ручки закинула за миниатюрную головку. Как изломанные крылья раненой птицы перед первым полётом, не улетевшей на итальянский юг. Корсиканский. В белых пёрышках. В кружевах. И ушла. И долго глядела в сырую муть Карповского моста. Но так и не собралася с духом, и случайная скорая помощь её забрала. Вот увидел опять её. Стриженную под артисочку. С модной сейчас причёской. Пили с ней водку на скамейке. И курили. Перед пятиэтажкой. А потом она взяла какую – то мелочь на сигареты. И скрылась навсегда. А утром она уже уходила от другого мужчины. И я случайно увидел её. Вот опять ты на мелкое время. Тряхнула кудряшками. И я дал тебе пощёчину. А потом пожалел об этом. Ещё сильнее захотев твоего роскошного, монументального. Грандиозного тела. Ветер дул холерный с реки. Ты ушла навсегда. Не простив. Не прощаясь. 21 октября 2013 г. Ты серебряной рыбой сквозь в пятнах стекло приплыла ко мне. Из прозрачной воды в воздухе. Мёртвая русалка моя. Солнце холод в сердце моё несёт. Я после урагана болен и смят. На 4 этаж ко мне ты заплыла. Навсегда. 19 октября 2013г. . Этот вечер завис в комнате моей по углам. На навесном потолке. Вижу в фиалках бродим мы с тобой по холмам. В мире одни. На ржавой земле. Я вторые сутки безвольно лежу. Вспоминаю прошлое, которого и нет. Твой призрак живёт рядом со мной. Но никто об этом не знает. Твои вещи сгорели все. К которым касались твои ладони умершей. И все амбиции испарились при тусклом, люминесцентном свете ламп дневных. Не пускаю мысли материализоваться из головы. Все пропитое закончено. И ты бродишь по свету за мной по пятам. И преследуешь меня. Хотя тебя уже давно нет. Уже седьмой год на той проклятой, чужой мне планете. В отблесках моей богоплазмы. От которой потрескались мои руки в целлофановых пакетах, как от картошки. Что б уличные клиенты мои не были заражены. Это вспыхнула сигнализация на дожде от не купленной машины в пятнах поражённого вирусом гриппа моего прокажённого мозга. И теперь я сторожу твой несуществующий приход в ночной, психической темноте. Полностью сумасшедшего. И смотрю кабельное телевиденье без звука. И бездельничаю в своих пасмурных оранжереях. Я вовсе не умер. И снова пью хмель из семейства конопляных. После сотрясения мозга я потерял память. Твои губы не всосались в меня. Идолам белых церквей и статуэткам берёз я не молюсь. Это жизнь опахало индийское в нежных ручках твоих. В моих мозгах грязный ток. Да подальше от бизнеса. Мне пока какой в этом толк. Брюки в полоску на стуле сушу. Мысли спешные, как уйти от ментов в стены впитались. В обои. С отрезанной, точечной грудью еврейка дарит мне золотые перстни за любовь. Она крадет золотишко при протезировании зубов у клиентов. А я сдаю всё в ломбард, и пропиваем всё с ней и её братом. Мозг мой прострочен строчкой с юбки твоей. В сердце у неё ни хрена. Я бросаю её. Она требует вернуть её подаренное золото. Которое пропито с ней. И я ухожу из неё двухэтажных, деревянных домов. Которые отобрали у неё дедушки после революции. А вниз по Волге плыли расстрелянные трупы контриков. Я вернулся через несколько лет. А она уж умерла. Соседи сказали её. Да я и не жалел о ней нисколько. У меня были тысячи женщин. Полюбовниц. Я отрекаюсь от жизни. И кончено дело моё. И вокруг меня пустота. Снова явишься ко мне из бумаг, сгоревших на огне. И горячее солнце не сияет над нами. Ты моешь окно. Я гуляю. И жду предательства и измены от любовницы с Сауны. И не напрасно. Ей нужны деньги и деньги. Еду с 15 рублями в носке. Прочь с Нижнего на Городец. Метки на волчьей маске моей. Я матроне буду груди иглой протыкать. Шило куплю. Сердце опять угрожающе ноет. Её опять нет. Не ночевала дома. Беспокоюсь за неё. Такое опасное время. Бандитизм. И чурок в городе полно. Всё захватили. 15 октября 2013 г. Опять один. Опять не делаю ничего. Скрываюсь от ментов. Не выхожу никуда. Что б не видела ни единая живая душа. А то сразу выдадут. Заложат. Спал всего часа. Но чувствую себя прекрасно. Никого. Кроме моей балерины. Балеринки. 13 октября 2013 Ты гладкая сучка змеи. Вгрызлась в мозги мои. Лужёные спиртом, техническим. Трояром. И антисептиком. Лосьоном перцовым, боярышником для мытья ванн. И всё мне конец. Пальцы в рот. И рвать. И блюю. Мент участковый вчера дверь разбил. 5 октября 2013 г. Опять сижу один дома. Жду от полюбовницы, на работе. Боюсь ментов. Но и скрываться некуда. Прошло всего трое суток. Заяву рассматривают десять дней. Вот так – то вот. Такие мои дела. Господи, спаси и сохрани нас. 4 октября 2013 г. Пью хмель с китайским чаем и пиво. По пьянке, она, Уборщица, шнырь по-зековски, написала заяву, будто бы я бросил в её машину ножом. С 4 этажа. В окно. Метров за 40. Верочка кричала ей раньше из машины с парнями: » Выходи, что выёбываешься. Всем за десятку деёшь». Трахалвсь в комнате, – а восьмой муж официальный, стучит в коридоре в запертую дверь. А потом в коридоре начинают драться. Меня водили в ментовку. Я отказался от всего. Теперь вторые сутки жду участкового. Очень переживаю. Да поможет нам бог. 30 сентября 2013 г. Вот ты опять появилась рядом со мной в маршрутке. Мой призрак. С подбитыми крыльями. Опалённая бензином при взрыве. Всё жутко бы было. Но ты слишком красива. И я почувствовал привкус жизни. Счастливой. На твоей шоколадной коже Лимонной привкус отменного коньяка Наполеон. И я тащусь за тобой такой маленький в этом огромном мире. 22 сентября 2012г. Всё одни проблемы. Бросил пить алкоголь. В том числе и пиво. И стал пить. И всегда вступаем в конфликты. Господи, спаси и сохрани. 16сентября 2013г. Опять я один. Разные бабочки порхают вокруг меня. Но это только обман. Мираж. Ненужный мне, а я пью своё вино. И теперь ещё накидал в пластмассовый таз с виноградом, забродившими яблоками. Голова немного потрескивает.. Нужно упорно и надежно скрываться от людей в БП и выставить самые сложные защитные фильтры от врагов в предзоньи. Летопись. Начата 14 сентября 2013 г. Налопался своего виноградного вини с хмелем, зелёным китайским чаем, с разными фруктами. Его у меня было ведра три. Пластмассовом тазу для стирки, железном тазу, в двух кастрюлях. Они стояли на полу. Появилась мошкара. Я её бил веником. И всё вино выставил на подоконник. За окно. 14 августа 2013 г. Вот опять один в комнате. Нет сил идти куда-то – исцелять. Искать женщину. Продолжать свои многочисленные знакомства. С другом ушёл гулять к парку. Взял денег. Опять пьяный. Но пью на свои, конечно. Сам зарабатываю на целительстве и своих книгах. 13 августа 2013 г. Розы цветут в саду моём. Астры. Георгины. И гладиолусы. Трубчатые. Я беззаботен и весел, как всегда. Путь мой тернистый прям. Дама с белым зонтом приходит в гости ко мне. Я счастлив. Я в мире своих сновидений. Скажет мне « Ты же совсем чокнулся «. Но я не обижаюсь нисколько. Но, возможно, мне ещё повезёт. Я достигну ещё всего. И победа будет за мной. Жирафы ручные бродят в моей оранжерее. Разговаривают со мной на абстрактные темы. Вот и хорошо. Я рад их общению со мной. Бескорыстному. Не как люди. 6 сентября 2013г. Пришелец ушёл навсегда от меня, из меня. 5 августа 2013 г. Асе – лесбиянке предлагал. Она сказала: « Подумаю». Но не отказала. Что ж делать. Один я за шесть лет без жены истосковался. Нажился. Лучше варианта нет. А ей всего, наверно, лет 28. И она миленькая. И глупа. Детдомовская дура, Та ещё стерва. 4 августа 2013 г. Позаброшен и позабыт Чёрту душу свою продал. Которой нет. Это колокол по мне звенит, толи зычным, толи тонким голосом. Совсем не слышно. Еле спит. Один в своей комнате. Пьяный. И модистка ехала рядом со мной в автобусе. Не такая, как вся. Но в моём идеальном вкусе, из моего исковерканного воображения. Рехнутого вовсе человека. Какие огромные сиськи в сиреневой вязаной кофте. Какие пропащие мысли в моей динозаврьей головке. И юные девочки пляшут на белом, пеньковом канате. Нам не бывать вместе. Лучше искать б мне клады. В твоих прозрачных, велюрных мякотях. Миниатюрные куришь сигареты. Удивительная во всём шансонетка. С маниакальным, идеальным личиком. Фурер с изломанным позвоночником. И продал мне землю. Мой последний, тюремный, сгоревший день. Пью третьи сутки виноградное вино. Мимо мелькнула стройная ножка татарки. Зелёная. Я не узнал местность. Но потом обозначилось светлое пятно от солнца. И я вышел на шум машин на шоссе. 3 августа 2013 г. Коронка на верхней челюсти выпала. Всё сломалось. И у меня на верхней челюсти осталось всего два зуба. Клык и коренной. Железный. Настоящий инопланетянин Лицо зелёное. И беззубый. Клыком всё и жую. Все остальные зубы выбиты в драках. Дожил до ручки я. Мы стали с тобой слабоумные. Башка трещит от хмеля и винограда. Ходил по грибы к Стригинскому кладбищу. В другую зону. В прошлое.Заколдовался. Тучи. Закружился. И нашел с десяток грибов. В основном, обабки. Казалось, пошел не в ту сторону. Ручей грязный появился с другой руки. Трава на дороге слишком зелёная 2 сентября 2013 . Я целую фарфоровую куклу. Это очень низко. Но я целую её ещё ниже. Потому что она молится Кришне. И губы её в соке раздавленной, переспелой вишни. В хрустящем эластике. Вот и поневоле кончишь жизнь. Да лавровый лист меж розовых, лаковых ножек Я – болен. Лягушечьи лапки на коже. И фарфоровая куколка упала и разбилась вверх ногами. Никто. Ни один человек не должен знать, что у меня такой воспалённый мозг. А не то меня увезут в психушку. Это я должен скрывать. Но, в общем,- всё равно всё вылазит наружу. Я покрываю мою нежную, гудящую куколку красными пятнами поцелуев. Она же живая. А не из гжели. Взаперти я томлюсь с танцовщицами. Пью вино виноградное с хмелем и сахаром. Ты моя ведьма – разлучница грешная. Я один без тебя погибаю. Ключ оставил с той стороны двери. А дверь захлопнул. В прокажённом миру я остался один. К смерти я приговорённый каторжник. С деревянными на груди медалями. Покаянными. Перед тобой. Лапаешь меня липкими медовыми руками. Клейкими. В виноградном в вине, утонувший. Утонувшая. Лаешь на меня стаей лаек. С лиловыми выпавшими на землю языками. Под упавшими от алкоголя липами. 30 августа 2013 г. БЕССМЕРТНЫЙ. Берёзовый веник. Сотня заходов с душем холодным Вынуты вены. Трепанирован череп. Вот всё что от меня и осталось после моих перелётов, перемещений, перевоплощений, мистификаций и баров ночных. Всё уж Я снова из пепла возник. Спим на скамейке в детском саду. Он старушку подло увёл у меня. Но всё ж это было. С ментовки мы с бредём по бесконечному мосту с площади Жукова в Карповку. Так вот уж вышло. Сука еврейский. Шубы дарил втихаря старой воровке моей за спиною моею. Пусть провалиться он в тартарары вместе со старой колодой. И поделом ей. Пусть помнят навечно вовеки меня. Старенький, седенький козлик. И графоман. Вирши его только мне на подмётки прибить. Всё равно, давно прохудились. Ещё в прошлом году. Сука продажный.. Впрочем, она на хуй мне не нужна. Та же паскуда. Разбита моя батарея. Вот от обиды и злости на улицу я побежал. Даже морду разнести им я не способен морально. Пусть гниды, крысы скрываются на Стрелке, на Ярморочном проезде вдали от меня. Взаперти. Рядом с церковью. Бог ли, чёрт им судья – я и не знаю. В верной дружбе мне клялся лет двадцать. Больше. И тут же за старушку и предал. Да, пошел он к чертям. К ёбаной матери. Я и слышать больше о нём не хочу. Всё – забыл о них навсегда. Навеки вечные. Утро тревожное, тяжкое. Гуляю где – то в мире безбрежном. Зыбко всё и не надежно. Лишь остаётся выпить Джин-тоника семиградусного. Чая с кофе с хмелем напиться. Навечно уснуть до новой порции алкоголя. Или до новой охоты за добычей, как лев. Вчера за полночь деньги возил в ресторан. До этого с другом не заплатил и удрал. Выпил две рюмки с приятелем за столом. Соком запил. Пива бокал. И кусок мяса порезал ножом. Типа отбивного мяса. Довольно приятного. На такси доставили меня до дома, до Еды. А сам, сказавшись уехал. Я беспокоюсь всю ночь. Пока она рядом со мной – я весел. Была какая-то вчера торговка фруктов. Фруктами. Смазливая ещё. Я говорил, конечно, что красавица. Два пакета наложила мне перцев, помидор и фруктов. Типа, нектарина. Сердце опять защемило. Так, она ненужный мусор в моей голове. ТАЙНЫЕ ЗАПИСИ БОГОПЛАЗМАТИКА ЧУРАНОВА ИВАНА НИКОЛАЕВИЧА.. 28 августа 2013 г. Наконец, за последние четверо суток уселся за передатчик. А по рукописи, вообще,19 дней не передавал ничего. Всё это пьянки. Проклятый алкоголь. Валялся в полусне, в беспамятстве. Часа четыре. Проснулся. Очнулся. Немного отошел. Чай. Заварка и музыка по телевизору. Что-то с рукой. Ушиб на работе. Ключи потерял по – пьянке. И теперь я дожидаюсь. И сижу дома. На космическом судне. В БП. 29 августа 2013г. Сгонял на базу. На Комсомольскую площадь. Взял больше полмешка разного, дефицитного топлива. И назад домой. Снабжать, кормить. Всё нормально. Был дома. Немного поугошались. И вырубился без сознания на постели. Но поднялся провести сеанс с космосом. С будущим. Настоящим. Остановку не доехал. Высадился у светофора. И на остановке уничтожители напали на меня на Южке. Один самый страшный был в виде огромного, жирного цветка Мальвины. И очень агрессивный. И мог убить. И принести смерть и гибель безжалостную. Но я скрылся за опрокинутыми картонными коробками пятиэтажек. Я уже поменял оранжевую майку. Шёл, как земной бродяга. С ботинками в руках. На босую ногу от грибков. Для впитывания на зиму солнечной энергии.Со снятым на руке свитерком. Типа, глухого джемпера. Кажется, я вернулся тогда. Температура – ноль градусов. Пью водку, и закусываю ветчиной. Дудка. Мёртвая. На которой я не могу играть. И какие-то списки. Синяки. К реальности я не имею никакого отношения. И я, как всегда, полностью морально опустошен. И тоскливо, как побитой собаке. Выпил немного пива, и недельную ломку, как рукой сняло, А чуть не отдал концы. Яд в теле, в голове гроза, а в сердце круглосуточный бой. И выдержал пытки инквизиции. И начались странные видения из-за реальности. Ты расчавкалась на мне. Я, как разбитый татарин. Превращусь снова в бессмертного. И помчусь в разбойный набег. Все лягут к моим ногам. 9 августа 2013 Начинаю новую жизнь. Гениальную и разбойную. Цветы тебе подарю. Украду брильянты поддельные. Женщине, с которой я ещё не познакомился. И уйду бродяжничать по миру. Пока ещё тепло. До зимы. А там посмотрим. Там видно будет по обстоятельствам. Буду век свой доживать одиноким волком. Если бог даст. Так-то вот. Все мои и мечты. Все мои и амбиции 5 августа 2013 г. БОРТОВОЙ ЖУРНАЛ Лежал в острой, как турецкие ножи, траве. Моего мечтательного детства. По мягкой листве пробегал мелконогий ветер. Выдающий нас наушным шепотом кляксовидным. Ждущий нас, чтобы выпить нашу мистическую сущность. И насытиться. Распятый. Они сожгли наши корабли из вощёной бумаги. И они ушли на дно. И совсем растворились. Нет для нас времени. И ты с сожжёнными сосками от столкновенья с дождём астероидов. Мы давно уже не спим. Кто-то бродит вокруг нашего дома. Это кляксы. Чёрные чернила, паста синяя из шариковой ручки. Пачкая стебли под окнами. С электропилой Болгаркой в текучих штангель – циркулях. Женщина с расшнурованным корсажем, вымогающая из себя очередной оргазм. И ты готовишь мне змеиный обед из перепелиных, в точечках, краплёных яиц. И ты снимаешь штанишки из розовых брызг. Ты в обгрызенных листьях берёз. С голодным холодом в глазах по своей потухшей звезде. Варим суп-рагу в огромной кастрюле. На топливном баке, уже отслужившем свой срок. Во всей атмосфере повышалось кровяное давление. Кляксовидные выжидали нас. Я чувствовал – они где-то рядом. Совсем близко к предзонью БП. Это было только наше с тобой короткое время. И оно существовало только для нас. И больше ни для одной бактерии. Мы гуляли в разгромленном порте. И я лизал твою шелушащуюся кожу. И мы забирались тобой в полузатонувшую баржу и пили водку из четвертки из горла. У нас было с тобой собой три чекушки. И забывали об текучих уничтожителях. И ты упала в обморок, как ласточка, ударившаяся о секло рамы, пойманная в избе. Ты увидела живую кляксу на кнехтах ПС – пассажирского судна, в коррозии. И в не очищенных от днища когда-то матроснёй ракушках. И мы превращались с тобой в ракиты. Прятаясь от расчленителей. Которые могли тебя уложить навсегда в свой контейнер. И переправить на Альдебаранскую базу. Для выращивания своих хилых особей потомства. Типа устриц. Или речных ракушек усыпанных на дне в песке и иле в речушке дурной Шук. Врастающих в тела людей. И полностью их съедая. Забирая и разум, и дух. И все чувства. Я привёз тебе пять банок топлива. Ты совсем без меня потеряла волю. И контроль над собой. . СТАРЫЕ РУКОПИСИ. Утонувшие острова. Брошенные города. Умершие подвалы и поэтические кафе, и салоны. АРХИВ. АРХИВАРИУС САМОГО СЕБЯ. Разорванные облака. Ветреный пепел. Дневники одиночества. Сожжённые рукописи из сундука. 1 августа 2013 г. Твои зелёные ножки болотной лягушки. Ядовитой жабы в бородавках на моих плечах. Душат меня за шею. Мускулистый, мучной, мускусный кокон. В твоей детской комнатке. И я в космо – татуировках. Ты в щелке, закутанная. В полу умерших деревьях. И опять я, с этими роскошными девушками в мерседесах, космический, востребованный. Все заросло травой. Снова всё повторяется. Лишь развалился я. И весь мой город. Никого. Ни одной живой души. Лишь ты плетёшься следом за мной. И мотаешься по вымершим улицам. Пустота. Телефон твой не отвечает на столе. Я валялся прямо на дороге. В грязи. У интерната. С разбитой головой. Без сознания. У забора дощатого. А у меня опять начало колоть сердце. И невозможно передохнуть. Буду кормить пираний из рук. И белохвостых орланов. С опухшими от пьянок лицом и ногами. 30 июля 2013 г. Я потерял связь с лесом. И меня совершенно не тянет в его одиночество. Я хочу женщин. Сигнальные машины дрожат и визжат от страха, от бомбардировочных раскатов грома. Приготовил рулет по-персидски в своем новом аппарате. Поларис. Я заглянул в твои глаза, умершей. Швы удалось мне достать. И через несколько часов раздвоенная губа соединилась и срослась. Ты прислала мне в посылке твою перчатку с того света . В блюдечке китайском аукцион. Солнц. Меня. Запоздалые воспоминания в сердце. О тебе, как рабыне. И закусываю хлебцами солёными. Зелёным луком. Пью кофе в зёрнах. Чай китайский. Зелёный. Суп харчо. Армянский лаваш. У меня их больше полсотни. В дореволюционное время я жил на Капри. С француженкой. С бродячей гимнасткой из закрытого цирка. Ты уехала от меня в Арзамас. На улицу Зелёную. Я дал тебе телефон. Но ты никогда мне не позвонишь. Ты была просто пьяна. И больше ничего. Ты была в зелёной вуали. Со стоячими, девичьими грудями. Графиня. 27 июля 2013г. Ты в темно- зелёном. Ведьмском. Стилистом конца19века. Открытие в черепе. Трепанация пленера. Сто 50лет назад. Молодая дева. Чокнутая целка. Эта лахудра в очках срезала бритвой мне на губе шов. И губа раздвоилась. А, может всё сгнило у меня. Я слишком стар стал. И теперь, может, уже на мне не заживает всё, как на волке, как раньше. 24июля 2013 г. Я один, как грязный снег. С убитым скелетом грачей. Рванулся к би – сексуалке, продажной. А она уже с другой. Сразу с тремя подружками. Красотками отменными. С маленькой обезьянкой, мартышкой, на руках. На тоненькой, золотой цепочке. Чёрт их дери.. Дожди сыплются на меня. Ты в свадебном платье. Я опять валяюсь в пещерке моей. Бородой зарос. Спальня в безжизненном огне. Зубы выбиты в драке. На губах с десяток швов. Сказал одному, что у него рак. Такие густые волосы. Слава богу, вторые сутки не пью. А то по – пьянке совсем башню сносит напрочь. 18 июня 2012 г. Ты в веночке на головке. В коротких колготках. Я живу один. Без поддержки твоего тела. Без всякой жалости. В салонных стихах. На папиросной бумаге сверх – гены мои. На фрегате уходим. С оккультными косточками. Из офиса моей финки. 23 ноября 2012 г. (23 июля 2013 г) Пью фруктовый самогон с хромой бомжихой. Отравился опять, в который раз спиртовым лосьоном. Выпили с тобой из горла водки бодяжной. Трояра.. На этикетке – опасен для жизни и здоровья. И чуть не сдох, как последняя скотина. Я в ужасном состоянии. Опасаюсь за сердце. Полностью раздавлен. И знаки на тонких запястьях твоих. В перегнутых браслетках крапивных. Латиноамериканки ядреной. В кокосах на теле под щёлком рубашки. Зубами замученных крыс. В этих норах подвальных лишь крысы живут. 31 июля 2012 г. (18 июля 2013 г.) Дует обеденный ветер. Я только встал. И на губах мечта. Звуки похабных песен. И без полушарий. Нужно дальше шагать. С четвёркой водки в кармане. Это сантехник в алкаши меня заказал в нежилых помещеньях. Где ночь я перекоротал. Пил лосьон боярышника из ночной аптеки. И отложил на конторских счётах, бог знает что. Просто я ими играл. Мать моя когда-то во время войны, а может ещё и после, в колхозе работала счетоводом. И за доблестный труд получила медаль. Остатки деревьев в спиралях в прошлом торчат моём. В гребнях моих мозгов Что- то ещё, как вирус рожденья, живёт. В кефирном, просроченном пакетике. Спросят меня. За монашеский, адовый штамп. На отмоленный. Запрыгал шумливый лешак. С башкой моею. 23мая 2012 г. (17 мая 2013 г.) 17 августа 2013 г. Это кукольный цирк приехал к нам Я тебя так долго ждал в одеждах датской принцессы. Я устал. У меня болело сердце. Оно уже болело очень давно, ныло. Беспрестанно. Под левой лопаткой ссади. И я всё равно выпил с тобой очень много водки. И опять я чуть- чуть не умер. И снова, не знаю, останусь ли я жив? Без тебя. Опять психушки, армии. Тюремные заключения. И очередные мои побеги. Неизменные. На резиновых шинах из снов мимолётных. Ты промелькнула в древней вуали. С узкими плечиками в кружевах. В жакетах. В костюмчиках юной графини. Княжны. Плакала в белый платочек. И не пеняла мне. И глазами меня не ругала. Романтической, дамой. Невесомой, В городских приокраинах. В пригородах мёртвых планет. Я с худой сеткой для ловли птиц. А поймал мёртвого ангела. Я валяюсь на поле. У дома старых куколок. Из которого вышла мёртвая царевна. Это унылые видения. В полумёртвых греческих масках. Амфитеатров. Я с этими жуками. Рогоносцами. Живущими в моей отравленной красотке. В дождливом городе. Я бросил давно читать книги. И мы выкинули их в мусорные баки. Железные. На свалку. Сейчас всё есть по интернету. И ты вьёшь кольца вокруг меня. Небо в подтёках китайских красителей. 19 февраля 2007 г. Я плеснул чернила на твои юбки. Всё равно, ночь. С обгорелыми клочьями. С кукольной фабрики. Брошенной с советских времён. Я вернулся с гражданской войны. Слякотной осенью. Ты боишься выходить. В винных истериках. С жабрами амфибий. Я вернулся домой после медвытрезвиловки. И ты простишь мне пьяные скандалы. Сельдь под шубой на завтрак. Салат из крабов. Креветки. И не улыбнёшься. 16 июля 2013 г. С белых брюк вывел все пятна. Я почти совсем завяз под карнизом нежилого помещенья. С белками облезлыми. В алкалоидных бзиках. 7 июля 2013. г. В орхидейной оранжерее оранжевый ветер. В твоих волосах. Безнадёжные. Когда я уж совсем махнул на себя рукой. И налегке уже не уйти. Как раньше, рядом с тобой. Полинка.. Чуть сумасшедшая. С ломтиками турецкого хлеба в изнеженных руках. Да сыр Пармезан, Нити.. Твоё тонкое платье в обтяжку сводит меня с ума. И жасминные кружева твои дурманят голову. Ну, так что же, прощай навсегда. Вброд я эту жизнь перешёл. Я к тебе подошёл. МОИ ПРОЩАЛЬНЫЕ, ПРЕДСМЕРТНЫЕ ПЕСНИ. 2 июля 2013 г. Гладко выбрился и обрызгал себя дезодорантом . Чудных и чумных. Гениальностью перед грязными торгашами.  Где ты в белых ромашках. В кузничных стрекотах. В зонтиках. В крике моём к тебе. В мохнатом платье. Всё умерло. И выпил вина дорогого. И кофе. И пива напился. Скоро за джин примусь. И тоник. Противный. С которого крыша моя едет напрочь.. Ты седая на волоске. Я целую твои губы в сперме чужой. Стерва, продажная. Прощаюсь с тобой навсегда. Пахнет водкой дешёвой от кожи твоей. Пьём и заедаем крапивой. Где я убил кухонным ножом. И зарыл под китайкой. Расхлёстанный ветром. Крашеный хной. Китаёзной. И остался опрокинутым. И кровь хлынула у тебя из горла на бесплодную клубнику, на боковых грядках. Как из Конармии Будённого в Польше. И я подумал – так тебе и надо – не будешь мне изменять. Пахнувшая, нестиранными после твоих клиентов простынями. Лесная дешевка. Отбросы. Вошь лобковая. Тля подколодная. Колода, наполненная поросячьей кровью. Дно жизни. Я тебе смерти желаю. В болях жестоких. Не дай бог, если меня ждёт такое. Лишь врагу своему пожелаешь. Садистских. До бес -сознанья. Мне приснилась сегодня ты. Совершенно живой. С венчиком из слоновой кости. И ты уходишь от меня навсегда, как серые облака. Которые тебя унесли. Ты одета в серый, королевский серпантин. И кормила булкою французскою седых грачей. Я пил брагу на дрожжах и сахарном песке. И обрезан был мне путь. А от тебя исходила теплая любовь и сияюще – спасительная радость. Вот и всё, что досталось мне от этой глупой жизни. Ты умерла, и мне жаль тебя. Я плачу и тоскую о тебе. Всё кончено дело моё. В твоих кончиках, нежных, безжалостных пальчиках. Телеграфистки. Радистки. Шпионки. Я бегу в обрез. И парижские духи убийственно преследуют меня. Суля для меня страшный конец. 3 июля 2013г. Не пришла. Лишь явилась во сне парижанка. Но, вероятно, не ты Я согласился бы и на в возрасте молдаванку. И всё б взял на себя, и не бросил бы в воду концы. Вот и всё. Кончено дело моё. И ты умерла. Всё уже позади. И нет ничего впереди. Может, начнётся мой день реставрации. Да, уж, вряд ли теперь. Стар становлюсь я. Всё дальше и дальше. Я не икона Рублёва. Не сохранить. Вот и вся тайна моего ремесла. Энергия землетрясений не исчезает. Всё в твоих варикозных ножках цветочница. Шаловливая сучка. Бурнаковская. Со своими шнурками на джинсах. Которые не развязать для меня. Превратила меня в лесбиянку свою. Всё кончено. Полтора года с тобой волочился зазря. Мы обитаем с тобой не на земной орбите пустой нашей квартиры. В невесомом состоянии. Без земных мыслей. В без материальном состоянии пришельцев. Без притяжении ядра. Без оболочек. В скафандрах счастливой любви. Вечно. . Ты была в оранжевом, прозрачном, дождевом плаще. Фея морская, злая. В солёной воде на коже. Под рваными, грозовыми облаками. Полотняные губы мои перекушены. Но от этого мне нелегче. В пересушенных воспоминаниях злых моих. Полу немых. Что б мне издохнуть. И опять я пьян. Вдрызг. Я развалился один до всего горизонта. Всё туманиться. И тебя всё нет. Ты являешься из пограничья. Чтобы жить, а не умереть. Не грусти моя птица из поднебесья. Как знать, скоро я приду к тебе на ревнивые разборки. Мне осталось немножко до края. Ты одета в солнечное платье в лепестках солнцеворота. За спиной твоей точёный дом из розового камня. Где я коротаю дни. Уединённый. С мотыльками. С бабочкою – королевой леса. ПОРТУГАЛКА. «МАНЕКЕНШИЦА.» Португалия. Ты португалка, Мария. Люди бело – зелёного дерева не бывали в морях, Но свободные люди великого севера Ощущают любимых издалека. Макинтош мой тебе мешковат, Мёрзнешь маленькая, миниатюрная.
Манекенщица, милая, на каблучках Ты за мною бежишь от холодности тюрем. Португальский портвейн, португальскими губками_ Пьешь в кварталах ,любимая, виновато Поэтический шарф староватый Ты на шею набросишь слегка. Ты прощаешься с публикой. Нитки трико обхватили подбористую фигуру. В костюмерной пакетное пьёшь молоко, с португальских писем пыль не сдунув. Ты контракты подпишешь на тело всё. Поздно ночью, вечерний орнамент, вдыхая затяжкой. Для того, чтоб меня увидать одного Ты зимой приезжаешь по-португальски.

Мутный вечер. Парижская местность. Чёрный вязовый лист. На афишах бумажный сиреневый клей. Словно бурая вишня в молочных колготках, Еврейка, продроглая, Забралась на кресло с ногами, И печалится в старой мансарде моей. Разрисованы стены Зелёными кошками, И я в жизни своей безобразнейший мот! Антикварный рояль усеян Бетонными крошками, На стене – неизвестного мастера Натюрморт. Есть поэзии две в этом мире холодном: Лишь у русских людей и у парижан. И пустое лукошко в пыли. Офицерский ремень позабытый отцовский, И худые болотные сапоги, И лимонадом стакан.

Меня преследует Ван Гог С трубкой молочной во рту. Мой сумасшедший король С тряпкой вокруг головы. Со мною живёт Ван Гог, С плетёной бутылкой абсента, С мочкой уха в пальцах. В туфлях пехотных бродяг Ищет ночную корчму В свитере голландский матрос. Рядом о мною рисует Ван Гог Жабу в жабо кружевном, Клеем грунтует свой холст. Яд электрических ламп. И королевских ворон Сел на мольберт Ван Гог. Меня терзает Ван Гог. Мучит меня Ван Гог. Ван Гог. Припадочный, мёртвый Ван Гог. Я – Ван Гог.

Я хочу быть Чингисханом, Город захватить Владимир, Власть опьянённым ханом Жить войной, не зная мира. И с холма, взмахнув нагайкой, Тьму пускать в большой набег. Губы вытерев о майку, Знать, что я лишь человек. И напившись до бесчувствия, В ужас толпы приводить И свои тупые чувства Тёплой кровью напоить. Счастлив был в кровавой рубке И, снимая с плеч чурбаны, В Русь плевать сквозь крысьи зубки. А теперь я стал поэтом С кровью, налитой в глаза. Души жгу по белу свету, Как ордынец, рву сердца. А, как мне хочется быть диким, Сидеть в кибитке кочевой И сырой печёнке икать Под ветер злобный и сухой.
Ты же знаешь, что я – Батый, Что прошлое во мне горит. И скачу я на закаты Европу  покорить.

ЭВКАЛИПТОВЫЙ СОН. Когда в Бразилии золотой стоят парижские Эвкалипты, По мостовой, по парку, по мостовой, по парку Вгоняю свои старые ливанские ботинки В расплавленный асфальт. А в Бразилии зонтики тонкие, звонкие, Словно плёнкой прозрачной укрыли мир, Молодые мартышки там кричат как мальчишки, И огромные чайки залетают клевать апельсины На аллею святого Мартына. Вот тогда ощущаешь, что жизнь в Горьком мчится Стремительно скучно. Натюрморт нарисуешь – тюлевый занавес, Чернобривец в горшке, полбутылки кефира На фоне берёз на окне. И забросишь чернила и захочешь опять очутиться В той далёкой пиратской Бразилии, По аллее гулять в эвкалиптовом сне.

Мне приснился сегодня Есенин С запрокинутой головой.
И я плакал в пиджак его серый А в руках держал котелок На ступеньках сырых сеней..

 МАМА, МОЯ ПРОЗОРЛИВАЯ, МАМА. Она плакала. в окна стучалась синяя птица – крушина. Я газету сорвал, распахнул одинокие рамы. Мама, ты зачем прилетала ко мне, круг зачем очертила на дорожном кресте, неудачную жизнь мою предсказала? И дом с отцом завещали отцовский, как самому неустроенному из сыновей. Всё на мне простирала, накормила меня. Я бродил в огромной до неба траве… И жалела меня, всю мою беззащитность. Знала, видно, что кончу печально я. На рассвете приехал за мной драндулет на «Победе» старинной приехали парни, что играют в рулетку.

Я пират жестокий и угрюмый. с ромом старым в гавани и в бурю. Как дождливый бриз, жена со своей роднёй прогнала меня с квартиры. И с «П С – 177» был списан в горьковском порту, ю. Так мне в трудовую книжку записали тридцать первую статью. Я вошел, качаясь, в чёрно – белый город с трубкою кофейною во рту. И в полночь пошел в шинок за водкой у трамплина к глухонемому старику. И заснул я под моторной лодкой, жизнь пиратскую начав на берегу.

Мчимся с Сашкой Сизовым на чёрной «Волге» с бутылкой «Зубровки». Лучше б голову воспалённую сунуть под кран с холодной водой. Он похож на атамана пугачёвского Хлопушу Соколова. И вырвал из рук моих кухонный нож. Я отравлен нитратами. Я ем мясо из Чернобыля. Мы бутылки в сетке тащим сдавать на вино. Я не верю, что это тёмное дерево вяз – мой мартовский реквием, что забудут и имя моё написать. Это Сашка Сизов наливает в стакан мне мутного « Цитрусового». Может это поминки мои. С архиепископом арзамасским Кутеповым пьём в церковном подвале желтое виски. И фальстафов живот заливаем весёлым баварским пивцом.

А была просто длинная ночь. И после раковой смерти твоей почему – то у меня были оче5ь большие проблемы со сном. Да что б теперь мне уж прошлое вспоминать. Но, не зависимо от воли моей, я упорно со злобой копаюсь в нём. Хотя сам жестоко по отношенью к тебя, легко постоянно тебе изменял. Пил, скандалил, дрался со всеми. Гулял. Но по – пьянке, в общем-то, тебя не бил. Но, правда, бабы, говорят, что тебя я убил. Завтра будет с твоей смерти 6 лет. Вот почему, быть может, я вспоминаю тебя. Или, быть может, это с того света ты достаёшь меня. ВОЛШЕБНАЯ КНИГА О НЕБЕСНОЙ ЖЕНШИНЕ. 29 июня 2013г. Синие спирали в твоём мозгу. Мой ужас из мумий. Из ожившей. Это нити латунные из прошлого. Из умершей моей женщины. Переошущаешь прошлое, В любви земляных призраков. Переметнулась ко мне из шёлковой постели. Пили с тобой этиловый спирт, разбавленный, из соседней аптеки. Аперитив глотал из твоих губ с пираньи. Кажется, лёд голубой надо мной. Льёт дождь из холёного тела твоего ледяной. Лекарство твоё из лакмуса сиреневого. В глазах твоих липка, умершая. И голоском голубым детского робота берёшь за шкибон. За полночь венерианскую. И в свою лебединую постель. Горечь в клюквенном сердце твоём Ты рассказываешь мне сказки всю ночь до восхода свирепого солнца. . 17 июня 2013г. Ты изо льда, и мороза, и из хрусталя. Вся ты хрустишь ананасовым яблоком крепким с нашей яблони на нашей усадьбе в Ош. Тонкими косточками точёными австралийского страуса синего в воздухе громком и слишком протяжном. В измученном небе от упадочных мыслей моих. Ты любила меня всегда и вечно. И я благодарен тебе. Это платье изменяло тебя из мыльного щёлка, когда ты снимаешь его в отраженьях в глазах твоих – антикварных роялей, когда ты ложишься ко мне на старый пружинный матрац в нашей комнатке в проклятой, бывшей общаге. Где я вечно теперь тебя ожидаю один. С полторашкой Джин тоника на столе у компьютера. У тебя черносливы с перепелиное яйцо в глазах. И солёные волосы с Аральского моря.  Ты фруктовая женщина, на которую мне подфартило, как никогда. Ты серебреная рыба, стайка сорог, попавшая в невод, в недотку. И зелёная тина малины на чреве русалки. И черничные, половые, вздутые губы. Мы летим с тобой на воздушном шаре. 20 июня 2013 г. Замутилось небо моё от юбок твоих всё новых и новых. Для каждой встречи у тебя другие одежды. А ненависть у тебя всё та же ко мне. Моя юная принцесса, танцуешь передо мной в белый, сочных, невинных одеждах, багдадских. 13 июня2013г. Всё закончено. Я побежал за твоим крепким, берёзовым телом. Но тебя уже не было. Ты уехала со своей тонкой подругой. Танцовщицей в ночном клубе Матрица. Ты просила ребенка. И я сделал тебе его. У тебя было бесплодие. Твоё тело звенело в моих руках, как хрустальный бокал. Богемный. И ты плакала на моём плече бархатно, по-женски. И я прощаюсь с тобой навсегда в фимиамных твоих волосах. Я дал ей свой телефон. Она замужняя. И никогда мне не позвонит. 19 июня 2013 г. Земляничное платье. И зелёная клюква в губах. Прощай навсегда твой странный цветочный магазин. Магнитная буря тебя унесла. В мозгах твоих. И ты меня не узнала. И ты меня предала. Сладкая блестящая слюда. И гадючья кожица. У тебя на нас стеклянные прогнозы. И всё построено в соломенном домике. И я сомневаюсь в его подлинности, в хрупкости. В сиропе морса с твоих губ. В взбитости твоих разлохмаченных чувств. Какой-то гружённый, санный обоз тянется из-за горизонта. По ненастоящему снегу. Лишь только все призраки настоящие. Это моя власть над миром миражей. И земное и не земное совпадают в один вид. И ты в прозрачном платье с торчащими чёрно-коричневыми сосками. Чайка упала рядом с мусорными, железными баками. И умерла. А мы собирали с тобой грибы на асфальте. И твои потресканные пяточки были грязны. И ты была весела. А я был уже не жилец на этом свете. И мёртвые птицы падали на землю. И мы выпили с тобой всю мою водку. Легко две бутылки Парламента по 0,5. Каждое утро ела по яблоку, чтобы помолодеть. И твои молитвы были безмолвны. Я зацепился за тебя смертельно. Но, всё равно ты полюбила другого и стала жить с ним. И ты постоянно пила валерьяну и пустырник от сердца. На тебе было серое, тревожное платье стаи аистов. И над тобой планировали альбатросы. И мы с тобой до боли в губах целовались в засос и по-французски. До синяков изнутри на губах. И от тебя исходил странный фосфорический. Призрачные птицы прилетели с синих озёр. Розовые письма твои принесли мне на крыльях с того света. Вот уже  будет шесть лет, как ты умерла от рака груди и метастаз. Белые лебеди – призраки навечно унесли тебя с собой от меня, от нас . Царство небесное ей. Господи, спаси и сохрани. Слышу я тревожные крики заупокойных лебедей надо мной. Они зовут меня, чтобы я пришёл к тебе на могилку 20 квартала. Я ей больше не нужен с моей печалью и грустью. Звёзды – тибетские чётки Немного сутулая ведьма. Как много вина, алкоголя было выпито с тобой. Тогда от тебя я заразился и весь покрылся аллергической сыпью. Когда бросил тебя, то все выжег на солнце. И кожа у меня стала чистой. Это унёс меня мой конь от тебя, от проститутки в вербы у лав. Где ждала меня моя девушка ясная, белая невеста моя из детства. С которой я никогда не был вместе. А муж её бегал на меня с топором и с дрелью по деревне. Хотя у меня с ней, его женой, между нами, ничего не было. А она объяснилась мне в любви. И я сказал ей, что её люблю. А, может, это объяснение просто было воображением моего воспалённого мозга. И лёгкий туман быстро разрезал холодный ветер. 8июня 2013г. Я целую твой бархат на ручках. Твою лиловую кожу лижу. Пелопонесским пеплом вулканным. Всё закончено. Всё в прошлом теперь. И меня уже нет. И тебя теперь больше нет. И я погиб без тебя. После дождя. Маленькие лягушки прыгают по мокрому асфальту. И я среди них обречённо стою под пылающим небом от одиночества и потерь. И ты стоишь живая под золотым, японским зонтиком. Под опавшей яблоней. Я на голую, на тебя на полу лил хуёвый портвейн. И пили водку палёную из горла. И потом всю ночь не уснул. И я думал, что никогда от тебя не уйду, а ушёл. Навсегда. Не простившись, по-английски. В осеннем дожде. И печаль моя бесконечна. Мы вел войну друг против друга. И ты сказала, что б я нашёл себе старушку. И ты была азиатка из администрации менеджер. Это была третья мировая война. И твои монисто звенели при поцелуях. В такт сексуальным движениям. Танцевали всю ночь у речного вокзала. У трёхпалубного теплохода. Туристического. И ты утонула в Волге. Ты же узбечка. И не умела плавать. Сгоревшая девочка в теплой воде. Ты страшная акула. Со злыми глазками. И ты укусила меня прямо в сердце. На огромной земле нам не хватило места. Кажется, может, наладится жизнь. И уже и расстались, а почти ничего и не начиналось. И надо отчаянно мчаться вперёд. Вот бросить бы пить. Вот и всё. Всё закончено. С зеком закрылась. И мне не открыла. Сказала, что б я забыл о ней. И пошла к 70 летнему директору делать массаж спины. Целовать ещё кое-что атрофированное. Вот и я на перепутье. Надо бы яму рыть. 11 июня 2013 г. Позвонила в 2 часа ночи. И не ответила. И приехала на такси. И я целовал твои пальчики ног. И трахал мизинчиком в попку. И выгнала меня из квартиры из ревности.. Нашла какого-то зека. И я бросил её навсегда. Пьяницу – старушку, законченную алкоголичку. Мы стояли с тобой под тёплым дождём, под карнизом и целовались. А потом мазали друг друга маслом и скользи телами в сексуальной игре. Под сухим деревом мы расстались с тобой навсегда. И я ушёл с крестоносцами.. 9 июня 2013 г. Что – то с душою моею. Ели копченую рыбу в пивнушке. Из сусального золота. С пивом из стирального порошка и палёною водкой. Всё просто непоправимо. Я всю выпил тебя до дна. Ты всех красивей и добрей. Хоть и проститутка. Ну и хрен с ней, с её серебряными кольцами на пизде, на губе и в носе со штырём. Всё равно мне её никогда не найти. Никогда мне не быть с ней. Она даёт только за деньги. И у неё лысый, богатый клиент азер. На мерседесе привозит её домой прямо к подъезду дома номер пять ул. Советской Армии И всё же грущу о ней. И мне её жаль. Твоё тело, словно пол-литровая банка тушёнки. В зелёных чайных кустах. Сучка бросила меня на вокзале. Оставив на память золотой браслет с магическими, египетскими иероглифами неразделённой любви. Какая-то нищая объяснялась мне в любви. Эсэсовку сексовал в её промтоварном отделе. Да ширококостную полячку в секенд – хенде. Вторые руки. Штаны подарила мне. И приличный свитер. Свитерок. Ищу я второй месяц. Но не как не найду. Через продавщицу сигарет в киоске табачном передала мне прощальное письмо, пахнущее французскими духами. Уехала за границу. Танька Сойриф – еврейка арабского происхождения. Моя полюбовница. 6 июня 2013 г. Звонил, а она не ответила. Трубку не взяла. Нет уж, наверно, мне не судьба быть рядом с нею. Корзину роз ей купил огненных. Как и она. Жарких и страстных. Взрывчивых, вспыльчивых. И послал ей на работу. А она мать свою била из-за меня. Пьяная дома и в кафе. На столе отключилась без сознанья. Скоро начнётся всё снова с крошкой моей. С юной узбечкой. В обнимку в цветах я сексовался. В будочке тесной, цветочной. Почти у всех на виду. Чище её не бывает на свете. 2 июня 2013г. Я целовал твои косы. А теперь я погиб без тебя Ты ездишь на спортивном велосипеде. И ты не одна. Рядом с лысеющим мужем танго танцуешь в клубе ночном. А я пьяный стою у бюро и ищу пистолет, что б застрелить тебя, себя прямо в упор. Безоружный.. Вот и кончено дело моё. В золотых твоих волосах зло. Что же я так одинок, когда ты рядом со мной, Песни поёшь. А мы с тобой с утра пьём водку, а вечером – дешёвый портвейн. А ночью спим в объятьях друг друга. Итак, вдвоём нам веселей. Коротаешь со мной печаль. Ты волшебная, И я тебя сполюбил. Слаще всех. И ты лучшая. 3 июня 2013 г. Вот один по тебе я скучаю. По твоим волосам. По твоим губам. Я, наверно, больше тебя не увижу. И не буду больше пить с тобой твой коньяк. Когда на кухне ты объяснялась мне. Мы сидим с тобой в ресторане. Пьём японское красное вино из цветов сакуры. И ты грозишься меня убить. И это не простые угрозы. Ты работаешь в администрации. И у тебя мужская хватка. Но, впрочем, ты отменная красотка. И в теле твоём буйный сад. И из глотки твоей ненависть кипит не ко мне. И тело твоё под моими руками скрипит. И дурманит меня навсегда. Ты напитана светом любви. И одержимостью власти. И милые ангелы летают над тобой с рогами чёрта, которые готовы воткнуться в моё сердце безжалостно. 25 мая 2013 г. Этот город греха и пустыни тебя у меня утащил. Отобрал навсегда. Что так сердце стонет моё угрожающе? А в цветочках роза гуляет. Новая и безотказная. Атласная. Грешница со святыми глазами. Детскими. Ребёнка безвинного. А ебётся и блядь позавидует. === Ничего, нужно держаться изо всех сил. Я взял тебя и убил. На атласном диване, который выставили из – за ненужности. Нож со связанной ручкой тебе в горло за измену всадил по самые бакенбарды. ГРЁЗЫ. Женюсь. Я хохотал во всё горло, как мог. Всё кончено в мире огромном. Ты в серой шубке из волчицы. Малолетка шикарная из шоколада. Вечная девственница. Юная целочка, школьница. С бантиком шевролетовым на макушке. С золотыми веснушками на испачканном спермою личике. Лишь ажурные чулочки на спинке стула венского из белья твоего. И заколку ты воткнула в мой череп разбитый дубинками ментовскими. И всё молитвы шептала по мне по живом. Я стонал во сне. И твой магический пояс висел на ручке фрамуги от вампиров, в которых ты веришь. Ты легкомысленна и не от мира сего. С телом галактики очень туманной. Но ты, как мёртвое солнце освещаешь последний мой путь. Это самка с раздвинутыми ногами. И тугими бёдрами. Я тебя никогда не покину. Я обезумел от женщин. Ветер дул в моей голове. Чуть – чуть оклемался и снова в путь. Запился, а я ничуть. И тайны огня на меня. И отчаянно мчаться вперёд. Из стран мысли в моей голове. Встретил подходящую женщину, но она меня предала. И я позабыл её. Вроде бы поэтесса артистичная с вечной любовью ко мне, а оказалась воровка и крыса. Ушла за водкой и не вернулась. Встретил бабу, толи мента, толи поэтессу. Толи она доращивала меня, толи от нечего делать поигралась со мной. Теперь я её опасаюсь. Но седьмого она сказала, что б я ей позвонил. Капкан, вероятно А руку, оказалось, что просто ушиб. Лепестки тюльпанов окружают нас с тобой. И твою лиловую кожу. Отражаясь в ней лаком салонным. Пианино с педалями. Перебираю мусор и ищу кольцо. Что так больно. Плачу я. Всё бесцельно. Всё пустил под откос. Всё закончено. И во всём я сам виноват. Пьянствую каждый день беспробудно. Твои крылья белая лебедь подрезаны. Может, ты и страшна. За спиной твоей птицелов с автоматом. Серьги твои из брильянтов. Я звал тебя в дом мой, заросший полыньёй. Но ты не смогла уехать от птицелова. На теле акулы зубастой лунный серп. Но, ведь, твоя стая плясала на камнях, которыми забили бы тебя за измену. Ты торгуешь на рынке свининой. И ты не врёшь. Ты сидишь голая на айсберге, о который разбилась, на котором мы плыли с тобой. Ты холодная. Как утопленница. Мы одни под водой. Ты вышла из живой земли. Под змеиным солнцем. С ядом под кожей от чёрных роз. Я сломал тебе лучевую кость из ревности. Ты приходишь из моих страхов ночных. Из обкуренных бессонниц. Вот и всё – конец пространству. И ты лечилась от алкоголя. До чёртиков. Ты закрыта в квартире изнутри. Я прошёл сквозь железные двери. Ты собирала шампиньоны. По тебе я скучаю. Поздно уж возвращаться нам в жизнь. А без тебя я болею. Я забросил тебя. И конец отношений наших уже близок. Это ужас. И ещё одно недоразумение. Может, ты меня окрылишь. Может быть, я просто не настойчиво за тобой ухаживал. Я сошёл от тебя с ума. Скоро и ты доведёшь меня до конца. Быстро встречи наши с тобой пролетели. Ты объяснялась мне в любви. Но уж всё отцвело. Скоро будет уж мне 60. Вот и видимся мы с тобой в последний раз. 16 июня 2013г. Поёшь мне свои бредни, из райских звуков. Призванная к любви со мной, а я ловец прекрасных женщин шел следом за тобой, чтобы снять с тебя шёлковые трусы. Щёлкая тебя на всю округу по гудящей заднице. Чтобы покрыть тебя, что вскоре и сделал. Чтобы любить тебя вечно. С сигаретой крепкого Донского табака во рту. И с запахом дешёвого коньяка из чрева. И мы прятались с тобой от посторонних глаз. Мы занимались сексом с тобой у крыжовника. Ты такая невысокая, самка. Дала телефон и сказала, чтобы я тебе звонил в шесть часов. И опять мне повезло на тебя. Как обычно всегда. Ты оказалась танцовщица и стриптизёрша из ночного клуба . Ты работала в буфете, в сауне на Бекетова, в верхней части города. И обслуживала клиентов, как проститутка по вызову. И убирала за ними кабинки. Но мне с тобой было хорошо. Я тебя сразу затащил в кусты. И терлись друг о друга. До боли прижимаясь к крестцу твоему. И я никогда не кончал. А потом ты долго каталась на карусели, на детской площадке. У чужого дома. Я ушёл торговать своей книгой, и мы расстались с тобой навсегда. Моя широкобёдрая, седая самка. Давшая мне ложный адрес. Может быть, ты была бомжиха. И у тебя не было житья. Но одежда на тебе была постиранная. Волшебная кошечка – полюбовница. В шапочке стриженых волос. С пластинкой левитационного билета в ручке. И всё мне казалось сказкой наяву. А потом ты превратилась в аиста и улетела от меня навсегда со стаей твоих кораблей. Снова жив я – здоров и весел. Чай гоняю. Сходил за батоном. Посидим у огня в печи. Поцелуемся. Выпьем вина. Снова рыскаю серым волком. Вьюга совсем без глаз. Снова вечер. И замороженный сад. Снова пурга ноет в сухих столбах. Будем пить мы кровавый напиток компотовых вишен. За намокшим, садовым столом. Эти кисти калиновых листьев, испитых, осыпались нынче забыто на выспренних листьях. Казалось, ничего уже больше не будет. И уж жизнь прожита. И всему, как обычно на свете, приходит печальный конец, Мы будем с тобою в обнимку стоять на ветру оголённом. Нараспашку. Я заплачу, когда призовут нас за бешенный дар мой красиво зловещий и голоса в небесах зазвенят. Ты слишком уж вырос мальчишка. Но, как и прежде, один я на свете. И так до конца. Под январский ветер песню спел я. И жертвенник мой попритух. А ветер улепетнул из мимолётного сна, подбивший меня на закланье по беспечности лживой, ленивой и вялой гризетки в постели хрустящей зелёным крахмалом убийства влюблённых, полночных страдальцев. Ты любила не только меня. А, быть может, меня никогда. Что так холодно снежилась призраком перед вечером конченным, перед промозглою сыростью вечной, отравленной полночью из пространства бездонного страхов, которые тянутся к горлу из раскрытых щелей из неоклееного гномом домашним во святцах, в провале пустого под занавеской, раздетой . А тебя всё нет. И не будет. Птица райская из – под небесной. Мне осталось немного до края, чтобы прыгнуть в открытую бездну. Выверен бешеный путь в никуда. Ни на шаг. Квелый туман понавесил на вид мой клочья технической ваты. Из оптических сфер. Приговорённые к смерти грустно смотрят во след. Ты напудрилась. Брови подкрасила карандашом. Отклонившись от этого мира. Если нальёшь им – сойдёшься в цене. Странный гибрид. Полукустарным ножом пронжу пустоту. На окраине среди фарфоровых куколок всё мирское презренно. И ты одна из них с клубничными глазами. И всё ирреальное заполнено гжельным гипсом. Ты откуда-то сбоку меченого пути. С протяжным голоском. С вытяжками на животе. Уничтожая меня. В розовых кляксах рассвета. Поранила пальцы пианистки. Я услышал крик твой из темноты. И любил на полу потом всю ночь до рассвета. Под шум полоумных вязов за окном. И мы были друг к другу милосердны. Пекли картошку на горящих досках брошенного улья прежних жильцов. Лишь только мотыльки перед холодами продолжали своё предсмертное кружение. И я в маминой куртке. И в ботинках летчика с Секонд-Хенда. С кирпичами на подошвах из бетона. Я поизносился. И на жизни оборвался. Ну, а впрочем, весельчак, бродяга на большой дороге. Да еще я сильно одичал. И давно по пьянке не кричал. Доел старый суп. И чуть не сдох. Падает летний снег. Скоро опять в набег. Ты моя роскошная статуэтка. Стучалась, и я открыл. Ты протекла снизу из машины под окном. Ты звонила по домофону. Я трубку взял. Сегодня рождество. И у меня от тебя праздничное настроение. Ты билась в пустое стекло. Мне приходит конец. Выпал обильный снег. Ты опять в первобытном манто тенью мелькнёшь по упавшей стене. В импозантнейшей шляпке. И в треугольной накидке миледи, умершей. Ты выстрелила из ревности в меня из револьвера на застывшем от скуки бульваре. И я упрямо хромал, сам зная, куда и зачем иду я к тебе. И усталая ноша уложит в сырую постель. И ты просишься в мой дом погреться. Снова в унылом поле бредём мы с тобой без конца. Ночуем в пустых домах. Моемся в грязной воде. В лаке твоих грудей. Страхи мои ночные почти раздавили меня. И помоги себе сам в этих пустынных местах. Где красивая жизнь? И ты, моя дорогая, давно не звенишь под рукой. Горькая песня моя. Я за тобой не вернусь. И снова опять не женюсь. Всё ты забыла, перезабыла, и сидим мы с тобой без огня. Что же делать, что всё так, раз уходишь ты от меня. И, похоже, теперь навсегда. Вот и утро. Выпить водки. И снова спать с тобой. Слава богу, и мы ещё вместе. Ты, шаловливая, когда-то, игривая, А теперь разукрашенный шар. И ещё ты меня не позабыла. Ты, как снежная буря влетаешь ко мне в окно. Но, как странно, ты меня ещё не забыла. Не уходишь ты от меня. И физически еще я самый сильный. И все женщины от меня без ума. На твоём морщинистом личике сети. Паутина. И серый дождь. Губы розовые в лихорадке. И царит над строениями душных каморок твой знак. Красно – перистая вчера повстречалась мне на вечеринке у прежней подруги моей. Интеллектуальной гречанки изысканной в сфере вечерних сношений в прозрачной тунике роскошной. Много унций золота за кружевами её пеньюара. Нет теперь целки у девственной после меня. Ты забыла о моём свете. В том числе, и о моих услугах для тебя. На изорванной газете карты, ножик и коньяк. Только двери все закрыты для тебя, для нас с тобой. Под дождём в полночь не стой. Сонный порошок в бюро. Выпью просто аспирин из ив. Выблюю коньяк в ведро. Создана ты из слюды. Во Вселенной мы одни. Да мигрируют огни. Ты за мною шлешь сестру. Что б меня с ума свести. Да до ручки довести. Потерял я силу духа. И врагов не победил. Они любят песни празднеств без молитв. И про всё я позабыл. Для чего, кому светил. Полбашки свиной купил. У барьера трусить глупо. И известна лишь разгадка только богу одному. И привидятся гризетки всех милее и честней. На лице моём следы от кастета. И четыре кетгутовых шва на верхней губе. Мой мир устарел. Я принёс игрушки для себя одного. И навечно стал нелюдимым. Я в угол головой сижу. Подальше от тебя. Контроль давно уж в сумраке потерян. И ты оставлена в цветах из детства. Всё остальное только крах. Я права жительства лишён. Мой безбилетный путь продлён. Но только, кажется, пока. Нечистые брызги на бокале немытом. Мне лестно, что в лёгкую я тебя поимел. Один я тебя полюбил без изъяна.  Ты слишком улыбчива мне. А, может, это не плохо. А это ползёт за тобой чёрный огромный кот. Ты, как приманка для него, на которую он охотно идёт. И ты порочна. Когда я пьян с брусничной настойки. Красное платье в пятнах земли. Прижатая к стене, накренённой. Твои ручки в рыбьей чешуе. Медленно катаешь навозные шары. Я с камнями в мошонке. С мундштуком в руке на тебе. Конфеты лежат на полу. Ночное искромсано в кухне. Шёл цианистый дождь. И расплавились мерседес и семерка. Я угнал тебя сонную из мира сего. Вокруг меня столько пробирок. Сердце с грустными криками чаек. По твоим розовым пяточкам полоснули ножом. Толстые сиськи твои торчат на меня. Я ждал своего часа. Где – то ещё теплится жизнь. Мне бы добраться до полтарашки с пивом и снять отечность с подбитых век. Тело моё вздрагивает от приступов кашля. Я пугаюсь закрытого, одиночного чемодана. Я дополз до ведра с полным ртом слюны. Ты совершенная собачка. Но без солнца. Все шорохи ночные обламываешь. Возвышаешься тяжёлой головой. . С воротцами железными, покосившимися от выбивки ковров. И опять нужно бежать среди умерших с наконечниками. Так тоскливо, когда кипарисы нарисует зима на стекле. Завернусь в материнскую куртку. И с тобой я прощусь навек. Позабуду все наши встречи. И твои посинелые веки. Газированный, шёлковый шарф. И жестокий и нудный край без тебя бы меня убил. Ты пришла ко мне через границу камерийских теней. И гремучих змей. А я под левым соском прожжён электродом. С массой замкнутых мыслей в аквариуме черепа. И кадыка. Я зажимом сдавил твоё горло. Я слышал монотонные молоточки. Опять нежными лапками играла. Я подарил пучок медуниц. Когда корабельные склянки пробили, я закрылся от всех. Когда наш первый прыжок растаял. Мы лечо с тобой закатывали в трёхлитровые банки. Достанешь из сумочки прошенье. Укрыта беспредельным полушубком до пяточных мозолей. И напитались поры кожи сыром. Странный свет озарял твои голые груди. И унёс нас за реальность. И угас во мне – и ты исчезла. И я – уснул. Амброзией пахнут путаны. Но, ведь, всё не моё. Я мордой уткнусь в разбитую раму. Холодает. Буду любимую женщину ждать. Тебя могут забрать судебные приставы за долги. . Ты – сырые, сожженные листья ворошишь маленькими ручками аристократки. Что мне осталось от жизни? Всей массой качаются листья, а я был всегда один. Гибкие кости твои скоро отправятся в гости к дьяволу самому. Скоро и ты в землю навсегда упадешь. Толпу бешеных обезьян омут чудной засосёт. Я вижу тебя в довольных цветах. Это ты пробираешься ко мне. Но тебя я еще сильнее люблю. Горстка в потухших углях. И ты стала еще грешней. Мне и теперь ты лучшим будешь вином. Холод прозрачных кристаллов выпью я весь до дна. И на душе ерунда пусть от плохого сна. Ты с кусочками воблы и крепкого пива. Я подкладки вложил в сапоги. Лай в темноте вечеров. И стертая зелень слепых углов. Дождь хлынул на мокрую куртку. И на посиневшие джинсы твои. Призрак стоял рядом со мной. Это просто вино. Я цветными мелками нарисую свой финал. Я лечу по трассе в тартарары. Где ты танцуешь свой последний вальс. В лечебных грёзах. Мировой секрет слишком ясен мне. Мухи летают надо мной. И вспоминал всех хромых. Скоро забег мой шести часовой. Тени мои с вымыслом. Быстро забыл я о реальном мире. В рюкзаке моём подарки . И в тряпки, в обертки завёрнуты из-под пломбира мои на деревьях. Мне осталось напоследок промокнуть. Всё было кончено, когда шёл дождь проливной. Мне теперь всё равно. Я на тебя начихал. Я остался один. И об этом я знал. Я шикарно и весело жил. Чёрные перья страусов австралийских на матраце пружинном моём. Да худые тени воспоминаний обидных рядом. Жизнь моя опять светла. Загудела да пропала. И меня ты понесла, что себя я не узнал. Ехать, куда глаза глядят. И есть яблоко в лучах холодного солнца. В маршрутке февральской. В обнимку с черноглазой девахой. Бомжихой. От которой воняет. На километр. Сегодня конец света. Все кричали по майе. Я воскурил фимиам предкам моим. Дрался с парнями из НКИ. Мне нужно спешить в ненужную жуть. К тебе. Я бы дарил ей цветы, только её уже нету. Мозг твой в огне. Тёплый звон из твоих ладоней. Оранжерея. Ты – чародейка. Огонь освещает путь твой. Твои ноги на плечи задрал. Снова я в гонке. Шаг я шагну – и вниз. Может быть, головой. Вроде бы давно я у края. Упал. А уж некуда больше спешить. Отдохнуть бы от рекламы своих стихов. И рыжее солнце на плече твоём. Ты отречешься от жизни. И я знаю давно. И кончено дело твоё. Ты из прошлого выкинь, выстриги вымпел. Я к тебе загляну в Городец, если ты ещё жива. По старой памяти выпьем с тобой. Вот и жизнь твоя унеслася. Подошла к концу. И теперь тебе всё к лицу. Запутались на остановках. И вот уже мчимся на Кстово. С пятью рублями в кармане. Рядом мой ветер. И ты моя волчица. И я буду таить печаль. Кони в доме твоём. Мы с тобой шли по горячему шоссе впереди крестного хода из цепочки паломников. И бездомное пели. Новых призвали гонцов. В моём лишь доме лампа горит. Крыша совсем провалилась. Лишь вертухаи остались одни. Ездят на зону работать. На губах твоих проклятья. И полая ночь тащит тебя. Странницу беззубую. Срываемся от ментов. Хотя ничего и не сделали. Боялись оговоров соседей по этажу. Они написали на нас пять заяв. Чай гранулированный и сухарики из пакетика. Путь твой короткий. Мне неизвестный. Но, наверно, немного осталось. Это уж точно. Ты аистом опять бродят по полю. Катаясь на чудищах. Вчера бил тебя мандраж. Розы в пчелином бархате я тебе принесу в ночное кафе. Губы твои в кипарисах. В коже плавают рыбки. Пираньи. Пахнет хлоркой, крапивой с вином и засохшим левкоем на губах твоих. Вот окончена жизнь. И порвано с прошлым. С солнечным. И отцовская лошадь Серко из детства кусает меня за плечо. В сахарном тумане Автозавода. В почерневших фиалках от гари машин. В панцирях тараканьих. Женщина в белых кольцах. Я – в сновиденьях. В акварелях, размытых дождём. И летающие женщины со мной. С голых полей ветер пришёл ко мне. Я от жизни устал. Крылья свои забросил. Этот мир ничего не стоит. Одноухий мим. И хризантемы. Как картофельные клубни. Вот один сижу, запершись от ментов, от людей. Как пёс бездомный. Как одичалый волк, одиночка. Вначале не пустил – думал это менты. Но пока всё обошлось. Тишина. Я – сплю. Мясо припёр. Хлеба, острый кетчуп, фруктов и денег. Выпил две бутылки Амстердамского пива. Книжку свою случайно продал с телефоном новой подружки. Снова один одинёшенек. Ну и пусть. Всё равно. Жду я ментов. Хотя не в чём и не виноват. Только, если так, маленько. А я, кажется, выбился уж из сил. Мне бы нужно бежать. А я сижу в комнате и делаю винегрет. Пять заяв на меня написали сучки продажные по этажу. Вот вечер опять удачный. И звенит. На улицах девы гуляют Пражских чулках. И в полоумных грехах. Закончен майский набег. И сплю я в автобусе. И сопутствует мне грандиозный успех Здравствуй, счастливая жизнь. Ручки точёные сломаны в сумраке полночи. Губки завяли в стылой помаде. Вот уж студенточка смотрит в пустые тетради. Пьяный вернулся домой. Жизнь уж моя отшумела. Ветер обрывки унес древнего лета. Мне уж теперь не судьба с дамой встречаться. Жить одному. Вечер одному коротать. С жизнью прощаться. Опять меня преследуют змеи общатские. Всем стадом. Всем скопом. Сучки. Что б они сдохли проклятые сволочи. Бесы. Но ещё есть надежда у меня. Может быть, я ещё выживу. И уйду от них. Рыбы белые в облаках. Лечусь от алкоголизма. Надеюсь на лучшее. Смотрю телевизор. Да в горле травы. И я старый бродяга опять побреду к тебе по городу. Туман пью из стакана. Солнце течёт по подоконнику, по попугаю, по хомяку. А ночью гуляю всю ночь до утра по крышам. И с бомжихой под яблоней в брошенном детском саду занялись любовью. В лесу я сплю на траве. Огонь из Вороньего глаза. И в твоих глазах вороных яд змеиный. Кровь из разбитого носа каплет на свитер, одетый задом наперёд. Зелёная желчь из печени заливает все лужи. И солнце полу холодное в ржавом бокале. И уж поздно начинать всю свою жизнь сначала. И я безбожник на солнечных улицах. Огненный странник. Отщепенец. Волчьи повадки мои. Местность чужая. Неузнаваемая мной. В срезах измену таишь. Мелкой походкой принцессы. В мгле цветной. В инфузорной среде. Птица на сломанной ветке с клювом алмазным. Рваные листья ударили меня по лицу. Хлестнули холодом мокрым. И я увидел твоё сияние в тополях, проросших в Млечный путь. Но она всё равно не придёт. День мой пуст. Потерял контроль над собой. Хочу пустоту заполнить тобой. Но и ты, которая умерла, кажешься мне коварной и злой. Что поделаешь. Надо жить веселей. Пока ещё не налетели чумные птиц. Кажется, жизнь не забыл. Окунулся в твои пионы. И оставил мои колдовские прогнозы. Это тоже цветы. Это твои поцелуи. Солнечных дней. В малине груди. Мозг мой горит спиртовый. Кажется, он исчез. Я пришёл в мир. Мой огонь меня опалил. Тревожно в саду. И невозможно. Я пьян уж с утра. И жизнь так сладка и безбожна. Тёмные вены на розах. Слащавых. В лаке ванильном. Я отдыхаю. И пропадаю. И розы тебе собираю. Темные вены у неё на руках. Распятья на вербе. Мне конец. Извечно. А был просто ураган. Я заперся ото всех. Серо. И грачи. Буря. Тонкие кружева, паутина, спины берёз. Вороны спустились на ветки. С серыми клювами листьев. Бездомную тебя подхватило. Лиловое тело твоё. Бёдра из целого ствола липы. Тавро на лбу моём. Вот и с Бора лечу, как свет разрезаю пространство, стёкла и камни. Как лазерный луч, режу их на куски. Вот уже трава появилась с моими глазами. И нужно просто их отделить. Но мы так прозрачны. В оранжевой кофте отправлюсь поутру. И белые вина я пробовать буду. Что – то вспомнил я. Две незнакомые пьяные женщины дрались зонтиками. Под кустом боярышника. У толстушки в ручке была заточка. Она ударила подружку в глаз. Её увезли на скорой помощи. Познакомились с ней давно. В мавзолее. На лестнице, может. Или в обсерватории. Или на рынке, когда у мангала на улице ели с подноса с ней плов руками. И осталось от неё только письмо в моем столе. В ящике. Вот и не спится мне. Дует желтушный ветер. Да уж пора. Время выложит. И хомут и дуга на коне. И седёлка. Похромаю я навстречу. На твоих волосах роса. По общаге мотался всю ночь. Я тебя не нашёл. Надо спать. И матрац я с дивана сбросил на пол. В комнате пусто, где ты раньше жила. Нет теперь никого. Новый храм я ещё не построил. И так и не построю никогда. Тянет осенью. Похолодало. Потемнело. Сел на первый, подвернувшийся автобус и помчался в сельхоз академию. Брать академический отпуск. Я один без тебя. Угрюмой. Следом за мной, кажется мне, идут. Кажется, только нет никого пока. Лес качался в обнимку с изрядным ветром. И мчится куда- то напропалую. Снова я сомневаюсь в твоих волосах. Снегопад ветки черемух ломает. Злая принцесса. Снова в камере был в одиночке. С бандитами. А я скрываюсь в собственной комнате от ментов. Никуда не выхожу. Меня заперли. К моему телу пристала грязь. И запёкшаяся кровь города из прошедшего. И, наверно, бобры ушли. И бросили свои плотины. Я спокойно пью водку и пиво за сгнившей баней. У ямы. И загораю в трав с беглой зечкой с Южного. Которую я прятал в прирубе. Держа, на всякий случай открытым подполье. От солдат с собаками. Посыпая всё табаком. Варю макароны с тушенкой. Кашляю. Кажется, грипп. Весело в городе буду скитаться. Пить на прощанье хмельное вино. Руки запачканы кровью. Пальцы пантеры в полночь у меня. И с утра, когда я иду на охоту по офисам и закоулкам. Всё отзывы свыше. Всё обиды одни. Да жажда мести. В прошлое возвращусь. Вывожу крамолу. И развязываюсь с дефектами. В твоих точеных ручках замечусь. В серебряной паутине. Грипп. Кашель проходит мой. И я встречу сегодня тебя в аптеке твоей. Где работаешь ты фармацевтом на площади Советской. В конце Бекетова. В твоих грудках умру. У неё жирные губы. Отвислый, замкнутый, полу аристократический зад. Кружевные подвязки на тощих ляжках, немецких. И она холодна. Так полузакрытой осталась она для меня. Солнцем играю лесным. Жизнь моя уйти ещё не спешит. Ты бродишь по комнате. Подчиняешься мне. Я на лёжке. В берлоге. В волчьей норе. И ко мне никто не придёт. Отлежусь, залечу свои раны и снова за добычей. Вечер. Оранжевый. Я – скиталец. Это вечно казаться посланником. А я слабый кочевник. Ты светишься светом любви. Ничего, может быть, еще поживём. Я одет в чрево ветра. Червонного. С ножом в руке. Моё кредо не человека – будоражить людей. Заворожить. Лижу тебя фиолетовую плоть языком. Лежу с расплавленным солнцем. Куском текущей богоплазмы. Я с онемевшим телом играю с ядовитой змеёй. И ем гадюку куском сырым. Мёд на губах. Мне уж немного осталось. Сердце моё не испытывает страсти. Счастье бездонное. Скоро оставлю я навсегда свои острова. Ем конфеты. Слизкие. Да гоняю чаи. В суд отправляю письмо.Кровь из разбитого неба. Злоба с зелёного неба. Кажется, мир мне сегодня в огне. Слава богу, кормёжки довольно пока мне. И след рядом со мной простыл. Я в осеннем дожде встречу тебя. Твои мокрые губы и холодное сердце. И воспоминания покойницы. Мушки купаются в кружке. Просто играют со смертью. Даже, в себя самого незачем прятаться ни от кого. Она причалилась на рассвете с кривыми губами. Из прошлого. Где нет солнца. И луны. И где нет света. На озябшей земле. Позавчера дрался. Наши парни их хорошо опустили. Загнали их в Еду. Двое суток умирал от вина. Чуть не сдох. Повязала свой парижский галстук на загорелое тело. И ушла от меня навсегда. Моё лицо пылает. Мысли, воспалённые местью, горят. Сердце жжёт от излишних страстей. А всех этих общатских блядей нисколько не жалко. Индуской встречаешь меня в ароматизированных палочках. С сосками солёных солнц. С кровяными листьями на обугленной коже. В льне. Ты в маске переспелых черемух своей мякотью приходишь меня насладить. Как и всех остальных ради денег. Ты ангел мой без перьев, вывалив внутренности рябин, просишь водки. А у меня не хватает полсотни рублей для секса с тобой. Молодая путана. Я открыл свою глотку клубного лога. Что б залить в него гонорейных пиявок из презерватива. Алкогольной водяры желтушной в огромный желудок. Ты, как самка лисицы, вгрызлась в горло лужёное спиртом грязных пивнушек. Ты – сожжённая ель в лохмотьях. Бесшабашно помчусь я по миру. С мимолётной красоткой в обнимку. И с бутылкой кровавой бормотухи в руке. Ничего пока нее случилось. И я радуюсь жизни полной грудью. Ты, как керосиновая лампа в ночи, для меня. Фонарь деревенский. Катаемся с тобой на санках в обнимку на бугре. Ты читала молитвы ночные и пропахла вся воском от свеч и лампадки. За окном липы качались уныло на ветру. Да лосиха прошла вдалеке по окраине леса неспешно. Так вот жизнь в деревне кончалась с тобою моя. Ты лебедь в парке Первого мая на лавке с японским зонтом. В модном, светском пальто из кожи тюленей. Но я – то ведь знаю, что ты стервоза накрашенная. 12 июня 2013 г. Ты крепкая дева морская. Волшебство. Расшумевшееся море в печали. Пышешь жаром. Перевоплотилась во лжи. В кудряшках, В оранжевых листьях в косичках. Лягушка с растопыренными лапками. С белом тельце ребёнка. Ты на тощих ножках. В ловчих сетках моих. Стрекоза на деревьях. Да рог. Разлеглась в траве. Качалась на ветках. Накладные ресницы. Холод твой примёрз на губах в изъеденном молью кресле. Ночная бабочка. И никого. Ни единой души. Только ты небесная женщина следом бредешь за мной. И мы жили с тобой в деревянной избе. Ты из розового цветка. Вот и следы твои смыты ветром и снегом с позапрошлого лета. Но водку нам пить ещё веселей в разбитых домишках. И я бородой оброс. Ты идеальная. Это свет. Ты элегантна. С отрешенным лицом. Ты пятна от роз. Отпечатки ушедшей любви. Серо. Морозно. И выспренно. Жизни весёлой я рад. И голове без мыслей. Женские, мышцы. Дамы из высшего света курят и тайно грешат. И в голове лишь олово и ничего больше нет. Кроме чёрного чая. И я уж давно погиб. Сегодня тучи из серого мозга надо мной. Заполонили всю черепную коробку. Вот и силы мои ушли. Двухлитровый графин крепкого, чёрного кофе меня полу оживил. Платья твои на деревьях из листьев замёрзли в сгнивших лохмотьях. Их уже мне бесполезно теперь снимать и развешивать в комнате. Байковые одеяла солдатские, под дерюги. На запястьях знаки дешёвые Ты с палёным Мартини в рахитичных руках. Ползающим ангелом у стойки пивной. Слушаю теплый осенний дождь бесконечный, мне шепчет спокойные мысли – тебя навсегда забыть и счастливо жить. Что я пытаюсь и делать. Сексуальные тощие ножки в резине. Жизни столько в тебе. Намного больше, чем в других. Она мелькнула. И, как обычно, исчезла в  в клетчатом платье – полу халате. Полу клеёнке. Инквизиторши тронулись с неба. Одна из них лишь была элегантна. Вырванный солнечный свет из моего языка почернел. Не знаю, откуда я вышел. Не знаю куда бреду. И под детской казачьей вышкой у нас в огороде грею огромное пузо и грибки на ногах сушу. Впрочем, они исчезают успешно и безвозмездно. Какие ножки литые, хоть личико уж поношено. Ты примёрзла к небу. Извилась вся в степной лихорадке. Трешься телом окаменелым. Мячики на животе. Ноги болят от ходьбы, В бюстгальтере, в цветном, умершей черёмухи – белой невесты. Мякоть. С квадратами карманов на блузке твоей. Обманчивая и глухая. Юный цветочек сломался в бутоне твоём. С разрезом на ветках. Изогнулась тонкая. Ты лань моя в охотничьих домиках. В цветную клеточку на переднем плане. Мохнатой пони бредёшь по бескрайнему снегу рядом с железным забором. Лучше в такое ядовитое время мне взять и насмерть запиться. Ты шоколадная с ванилью и сахаром. В модных одеждах. Олово с неба на голове. На кроне твоей. Холод голодный в волчьих глазах кокетки. А я все такой же волшебный. Двери поплотнее от твоих криков прикрыл. И на защелку закрылся. На задвижку. В коже волчьи лапки остались. Мрамор на пальцах в крови. Сплетничаешь богу, молишься лотосом. И лоснишься телом. И монашкой в крапиве, у черёмух молишься ночью. А я по – прежнему весел в разветвлённых корнях под землёй и беззаботен от невидимых ласк. В засохшей дубовой коре пустое воронье. И все крапинки дождя твоего. Это шарики репы в своих лузах застряли. Давно испарились. И упругие гири в амбаре хранятся грядки с зеленым укропом от жажды намокли. В лужах худые лягушки. Длинные тощие ноги ты опустила в воду зелёную у лав. И сорвала огромные стылые кисти рябин на кустах.. Отшлифована кожа берёз на ножках твоих. И дурман в напомаженных губках твоих. Твоё тело перебито короедами. В коже твоей так много бледных поганок. Ты в коричневой шляпке Вбитый в сердце ржавый гвоздь. Волосы твои из отрезанных ниточек хмеля. На тонких, ободранных стенах китайских кружевное моё тебе объяснение в любви. На растолстевшей попке следы моих ласк. Лоснящееся ножки твои задрал.

Крохотные часики твои на столике еловом. Ты готова перевернуть своевольно весь мир. На изогнутых плоскостях. Титьки твои торчат из разреза на груди. Тупик. Лабиринт. Я всё дальше бреду по полю. Задыхаясь от мякоти. Запахов. Криков. На раздвоенных ножках твоих, страшный гном упражняется. Ядовитые, терпкие, вихлячиые попки, зыбучие. Стаи путан. И бабы гнилые. Мухоморы в глазах твоих гадкие. Где обрезаны свиданья с тобой смертью долгой. Ты – кувшинка речная в бутоне, в платье на голых ногах. С 2-х часов ночи я в теле костлявом. В полуподвалах грудей. Плоть в коричневом, на стульях с тобой занимаемся сексом, в гладких ножках. Перегнутых пополам. Белая лебедь в трусиках твоих, в пухе. Вся блестящая кожа раскрылась в позе любви. Улеглась между ножек горилла с полоской на бедрах, толстые груди свисали. Из перманента лягушек. С мышкиными ножками. С полосой на чреве. Вымышленную плоть краснощёкой в трусах. Из перманента лягушек. В бёдрах голой спины. Яблоки в плоти. Щепочка снова приплыла безумно. Маленькая зелень лака с ноготочков твоих осыпалась ко мне на ладони. Кривизной уродливых линий. В теле прозрачных блядей. На ссохшихся ножках, как веточках, слизкая плоть. В розовых бугорках. Девушка с сорванным корпусом грузовика. Она крутила на моём вертеле жареные окорока. Сумасшедшее марево в глазах твоих. Тварью ты упала под ноги мои на невспаханном поле. На бугристых шарах. В безвоздушном пространстве, где всё вывалилось на кулиги в трусах твоих. В вырезах грудей аисты сели. Поцелуи мои, как мелкие пташки рассыпались в ветках. Ты накачала меня коноплёй с керосином. Тонкие волосы, как травы, прилипли к мокрой спине. Всё погибло в морозном теле твоём в девственном колодце, заброшенном. Груди твои свисают потоком земным и горячим. Куколку из глины свою ты дала мне продают на пасху. Белый ястреб кружился над нами в ромашках. Было слышно, как флюгер крутится в грозу на крыше, когда мы с тобой на повети в сене занимались любовью. И голые груди твои колышутся в подсолнухах на грядках. Ты кормишь меня своим сыромёдным. Белое молоко пью из кринки из твоих грудей. Крошка моя. Ты весишь целую тонну. Ты загуляла и стала прыгать ошалело на меня без устали. И у тебя подламывались ноги от желаний и жжения, и зуда во чреве. Куропатка в трусиках трясётся. Солнце потухло в засохших глазах. И ты, как пиявки, впились в моё тело. Оттянулись мы с тобой на берегу заводи. Прошлогодние вылезли розы на грядках. Почти не замерзли. Твоё тело распухло от покрова чёрных дождей. На ягодицах твоих качаюсь жирнотелых. Скачка на необъезженной лошади толстой. Заблудился я в чёрном поле жарком твоём. Трахались с тобой на крыше дырявой. И посыпались звёзды горячие с неба. Белая лебедь в обтянутых перьях, в слизи трещит под колготками твоими. В обтянутых шрамах манды. В белую куколку снова вошёл твою. Пухлые, страшные губы. На постели развалилась моей. На части. Чёрный ствол мой раздвоился в чреве твоём и закачался в истерике. Моё солнце уже взошло. Ванны в ростках. В рогатинах жёстких. Осадил тебя. Как кобылицу. В круглое яблочко между ножек твоих, с червоточинкой. В блестке вахлатской. В шелесте деревянных трав. И в перегибах излишних. Во взбухшем лобке, как на болотах лесных. В тело чёрной змеи твоё вклинюсь. Вся прогнулась под влагой земной в платье сосны. Мир в твоей, как в пасти овражков ширококостных коров. В сиськи твои – в свисающем вымени дохлых овечек. В тебе, как в провалившихся крышах ничего не найдёшь свежего и молодого. Одна рухлядь. В крупных сугробах засосов моих на тебе июльских – пятна подсолнухов крупных. В ломких покровах. В моих руках ты хрустишь кузнечиком в зубках монашек. На согнутых ушках в куколках твоих мой.. И подмышкой, и в пупке. В локонах. Губы Мальвины лимонной. Грудочки маленькие – белизна репы в прозрачных блузах. В замурованных щелях под юбкой тугой безумные синицы живут. ДНЕВНИКИ. Любовь, стихи, алкоголь и красотки, гульба, а остальное всё ерунда. 7 апреля 2013 г. Был вчера бродячей собакой. И всё бегу домой. В свою конуру. Попил досыта винца. Горшочки с геранью я выкинул под окно с 4 этажа, когда ты умерла. Могила твоя на Стригинском кладбище, на 10 квартале. И одежду твою выкинули. Умру я – и выкинут в железный, мусорный ящик рукописи моих стихов. У меня ещё нет седых волос на голове. Я заплатил бы тысячу рублей за любовь. Но у меня их не было. Она хотела прийти за ними ночью. Но я был так пьян, что вырубился до утра. Она уволилась с аптеки, с работы. И так потерялись во мне следы этой очаровательной проститутки. За любовь, которой я ударил по её наводке мужика, а это оказался её отец таксист и бывший зек. Верзила под метр 90. Он её бил, жаловалась она мне. И просила меня ему отомстить. Правда, она по-честному пару раз рассчиталась со мной. 8 апреля 2013г. 7 апреля была пасха. И мы собирали стол. И я запомнил этот день. Была ещё холодно, и она шла в своей чёрной шубе из искусственного меха. Она ещё надеялась жить. И больше практически не вернулась к жизни. Умерла на опийном пластыре без сознания. Худая. С вылезшими волосами. Что я могу сказать? Я и сам с пятого класса скитаюсь по миру. Но впрочем, у меня есть еда и вино. Вымыл волосы под краном. Опасаюсь идти в душ. Назвал лесбиянкой. Что, правда. Он живет с ней. Афганец. Делают с узбеками ремонт комнат. Росторбайтеры. Черные рабочие, рабы. Это бывшая моя любовница. Я встречался с ней год. И он налетел на меня драться. Их слишком много. Но я буду драться с особой жестокостью, если они нападут. Накормил гречей с тушёнкой, аджикой, яйцом с кетчупом острым. И компотом с яблоками, мандаринами и мёдом, и отправился. Ты злая. Продажная кукла. Запонка на грязной рубашке. № 3декабря 2013 г. Пропахла ты духом, бараном ангарным. И сварой. Картежными ссорами. Гаремом мамлючным. Из местной столовой. Где варят сомовы головы. И потроха от лося. И крокодилом из тины. Из-под плотины, из перегноя. Из посткоммунизма застоя. Из лабораторных отстоев. А, может быть, это половцы. Воскресли хазары. И обры. Каганы. \Революционеров наганы. с жидами в подвале.С жидами в подвалиС С С жидами в подвале. Распятые танки. На Тане. Петровой. Комсорге. А, может, ты вовсе не стоишь. Всего. Ещё лет сто. С небольшим. И мы убежим на обугленный остров. Я – вечный скиталец, бездомный. Бродяга по весям. По миру. По островам богоплазмы. Так будет и было. И мне 60. И я научился светать. На вьючном верблюде удрали из плена арабов. Кацапы. С цепи, с кандалов баобабов. В бамбуках. С салатов. Из свежих побегов. От мерных Мамедов. Где все песчинки измерил хромой и слепой геометр. Землемер безродный и дохлый! Бригадир деревенский с пиской со спичку. И лысый. С зачесом под маскировку. Да с трюков простых офицеров. Без веры босые стреляли их всех перебили за землю. А просто так в лоб. Как рыжие крабы забиты подошвой в песок у волнорезов. На моле. От бедуинов поджарых от солнца пустыни Сахара. Ты слабо слой наложила кремом селёдочным, сонным. Гангренная пони под кактусом сдохла. Немецкая Гретхен. И пятки сожраны питоном. Я выдохся вскоре. Бессмертный. И плётка, витая из змейки. Гризетка. Продажная шлюшка. С восьмёркой под клюшкой хоккейной. Дисплейной. Твои ломкие руки с бокалом Кубинского белого рома. Ты пойло сухое всё вылакаешь. Выжрешь до венечного дна. Устный реквием закажешь с того света слиться со мной. И перемещусь в плоскостях я пить чай китайский, зелёный домой. Под монастырской плитой. На лежанке, в норе моей, Нора, из Норильска. В голых носках. В посылке. Мне до востребования. В нордических норках Вестготский. С порванной глоткой. Норд-оста. Зюйд – веста. С обрывком грудей. Или куничьего вымя. Время, с мерой весов нано нейтронов. На матраце в трассе. С прохожей мединой. в зимней заимке в обнимку с паршивой, унылой двух главой змеёй. В медитациях тайских, забываясь, с мединой из медных пластинок. Медичка. Медуза. Из катаклизмов. Неслышно продрог я от неразделённой фланелевой кожи с гостиниц за поллитровкой водицы святой. Роковой. Жениться мне надо. И всё позабросить на пенсии. И надо держаться. Идти до конца. Последний шанс мне остался. И силы уходит. Слабость. Растаяла воля и дерзость. Пойду я гулять. И даму, и бабу искать. Да денег ни копейки нету. А без них мало толку и света. Спать ложись, Ваня. С большим приветом. Завтра начну с утра. Заработаю денег. И начну охоту за женщиной. Ставлю цель себе – жениться. Как крокодил.

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.