Бальзак подметил, что даже умный человек несколько раз в день говорит глупости. Добавим: если он излагает глупости не только устно, но и письменно, и держится за них всю жизнь, это неумный человек.

Разберём глупости, выловленные неводом моей памяти из океана глупостей от Бродского. Книг его я не держу, цитировать буду по памяти, не наизусть. Не беда: он весьма известен, если я что искажу, пусть исправят.

Бродский утверждал, что поэзия выше прозы, более того – читать из художественной литературы стоит только поэтов. Перечислю аргументы из бродской речи, произнесённой в Италии (не помню, по какому случаю; читал в газете), и ряда статей и эссе.

Предварительно Бродский заверяет, что он объективен, ибо не входит в цех (гильдию) поэтов.

1) Поэты отнимают меньше времени; можно быстро установить, что незаурядного появилось в этом году, или что есть интересного в истории литературы той или иной страны. То есть не трудно знать поэзию в целом.

2) По нескольким строкам стихов можно определить, стоит ли читать этого автора.

3) Поэт может при желании написать статью, но прозаик не может стать поэтом. В качестве примера приводятся Мережковский, Набоков, А. Н. Толстой, кажется, Горький etc. Если я не помню всех, то могу сам привести имена в пользу Бродского: Сервантес, Бальзак, Гоголь, Достоевский, Хемингуэй. В виде исключения Бродский назвал одного или двух прозаиков (помню только, что североамериканских), сумевших стать поэтами. По Бродскому, прозаику только и остаётся, что кропать прозу, а поэт до неё снисходит редко, предпочитая горные выси Парнаса.

4) Прозаики всегда равнялись на поэзию, учась у поэтов. Поэзия старше (говорится как комплимент).

Бродский рассуждает как человек, что не в ладах с логикой и вообще не имеет понятия о прозе.

Начнём с объективности.

Бродский лжёт, что не входит в цех поэтов. Входит. Он пишет стихи, и ему выгодно, дабы все читающие переключили внимание на них – тогда больше внимания перепадёт и ему. Кроме того, он изначально оказывается лучше примерно половины писателей – ведь они прозаики. Некоторые любят убирать конкурентов не в ходе состязания, а до него – для верности, а то как бы чего не вышло.

(Если уж говорить об объективности, то первенство за мной: я люблю и читаю и прозу, и стихи. И не занимаюсь устранением соперников до выхода на ринг. Мне на ринге нравится).

1) Чтение стихов действительно отнимает меньше времени. Но книги читают не для экономии времени, иначе не читали бы вовсе. Книги читают, чтобы тратить время именно на них, а не на более вульгарные занятия. Ограничившись стихами, мы сэкономим время, но для чего? Телевизора, компьютерных игр, рыбалки, посиделок? Или дачи интервью? Но мы не столь знамениты, как Бродский.

Бродский напоминает моего знакомого – поглупев и сменив прозу на кино, он оправдывался тем, что фильм отнимает меньше времени, чем роман. Как будто я ставлю перед собой план усвоить энное количество произведений.

Знать хорошую прозу в полном объёме куда сложнее, если вообще возможно. Но прозу читают из любви к ней, а не для того, чтобы побыстрее узнать всё стоящее. Я не студент, торопящийся выучить учебный материал для галочки в зачётке.

2) Определить мастерство прозаика по нескольким строчкам действительно сложно. Но, во-первых, повторим, что вопрос экономии времени для читателя не стоит, во-вторых, опытный читатель быстро оценит стиль прозаика, прочтя три-четыре страницы из разных мест книги. Часто достаточно одной страницы, иногда – обложки и имени автора.

3) Как уже говорилось, Бродский не имеет представления о прозе. Он мыслит как мольеровский Журден из «Мещанина во дворянстве», которому ответили на вопрос, что такое проза, что он сейчас как раз и разговаривает прозой. Журден поверил. Ему простительно: он не был нобелевским лауреатом и вообще литератором.

В сфере художественной литературы проза – это не любой текст, не являющийся стихами. Газетные статьи – да, это проза, в том смысле, что не стихи. Но не называем же мы автора колонки светской хроники прозаиком. Не сравниваем же мы бродские статьи с романами Достоевского и Андрея Белого.

Статьи и очерки – не художественная литература, в частности не проза. Художественная проза предъявляет не меньше требований к автору, чем поэзия. Любой поэт может написать статью, говорит Бродский. Мог бы добавить: любой интеллигент может. Но не все интеллигенты – писатели, верно? И не все поэты – прозаики.

Если считать статьи прозой, то любой зарифмованный текст является поэзией – кто скажет, что это проза, пусть первый бросит в меня камень. Каждый второй прозаик написал больше подобных стихов, чем поэты – статей и очерков. Кортасар ещё в отрочестве писал сонеты чуть ли не томами, Довлатов писал стихи километрами, и даже письма из армии писал стихами, туда же М. А. Астуриас etc.

Бродский пишет, что только единицам из прозаиков удалось стать поэтами. Но то же самое и наоборот. Для Бродского поэт – классик, великий мастер. Ну а многим ли поэтам удалось войти в классику прозы? Из русских – только Пушкину, Лермонтову и Сологубу. Андрей Белый – особый случай, он писал романы стихами без разделения строк. Некрасову, Блоку, Цветаевой, Гиппиус, Пастернаку, – не удалось. Роман Пастернака знаменит благодаря скандалу, раздутому нобелевскими неолибералами (о его слабости хорошо написал Октавио Пас). Цветаева в поэзии – демоническая личность, орлица; в прозе – хороший школьный преподаватель литературы, милый славный интеллигент. Великим прозаиком её считает только Дмитрий Быков (кстати, список быковских глупостей заслуживает отдельной статьи). Добавьте Гёте, чья проза читается главным образом потому, что это Гёте, и Ахматову, признававшуюся, что не понимает, как получается хорошая проза, для неё это чудо. По бродской логике, Цветаевой надлежало выдать нечто на уровне «Братьев Карамазовых», Пастернаку – «Анну Каренину», Ахматовой – второго Тургенева. Как видим, этого не произошло.

4) Поэзия старше – из этого можно сделать разные выводы, в том числе и антибродский, назвав поэзию пройденным этапом в литературе. Стендаль так и считал – чем он хуже Бродского? И не менее объективен: он также не входил в цех прозаиков, как Бродский – поэтов.

Скульптура старше живописи, каменная скульптура – бронзовой, а рельеф старше круглой скульптуры – значит ли это, что «старшие» лучше? Ни один искусствовед (я в том числе) не решится утверждать подобное.

Бродский говорил глупости даже в большей степени, чем следует из вышеизложенного, считая, что писание белых стихов равно игре в теннис без разделительной линии. При этом сам их писал. Сие противоречие его не смущало. Знаменитости не смущаются.

Сменим тему, иначе читатель решит, что Бродский глуп лишь в сравнении поэзии с прозой.

Согласно Бродскому, на обложках книг следует приводить возраст автора, дабы читатель знал, стоит ли ему это читать. Четыре глупости в одной короткой фразе.

Многие произведения писались годами и даже десятилетиями. В каком возрасте написаны «Божественная комедия», «Фауст», «Евгений Онегин», «Демон»? Элиас Канетти писал «Массы и власть» десятилетиями, примерно та же ситуация с «Искушением святого Антония» Флобера. Эта статья излагалась устно лет двенадцать назад, сейчас я её пишу, откорректировав свои аргументы. Спросить бы Бродского, в каком возрасте она написана.

Во-вторых, ровесники часто мыслят по-разному, и наоборот. В восемнадцать лет и в пятьдесят есть пламенные идеалисты и холодные циники, жизнелюбы и мизантропы. Я в двадцать пять лет рассуждал как ветераны войны и труда в большей степени, чем как мои ровесники.

В-третьих, одни люди больше меняются с возрастом, другие меньше, или почти не меняются. Бродский мог бы знать это от Вересаева, в статье о Льве Толстом излагавшем интересную теорию, по которой каждый писатель – представитель какого-либо возраста: Лермонтов – мужчина, Пушкин – юноша, а Лев Толстой – очень редкий пример маленького ребёнка. Впрочем, что говорить – ведь Бродский не читал прозы.

В-четвёртых, стиль, манера письма зависят от возраста ещё меньше, чем идеология и мироощущение. Если я люблю стиль данного автора, что мне до его возраста?

Бродский предлагал не читать переводов. При слове «перевод» на многих находит затмение разума. Они не понимают, что перевод – новое произведение, его можно читать как не перевод, а просто новый текст. Если я доволен текстом, что мне до того, подлинник ли это? Если недоволен, опять-таки – что мне до этого? Переводы «Ворона» Эдгара По Бальмонтом и Брюсовым – новые стихотворения. Что из того, что это переводы? Чем они хуже подлинников, скажем, Фета и Тютчева?

Особенно это касается стихов, а ведь именно о них и говорит Бродский. Переводные стихи – вариации на тему, новые стихи. Многие стихи Жуковского – вольные переводы немецких романтиков. «Я памятник себе…» Пушкина – переделка Державина, в свою очередь перевёдшего Горация. Что с того? Чем Пушкин хуже Бродского?

Кстати, Бродский активно переводил (в том числе и себя любимого). По его же логике, эти переводы читать не следует.

Противоречий у него вообще много. Если искусство станет массовым, оно умрёт, предупреждал Бродский. При этом предлагал продавать стихи в супермаркетах и ставить книжные шкафы в производственных цехах. То есть призывал сделать искусство массовым. Особенно поэзию. Оттого, видно, что особенно её любил.

Английский язык, на взгляд Бродского, идеален для поэзии. Языков на Земле три – шесть тысяч (смотря по какой лингвистической классификации). Литературных – сотни. С давними традициями – десятки. Неужто Бродский провёл сравнительный анализ всех необходимых языков?

Франция – литературнейшая страна, где ещё в средневековье изящная словесность была отдельной державой со своими законами. Должно ли думать, что язык отточен французами менее, чем… англичанами?

О чём бы ни говорил Бродский, он подыскивает самый глупый аргумент из всех возможных. Ругая Ленина (русскоязычным дают нобелевку только за антикоммунизм), говорит о Ленинграде: «голодающего нельзя назвать именем Ленина» (разумея блокаду Ленинграда). Мол, по вине Ленина люди голодали, он сам виновник подобных бедствий. Дело даже не в том, что до Ленина Россия голодала не меньше, хотя на неё не нападало четырнадцать стран зараз, как при Ленине. И даже не в том, что при Петре I голодали тоже, а название Петербург никого не смущает. Дело в том, что именно большинство блокадников тошнило от возврата старого «Петербурга». Они менялись в лице, слыша имя Петра заместо Ленина. Да и многие советские ленинградцы до сих пор не приняли «Петербурга», через четверть века после переименования. Бродский мог бы знать это от окружающих, сам ленинградец. Писатель должен быть наблюдательным.

По признанию Бродского, ему «ворюга» милее, чем убийца. Эти слова с удовольствием повторяют все антисоветчики. Но большинство убийств совершены именно ворами, дабы больше наворовать, убрать свидетелей или борцов с воровством. США после Второй мировой убили десятки миллионов людей именно для того, чтобы больше и спокойнее воровать. Так же поступала и Британская империя на протяжении всей своей истории, да и все прочие империи тоже.

Кстати об империях. Согласно Бродскому, «если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря». Трудно написать бо́льшую глупость. Вся мировая история говорит об обратном – наиболее откровенные нарушения всех законов, самый откровенный беспредел всегда происходит именно в провинции, особенно «глухой», пусть даже не «у моря». По той простой причине, что поговорка «до бога высоко, до царя далеко» там больше срабатывает, как минимум во второй своей части. Чем дальше чиновник от центра, тем в большей степени он властвует над населением, ибо центру недосуг этим заняться, и тем больше перегибов официальной политики он допускает. А ведь худшие проявления любых репрессий – дело рук именно мелких чиновников, желающих выслужиться или просто удовлетворяющих собственные интересы под видом проведения официальной политики. Кроме того, население провинции обычно более юридически неграмотное и забитое.

Можно ли не считать глупым человека, постоянно говорившего нелепости, в публичных речах, устно и письменно, о литературе и политике?

Скажут – это отразилось бы на его стихах. Точно. Отразилось. Речь не о стиле (о нём, кстати, кто-то хорошо сказал: стихи Бродского постоянно куда-то «съезжают», валятся вниз). Речь о содержании, ведь статья о его умственных способностях.

Стихи Бродского – монолог «блатаря», пользуясь выражением Шаламова. Блатного, нашпигованного метафорами, но выдающего свою криминальную суть. «На эзоповой фене…» (курсив мой). «Ему-то вообще какое дело,/кому дала ты или не дала?» (Это о Шиллере и Марии Стюарт). «Молодёжи, знакомой с кровью/понаслышке или по ломке целок». «Геологию щупать скучно – сплошные кремни,/Но Историю я имел – это мне знакомо» («Архизмей раскованный»). Пиша панегирик балерине, добавляется: «С такою не ляжешь». Чуете, чуете тюремный душок?

Впрочем, чего ждать от потенциального угонщика самолёта?

В декабре 1960-го, в Самарканде, Бродский со своим другом Олегом Шахматовым обсуждали план угона самолёта, но не решились на это. Позже Шахматов, арестованный за незаконное хранение оружия, рассказал о Бродском силовикам. Неудивительно, что советские силовики невзлюбили поэта с подобными «творческими планами», и чуть позже Бродского сослали в провинцию. Разными путями можно заработать репутацию мученика. В том числе и бродским.

Кстати, в конце жизни Бродский склонялся к иудаизму. «В моих взглядах присутствует истинный абсолютизм. А если говорить о религии, то, формируя для себя понятие верховного существа, я бы сказал, что бог есть насилие. Ведь именно таков бог Ветхого Завета».

Удивляться не приходится. Культ силы, кулака присущ всему средиземноморскому монотеизму. А также уголовникам. Последние, как известно, интеллектом не блещут. О том и статья.

 

 

2014 г.

 

 

Комментарий из 2017 г.

 

Как я сейчас узнал, Юрий Милославский в «Из отрывков о Бродском» писал о том, что Бродский нравится блатным. Неудивительно – он сам из них, как я выше уже писал.