Один из философов древности сказал удивительно мудрые и правильные слова: родителям мы обязаны жизнью, а учителям обязаны жизнью разумною. Таким коллективным учителем для тысяч офицеров разных поколений на протяжении многих лет в стало замечательное военное учебное заведение в Новосибирском Академгородке. Понятие чести, долга, ответственности, готовности к самопожертвованию, если это понадобится в бою, все эти высокие морально-боевые качества формировались там не навязчиво. Они вырабатывались целенаправленно каждый день, каждый час учёбы и   подготовки к будущей военной службе.

А ещё там учили и продолжают учить нынешних курсантов ценить и беречь крепкую армейскую мужскую дружбу и взаимовыручку. Учат без излишних громких слов любить Родину – многонациональную великую державу, быть в готовности защищать мир, безопасность и её интересы.

Неумолимое время подводит итоги жизни целых поколений, уносит в прошлое многие события. Неотвратимо летят вереницей годы, отрывая невидимые страницы календаря истории выпускников училища. Несмотря на пройденный этап, время не в силах стереть из памяти выпускников воспоминания о курсантской жизни, яркие и насыщенные года юности. Навсегда, останутся в памяти всех выпускников имена и лица друзей и товарищей, которых уже нет среди них. С особой почестью выпускники вспоминают тех, кто не дрогнул в час суровых испытаний, проявив мужество и бесстрашие в боевой обстановке, совершил подвиг и ушёл в бессмертие.

И вот перед мысленным взором памяти, улыбающийся Игорь Третьяк, один из выпускников училища, шагнувших в бессмертие. Совершив свой героический подвиг, он отдельной строкой вписал своё имя в историю училища. Его надо поставить в одном ряду с Героями Советского Союза   Н. Шорниковым и А. Демаковым, а также Героями России, совершившие подвиги в последние годы, чьи имена   навечно внесены в списки знаменитого военно-учебного заведения.

Все, кто воевал в Афганистане знают, что, к сожалению, в то время государство скупилось на награды. Была определённая разнарядка. Однако настоящие подвиги нельзя умалить, принизить их роль. В связи с чем, есть как признанные, так и безызвестные герои. Не признанные по воле случая, разнарядки, или других причин, к которым и относится старший лейтенант Игорь Третьяк. Многие годы после Афганистана мне не дают покоя судьба и подвиг Игоря Третьяка. Я первым встретил Игоря в Кабуле, после назначения его в полк, о чём сохранилась и осталась запись в моём блокноте.

 

Встреча у Дворца Амина

 

Время было за полдень. Только что закончилась декабрьская партийная конференции в штабе 40-й армии, на котором выступил Руководитель Оперативной группы Министерства обороны СССР Маршал Советского Союза Соколов С.Л.  На ней мне удостоилась возможность присутствовать в качестве делегата от полка.

Выступая на конференции, маршал подчеркнул, что следующий год станет годом более активного и решительного участия Ограниченного контингента советских войск в уничтожении совместно с афганской армией бандформирований мятежников.

«Значит из рейдовых операций не будем вылезать», -рассуждали между собой в кулуарах участники конференции.

Выйдя из зала заседаний штаба армии, я спустился к центральному входу, чтобы последовать к автомобильной стоянке, где находились служебные машины. Погода стояла довольно пасмурная, поэтому окинув взглядом Дворец Тадж –Бек (Дворец Амина, как его называли советские офицеры и солдаты), он показался мне каким-то серым и унылым.  Отойдя метров на двадцать, я остановился. Моё внимание привлекли два офицера, прибывшие, как я сразу понял, по замене для службы в составе Ограниченного контингента.  Они, стояли на углу Дворца у перил и смотрели вниз. С высоты возвышающего над городом крутого холма, поросшего декоративными хвойными и плодовыми деревьями, многочисленными кустарниками, на котором располагался дворец, офицеры рассматривали раскинувшиеся перед ними окрестности. Вид отсюда был потрясающий. Внизу в долине и вдали на склонах гор, как на ладони, раскинулась древняя столица Афганистана город Кабул.  Устремив свои взгляды вдаль, на город, офицеры о чём-то бурно разговаривали, видно делились своими первыми впечатлениями. Одеты они были в тёмно- серые офицерские шинели, перетянутые ремнями и фуражки с красным околышем. Рядом стояли их чемоданы.

-«Скоро, по-прибытию к себе в часть, забудут эту форму одежды, переоденутся в бушлаты и обыкновенное хлопчатобумажное обмундирование» – подумал я, а затем ещё раз внимательно посмотрел в их сторону.  В них улавливалось что-то знакомое, но пока я никак не мог сообразить, где мы встречались.

– Ребята! – окликнул их я, – В какой полк отправляют вас?

Офицеры, словно по команде, одновременно обернулись в мою сторону и застыли с выразительным удивлением глядя на меня. Всмотревшись в их лица, я сам оторопело замер, узнав в них своих однокашников по училищу Андрея Иконникова и Игоря Третьяка. Они, широко заулыбались и не спуская с меня глаз, с непередаваемым выражением оживления и восторга, твёрдой поступью шагнули мне навстречу.

– Ёлки-палки! – воскликнул первый Андрей Иконников, – где только наших новосибирцев не встретишь, а тут ещё и однокашник.

– Вот это да! Давно в Афгане? Где служишь? – с ходу начал расспрашивать Игорь Третьяк.

– Да подожди ты! Дай хоть поздороваться…- перебил его Иконников, улыбаясь и потирая руки.

Обменявшись крепким рукопожатием, мы разговорились.

Лица их были бледные, с небольшим румянцем, в отличие от моего обветренного и загорелого под знойным афганским небом.  Первым делом я спросил у них куда они получили назначение для дальнейшего прохождения службы. Когда узнал, что оба офицера были назначены в один со мной полк, я обрадовался, хотя и понимал, что встречи у нас могут быть редкими. Но, когда оказалось, что Игорь Третьяк назначен не только в один полк, но и соседнюю вторую роту в батальоне вместо Валеры Конопацкого, тоже нашего однокашника, я произнёс:

– Игорь, тогда будем вместе служить. Я в третьей мотострелковой роте, а сейчас временно ещё исполняю и обязанности заместителя командира батальона.

Невысокого роста, стройный, с хорошей армейской выправкой, мой однокашник поправил на голове фуражку и ещё раз пожал мне руку:

– Здорово! Я рад, – коротко ответил он.

Глаза его мгновенно осветились, а на бледном худощавом лице появилась радостная улыбка. Он кинул взгляд на Игоря и переглянувшись между собой, ко мне посыпался ряд вопросов.

– Между прочим, -сказал Андрей Иконников, -пока есть время, расскажи –ка немного о своей службе здесь, в Афганистане. Хочется уяснить с первых уст на что нам обратить с первых дней внимание, чтобы адаптироваться к этой обстановке.

Взглянув на часы, я окинул взглядом Андрея, его подогнанную по фигуре шинель с портупеей, на Игоря и улыбнулся, вспоминая, как сам в начале марта месяца вот так стоял на этой площадке у штаба армии в такой же форме. Перед глазами проплыли, словно в кино, чуть больше восьми месяцев моей службы в боевых условиях на афганской земле. Время поговорить с ними, ввести в курс дела, ещё было и я решил кое-что довести до них.

Продолжая разговор, я уже более пристально всматривался в лицо Игоря. Оно было с небольшими усиками, которые разделял параллельный желобок между основанием носовой перегородки и верхней губой.

Из психологии я вспомнил, что эта ложбинка, не прикрытая усами, показывает о присущем данному человеку таланте руководителя и воинского начальника. Брови его были слегка приподняты, веки расширены, а вокруг глаз образовались мелкие морщинки. В ходе нашей непринужденной беседы, он внимательно слушал каждое мое слово. Проницательный и сосредоточенный взгляд старшего лейтенанта Третьяка был устремлен на меня. Черты его лица были напряжены. Игорь смотрел прямо в мои глаза, проявляя искренний интерес к тому, что я говорил. Он был затаённо-тихий, стараясь уловить и постигнуть каждую мысль, как будто этим самым хотел стразу уловить все нюансы боевой службы в Афганистане.

По окончании разговора, я стал разыскивать глазами машину из полка, на которой приехал для участия в конференции,

Переполненные эмоциями, Третьяк и Иконников несколько минут стояли молча, уставившись на прилегающий к дворцу скверик, не зная, что сказать. Они видно вдумывались в смысл сказанного мною.

– Ну, тогда пора выдвигаться в полк, – сказал я.

Вскоре на Уазике мы уже колесили вниз по серпантинной дороге, которая вела от Дворца Амина, как его называли наши офицеры и солдаты, в город. Игорь, оглядываясь назад, где метров на шестьдесят над окрестностями возвышался Дворец.

 

 

 

 

 

– Очень красивое место… Я впервые вот так свысока созерцаю настоящий древний город Востока…, –  произнёс он.

– Это точно! Чувствуется и поражает его величие и красота, -добавил Андрей Иконников.

– Вот сейчас скоро и сам город посмотрите, – сказал я.

Въехали в город, и машина помчалась по Кабулу вдоль многочисленных дуканов и других мелких торговых лавочек. Висевшие с утра над городом, словно многочисленная пехота, серые высокослоистые облака, сменились тяжёлыми, тёмными, которые, будто бронетехника, спускались с высоты гор. Пошёл мелкий моросящий дождь и сухой пыльный асфальт стал покрываться серебристыми каплями дождя, всё чаще падающими сверху. На тротуарах и мостовых стали пузыриться лужи. Несмотря на холодный дождь, народу на улицах было полно. Водитель вел машину, ловко виляя по влажному асфальту среди многочисленного разношерстного городского транспорта. Машина мягко шуршала по дороге, мерно поскрипывали дворники.

Прильнув к окну машины, Игорь Третьяк с Андреем Иконниковым пристально и с восхищением всматривались в пленительную азиатскую красоту городских строений, на разноцветные прилавки, полные самых разнообразных товаров, на ковры, разноцветные ткани, на пирамиды белоснежного риса, восточные сладости. Сквозь мутное от дождя окно мелькали развеянные накидки и зонтики прохожих, сверкали браслеты и ожерелья с национальной и вперемешку европейской одежды женщин. Они смотрели на всё это, особо обращая внимание на толпу седобородых и чернобородых мужчин со смуглыми лицами, стараясь запомнить, словно боялся, что видит этот непонятный ему мир последний раз. Затем Игорь приоткрыл окно и в салон влетел прохладный воздух. Сразу же стал ощущаться аромат дождя, вперемешку с неповторимым, слегка дурманящим запахом лепешек и чая.

– Ну и как сама столица Афганистана? Какие первые впечатления?

– Великолепно! Особо бросаются в глаза голубые купола мечетей с торчащими, словно свечи, минаретами., – ответил Андрей Иконников.

– Кажется, что попали в какое-то средневековое прошлое, – покачав головой, осторожно добавил Третьяк.

Я рассмеялся и ответил:

– Ну, Игорь, ты в точку попал… Здесь по афганскому летоисчислению только 1360 год, а это четырнадцатый век. Да и живут здесь многие словно в средние века.

– А вот сейчас увидите наяву, – отозвался водитель, въезжая на улочку, которая становилась всё уже и уже.

Скорость нашего Уазика замедлилась до черепашьего шага. По краям сновали пешеходы между едва ползущими машинами, петляли мотороллеры и велосипеды. По краям к дороге примыкали многочисленные глинобитные дома с плоскими крышами и дворами-лабиринтами. Дома были похожи просто на глиняные хижины, сгрудившиеся, словно птенцы и посаженные друг на друга. Они были ограждены высокими, но во многих местах полуразвалившимися, глиняными стенами-дувалами. Где-то в глубине дворов слышалось лаянье собак и блеяние овец. Улочку пересекали переулки, спускающиеся с предгорий.

В машине наступило молчание. Сидящие позади меня однокашники, затаив дыхание, смотрели во все глаза на этот средневековый быт.

– Вот здесь, – встрепенулся Игорь Третьяк, после тягостного молчания, – вряд ли, наверное, благополучно процветает цивилизация.

– Вы правы, товарищ старший лейтенант! – вновь вмешался в разговор водитель, – Послужите немного и ещё не такое увидите…

Наконец городской ландшафт за окном автомобиля сменился. Выехали на главную дорогу, ведущую их Кабула в сторону советско-афганской границы. Дорогу нам преградила колонна боевой и транспортной техники. В её составе буксировались подбитые и подорванные боевые машины пехоты, и бронетранспортёры с изуродованной пробоинами и искорёженной подрывами мин бронёй. Они даже на меня произвели гнетущее впечатление. Но ещё большее впечатление это произвело на моих бывших однокашников по училищу. Глядя на них, они прекрасно понимали, что эта техника не смогла уберечь чьи-то жизни.

Как только колонна прошла мимо нас, через несколько минут выехали в район пригорода Кабула Тёплый стан, где дислоцировался 181 мотострелковый полк. Машина повернула направо и впереди показались модули и палатки войсковой части, ограждённые забором Дождь к этому времени, прекратился, но небо, затянутое мрачными тучами, не обещало улучшении погоды.

Переглянувшись с Андреем Иконниковым, бросаю взгляд на Игоря. Лицо старшего лейтенанта Третьяка погрустнело, в глазах появилась печаль. Он испытывал какую-то душевную горечь и волнение. Я начал его ободрять, но он махнул рукой, застёгивая ворот шинели и поправляя портупею. Спустя несколько секунд он уже улыбаясь своими небольшими усами, как-то виновато и тихо промолвил:

– Немного задумался. Ничего, всё уже прошло…

 

 

 

 

Становление в условиях боевой обстановки

 

Как только машина оказалась на территории полка, мы подъехали к углу длинного модуля, где располагался штаб. Выйдя с вещами из машины, Игорь с Андреем, переглянувшись между собой, стали глазеть по сторонам, рассматривая территорию.

Понемногу начало проясняться, небо над нами становилось тёмно-синим, приобретать тёплые тона. И тут я со знанием дела стал разъяснять им, где и что находится. Однако через минуту внезапно раздался громкий м требовательный голос:

– Товарищи офицеры! Подойдите ко мне!

Мы переглянулись между собой, после чего посмотрели в сторону входа в штаб полка, откуда раздался голос.

На крыльце штаба, стоял капитан в выцветшем песочном бушлате, перетянутом портупеей и полевой офицерской фуражке. Это был помощник начальника штаба полка, которого я сразу узнал. Глядя в нашу сторону, он снова прокричал суровым голосом:

–  Прибывшим по замене офицерам зайти в штаб полка!

Когда мы подошли к нему, он протянул мне руку, а старшим лейтенантам Иконникову и Третьяку, кивнул головой и сказал:

-Пройдёмте в штаб. Там вас уже ожидают.

Я первый подошёл к двери, придержал её, чтобы пропустить заместителя начальника штаба и Иконникова с Третьяком.  После чего отпустил дверь, которая с хрипом и треском захлопнулась, направился вдоль окошка дежурного по полку за ними. Там., вытянувшись по стойке «Смирно», у двери дежурного стоял с начищенными до блеска сапогами и сверкающей бляхой на ремне, солдат с повязкой посыльного на рукаве.

-Ого, чувствуется порядок! – обернувшись через плечо ко мне, произнёс Третьяк.

Войдя в штаб, я прошёл доложить о конференции командиру и замполиту полка. Затем зашёл в партком полка.  В это же время Игорь Третьяк с Андреем Иконниковым после краткой беседы с командиром и замполитом, отправились отметиться в службах полка, чтобы сразу стать на все виды довольствия. Спустя час они были направлены в свои подразделения.

Игоря сопровождал я. Он немного волновался, ему уже не терпелось поскорее встретиться со своим ротным, офицерами, прапорщиками и всем личным составом роты. Первым делом, мы свернули к месту, где располагался штаб первого мотострелкового батальона, но кроме писаря из командования никого не было. Тогда мы направились к палатке, в которой размещалась канцелярия второй роты.  Там, у входа в палатку, двое бойцов в зимних куртках и шапках-ушанках о чём-то оживлённо беседовали и только в последнюю минуту заметили подходящих офицеров. Они тут же оправили обмундирование и отдали нам честь, с любопытством глядя на Игоря Третьяка в его новенькой офицерской шинели.

– Командир роты у себя? – спросил я.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! –ответил красивый, худощавый и подтянутый сержант и сразу же представился

– Младший сержант Стрельников.!

– Старший стрелок, ефрейтор Динаев! – вытянувшись и улыбаясь во весь рот, обозначил себя смуглый боец.

– А чего такой веселый? –задал я вопрос.

– Да вот, смешной анекдот вспомнили…, ответил ефрейтор, искоса поглядывая, то на сержанта, то на Игоря Третьяка.

– А вы, товарищ старший лейтенант, наверное, вместо старшего лейтенанта Конопацкого? – добавил младший сержант Стрельников.

– Верно ребята, по замене вместо него, – ответил я за Третьяка и, откинув полу палатки, переступил небольшой порожек, шагнув вместе с Игорем внутрь.

За столом, сколоченным из досок снарядных ящиков, сидел опытный, неоднократно отличившемуся в боях с мятежниками, командир второй мотострелковой роты орденоносец капитан Александр Мурахтанов. Справа стояли две железные солдатские кровати, рядом с ними был стеллаж для оружия, в котором виднелись два автомата. Слева на табурете, рядом с печкой-буржуйкой, стоял железный питьевой бак. Позади стола, во второй половине помещения, размещалась каптёрка ротного старшины с необременительным ротным имуществом.

Более ничего примечательного в помещении палатки не было.

Эти мельчайшие стороны простого армейского быта не ускользнули и от пристального взгляда Третьяка.

 

Тепло поприветствовав друг друга, я представил Мурахтанову своего однокашника по училищу:

– Старший лейтенант Третьяк. – Прибыл по замене из Закавказского военного округа.

– Слышал, слышал ваш разговор, – кивнул он в сторону входа в палатку. В его глазах мелькнула какая-то искра и блеск.

– Чего стоите, присаживайтесь!

Указав рукой старшему лейтенанту Третьяку место на табурете напротив него, а мне мотнул головой в сторону кровати, капитан Мурахтанов продолжил:

Очень рад, теперь вместе будем работать с личным составом роты. Уже интересовались бойцы, а кто же у них будет замполитом. В роте в целом прекрасный, сплочённый коллектив. В общем отличные, испытанные бойцы. Вот, к примеру, те, которых вы встретили у штабной палатки: Ефрейтор Зайнабек Динаев – остряк на первый взгляд, но со своим земляком из Чечено-Ингушетии, Аюдулом Батукаевым вначале казались тихими, забитыми деревенскими парнями. Однако за дни, недели и месяцы, проведённые на афганской земле, стали отчаянными, умными и изворотливыми бойцами. Что касается младшего сержанта Стрельникова, то он с самого начала был исполнительным и инициативным пареньком. С ротой прошёл несколько рейдовых операций, отличился в боевых действиях, пользуется авторитетом среди сослуживцев. Недавно вот командиром отделения назначен. Только в последнее время какой-то задумчивый стал, грезит мечтами, агитирует своих сослуживцев после дембеля к себе, в Читинскую область, нефтяные месторождения осваивать…- начал с ходу характеризовать личный состав роты, капитан Мурахтанов..

Прервав на минуту ход своих мыслей, он позвал младшего сержанта Стрельникова и отдал распоряжение на построение личного состава роты, свободного от боевой службы, чтобы представить им своего нового заместителя.

После чего, раскрыл штатно-должностную книгу роты и продолжил краткую характеристику бойцам.

Закончив свой рассказ о личном составе роты, капитан Мурахтанов, повернулся на стуле, поднял вверх указательный палец и     подчеркнул:

– А ещё у меня есть одно жёсткое правило, чтобы бойцы всегда были заняты. Когда у солдата появляется много свободного времени, то у него возникают дурные мысли, а за ними могут последовать глупые поступки.

– О. Это да

 

 

Тем временем, получив команду на построение, солдаты, несмотря на то, что с утра уже были задёрганные, стали быстро собираться. Они сами без приказания выравнивались, одёргивались, поправляли своё обмундирование, амуницию и оружие. Ожидая ротного, все находясь в строю, неторопливо переминаясь с ноги на ногу и о чём-то негромко переговаривались…

При подходе капитана Мурахтанова и старшего лейтенанта Третьяка, солдаты, мгновенно обернувшись в нашу сторону, приняли строевую стойку и застыли, как вкопанные.

Командир роты медленно прошёл вдоль строя, пристально вглядываясь в подчинённых, представил своего заместителя и начал постановку задач…

Игорь Третьяк по ходу дела окинул взглядом крепкую коренастую фигуру командира роты, затем перевёл взгляд на почерневшие от афганского загара и ветра лица солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров. В строю были уже его солдаты, но другие, отличавшиеся от тех подчинённых там, где он служил в другой, мирной обстановке. Третьяк знал, что солдаты, тем более здесь, хорошие психологи: всё видят, сравнивают, анализируют и делают выводы. Замполит пытливо, с уважением всматривался в их суровые, серьёзные, сосредоточенные лица и выражение глаз.

Во всём своем величии стояли сыновья и внуки тех, кто ковал Победу на полях сражений Великой Отечественной войны. Стояли воины-интернационалисты, дети Великой многонациональной Державы. Они все были разные по своему характеру, своим обычаям и вероисповеданию, но чувствовалось, что это был единый, слаженный и сплочённый коллектив. И словно ком застрял в горле старшего лейтенанта Третьяка. Он понимал, что завоевать авторитет у этих бойцов он может только личным примером. Причём, подвергая свою жизнь не только той же степени риска, которую будешь требовать от них, а гораздо большей.

Когда рота проходила уже торжественным маршем, у него перед глазами мелькнуло родное Новосибирское училище. –«…Вот он в строю в составе своей курсантской роты идет чётким строевым шагом…повернув голову на трибуну, где стоит его начальник, генерал Б Н. Волков, заслуженный ветеран Великой Отечественной…»

После представления роте, он поближе познакомился с офицерами и прапорщиками. Оставаясь внутренне спокойным и собранным, он представлял каким станет через неделю, месяц… Началась новая страница в его военной биографии.

С первого дня в своей служебной деятельности в роте, при поддержке капитана Мурахтанова, Игорь Третьяк много не суетился, выбрал правильный стиль работы. Первый инструктаж с ним по работе с личным составом роты проводил я, делясь своим боевым опытом. Невысокого рота, худощавый, улыбчивый, любознательный, скромный и можно сказать даже робкий в общении, Игорь Третьяк по-настоящему обрадовался, что мы будем служить вместе. Отмечу, что и с командиром роты ему действительно повезло.

Работа у него закипела, времени свободного не было. Всё время уходило на работу с личным составом. Он понимал, что боевая обстановка требует от него более быстрого становления и вхождения в тяжелую и опасную повседневную жизнь роты. В короткие сроки он сумел сколотить вокруг себя актив роты, завоевать определённый авторитет у подчинённых.

Игорь в своей работе скрупулёзно учитывал, что треть личного состава обновилась за счёт прибывших из учебных подразделений солдат, а также по замене офицеров. В связи с чем и строил свою работу. Уже через неделю он знал по имени каждого солдата, кто и откуда родом…

Одного он не мог предугадать, что скоро часть бойцов роты, с честью выполнив свой воинский долг, уйдут навсегда в вечность…

Старший лейтенант Третьяк старался ничем не отличаться от других, опытных офицеров. Вскоре капитан Мурахтанов смог по достоинству оценить его старания и успехи в работе с личным составом.

Накануне Нового года, после совещания у командира батальона капитана Боровского, у нас с капитаном Мурахтановым случайно речь зашла о Третьяке.  Учитывая свои дружеские отношения с командиром роты, я спросил у него:

– Как вливается в коллектив Игорь Третьяк, есть-ли какие трудности?

Капитан Мурахтанов с ходу не задумываясь ответил:

– Прекрасный человек. Замечательный, энергичный и подвижный офицер. Быстро входит в дела роты, не боится личного состава. С ним всегда можно во всём столковаться. Считаю, что будет хорошим и надёжным у меня замом, – а потом добавил, – Отличные военные кадры готовят в Новосибирском Академгородке!

Приятно было слушать добрые слова об училище, о своем однокашнике и сослуживце. С Игорем у нас были редкие и короткие встречи.  Каждый раз, как только мы пересекались с ним, его доброе, открытое лицо так и сияло.

– Рад тебя видеть! – подчёркивал с добродушной улыбкой Игорь Третьяк.

В ходе них мы могли пообщаться и вместе вспомнить годы нашей курсантской жизни. Там мы были обычными и значимыми людьми для своей страны и своего времени, со своими достоинствами, шалостями и грехами.

Про курсантские годы он любил вспоминать с особым вдохновением. Нахлынувшие воспоминания всегда захватывали его. Казалось, что всё в его душе ликовало и пело.

.  Много и любовно он говорил о своих товарищах по курсантской роте, с теплотой отзывался о своих командирах и преподавателях. Порой, не кончив одного, Игорь Третьяк переходил на другое событие, как это бывает, когда хочется рассказать сразу обо всём.

Любил Игорь Третьяк юмор и смеялся от души.

Как-то раз при очередных наших воспоминаниях, я показал ему фотографию нашего училища, которую. прислал мне мой земляк, курсант нашего бывшего Первого курсантского батальона. На ней были изображены курсанты, убирающие на плацу училища снег.

– Ох, если бы снова очутиться в родном училище! – воскликнул он, глядя на неё и весело рассмеялся.

Я смотрел на него, не понимая почему эта фотография вызвала у него смех.

– А помнишь одну историю между нашими ротами, связанную с уборкой снега?

– Какую, не понял?

– Так курсанты твоей роты постоянно шутили над нами, после того, как однажды мы с большим рвением и старанием чистили и свою и вашу территорию от снега.

И тут я вспомнил…

Мы учились в разных ротах, но один эпизод, касающийся шуток и шалостей, мы в тот день весело вспоминали и обсуждали вместе.

– Стою я однажды у тумбочки, дневальным по роте, – начал, улыбаясь, рассказывать он, – вдруг звонок. Беру трубку. Звонит дежурный по училищу. Представляюсь. Слышу сердитый голос:

– Товарищ курсант! Передайте дежурному по роте, чтобы немедленно всех отправили на уборку снега.

В то время шёл мелкий снег, но не настолько, чтобы замело сильно нашу закреплённую территорию, которую мы час назад чистили от снега. Однако возражать не стал, а передал приказ дежурному по роте. Вся рота, взяв лопаты, выбежала на уборку снега.  Мы были уверены, что сделали так, что будет радовать армейскому глазу, но не тут-то было.  Только возвратились, разделись, опять звонок. На этот раз звонил сам заместитель начальника училища полковник Абаев. Его голос я сразу узнал.

-Почему не исполняете мои распоряжения? Передайте командиру роты о вашей неисполнительности! – жестко отчитывал меня и всю роту он.

– Товарищ полковник…, – пытался возразить я, что снег только-что убрали, да куда там…  Гром и молнии!

-Не корчите из себя невесть что!    Плохо убрали… Да не переминайтесь там, у тумбочки с ноги на ногу, товарищ курсант!

Я осмотрелся вокруг и принял строевую стойку., но за то, что пререкаться начал, он ещё дал команду очистить от снега территорию напротив казармы на общем плацу.

– Вопросы есть? – вдруг он сказал уже добрым, мягким голосом.

От такой неожиданности я вздрогнул и продолжая стоять по стойке смирно, непроизвольно громко выпалил:

– Никак нет, товарищ полковник! Все ясно. Будет исполнено!

Опять выбежали. Скребли снег долго, старались… Всё, что можно было почистить -почистили, все дорожки, которые надо было подравнять-подравняли. Вернулись все мокрые и усталые…- Игорь Третьяк на секунду замолчал, заулыбался в свои усы, смотря на меня.

– Почему же именно этот эпизод тебе запомнился? –  вклинился я в его рассказ, ибо сам его помнил очень хорошо.

– Да потому, что спустя уже некоторое время узнали, что нам эти указания голосом дежурного и заместителя начальника училища давал курсант твоей роты. Кажется, Шура его звали. Вот тогда из монолога курсантов, которые усердно в тот воскресный день чистили снег, посыпались множество нелицеприятных слов в его адрес. Однако вскоре быстро перешли на смех, вспоминая, как ловко нас надули.

– Да…был у нас такой! Шура Горощенко. Выделялся среди всех своей изобретательностью. Остряк, баянист, весельчак, мог подделать голос кого угодно, Правда, пользовался этим редко, – ответил я.

– Редко, но метко! – подметил Игорь и мы оба снова рассмеялись. Вспомнили ещё ряд интересных моментов нашей курсантской жизни.  Уже смеркалось, а безоблачное в тот день небо на западе порозовело, когда мы после нашей встречи, разошлись по своим подразделениям.

 

Новый год в предгорьях Кабула

 

Незаметно за нашими армейскими буднями на афганской земле, подошёл Новый год. С раннего утра 31 декабря погода в Кабуле была хорошая. Однако вскоре небо стало покрываться тучами. Они двигались очень быстро, и солнце потускнело. Всё сделалось серым, небо заволокло, облака накрыли горы, окружающие столицу Афганистана, и вот повсюду пошёл снег. Косящие под ветром хлопья снега покрыли голую землю, палатки и сборные модули на территории полка, снег лежал на бронетехнике, автомобилях и орудиях артиллерийского дивизиона.

В обед, когда все наяривали в столовой борщ и перловую кашу с тушёнкой, поступил очередной приказ нашему батальону. Нам предстояло с четверга на пятницу, как раз в новогоднюю ночь, выступить на выполнение боевой задачи по усилению охраны одного их стратегических объектов на окраине Кабула. Там часто были обстрелы и нападения диверсионных групп мятежников. Личный состав был сборный со всего батальона, кто не выполнял в это время боевые задачи на постах в зоне ответственности полка. С нехорошим чувством мы восприняли это известие. К нашему счастью во второй половине дня снег прекратился, погода наладилась, исчезли на небе облака.

Сборы были недолгие и сводная группа батальона выехала в район назначения. Я ехал впереди, а позади, сидя на бронетранспортере, свесив внутрь его ноги, находился Игорь Третьяк. Путь наш вначале пролегал по узким средневековым улочкам древнего города, затем выскочили на широкую современную аллею и помчались по ней. Вскоре выехали на вековую, вымощенную камнем дорогу и поехали вдоль небольших глинобитных домиков, которые разместились по периметру гор. В ходе движения немного отстал он нас один из бронетранспортёров, и, чтобы подождать его, мы остановились на выезде из города.

– Смотрите! Как красиво! – воскликнул Третьяк, показывая в сторону гор.

Обернувшись, я бросил взгляд в сторону, куда показывал Игорь. Там, в небе, вдоль высоких холмов у подножия белоснежных скал, плыли воздушные змеи. Гонимые небольшим ветерком, их голубые хвосты болтались в воздухе. За ними бежали вслед афганские мальчишки. Они веселились, следя за полётом своих воздушных изделий, толкали друг друга и громко весело кричали.  Глядя на парящих в воздушных потоках змеев, Игорь Третьяк, сам радовался словно мальчишка.

И вот наконец, прибыли к месту назначения. Рассредоточившись на заранее подготовленных позициях, сразу же выставили боевое охранение.

День пролетел незаметно. Вскоре за снеговыми горами, запылал ярко-багровый закат. Снег вокруг искрился, сверкая мириадами блесток. Быстро садилось солнце, а на смену ему потоком плывущих лучей спускались густые синие тени.

Среди чистого поля, под афганским небом, находясь на бронетранспортёрах, мы готовились к встрече Нового года. Все конечно было условно, но такой день пропустить было нельзя, несмотря на боевую обстановку. Закупили накануне для солдат фанту, боржоми и сладости. Игорь своими руками сделал бороду и посох для Деда Мороза.

Вокруг было тихо и спокойно. К вечеру прояснилось и на небе высели лишь отдельные облака. В качестве Деда Мороза выступал сам командир роты капитан Мурахтанов. а Снегурочкой один из солдат осеннего пополнения. Его кандидатуру предложил старший лейтенант Третьяк, сославшись на то, что до армии тот работал в сельском клубе одной из деревень российской глубинки. Хотя всё было спонтанно, но для боевых условий всё получилось отменно. Вначале одиннадцатого вечера направились на посты боевого охранения, где расположились бронетранспортёры, поздравлять личный состав. Для бойцов это было неожиданно и произвело самое яркое впечатление.

Открыв люки бронетранспортёров, они с восхищением наблюдали за внезапно появившимися со стороны белоснежных гор Деда Мороза со Снегурочкой. В длинном белом тулупе, с белой бородой, коренастый, крепкий капитан Мурахтанов, выглядел настоящим, будто из сказки, Дедом Морозом.

Он держал в одной руке посох, а в другой мешок с подарками, который старательно упаковал Игорь Третьяк.  Все были в отличном расположении духа.

Ночь была тёмной, но небо было безоблачным и на нем, словно ёлочные гирлянды, во всех направлениях то загораясь, то потухая, появлялись все новые и новые звёзды. Кое-где вспыхивали едва заметные зарницы.

Я, во главе с нашими сказочными героями, принял участие в этой церемонии. Обойдя позиции и поздравив всех бойцов, дали разрешение по общей команде сделать праздничный салют. Возвращались назад, когда уже на небе сверкали миллионы ярких зимних звёзд и в полумраке просматривались высокие горы, опоясывавшие город. Их верхушки были покрыты снегом, отражая тусклые лучи месяца и искры звёзд, Остановившись на плато, Игорь Третьяк, чтобы привлечь внимание, дотронулся до моего плеча, Смотря на просторное небо в звёздах и зазубренные белоснежные силуэты горных вершин, он не удержался и с грустью высказался:

– Словно в сказке, но у меня в Оренбуржье не хуже.

Мы с капитаном Мурахтановым переглянулись, но промолчали, не стали опровергать его.

Тонкие ноздри худощавого лица Игоря жадно хватали чистый горный воздух. Он с тоской смотрел вдаль, думая о чём-то своём.

Капитан Мурахтанов, в свою очередь, наклонился ко мне и тихо шепнул:

– После салюта собираемся у Игоря в бронетранспортёре. Там мы с ним кое-что подготовили в честь Нового года, – загадочно и многозначительно улыбнувшись, предложил Мурахтанов.

Кивнув в знак согласия головой, я направился к своей боевой машине.

Время было примерно без четверти двенадцать ночи. Во всех бронетранспортёрах настраивали радиостанции и приёмники, чтобы услышать бой курантов и поздравление с Новым годом. Вернувшись в свой бронетранспортёр, я тоже чуть не каждую минуту смотрел на часы, боясь пропустить этот торжественный момент. Наконец наступила полночь и одновременно со всех бронетранспортёров раздается грохот крупнокалиберных пулемётов в сторону гор, откуда мог-бы подойти враг. Небо заполнило трассерами автоматов ручных пулемётов, с разных сторон взмыли разноцветные ракеты. Со стороны въезда в Махипарское ущелье на Джелалабадской трассе, где находился пост «Байкал» артиллерийского полка 108 мотострелковой дивизии, загремели залпы орудий.

Прослушав по радиоприёмнику поздравление с Новым годом, поднялся наверх. Тем временем в ночном небе продолжали рассыпаться разноцветные огни от фейерверков. Осмотревшись вокруг, вижу, как Игорь Третьяк с капитаном Мурахтановым, расстреляв в воздух магазины своих автоматов, обнимаются, кричат вместе со всеми громкое и протяжное –Ура…а.. а.…!

Закинув на плечо свой автомат, направляюсь к ним.

 

Залезаем внутрь бронетранспортёра…а там… На расстеленной плащ-палатке вижу нарезанную сыровяленую колбасу, сало, открытые консервы с тушенкой, овощи, а посерёдке красуется настоящая бутылка пшеничной…

– Вот здорово! Откуда это? – спрашиваю, показывая на колбасу и бутылку, а сам улыбаюсь, доброжелательно глядя на Игоря. Понимаю, что это он устроил сюрприз, сохранив на Новый год то, что недавно привёз с собой из Союза.

– Правильно понял! – Перехватив мой взгляд, произнёс Мурахтанов, продвинувшись поближе к Игорю.

Всё больше приглядываясь к командиру роты и его заместителю, я видел и чувствовал, что между ними за короткий срок установились самые заботливые отношения. Причём те, которые складываются среди людей в боевой обстановке, когда приходится совместно делить лишения, горе и радость.

Не спеша, с хозяйственной деловитостью, разлив в кружки пшеничную, Мурахтанов мотнул головой, как бы встряхивая наваждение, провозгласил тост:

– Ну что же, товарищи офицеры, махнём что ли за Новый год. Пусть он будет для всех удачный!

Выпили малость за Новый год, желая друг другу здоровья и вернуться домой целыми и невредимыми.

Через несколько минут Игорь немножко пригубил и произнёс:

– Предлагаю тост за наших родителей, жён, всех близких! Они сейчас далеко на родине за праздничным новогодним столом. Там, в уютной домашней обстановке, наши родные и близкие вспоминают нас, желая всем нам счастливой судьбы.

– Это точно! – ответил я

Третьяк снова многозначительно посмотрел на меня с Мурахтановым и предложил:

– Давайте, мужики, следующий раз двадцатого января отметим мой день рождения и первый месяц моей службы на афганской земле. У меня в запасе ещё есть, –  показывая на пшеничную, предложил он.

– Ого? И ты молчал, – улыбаясь, сказал капитан Мурахтанов, – Не будем загадывать. Придет время, тогда и будем решать.

Мурахтанов ещё раз понемножку налил, положил руку на плечо Игорю Третьяку и сказал:

– Расскажи нам немного о своей малой родине. Времени у нас до утра достаточно, охранение будем проверять согласно приказа через час.

– Третьяк немного задумался, а затем лицо его оживилось, приняло непоколебимое спокойствие, и он с вдохновением стал рассказывать:

– Родился я на границе двух частей света Европы и Азии в городе Оренбурге, интересном историческом городе России. Очень люблю свой город. С детства помню все самые интересные места его окрестностей. У нас Даль работал над словарем русского языка, Пушкин собирал материалы для создания «Капитанской дочки», отбывал наказание Тарас Шевченко… – на минуту замолчав, он налил минералки, отхлебнув глоток и продолжил:

– Нравится мне наш пешеходный мост, разделяющий город на две части света. Правда, старенький с девятнадцатого века, но уже начали его реконструкцию. Я там перед Афганом гулял со своей супругой и маленькой дочуркой, – Игорь достал из кармана семейную фотографию, и показывая ее, продолжил: –  Кстати по нему любил гулять Юрий Гагарин со своей будущей женой, с которой познакомился у нас в Оренбурге.

– Видно красивые и замечательные места у вас раз такие знаменитости там оставили свой след? – с любопытством спросил Мурахтанов.

– Набережная реки Урал и пляж на ней, – это одна из визитных карточек нашего города. Я всегда с самого детства наслаждался этой удивительной красотой – ответил задумчиво Третьяк,

-Ого! Значит после Афгана соберёмся как-нибудь у тебя на родине. Отдохнем, вспомним нашу службу. Насколько я понял, ты не против, Игорь?

– Так ведь это я всегда сочту за честь и доверие. В любое время буду рад встретить. Покажу вам наши достопримечательности.

– Ну вот и отлично! С радостью воспользуемся твоим гостеприимством, – похлопал Игоря по плечу Мурахтанов и, подмигнув мне, хитровато щурясь, добавил:

– А номера в гостинице у Вас дорогие?

Игорь сконфузился, замолчал, глядя то на меня, то на своего ротного, не зная принимать его слова за шутку, или всерьёз, а потом ответил:

-Обижаете, да у моих родных найдётся место, или, как захотите снимем домик на одной из баз отдыха.

– Так и быть! – расплывшись в улыбке, сказал капитан Мурахтанов

Всё больше приглядываясь к ротному и его замполиту, я видел и чувствовал, что между ними установились особые отношения, которые складываются среди людей в боевой обстановке, когда приходится делить все лишения тяжёлой и напряженной жизни.

– А рыбалку любишь? – спросил я у Игоря.

– Люблю, но не всегда получается.

– Вот приедем к тебе и порыбачим. Уху бесподобную подготовим на берегу реки. А вот потом, для наших жён и матерей по отъезду приобретём   оренбургские пуховые платки. Кажется, это бренд вашего города. – с воодушевлением произнёс капитан Мурахтанов Затем, проведя рукой по волосам, напялил на голову ушанку, вновь довольно улыбнулся и посмотрев на часы, добавил:

-Нус-с, ладно, оставляю вас. Беседуйте, вспоминайте, а я проверю охранение и немного отдохну. Он тут же засуетился, взглянул на недопитую бутылку, но махнул рукой и стал собираться на проверку боевого охранения.

Проводив взглядом Мурахтанова, я перевёл глаза на Игоря Третьяка, который на время замолчал и опустил голову, видно осмысливая сказанное. На его лице светилась еле заметная улыбка.

Глядя на него, я подумал: -«-Интересно устроен человек! В любой обстановке, даже самой экстремальной, связанной с риском для жизни, шутит, веселится, мечтает. У него пробуждаются надежды на лучшее, появляются планы на будущее»-

После небольшой паузы, прервав свои раздумья, мы снова продолжили разговор. Вспомнили снова училище и Академгородок.

– Слушай, Александр, а зима здесь всегда такая? – спросил Третьяк.

– Из слов местных жителей в Кабуле всегда такая мягкая погода. А вот в зоне ответственности нашего полка и дивизии, за перевалом в сторону Джелалабада, субтропики. Они начинаются с уезда Суруби и зимы, как таковой, по нашим понятиям, там не бывает. На днях отправляемся туда.  Вот сам и увидишь.

-. Понял. А вот помнишь, как наматывали в это время километраж на лыжах?  За зиму пятьсот сибирских километров. Эх бы снова вернуть те наши курсантские годы…–  произнёс мечтательно он.

– Конечно! Разве можно забыть тот трескучий мороз, сухой рассыпчатый снег, когда совершали марш на лыжах.

– Да и зимние дороги, на которых даже танки проезжали, словно по прокатной стали, не оставляя следов, – добавил Игорь Третьяк.

В это время кто-то постучал по броне. Третьяк открыл люк и там появилась голова водителя бронетранспортёра.

– Товарищ старший лейтенант! Вот вам чайку горячего принёс, – улыбаясь, произнёс солдат.

– Спасибо огромное! – ответил Третьяк. принимая обжигающий чайник и ставя его рядом на днище боевой машины.  В открытом люке на небе показались мигающие звёзды. Игорь поднял вверх голову и сказал:

– По всей видимости сегодня днём будет хорошая погода

– Ты прав, – ответил я.

Закрыв обратно люк, мой однокашник по училищу тут же поставил две железные кружки и достал кусковой сахар, который был рядом с хлебом.  Заботливо сдув приставшие к нему хлебные крошки, Третьяк подал мне несколько кусочков.

Игорь держал кружку обеими руками. Прихлёбывая чай, он продолжал говорить о своей службе после окончания училища, о семье, о маленькой дочурке.

Далее я рассказал о себе, потом перешли на служебные дела.

Вот тогда Игорь Третьяк   внимательно окинул взглядом мое снаряжение и спросил меня:

– Александр, а почему это ты лимонку держишь в специальном карманчике, а не в гранатном подсумке?

– И все ты замечаешь, – усмехнулся я.

– Интересно знать, верно ли я подумал.

– Ладно, Игорь, в другой раз. Сегодня новогодний вечер. Поговорим лучше о другом, отвлечёмся от всего.

Однако мои слова ещё более разожгли его любопытство. Он, пытливо глядя мне в глаза, вновь задал мне вопрос:

– А всё-таки ответь, пожалуйста? Видно в разных переделках пришлось побывать?

Я посмотрел на него в упор. Лицо его дрогнуло и побледнело, но тут же он опять сделался спокойным и сосредоточенным

. Выдержав паузу, Игорь кинул на меня опять быстрый взгляд снизу-вверх и добавил:

– Ну, рассказывай о себе. Поделись ценными советами.

В его взгляде и словах я уловил тихое упрямство и настойчивость. Не хотелось на Новый год говорить о грустном, но, перехватив его взгляд, пришлось ответить.

-Да, всякое бывало…, а вот эту гранату Ф-1 для себя и держу, на крайний случай. Увидишь ещё, что здесь, в Афгане многие так делают, оставляя для себя последний патрон, или гранату. Вспомни училище и чему нас там учили… С честью и достоинством выполнять воинский долг. В боевой обстановке показывая личный пример, сражаться до последнего и если понадобиться, то достойно умереть…Далее рассказал ему несколько эпизодов из боевой жизни роты и батальона, в том числе о его командире роты.

Третьяк слушал меня уже молча, не прерывая, а когда я закончил, он пожал мою руку и твёрдо сказал:

– Знаешь, а мне надо было это услышать из уст своего однокашника.  Что-то жгло у меня внутри, а сейчас духом воспрянул. В глазах замелькали строгие лица наших командиров и офицеров-преподавателей. по училищу.

– Достойные у нас, Игорь, были наставники. Они научили нас быть сильными духом.

-Согласен! Нам повезло, что начальник училища генерал Волков, несколько заместителей, ряд преподавателей, были фронтовики. Я всегда впитывал в себя их рассказы, тот опыт, который они передавали нам курсантам. А вот перед направлением для службы сюда, несмотря на скудную информацию, сам слышал о подвигах солдат и офицеров при выполнении интернационального долга в Афганистане, – высказался Игорь.

– Примеров подвигов, достойных ветеранов Великой Отечественной, уже много на афганской земле, –  продолжил я, – есть они и среди наших выпускников. Духи над советскими солдатами, даже тяжело раненными, издеваются порой хуже фашистов, применяя средневековые пытки…

– Я хоть недавно здесь, но все прочувствовал своим сердцем и готов ко всему. Извини, что спросил именно сейчас. Мне это нужно знать на тот случай, если вдруг окажусь в чрезвычайной обстановке, – тихо, спокойно и без лишних эмоций, промолвил старший лейтенант Третьяк. Он всем корпусом подался вперед, непроизвольно сжав кулаки. Его губы слегка дрогнули…

До сих пор помню, как встретились наши глаза. В блестящих, от внутреннего возбуждения глазах Игоря я уловил вначале гнев и ярость, а потом какое – то незаметное, неуловимое волнение и грусть. Он был совершенно озадачен. Однако очень скоро мы опять вошли в свой внутренний ритм общения.

 

Вскоре наступил рассвет, с утра задул холодный ветер и немножко заметелило…Вначале было тускло и серо, но вскоре выглянуло зимнее солнце. Оно поднималось на востоке над дальним горизонтом белоснежных гор. Все офицеры, ни свет, ни заря были уже на ногах. После проверки боевого охранения и личного состава, я отдал распоряжение радиотелефонисту взвода связи рядовому Никитину, чтобы тот связался со штабом батальона и выяснил наши дальнейшие действия, а сам направился к бронетранспортёру старшего лейтенанта Третьяка. Игорь стоял и любовался горами, на которых в играющих солнечных лучах блестел, переливаясь снег. Увидев меня, он улыбнулся мягкой улыбкой и сказал:

– Вот Джуммыков уже нам чай по-туркменски готовит, кивнул он бойца, возившегося у костра. Сейчас ротный подойдет, и мы позавтракаем. Там, кивнул он в сторону бронетранспортёра, ещё холодная закуска от новогоднего стола осталась.

По небу, над нами пронеслись вперёд, оставляя за собой длинный выхлопной серовато-белый след три истребителя-бомбардировщика СУ-17, направляющиеся куда-то в сторону юго-востока.

-Куда это они с раннего утра? На какое-то боевое задание? –  спросил Третьяк

– По всей видимости так, – ответил я.

На мгновение мы замолчали, переводя взгляд в сторону пролетевших самолетов…

 

-Что мужики загрустили? – прозвучал рядом за спиной голос подошедшего капитана Мурахтанова, – Можно было-бы по маленькой пропустить для настроения. Но вот сейчас видно скоро команду дадут на возвращение в полк, да и перед бойцами мы должны выглядеть надлежащим образом

– Что верно, то верно, доставай, Игорь, свои припасы, -сказал я.

Третьяк тут же скользнул внутрь бронетранспортера и через несколько минут лёгкими движениями пальцев разрезал колбасу, раскладывая её тонкими колечками на галеты.

Завтракать примостились у брони бронетранспортера. Рядовой Байраммет Джуммыков заранее расстелил там на капоте полотенце. А сейчас он, держа в руках чайник, с доброй улыбкой на смуглом лице, произнёс:

– Вот …Берите пожалуйста. Лечебный и ароматный чай… Это нам, когда мы несли службу на постах вдоль Баграмской дороги, местные дехкане целый мешочек горных трав подарили…

Капитан Мурахтанов бросил быстрый взгляд на бойца и проговорил:

– Ого! И где же вы его храните?

– В бронетранспортёре младшего сержанта Стрельникова, -обернувшись к ротному и немного смущаясь, ответил солдат и тут же предложил;

– А кашу перловую будете?  Я кушал, очень вкусная, разваристая… наш старшина с Валеркой Южиковым подготовили…-медленно проговорил Джуммыков.

– Да ну её, – махнул рукой ротный.

В тоже время, пока мы пили чай, сквозь звуки прогреваемых боевых машин доносилась знакомая мелодия марша. Где-то был включён магнитофон. Третьяк прислушался и уверенно произнес

– Марш Преображенского полка…

– Ну ты молодец! -сказал я.

– Так мы под этот марш неоднократно маршировали на плацу училища

– У нас в Омском общевойсковом училище тоже шагали под этот один из самых старинных русских военных маршей, – вклинился в разговор капитан Мурахтанов.

 

Где-то через полчаса подошёл связист рядовой Никитин и сообщил, что поступила команда возвращаться в полк.

Едва умолкли удаляющиеся шаги связиста, мы стали собираться.

 

Вскоре выглянуло солнце

Как только его первые бледные лучи залили склоны своим светом, поступила команда:

-По машинам!

Мы выехали обратно на место постоянной дислокации полка. Небольшой морозец поглощали солнечные лучи. Они приятно грели, но не жгли. Снова на высотках, радуясь солнцу бежали мальчишки, а в голубом небе парил бумажный змей…

Возвращаясь к нашей с Игорем Третьяком беседе в новогоднюю ночь, я узнал, что он, следуя моему примеру, как я потом понял, сделал тоже самое.: На крайний случай стал отдельно держать ещё одну дополнительную гранату в кармашке боевого нагрудника.  Первая, а потом и все последующие редкие мимолётные встречи со своим однокашником по училищу, в ходе выполнения совместных повседневных боевых задач, запечатлелись в моей памяти на всю жизнь.

 

 

 

Последняя встреча.   

 

Неощутимо, без ярких впечатлений пролетали дни до событий в ночь на шестнадцатое января. Игорю Третьяку не довелось за этот месяц побывать в настоящих боевых действиях с душманами, но боевые задачи в составе роты он выполнял чётко и достойно. Наш батальон нёс в этот период боевую службу на трассе Кабул – Джелалабад. Для старшего лейтенанта Третьяка это были задачи по сопровождению машин с имуществом, продовольствием для постов своей роты, несение нелегкой службы по охране и обороне трассы от нападения мятежников на советские и афганские колонны.

Начало января выдалось пасмурным и прохладным, особенно на постах в горах у трассы, где несла службу рота старшего лейтенанта Третьяка. Небо и высокогорное плато затянуло мрачными, низко плывущими облаками. В гряду серых облаков окунулись и самые высокие вершины, покрытые снегом и ледниками.

Однажды по распоряжению комбата капитана Николая Боровского, вместе с заместителем начальника штаба старшим лейтенантом Леоновым, я проверял несение службы на постах. С собой захватили письма. Два сразу письма пришло и Игорю Третьяку.  Остановившись пополудни на посту, где старшим был Третьяк, я, обменявшись крепким рукопожатием, первым делом передал ему письма. Он бережно взял их и посмотрев мне в глаза, попросил:

– Можно я отойду на время?

Я переглянулся с заместителем начальника штаба и кивнул в знак согласия. Старший лейтенант Третьяк тотчас отправился уединиться у скалы, чтобы прочесть весточку из дома.

На этот раз у нас с ним была не мимолётная встреча. Нам пришлось заночевать на его посту, так как стремительно наступали вечерние сумерки. Возвращаться в уездный центр Суруби, где находился командный пункт батальона, а там невдалеке и моей роты, на одном

бронетранспортёре было рискованно, да и движение по трассе прекращалось. Вечером и в ночь выезжали всегда под прикрытием и только в экстренных случаях.

Прочитав письма, Третьяк подошёл к нам в приподнятом настроении, только на лице отражалась небольшая грусть. Пока старший лейтенант Леонов, проверял документацию и быт личного состава, побеседовали с бойцами и ушли проверять боевое охранение. Затем мы вдвоём с Игорем Третьяком ещё раз прошлись вдоль боевого охранения и остановились между двух небольших скал, где располагался пункт питания. Усевшись на скамейку у стола, сделанного из снарядных ящиков, мы разговорились.

Глядя на задумчивое лицо Игоря, я спросил;

-О чём печалишься?  У тебя все в порядке?

Поймав мой взгляд, он сказал:

-Всё нормально. Только вот знаешь на воспоминания потянуло.

– И о чём думаешь?

– Да вот, вроде-бы совсем немного по сроку времени прошло, как уехал из дому, но представляется целая вечность. Всё прожитое и пережитое кажется таким приятным, дивным и обворожительным сном…, -тихо заговорил Игорь Третьяк, кидая взгляд то на дальние вершины гор, покрытые снегом, то ввысь на облака и звезды.

Я, слушая Игоря, который начал по косточкам перебирать свои школьные годы, училище, первые годы службы в войсках и сам глазел на ночное небо. Сквозь пелену плывущих облаков на окружающее нас скалы лился бледный свет луны. Стояла тишина. Кругом ни звука, только изредка взлетала в ночное небо ракета, описывая дугу и рассыпаясь на разноцветные блестки-звёздочки.

– Нахлынули же на тебя воспоминания, -сказал я, как только появилась небольшая пауза.

-Это точно! – продолжил Игорь, – Но вот получается, что ведь и раньше столько времени было подходящего, чтобы жизнь свою недолгую вспомнить. Случалось, стоишь ночью у тумбочки дневальным при несении службы в наряде, или в карауле, в ходе каникул, когда мы учились в училище. Потом в отпуске на рыбалке, но ничего в голове не шевелилось

Он умолк, снова посмотрел в ночные сумерки куда-то вдаль. Затем обернулся ко мне, ожидая, что я отвечу.

– Я думаю, что тогда не все еще в жизни накопилось, да и мысли были про учёбу, про отдых. Ни о чём другом думать не хотелось, – согласился я с ним.

– Сами условия жизни, особенно здесь, тянет к этому, а плюс, когда весточку с дома получаешь… – сказал однокашник, бережно доставая одно из писем.

– Переживаешь за них?

– Да, конечно! Но больше они за меня. Читаю вот строки из письма и ощущаю тёплое детское дыхание дочурки, как веет слабым молочным духом…-  Игорь поцеловал письмо и лёгким движением, спрятал его обратно во внутренний карман.

Чтобы развеять унылые мысли и воспоминания, я решил снова перейти к служебной деятельности.

-Как ты, немного освоился с новой боевой остановкой? – спросил я.

– Практически да, но считаю, что пока ещё не вполне, – ответил он, –

– Охватить так с ходу всё, не так-то просто. Примерно через пару месяцев будешь ориентироваться и знать многие нюансы.

– Конечно, но пытаюсь как-то быстрее вникнуть во все дела и в эту непривычную обстановку. – ответил он, повернувшись ко мне всем корпусом.

– А как с личным составом роты и в частности на твоём посту? Нет особых нареканий с твоей стороны?

– Есть нарушители, да и кое кто слишком развязано себя ведёт, но стараюсь вместе с ротным на место их поставить. А так в основном ребята отличные, в бою не подведут.

Вскоре облака немного рассеялись, стали видны звёзды, а, из-а гор уже высоко поднялся красноватый шар.  Игорь замолчал, прищурился и поднял голову, рассматривая дикие горы, громоздившиеся в ущелье. Полосы снега на их вершинах превращались из синеватых в тёмно- бурые, и во всей своей красе перед нами представала окружающая ночная панорама в далёких от родины горах. Словно по команде мы встали из-за стола и поднялись повыше, где лучше просматривалась ночная панорама.

– Хорошо-то как и красиво, Игорь! А? -спросил я, нарушив молчание.

Он опустил голову и наклонился, смотря под ноги на каменистую землю, где среди камней торчали сухие травинки. Он сорвал стебелёк травы и некоторое время молчал, всё ещё оглядываясь по сторонам. Затем, задумчиво теребя сухую травинку, обернулся ко мне, сверкая мягкой и весёлой улыбкой.

– Действительно, красивый пейзаж вокруг! Правда горы тут другие, чем у нас, в Закавказье, где я проходил службу после училища.

– Как ты считаешь, на Кавказе красивее?

– Это у кого какой подход. Здесь, в Афганистане, боле дикие горы, больше неизведанного, да и основном голые, без растительности скалы.

– Почему-же, есть и лесистые горы.

Но, знаешь, всё равно как-то на душе грустно. Вот, если –бы не было войны и мы вот так отдыхали в горах, тогда всё воспринималось по-другому. – Игорь широко, но на этот раз тоскливо улыбнулся, блеснув зубами и махнул рукой.

– Здесь я с тобой согласен.  Условия обстановки, в которых мы несём службу, совсем другие. Они далеко не всегда помогают видеть то прекрасное, которое даёт нам природа, хотя к этому надо стремиться1 – сказал я в ответ,

-Вот уж не знаю, как ты…, – снова завороженно бросая взгляд то в ночное небо, то на горы, промолвил Третьяк, – а я вот никогда раньше не видел ни такой луны, ни вот именно таких гор.  Поверь, хочется смотреть и смотреть, не смыкая глаз.

– Может от скуки, внимание просто раньше не обращал? Я тоже, когда есть свободная минутка, с интересом смотрю на эти явления природы, -глядя на серебристое пятно от лунных лучей на столе, ответил я.

– Возможно, но когда я, прилетев в Афганистан и вокруг увидев всё только один и тот же пейзаж, средневековые условия жизни, то глядя на все это, почти физически ощутил глубокую оторванность от привычного мне мира, -поделился Третьяк накопившимися невеселыми мыслями.

– У каждого, кто попадает в суровые условия, тем более здесь, порой наступает минутная душевная слабость, да и порой шевелятся мрачные мысли…

– Вот-вот…- перебил меня Игорь, – это так. Я уже прочувствовал это на себе, но стараюсь всё это отбросить в сторону, даже сержусь на себя за это. Этому учу и своих подчинённых,

– Правильно делаешь, особо обрати внимание на молодых солдат, прибывших с учебных подразделений. Хотя они уже и прошли обучение, но требуют адаптации. Их психика ещё не сформировалась для действий в боевых условиях, – подчеркнул я.

– Понимаю и стараюсь проникновенно вникать в то, что они говорят, на что жалуются. Поддерживаю их словом, советами…  А вот, когда есть необходимость, то стараюсь помочь. – сказал Третьяк.

– Все верно, все правильно делаешь, – поддержал его я.

– Спасибо, но вот иногда думаю, а ведь у меня самого-то пока нет опыта и личного примера по действиям в настоящем бою. Вот ты рассказывал, что в первый же день попал в засаду, столкнулся с душманами, а я вот скоро месяц, а живого врага ещё вблизи не видел, – глядя как вспыхнула в небе и рассыпалась ярким голубоватым светом осветительная ракета, высказался Третьяк. Он умолк и задумчиво посмотрел вдаль.

– Дай бог, Игорь, чтобы как можно меньше за свою службу их видел, -я дружески положил руку на его плечо, -А так ничего, к здешним условиям со временем привыкнешь. Главное не хандрить.

Проговорили мы с ним достаточно долго, почти до полуночи Перебивая порой меня, он искренне делился своими впечатлениями.

Тогда в очередной раз я убедился в том, насколько глубоко Игорь Третьяк вникал во все дела роты и неплохо освоился к местным условиям суровой обстановки. Он, как тонкий психолог, обладал способностью учитывать все обстоятельства, которые способствовали выполнению поставленной задачи. К выполнению служебных задач относился скрупулёзно, интересовался всеми вопросами, которые его касались в той, или иной мере.

Как только забрезжили предрассветные сумерки, он уже был на ногах и проводил меня до моего бронетранспортёра.  Расставшись с ним, я выехал в уездный центр Суруби.

Это была последняя моя с ним встреча

 

Сигнал тревоги

 

Шла текущая боевая жизнь. Звуки разрывов, треск автоматов и пулемётов, свист пуль и перестрелки на постах были тогда обыденным и весьма небезопасным делом.

Итак, события развивались следующим образом: вечером, пятнадцатого января представитель командования афганской армии, с которым по зоне ответственности взаимодействовал   181 мотострелковый полк, обратился к командиру полка за помощью по усилению охраны и обороны важнейшего стратегического объекта гидроэлектростанции «Наглу».

ГЭС «Наглу» строилась с восьмого августа 1960 года по первое июня 1967 года молодежью Афганистана с помощью Советского Союза. Мне неоднократно приходилось бывать на данной электростанции, ибо там нёс службу по охране и обороне данного объекта один из взводов   моей третьей мотострелковой роты.

По данным госбезопасности Афганистана, диверсионная группа мятежников в ночь на шестнадцатого января должна была выйти к ущелью, со стороны одного из близлежащих горных кишлаков, с целью диверсии и вывода из строя гидроэлектростанции. А вывод ее из строя привёл бы к непоправимым последствиям: электроснабжения лишились бы на огромной территории Афганистана населённые пункты, государственные учреждения, промышленные и продовольственные предприятия, больницы, школы. В случае взрыва ГЭС, её восстановление затянулось бы надолго и принесло бы непоправимый экономический ущерб афганскому народу.

Однако, после получения информации о готовящейся наёмниками и мятежниками диверсии по разрушению гидроэлектростанции и уже начавшимся их движением, времени на согласование с вышестоящим командованием не оставалось. Приближался вечер. Задачу решать надо было немедленно и оперативно. Причём решить можно было, не теряя времени только тем личным составом, который находился в охранении недалеко от электростанции.  Это решение было принято командиром полка с последующим докладом по инстанции.

В тот вечер через начальника разведки полка, прибывшего на командный пункт второй мотострелковой роты, командиром полка была поставлена боевая задача. Требовалось скрытно выйти к ущелью, где находилась ГЭС, занять господствующие высоты, опередив противника. В дальнейшем, нанести по нему внезапный удар, сорвать его замысел и продержаться до подхода подкрепления из места постоянной дислокации полка. Командир роты капитан Мурахтанов в это время выполнял другие задачи и находился на месте постоянной дислокации полка, а на постах остались старший лейтенант Третьяк и командир взвода старший лейтенант Скакун, прибывший по замене несколько месяцев назад.

Ставя задачу, начальник разведки подчеркнул:

– Действовать быстро и оперативно, используя тёмное время, чтобы успеть закрепиться и внезапно встретить противника. Знаю, что будет тяжело, но боевую задачу надо выполнить во чтобы то ни стало. По данным разведки мятежников будет человек тридцать. Они отлично ориентируются в горах. Противник коварен и прекрасно подготовлен, имеет хороший боевой опыт. Следовательно, потери с вашей стороны в ходе боя безусловно возможны, но постарайтесь сберечь людей. Инициативу из рук не выпускать, не давая врагу опомниться…

В помещении, выложенном из камней и глины, воцарилась тишина. Офицеры были напряжены и сосредоточены, ибо такую ответственную боевую задачу им приходилось выполнять впервые. Они, бросив взгляд друг на друга, почувствовали, как кровь приливает к их головам. Прошла томительная минута, прежде чем они пришли в себя. Молчал и начальник разведки, всматриваясь в их лица.

– Всё ясно, товарищ майор! – первым машинально нарушил повисшую паузу старший лейтенант Третьяк, всё ещё переваривая боевой приказ.

– Теперь всё дело в быстроте, чтобы не дать противнику опомниться, – добавил лейтенант Скакун.

Начальник разведки одобрительно кивнул головой.

– Ну вот и хорошо, что всё, уяснили, товарищи офицеры, – негромко сказал он и уже тоном, не терпящим возражений, добавил, глядя на часы:

-Время не терпит, пора собираться!

После получения приказа, в самый тёмный час ночи   сержантам было отдано распоряжение для сбора на инструктаж и постановку боевой задачи личному составу, основу которого составлял взвод лейтенанта Скакуна.

Пока бойцы собирались на построение, лейтенант Скакун под светом фонарика что-то читал. Присмотревшись, Третьяк понял, что это письмо.

– Весточка из дома, – спросил замполит.

– Да, письмо от родных…- тихо промолвил и вздохнул Сергей Скакун.

– Приятно получать письма.

-Разумеется, – мотнул головой взводный.

– А где они живут?

– В Белоруссии, в самой столице республики городе Минске, – ответил лейтенант Скакун.

– А мои вот в Оренбурге, – Третьяк вынул из кармана записную книжку в суровой твёрдой обложке и бережно достал фотографию, приютившуюся между страницами. На ней он был снят с женой и маленькой дочуркой.

– Видно, что свежая ещё, Недавний снимок? – спросил Скакун.

– Да вот перед отъездом в Афганистан сфотографировался, – ответил Игорь Третьяк, – Когда родилась дочурка, я был самым счастливым на свете.

– Наверное часто мысли приходят о них, раз фотография в кармане у самого сердца хранится.

– Это точно. Они в моих мыслях и днем и ночью, когда появляется минутка для воспоминаний о доме. Взгляну на них и на душе легче становится. Это особое чувство, которое передать тяжело, -искренне высказался Третьяк.

Оба офицера замолчали, глядя друг на друга. как бы выжидая, чтобы их непринуждённый разговор о доме, о родных, глубоко запечатлелся в их душах.

Вскоре все бойцы собрались. Построились на небольшой круглой площадке среди тёмных скал. В боевом охранении тем временем вспыхнула осветительная ракета и плеснула своим светом на бойцов, выхватив из темноты их сосредоточенные лица. Старший лейтенант Третьяк вполголоса повторил боевой приказ и задачу бойцам. Прохаживаясь перед строем, он всматривался в их лица. На правом фланге стоял заместитель командира взвода сержант Анатолий Крамар, в центре со своим отделением застыл сержант Сергей Попов, а на левом фланге со своими подчинёнными, младший сержант Алексей Стрельников. Они были спокойны, но в их взглядах Третьяк уловил решимость к немедленным действиям по выполнению поставленной боевой задачи.

-«Руки этих бойцов, – подумал он, – не дрогнут в бою».

В чистом свежем воздухе, среди горных вершин, стояла мёртвая тишина. Третьяк немного волновался, но тоже чувствовал уверенность в своих силах. Он, несмотря на то, что всего месяц находился в роте, завоевал у бойцов доверие твёрдостью, убеждённостью и справедливым отношением к ним. Вот и сейчас перед посадкой бойцов в боевые машины, он в уме анализировал каждое слово боевого распоряжения. Мысли в его уме сведены были в единый сгусток. Теперь он думал о грядущем дне и о своих действиях в нём.

– По машинам! – коротко поступила команда.

Бойцы и оба офицера быстро расселись на свои бронетранспортёры.

-«Надо сделать всё для того, чтобы выполнить задачу и максимально сохранить при этом людей, для чего надо будет опередить противника.», -мысленно произнёс он, занимая своё место в одной из боевых машин.

 

Выдвижение к месту назначения. Первый бой 

 

В полночь, советские воины, во главе с замполитом роты старшим лейтенантом Игорем Третьяком и командиром взвода лейтенантом Сергеем Скакуном, на трёх бронетранспортёрах выдвинулись в указанный район. Прорезая тьму лучами прожекторов. боевые машины упорно и быстро мчались сквозь ночной мрак…

Взглянув на небо, Третьяк пожалел, что не видно ночного светила. Золотистые песчинки большой небесной дороги Млечного пути, выступившей из-за туч, не в силах были осветить трассу и окружающие её горы. На одном из поворотов, конус света от бронетранспортёра выхватил из темноты нескольких шакалов, перебегающих в дикорастущие кустарники вдоль скал на противоположной стороне. Их Третьяк видел впервые в своей жизни. Правда несколько раз, когда оказался на охране участка трассы, слышал по ночам их заунывный жалобный вой.

Примерно на середине пути от гидроэлектростанции, когда оставалось минут двадцать движения, вдруг затрещала-зашипела рация. В наушниках в грубой форме послышался чей-то возглас. Это из-за неисправности заглох один из бронетранспортёров. Машина быстро сбавила обороты и остановилась.

– Что случилось? – прокричал в трубку старший лейтенант Третьяк, но ответа не услышал.

Спрыгнув со своей машины, он подбежал к остановившемуся бронетранспортёру. Следом появился и лейтенант Скакун.

– Всё… дальше не смогу ехать, – обречённо упавшим голосом пробормотал солдат- водитель, – что-то с двигателем.

Офицеры встревоженно переглянулись, лица помрачнели.

– Фу черт! Надо же так! -выругался и мгновенно переменился лейтенант Скакун. Лицо его стало жёстким, и он тут же обратился к своему заместителю:

– В чём дело, товарищ сержант!

– Ты что машину не подготовил? Вчера заводилась, а сегодня вот заглохла., – налетел на водителя заместитель командира взвода сержант Крамар и тут же обернувшись к взводному добавил, – Да он виноват, товарищ лейтенант! Не подготовил машину, а хотя мне доложил, что все нормально.

– Так БТР на ходу был… В Кабул, колонну сопровождал два дня назад, – ответил, оправдываясь, водитель.

– Погоди, я с тобой ещё разберусь! – зло процедил сержант.

Не время для разборок сержант! – резко прервал его командир взвода.

– Погодите! Может дёрнем и с ходу заведётся? – обернулся к взводному и водителю бронетранспортёра старший лейтенант Третьяк.

– Не знаю, – пожал плечами водитель, – может получится, если постараться.

– Тогда чего ждёте? Кончайте спектакль и действуйте! Быстро тащите трос и цепляйте, – отдал распоряжение своему заместителю сержанту Крамару, лейтенант Скакун.

Сержант повернулся, кивнул водителю соседней боевой машины и тот в одно мгновенье запрыгнул на свой бронетранспортёр. Нырнув в люк, он вытащил трос и метнулся снова к заглохшей машине, цепляя её, чтобы дёрнуть с буксира.

Однако, несмотря на старания водителей, попытка завести бронетранспортёр на ходу не получилась.

Осознав и полностью вникнув в происшедшее, мысли офицеров теперь витали только над тем, как быстрее успеть в район предназначения.

– Что делать то будем, с собой на ГЭС потащим? – обращаясь к Третьяку, – спросил Скакун и тут же добавил: -Или на ближайший пост!

– На ближайший пост! Так, кажется меньше времени потеряем, – утвердительно сказал Третьяк.

– Да, так будет быстрее, – согласился лейтенант Скакун.

Через несколько минут придя к окончательному мнению, они решили сделать небольшой крюк и тащить машину на ближайший пост. Однако прошла добрая четверть часа, пока доставили вышедший из строя бронетранспортёр к месту назначения.

 

 

 

 

 

 

Там, на посту, взглянув на часы, лейтенант Скакун, взволнованно промолвил, обращаясь к Третьяку:

– Сколько времени потеряли…, можем не успеть.

Офицеры одновременно вскинули головы на небо, с тревогой прислушиваясь к предутренней тишине. Луна, местами появляющаяся среди туч, торопливо уплывала на запад. Лица обжигали холодные струи воздуха, опускавшиеся с гор и доносившие влажный запах горных трав и вечнозелёных кустарников. Всё это подсказывало им, что рассвет близок.

– Надо тогда спешить, главное не паниковать! –ответил старший лейтенант Третьяк, отлично понимая, что времени осталось в обрез.

Пересадив личный состав на оставшиеся две боевые машины, Игорь Третьяк, быстрым движением поправил головной убор и. закинув за спину автомат, вскочил на броню.

Дальше рванули на максимальной скорости, которую могли выжать водители из двигателей бронетранспортёров. При всём том, время было потеряно. Как не торопились, но предрассветные сумерки уже разорвали ночную мглу и застали их на подъезде к гидроэлектростанции.

В районе боевой операции, быстро оценив обстановку, разбились на две боевые группы, а в группах на пятерки. Решили, что командир взвода лейтенант Скакун выдвигается первый со своей группой, чтобы там на господствующей высоте занять оборону, а Игорь Третьяк организует прикрытие первой группы.

Перед выдвижением к высоте офицеры тепло обнялись, хлопнув друг друга по спине, а затем обменялись крепким рукопожатием.

– Ну, давай Игорь, ни пуха…- сказал Скакун.

– Держись, Серёжа! Я определю секторы огня пулемётчикам бронетранспортёров и выйду к тебе на помощь, -ответил Третьяк.

Через минуту группа бойцов во главе со старшим лейтенантом Скакуном начала подъём на господствующую высоту.

Горы неясно темнели, и серые клочья тумана медленно плыли у их подножий. Меж горных вершин метались и клубились тучи. Они падали по склону гор вниз, а затем промчавшись по ущелью, казалось снова взлетали вверх.

Глядя в горы и на тропинку, по которой направилась первая группа бойцов, Игорю Третьяку показалось, что она через тёмные тучи упирается прямо в небосклон.  Он помахал им рукой, мысленно желая удачи. С удивительной ясностью он видел и представлял лица всех, кто с группой лейтенанта Скакуна, не колеблясь и не раздумывая двинулись вверх, движимые одной целью не дать мятежникам прорваться к гидроэлектростанции.

Сопроводив ещё раз взглядом удаляющую цепочку, старший лейтенант сразу же стал давать указания пулемётчикам крупнокалиберных пулемётов бронетранспортёров и бойцам своей боевой группы.

Тем временем пройдя половину пути к высоте, боевая группа старшего лейтенанта Скакуна угодила под шквальный огонь душманов. Первая пятёрка бойцов, во главе с младшим сержантом Стрельниковым, находившаяся в авангарде, была буквально изрешечена огнём противника. Завязался ожесточённый бой…

Одним из первых, проявив мужество и отвагу, погиб, продвинувшись вперёд и прикрывая товарищей, чтобы те смогли укрыться за осколками скал, ефрейтор Динаев. Смертью храбрых пали под пулями младший сержант Стрельников и рядовой Джуммыков,. .

Находясь во второй   пятёрке, лейтенант Скакун рванулся вперёд, чтобы занять более удобную позицию, но был остановлен от потока стремительно метнувшихся в его сторону трасс. Он получил ранение в плечо, но продолжил руководить боем. Распластавшись среди камней, все оставшиеся в живых в группе лейтенанта Скакуна, заняли оборону…

Группе прикрытия во главе со старшим лейтенантом И. Третьяком, при поддержке огня крупнокалиберных пулемётов бронетранспортёров, удалось вывести из строя безоткатное орудие, которое начало вести огонь по ГЭС, уничтожили несколько гранатомётчиков противника, пытавшихся спуститься к электростанции с правой стороны ущелья.

Перегруппировав силы, душманы обошли высоту и начали спуск в ущелье, с целью подойти поближе к важнейшему стратегическому объекту. Две пятерки бойцов во главе с лейтенантом Скакуном оказались отсечёнными от остальных на полностью простреливаемом месте.

Душманов было множество. Сергей Скакун по рации успел передать в штаб полка, что духи беспрерывно атакуют. Об этом передавал через связиста и Игорь Третьяк. В ответ отвечали: «Высылаем подкрепление», «Подкрепление выслано. Держитесь!»

Между тем, продолжая огневую поддержку группой прикрытия, старший лейтенант Третьяк без промедления принимает решение зайти по другой, еле заметной тропинке во фланг противника. Требовалось нанести ему внезапный удар, с целью не допустить подхода душманов к электростанции и помочь выйти из западни боевой группе лейтенанта Сергея Скакуна.

Ему с небольшой группой солдат удалось подняться наверх, опередив там противника, который начал движение в его сторону.  Используя рельеф местности, они, пригнувшись, прошли узкий проход между скалами и осмотрелись. Метрах в тридцати, вдоль тропинки виднелся выступ, обложенный камнями со щелями и бойницами. Недалеко от него журчал ручей. Это был некогда оборудованный выносной пост, который перенесли в другое место. Он находился за возвышающимися осколками скал и валунами. Они незаметно добежали до укрытия, быстро заняв позиции. Бойцы залегли метрах в двадцати от противника и затаились для нанесения ему внезапного удара. Рассвет уже и здесь, в горах вступал в свои права, практически становилось светло.

– Духи, товарищ старший лейтенант! – шепнул рядом рядовой Южиков.

В щелях между камнями, отчетливо были видны фигуры душманов. которые столпившись на открытой среди скал площадке, слушали распоряжение их командира. Высокий, широкоплечий, перепоясанный ремнями, главарь душманского отряда отдавал распоряжения, показывая рукой в сторону, где шёл бой с боевой группой командира взвода Скакуна, а затем махнув рукой в сторону, где находились бойцы во главе с Третьяком. Видно, что он отдал приказ обойти и спуститься к гидроэлектростанции со стороны, откуда только что поднялись советские бойцы.

-«Душманы!? Вот они какие! Отлично, что мы их опередили!» – подумал и взвесил Третьяк. Его взгляд мгновенно оценил их количество.

– Ребята! – тихо произнёс он, – их на открытой местности человек тридцать. Рука его машинально передёрнула затвор автомата.

– Товарищ старший лейтенант! Вон там дальше ещё видны духи. Сколько же их? – волнуясь, вполголоса произнёс слева от Третьяка снайпер рядовой Бииможанов.

– Вижу, – тихо спокойным голосом, ответил замполит и тут же, осмотревшись вокруг, отдал распоряжение:

– Приготовить гранаты! Пулемётчику ПК занять позицию правее на самой верхней точке! – указал он рукой.

Выдернув чеку и зажав рычаг гранаты, Третьяк посмотрел на готовность бойцов, чтобы одновременно нанести удар, затем скомандовал:

– Гранатами- огонь!

Грохот разрывов и гулкие звуки пулемёта Калашникова слились воедино. На открытой площадке и между гранитных замшелых валунов взметнулись оранжевые сполохи огня. Дрогнули разбросанные природой осколки скал, почва и с заунывным воем резанули воздух осколки металла и камней, поражая рядом находившегося врага. Вслед за разрывами затрещали сухие автоматные очереди.  Духи падали от осколков и автоматных очередей. Уцелевшие, синхронно вскакивали и бежали назад. Некоторые наспех укрывались за валунами, на поверхности которых серели свежие царапины от осколков и пуль.

Затихли выстрелы и в расщелине, где вела бой боевая группа командира взвода лейтенанта Скакуна.

На мгновенье стоны, крики, смерть, эхо и гул казались для Игоря Третьяка чем-то величественным, отчего в груди стало тесно. Сердце стучало от восторга, который переживал он.

«Враг не пройдет. Он сделает все для этого, а бойцы группы Скакуна сейчас выйдут из западни и отойдут вниз, к электростанции, куда уже с минуту на минуту должна подойти помощь из полка».

Но ни Третьяк, ни его бойцы не знали, что за это время там, в ущелье, группа Скакуна понесла серьёзные потери.  Кроме тех, кто погиб на первом этапе жестокой схватки с мятежниками, появились ещё погибшие, практически почти все бойцы получили различной тяжести ранения. Смертельное ранение в живот получил, приданный роте из взвода связи батальона рядовой Никитин, вытаскивая из-под обстрела раненого боевого товарища, погиб рядовой Байтукаев. Отражая натиск атакующего противника, героически погиб в бою и сам командир взвода лейтенант Скакун. В то же самое время, используя небольшую передышку, оставшиеся в живых бойцы передовой группы смогли отойти вниз к ГЭС, вынося раненых и погибших.

А пока разгорячённые и восторженные бойцы небольшой боевой группы старшего лейтенанта Третьяка оглядывали впереди себя, площадку, на которой лежали убитые душманы и наёмники. Выступившее из-за серых облаков утреннее солнце, своими лучами пронизывало переднее пространство, обнажая разбросанные повсюду мёртвые тела, делая их более резкими и заметными.

На миг наступила тишина, как будто сама притихшая природа подчёркивала чуждость целей и задач противника. Однако внезапно наступившее затишье становилось обманчивым и тревожным. Было ясно, что новый бой с духами неизбежен. Но сумеют ли они выстоять, отразить врага?  Старший лейтенант Третьяк слышал короткое и прерывистое дыхание своих бойцов, сжимавших в руках автоматы в готовности вновь вступить в бой.

Переведя взгляд на небо, он увидел, что висевшие над горами серые облака, сменялись хмурыми свинцовыми тучами.  Они постепенно заволакивали все пространство и сдержать их не могли даже горы. Лишь в некоторых местах пока ещё просматривалось жидкое голубое небо, выхватывая из утреннего солнца его лучи. Они осветили пространство между душманским террористическим отрядом и горсткой советских бойцов. Где-то впереди слышались непонятные голоса врагов.

Высунувшись из укрытия, Третьяк внимательно вглядывался вперёд, но так никого не увидел. Один из солнечных лучиков светил ему прямо в лицо и глаза. Он невольно зажмурился и повернулся к своим бойцам. Те ждали его команды.

– Ну что, ребята? Сколько мы сможем продержаться? –спросил он.

– Пока будут патроны и гранаты, товарищ старший лейтенант! Да и вертолёты огневой поддержки, а то вот их сколько этих духов. Никак не меньше сотни…– высказался рядовой Акакий Тадиашвили.

-Эх, главное, чтобы из миномётов нас не накрыли, – глубоко вздохнул пулемётчик рядовой Васин.

– Выстоять нам надо, ребята, во чтобы-то ни стало до подхода помощи из полка. От мин, думаю, спрячемся в этой вот расщелине, -кивнул головой Третьяк, – а вертушки вот-вот должны появиться. По радиостанции я сам их запросил, – убедительным тоном ответил он.

Позолотив своими лучами верхушки скал, за свинцовыми тучами горного хребта скрылось утреннее солнце. Игорь Третьяк почувствовал, что следующий бой с противником будет более упорным, серьёзным, а может и смертельным. Он понимал, что их наступление скоро начнётся и отдал распоряжение укрепить прочнее камнями позицию и огневые точки.

Духи действительно на время опешили. Такого сюрприза они не ожидали, чтобы так внезапно с ходу понести значимый урон в живой силе. Они, перекликаясь друг с другом, настороженно посматривали в сторону, откуда получили внезапный удар, о чём-то совещались.

Вскоре их оцепенение прошло и вдали среди возбужденных голосов, послышались крики. Видно, что кто-то отдавал команды. Через несколько минут прозвучало методическое хлопанье миномёта и через несколько секунд позади бойцов разорвалась мина.

– Сюда, в укрытие! – скомандовал старший лейтенант Третьяк,

Переводя дыхание, бойцы бросились к расщелине у скалы, где огромные валуны у неё могли уберечь их от осколков и залегли там. С небольшим интервалом рядом прогремели взрывы нескольких мин. Лёгкий ветерок пахнул им в лица тёплым запахом взрывчатки и осколки с визгом пролетели над их головами, застучали по камням. Небольшой из них, несмотря на укрытие, впился в плечо одному из солдат его боевой группы. Последующие разрывы мин вреда никому не причинили.

После миномётного обстрела противник перебежками устремился в сторону бойцов. Было отбито несколько атак, но силы были слишком неравны. В ходе боя ещё несколько бойцов получают лёгкие ранения, и, тогда замполит приказывает спуститься всем вниз к гидроэлектростанции.

– Уходите к ГЭС! Ребята там важнее! С минуты на минуту должно подойти подкрепление. Я сам постараюсь их задержать. Оставьте гранаты и парочку магазинов с патронами. – были его слова.

 

 

Последняя схватка

                                                                                 Поднял Аллах заплаканные очи

                                                                                                       И обнял душу чистую скорбя, –

                                                                                                       Иди ко Мне, крещеный мой сыночек,

                                                                                                       Я к сердцу Своему прижму тебя.

                                                                                                      …Ты именем моим убит был теми,

                                                                                                       Кто ничего не знает про меня.

                                                                                                       Мой храбрый сын…верный воин,

                                                                                                       Хранящий свято веру, долг и честь,

                                                                                                       Войди в свой дом, ты этого достоин,

                                                                                                       Все в доме для тебя небесном есть.

                                                                                                                       Артур Макаров. 

 

Прошло свыше полутора часов, как советские бойцы приняли бой с многочисленно превышающими силами душманов и иностранных наёмников.  Небо над горами было затянуто густой серой пеленой. Свинцовые облака плыли над широко раскинувшимся водохранилищем, где стояла гидроэлектростанция «Наглу». Они цеплялись за вершины гор, а со стороны водной глади повеяло холодом.

Отправив бойцов вниз к электростанции, старший лейтенант Третьяк осмотрел свою позицию и огневые точки убывших бойцов. Заняв удобную позицию за большим скальным валуном, чтобы сам был скрыт и хорошо просматривалась местность, он приготовился к очередной атаке душманов. Его глаза были устремлены в сторону противника. До боли в руках, сжимая автомат, он приготовился к отражению очередной попытки душманов захватить его маленький плацдарм. Они пока ещё не знали, что на этом небольшом пятачке, он остался один.

Позиция, господствующая над склоном, была надежная не только благодаря природной прочности гранита, но и потому, что в ходе небольшого затишья, он обложил ее дополнительно камнями с тремя небольшими бойницами. Открытое пространство оставалось только позади. Она казалось ему неприступной и стала последним его укреплением в неравном бою с душманами.

Как только противник стал осторожно от камня к камню передвигаться в его сторону, он, чередуя огонь автомата с гранатами, начал поединок. В ходе боя, при броске в сторону противника очередной гранаты, Игорь Третьяк получает пулевое ранение в бедро. Глаза застилала муть, резкая боль заставила онеметь мышцы. Ему нужно было найти перевязочный пакет, но он израсходовал его, перевязывая рану одному из бойцов. Тогда Игорь Третьяк снимает ремень автомата перетягивает им бедро, сделав жгут для остановки кровотечения. К счастью в карманчике куртки оказалась аптечка.  Он достал промедол и сделал себе укол, чтобы заглушить боль.

Звенело в ушах, а от стреляных гильз, покрывших пространство, на котором он находился, исходил кисловатый запах. Душманы были не более, чем в нескольких десятках метрах. Спереди, слева и справа были слышны голоса на непонятном ему языке, издалека слышались крики «Аллах Акбар». Они усилили огонь в его сторону, а когда враги поднялись в очередной бросок, Игорь Третьяк выпустил по ним длинную уничтожающую очередь, прошив пространство перед своим укрытием. После чего, автомат щёлкнув затворной рамой, замолчал. Отложив его в сторону, он, слегка приподнявшись, бросил гранату, затем вытащив из боевого нагрудника оставшиеся два автоматных магазина и положил рядом с гранатами, которые оставили ему его бойцы. Теперь, экономя патроны, он вёл огонь одиночными и короткими очередями поражая приближающегося к нему противника…

Вскоре на офицера, от вспышек выстрелов среди скал, внезапно обрушилось впечатление какого-то хаоса. Он с раздирающим скрежетом и катастрофическим смещением окружающих предметов, потрясал все клеточки его мозга. Вскинув автомат Калашникова, офицер снова дал прицельную короткую очередь по врагу и одна из вспышек поблизости погасла, словно захлебнулась. Однако и затвор его автомата, дёрнувшись, отскочил назад, теперь уже навсегда. Третьяк пошарил вокруг себя рукой, но неиспользованных рожков к автомату уже не было. Теперь он подтянул и уложил в небольшой выемке оставшиеся гранаты. Когда кольцо вокруг него начало сжиматься, вход пошли они…

В короткой паузе между огнём противника и взрывами его гранат, Игорь приготовился сделать бросок предпоследней гранаты. Выбрав здоровой ногой опору для толчка, он приподнялся повыше насколько мог, чтобы бросить гранату подальше к центру, где затаился враг.

В ходе броска, он получает второе ранение. На этот раз в бок, задев жизненно важные органы. На время он отключился, но быстро пришёл в себя и медленно поднял голову. Было тихо Истекая кровью, старший лейтенант Игорь Третьяк достал свою последнюю «лимонку». Ослабевшими пальцами он стискивает ее в ладони. В голове появился надрывной непрекращающийся звон, в глазах потемнело. Мир кружился над ним, ему казалось, что земля и небо поменялось местами. Словно в тумане где-то рядом зазвучали знакомые голоса бойцов и командира роты, капитана Мурахтанова, который кричал:

– Игорь держись! Мы здесь!

В это мгновенье он попытался сам крикнуть в ответ, но кроме сдавленного стона, ни один звук не вырвался из его горла. Он понял, что это только мираж…

Перевернувшись на спину, старший лейтенант Третьяк продел указательный палец в кольцо, другой рукой распрямил усики предохранительной чеки и выдернул её. Из последних сил Игорь зажал рычаг гранаты бесчувственными коленями ног. Он понимал, что жить ему оставалось минуты, за которыми наступит вечность…

Смерть не пугала этого мужественного офицера. Душманы приближались, он уже почти рядом слышал их осторожные шаги. Замполит, внутренне сжался, ожидая врага, превратившись в незыблемое живое воплощение мужества и героизма в этой суровой земной реальности.

Старший лейтенант Третьяк смотрел на небо, откуда из свинцовых туч медленно и величественно падали снежинки, которые стремительно таяли. И только редкие, пушистые, долетали на землю, касались его лица. Ему казалось, что это души его умерших предков, воинов, погибших в сражениях за Россию и Великую Советскую Родину. Они звали его к себе, в бессмертие…Он уже был наполнен странным ощущением своего присутствия в поднебесном мире…

Офицер закрыл глаза и перед ним всплыло грустное детское личико его дочурки и слёзы на глазах супруги…

Через небольшое мгновенье Игорь Третьяк вновь приоткрыл глаза… И вот перед собой он увидел направленное на него дуло автомата и бородатое лицо врага, который смотрел на него. Рядом стояли ещё несколько человек, слышались голоса других.

Игорь вновь посмотрел на облака, которые стали реже, пропуская светлый небесный голубой свет, как будто пропускал его в небеса… В ту же секунду он перевёл взгляд на врагов и, сквозь щемящую всё тело боль, улыбнулся…

Мятежники с трепетом смотрели на советского офицера. Страх, безумный животный страх охватил их перед его мужеством, перед его улыбкой. Они почувствовали, что и сами сейчас уйдут в преисподнюю…

Его взгляд и улыбка сделали их руки и ноги деревянными. Ужас парализовал их волю… Открыв широко глаза, старший лейтенант Третьяк бросил свой гордый, прощальный взор в небо и разжал колени ног. Раздался взрыв…

Из слов очевидцев, более часа вел последний бой старший лейтенант Третьяк. Что думал на самом деле Игорь в последние минуты жизни неизвестно. Надеялся ли он на скорое подкрепление, что вот-вот появятся вертолёты, трудно сейчас судить, но он осознавал, что живым врагу его не взять и был готов ко всему….

Гордо, с сознанием до конца   исполненного воинского долга, ушёл в бессмертие выпускник прославленного училища из Новосибирского Академгородка, оренбуржец старший лейтенант Игорь Александрович Третьяк.

А в это время, как только ещё невидимые утренние лучи небесного светила, скользнули по скалам, с двух направлений к ГЭС прибыли советские и афганские воины, вступив в разгоревшийся с новой силой бой. Появились наконец и вертолёты, нанося удары по отходящему противнику. Как оказалось, из показаний, захваченных в плен душманов, против нашей небольшой, чуть больше мотострелкового взвода боевой группы советских воинов, противостоял отряд мятежников около трёхсот человек. К этому следует добавить, что основной костяк составляли хорошо обученные душманы, арабские наёмники- профессионалы и пакистанские инструктора –подрывники.

Прибывший с подкреплением командир роты капитан А. Мурахтанов стоя среди гранитных валунов, на которых было множество отметин от пуль и осколков, смотрел на окровавленное тело своего замполита с оставшейся на пальце чекой от гранаты. Он лежал за большим камнем-исполином, последним в его жизни укрытием.

Над гребнем горы очерчивал круги серый коршун с распростёртыми и шевелящимися кончиками крыльев, а на склоне скалы, почти рядом, от зимнего афганского ветра шелестела своими ветвями арча. Она нависала над советским офицером, как будто оберегала и сопровождала последний путь его души в небеса. Широко открытые, неподвижные, но словно живые, глаза Игоря Третьяка смотрели вверх на движущиеся в сторону севера уже не свинцовые, а бледно-серые облака, в просвете которых пробивался луч солнца. Его лицо, так и не загоревшее, необветренное от афганского солнца и ветра, было бледным, а на сжатых губах и подбородке, застыла вытекавшая изо-рта багровая струйка крови. И только легкий ветерок шевелил спадающие на лоб его русые волосы…

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

О подвиге Игоря Третьяка кратко, только с некоторыми неточностями, написано в «Книге памяти о советских воинах, погибших в Афганистане» (т.2, с.476). Есть свидетельство о его

геройском подвиге очевидца и участника той боевой операции, бойца второй мотострелковой роты Бориса Немцова.

В своих воспоминаниях очевидец и участник тех событий, несомненно проявивший, как и весь личный состав роты где замполитом был старший лейтенант Третьяк, стойкость и личное мужество, рядовой Борис Немцев изложил свою точу зрения. Он, с точки зрения рядового бойца, отметил, что «…эта операция не была ни с кем согласована…»

Спустя некоторое время я решил поподробнее проанализировать подвиг небольшой группы бойцов, вступивших в бой с десятикратно превосходящими силами противника.

В связи с этим, небольшой очерк о старшем лейтенанте Третьяке я написал ещё в те годы, когда начался вывод советских войск из Афганистана. Спустя время он был опубликован в областной газете Оренбургской области, где разыскали его дочь.  Именем Игоря Третьяка назван один из переулков города Оренбурга.

В последствии, после встреч с его сослуживцами, нашими общими однокашниками, я дополнил очерк некоторыми новыми эпизодами, персонажами, показал хронику жизни и остроту переживаний.  В результате получилась небольшая повесть.

Мне лично тогда не пришлось участвовать в завершении той операции и выносе тела старшего лейтенанта Третьяка с места его первого и последнего боя.

Картину геройского подвига офицера я воссоздал со слов других участников и прежде всего командира роты капитана   А. Мурахтанова. С ним ещё тогда мы чётко проанализировали все эпизоды боя, которые легли в основу представления старшего лейтенанта Третьяка посмертно к званию Героя Советского Союза.

Однако за этот подвиг, достойный звания Героя, тот яростный последний бой среди камней, который принял на себя Игорь Третьяк, он был посмертно награждён орденом Красной Звезды.

Сегодня, с учётом перемен, происходящих в последние годы в России, появляется уверенность, что традиционные взгляды на армию и флот, признание ратных заслуг, будут основой патриотического воспитания молодежи.

Слова: «Родина вас не забудет», не останутся пустой фразой, а всегда будут вселять веру и надежду у каждого патриота и воина Вооруженных Сил России.

Все, кто жизнь свою положил на алтарь Отечества, будут достойно отмечены. Их имена золотыми буквами впишут в героическую летопись страны.  Они навсегда останутся примером для подражания нынешним солдатам и офицерам, всему подрастающему поколению.

Говорят, что Время лучший лекарь, но, к сожалению, уже тускнеют понемногу краски и стираются некоторые детали событий, которые нужно сохранить для истории.

Пусть навсегда в нашей памяти и памяти наших потомков будут храниться и вставать перед глазами афганские горы, бои с душманскими формированиями и наёмниками разных мастей, имена всех тех, кто пал смертью храбрых на той войне и в других конфликтах.

Там, на афганской земле, оказывая помощь народу Афганистана и защищая геостратегические интересы своей страны, советские воины первыми приняли на себя удар зарождавшегося международного терроризма. Участники тех событий выполняли свой воинский долг во имя будущих поколений. Они были преданы военной присяге, – той священной клятве, которую давали перед строем своих товарищей и не мечтали о славе. Они обрели её. Их пламенные сердца бились за Отечество.

Этот неоценимый боевой опыт стал востребован в современных условиях, в ходе Специальной военной операции, в которой многие моменты перекликаются с афганской войной.