Растаял в утреннем тумане…

 

Растаял в утреннем тумане,

Ночных огней пристойный вид.

Он обнажил заборов раны,

Что охраняют скудный быт.

Наряды прелые деревьев,

Осенней затхлостью смердят.

Над ними синью небо в гневе,

Коснулась брюхом пик оград.

Продрогший ветер гложет ветви,

Вплетая дней веретено,

В унылость, мрак и запустенье.

Дрожит немытое стекло.

Деревня спит в оковах тлена,

Сойдя с наивного холста…

Но, боже, как же вдохновенна,

Святая эта простота!

 

Не закрытый гештальт

 

Шум уличный я смять хочу в руке,

Подобно пачке сигарет ненужной.

Ночь задыхается в туманной мгле,

Там, в небоскребов зазеркалье душном.

Лжет город блеском дорогих витрин,

Излившись светом фонарей уставших,

Ничтожный миг пропитан звуком шин,

Деревья съежились под гнетом башен.

Проглотят окна нецветные сны,

В бетон домов взгляд тычется повсюду.

Лоск граффити на стенах, от руки,

Украдкой отдавая дань уюту.

Полощет дождь весь в трещинах асфальт,

Невольно сковывая грудь печалью.

И не закрытый до сих пор гештальт,

Ложится каменной на плечи шалью.

 

 

Фортуна повернулась задом

 

Фортуна повернулась задом.

Сбежало счастье в никуда,

Прощальный бросив виновато,

Взгляд окаянный на меня.

Стою одна, душа пустая,

Не вижу цели впереди.

И все же только запятая,

Не точка на моем пути.
От бега кругом я устала,

Все на пределе, сил уж нет.

Но так боюсь отстать от стада,

Остановиться, не успеть.

Меняю роли, строю планы,

Зализывая боль от ран,

В надежде на успех туманный,

Гоня иллюзии печаль.

Забыв, что мне от жизни надо,

Я забываю, кто я есть.

И не могу понять, где правда,

А где изысканная лесть.

Под звон стаканов забываюсь,

От скоростей вокруг меня.

И жадно новости вбираю,

С экранов льют что, не тая.

Кого-то часто оставляю,

Частичку сердца оторвав.

Хочу прибиться где-то к раю,

Но вновь с горы лечу стремглав.

 

 

Беспечный мир

 

Беспечный мир, как дымка тает под ногами,

Сознанье полнится драм местечковых сонмом.

Подхвачен ветром захолустья, как грехами,

В небритость щек вдруг превращается итогом,

Рассвет бессонный, что взлетел с привычной грусти,

Черту оседлости, оставив за плечами.

Прорвавшись сквозь забор испуга, лишь искусство,

Проникновенными его влечет речами.

А время плачет, причитая в уголочке,

Но вдруг набросится, как коршун окаянный,

И от когтей не увернуться одиночке,

Что замурован в плен заброшенных пристанищ.

А то изменчиво так, на руку с удачей,

Играет судьбами, ведя вперед по жизни.

И не по чину награждая рядом качеств,

И даже славой, поборов свои капризы.

Вдруг время жалует изменчиво кого-то,

Продлив земную жизнь его мольбе в угоду…

А у кого-то отнимает год за годом,

Себя потешивши, ехидной властью гнета.

 

 

 

Тени в ночи

 

Прочь неслышно несутся мгновенья,

По местам расставляя события.

И такое вот невезение,

Под ногтями ряд игл ядовитых.

Жизнь втыкает их зло и истошно,

Не заботясь о чувствах смятенных.

Смотрят тени в ночи суматошно,

Но других не дано мне вселенных.

В снах пугает меня достоверность,

А реальность похожа на грезы.

Мысли плавит, как воск, эфемерность,

Мне не выбраться, и невозможно

Не грешить на нелегкой дороге,

Я в ментальности чуждой застряла,

Птицей бьется в бессильной тревоге,

Сердце, запертое без астрала.

 

 

Следуй за мечтой

 

Казалось, следуй за мечтой…

Страшимся мы своих желаний.

Ты легкой птицей в небо взмой,

Ни за награды, ни за званья…

Но снова порвана струна,

Разбиты помыслы, стремленья.

Лишь сожаленья череда,

Дел перечень обыкновенный.

Мятежно сердце рвется ввысь,

Но грудь ее сковала прочно.

Рутина давит атавизм,

Развившийся вдруг внеурочно.

Хочу лететь, презрев закон,

Всемирного я тяготения.

А получается ползком,

Как будто к звездам через тернии.

И все-таки душа полна,

Неистребимого влеченья.

Молю тебя моя судьба,

Готова даже на мученья…

Лишь бы вперед, за шагом шаг,

Порывов ветра не страшусь я.

Успеть, создать, суметь, греша,

Святую веру пронеся,

Как полагается по-русски.

 

 

 Вернуться в прошлое…

 

Вернуться в прошлое дано нам только в снах,

Заглянет ночь в исчезнувшее междумирье,

Оттуда выудит вдруг прошлое впотьмах,

Укутав мысли в шелк и мягкость кашемира.

Химеры призрачные пляшут тенью дум,

Тревожный манит сон обманчивым уютом,

И разум, словно под наркозом, наобум,

Давно забытым до краев затопит чудом.

Душа заблудшая ютится сиротой,

Пытаясь тщетно отыскать знакомый угол.

Напрасно просится у чуда на постой,

У полустертых лиц, и вдруг оживших кукол.

Сон есть не явь, он только призрачный фантом,

Его крылом реальность вдребезги разбита.

Незрячей странницей, наивно, нагишом,

Душа уставшая опять проходит мимо.