В декабре 1905 года вышла в свет книга Сергея Нилуса «Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность» с «Протоколами сионских мудрецов».
Об этом свидетельствуют среди прочего два исторических исследования, посвященных происхождению «Протоколов» — книга Нормана Кона «Благословление на геноцид» и книга историков Чарльза Рууда и Сергея Степанова «Фонтанка, 16» (Фонтанка, 16 – адрес в Санкт-Петербурге, где находилась царская политическая полиция). Наличие этого факта – единственное, что объединяет обе книги. Если Норман Кон доказывает причастность царской охранки к фабрикации «Протоколов», то Рууд и Степанов утверждают о «непричастности охранки или иных государственных ведомств к их составлению».
Скорее всего, руководители Международной федерации Красного Креста в Женеве знать не знали и ведать не ведали, что там происходит в России; о существовании географического пункта под названием Царское Село тоже, скорее всего, не ведали. К тому же, в то время не стоял вопрос – фальшивка «Протоколы», или нет. Что уж там говорить о никому неведомых тогдашних руководителях «Красного Креста», когда такой умный человек как Уинстон Черчиль, ознакомившись с текстом «Протоколов» на Версальской мирной конференции, сказал, что ему теперь ясно, что произошло в России и кто направляет большевистских главарей. А влиятельная английская газета «Таймс» написала в номере от 8 мая 1920 года: «Неужели мы все эти трагические годы вели борьбу за уничтожение, искоренение немецкого владычества лишь для того, чтобы обнаружить за ним другое, более опасное, поскольку более тайное? Неужели, напрягая все силы нации, мы избежали гнета «Всегерманского союза» только для того, чтобы попасть в тенета «Всеиудейского союза»? Предположительно, что они написаны евреями и для евреев. Если так, то при каких обстоятельствах они были созданы, для решения каких внутриеврейских проблем?»
Фальшивку обнаружил только в 1921 году корреспондент «Таймс» в Стамбуле Филипп Грейвс, когда бывший русский помещик Михаил Рославлев принес и продал ему за 337 фунтов, экземпляр брошюры Мориса Жоли «Диалоги в аду», написанной в 1864 году против Наполеона III. Филипп Грейвс блестяще знал французский язык. Когда он прочел эту брошюру, то сразу понял — это те же самые «Протоколы», только вместо евреев там Монтескье и Макиавелли. Он тут же переслал эту находку в редакцию. 18 августа 1921 года «Таймс» опубликовала сенсационную статью об этой находке и признала свою ошибку.

Кстати, с октября 1934 по май 1935 в столице Швейцарии Берне прошел суд над «Протоколами», который признал их фальшивкой. Правда, по некоторым данным, через 2 года суд высшей инстанции отменил приговор суда в Берне. Так, что в этом случае, у нынешних руководителей международной федерации обществ Красного Креста и Красного Полумесяца есть правовые основания для того, чтобы прохамасовски реагировать на то, что сейчас происходит в Газе и недавно было на юге Израиля. Традиция есть.

У Евгения Пригожина был предшественник. Это бывший уголовник, оберфюрер СС Оскар Пауль Дирлевангер, комадующий специальным отрядом СС, составленном из немецких уголовников, в основном, из браконьеров, застигнутых с оружием в руках.
Эта «зондер-команда» была создана в рамках войск СС по приказу Гитлера и предназначалась для борьбы с гражданским населением. Этот отряд отличался особой жестокостью при ликвидации мирных жителей в белорусских деревнях, особенно, в Хатыни, а также в убийстве мирных граждан при ликвидации Варшавского восстания в 1944 г.
В отличии от Евгения Пригожина Оскар Дирлевангер родился в состоятельной семье богатого адвоката. Случилось это в 1895 г. Он ветеран I мировой войны. Был несколько раз ранен и закончил войну в звании лейтенанта. После I мировой войны он стал ярым антикоммунистом и антисемитом, дрался с коммунистами на улицах немецких городов, вступил в НСДАП в 1922 г., участвовал в «пивном путче» в Мюнхене. В общем, типичная биография немецкого ветерана I мировой войны.
Параллельно с политической деятельностью Оскар Дирлевангер получил высшее образование и защитил диссертацию в университете во Франкфурте-на-Майне. После прихода нацистов к власти в Германии в 1933 г. он тут же получил назначение в управление по труду и занятости населения города Хальброна. Здесь он быстро погряз в коррупции и разврате. Уже в следующем году Оскар Дирлевангер был осуждён на два года по обвинению в сексуальных связях с 13-летней девочкой из Союза девочек Германии. По этому приговору он лишился учёной степени, воинского звания и наград, членства в партии. После отсидки он, чтобы загладить свою вину перед родиной, вступил в Испанский иностранный легион и принял участие в гражданской войне в Испании на стороне генерала Франко. Родина заметила его порывы. Награждённый Испанским крестом, Дирлевангер добился пересмотра дела и в 1940 г. он был оправдан за недостатком улик. Однако оправдательный приговор звучал настолько неубедительно, что университет во Франкфурте-на-Майне сначала отказался вернуть ему докторское звание, но всё же он снова стал доктором, а также был восстановлен в НСДАП.
II мировая война началась 1 сентября 1939 г. с нападения гитлеровской армии на Польшу. Тут же нацистская армия столкнулась со специфической проблемой «умиротворения» гражданского населения. В следующем году Гитлер издает указ о создании в СС специальной команды из угловников-браконьеров для обуздания местного населения оккупированных стран. Шеф СС Гиммлер сразу «взял под козырек» и тут же создал такой отряд, назначив в руководство оберфюрера СС Оскара Дирлевангера.
Вот отрывок из показаний обергруппенфюрера СС Готтлоба Бергера на Нюрнбергском трибунале:«…Бригада Дирлевангера возникла благодаря решению Адольфа Гитлера, прозвучавшему ещё в 1940 году во время проведения Западной кампании. Как-то раз Гиммлер позвал меня к себе и сообщил, что Гитлер распорядился разыскать и собрать всех людей, отбывающих в тот момент срок наказания за браконьерство с использованием огнестрельного оружия, и составить из них специальную воинскую часть…согласно этим распоряжениям я вошёл в контакт с шефом Имперской Криминальной полиции Небе,[3] и мы договорились, что к концу лета все подходящие кандидаты будут отобраны и посланы в казармы в Ораниенбурге…». Ни Гитлеру, ни Гиммлеру не пришлось амнистировать уголовников. Необходимые условности выполнило министерство юстиции. Законность была соблюдена. И Оскар Дирлевангер не кричал: «Кейтель, где патроны?!». Его отряд был всегда вооружен.
В апреле 1945 года советские войска прорвали немецкую оборону на Одере. 27 апреля основные части формирования попали в окружение и 29 апреля взяты в плен. 7 мая 1945 года Оскар Дирлевангер был арестован французскими солдатами в городе Альтсхаузен и доставлен в местную тюрьму, которую охраняли польские солдаты из состава французского оккупационного корпуса. Среди охранников были участники Варшавского восстания, они узнали нового узника. В ночь с 4 на 5 июня охранники его неоднократно избивали. По данным ЗАГСа Альстхаузена, Дирлевангер скончался 7 июня 1945 года. Тут же пошли слухи, что Дирлевангер жив, будто его кто-то видел в Южной Америке. Эти слухи достигли такого накала, что правительству ФРГ в 1960 г. пришлось эксгумировать останки Дирлевангера Однако, эта информация не дошла до советского писателя Алеся Адамовича. (Сам, бывший белорусский партизан, он, очевидно, не понаслышке знал, кто такой Оскар Дирлевангер. В своём документальном романе»Каратели», изданном в 1981 году, Алесь Адамович ошибочно написал: «Уже в наши дни прах благополучно скончавшегося в Латинской Америке Дирлевангера Оскара Пауля заботливо перевезён в ФРГ и предан захоронению в Вюрцбургской земле». Такая вот история.
#Пригожин #Дирлевангер #СС

При упоминании термина «Театральное дело» сразу всплывают имена — Евгения Беркович, Светлана Петрийчук, Кирилл Серебренников, Алексей Малобродский. Между тем, так называемое «Театральное дело»имеет давнюю историю.
Например, 28 января 1936 г. в газете «Правда» была опубликована редакционная статья «Сумбур вместо музыки», где резкой критике подвергалось творчество композитора Дмитрия Шостаковича, в частности, его опера «Леди Макбет Мценского уезда». Статья была опубликована без подписи и это породило множество слухов. Дошло до того, что ее авторство приписывали тогдашнему начальнику СССР Иосифу Сталину. Позже, по архивным данным было установлено, что по приказу Сталина статью написал член редколлегии «Правды» Давид Заславский. Через несколько дней после появления статьи одно высокопоставленное лицо из окружения Сталина обратилось к режиссеру Всеволоду Мейерхольду с настоятельной просьбой написать статью с критикой Дмитрия Шостакоаича. Хотя Мейерхольд прекрасно понимал, от кого исходит эта просьба, он отказался от написания статьи с критикой оперы Шостаковича. Через 2 года театр Мейерхольда был закрыт, еще через год его арестовали органы НКВД и, после мучительных пыток, расстреляли.
Еще одно «театральное дело» произошло на заре власти большевиков в сентябре 1918 г. Впрочем, строго говоря, это «дело» не является «театральным», поскольку его главный фигурант не был театральным деятелем, а был крупным царским сановником. Владимир Джунковский был адъютантом хозяина Москвы великого князя Сергея Александровича. После убийства великого князя он стал губернатором Москвы, потом перешел на службу в царское министерство внутренних дел, где занимал пост заместителя министра и командира Отдельного корпуса жандармов (царский аналог ФСБ), потом поссорился с императрицей Александрой Федоровной из-за Григория Распутина и был отправлен на фронт I мировой войны в действующую армию. После большевистской революции Владимир Джунковский вел себя тихо, в политику не лез. Когда, после ранения Ленина, большевики объявили политику «красного террора», его арестовали органы ВЧК. Казалось, что участь бывшего царского чиновника с такой биографией была предрешена. Но, не тут то было. За него заступились. И кто? Управление делами Совнаркома получило письмо в защиту Джунковского. Среди подписантов этого письма были: ведущая певица Большого театра Антонина Нежданова, создатель МХТ режиссер Василий Немирович-Данченко, ведущая актриса Малого театра Мария Ермолова, ведущая актриса МХТ и вдова великого русского писателя Ольга Книппер-Чехова. Это письмо было удовлетворено и Владимир Джунковский оказался на свободе. Оказалось, что будучи царским сановником, Джунковский был завзятым театралом и, по-видимому, оказывал какие-то услуги любимым актерам. Наверно, они этого не забыли. Но все же, в то время заступиться перед советской властью за бывшего царского сановника было для подписантов актом огромного гражданского мужества, для ряда не рядовых граждан, похоже, недоступного сегодня.
#театральноедело #Беркович #Мейерхольд

Надо полагать, что с термином «англосаксы» следует быть поосторожнее.
Термин «англосаксы» впервые ввел в политический оборот гитлеровский ученый-юрист Карл Шмитт. Справедливости ради следует сказать, что этот термин он ввел в оборот еще до вступления в гитлеровскую партию НСДАП 1 мая 1933 г., в его работе «Римский католицизм и политическая форма», опубликованной в 1923 г. В ней речь идет о борьбе Ватикана с властями Англии после отделения английской церкви от католичества. Карл Шмитт был католиком, поэтому коллизия между Ватиканом и Лондоном, рассматриваемая в этой работе, далека от объективности.
После прихода Гитлера к власти антисемитизм Шмитта бил через край. Так, на конгрессе «Еврейство в науке о праве» 3—4 октября 1936 г., т. е. за пять лет до того, как нацисты предписали евреям носить шестиконечную звезду], он предложил помечать шестиконечной звездочкой цитаты из сочинений авторов еврейского происхождения, как переводы с еврейского языка. В 1945 г. Карл Шмитт проживал в Берлине и попал в американскую зону оккупации. Американцы его арестовали и отвезли в Нюрнберг. Но ему повезло, перед судом он не предстал, перевесили его догитлеровские достижения, как ученого-юриста. Но он не раскаялся в своей роли в создании нацистского государства и отказался от всех попыток денацификации, что лишило его возможности работать в академической сфере на родине. В 1960-х годах Шмитт читал лекции в университетах франкистской Испании.

Первый раз Павла Николаевича Милюкова арестовали в 1900 году. Было ему тогда 41 год, на 2 года старше, чем сейчас Илья Яшин. Будущий создатель конституционно-демократической партии (партии кадетов) и министр иностранных дел в первом составе Временного правительства был тогда известен не как политик, а как подающий надежды историк, ученик Василия Осиповича Ключевского, автор «Очерков по истории русской культуры». Впрочем, в полиции он был известен как предводитель политических «смутьянов». К этому времени он уже был изгнан из Московского университета, где преподавал студентам.
Павел Милюков был арестован в Санкт-Петербурге за участие в несанкционированном собрании. На этом собрании был будущий знаменитый террорист Борис Савинков, но его не тронули. Через несколько лет Борис Савинков организует сначала убийство министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве, а затем — убийство хозяина Москвы, великого князя Сергея Александровича.
Павел Милюков был арестован и помещен в Дом предварительного заключения на Шпалерной (аналог нынешнего СИЗО). Вот, как он сам об этом вспоминает: «Тяжелая дверь замкнулась за мной, мелькнуло в «глазке» лицо надзирателя, щелкнул замок и я почувствовал себя таким обреченным, точно навсегда был отрезан от всего живого мира. На маленьком складном железном столике, привинченном к стене, лежала книга из тюремной библиотеки, невозвращенная, очевидно, предыдущим арестантом. Я взял ее — и при скудном свете прочел заглавие «Житие протопопа Аввакума». Развернул и наткнулся на изречение настоящего страдальца за убеждения, которое как раз подходило к моему положению. «И то творят не нам мучение, а себе обличение»! Несломленная воля протопопа подействовала на меня одной этой фразой необычайно сильно — и как-то сразу успокоила». Через 6 месяцев его оттуда выпустили и назначили суд. Такие были тогда законы.
В ожидании суда Павел Милюков поселился с семьей на станции «Удельная», близ Санкт-Петербурга. Когда он жил в Удельной к нему пришли 2 американца и попросили, чтобы он прочел курс лекций в Чикагском университете. Чтобы подтянуть свой английский, он нанял учительницу в Петербурге. Через несколько уроков она посоветовала ему поехать на полгода в Англию. В это время состоялся суд, который назначил Павлу Милюкову полгода отсидки в тюрьме «Кресты». Он обратился к властям с просьбой отсрочить исполнение приговора и съездить на полгода в Великобританию. Обещал вернуться. Ему разрешили. Павел Милюков сдержал обещание и через полгода вернулся из Англии в Россию для отсидки. В этот же день он, захватив дома подушку, отправился исполнять приговор суда в тюрьму «Кресты». Но это было воскресенье и в «Крестах» его не приняли. Попасть в тюрьму он смог только на следующий день, в понедельник. Павел Милюков вспоминает о своей второй отсидке: ««Кресты» были тюрьмой менее комфортабельной, нежели помещение на Шпалерной. (…) Но здесь было мне спокойнее. Не грозили ни показания шпиона, ни подвохи Шмакова (фамилия следователя Милюкова — М. Л.). (…) К тюремному режиму я привык; уже не было прежней нервности. (…)
Сюрприз, однако, случился — весьма серьезный и самый неожиданный. Я уже просидел половину срока, когда раз, поздним вечером, меня вызвали из камеры и велели надеть пальто. Что могло это значить? Не допрос, конечно. Но и не освобождение: меня не отправляли «с вещами». (…) Тюремная карета остановилась перед домом министерства внутренних дел на Фонтанке, Меня повели не через обыкновенный вход, а какими-то таинственными, пустыми, слабо освещенными коридорами. Я тут даже струхнул немного. Я проходил с провожатыми через несколько дверей, и за каждым входом вырисовывалась неподвижная пара атлетов в костюме скорее лакеев, нежели стражи или чиновников. Наконец, я очутился в передней — мне сообщили, что я вызван для свидания с министром. (…) Меня ввели в роскошно обставленный мягкой мебелью кабинет Плеве. Хозяин сидел за большим столом и любезным жестом предложил мне занять место в кресле, против него, по другую сторону стола. Дальше было — еще удивительнее. Плеве приказал принести чай и усадил меня за маленький чайный столик, уютно расположенный — как бы для доверительной частной беседы.
В этом тоне он и начал разговор — с комплиментов по поводу моих «Очерков русской культуры». Отсюда он перешел к похвалам моему учителю, проф. Ключевскому, и, наконец, сообщил мне, что Василий Осипович говорил обо мне государю, что меня не следует держать взаперти и что я нужен для науки. (…)
«Государь, — продолжал Плеве, — поручил мне предварительно познакомиться с вами и поговорить, чтобы вас освободить в зависимости от впечатления». Он и просил меня рассказать откровенно и искренне о всех моих недоразумениях с полицией. Я заметил уже, что мое досье лежало на рабочем столе министра. Плеве даже успел процитировать оттуда несколько внешних данных. (…)
Должен признать, что этот приступ к беседе, не как с арестантом, а как с равным, — и особенно самый факт предстательства за меня Ключевского произвели на меня сильное впечатление. Мне, в сущности, почти нечего было скрывать, и я сам считал преследование меня полицией нелепым недоразумением режима. Я заговорил с Плеве тоном простого собеседника. (…) Вся эта беседа шла в мирных тонах, без примеси криминального элемента, и обещала кончиться благополучно. (…)
Он спросил меня в упор: что я сказал бы, если бы он предложил мне занять пост министра народного просвещения! Насколько искренне было это испытание, я не могу судить; во всяком случае, я его не выдержал — и сорвался. Я ответил, что поблагодарил бы министра за лестное для меня предложение, но, по всей вероятности, от него бы отказался. Плеве сделал удивленный вид и спросил: почему же? Я почувствовал, что лукавить здесь нельзя — и ответил серьезно и откровенно. «Потому что на этом месте ничего нельзя сделать. Вот если бы ваше превосходительство предложили мне занять ваше место, тогда я бы еще подумал». Этот свой ответ я помню буквально. (…) Говорить больше было нечего, и Плеве кончил свидание словами, что обо всем доложит государю и на днях снова меня вызовет.
Прошла неделя после этого визита, и я уже начинал считать, что он не будет иметь благоприятных последствий. Но за мной опять приехали и прежним порядком я был доставлен в переднюю министра, миновав благополучно великанов в ливреях. Прием, однако, резко контрастировал с прежним. Дальше передней меня на этот раз не пустили — и заставили подождать. Вышел, наконец, Плеве и совсем уже другим тоном, стоя передо мной, как перед просителем, тут же в передней резко отчеканил свой приговор. Его короткое обращение я запомнил наизусть: так оно было выразительно. «Я сделал вывод из нашей беседы. Вы с нами не примиритесь. По крайней мере не вступайте с нами в открытую борьбу. Иначе — мы вас сметем!» (…) Через несколько дней меня и на самом деле освободили».
Чрез 15 лет после этого разговора Павел Николаевич Милюков стал министром правительства России, но после падения русского царя.
(Все подробности об отсидках Павла Милюкова взяты из книги Сергея Порохова «Кресты», об истории этой Петербургской тюрьмы. Книга была издана в издательстве «Эксмо» в 2008 г.)

Лет 15 назад я был в курортном городке в Израиле на Мертвом море. Эту поездку финансировала одна НКО по организации отдыха инвалидов на колясках. По вечерам мы собирались в ресторане. Там было много совсем беспомощных людей; они могли только открывать рты. Их кормили из ложечки молодые немцы, в основном, студенты из Германии. Меня поразило тогда, как они ухаживают за этими беспомощными людьми, как-будто они их близкие родственники. Это не были обычные волонтеры. Мне они объяснили, что таким образом они замаливают грехи своих дедов. Со времени окончания II мировой войны в Европе минуло более 60 лет.

#инвалиды #Мертвоеморе

В 1945-1946 гг. Исторической комиссией ВМФ СССР была издана книга «Советско-Финляндская война 1939-1940 гг. на море», которая сразу была засекречена. Эта книга была переиздана и поступила в открытую продажу в 2002 г. Ниже приводится отрывок из книги о начале боевых действий.

«Правительство Финляндии, надеясь на мощную поддержку извне, заняло явно враждебную и провокационную позицию по отношению к Советскому Союзу и 13 ноября отозвало свою делегацию из Москвы. Вскоре после этого, 23 ноября, премьер-министр Финляндии Кляндер выступил в Хельсинки с антисоветской речью, обвиняя Советский Союз в покушении на независимость Финляндии. После этой насквозь лживой речи, развязавшей руки белофинской военщине, последняя перешла к делам с явным намерением вызвать войну. Так, 26 ноября на Карельском перешейке имел место провокационный обстрел советских войск воинскими частями Финляндии, в результате которого было убито 4 и ранено 9 красноармейцев и командиров. (Речь, очевидно, идет о т.н. майнильском инциденте. 26 ноября 1939 г. со стороны Финляндии был произведён обстрел деревни Майнила, располагавшейся на Карельском перешейке. Больше всего от обстрела пострадали советские пограничники, находившиеся на тот момент в деревне. Финляндия отрицала свою причастность к этому акту и не желала дальнейшего развития конфликта. Однако советское руководство воспользовалось сложившейся ситуацией и объявило о начале войны. До сих пор не найдены документальные подтверждения версии о виновности финнов в обстреле деревни Майнила. Во времена «перестройки» возобладала версия, что обстрел позиций 68-го полка произвело секретное подразделение НКВД. Сейчас превалирует первая версия. – М. Л.).

В тот же день вечером Народный Комиссар иностранных дел товарищ В. М. Молотов вручил посланнику Финляндии в Москве ноту протеста, в которой правительству Финляндии предлагалось «незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке на 20-25 километров, и тем самым предотвратить возможность повторных провокаций». Войска Ленинградского военного округа получили приказ – «в случае повторной провокации финской военщины, отвечать огнем, вплоть до уничтожения стрелявших».

27 ноября правительство Финляндии прислало ответную ноту, в которой совершенно отрицало факт возмутительного провокационного обстрела финскими войсками советских войск, объясняло его «несчастным случаем, происшедшим при учебных упражнениях, имевших место на советской стороне», отказывалось отвести свои войска от границы и нагло предлагало приступить к переговорам об отводе войск.

В новой ноте, врученной посланнику Финляндии в Москве 28 ноября, советское правительство заявило, что ответная нота Финляндии отражает «глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу» и имеет целью «довести до крайности кризис между обоими государствами». Далее, в ноте нашего правительства говорилось, что содержание ответной ноты правительства Финляндии «не может быть объяснено иначе, как желанием ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела», и что оно изобличает «враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой». В заключение в ноте было указано, что правительство Союза ССР не может мириться с тем, чтобы одна сторона нарушала пакт о ненападении, а другая обязывалась исполнять его», и что ввиду этого «оно считает себя свободным от обязательств пакта о ненападении, заключенным между Союзом ССР и Финляндией и систематически нарушаемого правительством Финляндии».

(..,)

В полночь того же числа председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР товарищ Молотов выступил по радио с речью, в которой заявил, что «враждебная в отношении нашей страны политика нынешнего правительства Финляндии вынуждает нас принять меры по обеспечению внешней государственной безопасности». Поэтому «ввиду новых фактов нападения финляндских военных частей на советские войска… дало распоряжение Главному командованию Красной Армии и Военно-Морского Флота — быть готовым ко всяким неожиданностям со стороны финляндской военщины». В ту же ночь на 30 ноября в нескольких местах вновь имели место попытки перехода нашей границы финскими пехотными частями. Нашими войсками они были отброшены обратно на территорию Финляндии. А в 8 часов утра 30 ноября по приказу Главного командования Красной Армии ввиду новых вооруженных провокаций финской военщины войска Ленинградского военного округа перешли границу Финляндии». Так началась советско- финская война, которая продлилась около 4-х месяцев. 12 марта 1940 г. между СССР и Финляндией был заключен мирный договор.

Теперь о потерях. По словам В.М. Молотова, сказанными после войны, «Война в Финляндии потребовала как от нас, так и от финнов больших жертв. По подсчетам нашего Генерального Штаба на нашей стороне количество убитых и умерших от ран составляет 48.745 человек, то есть немного меньше 49 тысяч человек, количество раненых – 158.863 человека. С финской стороны делаются попытки преуменьшить их жертвы, но жертвы финнов значительно больше наших. По минимальным подсчетам нашего Генерального Штаба у финнов количество убитых достигает не менее 60 тысяч, не считая умерших от ран, а количество раненых не менее 250.000 человек. Таким образам, исходя из того, что численность финской армии составляла не менее 600 тысяч человек, нужно признать, что финская армия потеряла убитыми и ранеными более половины своего состава». Однако, эти цифры потерь маловероятны. По другим данным безвозвратные потери со стороны СССР составили 95348 человек. Безвозвратные потери Финляндии составили, согласно этим данным, 26 тыс. человек. (Сюда не включены потери формирований частей «народного ополчения», таких, как «шюцкор» и др.) По этим данным, соотношение потерь убитыми и умершими оказывается 7,4:1, а пленными – от 6,3:1 до 6,9:1 в пользу финской стороны. Видимо, не случайно ее прозвали «позорной войной».

#война #СоветскоФинскаявойна #началовойны

56 лет назад, 7-14 февраля 1966 г. в Москве проходил суд над писателями Андреем Донатовичем Синявским и Юлием Марковичем Даниэлем по обвинению обеих в публикации своих художественных произведений в странах НАТО. Андрей Синявский получил 7 лет (отсидел 5), Юлий Даниэль получил 5 лет (отсидел весь срок).

Сразу после окончания этого суда в американской газете «Вашингтон пост» появилась статья знаменитого американского писателя-сатирика Арта Бухвальда «Просьба о помиловании». В ней он писал: «Вскоре кто-нибудь из «властей предержащих» решит, что суд над Даниэлем и Синявским был ошибкой, что обвинения были подстроены и что процесс не должен был состояться. Последующая реабилитация этих двух писателей, которые не виновны перед Советским Союзом, не вызывает никаких сомнений. Естественно предположить, что они будут отпущены и, в придачу к реабилитации, им будет дана дача в пригороде».

Так и случилось. 7 октября 1991 года в «Известиях» появилось сообщение о пересмотре «дела» Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления. К сожалению, Юлий Даниэль до этого не дожил. Он ушел из жизни 30 декабря 1988 г. Андрй Синявский умер 25 февраля 1997 г., Арт Бухвальд — 17 января 2007 7г.

Синявский и Ланиэль далеко не единственные. В этом скорбном ряду можно вспомнить и Федора Михайловича Достоевского, и Николая Степановича Гумилева, и Осипа Эмильевича Мандельштама, Андрея Дмитриевича Сахарова, и многих, многих других. Как видно, политические режимы меняются, а этот порочный круговорот остается: сначала казнят, потом милуют, потом опять казнят, потом опять милуют…, и так далее. Сейчас, к примеру, казнят, потом, наверняка, начнут миловать. Можно ли выйти из этого порочного круговорота и когда?

#Синявский #Даниэль

Жил в дореволюционной России такой литературный критик — Александр Скабичевский. Его еще упоминает Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита», В эпизоде, когда Коровьев вместе с котом Бегемотом пытаются войти в ресторан дома Грибоедова, то кот Бегемот называет себя Скабичевским.

Так вот, этот литератор оставил свои «Литературные воспоминания». Вот как он вспоминает свои детские годы: «Я был рьяным патриотом, сохраняя убеждение, что Россия незыблемо стоит на таких трех китах, как православие, самодержавие и народность, что она непобедима и что нам ничего не стоит забросать шапками хоть всю Европу. Перед императором Николаем Павловичем я преклонялся и считал его величавым героем, который один мог спасти Россию и вынести ее на своих плечах. Я имел возможность ежегодно любоваться на него, так как не проходило года в мою бытность в гимназии, чтобы он не посещал все учебные заведения, в том числе и Ларинскую гимназию. Делал это он обыкновенно в марте, во время поста. Заранее мы уже ожидали его посещения, причем нас учили, как вставать при его появлении, как дружно всем классом в один голос кричать во все молодые легкие: “Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!”, и стоять, пока он не прикажет садиться».

А закончил Николай Павлович свое царствование позорным для России поражением в Крымской войне. Вот, как его характеризует знаменитый русский поэт Федор Тютчев:

«Не Богу ты служил, и не России,

Служил лишь суете своей

И все дела твои, и добрые, злые, –

Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.»

После показа по TV сериала Авдотьи Смирновой «Вертинский» интерес к жизни Александра Николаевича Вертинского резко возрос. Так, в начале 30-х годов прошлого века, еще до поездки в Америку, Александр Николаевич съездил в Палестину, т. е. на территорию современного Израиля. Его туда пригласила местная еврейская община, среди которой, впрочем, как и сейчас, было много выходцев из России. Александр Николаевич был очень наблюдательным человеком. Он сразу подметил культ Сталина в Палестине, отличие местных евреев от европейских, запрет евреям говорить на идише (язык европейских евреев).

Вот этот отрывок из воспоминаний Александра Вертинского. Стоит только напомнить, что «жаргон» – это идиш, а «древнееврейский язык» – это иврит.

«Пароход уже подходил к Яффе. В самую Яффу пароход не входит: в ней нет порта. В этой местности море изобилует скалами, подводными рифами и камнями. Конечно, все это можно расчистить и взорвать, но устройство порта стоило бы миллионы фунтов, а денег на это нет. Поэтому мы остановились в море и на больших лодках-баржах поплыли в Яффу вместе с багажом.

Город разделен на две части: европейскую — Тель-Авив и арабскую — Яффу.

Тель-Авив — маленький, скромный, довольно чистенький провинциальный городок, построенный руками пионеров, наехавших сюда со всех концов света.

Палестина очень мала и не может вместить многих. Арабы считают её своей землёй и ни за что не хотят отказаться от неё. Кроме этого, развитию Палестины мешают разного рода причины, которых немало. Прежде всего, Палестину губит благотворительность, которая делает из живой и самодеятельной страны что‑то вроде инвалида, живущего на общественном попечении. Затем — отдалённость её от других стран и отсутствие портов. Это мешает её нормальному общению с остальным миром. А вечный антагонизм между еврейским и арабским населением, искусно разжигаемый и поддерживаемый заинтересованными иностранными кругами, тормозит её торговлю и естественный рост.

Существует ещё целый ряд обстоятельств. Палестину строила молодёжь. В большинстве это люди интеллигентных профессий — врачи, адвокаты, архитекторы, студенты. Увлечённые идеей иметь своё собственное отечество, они, приехав в страну, горячо взялись за работу. Не покладая рук, строили дороги, дома, возделывали землю, все создавали сами, не брезгуя никакой чёрной работой. Так был построен Тель-Авив, так были созданы и другие города и колонии.

Старики же смотрели на Палестину иначе. Они видели в ней только Святую Землю, землю предков, на которую они приезжали умирать. У знаменитой «Стены Плача», накрывшись покрывалами и раздирая на себе одежду, дряхлые миллионеры перед смертью замаливали свои грехи. Палестина была как бы кладбищем или преддверием тьмы.

Поэтому между стариками и молодёжью шла глухая борьба. Это борьба Дня и Ночи, Света и Мрака. Эта борьба также мешала развитию страны.

В Палестине запрещено говорить на жаргоне. Говорят там или на древнееврейском, или на русском языке.

Древнееврейский язык очень красив и звучен. Когда слышишь его, чувствуешь всю пламенность, всю горячность этой тысячелетней расы.

Иногда из пустыни в Тель-Авив приезжают на верблюдах евреи какого‑то особого племени — смуглые, как арабы, с жгучими глазами и гордыми линиями профиля. Из маленьких шатров на горбах верблюдов мелькают лица библейских женщин, прикрытые до глаз чем‑то вроде чадры. Так, вероятно, выглядели Рахиль или Лия, которую любил Иаков. Им запрещено даже разговаривать с посторонними людьми. Приезжают они в город за покупками с утра, а к закату солнца, плавно покачиваясь, караван уходит обратно в пустыню.

Это племя каким-то чудом осталось в пустыне и живёт, не смешиваясь с остальными евреями.

Местные жители принимали меня очень тепло, так как подавляющее большинство эмигрировало в Палестину из России и у всех сохранилась нежность и любовь ко всему русскому.

Однажды вечером директор «Колумбии» предложил мне посмотреть Яффу — арабскую часть города. Она мало отличалась от Бейрута. Те же дома с плоскими крышами, те же грязные улицы, тот же вечный базар. На маленьких осликах, волоча ноги по земле, проезжают трусцой задумчивые люди в красных фесках. О чем мечтают они?

Когда-то эта земля принадлежала им. Но они продали её за хорошие деньги. Получив их, они купили себе европейские одежды и стали пить свою знаменитую «мастику» — анисовую водку — в маленьких экзотических кафе и слушать заунывную музыку бродячих оркестров. Пили до тех пор, пока не пропили все. Оставшись без земли и без денег, они стали понимать, что сделали глупость.

Раньше такой араб лежал целый день на горячей земле под сенью оливы, которую он даже не сажал, она росла сама по себе. С оливкового дерева на землю падали зрелые плоды. Он брал мягкую, как блин, хлебную лепёшку, испечённую женой, заворачивал в неё оливу и отправлял в рот. Ел прямо с косточкой. Больше ему ничего не надо было, ибо это была его природная и любимая пища. А продав землю, он остался без пищи и без крова. Отсюда и пошёл антагонизм, недовольство евреями.

Земля в Палестине на вес золота. Вероятно, нигде в мире она не стоит так дорого, как там. Купивши землю, усаживают её апельсиновыми деревьями, которые через несколько лет дают огромный урожай знаменитых яффских апельсинов, самых крупных и самых вкусных в мире. Весь этот урожай экспортируется в Англию. Он скуплен на корню и даже не поступает в продажу или местное пользование. Проживая там два месяца, я даже не видел этих изумительных фруктов. (…)

В Хайфу я попал на концерт вечером и вечером же уехал, не успев осмотреть её как следует. Зато в Иерусалиме я задержался на несколько дней. Концерт мой был в саду, и семь тысяч иерусалимцев радушно принимали мои песни. После концерта я остался осмотреть город.

Когда-то он был местом паломничества христиан со всего мира. Теперь там никого не было. Дороговизна билетов, трудности с получением визы — о поездке туда нечего и думать.

Раньше большинство паломников ехало из России, поэтому здесь даже арабы говорят по-русски. Многие из них были гидами и работали с богомольцами.

На месте страданий Христа построен огромный храм, который куполом как бы накрывает места, где его распяли, где он был похоронен и где воскрес. Тут и Голгофа, и Пещера Воскресения, и Крёстный Путь. Двадцать религий имеют здесь свои храмы. Католики, русские, греки, армяне… Все увешано лампадами, но зажжённых немного. Притока верующих почти нет, и храмы пустуют.

После концерта со мной познакомился человек, который имел там свою автомобильную контору. Он был русским и православным, и именно он взялся показать мне все святыни храмов Гроба Господня, а потом пригласил меня обедать к себе домой.

Каково же было моё изумление, когда, войдя, я увидел на стене его кабинета… огромный портрет Сталина! После всего того настроения, которое создаёт блуждание по пещерам и алтарям, после мистической полутьмы, запаха ладана, треска свечей и мерцания лампад — вдруг портрет Сталина…

«Так вот куда проникло влияние этого человека! — думал я. — В цитадель христианства! В колыбель старого мира!» Я был настолько поражён этим, что долго стоял с разинутым ртом, глядя на портрет».