Николай родился в семье военного. Окончив школу, он отказался куда-либо поступать и родители никак не могли повлиять на это. Он просто не слушал их и предпочитал слоняться со своими приятелями по клубам и дискотекам, пить алкоголь и курить травку, а также трахать всех дающих девчонок. Но эта жизнь закончилась в тот самый день, когда он получил повестку из военкомата. Его, ещё не оперившегося юнца, после разгульной жизни, едва отучив в учебке, отправили в Чечню убивать моджахедов. До этого Николай и думать не мог, что способен кого-то убить, и со слезами вспоминал, как его бабушка топила в ведре новорождённых котят, и ещё ему приказывала это делать, а он не мог видеть, как эти маленькие пушистые комочки, ещё слепые, силятся выбраться из ведра, как они тонут, бессильно перебирая маленькими лапками, а тех, которые не тонули, бабушка топила сама.
Впервые Николай убил в бою за высоту Ослиное ухо. Хоть и знал он, что выбора у него не было, что он защищал, прежде всего, свою жизнь, но Николай ещё не был нравственно изуродован, а потому воспринимал жизнь человека как что-то неприкосновенное. Но тогда, в этом бою, Николай потерял свою невинную душу. Что-то в нём надломилось, ведь он убивал не котят, а людей. Он видел, как гибнут его молодые товарищи, гибнут непонятно за что, а те, которые должны были им сказать, молчали, как рыбы, и даже министр обороны по телевизору не говорил. Значит, убивать можно, – решил Николай, – для защиты себя и того, что тебе дорого.
Но вот тогда Николаю ничего было не дорого. Его родные далеко и их жизням ничего не угрожало, а слово «родина», которое так часто произносили генералы, вдохновляя солдат, было всего лишь словом. Оно никого и не вдохновляло. Солдаты убивали, потому что иначе было нельзя, чтобы их самих не убили такие же загипнотизированные пропагандой ваххабиты или чтобы под суд не отдали как дезертиров и предателей родины.
Николай не знал, как он выжил там. Да и зачем, тоже не знал. Он не мог привыкнуть к мирной жизни, ибо научен был убивать. Для него жизнь человека больше не была ценностью. Все проблемы он решал с помощью кулака и думал, что так правильно. Впрочем, его так и отец учил.
Он был майор и часто отсутствовал дома, а когда приезжал, то привозил с собой не любовь и мир, а то, чему его научила война. Отец прошёл весь Афган и имел много медалей, которые охотно он бы отдал, лишь бы забыть ту войну. Николай не любил его в детстве и лишь после армии стал понимать. Они даже сблизились, но ненадолго, ибо скоро родители развелись, и Николай остался жить с матерью. Отец же завёл новую семью и постепенно Николай и отец отдалились, так что стали почти чужими.
Мать Николая была доброй женщиной и старалась вернуть сыну то, что он потерял на бессмысленной войне. Под её влиянием он и поступил на биологический факультет. Ведь она сама преподавала в школе биологию, как когда-то её отец. Чтобы быть независимым, Николай стал работать охранником в Газпроме, хоть он ненавидел всех этих зажравшихся воротил, вроде Миллера, а также маменькиных сынков в галстучках, которые счастливо себе жили на гражданке, пока он брал штурмом высоты, терял самых верных друзей, фронтовых, и не знал, будет ли он жив к утру или же нет.
Но потом мать умерла. Врач неправильно поставил диагноз и её не стало. Это подкосило Николая. Его жизнь разрушилась. С отцом он виделся редко, а друзей среди гражданских не желал заводить. Они не видели, что видел он, а потому никогда не смогут понять его истерзанную душу. Те, с кем он воевал, все разбрелись, кто куда. Они, как и он, хотели найти себя в мирной жизни. И не каждый мог. Лишь с сестрой, которая жила отдельно и училась в МГИМО, Николай общался. Она старалась, как могла, облегчить его муки. Впрочем, и учёба держала его на плаву.
Под влиянием своего профессора, Игоря Борисовича Немзера, Николай полюбил мирмекологию. Он видел, что муравьи похожи на людей. Они также воюют с другими видами муравьёв и с термитами, также занимаются сельским хозяйством, имеют иерархию, где у каждого есть своё место.
– Вот только у них царит справедливость, – говорил Игорь Борисович. – Каждый муравей ценен и важен. Их жизнь исполнена смысла, ибо они видят свою цель в благополучии своего дома. Вот если бы и у людей было так! Если бы люди понимали, что Земля – наш общий дом, а всё, чем мы себя разделяем, всё, что мы придумали для этого, на самом деле это всё абсолютно бессмысленно.
Игорь Борисович много повидал. Он отсидел в лагерях по доносу коллеги, на память о чём у него осталась искалеченная рука. Однажды Николай спросил у него, не хотел ли он отомстить тому, кто погубил его жизнь. Ведь из-за лагерного срока распалась семья Игоря Борисовича, и его сын, ныне тоже биолог, вырос без отца.
– Каждый день хотел, когда сидел. Ведь я понимал, что ни в чём был невиноват, а тот мой коллега все мои труды себе присвоил. Меня лишили всех степеней, и я потом заново защищал диссертации. Но в тоже время я знал, что у него есть семья, дети. Как я мог убить его (а была такая мысль)? Я ведь тогда бы и сам стал не лучше, превратился бы в демона – типичный продукт злой человеческой воли. Но я вынес из лагеря убеждение, что никогда такого не должно быть и что начать нравственное совершенствование нужно с себя. Я знаю, как ужасен человек, а потому я сам должен быть добрее. Я знаю, что человек слаб и слабостью его играет дьявол. Я сам неверующий, но в Библии правильно сказано, что нельзя гневаться, ибо гнев приводит к убийству. Нельзя завидовать, ибо зависть толкает на подлость, предательство. Нельзя превозноситься, ибо все мы равны, как муравьи между собой. Ведь даже матка у муравьёв не потому ценится так высоко, что она царских кровей, а потому что она даёт жизнь, она приводит в мир новых муравьёв. Мой лагерь был недалеко от леса, куда нас выводили пилить этот лес и таскать брёвна на себе. Однажды я упал под таким бревном и думал, что и не поднимусь больше. Но затем я увидел муравьёв, которые тащат на себе палочки, во много раз больше них. И я понял, что и я смогу таскать такие брёвна, если могут муравьи.
– И вы простили его? – спросил Николай. – Простили их всех?
– Простил. Ибо прощать нужно для себя. Прощая, мы уничтожаем зло, а ненавидя, преумножаем. Прощая, мы очищаем свою душу от демонов и становимся ближе к тому образу идеального человека, который указан в Евангелии.
Профессор простил, а Николай не мог, поэтому всерьёз подумывал убить того врача, из-за неверного диагноза которого умерла его мать. Достать оружие для Николая не было проблем. Один его сослуживец торговал им на чёрном рынке, и за приемлемую сумму мог подогнать Николаю хоть базуку. Но ему хватило бы и пистолета.
В свободное от работы время Николай бродил вблизи той больницы. Он вычислил, что врач работает день в первую смену, день во вторую, возвращается всегда одним маршрутом, заходя иногда в магазин неподалёку. Это мужчина лет 45, с усами, лысоватый, с животиком. Лёгкая цель для опытного человека. Ходит всегда через пустырь, и это, по мнению Николая, лучшее место для убийства.
Николай уже собрался было к своему приятелю за пистолетом и глушителем, да знакомство с Катей несколько отвлекло его. Они познакомились случайно, на том самом пустыре, где какие-то отморозки хотели её изнасиловать. Николай быстро с ними разобрался, по счастью не убил, лишь сломал одному руку, а второму нос. Катя оказалась благодарной девушкой и позволила проводить себя. Николай не очень-то и хотел, да Катя настояла. Оказалось, что ей 20 лет, она учится в МПГУ и мечтает стать учителем, как её мать. Николаю было это непонятно, ибо дети нынче пошли злые и учить их можно разве что ремнём.
Отца у Кати не было. Он умер на улице, от инфаркта, и никто из прохожих не помог ему, хотя отец был жив на протяжении двух часов. Николай был этому не удивлён, ибо такова природа человека. У всех свои дела, надо быстрее успеть, а окружающие меня не касаются. Лишь когда беда коснётся самого человека, то он, может, задумается, да и то не всегда.
– А сама ты часто останавливаешься, когда видишь лежащих на земле людей? – довольно бестактно спросил Николай.
– Нет, ни разу, – честно сказала Катя. – Я сама ничем не лучше, чем те, кто погубил моего отца. Но ты не такой. Ты ведь не прошёл мимо, когда те подонки хотели изнасиловать меня. Мне вообще повезло, что ты тут шёл. Здесь обычно никого не бывает.
Николай не стал ей говорить, что он продумывал, как будущий убийца, своё преступление, а потому ему важно было знать маршрут жертвы. О таких вещах не говорят даже близким, а уж юной девушке с милой мордашкой тем более. Николай остановился перед небольшим муравейником, который одиноко стоял на пустыре, по счастью не раздавленный ногой равнодушного прохожего.
– Это чёрные садовые муравьи, – сказал Николай. – Они единственные приспособились жить в наших городах, рядом с нами.
Катя остановилась, удивлённая. Она раньше не замечала этот муравейник, хотя ходила тут много раз. А Николай ей рассказывал про этих муравьёв, показывал муравьиную тропу, по которой муравьи ходят на фураж. Ей было всё так ново и интересно. Природа всегда остаётся природой, и лишь безумные люди, подобно демонам, не желают жить в гармонии. Им вечно надо всё изгадить, разрушить, раскопать и уничтожить своими огромными машинами. Ведь и на этом пустыре хотят построить что-то. И не будет скоро ни этой тропы, ни муравейника, а всё зальют бетоном, по которому будут ходить Божьи создания, а если кто слабый упадёт на бетон – чинно пройдут мимо.
Катя и Николай шли до её дома целый час, хотя он находился не так уж далеко. Они говорили о муравьях, о своей жизни, и за этот час стали почти близкими людьми. Катя сама предложила встретиться как-нибудь в кафе, если Николай не против, посидеть, поговорить о жизни. Николай даже забыл о своём коварном плане и, придя в свой пустой дом, думал о Кате. Впервые он раздумывал – стоит ли отнимать жизнь у человека? Ведь мы все ничуть не лучше. Мы не замечаем тех, кому плохо, не помогаем, если можем, проявляем равнодушие и к близким, не говоря уже про природу. Если бы муравьи убивали всех, кто разрушил их дома, на земле не осталось бы ни одного человека. Но они всё так же ползают под нашими ногами, пытаясь выжить в наших городах.
Забудется ли когда-нибудь война? Забудет ли его рука, как легко нажимать на курок, как легко отнимать чью-то жизнь. Николай знал, что сейчас говорят, что они убивали бандитов, но не бандитами ли их сделало само государство, стремясь навязать свою волю свободолюбивому народу, идя войной и забывая про мир? На войне нет ни правых, ни виноватых. Случилась война, а это значит, что люди впали в безумие и забыли все нравственные законы. Николай помнил, как легко умирают люди, поддавшись гипнозу религиозных фанатиков или таких же гипнотизёров-политиков, вроде Ельцина, который счастливо живёт на свою большую пенсию и ездит в Святую землю замаливать грехи.
Прошло время. Николай решил поступать в аспирантуру, когда закончит учиться и профессор Немзер был рад этому. Только те и должны изучать природу, кто видел смерть и ужасы войны – был убеждён он.
И конечно, Николай встречался с Катей. Они оба были покалечены жизнью, ибо видели не только оболочку, но и её суть. Они знали, что жизнь несправедлива и что большие злодеи, вершащие большие дела, всегда уходят от ответа. Прочие же живут, как умеют, и все одновременно и добрые, и злые. Любовь, милосердие, сострадание – это то, что способно разогнать тьму, а ненависть и месть лишь уводят человека в пропасть безумия. Однажды, гуляя с Катей, он даже встретил того самого врача. Николай поздоровался с ним, и врач ответил ему тем же, хотя вряд ли знал, кто это такой. Сейчас убийство врача казалось Николаю бессмысленным и даже абсурдным. Оно не вернёт мать и лишь распространит зло по этому миру.
Все убийства бессмысленны, как и все войны, а месть – самая бессмысленная вещь на свете. Это осознал и профессор, чья искалеченная рука с поломанными пальцами не давала ему спать по ночам. Но она же напоминала ему о той бездне зла, в которую может спуститься слабый человек. И что прощение единственное, что открывает путь к свету. И Николай, возможно, стал это понимать. Он уже реже просыпался по ночам, не понимая, в Чечне он или уже нет. Война, которую начал Ельцин и его генералы, никогда не забудется, не изгладится, не исчезнет, но человек может жить, сделав из неё правильные выводы.
– Мы должны жить, чтобы наши покойные близкие могли нами гордиться, – сказала как-то Катя, и Николай согласился с ней. – Только так их смерть будет не напрасной. Только эта мысль, как мне кажется, сможет хоть когда-нибудь привести нас к дому, как муравьёв приводит к дому их тропа.
Была осень 2006 года. Чеченская война ещё тлела где-то вдали, и вся страна ощущала её угли. Никто из тех, кто её повидал, никогда не забудет её демонический оскал. Однако важно, чтобы вся страна и каждый отдельный человек, наконец, нашёл бы ту тропу, которая приведёт из ада к свету. Николай верил, что когда-нибудь это случится. В это же верил и его фронтовой товарищ Филипп Степанов, ставший священником, которого он как-то встретил случайно на улице. Он ушёл спасаться к Христу, и демоны войны оставили его душу, но Николай не был ещё готов поверить в Бога. Слишком уж много зла на земле, чтобы объяснять это не нарушением Богом свободной воли человека. Лишь одна мысль из Библии закралась в его сердце, которую он прочитал не без помощи отца Филиппа – взявший меч, мечом и погибнет. Эта мысль показалась ему настолько очевидной, что даже стало удивительно, почему человечество за столько веков так и не убедилось в этой простой истине, так и не поверило ей.
1 – 2. 06. 2015
Муравьи наступают по всем фронтам. И на чеченском, и на афганском, и в Газпром заползли, и без ГУЛАГа не обошлось. Не рассказ, а пестня. «Николай уже собрался было к своему приятелю за пистолетом и глушителем, да знакомство с Катей несколько отвлекло его. Они познакомились случайно, на том самом пустыре, где какие-то отморозки хотели её изнасиловать. Николай быстро с ними разобрался, по счастью не убил, лишь сломал одному руку, а второму нос. Катя оказалась благодарной девушкой и позволила проводить себя. Николай не очень-то и хотел, да Катя настояла. Оказалось, что ей 20 лет, она учится в МПГУ и мечтает стать учителем, как её мать. Николаю было это непонятно, ибо дети нынче пошли злые и учить их можно разве что ремнём».
Кароче, афтарпешиисчо. Еще не все сферы муравьиной жизни охвачены.
Этот назидательный и прямолинейный памфлет без тени художественного подхода написан рублеными безликими фразами, упрощёнными почти до примитивности. Что побуждает умного и зрелого автора излагать свои истории в столь отталкивающей форме, для меня загадка.