Архивы автора: mlantsan

Теория Дарвина

Бывший мэр Грозного и бывший председатель правительства Чечни, а ныне помощник председателя правительства РФ Муслим Хучиев на заседании Всероссийского родительского комитета обвинил теорию Дарвина в духовном разложении детей и предложил министру просвещения Сергею Кравцову убрать ее из школьных учебников.
По этому поводу есть стихотворное послание знаменитого поэта и прозаика Алексея Константиновича Толстого к Михаилу Николаевичу Лонгвинову «Послание к М. Н. Лонгинову о дарвинизме» Стихотворение датировано 1872 годом. Теории Дарвина было еще несколько лет, а Михаил Логшвинов был в это время начальником главного управления по делам печати в Российской империи, т. е. обладал цензурными функциями. Прошел слух, что Михаил Лонгвинов зочет запретить теорию Дарвина в России. Вот это стихотворение:

«Правда ль это, что я слышу?
Молвят овамо и семо:
Огорчает очень Мишу
Будто Дарвина система.

Всход наук не в нашей власти.
Мы их зерна только сеем.
И Коперник ведь отчасти
Разошелся с Моисеем.

Ты-ж еврейское преданье
С видом нянюшки лелея,
Ты-б уж должен в заседаньи
Запретить и Галилея.

Если ж ты допустишь здраво,
Что вольны в науке мненья,
Твой контроль с какого права,
Был ли ты при сотвореньи?

Почему б не понемногу
Введены во бытие мы?
Иль не хочешь ли уж Богу
Ты предписывать приемы?

Как и что творил Создатель,
Что считал Он боле кстати, –
Знать не может председатель
Комитета по печати.

Ограничивать так смело
Всесторонность Божьей власти,
Ведь такое, Миша, дело
Пахнет ересью отчасти.

Ведь подобные примеры
Подавать неосторожно,
И тебя за скудость веры
В Соловки сослать бы можно.

Да и в прошлом нет причины
Нам искать большого ранга,
И по мне шматина глины
Не знатней оранг-утанга.

Но по мне, положим, даже
Дарвин глупость порет просто, –
Ведь твое гоненье гаже
Всяких глупостей раз во сто.

Нигилистов, что ли, знамя
Видишь ты в его системе?
Но, святая сила с нами,
Что меж Дарвином и теми?

От скотов нас Дарвин хочет
До людской возвесть средины, –
Нигилисты же хлопочут,
Чтоб мы сделались скотины.

В них не знамя, а прямое
Подтвержденье дарвинизму
И сквозят в их диком строе
Все симптомы атавизма.

Грязны, неучи, бесстыдны,
Самомнительны и едки,
Эти люди, очевидно,
Норовят в свои же предки.

А что в Дарвина идеи
Оба пола разубраны,
Это брамы архирея
Вздели те же обезьяны.

Чем же Дарвин тут виновен?
Верь мне, гнев в себе утиша,
Из-за взбалмошных поповен
Не гони его ты, Миша.

И еще тебе одно я
Здесь прибавлю многочтимый,
Не китайскою стеною
От людей отделены мы.

С Ломоносовым наука,
Положив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток,

Льет на мир потоки света
И, следя, как в тьме лазурной
Ходят Божии планеты
Без инструкции цензурной, –

Кажет нам как та же сила,
Все в иную плоть одета,
В область разума вступила,
Не спросясь у комитета.

Брось же, Миша, устрашенья:
У науки нрав не робкой,
Не заткнешь ее теченья
Ты своей дрянною пробкой».

О “Мастере и Маргарите”

Осаф Литовский вошел в историю как гонитель Михаил Булгакова. Всем известно, что критик Латунский из знаменитого романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» – это прототип Осафа Литовского. В Театральной энциклопедии о нем написано: «Литовский Осаф Семенович (25.05.(06.06).1892 – 14.12.1971) – советский драматург и критик, руководитель Главреперткома в 1932-1937 гг. С октября 1937 по октябрь 1941 работал в Московском театре Ленинского комсомола заведующим литературной частью и режиссером. Член коммунистической партии с 1918 г.»
Говорят, что его настоящая фамилия Каган. Если это так, то критик Латунский – это прототип псевдонима.
Вот, что Литовский писал о Михаиле Булгакове: «Произведения Булгакова, начиная от его откровенно контрреволюционной прозы и кончая «Мольером», занимают место не в художественной, а в политической истории нашей страны, как наиболее яркое и выразительное проявление внутренней эмиграции, хорошо известной под нарицательным именем «булгаковщины»».
А вот его впечатления от премьеры «Дней Турбиных» во МХАТе: «Некоторые экспансивные зрители, совсем еще недавно воевавшие с «благородными», но «заблуждающимися» Турбиными, увидев на сцене своих врагов, изображенных в столь идиллически-сентиментальном виде, инстинктивно хватались за воображаемую кобуру».
И ведь Литовский нигде не врет. Все его слова прочно укладываются в ленинско-сталинскую идеологию.
Литовский прожил еще 4 года после публикации в журнале «Москва» романа «Мастер и Маргарита». Так, что страна узнала своего «героя», пока он еще был жив. Но, что это была за жизнь. Писатель Юлий Крелин, работавший в то время врачом в поликлинике Литфонда, вспоминает: «Довелось мне в дни работы в поликлинике Литфонда попасть по вызову к писателю Литовскому. Престижный дом на улице Горького, рядом с Елисеевским гастрономом. Два старика – он и она. (…) На ложе сидит маленький старичок в майке-безрукавке – руки, шея, грудь открыты, белы, дряблы, кости торчат от худобы. Что на нем одето ниже пояса, не видно – эта часть тела под столом. На столе же стерилизатор со шприцами и коробка с ампулами наркотиков.
Сидел я там что-то около часа. Старик почти все время занят: берет шприц из стерилизатора, следом ампулу, чуть надпиливает ее, отламывает кончик, набирает содержимое в шприц, протирает плечо ваткой, вкручивает иголку в плечо, сверху вниз. По прошествии десяти минут берет следующий шприц – и вся манипуляция повторяется точно до мелких движений. (…) В поликлинике мне рассказали, что он был официально разрешенным наркоманом».
Как видно, пророчество Маргариты из романа Булгакова сбылось, хотя она Латунского и не встретила.

«Протоколы сионских мудрецов» печатались в «Красном Кресте».

В декабре 1905 года вышла в свет книга Сергея Нилуса «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность» с «Протоколами сионских мудрецов».
Об этом свидетельствуют среди прочего два исторических исследования, посвященных происхождению «Протоколов» — книга Нормана Кона «Благословление на геноцид» и книга историков Чарльза Рууда и Сергея Степанова «Фонтанка, 16» (Фонтанка, 16 – адрес в Санкт-Петербурге, где находилась царская политическая полиция). Наличие этого факта – единственное, что объединяет обе книги. Если Норман Кон доказывает причастность царской охранки к фабрикации «Протоколов», то Рууд и Степанов утверждают о «непричастности охранки или иных государственных ведомств к их составлению».
Скорее всего, руководители Международной федерации Красного Креста в Женеве знать не знали и ведать не ведали, что там происходит в России; о существовании географического пункта под названием Царское Село тоже, скорее всего, не ведали. К тому же, в то время не стоял вопрос – фальшивка «Протоколы», или нет. Что уж там говорить о никому неведомых тогдашних руководителях «Красного Креста», когда такой умный человек как Уинстон Черчиль, ознакомившись с текстом «Протоколов» на Версальской мирной конференции, сказал, что ему теперь ясно, что произошло в России и кто направляет большевистских главарей. А влиятельная английская газета «Таймс» написала в номере от 8 мая 1920 года: «Неужели мы все эти трагические годы вели борьбу за уничтожение, искоренение немецкого владычества лишь для того, чтобы обнаружить за ним другое, более опасное, поскольку более тайное? Неужели, напрягая все силы нации, мы избежали гнета «Всегерманского союза» только для того, чтобы попасть в тенета «Всеиудейского союза»? Предположительно, что они написаны евреями и для евреев. Если так, то при каких обстоятельствах они были созданы, для решения каких внутриеврейских проблем?»
Фальшивку обнаружил только в 1921 году корреспондент «Таймс» в Стамбуле Филипп Грейвс, когда бывший русский помещик Михаил Рославлев принес и продал ему за 337 фунтов, экземпляр брошюры Мориса Жоли «Диалоги в аду», написанной в 1864 году против Наполеона III. Филипп Грейвс блестяще знал французский язык. Когда он прочел эту брошюру, то сразу понял — это те же самые «Протоколы», только вместо евреев там Монтескье и Макиавелли. Он тут же переслал эту находку в редакцию. 18 августа 1921 года «Таймс» опубликовала сенсационную статью об этой находке и признала свою ошибку.

Кстати, с октября 1934 по май 1935 в столице Швейцарии Берне прошел суд над «Протоколами», который признал их фальшивкой. Правда, по некоторым данным, через 2 года суд высшей инстанции отменил приговор суда в Берне. Так, что в этом случае, у нынешних руководителей международной федерации обществ Красного Креста и Красного Полумесяца есть правовые основания для того, чтобы прохамасовски реагировать на то, что сейчас происходит в Газе и недавно было на юге Израиля. Традиция есть.

Немецкий предшественник Пригожина

У Евгения Пригожина был предшественник. Это бывший уголовник, оберфюрер СС Оскар Пауль Дирлевангер, комадующий специальным отрядом СС, составленном из немецких уголовников, в основном, из браконьеров, застигнутых с оружием в руках.
Эта «зондер-команда» была создана в рамках войск СС по приказу Гитлера и предназначалась для борьбы с гражданским населением. Этот отряд отличался особой жестокостью при ликвидации мирных жителей в белорусских деревнях, особенно, в Хатыни, а также в убийстве мирных граждан при ликвидации Варшавского восстания в 1944 г.
В отличии от Евгения Пригожина Оскар Дирлевангер родился в состоятельной семье богатого адвоката. Случилось это в 1895 г. Он ветеран I мировой войны. Был несколько раз ранен и закончил войну в звании лейтенанта. После I мировой войны он стал ярым антикоммунистом и антисемитом, дрался с коммунистами на улицах немецких городов, вступил в НСДАП в 1922 г., участвовал в «пивном путче» в Мюнхене. В общем, типичная биография немецкого ветерана I мировой войны.
Параллельно с политической деятельностью Оскар Дирлевангер получил высшее образование и защитил диссертацию в университете во Франкфурте-на-Майне. После прихода нацистов к власти в Германии в 1933 г. он тут же получил назначение в управление по труду и занятости населения города Хальброна. Здесь он быстро погряз в коррупции и разврате. Уже в следующем году Оскар Дирлевангер был осуждён на два года по обвинению в сексуальных связях с 13-летней девочкой из Союза девочек Германии. По этому приговору он лишился учёной степени, воинского звания и наград, членства в партии. После отсидки он, чтобы загладить свою вину перед родиной, вступил в Испанский иностранный легион и принял участие в гражданской войне в Испании на стороне генерала Франко. Родина заметила его порывы. Награждённый Испанским крестом, Дирлевангер добился пересмотра дела и в 1940 г. он был оправдан за недостатком улик. Однако оправдательный приговор звучал настолько неубедительно, что университет во Франкфурте-на-Майне сначала отказался вернуть ему докторское звание, но всё же он снова стал доктором, а также был восстановлен в НСДАП.
II мировая война началась 1 сентября 1939 г. с нападения гитлеровской армии на Польшу. Тут же нацистская армия столкнулась со специфической проблемой «умиротворения» гражданского населения. В следующем году Гитлер издает указ о создании в СС специальной команды из угловников-браконьеров для обуздания местного населения оккупированных стран. Шеф СС Гиммлер сразу «взял под козырек» и тут же создал такой отряд, назначив в руководство оберфюрера СС Оскара Дирлевангера.
Вот отрывок из показаний обергруппенфюрера СС Готтлоба Бергера на Нюрнбергском трибунале:«…Бригада Дирлевангера возникла благодаря решению Адольфа Гитлера, прозвучавшему ещё в 1940 году во время проведения Западной кампании. Как-то раз Гиммлер позвал меня к себе и сообщил, что Гитлер распорядился разыскать и собрать всех людей, отбывающих в тот момент срок наказания за браконьерство с использованием огнестрельного оружия, и составить из них специальную воинскую часть…согласно этим распоряжениям я вошёл в контакт с шефом Имперской Криминальной полиции Небе,[3] и мы договорились, что к концу лета все подходящие кандидаты будут отобраны и посланы в казармы в Ораниенбурге…». Ни Гитлеру, ни Гиммлеру не пришлось амнистировать уголовников. Необходимые условности выполнило министерство юстиции. Законность была соблюдена. И Оскар Дирлевангер не кричал: «Кейтель, где патроны?!». Его отряд был всегда вооружен.
В апреле 1945 года советские войска прорвали немецкую оборону на Одере. 27 апреля основные части формирования попали в окружение и 29 апреля взяты в плен. 7 мая 1945 года Оскар Дирлевангер был арестован французскими солдатами в городе Альтсхаузен и доставлен в местную тюрьму, которую охраняли польские солдаты из состава французского оккупационного корпуса. Среди охранников были участники Варшавского восстания, они узнали нового узника. В ночь с 4 на 5 июня охранники его неоднократно избивали. По данным ЗАГСа Альстхаузена, Дирлевангер скончался 7 июня 1945 года. Тут же пошли слухи, что Дирлевангер жив, будто его кто-то видел в Южной Америке. Эти слухи достигли такого накала, что правительству ФРГ в 1960 г. пришлось эксгумировать останки Дирлевангера Однако, эта информация не дошла до советского писателя Алеся Адамовича. (Сам, бывший белорусский партизан, он, очевидно, не понаслышке знал, кто такой Оскар Дирлевангер. В своём документальном романе»Каратели», изданном в 1981 году, Алесь Адамович ошибочно написал: «Уже в наши дни прах благополучно скончавшегося в Латинской Америке Дирлевангера Оскара Пауля заботливо перевезён в ФРГ и предан захоронению в Вюрцбургской земле». Такая вот история.
#Пригожин #Дирлевангер #СС

Театральное дело

При упоминании термина «Театральное дело» сразу всплывают имена — Евгения Беркович, Светлана Петрийчук, Кирилл Серебренников, Алексей Малобродский. Между тем, так называемое «Театральное дело»имеет давнюю историю.
Например, 28 января 1936 г. в газете «Правда» была опубликована редакционная статья «Сумбур вместо музыки», где резкой критике подвергалось творчество композитора Дмитрия Шостаковича, в частности, его опера «Леди Макбет Мценского уезда». Статья была опубликована без подписи и это породило множество слухов. Дошло до того, что ее авторство приписывали тогдашнему начальнику СССР Иосифу Сталину. Позже, по архивным данным было установлено, что по приказу Сталина статью написал член редколлегии «Правды» Давид Заславский. Через несколько дней после появления статьи одно высокопоставленное лицо из окружения Сталина обратилось к режиссеру Всеволоду Мейерхольду с настоятельной просьбой написать статью с критикой Дмитрия Шостакоаича. Хотя Мейерхольд прекрасно понимал, от кого исходит эта просьба, он отказался от написания статьи с критикой оперы Шостаковича. Через 2 года театр Мейерхольда был закрыт, еще через год его арестовали органы НКВД и, после мучительных пыток, расстреляли.
Еще одно «театральное дело» произошло на заре власти большевиков в сентябре 1918 г. Впрочем, строго говоря, это «дело» не является «театральным», поскольку его главный фигурант не был театральным деятелем, а был крупным царским сановником. Владимир Джунковский был адъютантом хозяина Москвы великого князя Сергея Александровича. После убийства великого князя он стал губернатором Москвы, потом перешел на службу в царское министерство внутренних дел, где занимал пост заместителя министра и командира Отдельного корпуса жандармов (царский аналог ФСБ), потом поссорился с императрицей Александрой Федоровной из-за Григория Распутина и был отправлен на фронт I мировой войны в действующую армию. После большевистской революции Владимир Джунковский вел себя тихо, в политику не лез. Когда, после ранения Ленина, большевики объявили политику «красного террора», его арестовали органы ВЧК. Казалось, что участь бывшего царского чиновника с такой биографией была предрешена. Но, не тут то было. За него заступились. И кто? Управление делами Совнаркома получило письмо в защиту Джунковского. Среди подписантов этого письма были: ведущая певица Большого театра Антонина Нежданова, создатель МХТ режиссер Василий Немирович-Данченко, ведущая актриса Малого театра Мария Ермолова, ведущая актриса МХТ и вдова великого русского писателя Ольга Книппер-Чехова. Это письмо было удовлетворено и Владимир Джунковский оказался на свободе. Оказалось, что будучи царским сановником, Джунковский был завзятым театралом и, по-видимому, оказывал какие-то услуги любимым актерам. Наверно, они этого не забыли. Но все же, в то время заступиться перед советской властью за бывшего царского сановника было для подписантов актом огромного гражданского мужества, для ряда не рядовых граждан, похоже, недоступного сегодня.
#театральноедело #Беркович #Мейерхольд

Монолог

Монолог начальника полиции
(по мотивам пьесы Давида Самойлова «Фарс о Клопове, или Гарун Аль-Рашид»)

Пригожин!… Что бы это могло означать? Главное — никаких разъяснений. Сказано, что прибывает. А дальше полная непонятность, сказано, что действовать сообразно и докладывать соответственно. А чему соответственно? Ничего не сказан, сам догадывайся. Будь он под надзором, это бы было указано. Если он лицо с поручением — тем более было бы указано. Если он иностранный подданный, то опять бы было указано. Нет, начальником полиции в этом случае может быть только разве что Господь Бог. Уж он наверняка знает, что такое соответственно и что сообразно. Они там наверху хотят весь свой разум переложить на полицию. Война, разруха, воровство, дезертиры, партии, прокламации, новые законы из Думы… За всем не уследишь… А чуть что, во всем полицию обвиняют. Итак, голова идет кругом. А тут еще этот Пригожин… Наверняка очередная пакость какая-нибудь. Э-э! Да чего говорить!
#полиция #Пригожин #монолог

Англосаксы

Надо полагать, что с термином «англосаксы» следует быть поосторожнее.
Термин «англосаксы» впервые ввел в политический оборот гитлеровский ученый-юрист Карл Шмитт. Справедливости ради следует сказать, что этот термин он ввел в оборот еще до вступления в гитлеровскую партию НСДАП 1 мая 1933 г., в его работе «Римский католицизм и политическая форма», опубликованной в 1923 г. В ней речь идет о борьбе Ватикана с властями Англии после отделения английской церкви от католичества. Карл Шмитт был католиком, поэтому коллизия между Ватиканом и Лондоном, рассматриваемая в этой работе, далека от объективности.
После прихода Гитлера к власти антисемитизм Шмитта бил через край. Так, на конгрессе «Еврейство в науке о праве» 3—4 октября 1936 г., т. е. за пять лет до того, как нацисты предписали евреям носить шестиконечную звезду], он предложил помечать шестиконечной звездочкой цитаты из сочинений авторов еврейского происхождения, как переводы с еврейского языка. В 1945 г. Карл Шмитт проживал в Берлине и попал в американскую зону оккупации. Американцы его арестовали и отвезли в Нюрнберг. Но ему повезло, перед судом он не предстал, перевесили его догитлеровские достижения, как ученого-юриста. Но он не раскаялся в своей роли в создании нацистского государства и отказался от всех попыток денацификации, что лишило его возможности работать в академической сфере на родине. В 1960-х годах Шмитт читал лекции в университетах франкистской Испании.

Донос

«И старый безумец Лев Толстой продолжает безнаказанно и беспрепятственно проповедовать, что Бога нет, что всякое государство есть зло и, наконец, что пора прекратить существование самого рода человеческого на земле. И он не только жив и свободен, но и мы сами все, враги его бредней, увеличиваем его преступную славу, возражая ему!..».
Этот донос на великого русского писателя написал известный русский философ и публицист Константин Николаевич Леонтьев в конце 80-х годов XIX века, когда в России правил царь Александр III. К счастью для Льва Николаевича Толстого этот донос не имел никаких последствий, а то бы пришлось ему писать роман «Воскресение» в тюремной камере. Кстати, современники прозвали Константина Леонтьева «прорицателем грядущей России» и, похоже, не ошиблись.

Крах империи

Ошибся или нет Уильям Ширер? Этот американский журналист работал в нацистской Германии до разрыва дипломатических отношений между Германией и США в 1941 г. После войны он написал книгу «Взлёт и падение Третьего Рейха». Когда эта книга была первый раз издана в 1960 г., главе России было 8 лет. Вот небольшой отрывок из этой книги: «Адольф Гитлер, вероятно последний из великих авантюристов-завоевателей, действовавший в духе Александра Македонского, Юлия Цезаря и Наполеона, а третий рейх — последняя из империй, решившая вступить на путь, пройденный ранее Францией, Древним Римом и Македонией. Занавес был наконец опущен на данной исторической стадии в результате создания водородной бомбы, баллистических ракет и ракет, способных достигнуть Луны.
В наше время, когда смертоносные игрушки пришли па смену прежним видам вооружений, большая агрессивная война, если дойдет до этого, может быть развязана ничтожными самоубийцами, в припадке безумия нажавшими на электронную кнопку. Такая война продлится недолго и окажется последней. На планете не останется ни победителей, ни побежденных, а лишь одни обугленные трупы».

Из тюрьмы в министры

Первый раз Павла Николаевича Милюкова арестовали в 1900 году. Было ему тогда 41 год, на 2 года старше, чем сейчас Илья Яшин. Будущий создатель конституционно-демократической партии (партии кадетов) и министр иностранных дел в первом составе Временного правительства был тогда известен не как политик, а как подающий надежды историк, ученик Василия Осиповича Ключевского, автор «Очерков по истории русской культуры». Впрочем, в полиции он был известен как предводитель политических «смутьянов». К этому времени он уже был изгнан из Московского университета, где преподавал студентам.
Павел Милюков был арестован в Санкт-Петербурге за участие в несанкционированном собрании. На этом собрании был будущий знаменитый террорист Борис Савинков, но его не тронули. Через несколько лет Борис Савинков организует сначала убийство министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве, а затем — убийство хозяина Москвы, великого князя Сергея Александровича.
Павел Милюков был арестован и помещен в Дом предварительного заключения на Шпалерной (аналог нынешнего СИЗО). Вот, как он сам об этом вспоминает: «Тяжелая дверь замкнулась за мной, мелькнуло в «глазке» лицо надзирателя, щелкнул замок и я почувствовал себя таким обреченным, точно навсегда был отрезан от всего живого мира. На маленьком складном железном столике, привинченном к стене, лежала книга из тюремной библиотеки, невозвращенная, очевидно, предыдущим арестантом. Я взял ее — и при скудном свете прочел заглавие «Житие протопопа Аввакума». Развернул и наткнулся на изречение настоящего страдальца за убеждения, которое как раз подходило к моему положению. «И то творят не нам мучение, а себе обличение»! Несломленная воля протопопа подействовала на меня одной этой фразой необычайно сильно — и как-то сразу успокоила». Через 6 месяцев его оттуда выпустили и назначили суд. Такие были тогда законы.
В ожидании суда Павел Милюков поселился с семьей на станции «Удельная», близ Санкт-Петербурга. Когда он жил в Удельной к нему пришли 2 американца и попросили, чтобы он прочел курс лекций в Чикагском университете. Чтобы подтянуть свой английский, он нанял учительницу в Петербурге. Через несколько уроков она посоветовала ему поехать на полгода в Англию. В это время состоялся суд, который назначил Павлу Милюкову полгода отсидки в тюрьме «Кресты». Он обратился к властям с просьбой отсрочить исполнение приговора и съездить на полгода в Великобританию. Обещал вернуться. Ему разрешили. Павел Милюков сдержал обещание и через полгода вернулся из Англии в Россию для отсидки. В этот же день он, захватив дома подушку, отправился исполнять приговор суда в тюрьму «Кресты». Но это было воскресенье и в «Крестах» его не приняли. Попасть в тюрьму он смог только на следующий день, в понедельник. Павел Милюков вспоминает о своей второй отсидке: ««Кресты» были тюрьмой менее комфортабельной, нежели помещение на Шпалерной. (…) Но здесь было мне спокойнее. Не грозили ни показания шпиона, ни подвохи Шмакова (фамилия следователя Милюкова — М. Л.). (…) К тюремному режиму я привык; уже не было прежней нервности. (…)
Сюрприз, однако, случился — весьма серьезный и самый неожиданный. Я уже просидел половину срока, когда раз, поздним вечером, меня вызвали из камеры и велели надеть пальто. Что могло это значить? Не допрос, конечно. Но и не освобождение: меня не отправляли «с вещами». (…) Тюремная карета остановилась перед домом министерства внутренних дел на Фонтанке, Меня повели не через обыкновенный вход, а какими-то таинственными, пустыми, слабо освещенными коридорами. Я тут даже струхнул немного. Я проходил с провожатыми через несколько дверей, и за каждым входом вырисовывалась неподвижная пара атлетов в костюме скорее лакеев, нежели стражи или чиновников. Наконец, я очутился в передней — мне сообщили, что я вызван для свидания с министром. (…) Меня ввели в роскошно обставленный мягкой мебелью кабинет Плеве. Хозяин сидел за большим столом и любезным жестом предложил мне занять место в кресле, против него, по другую сторону стола. Дальше было — еще удивительнее. Плеве приказал принести чай и усадил меня за маленький чайный столик, уютно расположенный — как бы для доверительной частной беседы.
В этом тоне он и начал разговор — с комплиментов по поводу моих «Очерков русской культуры». Отсюда он перешел к похвалам моему учителю, проф. Ключевскому, и, наконец, сообщил мне, что Василий Осипович говорил обо мне государю, что меня не следует держать взаперти и что я нужен для науки. (…)
«Государь, — продолжал Плеве, — поручил мне предварительно познакомиться с вами и поговорить, чтобы вас освободить в зависимости от впечатления». Он и просил меня рассказать откровенно и искренне о всех моих недоразумениях с полицией. Я заметил уже, что мое досье лежало на рабочем столе министра. Плеве даже успел процитировать оттуда несколько внешних данных. (…)
Должен признать, что этот приступ к беседе, не как с арестантом, а как с равным, — и особенно самый факт предстательства за меня Ключевского произвели на меня сильное впечатление. Мне, в сущности, почти нечего было скрывать, и я сам считал преследование меня полицией нелепым недоразумением режима. Я заговорил с Плеве тоном простого собеседника. (…) Вся эта беседа шла в мирных тонах, без примеси криминального элемента, и обещала кончиться благополучно. (…)
Он спросил меня в упор: что я сказал бы, если бы он предложил мне занять пост министра народного просвещения! Насколько искренне было это испытание, я не могу судить; во всяком случае, я его не выдержал — и сорвался. Я ответил, что поблагодарил бы министра за лестное для меня предложение, но, по всей вероятности, от него бы отказался. Плеве сделал удивленный вид и спросил: почему же? Я почувствовал, что лукавить здесь нельзя — и ответил серьезно и откровенно. «Потому что на этом месте ничего нельзя сделать. Вот если бы ваше превосходительство предложили мне занять ваше место, тогда я бы еще подумал». Этот свой ответ я помню буквально. (…) Говорить больше было нечего, и Плеве кончил свидание словами, что обо всем доложит государю и на днях снова меня вызовет.
Прошла неделя после этого визита, и я уже начинал считать, что он не будет иметь благоприятных последствий. Но за мной опять приехали и прежним порядком я был доставлен в переднюю министра, миновав благополучно великанов в ливреях. Прием, однако, резко контрастировал с прежним. Дальше передней меня на этот раз не пустили — и заставили подождать. Вышел, наконец, Плеве и совсем уже другим тоном, стоя передо мной, как перед просителем, тут же в передней резко отчеканил свой приговор. Его короткое обращение я запомнил наизусть: так оно было выразительно. «Я сделал вывод из нашей беседы. Вы с нами не примиритесь. По крайней мере не вступайте с нами в открытую борьбу. Иначе — мы вас сметем!» (…) Через несколько дней меня и на самом деле освободили».
Чрез 15 лет после этого разговора Павел Николаевич Милюков стал министром правительства России, но после падения русского царя.
(Все подробности об отсидках Павла Милюкова взяты из книги Сергея Порохова «Кресты», об истории этой Петербургской тюрьмы. Книга была издана в издательстве «Эксмо» в 2008 г.)