Одежды

Волхования времени медленно нежны,
Все пути безнадежны, – и – это прекрасно.
Смерть нас ужасом лечит и сладкой надеждой,
И смыкает прохладными крыльями вежды.
Мы живём не напрасно, мы живём не напрасно,
Мы – лишь духа одежды…

Венеция

Чумею от тоски весёлой.
Целую побеждённый прах.
Венецианские гондолы
Меня качнули на волнах.

Венеция, со дна восстав
Адриатического моря.
Как много красоты и горя
В твоих предвечных тёмных снах.

Во мраке храма – саркофаги.
Невыразимую мечту,
Запечатляя на бумаге,
Покой твой величавый чту.

И накренившаяся башня
Вот-вот готова вниз упасть.
И город потеряет власть,
Но мне не сделается страшно.

Из топких кладбищ поднялись
бедой разбуженные духи,
Чтобы увидеть эти муки,
Как глубина поглотит высь.

 

***

Я только-только приближаюсь
К безумно тихой глубине.
И, прозревая, удивляюсь
Алмазам, что лежат на дне.

Руками плавно раздвигаю
Прохладную немую водь,
И новым слухом понимаю, –
Безмолвие и есть Господь…

 

Ещё

Ещё никто не одолел порок,
Убить порок – и есть самоубийство.
Его создатель – дьявол или бог,
И лишь поэт владычествует мыслью…

 

Навеянное Таней…

Она берёт за руку и ведёт
В заиндевелый мрак умолкнувшей пустыни,
Где сердце тяжелеющее стынет,
И в нём – прохлада вечности цветёт,
Прохлада бесконечности цветёт.

Когда же Солнце глянет – первый луч,
И воздух напоит печальным светом,
«Будь в одиночестве утешен и могуч»,
– она мне говорит, и убегает с ветром

Своих же слов… Туда, где из руки
Песок морей над памятью развеян,
Где лёгкое безмолвие тоски,
Нарушено твоим прикосновеньем…

Где имена мои любимые тихи:
Одно – душа, а дальше – безразлучность.
И царственная Бога вездесущность,
Волнующая Хаос и стихи.

 

Узорчато

Жизнь узорчато безмолвна,
Только ветер на листах…
Я пришёл к тебе повторно:
Усладить усталый прах.

Эта горькая улыбка
Только сдерживает плач.
Для того, кто трезв и зряч, –
Жизнь – ужасная ошибка…

 

Спасение

Было скорбно написано мне на роду:
Искупать и прощать прегрешения ваши.
В Гефсиманском саду перед Богом паду,
Осуждённый и проклятый временем страшным.

Только древней оливы останется ствол,
И пошаркать придут пилигримы-туристы.
Я от Жизни ушёл. Я от Смерти ушёл.
Только тело опять пригвождённым повисло.

Там с небес невысоких так нежно смотреть
Я на вас сиротливых и праведных буду.
Почему так боитесь вы все умереть
И не верите больше спасения чуду…?

 

Море

Я хотел бы спуститься к морю,
Сесть на прибрежный валун
И долго-долго, до головокружения,
Наблюдать за волнами…

Моё тело подчиняется законам распада.
Белки бесполезно размножают себя,
Посылая почти идентичные копии в будущее.
А море остаётся морем,
Даже если меняет берега…

Песчинки, опускаемые и поднимаемые водой,
Удовлетворённо чавкают.
Я закрываю глаза:
Бесконечный, бездонный шум….

Твоё лицо… смотрит на меня,
Подсвеченное экраном компьютера…
С каждым наступлением утра и наступлением вечера…
Мой взгляд, проникнув в твои зрачки,
Найдёт твою душу в астральном бытие…
Мой вздох обнимет твоё тело лёгкой дрожью…

Нас разъединяют такие пространства…
Такие безнадежные сны…
Мы должны были разучиться мечтать,
Но море, море… продолжает нашептывать твоё имя…
Высоко

Смотрю в окно и не могу отхлынуть,
Мне без тебя и трудно и легко.
И хочется сегодня сердце вынуть
И понести куда-то высоко…

 

Забывать

Приходит время забывать
Все муки тяжкие земные,
И медленно в миры иные
Ночные окна открывать…

 

Наперекор

Я прикоснусь к любимому лицу…
Слова уйдут по тонкому кольцу…
На листьях воробей завьётся,
На ранах всей тоски день улыбнётся…
Целуй её нежней, – она спустилась с Солнца…!
Искристый луч летит к земле глупцов,
Любовь – поётся!
Любовь – поётся!
Наперекор проклятиям отцов.

 

О Боге

Я один.
Давно уже я знаю,
Бог – один,
Несчастен и один.
Я уже его не проклинаю,
Отодвинув завесы гардин.

Я богат.
Давно уже я знаю,
Бог – богат,
Несчастен и богат.
Я о нём уже не забываю,
Вечерами глядя на закат.

Я влюблён.
Давно уже я знаю,
Бог влюблён,
Несчастен и влюблён.
Я смотрю как тихо умирает
За окном печалящийся клён.

 

Прощание

Я хочу, чтоб день был скрашен
Неожиданностью счастья.
Я хочу, чтоб был не страшен
Миг предсмертного причастья.

Если сроки не известны,
Если пасмурны все лица,
Может, музыкой небесной
Мы успеем насладиться.

Перед тем, как удалиться
В тот пустой пробел сознанья,
Где закат ещё светится
Нежной музыкой страданья.

Я хочу, чтоб ты не знала,
Что и как со мной случится.
Чтобы в зеркале вокзала
Мы могли без слёз проститься.

Чтобы поезд в бесконечность
С рельс сошёл почти неслышно.
Чтоб сияющая Вечность
Распахнулась ещё выше!

 

Тихие пути…

Молчанье длится три секунды,
И тихо падает слеза.
Я никогда смотреть не буду,
Смотреть опять в твои глаза.

Нам начертали расставанье
Дороги, звёзды, фонари.
Я вспомню о твоей любви,
Юдоль земную покидая.

Остались мысли и стихи,
Не воплотившиеся всуе.
В надзвёздном мире нам рисуют
Блаженно тихие пути.

 

Бедлам

Я на дорогу выхожу,
Надев безжизненную маску.
За этой маской я держу
Лишь затаённую опаску.

Все на виду и все распяты.
И самых смелых глас умолк.
Вчера ты был свободный волк,
Сегодня на сердце заплаты.

Но кормят ангелы в халатах
Покоем и параличом.
Такой приём не запрещён
Здоровым против бесноватых.

Тоска закрытых отделений
Где десять взглядов за спиной.
Где врач психиатрии гений
Такой же, как и ты, больной.

Где выстрелы электрошока
Привязанного в темя бьют.
Где подавляющего рока
Рабы бессмысленно снуют.

Где немощь скрыта одеяньем,
Как балахоном на святых.
Где очередь за подаяньем
С раздачей снадобий пустых.

И сигареты – символ скуки
И умерщвлённости души,
Хотя и стоят нам гроши,
Но смертью обжигают руки.

И пресных капельниц сосуды,
Пластмассовые провода.
Кто побывал там, тот оттуда
Уже не выйдет никогда.
Все на виду и все распяты
И самых смелых глас умолк.
Вчера ты был свободный волк
Сегодня на сердце заплаты.

 

Жизнь

Жизнь души намного выше
Поцелуев и конвульсий.
Есть в ней то, чего не слышишь
В содрогающемся пульсе.

Сон любви нежней и тоньше,
Чем восторги созерцанья
Страсти близости порочной,
Под названием – слиянье.

Так же – мысль – пера острее,
Вдохновенней, чем чернила.
Смысл – превыше апогея
Поэтического пыла.

 

Коринф

Я, как Коринф. Сожжен дотла.
В огне и пепле горе смысла.
И мрачная опять повисла
Над городом великим мгла.

Не захотела, не смогла
Ты быть со мной сегодня рядом.
Побалуюсь немного ядом,
Тех слов, что ты произнесла.

Пройди по пеплу. Каждый звук
Здесь отдаётся гулким эхом.
И оскверни могилу смехом,
И не сочувствуй стонам мук.

Когда всё стихнет, то придут
Солдаты, убедиться в смерти,
В Коринфе бившегося сердца,
И тихо мёртвых погребут…

 

Даруется

Земное – ласково и нежно.
Как трудно нам проститься с ним.
Но мы уходим неизбежно,
И божий суд неотвратим.

Мы постоим на перепутье,
Помедлим ночью под Луной,
Вдохнём тоску озябшей грудью
И тихо вступим в мир иной.

В мирской юдоли мы одной
стоим ногой, а слух – за гранью.
Но в искупление страданью
В конце даруется покой.

Пробужденья

Мне снился снег. Свет искрами смеялся.
Ребёнком я бываю лишь во сне.
Быть может, просто память о звезде,
Где я снежинкой неба воплощался…

Там музыка играет лишь для тех,
Кто сам в душе немного музыкален.
Из ноты вынимая детский смех,
Экстаз мы пьём и тут же погибаем.

Других миров предчувствуя виденья,
Мы усомнились в плоти бытия.
А звёзды льют лучи – и говорят, светя:
«Уже грядут иные пробужденья…»

 

Такие дни

Такие дни бывают редки.
Друг друга задевают лужи.
Срываются капелью с ветки
Последние приветы стужи.

Богослуженье первых пташек
И вдохновения уколы,
Напоминают встречи наши,
И – провожания из школы.

Потом, я знаю, было жарко,
Карбида запах терпко-кислый,
И я подкладывал записку –
В твою случайную тетрадку…

Подвешивал на ручку двери
Стихи убитого Талькова,
Где ритма нежные потери,
Или – не нахожденье слова…

 

Клещ

На сердце язва. В мыслях смерть.
Я стал безумным слишком рано.
Чтоб слишком явственно прозреть.
Чтобы презреть кольцо обмана.

Храня души волшебный дар,
Не находящий примененья,
Могучий разум просветленья
Вникал в космический кошмар.

И пламя страха жгло мне пальцы,
Из слова – в явь, из вещи в вещь
переходя, и словно клещ,
Свои откладывало яйца.

Но дух сумел преодолеть
Великий ужас отчужденья.
И полны муки наважденья
Я должен был переболеть.
Земля в конвульсиях дорог
Бесцельно мчалась мимо ока,
Когда светло и одиноко
Мне открывался вечный Бог.

У смерти тело Саломеи,
Она нежна, она страшна.
И тем свята, что суть грешна.
И тем сильней, чем ледянее.

И я стою теперь на грани,
Могу упасть и в свет, и в тьму.
Но жизнь моя в надёжной длани,
Она доверена Ему.

 

Пейзаж

Осенний пепел снова липок,
Костры потушены дождями.
Стволы окаменевших липок
В пруду уснули с лебедями.

Как будто звук размоклых скрипок,
Дождя неловкое бряцанье.
Безмолвное рожденье крика,
И ветра в листьях растеканье.

Остановись на этих гиблых
И неразборчивых минутах,
Когда не иссякают силы,
Но – ищут нежного приюта.

Душа – она, как дождь бездомна,
Ныряет, воет, изнемогнув,
А небо – тускло, небо – томно,
Тебя оплачет, грустно вздрогнув.

В слезах дождя – немая прелесть,
В струях тоски – слепая жалость.
Но очи всё же насмотрелись,
Но сердце всё же надышалось…

 

Знаки власти

Укуси печаль за хвост,
Поцелуй моё запястье,
На котором знаки власти
И следы далёких звёзд…

Я в твоей улыбке скорбной
Исчезаю до конца,
В мрачном омуте лица,
Искажённом мукой грозной…

Я простил, и ты – простишь,
Суета сует – нагая,
Память, время – это знают,
Смерти не перехитришь.

И разбитые скрижали
Не найдут себе чтеца,
Лишь безумцы ожидают
Воскресенье мертвеца.

Есть таинственные сени,
Там где рвётся бедный слух,
Через кару ослепленья,
Обретает зренье Дух.

 

Зачем ты пришла

Саломея, зачем ты пришла?
Я не пробовал губ солонее.
Я не пробовал губ ледянее.
Саломея, зачем ты пришла?

Твоей нежностью странной владея,
Вожделенную плоть истерзав,
Всё безбожие ночи познав,
От тоски пустотелой немею.

Твои пальцы ладонями грею.
Просыпаю во время слова.
Твои руки могли быть теплее,
Если б ночь не была так права.

И в бескровные сумерки мая,
Тёплой крови черешневый сок
На холодный песок проливая,
Замолчал обессилевший Бог.

Саломея, зачем ты пришла?
Я не пробовал губ солонее.
Я не пробовал губ ледянее.
Саломея, зачем ты пришла?

 

Немного о судьбе и любви

Я не хочу идти завтра в город
И говорить с людьми о ценниках,
Которые нужно налепить себе на лоб,
Чтобы получить хорошую работу.
В моей комнате протекает река спокойствия.
Я хочу говорить с другими людьми,
Которые будут слушать меня так же внимательно,
Как их слушаю я,
Которые будут грустно кивать на мои слова.
По их комнатам протекают реки спокойствия.
И не дай мне бог встретить человека,
Который будет удивлён тому, что я скажу,
И станет громко одобрительно смеяться.
Потому что я не люблю чувствовать себя актёром.
Я хочу положить голову на твою ладонь,
потому что её линии – это линии моей судьбы.
И ты знаешь, что у жизни нет цены.
И, что в этом есть двусмысленность –
– река спокойствия.
Но завтра я пойду в город
И буду говорить с людьми,
И они подумают, что я забыл о твоей ладони…

 

Двойник

Я исчез, растворился в воде.
Не ищи меня больше нигде.
Я – лишь пар над осеннею лужей.
Я лишь – ворона скаредный крик.
И поверь, что – не я тебе нужен,
А – рождённый печалью двойник.

Как младенец, я смертью разбужен.
Снова детство я вижу своё.
День постиран, помыт, отутюжен,
Столь любезно ко мне бытие?

Был я, с яслей, спокойный и мудрый.
Рано знал – что такое тоска.
Почему-то тошнило от пудры
И мутило от пасты слегка.

Всё поплыло, прошло, зачерствело,
Наизнанку одетая явь.
Слишком быстро в глазах почернело,
Помутнело, как старый хрусталь.

Обесславь этой жизни природу.
Улыбнись, как мертвец мертвецу.
Ведь любовные глупые слёзы
Люциферу совсем не к лицу.

И не хочется «доброго» бога
О загробных поблажках просить.
А – реальность – зашторьте немного,
Если вовсе нельзя погасить…

 

Выход

Обросла моя жизнь потерями.
Обросла душа расставаньями.
В этот мир мы как будто подселены
Чтобы с ним вести пререкания.

Всё отропщет, всё образуется.
Сквозь любви ненужной потщения.
Только память моя обязуется,
Никогда не просить прощения.

Пистолета ли дуло, кратера,
Я хочу заглянуть за занавес.
За тоску, за черту экватора.
Или, к чёрту, – влюбиться заново.

Коромысла извилин лопнули.
И заныли пустые косточки.
По утрам берёт меня оторопь.
Или образ моей девчоночки.

Обросла моя жизнь пустотами,
Преумножились сны о выходе
Из миров, незаконными тропами,
Между ставней, на полном выдохе…

 

***

Кратер зрачка.
Ночь не помещается в слово.
Если ты спишь больше, чем пол часа, –
ты трус.
Если ты понял, что за тобой следят, –
Ты философ или шизофреник:
это одно и то же.
Если ты любишь спать при свете, –
Ты психолог или шарлатан:
Не обманывай ночь.

Никому не говори, что деревья умнее
людей.
То, что первичнее, то непостижимей.
Самое недолговечное – это смерть.
Если тебе бывает скучно,
попробуй изобрести колесо.
Или заедай свою тоску
Сухофруктами цивилизации.
Не дави паука, у которого восемь лап.

Время истекает.
Бог спрятался от времени.
Выкуп, который он заплатил, –
Третья часть его души.
Всё бессмысленно пока ничего
нельзя нарушить.
Смысл – есть Бог.
У каждого плода есть зерно.
Зерно – это смерть.
Самое драгоценное – это гармония.
Люди спрятались от гармонии.
Выкуп, который они заплатили,
Ещё не оценен.

Если твои башмаки промокают,
Значит ты близок к Богу.
Потому что Бог там – где вода.
Ноги того, кто наступает на бога,
холодны.
Если в твоём сердце есть огонь, –
Не бойся одиночества.
Пусть его раздувает ветер.
В мире скоро не будет слов,
Готовь себя к холоду бессмыслия.

Мироздание имеет свои тайны.
Тот, кто неосознанно живёт по законам,
тот блажен.
Ток света диктует закон мыслям.
Тот, кто узнал закон, не сможет
быть правым перед всеми.
Не всё можно синтезировать.
Материя стремится к материи,
пока не происходит первичный взрыв.
Только Бог может синтезировать и аннигилировать
всё, что ни есть в мире.
Как пленительна усталость,
Готовь своё тело к посещению Бога.

Я знаю, что моё время истекло.
Потому, что я люблю пустыни.
Пустыня – это место, где нет
преткновения взгляду.
Голова Бога – в его желудке.
Я – верблюд без горбов.
Бог покарал людей страданием,
а себя невозможностью родиться.
Он перебирает чётки времени,
чтобы обрести покой. Он не
знает покоя – потому что он сам – покой,
какого никогда ещё не было.
Я говорю с вами притчами,
потому что я не умею мечтать, как вы.

 

Зима

Моя душа грустней самой себя, —
От музыки печальной — в просветленье.
Твои худые детские колени —
Виденье, — что преследует меня.

Мои глаза — испуганней, чем страх,
Они уже давно не замечают
Оранжевых на фоне снега чаек
И застыванье слова на устах.

Кружится явь, и времени печать
Неосязаемо и безвозвратно снята.
Распахнута больничная палата,
В которой больше некому кричать.

Мы силились друг друга обогнать,
А вот и к нам надвинулись угрозы.
Мы беспощадно подавляли слёзы,
Чтобы теперь улыбку подавлять.

 

Будущее земли

Как хорошо писать о чувстве,
Когда – ни чувства – ни тоски.
Так вечность давит на виски,
И жив покуда – не отпустит.

Как хорошо писать о грусти,
Когда земля – бетонный шар,
Когда безвременья кошмар
Сжигает поцелуев устья.

Как страшно мне баюкать смерть
Руками, что любви искали.
И вот, душа моя – в бокале,
Последний шанс чуть-чуть прозреть.

Я вижу день – сгорят все письма.
Поэты будут казнены.
И в чей-то мозг вживляя числа,
Машины будут видеть сны.

 

Беспозорность

Как небеса чисты и нежны!
Они свободны и безбрежны…
В них – Беспозорность наготы,
А я отвык от чистоты.

Порой так хочется умчаться
Туда! – в безудержную высь…
Где сонмы ангелов роятся,
Где звёзды вечные зажглись.

Но держит крепким притяженьем
И угнетает взор земля:
Мечты мгновенным отрешеньем
Стальных оков уйти нельзя.

На грозном тронном возвышенье
Следит Господь, творитель дня
Надежд души моей круженье
И угасание огня…

Но сердце знает эту тайну:
Мне снится – я лечу во снах…
Ночь оборвётся, и случайно
Проснётся сердце в небесах.

 

Изъян

Весь день в словесной нищете.
Вся ночь в безумии пожара,
Неотразимом на листе
И не подвластном буйству дара.

Слова бессильны, голос глух.
Полёт души неописуем.
Произнося названья вслух,
Мы только тени снов рисуем.

Когда сорвёшься с высоты
На холод каменной кровати,
Твоим губам огня не хватит,
Чтоб выси оживить черты.

Постигнуть можно только чувством.
Всё остальное станет прах.
Чтоб этим овладеть искусством,
Познай изъян во всех словах.

 

Облака

Так легко и так плавно по небу плывут облака…
По тихому небу,
По чистой лазури.
Плывут облака так неспешно …
Плывут, обо всём позабыв.
А небо, столь безмятежно …
Тёплый ветер веет так ласково,
Плывут облака, обо всём позабыв.
Безвременье стало над миром, и вечность …
Хаос пронизала безбрежный,
Тоской моё сердце пробив.

 

Стремиться к блаженству…

Стремиться к блаженству? –
Зачем? – Ведь оно преходяще…
Стремиться к свободе ветров и бескрайности моря!
В себе нахожу я мгновенья великого счастья, великого горя…
И, между рождённых, твой сын разве не просветлённый?
Не станет искать у людей он любви и признанья,
Любовь – это сердца его постоянство…

 

Горлом

Сегодня рифмы снова горлом прут,
Я тишины наслушался случайно.
И в миражи глазами окунут,
Провижу неизведанные тайны.

Сегодня все обманы на костре,
И сердце хочет смертью захлебнуться.
В последний раз кому-то улыбнуться,
И пошатнуться камнем на горе.

Последний вдох. И тиканье часов
Всё тем же шагом в вечность устремляясь,
За циферки арабские цепляясь,
Уводит в вечность новых мудрецов.

Ты в новом мире – странный новый гость,
А там – ненужность смысла или звука,
Там сам Господь, берёт тебя за руку,
И вынимает заржавевший гвоздь.